English |
Русский |
AUTHOR'S NOTE |
ПРЕДИСЛОВИЕ |
When this novel first appeared in book form a notion got about that I had been bolted away with. Some reviewers maintained that the work starting as a short story had got beyond the writer's control. One or two discovered internal evidence of the fact, which seemed to amuse them. They pointed out the limitations of the narrative form. They argued that no man could have been expected to talk all that time, and other men to listen so long. It was not, they said, very credible. |
Когда этот роман впервые вышел отдельной книгой, стали поговаривать о том, что я переступил границу мною задуманного. Некоторые критики утверждали, будто произведение, начатое как новелла, ускользнуло из-под контроля автора. Один или двое считали это очевидным и как будто этим забавлялись. Они заявляли: повествовательная форма имеет свои законы. Они утверждали, что ни один человек не может говорить так долго, а остальные не могут так долго слушать. Это, говорили они, маловероятно. |
After thinking it over for something like sixteen years, I am not so sure about that. Men have been known, both in the tropics and in the temperate zone, to sit up half the night 'swapping yarns'. This, however, is but one yarn, yet with interruptions affording some measure of relief; and in regard to the listeners' endurance, the postulate must be accepted that the story was interesting. It is the necessary preliminary assumption. If I hadn't believed that it was interesting I could never have begun to write it. As to the mere physical possibility we all know that some speeches in Parliament have taken nearer six than three hours in delivery; whereas all that part of the book which is Marlow's narrative can be read through aloud, I should say, in less than three hours. Besides--though I have kept strictly all such insignificant details out of the tale--we may presume that there must have been refreshments on that night, a glass of mineral water of some sort to help the narrator on. |
Поразмыслив в течение приблизительно шестнадцати лет, я не так уже в этом уверен. Известно, что люди - как под тропиками, так и в умеренном климате - просиживали полночи, "рассказывая друг другу сказки". Здесь мы имеем лишь одну сказку, но рассказчик говорил с перерывами, дававшими некоторое облегчение; что же касается выносливости слушателей, то следует принять постулат: история была интересна. Это необходимая предпосылка. Если бы я не верил в то, что она интересна, - я бы никогда не начал ее писать. Что же касается физической выносливости, все мы знаем - иные речи в парламенте произносились в течение шести, а не трех часов, тогда как ту часть книги, в какой дан рассказ Марлоу, можно прочесть вслух меньше чем за три часа. Кроме того, - хотя я выключил все незначительные детали, - мы можем предположить, что в тот вечер подавались прохладительные напитки - стакан минеральной воды или что-нибудь в этом роде, - помогавшие рассказчику продолжать повествование. |
But, seriously, the truth of the matter is, that my first thought was of a short story, concerned only with the pilgrim ship episode; nothing more. And that was a legitimate conception. After writing a few pages, however, I became for some reason discontented and I laid them aside for a time. I didn't take them out of the drawer till the late Mr. William Blackwood suggested I should give something again to his magazine. |
Сознаюсь, я задумал написать рассказ, посвященный эпизоду с паломническим судном, - и только. Такова была концепция. Написав несколько страниц, я остался чем-то недоволен и отложил на время исписанные листы. Я не вынимал их из ящика до тех пор, пока покойный мистер Уильям Блеквуд не намекнул, что я должен снова что-нибудь дать в его журнал. |
It was only then that I perceived that the pilgrim ship episode was a good starting-point for a free and wandering tale; that it was an event, too, which could conceivably colour the whole 'sentiment of existence' in a simple and sensitive character. But all these preliminary moods and stirrings of spirit were rather obscure at the time, and they do not appear clearer to me now after the lapse of so many years. |
Тогда только я понял, что, отталкиваясь от эпизода с паломническим судном, можно развернуть широкую повесть. Понял я также, что этот эпизод может придать "чувству бытия" колорит простой и яркий. Но все эти настроения и побуждения были в то время довольно туманны и не кажутся мне яснее теперь, по истечении стольких лет. |
The few pages I had laid aside were not without their weight in the choice of subject. But the whole was re-written deliberately. When I sat down to it I knew it would be a long book, though I didn't foresee that it would spread itself over thirteen numbers of Maga. |
Те немногие страницы, какие я отложил в сторону, - до известной степени повлияли на выбор темы. Но весь эпизод я умышленно переделал заново. Принимаясь за работу, я знал - книга выйдет длинная, хотя и не предвидел, что она растянется на тринадцать номеров журнала. |
I have been asked at times whether this was not the book of mine I liked best. I am a great foe to favouritism in public life, in private life, and even in the delicate relationship of an author to his works. As a matter of principle I will have no favourites; but I don't go so far as to feel grieved and annoyed by the preference some people give to my Lord Jim. I won't even say that I 'fail to understand . . .' No! But once I had occasion to be puzzled and surprised. |
Иногда мне задавали вопрос, не люблю ли я эту книгу больше всех остальных, мной написанных. Я - великий враг фаворитизма и в общественной жизни и в частной, и даже в тех случаях, когда речь заходит об отношении автора к своим произведениям. Принципиально я не хочу иметь фаворитов; однако не буду утверждать, будто чувствую неудовольствие и досаду, зная, что иные оказывают предпочтение моему Лорду Джиму. Не буду даже говорить, что "я отказываюсь понять"... Нет! Но однажды случилось так, что я был удивлен и сбит с толку. |
A friend of mine returning from Italy had talked with a lady there who did not like the book. I regretted that, of course, but what surprised me was the ground of her dislike. 'You know,' she said, 'it is all so morbid.' |
Один из моих друзей вернулся из Италии, где беседовал с дамой, которой эта книга не нравилась. Об этом я пожалел, конечно, но удивило меня основание такой неприязни. "Вы знаете, - сказала она, - все это так болезненно". |
The pronouncement gave me food for an hour's anxious thought. Finally I arrived at the conclusion that, making due allowances for the subject itself being rather foreign to women's normal sensibilities, the lady could not have been an Italian. I wonder whether she was European at all? In any case, no Latin temperament would have perceived anything morbid in the acute consciousness of lost honour. Such a consciousness may be wrong, or it may be right, or it may be condemned as artificial; and, perhaps, my Jim is not a type of wide commonness. But I can safely assure my readers that he is not the product of coldly perverted thinking. He's not a figure of Northern Mists either. One sunny morning, in the commonplace surroundings of an Eastern roadstead, I saw his form pass by--appealing--significant--under a cloud--perfectly silent. Which is as it should be. It was for me, with all the sympathy of which I was capable, to seek fit words for his meaning. He was 'one of us'. |
Приговор заставил меня провести час в тревожных размышлениях. Наконец я пришел к тому заключению, что эта дама ни в коем случае не была итальянкой, хотя я допускаю, что тема до известной степени чужда нормально восприимчивым женщинам. Я сомневаюсь даже в том, была ли она жительницей континента. Во всяком случае, ни один человек, в чьих жилах течет романская кровь, не усмотрел бы ничего болезненного в той остроте, с какой человек реагирует на потерю чести. Подобная реакция либо ошибочна, либо правильна; быть может, ее осудят как искусственную, - и, возможно, мой Джим - тип, встречающийся нечасто. Но я могу заверить своих читателей, что он не является плодом холодного извращенного мышления. И он - не дитя Северных Туманов. Солнечным утром, в повседневной обстановке одного из рейдов на Восток видел я, как он прошел мимо - умоляющий, выразительный, в тени облака, безмолвный. Таким он и должен быть. И мне подобало со всем сочувствием, на какое я был способен, найти нужные слова, чтобы о нем рассказать. Он был _одним из нас_. |
J.C. |
Джозеф Конрад,. |
1917 |
июнь 1917 |