English |
Русский |
CHAPTER 31 |
31 |
'You may imagine with what interest I listened. All these details were perceived to have some significance twenty-four hours later. In the morning Cornelius made no allusion to the events of the night. |
Можете себе представить, с каким интересом я слушал. Все эти детали имели отношение к тому, что произошло через двадцать четыре часа. Утром Корнелиус не заикался о событиях прошедшей ночи. |
"I suppose you will come back to my poor house," he muttered, surlily, slinking up just as Jim was entering the canoe to go over to Doramin's campong. |
- Вероятно, вы вернетесь в мое убогое жилище, - угрюмо пробормотал он, появляясь в тот самый момент, когда Джим садился в каноэ, чтобы ехать в кампонг Дорамина. |
Jim only nodded, without looking at him. |
Не глядя на него, Джим кивнул головой. |
"You find it good fun, no doubt," muttered the other in a sour tone. |
- Вас это, несомненно, забавляет, - кислым тоном проворчал тот. |
Jim spent the day with the old nakhoda, preaching the necessity of vigorous action to the principal men of the Bugis community, who had been summoned for a big talk. He remembered with pleasure how very eloquent and persuasive he had been. |
Джим провел день у старого накходы, проповедуя о необходимости перейти к действию старшинам общины буги, которых призвали на совещание. Он с удовольствием вспоминал, как красноречиво и убедительно говорил. |
"I managed to put some backbone into them that time, and no mistake," he said. |
- В тот же день мне, конечно, удалось вдохнуть в них мужество, - сказал он. |
Sherif Ali's last raid had swept the outskirts of the settlement, and some women belonging to the town had been carried off to the stockade. Sherif Ali's emissaries had been seen in the market-place the day before, strutting about haughtily in white cloaks, and boasting of the Rajah's friendship for their master. One of them stood forward in the shade of a tree, and, leaning on the long barrel of a rifle, exhorted the people to prayer and repentance, advising them to kill all the strangers in their midst, some of whom, he said, were infidels and others even worse--children of Satan in the guise of Moslems. It was reported that several of the Rajah's people amongst the listeners had loudly expressed their approbation. The terror amongst the common people was intense. Jim, immensely pleased with his day's work, crossed the river again before sunset. |
Во время последнего своего набега шериф Али опустошил предместья поселка, и несколько женщин, живших в самом поселке, были уведены в крепость. Накануне видели на базарной площади разведчиков шерифа Али; они высокомерно разгуливали в своих белых плащах и похвалялись дружеским расположением раджи к их господину. Один из них стоял в тени дерева и, опираясь на длинный ствол ружья, призывал народ к молитве и покаянию, советуя убить всех чужеземцев, из которых одни, по его словам, были неверные, а другие еще того хуже - дети сатаны во облике мусульман. Было получено донесение, что кое-кто из приверженцев раджи, находившихся среди слушателей, громко выражал свое одобрение. Простой народ был охвачен ужасом. Джим, чрезвычайно довольный успехом этого дня, снова переправился через реку перед заходом солнца. |
'As he had got the Bugis irretrievably committed to action and had made himself responsible for success on his own head, he was so elated that in the lightness of his heart he absolutely tried to be civil with Cornelius. But Cornelius became wildly jovial in response, and it was almost more than he could stand, he says, to hear his little squeaks of false laughter, to see him wriggle and blink, and suddenly catch hold of his chin and crouch low over the table with a distracted stare. The girl did not show herself, and Jim retired early. When he rose to say good-night, Cornelius jumped up, knocking his chair over, and ducked out of sight as if to pick up something he had dropped. His good-night came huskily from under the table. Jim was amazed to see him emerge with a dropping jaw, and staring, stupidly frightened eyes. He clutched the edge of the table. |
Ему удалось убедить буги перейти к наступлению, и он отвечал головой за успех, а потому находился в приподнятом настроении и попытался даже быть вежливым с Корнелиусом. Но Корнелиус в ответ на такую любезность стал необузданно весел, и Джим, по его словам, едва мог вынести этот пискливый фальшивый смех, гримасы и подмигивание; время от времени Корнелиус хватался за подбородок и низко пригибался к столу, глядя безумными глазами. Девушка не появлялась, и Джим рано ушел спать. Когда он поднялся, чтобы пожелать спокойной ночи, Корнелиус вскочил, опрокинул стул и присел на пол, - словно хотел что-то поднять. Его "спокойной ночи" хрипло донеслось из-под стола. Джим с изумлением смотрел на него, когда он поднялся с отвисшей челюстью и глупо вытаращенными, испуганными глазами. Он цеплялся за край стола. |
"What's the matter? Are you unwell?" asked Jim. |
- Что с вами такое? Вы нездоровы? - спросил Джим. |
"Yes, yes, yes. A great colic in my stomach," says the other; and it is Jim's opinion that it was perfectly true. If so, it was, in view of his contemplated action, an abject sign of a still imperfect callousness for which he must be given all due credit. |
- Да, да, да! Страшные колики в животе, - отозвался тот, и, по мнению Джима, это была сущая правда. Если так, то, принимая во внимание задуманный им план, нужно отдать должное Корнелиусу - совесть его еще не окончательно притупилась и давала о себе знать столь омерзительно. |
'Be it as it may, Jim's slumbers were disturbed by a dream of heavens like brass resounding with a great voice, which called upon him to Awake! Awake! so loud that, notwithstanding his desperate determination to sleep on, he did wake up in reality. The glare of a red spluttering conflagration going on in mid-air fell on his eyes. Coils of black thick smoke curved round the head of some apparition, some unearthly being, all in white, with a severe, drawn, anxious face. After a second or so he recognised the girl. She was holding a dammar torch at arm's-length aloft, and in a persistent, urgent monotone she was repeating, |
Как бы то ни было, но дремота Джима была нарушена сновидением: словно трубный глас с неба взывал к нему: "Проснись! Проснись!" - так громко, что, несмотря на отчаянное его сопротивление, он и в самом деле проснулся. Его ослепил блеск красного потрескивающего пламени, взвившегося в воздух. Завитки густого черного дыма вились вокруг головы какого-то призрака, какого-то неземного существа в белом одеянии, с суровым, напряженным, взволнованным лицом. Через секунду он узнал девушку. В поднятой руке она держала смоляной факел и настойчиво, монотонно повторяла: |
"Get up! Get up! Get up!" |
- Вставай! Вставай! Вставай! |
'Suddenly he leaped to his feet; at once she put into his hand a revolver, his own revolver, which had been hanging on a nail, but loaded this time. He gripped it in silence, bewildered, blinking in the light. He wondered what he could do for her. |
Он вскочил на ноги, и она тотчас же сунула ему в руку револьвер - его собственный револьвер, на этот раз заряженный, который все время висел на гвозде. Моргая от света, он схватил его молча, ничего не соображая. Он не понимал, что должен он для нее сделать. |
'She asked rapidly and very low, |
Она спросила быстро и очень тихо: |
"Can you face four men with this?" |
- Можешь ты с этим револьвером справиться с четверыми? |
He laughed while narrating this part at the recollection of his polite alacrity. It seems he made a great display of it. |
Он со смехом рассказывал этот эпизод, вспоминая свою учтивую готовность. Кажется, он говорил очень красноречиво. |
"Certainly--of course--certainly--command me." |
- Конечно... разумеется... конечно... к вашим услугам. |
He was not properly awake, and had a notion of being very civil in these extraordinary circumstances, of showing his unquestioning, devoted readiness. She left the room, and he followed her; in the passage they disturbed an old hag who did the casual cooking of the household, though she was so decrepit as to be hardly able to understand human speech. |
Он еще не совсем проснулся и, очутившись в таком необычайном положении, был очень предупредителен и проявил преданную готовность ей служить. Она вышла из комнаты, а он последовал за ней. В коридоре-они потревожили старую каргу, которая исполняла в доме обязанности стряпухи, хотя, по дряхлости своей, едва понимала человеческую речь. |
She got up and hobbled behind them, mumbling toothlessly. On the verandah a hammock of sail-cloth, belonging to Cornelius, swayed lightly to the touch of Jim's elbow. It was empty. |
Она поднялась и потащилась за ними, бормоча что-то беззубым ртом. На веранде Джим задел локтем гамак из парусины, принадлежащий Корнелиусу. Гамак был пуст. |
'The Patusan establishment, like all the posts of Stein's Trading Company, had originally consisted of four buildings. Two of them were represented by two heaps of sticks, broken bamboos, rotten thatch, over which the four corner-posts of hardwood leaned sadly at different angles: the principal storeroom, however, stood yet, facing the agent's house. It was an oblong hut, built of mud and clay; it had at one end a wide door of stout planking, which so far had not come off the hinges, and in one of the side walls there was a square aperture, a sort of window, with three wooden bars. Before descending the few steps the girl turned her face over her shoulder and said quickly, |
Станция в Патюзане, как и все станции торговой фирмы Штейна, первоначально состояла из четырех строений. Два из них представляли собой две кучи палок, сломанного бамбука, гнилого тростника, над которыми печально склонились четыре угловых деревянных столба; но главный склад, находившийся против дома агента, был еще цел. То была длинная хижина, сложенная из грязи и глины; в одном конце - широкая дверь из крепких досок, еще не сорванная с петель, а в одной из боковых стен - четырехугольное отверстие, нечто вроде окна, с тремя деревянными брусьями. Перед тем как спуститься с веранды, девушка оглянулась через плечо и быстро сказала: |
"You were to be set upon while you slept." |
- На тебя хотели напасть, когда ты спал. |
Jim tells me he experienced a sense of deception. It was the old story. He was weary of these attempts upon his life. He had had his fill of these alarms. He was sick of them. He assured me he was angry with the girl for deceiving him. He had followed her under the impression that it was she who wanted his help, and now he had half a mind to turn on his heel and go back in disgust. |
Джим говорит, что был разочарован. Старая история! Ему надоели эти покушения на его жизнь. Хватит с него тревог. Он сыт по горло. По его словам, он рассердился на девушку за то, что она его обманула. Он последовал за ней уверенный, что это она нуждается в его помощи, и теперь, раздосадованный, готов был повернуть назад. |
"Do you know," he commented profoundly, "I rather think I was not quite myself for whole weeks on end about that time." |
- Знаете ли, - глубокомысленно заметил он, - я, кажется, был немножко не в себе все эти последние недели. |
"Oh yes. You were though," I couldn't help contradicting. |
- О нет, ошибаетесь, - не мог не возразить я. |
'But she moved on swiftly, and he followed her into the courtyard. All its fences had fallen in a long time ago; the neighbours' buffaloes would pace in the morning across the open space, snorting profoundly, without haste; the very jungle was invading it already. Jim and the girl stopped in the rank grass. The light in which they stood made a dense blackness all round, and only above their heads there was an opulent glitter of stars. He told me it was a beautiful night--quite cool, with a little stir of breeze from the river. It seems he noticed its friendly beauty. Remember this is a love story I am telling you now. A lovely night seemed to breathe on them a soft caress. The flame of the torch streamed now and then with a fluttering noise like a flag, and for a time this was the only sound. |
Но она быстро пошла вперед, и он спустился за ней во двор. Забор давным-давно развалился; по утрам соседские буйволы, громко фыркая, спокойно здесь прогуливались; джунгли уже подступали к дому. Джим и девушка остановились в буйно разросшейся траве. За светлым кругом, в котором они стояли, тьма казалась сгущенно-черной, и только над их головами ярко сверкали звезды. Джим говорил мне, что ночь была чудная, прохладная, и легкий ветерок дул с реки. Видимо, он обратил внимание на ласковую красоту ночи. Не забудьте, что сейчас я вам рассказываю любовную историю. Ночь любви, казалось, окутывала их тихой лаской. Пламя факела развевалось, как флаг, и сначала ничего не было слышно, кроме тихого потрескивания. |
"They are in the storeroom waiting," whispered the girl; "they are waiting for the signal." |
- Они ждут в сарае, - прошептала девушка, - ждут сигнала. |
"Who's to give it?" he asked. |
- Кто должен дать сигнал? - спросил он. |
She shook the torch, which blazed up after a shower of sparks. |
Она встряхнула факел, который разгорелся ярче, выбросив фонтан искр. |
"Only you have been sleeping so restlessly," she continued in a murmur; "I watched your sleep, too." |
- Но ты спал так тревожно, - продолжала она шепотом. - А я оберегала твой сон. |
"You!" he exclaimed, craning his neck to look about him. |
- Ты! - воскликнул он, вытягивая шею и всматриваясь в темноту. |
"You think I watched on this night only!" she said, with a sort of despairing indignation. |
- Ты думаешь, я сторожила только эту одну ночь! - сказала она с каким-то грустным негодованием. |
'He says it was as if he had received a blow on the chest. He gasped. He thought he had been an awful brute somehow, and he felt remorseful, touched, happy, elated. This, let me remind you again, is a love story; you can see it by the imbecility, not a repulsive imbecility, the exalted imbecility of these proceedings, this station in torchlight, as if they had come there on purpose to have it out for the edification of concealed murderers. If Sherif Ali's emissaries had been possessed--as Jim remarked--of a pennyworth of spunk, this was the time to make a rush. His heart was thumping--not with fear--but he seemed to hear the grass rustle, and he stepped smartly out of the light. Something dark, imperfectly seen, flitted rapidly out of sight. He called out in a strong voice, |
Он говорит, что этими словами она словно нанесла ему удар. Он глубоко вздохнул. Почему-то назвал себя мысленно ужасной скотиной и почувствовал раскаяние; он был растроган, счастлив, горд. Разрешите еще раз вам напомнить: это любовная история; об этом вы можете судить по нелепости - не отталкивающей, но экзальтированной нелепости всего происходящего и этого разговора при свете факела, словно они пришли сюда специально для того, чтобы объясниться в присутствии притаившихся убийц. Если бы, как заметил Джим, у лазутчиков шерифа Али была хоть капля мужества, они использовали бы этот момент для нападения. Сердце у него колотилось не от страха, - но вдруг ему послышался шорох в траве, и он быстро вышел из круга света. Что-то темное, неясное скользнуло в сторону. Он громко крикнул: |
"Cornelius! O Cornelius!" |
- Корнелиус! Корнелиус! |
A profound silence succeeded: his voice did not seem to have carried twenty feet. Again the girl was by his side. |
Последовало глубокое молчание: казалось, в двадцати футах уже не слышно было его голоса. Снова девушка подошла к нему. |
"Fly!" she said. |
- Беги! - сказала она. |
The old woman was coming up; her broken figure hovered in crippled little jumps on the edge of the light; they heard her mumbling, and a light, moaning sigh. |
Старуха приблизилась к ним; ее сгорбленная фигура, подпрыгивая, ковыляла у края светлого круга; они услышали ее бормотанье и тихий протяжный вздох. |
"Fly!" repeated the girl excitedly. "They are frightened now--this light--the voices. They know you are awake now--they know you are big, strong, fearless . . ." |
- Беги! - взволнованно повторила девушка. - Они испугались... этот свет... голоса... Теперь они знают, что ты бодрствуешь... что ты большой, сильный, бесстрашный... |
"If I am all that," he began; but she interrupted him: |
- Если это так... - начал он, но она его перебила: |
"Yes--to-night! But what of to-morrow night? Of the next night? Of the night after--of all the many, many nights? Can I be always watching?" |
- Да, в эту ночь! Но что будет завтра ночью? И послезавтра? И в долгие-долгие будущие ночи? Смогу ли я всегда сторожить? |
A sobbing catch of her breath affected him beyond the power of words. |
Голос ее оборвался, и это подействовало на него так, что он лишился дара речи. |
'He told me that he had never felt so small, so powerless--and as to courage, what was the good of it? he thought. He was so helpless that even flight seemed of no use; and though she kept on whispering, "Go to Doramin, go to Doramin," with feverish insistence, he realised that for him there was no refuge from that loneliness which centupled all his dangers except--in her. |
Он говорил мне, что никогда не чувствовал себя таким маленьким, таким бессильным; а храбрость... что толку в ней? - подумал он. Он был так беспомощен, что даже бегство казалось бесцельным, и, хотя она с лихорадочной настойчивостью шептала: "Беги к Дорамину! Беги к Дорамину!" - он понял, что спасение от этого одиночества, удесятерявшего все опасности, он может найти только у нее. |
"I thought," he said to me, "that if I went away from her it would be the end of everything somehow." |
- Я думал, - сказал он мне, - что уйди я от нее - и всему настанет конец. |
Only as they couldn't stop there for ever in the middle of that courtyard, he made up his mind to go and look into the storehouse. He let her follow him without thinking of any protest, as if they had been indissolubly united. |
Но так как они не могли вечно стоять посреди двора, он решил пойти и заглянуть в сарай. Он не подумал протестовать, когда она пошла за ним, словно они были неразрывно связаны. |
"I am fearless--am I?" he muttered through his teeth. She restrained his arm. |
- Я бесстрашный, да? - бормотал он сквозь зубы. Она удержала его за руку. |
"Wait till you hear my voice," she said, and, torch in hand, ran lightly round the corner. He remained alone in the darkness, his face to the door: not a sound, not a breath came from the other side. The old hag let out a dreary groan somewhere behind his back. He heard a high-pitched almost screaming call from the girl. |
- Подожди, пока не услышишь моего голоса, - сказала она и, с факелом в руке, легко забежала за угол. Он остался один во мраке, повернувшись лицом к двери: ни шороха, ни дыхания не доносилось оттуда. Старая карга застонала где-то за его спиной. Он услышал пронзительный, почти визгливый крик девушки: |
"Now! Push!" |
- Теперь толкай дверь! |
He pushed violently; the door swung with a creak and a clatter, disclosing to his intense astonishment the low dungeon-like interior illuminated by a lurid, wavering glare. A turmoil of smoke eddied down upon an empty wooden crate in the middle of the floor, a litter of rags and straw tried to soar, but only stirred feebly in the draught. She had thrust the light through the bars of the window. He saw her bare round arm extended and rigid, holding up the torch with the steadiness of an iron bracket. A conical ragged heap of old mats cumbered a distant corner almost to the ceiling, and that was all. |
Он с силой толкнул, и дверь с треском распахнулась; к величайшему своему изумлению, он увидел, что низкий, похожий на подземную темницу сарай освещен мертвенным колеблющимся светом. Клубы дыма опускались на пустой деревянный ящик, стоявший посреди сарая; какие-то тряпки и солома словно пытались взлететь, но только слабо шелестели на сквозняке. Она просунула факел между брусьями окна. Он увидел ее обнаженную округлую руку, вытянутую и неподвижную, державшую факел крепко, как в кронштейне. В дальнем углу громоздилась почти до потолка куча старых циновок, больше ничего не было. |
'He explained to me that he was bitterly disappointed at this. His fortitude had been tried by so many warnings, he had been for weeks surrounded by so many hints of danger, that he wanted the relief of some reality, of something tangible that he could meet. |
Джим объяснил мне, что был горько разочарован. Его стойкость столько раз подвергалась ненужным испытаниям; в течение нескольких недель ему так часто намекали на близкую опасность, что теперь он ждал облегчения от встречи с чем-то реальным, осязаемым. |
"It would have cleared the air for a couple of hours at least, if you know what I mean," he said to me. "Jove! I had been living for days with a stone on my chest." |
- Видите ли, это разрядило бы атмосферу хоть на два часа, - сказал он мне. - Много дней я жил с камнем на сердце. |
Now at last he had thought he would get hold of something, and--nothing! Not a trace, not a sign of anybody. He had raised his weapon as the door flew open, but now his arm fell. |
Теперь он думал, что наконец увидит что-то реальное, и - ничего! Никаких признаков присутствия человека. Он поднял револьвер, когда дверь распахнулась, но теперь рука его опустилась. |
"Fire! Defend yourself," the girl outside cried in an agonising voice. She, being in the dark and with her arm thrust in to the shoulder through the small hole, couldn't see what was going on, and she dared not withdraw the torch now to run round. |
- Стреляй! Защищайся! - крикнула снаружи девушка надорванным голосом. Она, стоя в темноте и просунув руку до самого плеча в маленькое отверстие, не видела, что делается в сарае, и теперь не смела вытащить факел и обежать кругом. |
"There's nobody here!" yelled Jim contemptuously, but his impulse to burst into a resentful exasperated laugh died without a sound: he had perceived in the very act of turning away that he was exchanging glances with a pair of eyes in the heap of mats. He saw a shifting gleam of whites. |
- Здесь нет никого! - презрительно заорал Джим и хотел злобно захохотать, но не успел; в тот самый момент, когда он собрался уйти, он поймал на себе взгляд чьих-то глаз в куче циновок. Он увидел, как сверкнули белки. |
"Come out!" he cried in a fury, a little doubtful, and a dark-faced head, a head without a body, shaped itself in the rubbish, a strangely detached head, that looked at him with a steady scowl. Next moment the whole mound stirred, and with a low grunt a man emerged swiftly, and bounded towards Jim. Behind him the mats as it were jumped and flew, his right arm was raised with a crooked elbow, and the dull blade of a kriss protruded from his fist held off, a little above his head. A cloth wound tight round his loins seemed dazzlingly white on his bronze skin; his naked body glistened as if wet. |
- Выходи! - крикнул он с бешенством, все еще неуверенный, и темная голова - голова без туловища - высунулась из кучи - странная голова, смотревшая на него пристальным, грозным взглядом. Через секунду гора циновок зашевелилась, и оттуда с тихим ворчанием выскочил человек и бросился на Джима. За его спиной как будто подпрыгнули, разлетелись циновки: правая рука его, согнутая в локте, была поднята, и над головой виднелся тусклый клинок криса, зажатого в кулаке. Повязка, туго стягивавшая бедра, казалась ослепительно белой на фоне бронзовой кожи: обнаженное тело блестело, словно было влажным. |
'Jim noted all this. He told me he was experiencing a feeling of unutterable relief, of vengeful elation. He held his shot, he says, deliberately. He held it for the tenth part of a second, for three strides of the man--an unconscionable time. He held it for the pleasure of saying to himself, That's a dead man! He was absolutely positive and certain. He let him come on because it did not matter. A dead man, anyhow. He noticed the dilated nostrils, the wide eyes, the intent, eager stillness of the face, and then he fired. |
Джим все это заметил. Он говорил мне, что испытывал чувство невыразимого облегчения, мстительного восторга. Он умышленно медлил стрелять. Медлил одну десятую долю секунды, - пока тот успел сделать три шага, - бесконечно долго. Он медлил, чтобы иметь удовольствие сказать себе: "Вот мертвый человек!" Он был абсолютно уверен в себе. Он дал ему подойти, ибо это не имело значения. Мертвый человек! Он увидел раздувшиеся ноздри, широко раскрытые глаза, напряженно страстное, неподвижное лицо - и выстрелил. |
'The explosion in that confined space was stunning. He stepped back a pace. He saw the man jerk his head up, fling his arms forward, and drop the kriss. He ascertained afterwards that he had shot him through the mouth, a little upwards, the bullet coming out high at the back of the skull. With the impetus of his rush the man drove straight on, his face suddenly gaping disfigured, with his hands open before him gropingly, as though blinded, and landed with terrific violence on his forehead, just short of Jim's bare toes. Jim says he didn't lose the smallest detail of all this. He found himself calm, appeased, without rancour, without uneasiness, as if the death of that man had atoned for everything. The place was getting very full of sooty smoke from the torch, in which the unswaying flame burned blood-red without a flicker. He walked in resolutely, striding over the dead body, and covered with his revolver another naked figure outlined vaguely at the other end. As he was about to pull the trigger, the man threw away with force a short heavy spear, and squatted submissively on his hams, his back to the wall and his clasped hands between his legs. |
Выстрел в этом закрытом помещении был оглушительный. Он отступил на шаг. Видел, как человек вскинул голову, вытянул руки и уронил крис. Позднее он убедился в том, что выстрелил ему в рот, и пуля вышла, пробив затылочную кость. Человек, стремительно бежавший, продолжал двигаться вперед; лицо его внезапно исказилось; как слепой, он что-то нащупывал руками и вдруг тяжело рухнул, ударившись лбом как раз у босых ног Джима. Джим говорит, что заметил мельчайшие детали. Он почувствовал успокоение; не было ни злобы, ни недовольства, словно смерть этого человека искупила все. Сарай наполнился черным дымом факела, горевшего кроваво-красным, немигающим пламенем. Джим решительно вошел, перешагнув через труп, и направил револьвер на другую обнаженную фигуру, смутно вырисовывавшуюся в дальнем углу. Когда он приготовился нажать спуск, человек с силой отшвырнул короткое, тяжелое копье и покорно присел на корточки, прислонившись спиной к стене, сжав руки между колен. |
"You want your life?" Jim said. |
- Хочешь жить? - сказал Джим. |
The other made no sound. |
Тот не отвечал. |
"How many more of you?" asked Jim again. |
- Сколько вас тут? - снова спросил Джим. |
"Two more, Tuan," said the man very softly, looking with big fascinated eyes into the muzzle of the revolver. |
- Еще двое, Тюан, - очень тихо сказал человек, глядя большими зачарованными глазами в дуло револьвера. |
Accordingly two more crawled from under the mats, holding out ostentatiously their empty hands.' |
И действительно, еще двое выползли из-под циновок и показали свои руки в знак того, что были не вооружены. |