|
English |
Русский |
CHAPTER 16 |
16 |
|
'The time was coming when I should see him loved, trusted, admired, with a legend of strength and prowess forming round his name as though he had been the stuff of a hero. It's true--I assure you; as true as I'm sitting here talking about him in vain. He, on his side, had that faculty of beholding at a hint the face of his desire and the shape of his dream, without which the earth would know no lover and no adventurer. He captured much honour and an Arcadian happiness (I won't say anything about innocence) in the bush, and it was as good to him as the honour and the Arcadian happiness of the streets to another man. Felicity, felicity--how shall I say it?--is quaffed out of a golden cup in every latitude: the flavour is with you--with you alone, and you can make it as intoxicating as you please. He was of the sort that would drink deep, as you may guess from what went before. I found him, if not exactly intoxicated, then at least flushed with the elixir at his lips. He had not obtained it at once. There had been, as you know, a period of probation amongst infernal ship-chandlers, during which he had suffered and I had worried about--about--my trust--you may call it. I don't know that I am completely reassured now, after beholding him in all his brilliance. |
Близилось время, когда мне предстояло увидеть его окруженным любовью, доверием, восхищением; легенда складывалась вокруг его имени, наделяя его силой и доблестью, словно он был рожден героем. Это правда, уверяю вас; это так же верно, как и то, что я сижу здесь, бесцельно рассказывая вам о нем. А он отличался той способностью сразу улавливать лик своих желаний и своих грез, без которой земля не знала бы ни любовников, ни искателей приключений. Он завоевал почет и аркадское счастье - не говорю невинность - в лесах, и ему это давало столько же, сколько дает другому человеку почет и аркадское счастье города. Блаженство, блаженство... как бы это сказать?.. Блаженство пьют из золотой чаши под всеми широтами: аромат его с вами - только с вами, - и вы можете им опьяняться, как вам будет угодно. Он был из тех, кто пьет большими глотками, - об этом вы можете судить по предыдущему. Когда я его увидел, он был если и не опьянен, то, во всяком случае, разгорячен чудесным эликсиром. Не сразу он ему достался. Был, как вы знаете, период испытания среди проклятых судовых поставщиков: в этот период он страдал, а я беспокоился... беспокоился о своем подопечном... если можно так выразиться. Не знаю, окончательно ли я успокоился теперь, после того как созерцал его во всем блеске. |
|
That was my last view of him--in a strong light, dominating, and yet in complete accord with his surroundings--with the life of the forests and with the life of men. I own that I was impressed, but I must admit to myself that after all this is not the lasting impression. He was protected by his isolation, alone of his own superior kind, in close touch with Nature, that keeps faith on such easy terms with her lovers. But I cannot fix before my eye the image of his safety. I shall always remember him as seen through the open door of my room, taking, perhaps, too much to heart the mere consequences of his failure. I am pleased, of course, that some good--and even some splendour--came out of my endeavours; but at times it seems to me it would have been better for my peace of mind if I had not stood between him and Chester's confoundedly generous offer. I wonder what his exuberant imagination would have made of Walpole islet--that most hopelessly forsaken crumb of dry land on the face of the waters. |
Так видел я его в последний раз - при ярком свете, властвующего над окружающей его жизнью и в то же время в полной гармонии с ней - с жизнью лесов и с жизнью людей. Признаюсь, это произвело на меня впечатление, но должен сказать, что в конце концов впечатление не было длительным. Его защищало уединение: он был один, в близком общении с природой, которая при таких условиях не изменяет своим возлюбленным. Но в памяти я не могу закрепить его образ во дни его безопасности. Всегда я буду вспоминать его таким, каким видел в открытую дверь моей комнаты, когда он, быть может, слишком близко принимал к сердцу пустые последствия своей неудачи. Я рад, конечно, что мои страдания привели к кое-каким хорошим и даже блестящим результатам, но иногда мне кажется - лучше было бы для моего спокойствия духа, если бы я не встал между ним и чертовски великодушным предложением Честера. Интересно, что создала бы его буйная фантазия из этого островка Уолпол - безнадежно заброшенной крошки земли на лоне вод. |
|
It is not likely I would ever have heard, for I must tell you that Chester, after calling at some Australian port to patch up his brig-rigged sea-anachronism, steamed out into the Pacific with a crew of twenty-two hands all told, and the only news having a possible bearing upon the mystery of his fate was the news of a hurricane which is supposed to have swept in its course over the Walpole shoals, a month or so afterwards. Not a vestige of the Argonauts ever turned up; not a sound came out of the waste. Finis! The Pacific is the most discreet of live, hot-tempered oceans: the chilly Antarctic can keep a secret too, but more in the manner of a grave. |
Но вряд ли я бы что-нибудь о нем услышал, ибо должен вам сказать, что Честер, заглянув в какой-то австралийский порт для починки своей оснащенной как бриг развалины, отплыл затем в Тихий океан с командой в двадцать два человека, и единственной вестью, имевшей, быть может, отношение к его таинственной судьбе, была весть об урагане, пронесшемся месяц спустя над Уолполскими отмелями. И с тех пор никто не слыхал об аргонавтах, - ни звука не донеслось из пустыни. Finis! [конец (лат.)] Тихий океан - самый скрытный из всех горячих, вспыльчивых океанов; холодный Антарктический океан тоже умеет хранить тайну, но его скрытность подобна молчанию могилы. |
|
'And there is a sense of blessed finality in such discretion, which is what we all more or less sincerely are ready to admit--for what else is it that makes the idea of death supportable? End! Finis! the potent word that exorcises from the house of life the haunting shadow of fate. This is what--notwithstanding the testimony of my eyes and his own earnest assurances--I miss when I look back upon Jim's success. While there's life there is hope, truly; but there is fear too. I don't mean to say that I regret my action, nor will I pretend that I can't sleep o' nights in consequence; still, the idea obtrudes itself that he made so much of his disgrace while it is the guilt alone that matters. He was not--if I may say so--clear to me. He was not clear. And there is a suspicion he was not clear to himself either. There were his fine sensibilities, his fine feelings, his fine longings--a sort of sublimated, idealised selfishness. He was--if you allow me to say so--very fine; very fine--and very unfortunate. A little coarser nature would not have borne the strain; it would have had to come to terms with itself--with a sigh, with a grunt, or even with a guffaw; a still coarser one would have remained invulnerably ignorant and completely uninteresting. |
Такая скрытность рождает предчувствие желанного конца, который все мы более или менее искренно готовы допустить - ибо что, как не это, позволяет примириться с мыслью о смерти? Конец! Finis! Властное слово, которое изгоняет из дома живых грозную тень судьбы. Вот чего мне не хватает - несмотря на то, что я его видел собственными своими глазами и слышал его серьезное уверение, - не хватает, когда я оглядываюсь на успех Джима. Пока длится жизнь, не иссякает надежда; но живет и страх. Я не хочу этим сказать, что сожалею о своем поступке; не стану утверждать, будто не сплю по ночам. Но невольно преследует мысль, что он слишком близко принимал к сердцу свое унижение, тогда как значение имела только его вина. Он был мне не совсем понятен. И возникает подозрение, что он и сам себя не понимал. Приходилось считаться с его утонченной восприимчивостью, его утонченными чувствами - с чем-то вроде возвышенного и идеализированного эгоизма. Он был - если вы мне разрешите так выразиться - очень утонченным, очень утонченным и очень несчастным. Натура чуть-чуть погрубее не знала бы такого надрыва; она заключила бы с собой сделку, и этой сделке сопутствовал бы вздох, ворчание или даже хохот; натура еще более грубая осталась бы неуязвимо тупой и никого бы не интересовала. |
|
'But he was too interesting or too unfortunate to be thrown to the dogs, or even to Chester. I felt this while I sat with my face over the paper and he fought and gasped, struggling for his breath in that terribly stealthy way, in my room; I felt it when he rushed out on the verandah as if to fling himself over--and didn't; I felt it more and more all the time he remained outside, faintly lighted on the background of night, as if standing on the shore of a sombre and hopeless sea. |
Но он был слишком интересен или слишком несчастен, - его нельзя было послать к черту или хотя бы к Честеру. Я это почувствовал, пока сидел, склонившись над бумагой, а он в моей комнате вел жесткую молчаливую борьбу и задыхался, ловя воздух; я это чувствовал, когда он стремительно выбежал на веранду, словно хотел броситься вниз - и не бросился; и это чувство крепло во мне, пока он оставался там, слабо освещенный на фоне ночи, как будто стоял на берегу сумрачного и безнадежного моря. |
|
'An abrupt heavy rumble made me lift my head. The noise seemed to roll away, and suddenly a searching and violent glare fell on the blind face of the night. The sustained and dazzling flickers seemed to last for an unconscionable time. The growl of the thunder increased steadily while I looked at him, distinct and black, planted solidly upon the shores of a sea of light. At the moment of greatest brilliance the darkness leaped back with a culminating crash, and he vanished before my dazzled eyes as utterly as though he had been blown to atoms. A blustering sigh passed; furious hands seemed to tear at the shrubs, shake the tops of the trees below, slam doors, break window-panes, all along the front of the building. |
Неожиданно раздался тяжелый грохот, и я поднял голову. Шум, казалось, унесся вдаль, и вдруг пронизывающий и ослепительный свет упал на слепой лик ночи. Сверкающие вспышки блестели непостижимо долго. Раскаты грома все усиливались, а я смотрел на черную фигуру Джима, твердо стоящего над морем света. После самой яркой вспышки с оглушительным треском спустилась тьма, и мои ослепленные глаза больше его не видели, словно он рассыпался на атомы. Пронесся шумный вздох; чьи-то злобные руки как будто ломали кустарник, потрясали верхушки деревьев, захлопывали двери, разбивали окна во всем доме. |
|
He stepped in, closing the door behind him, and found me bending over the table: my sudden anxiety as to what he would say was very great, and akin to a fright. |
Джим вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Я склонился над столом: мысль о том, что он сейчас скажет, пробудила во мне беспокойство, близкое к страху. |
|
"May I have a cigarette?" he asked. |
- Можно мне закурить? - спросил он. |
|
I gave a push to the box without raising my head. |
Не поднимая головы, я подвинул коробку с сигаретами. |
|
"I want--want--tobacco," he muttered. |
- Мне... мне нужно курить, - пробормотал он. |
|
I became extremely buoyant. |
Я вдруг очень оживился. |
|
"Just a moment." I grunted pleasantly. |
- Сию минуту я кончаю, - любезно бросил я ему. |
|
He took a few steps here and there. |
Он прошелся по комнате. |
|
"That's over," I heard him say. A single distant clap of thunder came from the sea like a gun of distress. |
- Гроза пронеслась, - услышал я его голос. С моря, словно сигнал бедствия, донесся отдаленный удар грома. |
|
"The monsoon breaks up early this year," he remarked conversationally, somewhere behind me. This encouraged me to turn round, which I did as soon as I had finished addressing the last envelope. He was smoking greedily in the middle of the room, and though he heard the stir I made, he remained with his back to me for a time. |
- Рано начинаются в этом году муссоны, - произнес он где-то за моей спиной. Этот спокойный тон меня ободрил, и, адресовав последний конверт, я поспешил обернуться. Он стоял посреди комнаты и жадно курил; хотя он и слышал, что я пошевельнулся, но сначала не поворачивался ко мне лицом. |
|
'"Come--I carried it off pretty well," he said, wheeling suddenly. "Something's paid off--not much. I wonder what's to come." |
- Ну что ж! Я выпутался недурно, - сказал он, круто повернувшись. - Кое-что уплачено, немного. Интересно, что теперь будет. |
|
His face did not show any emotion, only it appeared a little darkened and swollen, as though he had been holding his breath. He smiled reluctantly as it were, and went on while I gazed up at him mutely. . . . |
На его лице не заметно было никаких признаков волнения, но оно слегка потемнело и как будто опухло, словно он сдерживал дыхание. Я молча смотрел на него, а он принужденно улыбнулся и продолжал: |
|
"Thank you, though--your room--jolly convenient--for a chap--badly hipped." . . . |
- Все-таки я вам очень благодарен... Когда находишься в угнетенном состоянии... ваша комната... здесь очень удобно... |
|
The rain pattered and swished in the garden; a water-pipe (it must have had a hole in it) performed just outside the window a parody of blubbering woe with funny sobs and gurgling lamentations, interrupted by jerky spasms of silence. . . . |
В саду журчал и бушевал дождь; шум в водосточной трубе под окном (должно быть, она была продырявлена) казался пародией на бурное горе со всхлипываньем и слезливыми жалобами, прерывавшимися неожиданной спазмой. |
|
"A bit of shelter," he mumbled and ceased. |
- ...какое-нибудь убежище, - пробормотал он и умолк. |
|
'A flash of faded lightning darted in through the black framework of the windows and ebbed out without any noise. I was thinking how I had best approach him (I did not want to be flung off again) when he gave a little laugh. |
Вспышка слабой молнии ворвалась в черные рамы окон и угасла бесшумно. Я размышлял о том, как мне к нему подступиться - не хотелось снова встретить отпор, - как вдруг он тихонько засмеялся. |
|
"No better than a vagabond now" . . . the end of the cigarette smouldered between his fingers . . . "without a single--single," he pronounced slowly; "and yet . . ." |
- Теперь я не лучше бродяги... - кончик сигареты тлел между его пальцами. - ...нет ни одного, ни одного... - медленно заговорил он, - и однако... |
|
He paused; the rain fell with redoubled violence. |
Он замолчал; дождь полил еще сильнее. |
|
"Some day one's bound to come upon some sort of chance to get it all back again. Must!" he whispered distinctly, glaring at my boots. |
- Когда-нибудь придет же случай вернуть все. Должен прийти! - прошептал он внятно, уставившись на мои ботинки. |
|
'I did not even know what it was he wished so much to regain, what it was he had so terribly missed. It might have been so much that it was impossible to say. A piece of ass's skin, according to Chester. . . . He looked up at me inquisitively. |
Я даже не знал, что именно он так сильно хотел вернуть, чего ему так не хватало. Быть может, не было слов, чтобы это выразить. Кусок шагреневой кожи, по мнению Честера... Он вопросительно взглянул на меня. |
|
"Perhaps. If life's long enough," I muttered through my teeth with unreasonable animosity. "Don't reckon too much on it." |
- Быть может... Если долго проживете, - с бессмысленной злобой пробормотал я сквозь зубы. - Не слишком на это рассчитывайте. |
|
'"Jove! I feel as if nothing could ever touch me," he said in a tone of sombre conviction. "If this business couldn't knock me over, then there's no fear of there being not enough time to--climb out, and . . ." |
- Клянусь небом! Мне кажется, ничто уже меня не коснется, - сказал он с мрачной уверенностью. - Раз уже это дело не могло меня пристукнуть, нечего бояться, что не хватит времени выкарабкаться и... |
|
He looked upwards. |
Он посмотрел наверх. |
|
'It struck me that it is from such as he that the great army of waifs and strays is recruited, the army that marches down, down into all the gutters of the earth. As soon as he left my room, that "bit of shelter," he would take his place in the ranks, and begin the journey towards the bottomless pit. I at least had no illusions; but it was I, too, who a moment ago had been so sure of the power of words, and now was afraid to speak, in the same way one dares not move for fear of losing a slippery hold. It is when we try to grapple with another man's intimate need that we perceive how incomprehensible, wavering, and misty are the beings that share with us the sight of the stars and the warmth of the sun. It is as if loneliness were a hard and absolute condition of existence; the envelope of flesh and blood on which our eyes are fixed melts before the outstretched hand, and there remains only the capricious, unconsolable, and elusive spirit that no eye can follow, no hand can grasp. It was the fear of losing him that kept me silent, for it was borne upon me suddenly and with unaccountable force that should I let him slip away into the darkness I would never forgive myself. |
Тут мне пришло в голову, что из таких, как он, вербуется великая армия покинутых и заблудших, - армия, которая марширует, опускаясь все ниже и ниже, заполняя все сточные канавы на земле. Как только Он выйдет из моей комнаты, покинет это "убежище", он займет свое место в рядах ее и начнет спуск в бездонную пропасть. У меня, во всяком случае, никаких иллюзий не было. Но в то же время я, я, который секунду назад был так уверен во власти слов, боялся теперь заговорить, - подобно тому, как человек, стоящий на льду, боится пошевельнуться из страха упасть. Лишь пытаясь помочь другому человеку, замечаем мы, как непонятны, расплывчаты и туманны эти существа, которые делят с нами сияние звезд и тепло солнца. Кажется, будто одиночество является суровым и непреложным условием бытия; оболочка из мяса и крови, на которую устремлены наши взоры, тает, когда мы простираем к ней руку, и остается лишь капризный, безутешный и ускользающий призрак; нам он невидим, и ничья рука не может его коснуться. Страх потерять его и заставлял меня молчать, ибо во мне с неодолимой силой родилось убеждение, что я никогда не прощу себе, если дам ему ускользнуть во тьму. |
|
'"Well. Thanks--once more. You've been--er--uncommonly--really there's no word to . . . Uncommonly! I don't know why, I am sure. I am afraid I don't feel as grateful as I would if the whole thing hadn't been so brutally sprung on me. Because at bottom . . . you, yourself . . ." He stuttered. |
- Так... Благодарю вас еще раз. Вы были необычайно... гм... право же, у меня нет слов выразить... И я не знаю, чем объяснить такое отношение... Боюсь, что я еще недостаточно вам благодарен, вся эта история так зверски меня придавила... И в глубине души... вы, вы сами... - Он запнулся. |
|
'"Possibly," I struck in. He frowned. |
- Возможно, - вставил я. Он нахмурился. |
|
'"All the same, one is responsible." He watched me like a hawk. |
- Во всяком случае, человек несет ответственность. - Он следил за мной, как ястреб. |
|
'"And that's true, too," I said. |
- И это правда, - сказал я. |
|
'"Well. I've gone with it to the end, and I don't intend to let any man cast it in my teeth without--without--resenting it." He clenched his fist. |
- Ну что ж! Я выдержал до конца, и теперь никому не позволю ставить мне на вид... безнаказанно... - Он сжал кулак. |
|
'"There's yourself," I said with a smile--mirthless enough, God knows--but he looked at me menacingly. |
- Вы сами будете это делать, - сказал я с улыбкой - совсем не веселой, - но он посмотрел на меня угрожающе. |
|
"That's my business," he said. An air of indomitable resolution came and went upon his face like a vain and passing shadow. Next moment he looked a dear good boy in trouble, as before. He flung away the cigarette. |
- Это мое дело, - сказал он. Выражение непреклонной решимости появилось на его лице и мгновенно исчезло. Через секунду он снова был похож на славного мальчика, попавшего в беду. Он швырнул сигарету. |
|
"Good-bye," he said, with the sudden haste of a man who had lingered too long in view of a pressing bit of work waiting for him; and then for a second or so he made not the slightest movement. |
- Прощайте, - сказал он торопливо, словно человек, замешкавшийся, когда его ждет срочная работа; потом секунду он стоял не шевелясь. |
|
The downpour fell with the heavy uninterrupted rush of a sweeping flood, with a sound of unchecked overwhelming fury that called to one's mind the images of collapsing bridges, of uprooted trees, of undermined mountains. No man could breast the colossal and headlong stream that seemed to break and swirl against the dim stillness in which we were precariously sheltered as if on an island. The perforated pipe gurgled, choked, spat, and splashed in odious ridicule of a swimmer fighting for his life. |
Дождь лил тяжелыми потоками, и в этом непрерывном шуме чудилось какое-то неудержимое бешенство; возникали воспоминания о смытых мостах, о вырванных с корнем деревьях, обвалах в горах. Ни один человек не мог противиться этому стремительному потоку, казалось, ворвавшемуся в тусклую тишину, где мы кое-как приютились, словно на островке. Продырявленная труба противно шипела, захлебывалась, плевалась, плескалась, как будто передразнивая пловца, борющегося за жизнь. |
|
"It is raining," I remonstrated, "and I . . ." |
- Дождь идет, - возразил я, - и я... |
|
"Rain or shine," he began brusquely, checked himself, and walked to the window. |
- Дождь или солнце... - начал он резко, потом оборвал фразу и подошел к окну. |
|
"Perfect deluge," he muttered after a while: he leaned his forehead on the glass. "It's dark, too." |
- Настоящий потоп, - пробормотал он немного погодя, прижавшись лбом к стеклу. - И темно. |
|
'"Yes, it is very dark," I said. |
- Да, очень темно, - сказал я. |
|
'He pivoted on his heels, crossed the room, and had actually opened the door leading into the corridor before I leaped up from my chair. |
Он повернулся на каблуках, пересек комнату и открыл дверь, выходящую в коридор, раньше, чем я успел вскочить со стула. |
|
"Wait," I cried, "I want you to . . ." |
- Подождите! - крикнул я. - Я хочу, чтобы вы... |
|
"I can't dine with you again to-night," he flung at me, with one leg out of the room already. |
- Я не могу обедать с вами сегодня, - бросил он мне, уже перешагнув через порог. |
|
"I haven't the slightest intention to ask you," I shouted. |
- Я и не собирался вас приглашать! - заорал я. |
|
At this he drew back his foot, but remained mistrustfully in the very doorway. I lost no time in entreating him earnestly not to be absurd; to come in and shut the door.' |
Тут он сделал шаг назад, но недоверчиво застыл на пороге. Не теряя времени, я серьезно попросил его не глупить, войти и закрыть дверь. |
