Latin | Русский |
[1] Pace alibi parta Romani Veiique in armis erant tanta ira odioque ut uictis finem adesse appareret. Comitia utriusque populi longe diuersa ratione facta sunt. Romani auxere tribunorum militum consulari potestate numerum; octo, quot nunquam antea, creati, M'. Aemilius Mamercus iterum L. Valerius Potitus tertium Ap. Claudius Crassus M. Quinctilius Varus L. Iulius Iulus M. Postumius M. Furius Camillus M. Postumius Albinus. Veientes contra taedio annuae ambitionis quae interdum discordiarum causa erat, regem creauere. Offendit ea res populorum Etruriae animos, non maiore odio regni quam ipsius regis. Grauis iam is antea genti fuerat opibus superbiaque, quia sollemnia ludorum quos intermitti nefas est uiolenter diremisset, cum ob iram repulsae, quod suffragio duodecim populorum alius sacerdos ei praelatus esset, artifices, quorum magna pars ipsius serui erant, ex medio ludicro repente abduxit. Gens itaque ante omnes alias eo magis dedita religionibus quod excelleret arte colendi eas, auxilium Veientibus negandum donec sub rege essent decreuit; cuius decreti suppressa fama est Veiis propter metum regis qui a quo tale quid dictum referretur, pro seditionis eum principe, non uani sermonis auctore habebat. Romanis etsi quietae res ex Etruria nuntiabantur, tamen quia omnibus conciliis eam rem agitari adferebatur, ita muniebant ut ancipitia munimenta essent: alia in urbem et contra oppidanorum eruptiones uersa, aliis frons in Etruriam spectans, auxiliis si qua forte inde uenirent obstruebatur. | 1. (1) В других местах был заключен мир, а римляне и Вейи продолжали воевать с таким неистовством и злобой, что побежденному нечего было рассчитывать на пощаду. Комиции у обоих народов приняли совершенно противоположные решения; (2) римляне увеличили число военных трибунов с консульской властью, их было избрано восемь человек - сколько еще никогда раньше не избиралось: Марк Эмилий Мамерк во второй раз, Луций Валерий Потит в третий, Аппий Клавдий Красс, Марк Квинктилий Вар, Луций Юлий Юл, Марк Постумий, Марк Фурий Камилл, Марк Постумий Альбин [403 г.]. (3) Напротив, вейяне выбрали царя, устав от вражды, которую всякий год разжигала борьба честолюбии. Это избрание глубоко оскорбило общины Этрурии, которым равно ненавистны были как царская власть, так и тот, кто ее получил. (4) Этот человек уже раньше вызвал неприязнь всего народа этрусков, когда по его вине были нарушены торжественные игры, которые священный закон запрещает прерывать: (5) высокомерно кичась своим богатством, он прямо в разгар представления отозвал актеров, большинство которых было его рабами, - и все от того, что он досадовал по поводу неудачи на выборах, где двенадцать общин проголосовали таким образом, что ему был предпочтен другой кандидат на жреческую должность. (6) А народ этот более всех других привержен религиозным обрядам, тем паче что отличается особым умением их исполнять. И вот этруски решили не оказывать вейянам помощи до тех пор, пока они будут под властью царя. (7) В Вейях слухи об этом решении умолкли из-за страха перед царем, который всякого разносчика сплетен считал не пустым болтуном, но зачинщиком мятежа. Хотя до римлян и доходили благоприятные вести из Этрурии, (8) они тем не менее начали возводить двойные укрепления: одни на случай вылазок горожан были обращены против города, а другие - к Этрурии, если вдруг оттуда подоспеет подкрепление: ведь им доносили, что об этом только и говорят во всех собраниях. |
[2] Cum spes maior imperatoribus Romanis in obsidione quam in oppugnatione esset, hibernacula etiam, res noua militi Romano, aedificari coepta, consiliumque erat hiemando continuare bellum. Quod postquam tribunis plebis, iam diu nullam nouandi res causam inuenientibus, Romam est allatum, in contionem prosiliunt, sollicitant plebis animos, hoc illud esse dictitantes quod aera militibus sint constituta; nec se fefellisse id donum inimicorum ueneno inlitum fore. Venisse libertatem plebis; remotam in perpetuum et ablegatam ab urbe et ab re publica iuuentutem iam ne hiemi quidem aut tempori anni cedere ac domos ac res inuisere suas. Quam putarent continuatae militiae causam esse? Nullam profecto aliam inuenturos quam ne quid per frequentiam iuuenum eorum in quibus uires omnes plebis essent agi de commodis eorum posset. Vexari praeterea et subigi multo acrius quam Veientes; quippe illos hiemem sub tectis suis agere, egregiis muris situque naturali urbem tutantes, militem Romanum in opere ac labore, niuibus pruinisque obrutum, sub pellibus durare, ne hiemis quidem spatio quae omnium bellorum terra marique sit quies arma deponentem. Hoc neque reges neque ante tribuniciam potestatem creatam superbos illos consules neque triste dictatoris imperium neque importunos decemuiros iniunxisse seruitutis, ut perennem militiam facerent [quod tribuni militum in plebe Romana regnum exercerent]. Quidnam illi consules dictatoresue facturi essent, qui proconsularem imaginem tam saeuam ac trucem fecerint? Sed id accidere haud immerito. Non fuisse ne in octo quidem tribunis militum locum ulli plebeio. Antea trina loca cum contentione summa patricios explere solitos: nunc iam octoiuges ad imperia obtinenda ire, et ne in turba quidem haerere plebeium quemquam qui, si nihil aliud, admoneat collegas, liberos et ciues eorum, non seruos militare, quos hieme saltem in domos ac tecta reduci oporteat et aliquo tempore anni parentes liberosque ac coniuges inuisere et usurpare libertatem et creare magistratus. Haec taliaque uociferantes aduersarium haud imparem nacti sunt Ap. Claudium, relictum a collegis ad tribunicias seditiones comprimendas, uirum imbutum iam ab iuuenta certaminibus plebeiis, quem auctorem aliquot annis ante fuisse memoratum est per collegarum intercessionem tribuniciae potestatis dissoluendae. | 2. (1) Поскольку римские полководцы возлагали надежды скорее на осаду, нежели на приступ, началось строительство зимнего лагеря, что было в новинку римскому воину; предстояло продолжать войну, стоя на зимних квартирах. (2) Когда это стало известно в Риме, трибуны бросились в народное собрание, поскольку уже давно искали повод для смуты. Они распаляли души плебеев, (3) твердя, что именно для этого воинам и установили плату; да, они не ошиблись, опасаясь, что недруги сдобрили свой дар ядом! (4) Продана народная свобода! Молодежь, навсегда отосланная из Города и оторванная от общественных дел, уже ни зимой, ни в другое время года не сможет возвращаться, чтобы навестить дом и родных. (5) В чем, по-вашему, говорили они, причина продления военной службы? Конечно, не в чем ином, как в стремлении отстранить молодежь, воплощающую собою силу простого народа, от обсуждения вопросов, затрагивающих ваши интересы. (6) Кроме того, мы терпим куда более тяжкие муки и лишения, чем вейяне: ведь они проводят зиму под своей крышей и защищают город, используя огромные стены и выгодное природное положение, (7) а римский воин, засыпанный снегом, закоченевший, трудится на строительстве сооружений и проводит зиму в палатке из кож; даже зимой он не расстается с оружием, а ведь на это время прерываются все войны, на суше и на море. (8) Ни цари, ни консулы, как ни были они спесивы до учреждения трибунской власти, ни суровое диктаторское правление, ни беспощадные децемвиры не пытались сделать военную службу бесконечной, наподобие рабства, но именно такое самовластие позволяют себе по отношению к римскому простому народу военные трибуны. (9) Какие же консулы и диктаторы вышли бы из этих людей, которые даже проконсульский образ сделали столь страшным и грозным! Но мы сами во всем виноваты. Ведь даже среди восьми военных трибунов не нашлось места ни для одного плебея. (10) Раньше патрициям доставалось три места, да и те после борьбы, а теперь уже восьмерка рвется к власти, и даже в эдакой упряжке не найти никого, (11) кто по крайней мере хоть напоминал бы своим товарищам, что на войну идут не рабы, а свободные люди и их сограждане, (12) которым хоть зимой хорошо бы возвращаться домой, под свой кров, хоть когда-нибудь видеть родителей, детей и жен, а также осуществлять свои права свободных людей на выборах должностных лиц. (13) Крича все это и тому подобное, трибуны нашли достойного противника в лице Аппия Клавдия, который был оставлен сотоварищами в Городе для обличения трибунских интриг. Сей муж с юности привык к столкновениям с плебеями, (14) а несколько лет назад, как было упомянуто, выступил зачинщиком ниспровержения трибунской власти посредством вмешательства коллег. |
[3] Is tum iam non promptus ingenio tantum, sed usu etiam exercitatus, talem orationem habuit: "si unquam dubitatum est, Quirites, utrum tribuni plebis uestra an sua causa seditionum semper auctores fuerint, id ego hoc anno desisse dubitari certum habeo; et cum laetor tandem longi erroris uobis finem factum esse, tum, quod secundis potissimum uestris rebus hic error est sublatus, et uobis et propter uos rei publicae gratulor. An est quisquam qui dubitet nullis iniuriis uestris, si quae forte aliquando fuerunt, unquam aeque quam munere patrum in plebem, cum aera militantibus constituta sunt, tribunos plebis offensos ac concitatos esse? Quid illos aliud aut tum timuisse creditis aut hodie turbare uelle nisi concordiam ordinum, quam dissoluendae maxime tribuniciae potestatis rentur esse? Sic hercule, tamquam artifices improbi, opus quaerunt qui [et] semper aegri aliquid esse in re publica uolunt, ut sit ad cuius curationem a uobis adhibeantur. Vtrum enim defenditis an impugnatis plebem? Vtrum militantium aduersarii estis an causam agitis? Nisi forte hoc dicitis: "quidquid patres faciunt displicet, siue illud pro plebe siue contra plebem est," et quemadmodum seruis suis uetant domini quicquam rei cum alienis hominibus esse pariterque in iis beneficio ac maleficio abstineri aequum censent, sic uos interdicitis patribus commercio plebis, ne nos comitate ac munificentia nostra prouocemus plebem, nec plebs nobis dicto audiens atque oboediens sit. Quanto tandem, si quicquam in uobis, non dico ciuilis, sed humani esset, fauere uos magis et quantum in uobis esset indulgere potius comitati patrum atque obsequio plebis oportuit? Quae si perpetua concordia sit, quis non spondere ausit maximum hoc imperium inter finitimos breui futurum esse? | 3. (1) Наделенный ярким талантом, он приобрел к тому времени и навык красноречия, пришедший с опытом; и вот что он сказал: (2) "Квириты! Если когда-то и возникали сомнения, вашими или своими интересами руководствуются народные трибуны, постоянно разжигая мятежи, то в этом году, я уверен, это сомнение рассеялось. (3) Радуясь тому, что вашему длительному заблуждению так или иначе положен конец, а также тому, что оно устранено прежде всего в ваших интересах, я поздравляю и вас, и государство с вашим прозрением. Сенат назначил жалованье всем отбывающим военную службу - (4) усомнится ли кто-нибудь, что этой милостью, которую сенат оказал плебеям, народные трибуны были так задеты и возмущены, как никогда не были возмущены никакими несправедливостями, если даже таковые по отношению к вам порой и случались? (5) Чего они, по-вашему, боялись тогда, что пытаются разрушить сегодня, как не согласие сословий, которое, на их взгляд, более всего служит к ниспровержению трибунской власти? (6) Клянусь, они ищут себе работы, словно бесчестные лекари: им хочется, чтобы в государстве всегда гнездилась какая-нибудь болезнь, для борьбы с которой вы призвали бы их. (7) Так защищаете вы простой народ или боретесь с ним? Противники вы тех, кто несет военную службу, или защищаете их интересы? Вам не нравится все, что бы ни сделал сенат, на пользу это плебеям или направлено против них; (8) уподоблю вас хозяевам, которые не подпускают никого к своим рабам, предпочитая, чтобы по отношению к ним воздерживались равным образом и от благодеяний и от злодеяний. Так и вы ограждаете плебеев от сенаторов из опасения, как бы мы своей обходительностью и щедростью не переманили их и как бы они не начали слушаться нас и нам повиноваться. (9) А ведь если бы было в вас хоть сколько-то, не скажу гражданского, но по крайней мере человеческого, чувства, вы должны были бы потакать и всеми силами способствовать и предупредительности сената, и послушанию плебеев - вы же действуете наоборот. (10) Если бы навсегда утвердилось согласие, всякий смело поручился бы, что очень скоро наша держава станет величайшей среди соседей!" |
[4] Atqui ego, quam hoc consilium collegarum meorum, quo abducere infecta re a Veiis exercitum noluerunt, non utile solum sed etiam necessarium fuerit, postea disseram: nunc de ipsa condicione dicere militantium libet; quam orationem non apud uos solum sed etiam in castris si habeatur, ipso exercitu disceptante, aequam arbitror uideri posse. In qua si mihi ipsi nihil quod dicerem in mentem uenire posset, aduersariorum certe orationibus contentus essem. Negabant nuper danda esse aera militibus, quia nunquam data essent. Quonam modo igitur nunc indignari possunt, quibus aliquid noui adiectum commodi sit, eis laborem etiam nouum pro portione iniungi? Nusquam nec opera sine emolumento nec emolumentum ferme sine impensa opera est. Labor uoluptasque, dissimillima natura, societate quadam inter se naturali sunt iuncta. Moleste antea ferebat miles se suo sumptu operam rei publicae praebere; gaudebat idem partem anni se agrum suum colere, quaerere unde domi militiaeque se ac suos tueri posset: gaudet nunc fructui sibi rem publicam esse, et laetus stipendium accipit; aequo igitur animo patiatur se [ab domo] ab re familiari, cui grauis impensa non est, paulo diutius abesse. An si ad calculos eum res publica uocet, non merito dicat: "annua aera habes, annuam operam ede: an tu aequum censes militia semestri solidum te stipendium accipere?" Inuitus in hac parte orationis, Quirites, moror; sic enim agere debent qui mercennario milite utuntur; nos tamquam cum ciuibus agere uolumus, agique tamquam cum patria nobiscum aequum censemus. Aut non suscipi bellum oportuit, aut geri pro dignitate populi Romani et perfici quam primum oportet. Perficietur autem si urgemus obsessos, si non ante abscedimus quam spei nostrae finem captis Veiis imposuerimus. Si hercules nulla alia causa, ipsa indignitas perseuerantiam imponere debuit. Decem quondam annos urbs oppugnata est ob unam mulierem ab uniuersa Graecia, quam procul ab domo? Quot terras, quot maria distans? Nos intra uicesimum lapidem, in conspectu prope urbis nostrae, annuam oppugnationem perferre piget. Scilicet quia leuis causa belli est nec satis quicquam iusti doloris est quod nos ad perseuerandum stimulet. Septiens rebellarunt; in pace nunquam fida fuerunt; agros nostros miliens depopulati sunt; Fidenates deficere a nobis coegerunt; colonos nostros ibi interfecerunt; auctores fuere contra ius caedis impiae legatorum nostrorum; Etruriam omnem aduersus nos concitare uoluerunt, hodieque id moliuntur; res repetentes legatos nostros haud procul afuit quin uiolarent. | 4. (1) "Я позже объясню, насколько решение моих сотоварищей, не пожелавших до завершения дела отводить войско от Вей, было не только полезным, но и необходимым, - теперь же мне хотелось бы поговорить о положении самих воинов. (2) Если бы эта речь была произнесена не только перед вами, но даже в военном лагере, то я думаю, что и само войско после обсуждения могло бы ее одобрить. Если бы в этой речи мне самому и не пришло в голову, что сказать, мне вполне хватило бы речей моих противников. (3) Недавно они утверждали, что воинам не следует платить деньги на том основании, что их никогда раньше не платили. Так на каком же основании они теперь негодуют по поводу соответственного увеличения новых тягот для тех, кому прибавились и новые блага? (4) Нигде и никогда не бывает ни трудов без выгоды, ни выгоды без затраты труда. Труд и удовольствие, при полном несходстве своей природы, соединены между собой некоей естественной связью. (5) Раньше воину было обременительно служить государству на собственный счет, но одновременно он радовался возможности часть года возделывать свое поле и тем содержать себя и своих домашних как в мирное, так и в военное время. (6) Теперь он радуется тому, что государство стало для него источником дохода, и с удовольствием получает жалованье - так пусть же не ропщет на чуть более длительную отлучку из дома, раз уменьшились расходы в его хозяйстве. (7) Разве государство не вправе было бы, призвав его к расчету, сказать: "Ты получаешь плату круглый год - так и служи же круглый год! Или ты считаешь, что справедливо получать за шестимесячную военную службу годовое жалованье?" (8) Против воли, квириты, столько говорил я об этом - ведь так должны считаться меж собой лишь те, кто прибегает к услугам наемного войска; мы же хотим обращаться с вами как с гражданами и считаем, что было бы справедливо, если бы с нами обращались как с отечеством". (9) "Следовало или вовсе не начинать войну, или вести ее сообразно с достоинством римского народа и закончить как можно скорее. (10) А закончится она, если мы будем теснить осажденных, если уйдем от Вей не раньше, чем осуществим свои чаяния и возьмем город. Право же, если бы не существовало других причин, один только страх позора требовал бы умножить усилия. (11) Некогда вся Греция из-за одной-единственной женщины в течение десяти лет осаждала город, (12) находившийся за тридевять земель от родины, за далекими морями. А мы тяготимся довести до конца даже годовую осаду в двадцати милях отсюда, ведь это место почти что видно из Города. Ну что же, верно, причина войны незначительна, ни в ком не вскипело справедливого негодования, некому побудить нас к упорству. (13) Семь раз вейяне возобновляли войну, никогда не соблюдали мирных договоров, тысячу раз разоряли наши поля, побудили фиденцев отложиться от нас, убили там наших поселенцев, (14) были виновниками противоправного и нечестивого убийства римских послов, хотели восстановить против нас всю Этрурию и не отказались от этого замысла до сих пор, чуть не совершили насилия над нашими послами, требовавшими удовлетворения". |
[5] Cum his molliter et per dilationes bellum geri oportet? Si nos tam iustum odium nihil mouet, ne illa quidem, oro uos, mouent? Operibus ingentibus saepta urbs est quibus intra muros coercetur hostis; agrum non coluit, et culta euastata sunt bello; si reducimus exercitum, quis est qui dubitet illos non a cupiditate solum ulciscendi sed etiam necessitate imposita ex alieno praedandi cum sua amiserint agrum nostrum inuasuros? Non differimus igitur bellum isto consilio, sed intra fines nostros accipimus. Quid? Illud, quod proprie ad milites pertinet, quibus boni tribuni plebis tum stipendium extorquere uoluerunt, nunc consultum repente uolunt, quale est? Vallum fossamque, ingentis utrumque operis, per tantum spatii duxerunt; castella primo pauca, postea exercitu aucto creberrima fecerunt; munitiones non in urbem modo sed in Etruriam etiam spectantes si qua auxilia ueniant, opposuere; quid turres, quid uineas testudinesque et alium oppugnandarum urbium apparatum loquar? Cum tantum laboris exhaustum sit et ad finem iam operis tandem peruentum, relinquendane haec censetis, ut ad aestatem rursus nouus de integro his instituendis exsudetur labor? Quanto est minus opera tueri facta et instare ac perseuerare defungique cura? Breuis enim profecto res est, si uno tenore peragitur nec ipsi per intermissiones has interuallaque lentiorem spem nostram facimus. Loquor de operae et de temporis iactura; quid? Periculi, quod differendo bello adimus, num obliuisci nos haec tam crebra Etruriae concilia de mittendis Veios auxiliis patiuntur? Vt nunc res se habet, irati sunt, oderunt, negant missuros; quantum in illis est, capere Veios licet. Quis est qui spondeat eundem, si differtur bellum, animum postea fore, cum si laxamentum dederis, maior frequentiorque legatio itura sit, cum id quod nunc offendit Etruscos, rex creatus Veiis, mutari spatio interposito possit uel consensu ciuitatis ut eo reconcilient Etruriae animos, uel ipsius uoluntate regis qui obstare regnum suum saluti ciuium nolit? Videte, quot res, quam inutiles sequantur illam uiam consilii, iactura operum tanto labore factorum, uastatio imminens finium nostrorum, Etruscum bellum pro Veiente concitatum. Haec sunt, tribuni, consilia uestra, non hercule dissimilia ac si quis aegro qui curari se fortiter passus extemplo conualescere possit, cibi gratia praesentis aut potionis longinquum et forsitan insanabilem morbum efficiat. | 5. (1) "Разве против такого врага можно воевать вяло и с перерывами? Но если даже столь праведный гнев нас ни к чему не побудил, может быть, спрашиваю я вас, побудит хотя бы следующее? (2) Город обведен громадными сооружениями, которые удерживают противника внутри городских стен. Осажденные не могут обрабатывать землю, а уже обработанные поля опустошены войной. (3) Кто может усомниться, что если мы отведем войско, то враги вторгнутся в нашу землю, и не только из жажды мести, но и по необходимости, которая заставит их грабить чужое, поскольку они лишились своего. Таким решением мы не отсрочиваем войну, но заполучаем ее в свои пределы. (4) Ну а как обстоит дело с непосредственными интересами самих воинов - тех самых, о которых теперь стали вдруг заботиться добрые народные трибуны, некогда хотевшие отнять у них жалованье? (5) Воины протянули на огромное расстояние ров и вал, причем и то и другое потребовало многих сил; построили крепости, сначала немного, а потом, когда войско было увеличено, вплотную одну к другой; возвели укрепления, обращенные не только к Городу, но и в сторону Этрурии, на тот случай, если оттуда подойдут подкрепления. (6) А что сказать об осадных башнях, навесах, "черепахах" и других приспособлениях для взятия городов? Теперь, когда уже затрачено столько труда и строительство сооружений наконец завершено, - что же, по-вашему, бросить все это, чтобы летом в поте лица все начать сначала? Строить все заново на пустом месте? (7) Насколько же потребуется меньше усилий, чтобы охранять уже сделанное, - неослабное упорство быстрее освобождает от трудов. И ведь действительно, дело делается скоро, если мы не останавливаемся и сами не расслабляем своей воли всеми этими задержками да перерывами. (8) Я говорю о трате сил и времени. А что же, неужели сходки, что так часто собираются в Этрурии для обсуждения вопроса о помощи Вейям, не напоминают нам об опасности, которой мы подвергаем себя, откладывая войну? (9) Судя по тому, как дела обстоят сейчас, этруски озлоблены, разгневаны, они отказываются слать подкрепления; постольку, поскольку защита города зависит от них, Вейи можно взять. (10) Но, если война будет отсрочена, кто поручится, что их настроения останутся неизменными. Дайте им только передышку - и в Этрурию отправится более солидное и многочисленное посольство, и столь оскорбительное для этрусков избрание в Вейях царя может быть отменено - будь то по единодушному решению граждан, которые этой ценой захотят вернуть расположение Этрурии, или по воле самого царя, коль скоро он решит, что его царствование служит во вред согражданам. (11) Глядите, сколько опасных последствий подстерегает нас на предложенном вами пути: утрата сооружений, созданных с таким трудом; угроза опустошения наших собственных владений; война со всей Этрурией вместо войны только с Вейями. (12) Вот каковы ваши советы, трибуны, - клянусь, они не лучше того, как если бы кто-нибудь попустил больному долго, а может и неизлечимо, болеть из-за сиюминутной прихоти в еде или питье, в то время как, вытерпев решительные врачебные меры, больной немедленно выздоровел бы". |
[6] Si, mediusfidius, ad hoc bellum nihil pertineret, ad disciplinam certe militiae plurimum intererat, insuescere militem nostrum non solum parata uictoria frui, sed si etiam res lentior sit, pati taedium et quamuis serae spei exitum exspectare et si non sit aestate perfectum bellum, hiemem opperiri nec sicut aestiuas aues statim autumno tecta ac recessum circumspicere. Obsecro uos, uenandi studium ac uoluptas homines per niues ac pruinas in montes siluasque rapit: belli necessitatibus eam patientiam non adhibebimus quam uel lusus ac uoluptas elicere solet? Adeone effeminata corpora militum nostrorum esse putamus, adeo molles animos, ut hiemem unam durare in castris, abesse ab domo non possint? Vt, tamquam nauale bellum tempestatibus captandis et obseruando tempore anni gerant, non aestus, non frigora pati possint? Erubescant profecto, si quis eis haec obiciat, contendantque et animis et corporibus suis uirilem patientiam inesse, et se iuxta hieme atque aestate bella gerere posse, nec se patrocinium mollitiae inertiaeque mandasse tribunis, et meminisse hanc ipsam potestatem non in umbra nec in tectis maiores suos creasse. Haec uirtute militum uestrorum, haec Romano nomine sunt digna, non Veios tantum nec hoc bellum intueri quod instat, sed famam et ad alia bella et ad ceteros populos in posterum quaerere. An mediocre discrimen opinionis secuturum ex hac re putatis, utrum tandem finitimi populum Romanum eum esse putent cuius si qua urbs primum illum breuissimi temporis sustinuerit impetum, nihil deinde timeat, an hic sit terror nominis nostri ut exercitum Romanum non taedium longinquae oppugnationis, non uis hiemis ab urbe circumsessa semel amouere possit, nec finem ullum alium belli quam uictoriam nouerit, nec impetu potius bella quam perseuerantia gerat? Quae in omni quidem genere militiae, maxime tamen in obsidendis urbibus necessaria est, quarum plerasque munitionibus ac naturali situ inexpugnabiles fame sitique tempus ipsum uincit atque expugnat,-sicut Veios expugnabit, nisi auxilio hostibus tribuni plebis fuerint, et Romae inuenerint praesidia Veientes quae nequiquam in Etruria quaerunt. An est quicquam quod Veientibus optatum aeque contingere possit quam ut seditionibus primum urbs Romana, deinde uelut ex contagione castra impleantur? At hercule apud hostes tanta modestia est ut non obsidionis taedio, non denique regni, quicquam apud eos nouatum sit, non negata auxilia ab Etruscis inritauerint animos; morietur enim extemplo quicumque erit seditionis auctor, nec cuiquam dicere ea licebit quae apud uos impune dicuntur. Fustuarium meretur, qui signa relinquit aut praesidio decedit: auctores signa relinquendi et deserendi castra non uni aut alteri militi sed uniuersis exercitibus palam in contione audiuntur; adeo, quidquid tribunus plebi loquitur, etsi prodendae patriae dissoluendae rei publicae est, adsuestis, Quirites, audire et dulcedine potestatis eius capti quaelibet sub ea scelera latere sinitis. Reliquum est ut quae hic uociferantur, eadem in castris et apud milites agant et exercitus corrumpant ducibusque parere non patiantur, quoniam ea demum Romae libertas est, non senatum, non magistratus, non leges, non mores maiorum, non instituta patrum, non disciplinam uereri militiae." | 6. (1) "Клянусь богами, если бы это даже было не важно для теперешней войны, то прежде всего в интересах воинской дисциплины следовало бы приучить нашего воина к тому, что пользоваться плодами уже достигнутой победы - недостаточно. (2) В случае затяжки предприятия он должен сдерживать досаду, надеяться на достижение цели, как бы далека она ни была, и если не удалось окончить войну за лето, то и пережидать зиму - только перелетные птицы с приходом осени сразу начинают высматривать кров и убежище. (3) Скажите на милость! Страсть к охоте и связанное с ней удовольствие влекут людей в горы и леса, через снег и иней - а тут, при военной необходимости, мы не можем потребовать от них той выносливости, которую они обычно выказывают среди забав и удовольствий! (4) Неужели мы думаем, что уж настолько изнежены тела наших воинов, настолько расслаблен их дух, что и одной зимы они не смогут провести в лагере, в разлуке с домом? Что не могут терпеть ни жары, ни холода, словно ведут морскую войну, в которой главное - следить за погодой и выжидать подходящее время года? (5) Они бы, конечно, покраснели от стыда, если бы кто-нибудь бросил им такое обвинение, и принялись бы заверять, что они, как и подобает мужам, выносливы и душой и телом, что они могут равным образом воевать и летом, и зимой, что они не поручали трибунам потворствовать изнеженности и бездействию и что они помнят: самую эту трибунскую власть наши предки создали не в безмятежности и не под мирной сенью. (6) Помнить не только о Вейях и не только о той войне, которая нам предстоит, но искать славы на будущее - для других войн и среди других народов - вот это достойно доблести ваших воинов и имени римлян. (7) Или вы думаете, что не столь важно, какое мнение о нас сложится в результате этой войны: будут ли о нас думать, по крайней мере наши соседи, что римляне - это народ, которого никому не следует бояться, стоит лишь выдержать их первый натиск в течение кратчайшего времени. (8) Или же наше имя будет внушать ужас и о нас будут знать, что ни тяготы продолжительной осады, ни суровые условия зимы не могут отогнать римское войско от раз осажденного города, что оно не знает иного конца войны, кроме победы, что оно воюет не только натиском, но и упорством? (9) Последнее необходимо в любом воинском деле, но все же особенно при осаде городов: часто они бывают неприступны благодаря своим укреплениям и природному положению, (10) но само время завоевывает их, побеждая голодом и жаждой, как завоюет и Вейи, если врагам не придут на помощь народные трибуны и если вейяне не найдут в Риме ту поддержку, которой тщетно ищут в Этрурии. (11) Есть ли что-нибудь столь же желанное для вейян, как чтобы сначала Город римлян наполнился смутами, а потом, как бы заразившись, и военный лагерь? (12) Напротив, у врагов, клянусь, такое самообладание, что ни тяготы осады, ни царская власть не способны толкнуть их ни на какие новшества, и даже отказ этрусков в помощи не вызвал смятения умов. (13) Ибо немедленно погибнет всякий, кто станет зачинщиком смуты, и никто не смеет говорить того, что среди вас произносится безнаказанно. (14) Избиения палками до смерти заслуживает тот, кто бежит с поля битвы или покидает пост, - а тут не один воин, а все войско открыто, собравшись на сходке, слушает тех, кто подстрекает бежать и оставить лагерь. (15) Вот насколько вы привыкли спокойно выслушивать все, что бы ни говорил народный трибун, пусть даже речь идет о предательстве отечества, о гибели государства! Захваченные прелестью трибунской власти, вы согласны допустить любое преступление, совершенное под ее покровительством. (16) Не хватает только, чтобы им разрешили проповедовать в лагере перед воинами то, что они кричат здесь! Пусть разложение захватит и войско! Нечего ему подчиняться полководцам, (17) раз уж в Риме наступила такая свобода, что можно не уважать ни сенат, ни должностных лиц, ни законы, ни обычаи предков, ни установления наших отцов, ни воинскую дисциплину!" |
[7] Par iam etiam in contionibus erat Appius tribunis plebis, cum subito, unde minime quis crederet, accepta calamitas apud Veios et superiorem Appium in causa et concordiam ordinum maiorem ardoremque ad obsidendos pertinacius Veios fecit. nam cum agger promotus ad urbem uineaeque tantum non iam iniunctae moenibus essent, dum opera interdiu fiunt intentius quam nocte custodiuntur, patefacta repente porta ingens multitudo facibus maxime armata ignes coniecit, horaeque momento simul aggerem ac uineas, tam longi temporis opus, incendium hausit; multique ibi mortales nequiquam opem ferentes ferro ignique absumpti sunt. Quod ubi Romam est nuntiatum, maestitiam omnibus, senatui curam metumque iniecit, ne tum uero sustineri nec in urbe seditio nec in castris posset et tribuni plebis uelut ab se uictae rei publicae insultarent, cum repente quibus census equester erat, equi publici non erant adsignati, concilio prius inter sese habito, senatum adeunt factaque dicendi potestate, equis se suis stipendia facturos promittunt. Quibus cum amplissimis uerbis gratiae ab senatu actae essent famaque ea forum atque urbem peruasisset, subito ad curiam concursus fit plebis; pedestris ordinis aiunt nunc esse operam rei publicae extra ordinem polliceri, seu Veios seu quo alio ducere uelint; si Veios ducti sint, negant se inde prius quam capta urbe hostium redituros esse. Tum uero iam superfundenti se laetitiae uix temperatum est; non enim, sicut equites, dato magistratibus negotio laudari iussi, neque aut in curiam uocati quibus responsum daretur, aut limine curiae continebatur senatus; sed pro se quisque ex superiore loco ad multitudinem in comitio stantem uoce manibusque significare publicam laetitiam, beatam urbem Romanam et inuictam et aeternam illa concordia dicere, laudare equites, laudare plebem, diem ipsum laudibus ferre, uictam esse fateri comitatem benignitatemque senatus. Certatim patribus plebique manare gaudio lacrimae, donec reuocatis in curiam patribus senatus consultum factum est ut tribuni militares contione aduocata peditibus equitibusque gratias agerent, memorem pietatis eorum erga patriam dicerent senatum fore; placere autem omnibus his uoluntariam extra ordinem professis militiam aera procedere; et equiti certus numerus aeris est adsignatus. Tum primum equis suis merere equites coeperunt. Voluntarius ductus exercitus Veios non amissa modo restituit opera, sed noua etiam instituit. Ab urbe commeatus intentiore quam antea subuehi cura, ne quid tam bene merito exercitui ad usum deesset. | 7. (1) Аппий уже сравнялся влиянием на сходках с народными трибунами, когда внезапное известие о несчастье, случившемся под Вейями, сразу дало ему преимущество в этом соревновании, укрепило согласие сословий и вдохновило всех на упорную осаду города. А случилось вот что. (2) Когда насыпь была подведена к городу и осадные навесы вот-вот должны были соединиться со стенами, ворота внезапно открылись (ибо сооружения эти усерднее возводились днем, чем охранялись ночью), огромная толпа, вооруженная по преимуществу факелами, подпалила навесы, (3) и пламя в одно мгновение поглотило и их, и насыпь, и все плоды столь длительных трудов. От оружия и огня погибли также и многие воины, тщетно пытавшиеся исправить дело. (4) Когда эта весть достигла Рима, всех охватило отчаяние, а сенаторов еще и озабоченность. Они опасались, что теперь уж не удастся справиться со смутой ни в городе, ни в лагере, что народные трибуны станут топтать государство так, будто оно побеждено ими. (5) И вот тогда, посовещавшись предварительно между собой, в сенат неожиданно явились те, кто по цензу принадлежал к всадникам, но кому не были назначены лошади от казны. Получив дозволение говорить, они заявили, что стремятся служить государству и готовы приобрести коней за свой счет. (6) Сенат не пожалел слов, дабы выразить им благодарность. Когда об этом стало известно на форуме и в Городе, к курии внезапно сбежались плебеи. (7) Они говорили, что и тем, кому положено служить пешими, пора записаться в войско и порадеть государству, отбросив заведенный порядок набора. Пусть их ведут под Вейи или вообще куда будет необходимо. Они ручаются, что из-под Вей вернутся не раньше, чем вражеский город будет взят. (8) Тут уже сенаторам еле удалось совладать с бившим через край ликованием. (9) Если просьба всадников была передана на рассмотрение должностных лиц, а их самих приказано благодарить, то теперь ни плебеев не стали приглашать в курию, дабы выслушать ответ, ни сенаторы не в силах были оставаться в ее стенах. (10) С возвышения каждый из них от себя обращался к собравшейся на Комиции толпе, словами и жестами выражая радость, овладевшую государством, уверял, что проявленное сегодня согласие делает Рим блаженным, неодолимым, вечным, восхвалял всадников, восхвалял народ и сам сегодняшний день, признавал, что готовностью к примирению и великодушием они превзошли сенат. (11) То у сенаторов, то у плебеев выступали на глазах слезы радости. Но вот сенаторов призвали обратно в курию, (12) где и было принято постановление, обязывавшее военных трибунов поблагодарить на сходке и конных и пеших воинов и передать им, что сенат всегда будет помнить об их любви к родине, но считает все же необходимым всем тем, кто вызвался добровольно служить вне положенного срока, заплатить причитающееся им жалованье. Определенная сумма была назначена и всадникам, (13) которые именно тогда впервые стали проходить службу со своими собственными конями. Это добровольческое войско, будучи приведено под Вейи, не только восстановило уничтоженные осадные сооружения, но даже возвело новые. Продовольствие из Города стали подвозить с еще большим тщанием, нежели раньше, дабы столь достойное войско не испытывало ни в чем недостатка. |
[8] Insequens annus tribunos militum consulari potestate habuit C. Seruilium Ahalam tertium Q. Seruilium L. Verginium Q. Sulpicium A. Manlium iterum M'. Sergium iterum. His tribunis, dum cura omnium in Veiens bellum intenta est, neglectum Anxuri praesidium uacationibus militum et Volscos mercatores uolgo receptando, proditis repente portarum custodibus oppressum est. Minus militum periit, quia praeter aegros lixarum in modum omnes per agros uicinasque urbes negotiabantur. Nec Veiis melius gesta res, quod tum caput omnium curarum publicarum erat; nam et duces Romani plus inter se irarum quam aduersus hostes animi habuerunt, et auctum est bellum aduentu repentino Capenatium atque Faliscorum. Hi duo Etruriae populi, quia proximi regione erant, deuictis Veiis bello quoque Romano se proximos fore credentes, Falisci propria etiam causa infesti quod Fidenati bello se iam antea immiscuerant, per legatos ultro citroque missos iure iurando inter se obligati, cum exercitibus necopinato ad Veios accessere. Forte ea regione qua M'. Sergius tribunus militum praeerat castra adorti sunt ingentemque terrorem intulere, quia Etruriam omnem excitam sedibus magna mole adesse Romani crediderant. Eadem opinio Veientes in urbe concitauit. Ita ancipiti proelio castra Romana oppugnabantur; concursantesque cum huc atque illuc signa transferrent, nec Veientem satis cohibere intra munitiones nec suis munimentis arcere uim ac tueri se ab exteriore poterant hoste. Vna spes erat, si ex maioribus castris subueniretur, ut diuersae legiones aliae aduersus Capenatem ac Faliscum, aliae contra eruptionem oppidanorum pugnarent; sed castris praeerat Verginius, priuatim Sergio inuisus infestusque. Is cum pleraque castella oppugnata, superatas munitiones, utrimque inuehi hostem nuntiaretur, in armis milites tenuit, si opus foret auxilio collegam dictitans ad se missurum. Huius adrogantiam pertinacia alterius aequabat, qui, ne quam opem ab inimico uideretur petisse, uinci ab hoste quam uincere per ciuem maluit. Diu in medio caesi milites; postremo desertis munitionibus, perpauci in maiora castra, pars maxima atque ipse Sergius Romam pertenderunt. Vbi cum omnem culpam in collegam inclinaret, acciri Verginium ex castris, interea praeesse legatos placuit. Acta deinde in senatu res est certatumque inter collegas maledictis. Pauci rei publicae, [plerique] huic atque illi ut quosque studium priuatim aut gratia occupauerat adsunt. | 8. (1) На следующий год [402 г.] военными трибунами с консульской властью стали Гай Сервилий Агала в третий раз, Квинт Сервилий, Луций Вергиний, Квинт Сульпиций, Авл Манлий во второй раз, Марк Сергий во второй раз. (2) При этих трибунах, в то время как все помыслы сосредоточились на войне с вейянами, оказавшаяся в небрежении Анксурская крепость была внезапно захвачена из-за предательства городской стражи. Дело в том, что многие из войска получили там отпуск, а в город, наоборот, было допущено много вольских купцов. (3) Воинов там погибло не много, ибо римляне усвоили манеру обозных слуг, и все, за исключением больных, разбрелись торговать по деревням и соседним городам. (4) В Вейях, к которым в то время были обращены общие помыслы, дела шли не лучше: с одной стороны, римские полководцы пылали гневом друг на друга больше, чем на врага, а с другой - война разгорелась еще сильнее из-за внезапного появления капенцев и фалисков. (5) Две эти этрусские общины, будучи расположены по соседству, считали, что после разгрома Вей настанет их очередь; (6) фалиски же имели и свои причины для враждебности: они уже раньше ввязались в фиденскую войну. Обменявшись послами и взаимно связав друг друга клятвами, они внезапно явились с войсками к Вейям. (7) Случилось так, что римский лагерь подвергся нападению с той стороны, где командовал военный трибун Марк Сергий. Римляне пришли в неописуемый ужас, думая, будто целая Этрурия пробудилась, снялась с мест и всей громадой обрушилась на них. Так же решили запертые в своем городе вейяне, и это подтолкнуло их к немедленным действиям. (8) Римский лагерь подвергся нападению с обеих сторон, воины метались, перенося боевые знамена то туда, то сюда, и в результате не удалось ни вейян удержать в их стенах, ни свои собственные отстоять от врага, наседавшего извне. (9) Оставалось лишь надеяться, что подоспеет помощь из главного лагеря и тогда одни легионы смогли бы противостоять капенцам и фалискам, а другие вылазке горожан. Но главным лагерем командовал Вергиний, ненавидевший Сергия и сам ненавистный ему. (10) Зная, что почти все бастионы пали, укрепления взяты и враг наступает с обеих сторон, он привел своих воинов в боевую готовность, но продолжал держать их в лагере, твердя, что, если появится нужда в подмоге, другой трибун пошлет за ней. (11) Упрямство одного не уступало заносчивости другого. Сергий предпочел потерпеть поражение от врага, чем победить вместе с соотечественником, лишь бы не показалось, что он одалживается у недруга. (12) Воины несли потери в окружении, пока наконец не покинули укрепления; немногие устремились в главный лагерь, а большинство, в том числе и сам Сергий, - в Рим. Поскольку там он перекладывал всю вину на Вергиния, решено было вызвать того из лагеря, возложив в его отсутствие командование на легатов. (13) Затем дело слушалось в сенате, где товарищи по должности наперебой поносили друг друга. Среди сенаторов лишь немногие защищали интересы государства, большинство стояло за одного или за другого из противников в зависимости от личной привязанности или признательности. |
[9] Primores patrum siue culpa siue infelicitate imperatorum tam ignominiosa clades accepta esset censuere non exspectandum iustum tempus comitiorum, sed extemplo nouos tribunos militum creandos esse, qui kalendis Octobribus magistratum occiperent. In quam sententiam cum pedibus iretur, ceteri tribuni militum nihil contradicere; at enimuero Sergius Verginiusque, propter quos paenitere magistratuum eius anni senatum apparebat, primo deprecari ignominiam, deinde intercedere senatus consulto, negare se ante idus Decembres, sollemnem ineundis magistratibus diem, honore abituros esse. Inter haec tribuni plebis, cum in concordia hominum secundisque rebus ciuitatis inuiti silentium tenuissent, feroces repente minari tribunis militum, nisi in auctoritate senatus essent, se in uincla eos duci iussuros esse. Tum C. Seruilius Ahala tribunus militum: "quod ad uos attinet, tribuni plebis, minasque uestras, ne ego libenter experirer quam non plus in iis iuris quam in uobis animi esset; sed nefas est tendere aduersus auctoritatem senatus. Proinde et uos desinite inter nostra certamina locum iniuriae quaerere, et collegae aut facient quod censet senatus, aut si pertinacius tendent, dictatorem extemplo dicam qui eos abire magistratu cogat." cum omnium adsensu comprobata oratio esset, gauderentque patres sine tribuniciae potestatis terriculis inuentam esse aliam uim maiorem ad coercendos magistratus, uicti consensu omnium comitia tribunorum militum habuere qui kalendis Octobribus magistratum occiperent, seque ante eam diem magistratu abdicauere. | 9. (1) Знатнейшие сенаторы считали, что не важно, вина ли командующих или их злополучие послужило причиной столь позорного поражения. Они требовали не дожидаться срока, установленного законом для созыва народного собрания, и немедленно избрать новых военных трибунов, которые вступили бы в должность на октябрьские календы. (2) Это предложение было поддержано, согласилось с ним и большинство народных трибунов. (3) Одни лишь Сергий с Вергинием - те самые, которые и навлекли гнев сената на должностных лиц этого года, - сначала стали молить избавить их от бесчестья, а потом выступили против этого сенатского постановления, заявив, что не оставят должности до декабрьских ид - дня, когда новые магистраты торжественно вступают в свои полномочия. (4) Между тем народные трибуны, поневоле молчавшие, пока среди граждан царило согласие, а в государстве - благополучие, теперь, сразу распалившись яростью, начали грозить военным трибунам, что, если те не подчинятся воле сената, они прикажут заточить их. (5) Тогда военный трибун Гай Сервилий Агала сказал: "Что до вас, народные трибуны, я с удовольствием проверил бы на себе, решитесь ли вы привести в исполнение свои угрозы, или в вас еще меньше дерзости, чем в них законности. Но нечестиво восставать против власти сената. (6) Так что не пытайтесь выискивать в наших спорах местечко, куда побольнее ударить. Коллеги же мои пусть выполнят решение сената, а коли станут они упорствовать, я тотчас же назначаю диктатора, и уж он-то заставит их уйти с должности". (7) Эта речь встретила всеобщее одобрение, и сенаторы радовались тому, что нашлось средство достаточно сильное, дабы и без пугала трибунской власти найти управу на должностных лиц. (8) Побежденные всеобщим согласием, те сложили с себя полномочия и на следующий же день провели выборы военных трибунов, которым предстояло вступить в должность в октябрьские календы. |
[10] L. Valerio Potito quartum M. Furio Camillo iterum M'. Aemilio Mamerco tertium Cn. Cornelio Cosso iterum K. Fabio Ambusto L. Iulio Iulo tribunis militum consulari potestate multa domi militiaeque gesta; nam et bellum multiplex fuit eodem tempore, ad Veios et ad Capenam et ad Falerios et in Volscis ut Anxur ab hostibus reciperaretur, et Romae simul dilectu simul tributo conferendo laboratum est, et de tribunis plebi cooptandis contentio fuit, et haud paruum motum duo iudicia eorum qui paulo ante consulari potestate fuerant exciuere. Omnium primum tribunis militum fuit, dilectum haberi; nec iuniores modo conscripti sed seniores etiam coacti nomina dare ut urbis custodiam agerent. Quantum autem augebatur militum numerus, tanto maiore pecunia in stipendium opus erat, eaque tributo conferebatur, inuitis conferentibus qui domi remanebant, quia tuentibus urbem opera quoque militari laborandum seruiendumque rei publicae erat. Haec per se grauia indigniora ut uiderentur tribuni plebis seditiosis contionibus faciebant, ideo aera militibus constituta esse arguendo ut plebis partem militia partem tributo conficerent. unum bellum annum iam tertium trahi et consulto male geri ut diutius gerant. In quattuor deinde bella uno dilectu exercitus scriptos, et pueros quoque ac senes extractos. Iam non aestatis nec hiemis discrimen esse, ne ulla quies unquam miserae plebi sit; quae nunc etiam uectigalis ad ultimum facta sit, ut cum confecta labore uolneribus postremo aetate corpora rettulerint incultaque omnia diutino dominorum desiderio domi inuenerint, tributum ex adfecta re familiari pendant aeraque militaria, uelut fenore accepta, multiplicia rei publicae reddant. Inter dilectum tributumque et occupatos animos maiorum rerum curis, comitiis tribunorum plebis numerus expleri nequiit. Pugnatum inde in loca uacua ut patricii cooptarentur. Postquam obtineri non poterat, tamen labefactandae legis [tribuniciae] causa effectum est ut cooptarentur tribuni plebis C. Lacerius et M. Acutius, haud dubie patriciorum opibus | 10. (1) Военными трибунами с консульской властью были избраны Луций Валерий Потит в четвертый раз, Марк Фурий Камилл во второй, Марк Эмилий Мамерк в третий, Гней Корнелий Косс во второй, Цезон Фабий Амбуст и Луций Юлий Юл [401 г.]. При них произошло много событий как в Городе, так и на войне, (2) ибо и война шла одновременно на разных театрах - против Вей, против Капен и Фалерий и против вольсков за возвращение Анксура. (3) Да и в Риме приходилось нелегко - в одно и то же время там шел и набор в войско, и сбор подати, разгорелись страсти вокруг пополнения числа народных трибунов и немалое брожение вызвал суд над теми двумя, которые еще недавно располагали консульской властью. (4) Прежде всего военным трибунам предстояло произвести набор, причем призывалась не только молодежь; пожилым людям тоже пришлось записываться, чтобы было кому охранять Город. (5) Но, насколько возрастало число воинов, настолько же больше требовалось денег на выплату им жалованья. Между тем взимание учрежденной для этого подати встречало сопротивление тех, кто платил ее, оставаясь в Риме: ведь остающиеся в Городе для его охраны также исполняли гражданский долг, работая на строительстве укреплений. (6) Все это и само по себе было непросто, а народные трибуны старались еще усугубить положение, утверждая на своих подстрекательских сходках, будто плата воинам для того и была установлена, чтобы извести одних плебеев службой, а других - податью. (7) Одну войну тянут уже третий год и нарочно ведут ее плохо, чтобы она длилась подольше, а теперь проводят такой призыв, чтобы хватило сразу на четыре кампании, и от семей отрывают уже не только юношей, но даже и стариков. (8) Уж теперь не различают, что лето, что зима, только б никогда не знали передышки простые люди, которых вдобавок и податью еще обложили! (9) Вернется человек от ратных трудов домой, притащится, согбенный годами, покрытый ранами, и найдет хозяйство в полном запустении - слишком долго оно ждало бывшего в отлучке хозяина. И из этого-то расстроенного имущества его к тому же заставят заплатить подать, чтобы он вернул свое воинское жалованье государству приумноженным, будто ссуду ростовщику! (10) Среди забот о наборе, о налоге, о других важнейших делах собрание не смогло пополнить число народных трибунов. Тогда развернулась борьба за то, чтобы на пустующие места были приняты патриции. (11) Этого добиться не удалось, но все же трибунами выбрали Гая Лацерия и Марка Акупия - бесспорно, при поддержке патрициев, стремившихся подорвать закон. |
[11] Fors ita tulit ut eo anno tribunus plebis Cn. Trebonius esset, qui nomini ac familiae debitum praestare uideretur Treboniae legis patrocinium. Is quod petissent patres quondam primo incepto repulsi, tandem tribunos militum expugnasse uociferans, legem Treboniam sublatam et cooptatos tribunos plebis non suffragiis populi sed imperio patriciorum; eo reuolui rem ut aut patricii aut patriciorum adseculae habendi tribuni plebis sint; eripi sacratas leges, extorqueri tribuniciam potestatem; id fraude patriciorum, scelere ac proditione collegarum factum arguere. Cum arderent inuidia non patres modo sed etiam tribuni plebis, cooptati pariter et qui cooptauerant, tum ex collegio tres, P. Curatius M. Metilius M. Minucius, trepidi rerum suarum, in Sergium Verginiumque, prioris anni tribunos militares, incurrunt; in eos ab se iram plebis inuidiamque die dicta auertunt. Quibus dilectus, quibus tributum, quibus diutina militia longinquitasque belli sit grauis, qui clade accepta ad Veios doleant, qui amissis liberis, fratribus, propinquis, adfinibus lugubres domos habeant, his publici priuatique doloris exsequendi ius potestatemque ex duobus noxiis capitibus datam ab se memorant. Omnium namque malorum in Sergio Verginioque causas esse; nec id accusatorem magis arguere quam fateri reos, qui noxii ambo alter in alterum causam conferant, fugam Sergi Verginius, Sergius proditionem increpans Vergini. Quorum adeo incredibilem amentiam fuisse ut multo ueri similius sit compecto eam rem et communi fraude patriciorum actam. Ab his et prius datum locum Veientibus ad incendenda opera belli trahendi causa, et nunc proditum exercitum, tradita Faliscis Romana castra. Omnia fieri ut consenescat ad Veios iuuentus, nec de agris nec de aliis commodis plebis ferre ad populum tribuni frequentiaque urbana celebrare actiones et resistere conspirationi patriciorum possint. Praeiudicium iam de reis et ab senatu et ab populo Romano et ab ipsorum collegio factum esse; nam et senatus consulto eos ab re publica remotos esse, et recusantes abdicare se magistratu dictatoris metu ab collegis coercitos esse, et populum Romanum tribunos creasse qui non idibus Decembribus, die sollemni, sed extemplo kalendis Octobribus magistratum occiperent, quia stare diutius res publica his manentibus in magistratu non posset; et tamen eos, tot iudiciis confossos praedamnatosque, uenire ad populi iudicium et existimare defunctos se esse satisque poenarum dedisse quod duobus mensibus citius priuati facti sint, neque intellegere nocendi sibi diutius tum potestatem ereptam esse, non poenam inrogatam; quippe et collegis abrogatum imperium qui certe nihil deliquissent. Illos repeterent animos Quirites, quos recenti clade accepta habuissent, cum fuga trepidum, plenum uolnerum ac pauoris incidentem portis exercitum uiderint, non fortunam aut quemquam deorum sed hos duces accusantem. Pro certo se habere neminem in contione stare qui illo die non caput domum fortunasque L. Vergini ac M'. Sergi sit exsecratus detestatusque. Minime conuenire quibus iratos quisque deos precatus sit, in iis sua potestate, cum liceat et oporteat, non uti. nunquam deos ipsos admouere nocentibus manus; satis esse, si occasione ulciscendi laesos arment. | 11. (1) Так совпало, что народным трибуном в этом году был Гней Требоний, считавший защиту этого закона своим родственным долгом. (2) Он кричал, что военные трибуны добились теперь того самого права, в котором некогда, при первой попытке, патрициям было отказано, что Требониев закон ниспровергнут и народные трибуны избираются не всеобщим голосованием. но властью патрициев; до того дошло, что народными трибунами становятся или патриции, или их подпевалы; (3) отняты священные законы, растоптана трибунская власть; и все из-за коварства патрициев, по гнусному предательству трибунов. (4) Поскольку предметом пламенной ненависти сделались не только сенаторы, но даже и народные трибуны, как принятые, так и принимавшие других, - то, опасаясь за свое положение, трое из них - Публий Кураций, Марк Метилий и Марк Минуций - обрушились на Сергия и Вергиния, военных трибунов прошлого года, и привлекли их к суду, стремясь снять с себя и обратить на них ненависть и злобу плебеев. (5) "Все те, - твердили они, - кому в тягость набор, подать, долгая служба, далекая война, кто скорбит о поражении под Вейями, чьи дома в трауре по погибшим сыновьям и братьям, родным и близким, пусть помнят, что мы, трибуны, дали им право, дали им власть отомстить двум преступникам за свое личное и общее горе. (6) Ведь причина всех бед - Сергий и Вергиний, и ни один не придумает здесь ничего, что не было бы и так очевидно, - оба они виновны, оба сваливают вину друг на друга: Вергиний громогласно возмущается бегством Сергия, Сергий - предательством Вергиния. (7) Их безумие настолько невероятно, что гораздо естественнее предположить тут умысел - все это патриции разыграли, договорившись между собой заранее. (8) Ведь они уже и раньше дали вейянам возможность сжечь осадные сооружения, только бы затянуть войну, а вот теперь предали войско и оставили римский лагерь фалискам. (9) Делается все, чтобы молодежь состарилась под стенами Вей, чтобы трибуны не могли выносить на суд народа раздачу наделов и обсуждать с ним другие интересы простых людей, чтобы их деятельность не встречала отклика у городской толпы, чтобы лишить их возможности противостоять заговору патрициев. (10) Свой приговор Сергию и Вергинию вынесли все - и сенат, и римский народ, и их собственные товарищи: (11) ведь и сенатское постановление отрешало их от управления государством, и трибуны, пригрозив введением диктатуры, принудили их сложить с себя полномочия, как они ни сопротивлялись, и римский народ избрал трибунов, вступивших в полномочия не на декабрьские иды, в обычный срок, но немедленно, в октябрьские календы, - и все это потому, что не могло долее государство существовать, пока такие люди оставались на должности. (12) Между тем, столько раз осужденные, заранее приговоренные, они смеют обращаться к суду народа, думать, что, сложив полномочия на два месяца раньше, они уже сполна рассчитались и понесли достаточную кару. (13) Им невдомек, что тогда не наказание для них назначили, а лишь отняли возможность и дальше приносить вред - власти ведь лишились в ту пору и их сотоварищи, которых уж во всяком случае не за что было наказывать. (14) Пусть же граждане воскресят в себе чувства, обуревавшие их сразу после поражения, когда на их глазах израненные, охваченные паникой воины беспорядочно валили в городские ворота и проклинали не фортуну, не кого-либо из богов, а этих вот полководцев. (15) Наверняка не найдется на теперешней сходке никого, кто не призывал бы в тот день проклятий на головы Луция Вергиния и Марка Сергия, не желал погибели их семьям и имуществу. (16) Куда же это годится - сначала молить богов, чтобы они их покарали, а потом не наказать их даже собственной властью, которой можно и должно воспользоваться. Сами боги никогда не обрушивают своей десницы на злодеев, они лишь вооружают обиженных возможностью отомстить. |
[12] His orationibus incitata plebs denis milibus aeris grauis reos condemnat, nequiquam Sergio Martem communem belli fortunamque accusante, Verginio deprecante ne infelicior domi quam militiae esset. In hos uersa ira populi cooptationis tribunorum fraudisque contra legem Treboniam factae memoriam obscuram fecit. Victores tribuni ut praesentem mercedem iudicii plebes haberet legem agrariam promulgant, tributumque conferri prohibent, cum tot exercitibus stipendio opus esset resque militia ita prospere gererentur ut nullo bello ueniretur ad exitum spei. Namque Veiis castra quae amissa erant reciperata castellis praesidiisque firmantur; praeerant tribuni militum M'. Aemilius et K. Fabius. A M. Furio in Faliscis, a Cn. Cornelio in Capenate agro hostes nulli extra moenia inuenti; praedae actae incendiisque uillarum ac frugum uastati fines; oppida oppugnata nec obsessa sunt. At in Volscis depopulato agro Anxur nequiquam oppugnatum, loco alto situm et postquam uis inrita erat uallo fossaque obsideri coeptum; Valerio Potito Volsci prouincia euenerat. Hoc statu militarium rerum, seditio intestina maiore mole coorta quam bella tractabantur; et cum tributum conferri per tribunos non posset nec stipendium imperatoribus mitteretur aeraque militaria flagitaret miles, haud procul erat quin castra quoque urbanae seditionis contagione turbarentur. Inter has iras plebis in patres cum tribuni plebi nunc illud tempus esse dicerent stabiliendae libertatis et ab Sergiis Verginiisque ad plebeios uiros fortes ac strenuos transferendi summi honoris, non tamen ultra processum est quam ut unus ex plebe, usurpandi iuris causa, P. Licinius Caluus tribunus militum consulari potestate crearetur: ceteri patricii creati, P. Manilius L. Titinius P. Maelius L. Furius Medullinus L. Publilius Volscus. Ipsa plebes mirabatur se tantam rem obtinuisse, non is modo qui creatus erat, uir nullis ante honoribus usus, uetus tantum senator et aetate iam grauis; nec satis constat cur primus ac potissimus ad nouum delibandum honorem sit habitus. Alii Cn. Corneli fratris, qui tribunus militum priore anno fuerat triplexque stipendium equitibus dederat, gratia extractum ad tantum honorem credunt, alii orationem ipsum tempestiuam de concordia ordinum patribus plebique gratam habuisse. Hac uictoria comitiorum exsultantes tribuni plebis quod maxime rem publicam impediebat de tributo remiserunt. Conlatum oboedienter missumque ad exercitum est. | 12. (1) Распаленный этими речами, плебс приговорил каждого из обвиняемых к уплате десяти тысяч тяжелых ассов. Тщетно Сергий ссылался на фортуну и грозящие каждому превратности войны, а Вергиний молил не усугублять еще более его несчастья. (2) Ненависть к ним заставила плебеев забыть о пополнении числа трибунов и кознях против Требониева закона. (3) Победившие на выборах трибуны решили щедро вознаградить простой народ за то, что он избрал их: они обнародовали аграрный закон и запретили собирать подать, (4) и это в то время, когда многочисленные армии ждали жалованья, а выгодное военное положение оставляло надежду на победу во всех войнах: в самом деле, потерянный лагерь под Вейями удалось вернуть и даже укрепить бастионами и заставами (там командовали военные трибуны Марк Эмилий и Цезон Фабий). (5) Кроме того, и Марк Фурий у фалисков, и Гней Корнелий в капенской земле, обнаружив противника укрывшимся за городскими стенами, грабили и опустошали окрестности; они сжигали поместья и хлеба, но не пытались взять города ни приступом, ни осадой. (6) В земле вольсков поля тоже были разграблены, но штурм Анксура не удался, поскольку город раскинулся на горе. Убедившись в бесплодности своих усилий, римляне начали правильную осаду, окружив город валом и рвом. Жребий вести войну против вольсков выпал Валерию Потиту. (7) При таком военном положении внутренние беспорядки представляли особенную опасность. Поскольку из-за трибунов не удалось собрать подать, командующим перестали посылать жалованье, и воины возмущенно требовали платы. Городская смута могла вот-вот перекинуться, подобно заразе, и на военный лагерь. (8) Ненависть плебеев к патрициям росла. Вот уже народные трибуны заявили, что пробил наконец час упрочения свободы, когда высшие посты будут отняты у Сергиев с Вергиниями и переданы решительным, предприимчивым мужам из народа. (9) Однако кончилось тем, что военным трибуном с консульской властью был избран всего лишь один плебей, Публий Лициний Кальв, да и его плебеи выбрали только для того, чтобы воспользоваться имеющимся правом. (10) Все остальные трибуны оказались из патрициев: Публий Манлий, Луций Тициний, Публий Мелий, Луций Фурий Медуллин, Луций Публилий Вольск. (11) Не только сам Кальв, но и все плебеи были озадачены таким своим успехом: Кальв не был ранее взыскан никакими почестями, если не считать долгого пребывания в сенате, и вдобавок был стар годами. (12) Не вполне понятно, почему именно ему довелось первым вкусить от неизведанной доселе почести. Одни уверены, что он был вознесен на эту должность благодаря славе своего брата Гнея Корнелия, который, будучи военным трибуном предыдущего года, выдал всадникам тройное жалованье. Другие полагают, будто он очень к месту произнес свою речь о согласии сословий, понравившуюся и патрициям и плебеям. (13) На радостях от этой победы в комициях народные трибуны уступили в том, что более всего мешало государству, а именно в вопросе о подати. Она была собрана без возражений и отправлена войску [400 г.]. |
[13] Anxur in Volscis breui receptum est, neglectis die festo custodiis urbis. Insignis annus hieme gelida ac niuosa fuit, adeo ut uiae clausae, Tiberis innauigabilis fuerit. Annona ex ante conuecta copia nihil mutauit. Et quia P. Licinius ut ceperat haud tumultuose magistratum maiore gaudio plebis quam indignatione patrum, ita etiam gessit, dulcedo inuasit proximis comitiis tribunorum militum plebeios creandi. Vnus M. Veturius ex patriciis candidatis locum tenuit: plebeios alios tribunos militum consulari potestate omnes fere centuriae dixere, M. Pomponium Cn. Duillium Voleronem Publilium Cn. Genucium L. Atilium. Tristem hiemem siue ex intemperie caeli, raptim mutatione in contrarium facta, siue alia qua de causa grauis pestilensque omnibus animalibus aestas excepit; cuius insanabili perniciei quando nec causa nec finis inueniebatur, libri Sibyllini ex senatus consulto aditi sunt. Duumuiri sacris faciundis, lectisternio tunc primum in urbe Romana facto, per dies octo Apollinem Latonamque et Dianam, Herculem, Mercurium atque Neptunum tribus quam amplissime tum apparari poterat stratis lectis placauere. priuatim quoque id sacrum celebratum est. Tota urbe patentibus ianuis promiscuoque usu rerum omnium in propatulo posito, notos ignotosque passim aduenas in hospitium ductos ferunt, et cum inimicis quoque benigne ac comiter sermones habitos; iurgiis ac litibus temperatum; uinctis quoque dempta in eos dies uincula; religioni deinde fuisse quibus eam opem di tulissent uinciri. Interim ad Veios terror multiplex fuit tribus in unum bellis conlatis. Namque eodem quo antea modo circa munimenta cum repente Capenates Faliscique subsidio uenissent, aduersus tres exercitus ancipiti proelio pugnatum est. Ante omnia adiuuit memoria damnationis Sergi ac Vergini. Itaque [e] maioribus castris, unde antea cessatum fuerat, breui spatio circumductae copiae Capenates in uallum Romanum uersos ab tergo adgrediuntur; inde pugna coepta et Faliscis intulit terrorem, trepidantesque eruptio ex castris opportune facta auertit. Repulsos deinde insecuti uictores ingentem ediderunt caedem; nec ita multo post iam [palantes ueluti] forte oblati populatores Capenatis agri reliquias pugnae absumpsere. Et Veientium refugientes in urbem multi ante portas caesi, dum prae metu, ne simul Romanus inrumperet, obiectis foribus extremos suorum exclusere. | 13. (1) У вольсков был вскоре отобран Анксур, поскольку по случаю праздника город охранялся без должной бдительности. Зима в этом году была особенно морозной и снежной, так что дороги стали непроезжими, а Тибр - несудоходным. Но благодаря заранее подвезенным запасам зерна цены не возросли. (2) Публий Лициний отправлял свою должность так же, как получил ее: без всяких потрясений, скорее на радость плебеям, чем на досаду сенаторам; и потому на ближайших же комициях народ поддался искушению выбрать военными трибунами плебеев. (3) Из всех патрицианских кандидатов один Марк Ветурий занял эту должность - почти все центурии при избрании военных трибунов с консульскими полномочиями проголосовали за плебеев: Марка Помпония, Гнея Дуиллия, Волерона Публилия, Гнея Генуция и Луция Ацилия [399 г.]. (4) Был ли этот резкий переход вызван нездоровым климатом или чем-то иным, но только суровую зиму сменило тяжкое, чумное лето. (5) Поскольку не разглядеть было ни причины, ни конца этому бедствию, сенат решил обратиться к Сивиллиным книгам. (6) Тогда впервые в городе Риме был устроен пир для богов: и дуумвиры, ведавшие священнодействиями, застелив три ложа, в течение восьми дней со всей возможной тогда роскошью угощали Аполлона с Латоной, Геркулеса и Диану, Меркурия и Нептуна, пытаясь умилостивить их. (7) Этот обряд отправляли также и сами граждане. По всему городу растворяли двери, выставляли имущество на открытый воздух и пользовались всем, не разбирая своего и чужого, оказывали гостеприимство знакомым и незнакомым, приглашали чужестранцев, приветливо и ласково беседовали даже с недругами. Прекратились ссоры и тяжбы, (8) на эти дни сняли кандалы с узников и потом уже сочли кощунственным снова надеть их на тех, кому боги помогли подобным образом. (9) Между тем под Вейями три войны слились в одну, и страх римлян умножился: внезапно на помощь осажденным подошли капенцы и фалиски, так что пришлось, как и в прошлый раз, с двух сторон сдерживать на своих укреплениях удар трех армий. (10) Но еще свежо было в памяти осуждение Сергия и Вергиния: из того самого большого лагеря, откуда в прошлый раз тщетно ожидали подмоги, в тыл капенцам были выведены войска, как только враги развернулись против римского вала. (11) Разгоревшаяся битва посеяла страх и среди фалисков, врагов охватила паника, и удачная вылазка из лагеря обратила их в бегство. Победители пустились преследовать бегущих и учинили небывалую дотоле резню. (12) А через короткое время на уже рассеявшихся врагов вдруг наткнулись римские воины, разорявшие капенские поля, - они-то и добили тех, кто спасся после поражения. (13) Большие потери понесли и вейяне - как только началось бегство, городские ворота заперли, и все, кто остался снаружи, были перерезаны. |
[14] Haec eo anno acta; et iam comitia tribunorum militum aderant, quorum prope maior patribus quam belli cura erat, quippe non communicatum modo cum plebe sed prope amissum cernentibus summum imperium. Itaque clarissimis uiris ex composito praeparatis ad petendum quos praetereundi uerecundiam crederent fore, nihilo minus ipsi perinde ac si omnes candidati essent cuncta experientes non homines modo sed deos etiam exciebant, in religionem uertentes comitia biennio habita: priore anno intolerandam hiemem prodigiisque diuinis similem coortam, proximo non prodigia sed iam euentus: pestilentiam agris urbique inlatam haud dubia ira deum, quos pestis eius arcendae causa placandos esse in libris fatalibus inuentum sit; comitiis auspicato quae fierent indignum dis uisum honores uolgari discriminaque gentium confundi. Praeterquam maiestate petentium, religione etiam attoniti homines patricios omnes, partem magnam honoratissimum quemque, tribunos militum consulari potestate creauere, L. Valerium Potitum quintum M. Valerium Maximum M. Furium Camillum iterum L. Furium Medullinum tertium Q. Seruilium Fidenatem iterum Q. Sulpicium Camerinum iterum. His tribunis ad Veios nihil admodum memorabile actum est; tota uis in populationibus fuit. Duo summi imperatores, Potitus a Faleriis, Camillus a Capena praedas ingentes egere, nulla incolumi relicta re cui ferro aut igni noceri posset. | 14. (1) Вот что произошло в течение этого года. Уже приближались выборы военных трибунов, и за их исход патриции беспокоились куда больше, чем за исход войны. Их страшило, что высшую власть придется делить с плебеями; мало этого - простой народ мог и совсем завладеть ею. (2) И вот к соискательству должностей начинают заранее готовиться славнейшие мужи, обойти которых, по расчетам патрициев, побоялись бы из почтения. При этом и остальные патриции, как если бы все они домогались должностей, усердно взывали не только к людям, но и к богам, объявляя кощунственными результаты выборов последних двух лет. (3) Страшная зима прошлого года, твердили они, как видно, была божественным предзнаменованием, а недавно были явлены уже не только знамения, но и их исход (4) в виде обрушившегося на поля и на Город мора; тогда уже не приходилось сомневаться, что боги гневаются, и обратились к книгам судеб, и они велели для обуздания мора умилостивить богов. Богам возмутительно, что на освященном ими народном собрании почести достаются кому попало и нарушаются естественные различия между людьми. (5) И вот, пораженные не только достоинством претендентов, но и доводами благочестия, римляне избрали военными трибунами с консульской властью одних лишь патрициев, правда самых заслуженных: Луция Валерия Потита в пятый раз, Марка Валерия Максима, Марка Фурия Камилла во второй раз, Луция Фурия Медуллина в третий, Квинта Сервилия Фидената во второй, Квинта Сульпиция Камерина во второй [398 г.]. (6) При этих трибунах под Вейями не произошло почти ничего достойного упоминания, все силы тратились на грабежи. (7) Командующим в войне против Фалерий был назначен Потит, против Капен - Камилл; оба собрали огромную добычу, а из того, что можно было извести огнем и мечом, не оставили в сохранности ничего. |
[15] Prodigia interim multa nuntiari, quorum pleraque et quia singuli auctores erant parum credita spretaque, et quia, hostibus Etruscis, per quos ea procurarent haruspices non erant: in unum omnium curae uersae sunt quod lacus in Albano nemore, sine ullis caelestibus aquis causaue qua alia quae rem miraculo eximeret, in altitudinem insolitam creuit. Quidnam eo di portenderent prodigio missi sciscitatum oratores ad Delphicum oraculum. Sed propior interpres fatis oblatus senior quidam Veiens, qui inter cauillantes in stationibus ac custodiis milites Romanos Etruscosque uaticinantis in modum cecinit priusquam ex lacu Albano aqua emissa foret nunquam potiturum Veiis Romanum. quod primo uelut temere iactum sperni, agitari deinde sermonibus coeptum est donec unus ex statione Romana percontatus proximum oppidanorum, iam per longinquitatem belli commercio sermonum facto, quisnam is esset qui per ambages de lacu Albano iaceret, postquam audiuit haruspicem esse, uir haud intacti religione animi, causatus de priuati portenti procuratione si operae illi esset consulere uelle, ad conloquium uatem elicuit. cumque progressi ambo a suis longius essent inermes sine ullo metu, praeualens iuuenis Romanus senem infirmum in conspectu omnium raptum nequiquam tumultuantibus Etruscis ad suos transtulit. Qui cum perductus ad imperatorem, inde Romam ad senatum missus esset, sciscitantibus quidnam id esset quod de lacu Albano docuisset, respondit profecto iratos deos Veienti populo illo fuisse die quo sibi eam mentem obiecissent ut excidium patriae fatale proderet. Itaque quae tum cecinerit diuino spiritu instinctus, ea se nec ut indicta sint reuocare posse, et tacendo forsitan quae di immortales uolgari uelint haud minus quam celanda effando nefas contrahi. Sic igitur libris fatalibus, sic disciplina Etrusca traditum esse, [ut] quando aqua Albana abundasset, tum si eam Romanus rite emisisset uictoriam de Veientibus dari; antequam id fiat deos moenia Veientium deserturos non esse. exsequebatur inde quae sollemnis deriuatio esset; sed auctorem leuem nec satis fidum super tanta re patres rati decreuere legatos sortesque oraculi Pythici exspectandas. | 15. (1) Между тем было объявлено о многих знамениях, из коих большинству не поверили и ими пренебрегли, ибо, во-первых, каждое из них было явлено всего одному свидетелю и, во-вторых, из-за враждебности этрусков не нашлось гаруспиков, которые знали бы, как отвести беду. (2) Только одно из них привлекло внимание: вода в озере из священной Альбанской рощи, в отсутствие дождей или по другой причине, которая развеяла бы чудо, вдруг поднялась на небывалую высоту. (3) Были отправлены послы к дельфийскому оракулу, дабы вопросить, что пророчат боги этим знамением. (4) Но толкователь судеб объявился не столь далеко - то был некий старик вейянин. Римские часовые и этрусские караульные осыпали его насмешками, а он, распевая подобно кудеснику, возвестил, что римлянам не овладеть Вейями, покуда не уйдет вся вода из озера Альбанского. (5) Сначала на это не обратили внимания, как на нелепую выходку, но вскоре начали обсуждать повсюду, и однажды какой-то римский часовой окликнул одного из горожан, проходившего неподалеку, и спросил, кто был этот старик, что столь околичио вещал об Альбанском озере (из-за продолжительности войны осаждающие стали вступать в разговоры с осажденными). (6) Услышав от вейянина, что то был гаруспик, богобоязненный воин попросил позвать прорицателя, ссылаясь на то, что хочет, если тому будет угодно, посоветоваться об искуплении за какое-то ему одному явленное знамение. (7) И вот, когда оба без оружия и без страха отошли от своих укреплений на довольно большое расстояние, римский юноша, превосходивший силой немощного старца, схватил его на глазах у всех и при смятении этрусков потащил к своим. (8) Он был доставлен к полководцу, а потом отослан в Рим, к сенату. Когда у него принялись допытываться, что он говорил насчет Альбанского озера, старик ответил: (9) уж верно, разгневались боги на вейян в тот день, когда внушили прорицателю разгласить роковую тайну погибели отечества. (10) Итак, он не в силах отречься от того, что напророчил по божественному наитию, - ведь умолчать о том, что богам угодно открыть, пожалуй, столь же нечестиво, как разболтать сокровенное. (11) Вот что заповедано в пророческих книгах, вот что говорит этрусская ученость: если разольются воды альбанские, даруется римлянину над Вейями победа. Пусть он, обряды сотворив, спустит воду; пока же этого не произойдет, не оставят боги стен вейских. Дальше объяснялось, в чем состоит ритуал опускания вод. (12) Но сенаторы сочли старика болтуном, не заслуживающим доверия в столь важном деле, и решили дождаться послов с ответом пифийского оракула. |
[16] Priusquam a Delphis oratores redirent Albaniue prodigii piacula inuenirentur, noui tribuni militum consulari potestate, L. Iulius Iulus L. Furius Medullinus quartum L. Sergius Fidenas A. Postumius Regillensis P. Cornelius Maluginensis A. Manlius magistratum inierunt. Eo anno Tarquinienses noui hostes exorti. Qui quia multis simul bellis, Volscorum ad Anxur, ubi praesidium obsidebatur, Aequorum ad Labicos, qui Romanam ibi coloniam oppugnabant, ad hoc Veientique et Falisco et Capenati bello occupatos uidebant Romanos, nec intra muros quietiora negotia esse certaminibus patrum ac plebis, inter haec locum iniuriae rati esse, praedatum in agrum Romanum cohortes expeditas mittunt: aut enim passuros inultam eam iniuriam Romanos ne nouo bello se onerarent, aut exiguo eoque parum ualido exercitu persecuturos. Romanis indignitas maior quam cura populationis Tarquiniensium fuit; eo nec magno conatu suscepta nec in longum dilata res est. A. Postumius et L. Iulius, non iusto dilectu-etenim ab tribunis plebis impediebantur-sed prope uoluntariorum quos adhortando incitauerant coacta manu, per agrum Caeretem obliquis tramitibus egressi, redeuntes a populationibus grauesque praeda Tarquinienses oppressere. Multos mortales obtruncant, omnes exuunt impedimentis, et receptis agrorum suorum spoliis Romam reuertuntur. Biduum ad recognoscendas res datum dominis; tertio incognita-erant autem ea pleraque hostium ipsorum-sub hasta ueniere quodque inde redactum militibus est diuisum. Cetera bella maximeque Veiens incerti exitus erant. Iamque Romani desperata ope humana fata et deos spectabant, cum legati ab Delphis uenerunt, sortem oraculi adferentes congruentem responso captiui uatis: "Romane, aquam Albanam caue lacu contineri, caue in mare manare suo flumine sinas; emissam per agros rigabis dissipatamque riuis exstingues; tum tu insiste audax hostium muris, memor quam per tot annos obsides urbem ex ea tibi his quae nunc panduntur fatis uictoriam datam. Bello perfecto donum amplum uictor ad mea templa portato, sacraque patria, quorum omissa cura est, instaurata ut adsolet facito." | 16. (1) Прежде чем послы вернулись из Дельф и стало известно, каковы должны быть искупления на альбанское чудо, в должность вступили новые военные трибуны с консульской властью: Луций Юлий Юл, Луций Фурий Медуллин в четвертый раз, Луций Сергий Фиденат, Авл Постумий Регилльский, Публий Корнелий Малугинский, Авл Манлий [397 г.]. (2) В этот год появился новый враг - жители Тарквиний. Было очевидно, что римляне завязли одновременно во многих войнах - с вольсками у Анксура, где шла осада крепости, с эквами у Лабиков, где римская колония подверглась нападению, да к тому же еще с Вейями, фалисками и Капенами; мало этого, в самом Городе обстановка была крайне неспокойной из-за стычек патрициев с плебеями. (3) В Тарквиниях решили, что пора воспользоваться всем этим для нанесения удара, и послали легковооруженные отряды для грабежа римской земли. Расчет был на то, что римляне или снесут эту обиду и оставят ее неотмщенной, дабы не обременять себя новой войной, или пустятся за ними с маленьким и слабым войском. (4) Римляне были скорее разгневаны, чем встревожены произведенным тарквинийцами разором. Поэтому дела не откладывали, но и готовились к нему без особого тщания. (5) Авл Постумий и Луций Юл не стали объявлять принудительного набора - этому вдобавок противодействовали народные трибуны, - а горячими призывами собрали отряд почти из одних добровольцев. Пройдя окольными тропами через землю Цере, они обрушились на тарквинийцев, когда те возвращались от своих грабежей, обремененные добычей, (6) многих убили, отняли весь обоз и, прихватив награбленное в их земле, возвратились в Рим. (7) Был назначен двухдневный срок, в течение коего хозяева могли опознать свое имущество, на третий день невостребованное (по большей части имущество самих врагов) было распродано, а вырученные от этого деньги разделили между воинами. Исход остальных войн, в первую очередь с Вейями, оставался по-прежнему неясен. (8) Римляне уже изверились в человеческих усилиях и уповали лишь на судьбу и богов, когда вернулись послы из Дельф. Привезенный ими ответ оракула полностью совпадал с пророчеством пленного предсказателя: (9) "Римлянин! Остерегись воду альбанскую в озере держать, остерегись и в море ее спускать. Да растечется она по полям, да оросит их, да исчерпается, по рекам разлившись. (10) Тогда и воюй стены вражьи, да помни: прорицание своей победы ты получил из того самого города, который столько лет осаждаешь, ныне этот оракул лишь подтвердился. (11) По свершении рати пусть победитель принесет в мой храм богатые дары и восстановит обычайные отеческие священнодейства, что ныне небрежны". |
[17] Ingens inde haberi captiuus uates coeptus, eumque adhibere tribuni militum Cornelius Postumiusque ad prodigii Albani procurationem ac deos rite placandos coepere; inuentumque tandem est ubi neglectas caerimonias intermissumue sollemne di arguerent: nihil profecto aliud esse quam magistratus uitio creatos Latinas sacrumque in Albano monte non rite concepisse; unam expiationem eorum esse ut tribuni militum abdicarent se magistratu, auspicia de integro repeterentur et interregnum iniretur. Ea ita facta sunt ex senatus consulto. Interreges tres deinceps fuere, L. Valerius, Q. Seruilius Fidenas, M. Furius Camillus. Nunquam desitum interim turbari, comitia interpellantibus tribunis plebis donec conuenisset prius ut maior pars tribunorum militum ex plebe crearetur. Quae dum aguntur, concilia Etruriae ad fanum Voltumnae habita, postulantibusque Capenatibus ac Faliscis ut Veios communi animo consilioque omnes Etruriae populi ex obsidione eriperent, responsum est antea se id Veientibus negasse quia unde consilium non petissent super tanta re auxilium petere non deberent; nunc iam pro se fortunam suam illis negare. Maxima iam in parte Etruriae gentem inuisitatam, nouos accolas [Gallos] esse, cum quibus nec pax satis fida nec bellum pro certo sit. Sanguini tamen nominique et praesentibus periculis consanguineorum id dari ut si qui iuuentutis suae uoluntate ad id bellum eant non impediant. Eum magnum aduenisse hostium numerum fama Romae erat, eoque mitescere discordiae intestinae metu communi, ut fit, coeptae. | 17. (1) С этого момента пленный прорицатель удостоился большого уважения, а военные трибуны Корнелий и Постумий стали вместе с ним совершать искупительные жертвы по случаю альбанского знамения, чтобы надлежащим образом умилостивить богов. (2) Только тогда обнаружилось, где именно допущено нерадение о священных обрядах и нарушен порядок торжества, на что указывали боги. Как оказалось, дело было лишь в том, что должностные лица избраны были огрешно и о Латинских торжествах и жертвоприношении на Альбанской горе возвещено было не надлежащим образом. (3) Искупить все это можно было лишь отставкой военных трибунов, проведением ауспиций, назначением интеррекса (4). По решению сената так и было сделано. Интеррексов назначили сразу трех: Луция Валерия, Квинта Сервилия и Марка Фурия Камилла. (5) Но народные трибуны ни на миг не прекращали подстрекать собрание, пока не было решено, чтобы большинство военных трибунов выбиралось из плебеев. (6) В это время в храме Волтумны сошлись представители Этрурии. Когда капенцы и фалиски принялись требовать, чтобы все этрусские общины совместными усилиями вызволили Вейи из осады, им ответили так: (7) раньше этруски отказывали вейянам потому, что не след просить помощи у тех, у кого не спросили совета в таком важном деле. Теперь же их понуждают отказаться уже собственные интересы: (8) в этой области Этрурии осела большая часть невиданного племени; эти новые поселенцы - галлы, с которыми нет ни прочного мира, ни открытой войны. (9) Тем не менее, принимая во внимание кровные узы, славное имя и нынешние несчастья соплеменников, этруски готовы помочь им, не препятствуя добровольцам из своей молодежи отправиться на вейскую войну. (10) В Риме разнеслась молва, будто вражеские ряды пополнились множеством добровольцев, и внутренние раздоры, как это обычно и бывает, отступили перед лицом общего страха. |
[18] Haud inuitis patribus P. Licinium Caluum praerogatiua tribunum militum non petentem creant, moderationis expertae in priore magistratu uirum, ceterum iam tum exactae aetatis; omnesque deinceps ex collegio eiusdem anni refici apparebat, L. Titinium P. Maenium Cn. Genucium L. Atilium. Qui priusquam renuntiarentur iure uocatis tribubus, permissu interregis P. Licinius Caluus ita uerba fecit: "omen concordiae, Quirites, rei maxime in hoc tempus utili, memoria nostri magistratus uos his comitiis petere in insequentem annum uideo. Sed collegas eosdem reficitis, etiam usu meliores factos: me iam non eundem sed umbram nomenque P. Licini relictum uidetis. Vires corporis adfectae, sensus oculorum atque aurium hebetes, memoria labat, uigor animi obtunsus. En uobis" inquit, "iuuenem", filium tenens, "effigiem atque imaginem eius quem uos antea tribunum militum ex plebe primum fecistis. Hunc ego institutum disciplina mea uicarium pro me rei publicae do dicoque, uosque quaeso, Quirites, delatum mihi ultro honorem huic petenti meisque pro eo adiectis precibus mandetis." datum id petenti patri filiusque eius P. Licinius tribunus militum consulari potestate cum iis quos supra scripsimus declaratus. Titinius Genuciusque tribuni militum profecti aduersus Faliscos Capenatesque, dum bellum maiore animo gerunt quam consilio, praecipitauere se in insidias. Genucius morte honesta temeritatem luens ante signa inter primores cecidit; Titinius in editum tumulum ex multa trepidatione militibus collectis aciem restituit; nec se tamen aequo loco hosti commisit. Plus ignominiae erat quam cladis acceptum, quae prope in cladem ingentem uertit; tantum inde terroris non Romae modo, quo multiplex fama peruenerat, sed in castris quoque fuit ad Veios. Aegre ibi miles retentus a fuga est cum peruasisset castra rumor ducibus exercituque caeso uictorem Capenatem ac Faliscum Etruriaeque omnem iuuentutem haud procul inde abesse. His tumultuosiora Romae, iam castra ad Veios oppugnari, iam partem hostium tendere ad urbem agmine infesto, crediderant; concursumque in muros est et matronarum, quas ex domo conciuerat publicus pauor, obsecrationes in templis factae, precibusque ab dis petitum ut exitium ab urbis tectis templisque ac moenibus Romanis arcerent Veiosque eum auerterent terrorem, si sacra renouata rite, si procurata prodigia essent. | 18. (1) Прерогативные центурии с одобрения патрициев избрали военным трибуном Публия Лициния Кальва, хоть он этого и не домогался. Умеренность сего мужа была испытана во время первого прохождения им этой должности; кроме того, он был уже очень стар. (2) Да и вообще стало ясно, что переизбранными окажутся все члены прошлогодней коллегии: Луций Тициний, Квинт Манлий, Публий Мэний, Гней Генуций, Луций Ацилий [396 г.]. Прежде чем трибы в соответствии с законом стали называть имена избранных, Публий Лициний Кальв с разрешения интеррекса произнес такую речь: (3) "Квириты! Памятуя о последнем прохождении нами этой должности, вы, как я вижу, и на будущий год хотите сохранить столь необходимое нам теперь единство. (4) Однако мои сотоварищи с прошлых выборов не изменились и даже стали достойнее благодаря приобретенному опыту, а меня вы видите уже не прежним. От меня осталась лишь тень да имя Публия Лициния: сила покинула члены, острота зрения и слуха притупилась, память ослабла, бодрость духа сникла". (5) Взяв за руку своего сына, он продолжал: "Вот вам юноша, являющий собою образ и подобие того, кого вы некогда первым из плебеев произвели в военные трибуны. Я воспитал его - вручаю и посвящаю его теперь государству, чтобы он заменил меня. Мне эта должность была предоставлена помимо моего желания, он же домогается ее - так пусть же она ему и будет поручена. Присовокупляю к его соискательству свои за него просьбы". (6) Просьба отца была уважена, а его сын Публий Лициний объявлен военным трибуном с консульской властью вместе с теми, кого мы перечислили выше. (7) Трибуны Тициний и Генуций отправились против фалисков и капенцев. Поскольку они вели войну, руководствуясь более порывом, нежели разумом, то и попали в засаду. (8) Генуций искупил свою опрометчивость достойной гибелью, сражаясь впереди всех и пав одним из первых, Тицинию же удалось собрать на высоком холме часть бежавших в панике воинов и восстановить боевой порядок, но он так и не решился вновь встретиться с противником на открытом месте. (9) Не столько страшны были жертвы, сколько позор, но именно он чуть не привел к тяжкому поражению. Ужас охватил не только Рим, куда эта весть докатилась сильно преувеличенной, но также и лагерь под Вейями. (10) Когда там распространился слух, будто полководцы и войско перебиты, а победоносные капенец с фалиском и всей этрусской молодежью уже рядом, воинов едва удалось удержать от бегства. (11) А в Риме паника была еще больше: там все решили, что лагерь уже взят и враги уже движутся на Город злобной ордой. Люди сбегались к стенам; матроны, которых всеобщий страх выгнал из дому, молились в храмах; (12) они заклинали богов отвратить погибель от жилищ, капищ и стен римских, умоляя перенести этот ужас на Вейи и обещая возобновить священнодействия по обряду и уважать предзнаменования. |
[19] Iam ludi Latinaeque instaurata erant, iam ex lacu Albano aqua emissa in agros, Veiosque fata adpetebant. Igitur fatalis dux ad excidium illius urbis seruandaeque patriae, M. Furius Camillus, dictator dictus magistrum equitum P. Cornelium Scipionem dixit. Omnia repente mutauerat imperator mutatus; alia spes, alius animus hominum, fortuna quoque alia urbis uideri. Omnium primum in eos qui a Veiis in illo pauore fugerant more militari animaduertit, effecitque ne hostis maxime timendus militi esset. Deinde indicto dilectu in diem certam, ipse interim Veios ad confirmandos militum animos intercurrit; inde Romam ad scribendum nouum exercitum redit, nullo detractante militiam. Peregrina etiam iuuentus, Latini Hernicique, operam suam pollicentes ad id bellum uenere; quibus cum gratias in senatu egisset dictator, satis iam omnibus ad id bellum paratis, ludos magnos ex senatus consulto uouit Veiis captis se facturum aedemque Matutae Matris refectam dedicaturum, iam ante ab rege Ser. Tullio dedicatam. Profectus cum exercitu ab urbe exspectatione hominum maiore quam spe, in agro primum Nepesino cum Faliscis et Capenatibus signa confert. Omnia ibi summa ratione consilioque acta fortuna etiam, ut fit, secuta est. Non proelio tantum fudit hostes, sed castris quoque exuit ingentique praeda est potitus; cuius pars maxima ad quaestorem redacta est, haud ita multum militi datum. Inde ad Veios exercitus ductus, densioraque castella facta, et a procursationibus quae multae temere inter murum ac uallum fiebant, edicto ne quis iniussu pugnaret, ad opus milites traducti. Operum fuit omnium longe maximum ac laboriosissimum cuniculus in arcem hostium agi coeptus. Quod ne intermitteretur opus neu sub terra continuus labor eosdem conficeret, in partes sex munitorum numerum diuisit; senae horae in orbem operi attributae sunt; nocte ac die nunquam ante omissum quam in arcem uiam facerent. | 19. (1) Но уже снова были устроены Латинские игры, уже вода из Альбанского озера была выпущена на поля - и вот рок навис над Вейями. (2) А полководцем, которому судьбой было предназначено разрушить этот город и спасти родину, стал Марк Фурий Камилл. Объявленный диктатором, он назначил начальником конницы Публия Корнелия Сципиона. (3) С переменой полководца все внезапно переменилось: у людей появились новые надежды, новое мужество; казалось, что у Города - новое счастье (4). Прежде всего Камилл по законам военного времени казнил всех, кто во время паники бежал от Вей, и добился того, что противник перестал быть самой страшной грозой для воина. Затем диктатор назначил на определенный день набор, а сам между тем отправился к Вейям для укрепления воинского духа. (5) Вернувшись в Рим, он набрал новое войско, причем никто не уклонялся от повинности. Собралась также и молодежь из чужих земель - от латинов и герников, предлагая помощь в этой войне. (6) Диктатор обратился к ним в сенате с благодарственными словами и, поскольку все уже было готово к походу, объявил, что, согласно сенатскому постановлению, после взятия Вей будут устроены Великие игры и освящен обновленный храм Матери Матуты, который был в свое время основан царем Сервием Туллием. (7) Когда диктатор с войском тронулся из города, его провожали даже не с упованием на успех, а с полной уверенностью в победе. Глубоко все обдумав и рассчитав, он первым делом завязал бой с фалисками и капенцами на непетской земле. (8) Как это обычно случается, расчету сопутствовала удача: диктатор не только разгромил врага в сражении, но выгнал из его собственного лагеря и овладел громадной добычей. Большая ее часть была отдана квестору, воинам же досталось куда меньше. (9) Оттуда Камилл повел армию к Вейям и возвел там дополнительные укрепления. Между городской стеной и валом нередко вспыхивали случайные стычки с неприятелем - диктатор запретил их, распорядившись, чтобы никто не вступал в бой самовольно. Воины были брошены на осадные работы. (10) Самая тяжелая и изнурительная из них состояла в сооружении подземного хода во вражескую крепость. (11) Чтобы и работа не прерывалась, и люди не изнемогали от длительного пребывания под землей, Камилл разбил землекопов на шесть команд. Работа велась круглосуточно, в шесть смен, днем и ночью, и закончилась не прежде, чем путь в крепость был открыт. |
[20] Dictator cum iam in manibus uideret uictoriam esse, urbem opulentissimam capi, tantumque praedae fore quantum non omnibus in unum conlatis ante bellis fuisset, ne quam inde aut militum iram ex malignitate praedae partitae aut inuidiam apud patres ex prodiga largitione caperet, litteras ad senatum misit, deum immortalium benignitate suis consiliis patientia militum Veios iam fore in potestate populi Romani; quid de praeda faciendum censerent? Duae senatum distinebant sententiae, senis P. Licini, quem primum dixisse a filio interrogatum ferunt, edici palam placere populo ut qui particeps esse praedae uellet in castra Veios iret, altera Ap. Claudi, qui largitionem nouam prodigam inaequalem inconsultam arguens, si semel nefas ducerent captam ex hostibus in aerario exhausto bellis pecuniam esse, auctor erat stipendii ex ea pecunia militi numerandi ut eo minus tributi plebes conferret; eius enim doni societatem sensuras aequaliter omnium domos, non auidas in direptiones manus otiosorum urbanorum bellatorum praerepturas fortium praemia esse, cum ita ferme eueniat ut segnior sit praedator ut quisque laboris periculique praecipuam petere partem soleat. Licinius contra suspectam et inuisam semper eam pecuniam fore aiebat, causasque criminum ad plebem, seditionum inde ac legum nouarum praebituram; satius igitur esse reconciliari eo dono plebis animos, exhaustis atque exinanitis tributo tot annorum succurri, et sentire praedae fructum ex eo bello in quo prope consenuerint. Gratius id fore laetiusque quod quisque sua manu ex hoste captum domum rettulerit quam si multiplex alterius arbitrio accipiat. Ipsum dictatorem fugere inuidiam ex eo criminaque; eo delegasse ad senatum; senatum quoque debere reiectam rem ad se permittere plebi ac pati habere quod cuique fors belli dederit. Haec tutior uisa sententia est quae popularem senatum faceret. Edictum itaque est ad praedam Veientem quibus uideretur in castra ad dictatorem proficiscerentur. | 20. (1) Диктатор видел, что победа уже у него в руках, и тут им овладело беспокойство: после взятия этого богатейшего города к римлянам попадет столько добычи, сколько не было во всех предыдущих войнах, вместе взятых, - (2) с одной стороны, он боялся вызвать озлобление воинов, если их часть добычи окажется скудной; с другой стороны, опасался навлечь ненависть патрициев, если раздача будет слишком щедрой. И Камилл послал сенату письмо: (3) благодаря милости бессмертных богов, собственному его разумению, а также стойкости воинов Вейи вот-вот окажутся во власти народа римского. Как следует распорядиться добычей? (4) Мнения в сенате разделились. Одно предложение исходило от старика Публия Лициния, которого, как передают, его сын попросил высказаться первым: пусть, мол, прямо объявят народу, что каждый, кто хочет участвовать в разделе добычи, может отправиться в вейский лагерь. (5) Другое мнение выразил Аппий Клавдий. Он заявил: эта неслыханная щедрость ни с чем не сообразна и не желательна. Если уж сенаторы считают, что нечестиво пополнять опустошенную войной казну богатством, захваченным у врага, то пусть из него назначат жалованье воинам, дабы простой народ платил поменьше подати. (6) Тогда этот дар поровну достанется всем семействам и не попадет в жадные до грабежа руки праздных городских жителей, готовых утащить награду прямо из-под носа у тех, кто храбро сражался: ведь всегда выходит так, что последним к дележу успевает тот, кто вынес на своих плечах наибольшие труды и опасности. (7) Лициний со своей стороны твердил, что это богатство всегда будет давать пищу для подозрений и ненависти, что оно послужит для плебеев источником обвинений, мятежей, а там и отмены установленных законов. (8) А потому лучше умиротворить этим подарком их души, пойти навстречу людям, измученным и разоренным многолетней податью, позволить им вкусить от плодов той войны, на которой они почти что состарились. Приятнее и радостнее будет каждому своими руками принести домой то, что он захватил у врага, чем получить пусть даже больше, но по чужому соизволению. (9) Ведь и сам диктатор опасается, что это вызовет зависть и злодеяния, за тем он и послал к сенату. Сенат же доверенное ему обязан передоверить народу. Да будет позволено каждому владеть тем, чем подарит его военная удача. (10) Более безопасным сочли то предложение, которое увеличивало популярность сената. Итак, было объявлено, что все, кто жаждет добычи, могут отправиться в лагерь к диктатору. |
[21] Ingens profecta multitudo repleuit castra. Tum dictator auspicato egressus cum edixisset ut arma milites caperent, "tuo ductu" inquit, "Pythice Apollo, tuoque numine instinctus pergo ad delendam urbem Veios, tibique hinc decimam partem praedae uoueo. Te simul, Iuno regina, quae nunc Veios colis, precor, ut nos uictores in nostram tuamque mox futuram urbem sequare, ubi te dignum amplitudine tua templum accipiat". Haec precatus, superante multitudine ab omnibus locis urbem adgreditur, quo minor ab cuniculo ingruentis periculi sensus esset. Veientes ignari se iam a suis uatibus, iam ab externis oraculis proditos, iam in partem praedae suae uocatos deos, alios uotis ex urbe sua euocatos hostium templa nouasque sedes spectare, seque ultimum illum diem agere, nihil minus timentes quam subrutis cuniculo moenibus arcem iam plenam hostium esse, in muros pro se quisque armati discurrunt, mirantes quidnam id esset quod cum tot per dies nemo se ab stationibus Romanus mouisset, tum uelut repentino icti furore improuidi currerent ad muros. Inseritur huic loco fabula: immolante rege Veientium uocem haruspicis, dicentis qui eius hostiae exta prosecuisset, ei uictoriam dari, exauditam in cuniculo mouisse Romanos milites ut adaperto cuniculo exta raperent et ad dictatorem ferrent. Sed in rebus tam antiquis si quae similia ueri sint pro ueris accipiantur, satis habeam: haec ad ostentationem scenae gaudentis miraculis aptiora quam ad fidem neque adfirmare neque refellere est operae pretium. Cuniculus delectis militibus eo tempore plenus, in aedem Iunonis quae in Veientana arce erat armatos repente edidit, et pars auersos in muris inuadunt hostes, pars claustra portarum reuellunt, pars cum ex tectis saxa tegulaeque a mulieribus ac seruitiis iacerentur, inferunt ignes. Clamor omnia uariis terrentium ac pauentium uocibus mixto mulierum ac puerorum ploratu complet. Momento temporis deiectis ex muro undique armatis patefactisque portis cum alii agmine inruerent, alii desertos scanderent muros, urbs hostibus impletur; omnibus locis pugnatur; deinde multa iam edita caede senescit pugna, et dictator praecones edicere iubet ut ab inermi abstineatur. Is finis sanguinis fuit. Dedi inde inermes coepti et ad praedam miles permissu dictatoris discurrit. Quae cum ante oculos eius aliquantum spe atque opinione maior maiorisque pretii rerum ferretur, dicitur manus ad caelum tollens precatus esse ut si cui deorum hominumque nimia sua fortuna populique Romani uideretur, ut eam inuidiam lenire quam minimo suo priuato incommodo publicoque populi Romani liceret. Conuertentem se inter hanc uenerationem traditur memoriae prolapsum cecidisse; idque omen pertinuisse postea euentu rem coniectantibus uisum ad damnationem ipsius Camilli, captae deinde urbis Romanae, quod post paucos accidit annos, cladem. Atque ille dies caede hostium ac direptione urbis opulentissimae est consumptus: | 21. (1) Огромное множество народа заполонило лагерь. Тогда, по свершении ауспиций, диктатор отдал воинам приказ к оружию, сам же выступил вперед и возгласил: (2) "Под твоим водительством, о Пифийский Аполлон, и по твоему мановению вы ступаю я для ниспровержения града Вейи, и даю обет пожертвовать тебе десятину добычи из него. (3) Молю и тебя, царица Юнона, что ныне обихоживаешь Вейи: последуй за нами, победителями, в наш город, который станет скоро и твоим. Там тебя примет храм, достойный твоего величия". (4) Такую молитву произнес диктатор. Пользуясь численным перевесом, он начал приступ со всех концов одновременно, чтобы враги не заметили опасности, грозившей со стороны подкопа. (5) Вейяне не знали, что даже их собственные прорицатели, даже чужеземные оракулы их предали, что богов уже зовут к дележу вейской добычи, а других богов выманили из собственного города обетами и теперь их ждет новое жилище во вражеских кумирнях. Не знали вейяне и того, что этот день станет для них последним. (6) Но менее всего могли они ожидать, что под стенами вырыт подземный ход и в крепость уже проникли враги. Вооружившись чем попало, горожане бросились к стенам. (7) Они недоумевали, что случилось: на римских укреплениях в течение стольких дней не было заметно никакого движения - и вдруг римляне, словно охваченные внезапным бешенством, ринулись на приступ. (8) К этому моменту приурочивают обычно такую легенду: вейский царь приготовился к совершению жертвенного обряда, и гаруспик объявил, что победа даруется тому, кто разрубит внутренности именно этого животного. Услышав его слова из подкопа, римские воины вывели подземный ход наружу, похитили внутренности жертвенного животного и принесли их диктатору. (9) Когда описываешь столь глубокую древность, то и правдоподобное принимаешь за правду: зачем подтверждать или опровергать то, чему место скорее на охочих до чудес театральных подмостках, чем в достоверной истории. (10) Тем временем некоторые опытные воины с оружием в руках вышли из подземного хода и оказались в храме Юноны, прямо посреди вейской крепости. Тут одни с тыла напали на врагов, стоявших по стенам, другие сбили засовы с ворот, третьи запалили крыши домов, поскольку женщины и рабы швыряли оттуда камни и черепицу. (11) Повсюду поднялся вопль, в котором разноголосье ужаса и угроз смешалось с плачем женщин и детей. (12) В мгновение ока со всех стен были сброшены вооруженные защитники, а ворота отворены, и в то время, как одни римляне толпой стали прорываться в город, другие начали карабкаться по оставленным горожанами стенам. Город наполнился римлянами, (13) бой шел повсюду. После ужасающей резни битва начала ослабевать. Тогда диктатор приказал глашатаям объявить, чтобы не трогали безоружных, что и положило конец кровопролитию. (14) Горожане стали складывать оружие и сдаваться, а воины с разрешения диктатора бросились грабить. Говорят, что, когда Камилл своими глазами увидел, насколько эта громадная добыча превосходит ценностью все упования, он воздел руки к небу и молился, (15) чтобы не слишком дорогой ценой пришлось платить за все это ему и римскому народу - ведь то невероятное счастье, которое досталось сегодня ему самому и всем римлянам, может вызвать зависть у богов и людей. (16) Передают, что посреди своей молитвы он оступился и упал: несколькими годами позже, когда Камилл был осужден, а Рим взят и разграблен, многие вспомнили про этот случай и сочли его предзнаменованием. (17) А тогда день прошел в избиении врагов и ограблении богатейшего города. |
[22] Postero die libera corpora dictator sub corona uendidit. Ea sola pecunia in publicum redigitur, haud sine ira plebis; et quod rettulere secum praedae, nec duci, qui ad senatum malignitatis auctores quaerendo rem arbitrii sui reiecisset, nec senatui, sed Liciniae familiae, ex qua filius ad senatum rettulisset, pater tam popularis sententiae auctor fuisset, acceptum referebant. Cum iam humanae opes egestae a Veiis essent, amoliri tum deum dona ipsosque deos, sed colentium magis quam rapientium modo, coepere. namque delecti ex omni exercitu iuuenes, pure lautis corporibus, candida ueste, quibus deportanda Romam regina Iuno adsignata erat, uenerabundi templum iniere, primo religiose admouentes manus, quod id signum more Etrusco nisi certae gentis sacerdos attractare non esset solitus. Dein cum quidam, seu spiritu diuino tactus seu iuuenali ioco, "uisne Romam ire, Iuno?" Dixisset, adnuisse ceteri deam conclamauerunt. Inde fabulae adiectum est uocem quoque dicentis uelle auditam; motam certe sede sua parui molimenti adminiculis, sequentis modo accepimus leuem ac facilem tralatu fuisse, integramque in Auentinum aeternam sedem suam quo uota Romani dictatoris uocauerant perlatam, ubi templum ei postea idem qui uouerat Camillus dedicauit. Hic Veiorum occasus fuit, urbis opulentissimae Etrusci nominis, magnitudinem suam uel ultima clade indicantis, quod decem aestates hiemesque continuas circumsessa cum plus aliquanto cladium intulisset quam accepisset, postremo iam fato quoque urgente, operi bus tamen, non ui expugnata est. | 22. (1) Назавтра диктатор продал в рабство свободных граждан. Государству достались только эти деньги, но и этим плебеи были недовольны. Даже за ту добычу, которую плебеи принесли с собой, они не были признательны командующему, негодуя, что тот передал сенату дело, которое имел право решить самолично; по их мнению, он хотел лишь найти прикрытие для своей скупости. (2) Не были они благодарны и сенату, но лишь семье Лициниев, из коих сын сделал доклад сенату, а отец внес там свое столь понравившееся народу предложение. (3) Когда все земные богатства были из Вей унесены, римляне приступили к вывозу даров божественных и самих богов, но проявили здесь не святотатство, а благоговение. (4) Из всего войска были отобраны юноши, которым предстояло перенести в Рим царицу Юнону. Дочиста омывшись и облачившись в светлые одежды, они почтительно вступили в храм и сначала лишь набожно простирали к статуе руки - ведь раньше даже на это, согласно этрусскому обычаю, никто не посягал, кроме жреца из определенного семейства. (5) Но затем кто-то из римлян, то ли по божественному наитию, то ли из юношеского озорства, произнес: "Хочешь ли, о Юнона, идти в Рим?" Тут все остальные стали кричать, что богиня кивнула. (6) К этой легенде добавляют еще подробность, будто слышен был и голос, провещавший изволение. Во всяком случае известно, что статуя была снята со своего места с помощью простых приспособлений, а перевозить ее было так легко и удобно, будто она сама шла следом. Богиню доставили на Авентин, где ей отныне предстояло находиться всегда; (7) именно туда звали ее обеты римского диктатора. Позднее тот же Камилл освятил там для нее храм. (8) Так пали Вейи. Самый богатый город этрусского племени даже в собственной гибели обнаружил величие: ведь римляне осаждали его долгих десять лет и зим, в течение которых он нанес им поражений куда больше, чем от них претерпел, и даже когда в конце концов пал по воле рока, то был взят не силой, но хитростью. |
[23] Romam ut nuntiatum est Veios captos, quamquam et prodigia procurata fuerant et uatum responsa et Pythicae sortes notae, et quantum humanis adiuuari consiliis potuerat res ducem M. Furium, maximum imperatorum omnium, legerant, tamen quia tot annis uarie ibi bellatum erat multaeque clades acceptae, uelut ex insperato immensum gaudium fuit, et priusquam senatus decerneret plena omnia templa Romanarum matrum grates dis agentium erant. Senatus in quadriduum, quot dierum nullo ante bello, supplicationes decernit. Aduentus quoque dictatoris omnibus ordinibus obuiam effusis celebratior quam ullius unquam antea fuit, triumphusque omnem consuetum honorandi diei illius modum aliquantum excessit. Maxime conspectus ipse est, curru equis albis iuncto urbem inuectus, parumque id non ciuile modo sed humanum etiam uisum. Iouis Solisque equis aequiperatum dictatorem in religionem etiam trahebant, triumphusque ob eam unam maxime rem clarior quam gratior fuit. Tum Iunoni reginae templum in Auentino locauit, dedicauitque Matutae Matris; atque his diuinis humanisque rebus gestis dictatura se abdicauit. Agi deinde de Apollinis dono coeptum. Cui se decimam uouisse praedae partem cum diceret Camillus, pontifices soluendum religione populum censerent, haud facile inibatur ratio iubendi referre praedam populum, ut ex ea pars debita in sacrum secerneretur. tandem eo quod lenissimum uidebatur decursum est, ut qui se domumque religione exsoluere uellet, cum sibimet ipse praedam aestimasset suam, decimae pretium partis in publicum deferret, ut ex eo donum aureum, dignum amplitudine templi ac numine dei, ex dignitate populi Romani fieret. Ea quoque conlatio plebis animos a Camillo alienauit. Inter haec pacificatum legati a Volscis et Aequis uenerunt, impetrataque pax, magis ut fessa tam diutino bello adquiesceret ciuitas quam quod digni peterent. | 23. (1) Пусть были получены благоприятные знамения, пророчества прорицателей и оракул Пифии, пусть римляне сделали все, что могло в таком деле зависеть от человеческого разумения, и избрали командующим Марка Фурия, величайшего из полководцев, - (2) все равно, когда до Рима донеслась весть о взятии Вей, ликованию не было предела. Столько лет длилась эта война! Столько было испытано поражений! (3) Не дожидаясь решения сената, римские матроны заполонили все храмы, вознося благодарения богам. Сенат распорядился провести четырехдневные молебствия - ни в одной предыдущей войне не назначались такие сроки. (4) Въезд диктатора также был обставлен торжественнее, чем когда-либо раньше: люди всех сословий высыпали его встречать, и триумф далеко превзошел все почести, обычные в такой день. (5) Самое сильное впечатление производил сам диктатор, въехавший в город на колеснице, запряженной белыми конями: он не походил не только на гражданина, но даже и на смертного. (6) Эти кони как бы приравнивали диктатора к Юпитеру и Солнцу, что делало церемонию кощунственной. По этой-то причине триумф был скорее блестящим, нежели радостным. (7) Тогда же Камилл наметил на Авентине место для храма царицы Юноны и освятил капище Матери Матуты. Закончив все торжественные и мирские дела, он сложил с себя диктаторство. (8) Затем стали обсуждать вопрос о даре Аполлону. Когда Камилл напомнил, что обещал ему десятину от добычи, понтифики сочли, что следует освободить народ от этого священного обязательства: (9) невозможно было заставить его отдать свою добычу, чтобы часть из нее выделить для выполнения религиозного обета. (10) Наконец сговорились на том, что казалось самым легким: пусть каждый, кто хочет освободить себя и свое имущество от обязанности благочестия, сам оценит собственную добычу и отдаст государству десятую часть этой стоимости, (11) дабы на эти средства создать дар, достойный римского народа и соразмерный величию храма и могуществу бога. Упомянутый взнос также отвратил от Камилла души плебеев. (12) Среди всех этих событий явились просить о мире послы от вольсков и эквов. И они получили его: пусть это было недостойно римлян, но государство, измученное столь долгой войной, нуждалось в отдыхе. |
[24] Veiis captis, sex tribunos militum consulari potestate insequens annus habuit, duos P. Cornelios, Cossum et Scipionem, M. Valerium Maximum iterum K. Fabium Ambustum tertium L. Furium Medullinum quintum Q. Seruilium tertium. Corneliis Faliscum bellum, Valerio ac Seruilio Capenas sorte euenit. Ab iis non urbes ui aut operibus temptatae, sed ager est depopulatus praedaeque rerum agrestium actae; nulla felix arbor, nihil frugiferum in agro relictum. Ea clades Capenatem populum subegit; pax petentibus data; in Faliscis bellum restabat. Romae interim multiplex seditio erat, cuius leniendae causa coloniam in Volscos, quo tria milia ciuium Romanorum scriberentur, deducendam censuerant, triumuirique ad id creati terna iugera et septunces uiritim diuiserant. Ea largitio sperni coepta, quia spei maioris auertendae solatium obiectum censebant: cur enim relegari plebem in Volscos cum pulcherrima urbs Veii agerque Veientanus in conspectu sit, uberior ampliorque Romano agro? Vrbem quoque urbi Romae uel situ uel magnificentia publicorum priuatorumque tectorum ac locorum praeponebant. Quin illa quoque actio mouebatur, quae post captam utique Romam a Gallis celebratior fuit, transmigrandi Veios. Ceterum partem plebis, partem senatus habitando destinabant [Veios,] duasque urbes communi re publica incoli a populo Romano posse. Aduersus quae cum optimates ita tenderent ut morituros se citius dicerent in conspectu populi Romani quam quicquam earum rerum rogaretur; quippe nunc in una urbe tantum dissensionum esse: quid in duabus urbibus fore? Victamne ut quisquam uictrici patriae praeferret sineretque maiorem fortunam captis esse Veiis quam incolumibus fuerit? Postremo se relinqui a ciuibus in patria posse: ut relinquant patriam atque ciues nullam uim unquam subacturam, et T. Sicinium-is enim ex tribunis plebis rogationis eius lator erat-conditorem Veios sequantur, relicto deo Romulo, dei filio, parente et auctore urbis Romae; | 24. (1) На следующий год [395 г.] после взятия Вей избрали шестерых военных трибунов с консульской властью: двух Публиев Корнелиев (Косса и Сципиона), Марка Валерия Максима во второй раз, Цезона Фабия Амбуста во второй, Луция Фурия Медуллина в пятый, Квинта Сервилия в третий. Воевать с фалисками выпало по жребию Корнелиям, с Капенами - Валерию и Сервилию. (2) Они не осаждали города и не брали их приступом, но разорили поля и забрали в добычу все продовольствие, не оставив там ни одного плодоносящего дерева, ни одного колоса. (3) Это несчастье потрясло капенский народ, он запросил мира и получил его. Война с фалисками продолжалась. (4) Между тем в Риме не затихали разнообразные распри, и для смягчения их было решено вывести колонию в землю вольсков. Туда записались три тысячи римских граждан, и выбранные для этого триумвиры нарезали каждому по три и семь двадцатых югера земли. (5) Эта раздача вызвала лишь негодование, поскольку ее сочли подачкой, призванной отвлечь народ от надежд на большее: зачем усылать плебеев к вольскам, когда под боком великолепный город Вейи, земли которого плодороднее и обширнее римских? (6) К тому же плебеи явно предпочитали Риму Вейи из-за их удобного местоположения, роскошных площадей и зданий, как общественных, так и частных. (7) Именно тогда зародился замысел переселения в Вейи, наделавший столько шума уже после взятия Рима галлами. (8) Предполагалось, что часть плебеев и часть сената переберутся туда, чтобы два города могли быть объединены в одно государство и населены римским народом. (9) Против этого выступили лучшие граждане, заявляя, что они готовы скорее умереть, но только здесь, на виду у народа римского; (10) ведь теперь даже и в одном городе вон сколько раздоров - что же будет при двух городах? Неужели кто-то предпочтет побежденную родину победившей, допустит, чтоб взятые Вейи принесли больше несчастья, чем невредимые? (11) Одним словом, пусть сограждане оставят их на родине, а сами могут отправляться в Вейи за градозиждителем Титом Сицинием (именно он внес это предложение от имени народных трибунов). Их же никакая сила не принудит покинуть бога Ромула, сына бога, отца-основателя града Рима. |
[25] -haec cum foedis certaminibus agerentur-nam partem tribunorum plebi patres in suam sententiam traxerant-, nulla res alia manibus temperare plebem cogebat quam quod, urbi rixae committendae causa clamor ortus esset, principes senatus primi turbae offerentes se peti feririque atque occidi iubebant. Ab horum aetatibus dignitatibusque et honoribus uiolandis dum abstinebatur, et ad reliquos similes conatus uerecundia irae obstabat. Camillus identidem omnibus locis contionabatur: haud mirum id quidem esse, furere ciuitatem quae damnata uoti omnium rerum potiorem curam quam religione se exsoluendi habeat. Nihil de conlatione dicere, stipis uerius quam decumae, quando ea se quisque priuatim obligauerit, liberatus sit populus. Enimuero illud se tacere suam conscientiam non pati quod ex ea tantum praeda quae rerum mouentium sit decuma designetur: urbis atque agri capti, quae et ipsa uoto contineatur, mentionem nullam fieri. cum ea disceptatio, anceps senatui uisa, delegata ad pontifices esset, adhibito Camillo uisum collegio, quod eius ante conceptum uotum Veientium fuisset et post uotum in potestatem populi Romani uenisset, eius partem decimam Apollini sacram esse. Ita in aestimationem urbs agerque uenit. Pecunia ex aerario prompta, et tribunis militum consularibus ut aurum ex ea coemerent negotium datum. Cuius cum copia non esset, matronae coetibus ad eam rem consultandam habitis communi decreto pollicitae tribunis militum aurum et omnia ornamenta sua, in aerarium detulerunt. Grata ea res ut quae maxime senatui unquam fuit; honoremque ob eam munificentiam ferunt matronis habitum ut pilento ad sacra ludosque, carpentis festo profestoque uterentur. Pondere ab singulis auri accepto aestimatoque ut pecuniae soluerentur, crateram auream fieri placuit quae donum Apollini Delphos portaretur. Simul ab religione animos remiserunt, integrant seditionem tribuni plebis; incitatur multitudo in omnes principes, ante alios in Camillum: eum praedam Veientanam publicando sacrandoque ad nihilum redegisse. Absentes ferociter increpant; praesentium, cum se ultro iratis offerrent, uerecundiam habent. Simul extrahi rem ex eo anno uiderunt, tribunos plebis latores legis in annum eosdem reficiunt; et patres hoc idem de intercessoribus legis adnisi; ita tribuni plebis magna ex parte iidem refecti. | 25. (1) Все эти споры сопровождались недостойными перепалками: патриции привлекли на свою сторону часть военных трибунов; одно не давало плебеям распустить руки - (2) лишь только поднимался крик, грозивший перерасти в потасовку, старейшие сенаторы первыми бросались в гущу толпы, призывая на себя побои, раны и смерть. (3) Поскольку чернь не смела осквернять достоинство почтенных старцев, то и в прочих грубых поползновениях почтительность заступала дорогу гневу. (4) Камилл же везде и всюду бесперечь выступал с такими речами: неудивительно, что государство сошло с ума, если оно, будучи связано обетом, считает любую заботу важнее заботы об исполнении религиозного долга. (5) Что уж тут говорить о сборе десятины, а вернее, милостыни, - ведь каждый выплачивает ее частным порядком, а народ в целом освобожден. (6) Но ему, Камиллу, совесть не позволяет умолчать, что десятина назначается только из добычи в виде движимого имущества. О городе же, о попавшей в руки римлян земле, никто и не обмолвится - а они ведь тоже включены в обет. (7) Поскольку этот вопрос показался сенату спорным, обратились к жрецам. Понтифики, собравшись и побеседовав с Камиллом, сочли, что Аполлону была посвящена десятина от всего, что перед принесением обета принадлежало вейянам, а потом перешло римлянам. Таким образом, при оценке следовало учитывать и город с землей (8). Деньги достали из казны, и военным трибунам-консулярам было поручено закупить на них золото. Поскольку его не хватало, матроны, посовещавшись об этом, обещали отдать военным трибунам золото - и действительно передали в казну все свои украшения. (9) Это деяние вызвало у сената глубочайшую признательность. Передают, что именно благодаря той щедрости матронам было предоставлено право выезжать в четырехколесных повозках к священнодействиям и на игры, а в одноколках как по праздничным, так и по будним дням. (10) Взвесив и сосчитав полученное от отдельных лиц золото, трибуны уплатили за него деньгами. Решено было отлить золотую чашу, которая и была послана в Дельфы как дар Аполлону. (11) Только люди отвлеклись от дел благочестия, как народные трибуны возобновили смуту. Они науськивали толпу на всех знатных, но вперед других - на Камилла: (12) он, мол, обратил в ничто вейскую добычу поборами в казну и на священные нужды. На отсутствующих народные трибуны обрушивались с ожесточением, присутствующих же робели, особенно если те сами шли навстречу их ярости. (13) Поскольку было очевидно, что этой тяжбы не закончить в истекающем году, на следующий народными трибунами были переизбраны те же лица - авторы законопроекта. А патриции настояли на том же в отношении противников этого закона. Таким образом, народные трибуны были в большинстве своем переизбраны. |
[26] Comitiis tribunorum militum patres summa ope euicerunt ut M. Furius Camillus crearetur. Propter bella simulabant parari ducem; sed largitioni tribuniciae aduersarius quaerebatur. Cum Camillo creati tribuni militum consulari potestate L. Furius Medullinus sextum C. Aemilius L. Valerius Publicola Sp. Postumius P. Cornelius iterum. principio anni tribuni plebis nihil mouerunt, donec M. Furius Camillus in Faliscos, cui id bellum mandatum erat, proficisceretur. Differendo deinde elanguit res, et Camillo quem aduersarium maxime metuerant gloria in Faliscis creuit. Nam cum primo moenibus se hostes tenerent tutissimum id rati, populatione agrorum atque incendiis uillarum coegit eos egredi urbe. Sed timor longius progredi prohibuit; mille fere passuum ab oppido castra locant, nulla re alia fidentes ea satis tuta esse quam difficultate aditus, asperis confragosisque circa, et partim artis, partim arduis uiis. Ceterum Camillus, captiuum indidem ex agris secutus ducem, castris multa nocte motis, prima luce aliquanto superioribus locis se ostendit. Trifariam Romani muniebant; alius exercitus proelio intentus stabat. Ibi impedire opus conatos hostes fundit fugatque; tantumque inde pauoris Faliscis iniectum est, ut effusa fuga castra sua quae propiora erant praelati urbem peterent. Multi caesi uulneratique priusquam pauentes portis inciderent; castra capta; praeda ad quaestores redacta cum magna militum ira; sed seueritate imperii uicti eandem uirtutem et oderant et mirabantur. Obsidio inde urbis et munitiones, et interdum per occasionem impetus oppidanorum in Romanas stationes proeliaque parua fieri et teri tempus neutro inclinata spe, cum frumentum copiaeque aliae ex ante conuecto largius obsessis quam obsidentibus suppeterent. Videbaturque aeque diuturnus futurus labor ac Veiis fuisset, ni fortuna imperatori Romano simul et cognitae rebus bellicis uirtutis specimen [et] maturam uictoriam dedisset. | 26. (1) На выборах военных трибунов патриции, приложив все усилия, добились избрания Марка Фурия Камилла [394 г.]. Они притворялись, будто в рассуждении войны заботятся о полководце, а на самом деле им требовался противоборец трибунским щедротам. (2) Вместе с Камиллом военными трибунами с консульской властью были избраны Луций Фурий Медуллин в шестой раз, Цезон Эмилий, Луций Валерий Публикола, Спурий Постумий, Публий Корнелий во второй раз. (3) В начале года, пока Марк Фурий не отбыл в землю фалисков, война с которыми была ему поручена, народные трибуны не давали делу хода. В конце концов из-за проволочек о нем вообще забыли, а Камилл, чьего прекословия трибуны больше всего опасались, стяжал себе славу в войне с фалисками. (4) Дело в том, что враги почли за благо удалиться под защиту стен, считая это самым безопасным, а он, грабя поля и сжигая селения, принудил их выйти из города. (5) Однако страх не дал им продвинуться далеко - почти в миле от города они разбили лагерь. Выбранное место казалось им надежным лишь на том основании, что подход к нему был затруднен обрывами, крутыми склонами, а дороги были труднодоступны. (6) Но Камилл, выбрав в проводники пленного, родом из этих мест, глубокой ночью снялся с лагеря и уже на рассвете появился значительно выше той точки, где был неприятель. (7) Римские триарии принялись возводить укрепления, а прочее войско стояло, готовое к бою. Когда враги попытались помешать строительству, полководец разбил их и обратил в бегство. Фалисков объял такой страх, что, захваченные повальным бегством, они бросились к городу мимо собственного лежащего вблизи лагеря. Многие были убиты и ранены, (8) прежде чем охваченное паникой войско ворвалось в ворота. Лагерь был взят, добыча же отдана квесторам, к сильному недовольству воинов. Однако, сломленные суровостью командования, они при всей ненависти к Камиллу восхищались его непреклонностью. (9) Затем, во время осады, горожане совершали вылазки против римских укреплений, и даже заставы иногда подвергались беспорядочным нападениям. Происходили мелкие стычки: так тянулось время, но ни одна из сторон не получала перевеса, а между тем у осажденных продовольствия и других запасов было приготовлено больше, чем у осаждающих. (10) Казалось, что здесь потребуются усилия, столь же длительные, как под Вейями, но вдруг судьба даровала римскому полководцу вместе со скорой победой и случай проявить свою доблесть, однако не на военном поприще, где она была общеизвестна, а в деле неожиданном. |
[27] Mos erat Faliscis eodem magistro liberorum et comite uti, simulque plures pueri, quod hodie quoque in Graecia manet, unius curae demandabantur. principum liberos, sicut fere fit, qui scientia uidebatur praecellere erudiebat. Is cum in pace instituisset pueros ante urbem lusus exercendique causa producere, nihil eo more per belli tempus intermisso, [dum] modo breuioribus modo longioribus spatiis trahendo eos a porta, lusu sermonibusque uariatis, longius solito ubi res dedit progressus, inter stationes eos hostium castraque inde Romana in praetorium ad Camillum perduxit. Ibi scelesto facinori scelestiorem sermonem addit, Falerios se in manus Romanis tradidisse, quando eos pueros quorum parentes capita ibi rerum sint in potestatem dediderit. Quae ubi Camillus audiuit, "non ad similem" inquit, "tui nec populum nec imperatorem scelestus ipse cum scelesto munere uenisti. Nobis cum Faliscis quae pacto fit humano societas non est: quam ingenerauit natura utrisque est eritque. Sunt et belli, sicut pacis, iura, iusteque ea non minus quam fortiter didicimus gerere. Arma habemus non aduersus eam aetatem cui etiam captis urbibus parcitur, sed aduersus armatos et ipsos qui, nec laesi nec lacessiti a nobis, castra Romana ad Veios oppugnarunt. Eos tu quantum in te fuit nouo scelere uicisti: ego Romanis artibus, uirtute opere armis, sicut Veios uincam". Denudatum deinde eum manibus post tergum inligatis reducendum Falerios pueris tradidit, uirgasque eis quibus proditorem agerent in urbem uerberantes dedit. Ad quod spectaculum concursu populi primum facto, deinde a magistratibus de re noua uocato senatu, tanta mutatio animis est iniecta ut qui modo efferati odio iraque Veientium exitum paene quam Capenatium pacem mallent, apud eos pacem uniuersa posceret ciuitas. Fides Romana, iustitia imperatoris in foro et curia celebrantur; consensuque omnium legati ad Camillum in castra, atque inde permissu Camilli Romam ad senatum, qui dederent Falerios proficiscuntur. Introducti ad senatum ita locuti traduntur: "patres conscripti, uictoria cui nec deus nec homo quisquam inuideat uicti a uobis et imperatore uestro, dedimus nos uobis, rati, quo nihil uictori pulchrius est, melius nos sub imperio uestro quam legibus nostris uicturos. Euentu huius belli duo salutaria exempla prodita humano generi sunt: uos fidem in bello quam praesentem uictoriam maluistis; nos fide prouocati uictoriam ultro detulimus. Sub dicione uestra sumus; mittite qui arma, qui obsides, qui urbem patentibus portis accipiant. Nec uos fidei nostrae nec nos imperii uestri paenitebit." Camillo et ab hostibus et a ciuibus gratiae actae. Faliscis in stipendium militum eius anni, ut populus Romanus tributo uacaret, pecunia imperata. Pace data exercitus Romam reductus. | 27. (1) У фалисков велось, чтобы учителем и воспитателем у ребенка был один и тот же человек; кроме того, на попечении одного воспитателя обычно находилось по многу детей, что и посейчас принято в Греции. Детей знатных граждан, как это часто бывает, учил некий человек, преуспевший в науках. (2) Так вот, он еще во дни мира взял за правило выводить детей для игр и упражнений за город. Не отступился он от своей привычки и во время войны, уводя их то ближе, то дальше от ворот, и однажды, когда представился случай, завлек детей играми и беседами дальше обычного, привел к вражеским постам, потом к римскому лагерю и, наконец, - в палатку Камилла. (3) Там он преступное свое деяние усугубил речью еще более преступной: что-де, передав во власть римлян этих детей, (4) чьи родители главенствуют в Фалериях, он тем самым и город отдал в их руки. (5) Услыхав такое, Камилл сказал: "Не похожи на тебя, злодей, ни народ, ни полководец, к которым ты явился со своим злодейским даром. (6) Той общности, которая устанавливается между людьми по договору, у нас с фалисками нет, но есть и пребудет та, что природой врождена всем. Война так же имеет законы, как и мир, а мы умеем воевать столь же справедливо, сколь и храбро. (7) Наше оружие направлено не против тех, чей возраст принято щадить даже при взятии городов, но против вооруженных мужей, которые в свое время сами напали на римский лагерь под Вейями без всякого повода или вызова с нашей стороны. (8) Насколько было в твоих силах, ты, пожалуй, превзошел их еще большим злодеянием, я же собираюсь победить по-римски: доблестью, осадой и оружием, как это было и с Вейями". (9) Потом он приказал раздеть этого человека, связать ему руки за спиной и передать детям для возвращения в Фалерии, да велел вручить им розги, чтобы они гнали ими предателя к городу. (10) Первым делом на это удивительное зрелище сбежался смотреть весь народ; затем должностные лица созвали сенат, чтобы обсудить неслыханное происшествие. Оно настолько изменило направление умов, что все без исключения стали требовать мира. А давно ли они, обезумев от злобы и ненависти, предпочитали скорее погибнуть, как вейяне, чем, подобно капенцам, попросить о мире. (11) И на форуме, и в курии все прославляли честность римлян, справедливость полководца. Со всеобщего согласия в лагерь к Камиллу были отправлены послы; оттуда они с его разрешения поехали в Рим, чтобы известить сенат о сдаче Фалерии. (12) Передают, что, когда их ввели в сенат, они заявили следующее: "Отцы-сенаторы! Мы сдаемся вам, побежденные вами и вашим полководцем, но победа эта такого свойства, что не может вызвать ничьей зависти - ни божеской, ни человеческой. Мы думаем, что нам лучше будет жить под вашей властью, чем под сенью собственных законов, - а что может быть слаще для победителя, чем такая уверенность побежденного! (13) Исход этой войны являет роду человеческому два достойных подражания примера: вы благородство в войне предпочли верной победе, мы же добровольно уступили ее вам, потрясенные этим благородством. Мы покоряемся вам. (14) Можете присылать за оружием и заложниками. Город открыл ворота - берите его. Ни вам не придется разочароваться в нашей верности, ни нам в вашей власти". (15) Камиллу были принесены благодарности как от врагов, так и от сограждан; с фалисков взыскали деньги на годовое жалованье воинам, чтобы освободить римский народ от подати, и по заключении мира войско вернулось в Рим. |
[28] Camillus meliore multo laude quam cum triumphantem albi per urbem uexerant equi insignis, iustitia fideque hostibus uictis cum in urbem redisset, taciti eius uerecundiam non tulit senatus quin sine mora uoti liberaretur; crateramque auream donum Apollini Delphos legati qui ferrent, L. Valerius L. Sergius A. Manlius, missi longa una naue, haud procul freto Siculo a piratis Liparensium excepti deuehuntur Liparas. Mos erat ciuitatis uelut publico latrocinio partam praedam diuidere. Forte eo anno in summo magistratu erat Timasitheus quidam, Romanis uir similior quam suis; qui legatorum nomen donumque et deum cui mitteretur et doni causam ueritus ipse multitudinem quoque, quae semper ferme regenti est similis, religionis iustae impleuit, adductosque in publicum hospitium legatos cum praesidio etiam nauium Delphos prosecutus, Romam inde sospites restituit. Hospitium cum eo senatus consulto est factum donaque publice data. Eodem anno in Aequis uarie bellatum, adeo ut in incerto fuerit et apud ipsos exercitus et Romae uicissent uictine essent. Imperatores Romani fuere ex tribunis militum C. Aemilius Sp. Postumius. primo rem communiter gesserunt; fusis inde acie hostibus, Aemilium praesidio Verruginem obtinere placuit, Postumium fines uastare. Ibi eum incomposito agmine neglegentius ab re bene gesta euntem adorti Aequi terrore iniecto in proximos compulere tumulos; pauorque inde Verruginem etiam ad praesidium alterum est perlatus. Postumius suis in tutum receptis cum contione aduocata terrorem increparet ac fugam, fusos esse ab ignauissimo ac fugacissimo hoste, conclamat uniuersus exercitus merito se ea audire et fateri admissum flagitium, sed eosdem correcturos esse neque diuturnum id gaudium hostibus fore. poscentes ut confestim inde ad castra hostium duceret-et in conspectu erant, posita in plano-nihil poenae recusabant ni ea ante noctem expugnassent. Conlaudatos corpora curare paratosque esse quarta uigilia iubet. Et hostes nocturnam fugam ex tumulo Romanorum ut ab ea uia quae ferebat Verruginem excluderent, fuere obuii; proeliumque ante lucem-sed luna pernox erat-commissum est. [Et] haud incertius diurno proelium fuit; sed clamor Verruginem perlatus, cum castra Romana crederent oppugnari, tantum iniecit pauoris ut nequiquam retinente atque obsecrante Aemilio Tusculum palati fugerent. Inde fama Romam perlata est Postumium exercitumque occisum. Qui ubi prima lux metum insidiarum effuse sequentibus sustulit, cum perequitasset aciem promissa repetens, tantum iniecit ardoris ut non ultra sustinuerint impetum Aequi. Caedes inde fugientium, qualis ubi ira magis quam uirtute res geritur, ad perniciem hostium facta est; tristemque ab Tusculo nuntium nequiquam exterrita ciuitate litterae a Postumio laureatae sequuntur, uictoriam populi Romani esse, Aequorum exer citum deletum. | 28. (1) Победив врагов справедливостью и великодушием, Камилл вернулся в город. Его встречали куда теплее, чем в тот раз, когда он ехал по улицам в колеснице триумфатора, запряженной белыми лошадьми. Одного его скромного молчания было достаточно, чтобы сенат без промедлений освободил его от невыполненного обета. (2) А золотую чашу в дар Аполлону повезли Луций Валерий, Луций Сергий и Авл Манлий, отправленные послами в Дельфы. Недалеко от Сицилийского пролива их военный корабль был перехвачен липарскими пиратами и уведен на Липары. Тамошняя община обыкновенно делила добычу между всеми, считая плоды разбоя как бы государственным достоянием. (3) Но случилось так, что в этом году высшую должность у них занимал некто Тимасифей, муж, более похожий на римлянина, чем на своих соотечественников. (4) Он не только сам исполнился почтения к посольскому достоинству, к священному дару, к тому богу, которому дар был послан, и к той причине, что побудила дар послать, но и сумел внушить благоговение черни, которая всегда такова, каков правящий ею. Он предложил послам гостеприимство от имени государства, затем отправил их в Дельфы, дав еще и кораблей в охрану, а оттуда невредимыми вернул в самый Рим. (5) Сенат заключил с ним договор гостеприимства и послал ему подарки от казны. В течение этого года продолжалась война с эквами, шедшая с переменным успехом, так что и в самом войске, и в Риме не могли поначалу решить, победили они или побеждены. У римлян там командовали военные трибуны Гай Эмилий и Спурий Постумий. (6) На первых порах они вели войну вместе, но затем, когда неприятель в открытом бою был разбит, решили, что Эмилий станет на стоянку в Верругине, а Постумий начнет опустошать окрестность. (7) Последнему сопутствовал успех, и потому его войско двигалось без всякой осторожности, не соблюдая строя. Тут-то на них и напали эквы. Римляне были застигнуты врасплох и разбежались по близлежащим холмам. Оттуда паника перекинулась на другую половину войска, стоявшую в Верругине. (8) Когда воины Постумия собрались в безопасном месте, тот принялся на сходке упрекать их в трусости, говоря, что они обратились в бегство от противника пугливого и робкого. В ответ все как один стали кричать, что укоры заслуженны, что они каются в допущенном проступке, но готовы загладить его; недолго врагам радоваться! (9) Требуя, чтоб их немедленно вели на неприятельский лагерь (он был виден внизу, на равнине), воины клялись, что если не захватят его до наступления ночи, то согласны на любую кару. (10) Похвалив их, Постумий велел всем отдохнуть, чтобы к четвертой страже быть готовыми. Враги опасались, что римляне ночью убегут с холма - поэтому, чтобы отрезать дорогу на Верругину, они двинулись вперед, и битва завязалась еще до рассвета. Впрочем, всю ночь сияла луна, так что видно все было не хуже, чем днем. (11) Шум боя достиг Верругины, и, поскольку там решили, что взят римский лагерь, всех охватила паника. Тщетно Эмилий удерживал и умолял воинов - они в беспорядке бежали в Тускул. (12) Оттуда в Рим докатилась весть, будто Постумий с войском погибли. А Постумий между тем дожидался, пока вместе с темнотой исчезнет угроза попасть в засаду, которая нередко подстерегает войско, увлеченное преследованием. Объезжая верхом боевые порядки, он напоминал воинам об их клятвах и вселил в них такой пыл, что эквы не выдержали римского натиска. (13) Началось избиение бегущих. На погибель врагам римлянами владел скорее гнев, чем доблесть. Не успел гонец из Тускула прибыть с ужасной вестью, не успела эта весть поднять в государстве ложную тревогу, как за ней последовало торжествующее донесение от Постумия: победа досталась римскому народу, войско эквов уничтожено. |
[29] Tribunorum plebis actiones quia nondum inuenerant finem, et plebs continuare latoribus legis tribunatum et patres reficere intercessores legis adnisi sunt; sed plus suis comitiis plebs ualuit; quem dolorem ulti patres sunt senatus consulto facto ut consules, inuisus plebi magistratus, crearentur. Annum post quintum decimum creati consules L. Lucretius Flauus Ser. Sulpicius Camerinus. Principio huius anni ferociter quia nemo ex collegio intercessurus erat coortis ad perferendam legem tribunis plebis nec segnius ob id ipsum consulibus resistentibus omnique ciuitate in unam eam curam conuersa, Vitelliam coloniam Romanam in suo agro Aequi expugnant. Colonorum pars maxima incolumis, quia nocte proditione oppidum captum liberam per auersa urbis fugam dederat, Romam perfugere. L. Lucretio consuli ea prouincia euenit. Is cum exercitu profectus acie hostes uicit, uictorque Romam ad maius aliquanto certamen redit. Dies dicta erat tribunis plebis biennii superioris A. Verginio et Q. Pomponio, quos defendi patrum consensu ad fidem senatus pertinebat; neque enim eos aut uitae ullo crimine alio aut gesti magistratus quisquam arguebat praeterquam quod gratificantes patribus rogationi tribuniciae intercessissent. Vicit tamen gratiam senatus plebis ira et pessimo exemplo innoxii denis milibus grauis aeris condemnati sunt. Id aegre passi patres; Camillus palam sceleris plebem arguere quae iam in suos uersa non intellegeret se prauo iudicio de tribunis intercessionem sustulisse, intercessione sublata tribuniciam potestatem euertisse; nam quod illi sperarent effrenatam licentiam eius magistratus patres laturos, falli eos. Si tribunicia uis tribunicio auxilio repelli nequeat, aliud telum patres inuenturos esse; consulesque increpabat quod fide publica decipi tribunos eos taciti tulissent qui senatus auctoritatem secuti essent. Haec propalam contionabundus in dies magis augebat iras hominum: | 29. (1) Поскольку требования народных трибунов не достигли еще цели, плебеи прилагали усилия, чтобы трибунами остались те люди, которые вносили законопроект, а сенаторы стремились избрать тех, кто его отвергал. Но на своих комициях плебеи одержали верх. (2) Сенаторы же отомстили за это поражение, утвердив указ о назначении консулов: эта должность была ненавистна простым людям. Итак, после пятнадцатилетнего перерыва консулами были избраны Луций Лукреций Флав и Сервий Сульпиций Камерин [393 г.]. (3) В начале года народные трибуны, уверившись в том, что никто из них не выступит против закона, стали настаивать на нем с еще большей энергией. По той же причине против закона выступили консулы. Все граждане были заняты одним только этим делом, и тут вдруг эквы захватили Вителлию, римскую колонию в их земле. (4) Так как город был взят ночью, в результате измены, то большая часть поселенцев, бежав через задние ворота, целыми и невредимыми добрались до Рима. (5) Вести эту войну по жребию досталось консулу Луцию Лукрецию. Он выступил с войском, разбил врага в открытом бою и победителем вернулся в Рим, к схваткам куда более жарким. (6) Были вызваны в суд народные трибуны последних двух лет - Авл Вергиний и Квинт Помпоний, защита которых, по мнению патрициев, была для сената делом чести. Никто не вменял трибунам в вину ни уголовного преступления, ни служебного упущения - они обвинялись лишь в том, что в угоду сенату опротестовывали трибунские законопроекты. (7) И все же ярость простого люда оказалась сильнее благодарности сената. Ни в чем не повинных людей приговорили каждого к уплате десяти тысяч тяжелых ассов, подав тем самым дурной пример на будущее. Сенаторы были уязвлены. (8) Камилл прямо обвинял плебеев в преступлении: вот они уже пошли против своих, вот облыжно засудили трибунов, не понимая того, что сами же этим уничтожили право трибунского вмешательства. А уничтожение такого права подрывает и трибунскую власть. (9) Ибо заблуждаются плебеи, если они питают надежду, что сенаторы будут вечно сносить разнузданное своеволие трибунов. Если с трибунской властью не удастся справиться при помощи тех же трибунов, то сенаторы найдут другое средство. (10) И на консулов обрушился Камилл, зачем они смолчали, зачем стерпели - ведь эти трибуны положились на авторитет сената и оказались обмануты в своем доверии к государству. Он собирал сходки, говорил это там во всеуслышание, и ненависть к нему толпы возрастала день ото дня. |
[30] Senatum uero incitare aduersus legem haud desistebat: ne aliter descenderent in forum, cum dies ferendae legis uenisset, quam ut qui meminissent sibi pro aris focisque et deum templis ac solo in quo nati essent dimicandum fore. Nam quod ad se priuatim attineat, si suae gloriae sibi inter dimicationem patriae meminisse sit fas, sibi amplum quoque esse urbem ab se captam frequentari, cottidie se frui monumento gloriae suae et ante oculos habere urbem latam in triumpho suo, insistere omnes uestigiis laudum suarum; sed nefas ducere desertam ac relictam ab dis immortalibus incoli urbem, et in captiuo solo habitare populum Romanum et uictrice patria uictam mutari. His adhortationibus principes concitati [patres] senes iuuenesque cum ferretur lex agmine facto in forum uenerunt, dissipatique per tribus, suos quisque tribules prensantes, orare cum lacrimis coepere ne eam patriam pro qua fortissime felicissimeque ipsi ac patres eorum dimicassent desererent, Capitolium, aedem Vestae, cetera circa templa deorum ostentantes; ne exsulem, extorrem populum Romanum ab solo patrio ac dis penatibus in hostium urbem agerent, eoque rem adducerent ut melius fuerit non capi Veios, ne Roma desereretur. Quia non ui agebant sed precibus, et inter preces multa deorum mentio erat, religiosum parti maximae fuit, et legem una plures tribus antiquarunt quam iusserunt. Adeoque ea uictoria laeta patribus fuit, ut postero die referentibus consulibus senatus consultum fieret ut agri Veientani septena iugera plebi diuiderentur, nec patribus familiae tantum, sed ut omnium in domo liberorum capitum ratio haberetur, uellentque in eam spem liberos tollere. | 30. (1) Но Камилл непрестанно возмущал сенаторов против предложенного закона: пусть они помнят, за что им предстоит бороться на форуме в день голосования - за жертвенники и очаги, за храмы богов и землю, на которой родились! (2) Что до него самого (если только позволительно вспоминать о своей славе, когда отечество в опасности), то ему лишь к чести послужило бы, если бы завоеванный им город был полон людьми, если бы сам он каждый день вкушал хвалу в городе, воплощающем его славу, если бы постоянно у него перед глазами был город, изображение которого несли во время его триумфа, если бы все ступали по камням, хранящим память о его подвигах. (3) Но нечестиво переселяться в заброшенный, покинутый бессмертными богами город! Нельзя, чтобы римский народ жил на полоненной земле, сменив победившую родину на побежденную. (4) Воодушевленные призывами своего вождя, сенаторы - и старые, и молодые - в день голосования все плечом к плечу явились на форум. Разойдясь по своим трибам, они со слезами на глазах умоляли сограждан, брали их за руки, (5) заклинали не покидать отечества, за которое храбро и победоносно ратоборствовали и они сами, и их пращуры. Они указывали на Капитолий, на храм Весты, на прочие окрестные святыни: (6) да не станет народ римский изгнанником, да не уйдет с родной земли, от своих богов-пенатов во вражий город, да не переведет туда государство, дабы не пришлось пожалеть о взятии Вей опустевшему Риму! (7) Поскольку патриции добивались своего не силой, но мольбами, перемежая их частыми упоминаниями богов, большая часть народа прониклась религиозным чувством. Закон был отклонен большинством в одну трибу. (8) Эта победа вселила в сенаторов такую радость, что на следующий день сенат по докладу консулов принял решение о разделе вейской земли между плебеями. Давали по семь югеров, но в расчет принимались не только отцы семейств, а и все свободные домочадцы, дабы, одушевленные этой надеждой, плебеи плодились и множились. |
[31] Eo munere delenita plebe nihil certatum est quo minus consularia comitia haberentur. Creati consules L. Valerius Potitus M. Manlius, cui Capitolino postea fuit cognomen. Hi consules magnos ludos fecere, quos M. Furius dictator uouerat Veienti bello. Eodem anno aedes Iunonis reginae ab eodem dictatore eodemque bello uota dedicatur, celebratamque dedicationem ingenti matronarum studio tradunt. Bellum haud memorabile in Algido cum Aequis gestum est, fusis hostibus prius paene quam manus consererent. Valerio quod perseuerantior cedentes [insequi] [in fuga] fuit, triumphus, Manlio ut ouans ingrederetur urbem decretum est. Eodem anno nouum bellum cum Volsiniensibus exortum; quo propter famem pestilentiamque in agro Romano ex siccitate caloribusque nimiis ortam exercitus duci nequiuit. Ob quae Volsinienses Sappinatibus adiunctis superbia inflati ultro agros Romanos incursauere; bellum inde duobus populis indictum. C. Iulius censor decessit; in eius locum M. Cornelius suffectus;-quae res postea religioni fuit quia eo lustro Roma est capta; nec deinde unquam in demortui locum censor sufficitur;-consulibusque morbo implicitis, placuit per interregnum renouari auspicia. itaque cum ex senatus consulto consules magistratu se abdicassent, interrex creatur M. Furius Camillus, qui P. Cornelium Scipionem, is deinde L. Valerium Potitum interregem prodidit. Ab eo creati sex tribuni militum consulari potestate ut etiamsi cui eorum incommoda ualetudo fuisset, copia magistratuum rei publicae esset. | 31. (1) Умиротворенный этим даром, простой люд не стал противодействовать проведению консульских выборов. (2) Консулами были избраны Луций Валерий Потит и Марк Манлий, впоследствии нареченный Капитолийским [392 г.]. Они устроили Великие игры, обещанные диктатором Марком Фурием во время войны с Вейями. (3) В том же году был освящен храм царицы Юноны, обетованный тем же диктатором во время той же войны, и передают, что освящение прошло с большим блеском благодаря великим стараниям матрон. (4) Война с эквами в Альгидских горах не заслуживает особого упоминания, поскольку враги бежали, даже не успев скрестить с нами оружие. Валерию за упорство в истреблении бегущего противника был дан триумф, а Манлию - право вступить в город с овацией. (5) В том же году началась новая война - с вольсинийцами. Отправить туда войско не было возможности, ибо вследствие чрезвычайной засухи и жары в римской земле разразился голод и мор. Оттого вольсинийцы исполнились самоуверенности и безнаказанно совершили набег на римские поля, присоединив к себе еще и саппинатов. (6) Тогда обоим народам была объявлена война. Скончался цензор Гай Юлий, на его место был назначен Марк Корнелий. Впоследствии данное назначение было признано сомнительным, ибо в это пятилетие Рим пал; (7) и потом никогда больше не выбирали нового цензора на место умершего. Когда заболели и оба консула, было решено возобновить ауспиции посредством междуцарствия. (8) Итак, консулы по указанию сената сложили с себя полномочия, а интеррексом был избран Марк Фурий Камилл. Следующим интеррексом он назначил Публия Корнелия Сципиона, а тот, в свою очередь - Луция Валерия Потита. (9) Последний же выбрал шестерых военных трибунов с консульской властью, чтобы в случае болезни кого-нибудь из них государство не осталось без должностных лиц. |
[32] Kalendis Quintilibus magistratum occepere L. Lucretius Ser. Sulpicius M. Aemilius L. Furius Medullinus septimum Agrippa Furius C. Aemilius iterum. ex his L. Lucretio et C. Aemilio Volsinienses prouincia euenit, Sappinates Agrippae Furio et Ser. Sulpicio. Prius cum Volsiniensibus pugnatum est. Bellum numero hostium ingens, certamine haud sane asperum fuit. Fusa concursu primo acies; in fuga milia octo armatorum ab equitibus interclusa positis armis in deditionem uenerunt. Eius belli fama effecit ne se pugnae committerent Sappinates; moenibus armati se tutabantur. Romani praedas passim et ex Sappinati agro et ex Volsiniensi, nullo eam uim arcente, egerunt; donec Volsiniensibus fessis bello, ea condicione ut res populo Romano redderent stipendiumque eius anni exercitui praestarent, in uiginti annos indutiae datae. Eodem anno M. Caedicius de plebe nuntiauit tribunis se in Noua uia, ubi nunc sacellum est supra aedem Vestae, uocem noctis silentio audisse clariorem humana, quae magistratibus dici iuberet Gallos aduentare. Id ut fit propter auctoris humilitatem spretum et quod longinqua eoque ignotior gens erat. Neque deorum modo monita ingruente fato spreta, sed humanam quoque opem, quae una erat, M. Furium ab urbe amouere. Qui die dicta ab L. Apuleio tribuno plebis propter praedam Veientanam, filio quoque adulescente per idem tempus orbatus, cum accitis domum tribulibus clientibusque quae magna pars plebis erat, percontatus animos eorum responsum tulisset se conlaturos quanti damnatus esset, absoluere eum non posse, in exsilium abiit, precatus ab dis immortalibus si innoxio sibi ea iniuria fieret, primo quoque tempore desiderium sui ciuitati ingratae facerent. Absens quindecim milibus grauis aeris damnatur. | 32. (1) На квинктильские календы в должность вступили Луций Лукреций, Сервий Сульпиций, Марк Эмилий, Луций Фурий Медуллин в седьмой раз, Агриппа Фурий, Гай Эмилий во второй раз [391 г.]. (2) Из них Лукрецию и Гаю Эмилию выпало воевать с вольсинийцами, а Агриппе Фурию и Сульпицию - с саппинатами. (3) Война с вольсинийцами случилась раньше и была значительной, если судить по численности неприятеля, но с военной точки зрения не очень трудной. Восемь тысяч воинов сложили оружие и сдались после того, как их окружила конница. (4) Известие об этой войне привело к тому, что саппинаты даже не отважились на битву, но, вооружившись, вверили себя защите стен. Римляне, ни с чьей стороны не встречая сопротивления, повсеместно вывезли добычу и из земли саппинатов, и из вольсинийской земли. (5) Наконец изнемогшие от войны вольсинийцы запросили о двадцатилетнем перемирии и получили его на том условии, что вернут римскому народу награбленное и заплатят войску жалованье за текущий год. (6) Тогда же некий Марк Цедиций, родом из плебеев, объявил трибунам, будто он слышал в ночной тиши голос, громче человеческого, и будто этот голос велел ему сообщить должностным лицам, что грядут галлы. Случилось это якобы на Новой улице, там теперь часовня, повыше храма Весты. (7). Но знамением пренебрегли, во-первых, как нередко бывает, из-за низкого происхождения рассказчика, а во-вторых, из-за того, что племя это представлялось далеким и потому неведомым. Однако над Римом тяготел рок: не только предупреждением богов пренебрегли, но даже Марка Фурия, единственного смертного, который мог отвратить беду, удалили из города. (8) Народный трибун Луций Апулей вызвал его в суд из-за вейской добычи, и как раз в это время он потерял юного сына. Пригласив домой своих земляков и клиентов, в большинстве своем плебеев, Камилл стал расспрашивать об их настроениях, и они ответили, что вскладчину готовы внести любую сумму, к какой бы его ни приговорили, (9) но освободить его от суда они не могут. И тогда он удалился в изгнание, моля бессмертных богов, чтобы неблагодарный город, которым он был безвинно обижен, как можно скорее пожалел о нем. Камилл был заочно приговорен к уплате пятнадцати тысяч тяжелых ассов. |
[33] Expulso ciue quo manente, si quicquam humanorum certi est, capi Roma non potuerat, aduentante fatali urbi clade legati ab Clusinis ueniunt auxilium aduersus Gallos petentes. Eam gentem traditur fama dulcedine frugum maximeque uini noua tum uoluptate captam Alpes transisse agrosque ab Etruscis ante cultos possedisse; et inuexisse in Galliam uinum inliciendae gentis causa Arruntem Clusinum ira corruptae uxoris ab Lucumone cui tutor is fuerat, praepotente iuuene et a quo expeti poenae, nisi externa uis quaesita esset, nequirent; hunc transeuntibus Alpes ducem auctoremque Clusium oppugnandi fuisse. Equidem haud abnuerim Clusium Gallos ab Arrunte seu quo alio Clusino adductos; sed eos qui oppugnauerint Clusium non fuisse qui primi Alpes transierint satis constat. Ducentis quippe annis ante quam Clusium oppugnarent urbemque Romam caperent, in Italiam Galli transcenderunt; nec cum his primum Etruscorum sed multo ante cum iis qui inter Appenninum Alpesque incolebant saepe exercitus Gallici pugnauere. Tuscorum ante Romanum imperium late terra marique opes patuere. Mari supero inferoque quibus Italia insulae modo cingitur, quantum potuerint nomina sunt argumento, quod alterum Tuscum communi uocabulo gentis, alterum Hadriaticum [mare] ab Hatria, Tuscorum colonia, uocauere Italicae gentes, Graeci eadem Tyrrhenum atque Adriaticum uocant. Ei in utrumque mare uergentes incoluere urbibus duodenis terras, prius cis Appenninum ad inferum mare, postea trans Appenninum totidem, quot capita originis erant, coloniis missis, quae trans Padum omnia loca,-excepto Venetorum angulo qui sinum circumcolunt maris,-usque ad Alpes tenuere. Alpinis quoque ea gentibus haud dubie origo est, maxime Raetis, quos loca ipsa efferarunt ne quid ex antiquo praeter sonum linguae nec eum incorruptum retinerent. | 33. (1) Вот как был изгнан единственный гражданин, который, случись он на месте, один был бы способен спасти Рим от падения, если только можно наверняка утверждать что-либо относительно человеческих дел. А между тем роковые для Города события приближались: явились послы от клузийцев, прося помощи против галлов. (2) Говорят, что это племя перешло Альпы, привлеченное сладостью здешних плодов, но более всего - вина, удовольствия им неизвестного. Они заняли земли, которые раньше возделывали этруски. (3) Якобы клузиец Аррунт привез вино в Галлию именно для того, чтобы приманить это племя, - он, мол, гневался на Лукумона, чьим опекуном он раньше был, за то, что тот соблазнил его жену, а поскольку сей юноша обладал большой властью, то невозможно было наказать его иначе, как прибегнув к чужеземной силе. (4) Дескать, этот Аррунт и перевел врагов через Альпы и стал виновником осады Клузия. Я, пожалуй, не стал бы отрицать, что на Клузий галлов навел Аррунт или кто другой из клузийцев. (5) Но совершенно ясно и то, что осаждавшие Клузий не были первыми, кто перешел через Альпы. Ведь галлы перевалили в Италию за двести лет до осады Клузия и взятия Рима; (6) воинства же галльские сражались сперва не с этими этрусками; но еще много прежде они нередко сталкивались с теми из них, что жили между Апеннинами и Альпами. (7) Еще до возникновения римской державы власть этрусков широко распространилась и на суше и на море. Доказательством того, сколь велико было их могущество, служат названия верхнего и нижнего морей, которыми, подобно острову, окружена Италия; одно из них италийские племена зовут Тускским, по общему именованию этого народа, а другое Адриатическим - от Адрии, колонии тусков. (8) Греки называют эти моря Тирренским и Адриатическим. (9) Туски заселили земли от одного моря до другого, сначала основав двенадцать городов по сю сторону Апеннин, на нижнем море, а потом выведя на другую колонии по числу городов. (10) Эти колонии заняли всю землю за Падом вплоть до Альп, кроме уголка венетов, живущих вдоль излучины моря. (11) Несомненно, они же положили начало альпийским племенам, в первую очередь ретам. Правда, самые места, где обитают реты, сделали их свирепыми и не сохранили в них ничего из прежнего, разве что язык, да и тот испорченный. |
[34] De transitu in Italiam Gallorum haec accepimus: Prisco Tarquinio Romae regnante, Celtarum quae pars Galliae tertia est penes Bituriges summa imperii fuit; ii regem Celtico dabant. Ambigatus is fuit, uirtute fortunaque cum sua, tum publica praepollens, quod in imperio eius Gallia adeo frugum hominumque fertilis fuit ut abundans multitudo uix regi uideretur posse. Hic magno natu ipse iam exonerare praegrauante turba regnum cupiens, Bellouesum ac Segouesum sororis filios impigros iuuenes missurum se esse in quas di dedissent auguriis sedes ostendit; quantum ipsi uellent numerum hominum excirent ne qua gens arcere aduenientes posset. Tum Segoueso sortibus dati Hercynei saltus; Belloueso haud paulo laetiorem in Italiam uiam di dabant. Is quod eius ex populis abundabat, Bituriges, Aruernos, Senones, Haeduos, Ambarros, Carnutes, Aulercos exciuit. Profectus ingentibus peditum equitumque copiis in Tricastinos uenit. Alpes inde oppositae erant; quas inexsuperabiles uisas haud equidem miror, nulladum uia, quod quidem continens memoria sit, nisi de Hercule fabulis credere libet, superatas. Ibi cum uelut saeptos montium altitudo teneret Gallos, circumspectarentque quanam per iuncta caelo iuga in alium orbem terrarum transirent, religio etiam tenuit quod allatum est aduenas quaerentes agrum ab Saluum gente oppugnari. Massilienses erant ii, nauibus a Phocaea profecti. Id Galli fortunae suae omen rati, adiuuere ut quem primum in terram egressi occupauerant locum patientibus Saluis communirent. Ipsi per Taurinos saltus [saltum]que Duriae Alpes transcenderunt; fusisque acie Tuscis haud procul Ticino flumine, cum in quo consederant agrum Insubrium appellari audissent cognominem Insubribus pago Haeduorum, ibi omen sequentes loci condidere urbem; Mediolanium appellarunt. | 34. (1) Вот что мы узнали о переходе галлов в Италию: когда в Риме царствовал Тарквиний Древний, высшая власть у кельтов, занимающих треть Галлии, принадлежала битуригам, они давали кельтскому миру царя. (2) В доблестное правление Амбигата и сам он, и государство разбогатели, а Галлия стала так изобильна и плодами, и людьми, что невозможно оказалось ею управлять. (3) Поскольку население стремительно увеличивалось, Амбигат решил избавить свое царство от избытка людей. Белловезу и Сеговезу, сыновьям своей сестры, он решил назначить для обживания те места, на какие боги укажут в гаданиях. (4) Они могли взять с собой столько людей, сколько хотели, дабы ни одно племя не было в состоянии помешать переселенцам. Тогда Сеговезу достались лесистые Герцинские горы, а Белловезу, к огромной его радости, боги указали путь в Италию. (5) Он повел за собой всех, кому не хватало места среди своего народа, выбрав таких людей из битуригов, арвернов, сенонов, эдуев, амбарров, карнутов и аулерков. Тронувшись в путь с огромными силами пехоты и конницы, он пришел в земли трикастинов. (6) Впереди вздымались Альпы. Мне ничуть не удивительно, что преодолеть их показалось ему невозможным: ведь если справедливы исторические предания, никому до тех пор не удавалось перейти через них, разве что мы поверим сказкам про Геркулеса. (7) Горы стенами высились со всех сторон. Потрясенные вышиной уходящих в небо хребтов, галлы принялись искать, как бы им перебраться через них в лежащий по ту сторону мир. Задержало их еще и суеверие: они узнали, что некие пришельцы, искавшие себе земель, подверглись нападению племени саллювиев. (8) То были массилийцы, приплывшие кораблями из Фокеи. Считая это предзнаменованием своей судьбы, галлы помогли им закрепиться в том месте, где они обосновались, как только высадились на сушу; и саллювии это стерпели. (9) Сами же они перешли Альпы по Тавринскому ущелью и долине Дурии и разбили тусков в сражении при реке Тицине. Узнав, что выбранное ими для поселения место называется Инсубрское поле, они сочли это благим предзнаменованием, поскольку инсубрами именуется одна из ветвей племени эдуев. Они основали там город Медиолан. |
[35] Alia subinde manus Cenomanorum Etitouio duce uestigia priorum secuta eodem saltu fauente Belloueso cum transcendisset Alpes, ubi nunc Brixia ac Verona urbes sunt locos tenuere. Libui considunt post hos Salluuiique, prope antiquam gentem Laeuos Ligures incolentes circa Ticinum amnem. Poenino deinde Boii Lingonesque transgressi cum iam inter Padum atque Alpes omnia tenerentur, Pado ratibus traiecto non Etruscos modo sed etiam Vmbros agro pellunt; intra Appenninum tamen sese tenuere. Tum Senones, recentissimi aduenarum, ab Vtente flumine usque ad Aesim fines habuere. Hanc gentem Clusium Romamque inde uenisse comperio: id parum certum est, solamne an ab omnibus Cisalpinorum Gallorum populis adiutam. Clusini nouo bello exterriti, cum multitudinem, cum formas hominum inuisitatas cernerent et genus armorum, audirentque saepe ab iis cis Padum ultraque legiones Etruscorum fusas, quamquam aduersus Romanos nullum eis ius societatis amicitiaeue erat, nisi quod Veientes consanguineos aduersus populum Romanum non defendissent, legatos Romam qui auxilium ab senatu peterent misere. De auxilio nihil impetratum; legati tres M. Fabi Ambusti filii missi, qui senatus populique Romani nomine agerent cum Gallis ne a quibus nullam iniuriam accepissent socios populi Romani atque amicos oppugnarent. Romanis eos bello quoque si res cogat tuendos esse; sed melius uisum bellum ipsum amoueri si posset, et Gallos nouam gentem pace potius cognosci quam armis. | 35. (1) Затем новая орда, ценоманы, под водительством Этитовия, идя по следам первых галлов, перешла Альпы по тому же ущелью. Но им уже помогал Белловез. Они заняли те земли, где теперь находятся города Бриксия и Верона. (2) После них осели либуи и саллювии, поселившись вдоль реки Тицина, рядом с древним племенем левых лигурийцев. Вслед за тем по Пеннинскому перевалу пришли бои и лингоны, но, поскольку все пространство между Падом и Альпами было уже занято, они переправились на плотах через Пад, выгнали не только этрусков, но и умбров с их земли, однако Апеннины переходить не стали. (3) И наконец, сеноны, переселившиеся последними, заняли все от реки Утента вплоть до Эзиса. Я уверен, что именно это племя напало потом на Клузий и Рим, неясно только, в одиночку или же при поддержке всех народов Цизальпинской Галлии. (4) Клузийцы боялись надвигавшейся войны: им было известно, сколь многочисленны галлы, сколь неслыханно велики ростом, как вооружены; они были наслышаны, сколь часто этрусские легионы бежали пред их лицом как по сю, так и по ту сторону Пада. И вот клузийцы отрядили послов в Рим. Они просили сенат о помощи, хотя с римлянами их не связывал никакой договор, ни о союзе, ни о дружбе. Единственным основанием могло служить то, что они в свое время не выступили против римского народа на защиту вейян, своих единоплеменников. (5) В помощи было отказано, но к галлам отправили посольство - трех сыновей Марка Фабия Амбуста, чтобы они именем сената и народа римского потребовали не нападать на их друзей и союзников, которые вдобавок не причинили галлам никакой обиды; (6) если потребуется, римляне-де вынуждены будут защищать клузийцев с оружием в руках; однако предпочтительнее, если возможно, вовсе отказаться от войны и познакомиться с галлами, этим новым народом, в мирной тиши, а не в грохоте битвы. |
[36] Mitis legatio, ni praeferoces legatos Gallisque magis quam Romanis similes habuisset. Quibus postquam mandata ediderunt in concilio [Gallorum] datur responsum, etsi nouum nomen audiant Romanorum, tamen credere uiros fortes esse quorum auxilium a Clusinis in re trepida sit imploratum; et quoniam legatione aduersus se maluerint quam armis tueri socios, ne se quidem pacem quam illi adferant aspernari, si Gallis egentibus agro, quem latius possideant quam colant Clusini, partem finium concedant; aliter pacem impetrari non posse. Et responsum coram Romanis accipere uelle et si negetur ager, coram iisdem Romanis dimicaturos, ut nuntiare domum possent quantum Galli uirtute ceteros mortales praestarent. Quodnam id ius esset agrum a possessoribus petere aut minari arma Romanis quaerentibus et quid in Etruria rei Gallis esset, cum illi se in armis ius ferre et omnia fortium uirorum esse ferociter dicerent, accensis utrimque animis ad arma discurritur et proelium conseritur. Ibi iam urgentibus Romanam urbem fatis legati contra ius gentium arma capiunt. Nec id clam esse potuit cum ante signa Etruscorum tres nobilissimi fortissimique Romanae iuuentutis pugnarent; tantum eminebat peregrina uirtus. quin etiam Q. Fabius, euectus extra aciem equo, ducem Gallorum, ferociter in ipsa signa Etruscorum incursantem, per latus transfixum hasta occidit; spoliaque eius legentem Galli agnouere, perque totam aciem Romanum legatum esse signum datum est. Omissa inde in Clusinos ira, receptui canunt minantes Romanis. Erant qui extemplo Romam eundum censerent; uicere seniores, ut legati prius mitterentur questum iniurias postulatumque ut pro iure gentium uiolato Fabii dederentur. Legati Gallorum cum ea sicut erant mandata exposuissent, senatui nec factum placebat Fabiorum et ius postulare barbari uidebantur; sed ne id quod placebat decerneretur in tantae nobilitatis uiris ambitio obstabat. Itaque ne penes ipsos culpa esset cladis forte Gallico bello acceptae, cognitionem de postulatis Gallorum ad populum reiciunt; ubi tanto plus gratia atque opes ualuere ut quorum de poena agebatur tribuni militum consulari potestate in insequentem annum crearentur. Quo facto haud secus quam dignum erat infensi Galli bellum propalam minantes ad suos redeunt. Tribuni militum cum tribus Fabiis creati Q. Sulpicius Longus Q. Seruilius quartum P. Cornelius Maluginensis. | 36. (1) Это посольство было бы мирным, не будь сами послы буйными и похожими скорее на галлов, чем на римлян. Когда они изложили все, что им было поручено, на совете галлов, те ответили: (2) хоть они и слышат имя римлян впервые, но верят, что это храбрые мужи, раз именно к ним бросились за помощью клузийцы, оказавшись в беде. (3) Они, галлы, предпочитают искать союзников во время переговоров, а не боев, и не отвергают предложенного послами мира, но только при одном условии: клузийцы должны уступить нуждающимся в земле галлам часть своих пашен, поскольку все равно имеют их больше, чем могут обработать. Иначе они на мир не согласятся. (4) Пусть им немедленно, в присутствии римлян дадут ответ, и если в их требовании о земле будет отказано, то они в присутствии тех же римлян пойдут в бой, дабы послы могли дома рассказать, насколько галлы превосходят доблестью прочих смертных. (5) Когда римляне спросили, по какому праву галлы требуют землю у ее хозяев, угрожая оружием, и что у них за дела в Этрурии, те высокомерно заявили, что право их - в оружии и что нет запретов для храбрых мужей. Обе стороны вспылили, все схватились за мечи, и завязалось сражение. (6) А над Римом уже нависал рок, ибо послы, в нарушение права народов, также взялись за оружие. И это не могло пройти незамеченным, коль скоро трое знатнейших и храбрейших римских юношей сражались впереди этрусских знамен - доблесть сих чужеземцев бросалась в глаза. (7) И в довершение всего Квинт Фабий, выехав на коне из строя, убил галльского вождя, неистово рвавшегося к этрусским знаменам. Он насквозь пробил ему бок копьем, а когда начал снимать доспехи, галлы узнали его, и по всем рядам разнеслось, что это римский посол. (8) Клузийцы были тотчас забыты; посылая угрозы римлянам, галлы затрубили отбой. Среди них нашлись такие, кто предлагал немедленно идти на Рим, но верх одержали старейшины. Они решили сперва отрядить послов с жалобой на обиду и потребовать выдачи Фабиев за осквернение права народов. (9) Когда галльские послы передали то, что им было поручено, сенат не одобрил поступка Фабиев и счел требование варваров законным. Но поскольку речь шла о мужах столь знатных, то угодничество преградило путь долгу и решение не было принято. (10) Итак, сенат передал это дело народному собранию, чтобы снять с себя ответственность за возможные поражения в войне с галлами. А там настолько возобладало лицеприятие и подкуп, что те, кого собирались наказать, были избраны военными трибунами с консульскими полномочиями на следующий год. (11) После этого недостойного деяния галлы ожесточились и, открыто угрожая войной, вернулись к своим. (12) Военными же трибунами, кроме трех Фабиев, были избраны Квинт Сульпиций Лонг, Квинт Сервилий в четвертый раз, Публий Корнелий Малугинский [390 г.]. |
[37] Cum tanta moles mali instaret-adeo occaecat animos fortuna, ubi uim suam ingruentem refringi non uolt-ciuitas quae aduersus Fidenatem ac Veientem hostem aliosque finitimos populos ultima experiens auxilia dictatorem multis tempestatibus dixisset, ea tunc inuisitato atque inaudito hoste ab Oceano terrarumque ultimis oris bellum ciente, nihil extraordinarii imperii aut auxilii quaesiuit. Tribuni quorum temeritate bellum contractum erat summae rerum praeerant, dilectumque nihilo accuratiorem quam ad media bella haberi solitus erat, extenuantes etiam famam belli, habebant. Interim Galli postquam accepere ultro honorem habitum uiolatoribus iuris humani elusamque legationem suam esse, flagrantes ira cuius impotens est gens, confestim signis conuolsis citato agmine iter ingrediuntur. Ad quorum praetereuntium raptim tumultum cum exterritae urbes ad arma concurrerent fugaque agrestium fieret, Romam se ire magno clamore significabant quacumque ibant, equis uirisque longe ac late fuso agmine immensum obtinentes loci. Sed antecedente fama nuntiisque Clusinorum, deinceps inde aliorum populorum, plurimum terroris Romam celeritas hostium tulit, quippe quibus uelut tumultuario exercitu raptim ducto aegre ad undecimum lapidem occursum est, qua flumen Allia, Crustuminis montibus praealto defluens alueo, haud multum infra uiam Tiberino amni miscetur. Iam omnia contra circaque hostium plena erant et nata in uanos tumultus gens truci cantu clamoribusque uariis horrendo cuncta compleuerant sono. | 37. (1) Вот до какой степени ослепляет людей судьба, когда она не хочет, чтобы противились ее всесокрушающей силе! Уже надвигалась громада беды, уже от Океана, от самого края мира приближался с войною невиданный и неслыханный враг - (2) а государство не учредило никаких особых полномочий и не обратилось ни к кому за помощью, в то время как даже в войне с фиденянами, с вейянами и прочими окрестными народами оно принимало крайние меры, да и диктатора назначало множество раз. (3) Во главе всех приготовлений стояли те самые трибуны, из-за дерзости которых и началась война; они проводили набор ничуть не более тщательно, чем для обычной войны, еще даже умаляя ходившие о ней слухи. (4) А галлы, узнав, что осквернители общечеловеческих законов избраны на высшую должность, а посольство их подверглось оскорблениям, вскипели гневом, коего народ сей не умеет обуздывать. Немедля подняли они знамена и спешным маршем выступили в путь. (5) При виде их стремительно проходящих полчищ жители городов в страхе бросались к оружию, а поселяне разбегались. Однако они громким криком возвещали, что идут на Рим. Двигавшиеся колонны занимали огромное пространство; массы людей и лошадей растянулись и в длину, и в ширину. (6) Впереди врагов неслась молва о них, за ней спешили вестники от клузийцев, а потом и от других народов поочередно - и все же наибольший страх вызвала в Риме стремительность неприятеля: (7) вышедшее ему навстречу наспех собранное войско, как ни торопилось, встретило его всего в одиннадцати милях от города, там, где река Аллия, по глубокой ложбине сбегая с Крустумерийских гор, впадает в Тибр несколько ниже дороги. (8) Не только впереди, но и вокруг все уже было полно врагов. Галлы и вообще по своей природе склонны производить бессмысленный шум, а тогда весь воздух был наполнен леденящими душу звуками: это варвары издавали дикие крики и горланили свирепые песни. |
[38] Ibi tribuni militum non loco castris ante capto, non praemunito uallo quo receptus esset, non deorum saltem si non hominum memores, nec auspicato nec litato, instruunt aciem, diductam in cornua ne circumueniri multitudine hostium possent; nec tamen aequari frontes poterant cum extenuando infirmam et uix cohaerentem mediam aciem haberent. Paulum erat ab dextera editi loci quem subsidiariis repleri placuit, eaque res ut initium pauoris ac fugae, sic una salus fugientibus fuit. Nam Brennus regulus Gallorum in paucitate hostium artem maxime timens, ratus ad id captum superiorem locum ut ubi Galli cum acie legionum recta fronte concucurrissent subsidia in auersos transuersosque impetum darent, ad subsidiarios signa conuertit, si eos loco depulissit haud dubius facilem in aequo campi tantum superanti multitudine uictoriam fore. Adeo non fortuna modo sed ratio etiam cum barbaris stabat. In altera acie nihil simile Romanis, non apud duces, non apud milites erat. Pauor fugaque occupauerat animos et tanta omnium obliuio, ut multo maior pars Veios in hostium urbem, cum Tiberis arceret, quam recto itinere Romam ad coniuges ac liberos fugerent. Parumper subsidiarios tutatus est locus; in reliqua acie simul est clamor proximis ab latere, ultimis ab tergo auditus, ignotum hostem prius paene quam uiderent, non modo non temptato certamine sed ne clamore quidem reddito integri intactique fugerunt; nec ulla caedes pugnantium fuit; terga caesa suomet ipsorum certamine in turba impedientium fugam. Circa ripam Tiberis quo armis abiectis totum sinistrum cornu defugit, magna strages facta est, multosque imperitos nandi aut inualidos, graues loricis aliisque tegminibus, hausere gurgites; maxima tamen pars incolumis Veios perfugit, unde non modo praesidii quicquam sed ne nuntius quidem cladis Romam est missus. Ab dextro cornu quod procul a flumine et magis sub monte steterat, Romam omnes petiere et ne clausis quidem portis urbis in arcem confugerunt. | 38. (1) Тут военные трибуны, не выбрав заранее места для лагеря, не соорудив загодя вал на случай отступления, выстроили боевой порядок. Не позаботились они не только о земных, но и о божественных делах, пренебрегши ауспициями и жертвоприношениями. Римский строй был растянут в обе стороны, чтобы полчища врагов не могли зайти с тыла, (2) однако все равно уступал по длине неприятельскому - между тем в середине этот растянутый строй оказался слабым и едва смыкался. Резерв решили поставить на правом крыле, где была маленькая возвышенность; именно она послужила впоследствии как источником паники и бегства, так и единственным спасением для беглецов. (3) Галльский вождь Бренн, при малочисленности неприятеля, весьма опасался какой-то хитрости, и вот он решил, будто этот холм занят для того, чтобы ударить резервом во фланг и тыл галлов, когда те столкнутся с легионами лицом к лицу. Тогда он развернул строй против резервов в твердой уверенности, что, если он выбьет их с холма, (4) победу на ровном поле при таком численном перевесе будет одержать легко. Вот до какой степени не только судьба, но и рассудительность была на стороне варваров! (5) А в противоположном стане ни вожди, ни воины не напоминали римлян. Во всех душах царил лишь страх и мысль о бегстве; помрачение умов было таково, что, несмотря на препятствие в виде Тибра, подавляющее большинство бросилось в Вейи, чужой город, вместо того, чтобы бежать прямым путем в Рим, к женам и детям. (6) Лишь резервы еще недолгое время находились под защитой возвышенности, остальное же войско, как только передние сбоку, а задние с тыла услышали крики, враз обратилось в бегство от неведомого врага еще раньше, чем его увидело. Римляне бежали, не только не пытаясь померяться силами с неприятелем, не только не сразившись с ним и не получив ни одной царапины, но даже и не ответив на его клич. (7) Никто не погиб в сражении, все убитые были поражены в спину, когда началась давка, а толчея затрудняла бегство. (8) Страшная резня произошла на берегу Тибра, куда, побросав оружие, бежало целиком все левое крыло. Многих не умевших плавать или ослабевших под тяжестью доспехов и одежды поглотила пучина. (9) Тем не менее огромное большинство без затруднений добралось до Вей, откуда они не послали в Рим не только подмоги, но даже вести о поражении. (10) С правого крыла, стоявшего далеко от реки, под горой, все кинулись в Город, где укрылись в Крепости, даже не заперев городских ворот. |
[39] Gallos quoque uelut obstupefactos miraculum uictoriae tam repentinae tenuit, et ipsi pauore defixi primum steterunt, uelut ignari quid accidisset; deinde insidias uereri; postremo caesorum spolia legere armorumque cumulos, ut mos eis est, coaceruare; tum demum postquam nihil usquam hostile cernebatur uiam ingressi, haud multo ante solis occasum ad urbem Romam perueniunt. Vbi cum praegressi equites non portas clausas, non stationem pro portis excubare, non armatos esse in muris rettulissent, aliud priori simile miraculum eos sustinuit; noctemque ueriti et ignotae situm urbis, inter Romam atque Anienem consedere, exploratoribus missis circa moenia aliasque portas quaenam hostibus in perdita re consilia essent. Romani cum pars maior ex acie Veios petisset quam Romam, nemo superesse quemquam praeter eos qui Romam refugerant crederet, complorati omnes pariter uiui mortuique totam prope urbem lamentis impleuerunt. priuatos deinde luctus stupefecit publicus pauor, postquam hostes adesse nuntiatum est; mox ululatus cantusque dissonos uagantibus circa moenia turmatim barbaris audiebant. omne inde tempus suspensos ita tenuit animos usque ad lucem alteram ut identidem iam in urbem futurus uideretur impetus; primo aduentu, quia accesserant ad urbem,-mansuros enim ad Alliam fuisse nisi hoc consilii foret,-deinde sub occasum solis, quia haud multum diei supererat,-ante noctem [enim] [rati se] inuasuros;-tum in noctem dilatum consilium esse, quo plus pauoris inferrent. Postremo lux appropinquans exanimare, timorique perpetuo ipsum malum continens fuit cum signa infesta portis sunt inlata. Nequaquam tamen ea nocte neque insequenti die similis illi quae ad Alliam tam pauide fugerat ciuitas fuit. Nam cum defendi urbem posse tam parua relicta manu spes nulla esset, placuit cum coniugibus ac liberis iuuentutem militarem senatusque robur in arcem Capitoliumque concedere, armisque et frumento conlato, ex loco inde munito deos hominesque et Romanum nomen defendere; flaminem sacerdotesque Vestales sacra publica a caede, ab incendiis procul auferre, nec ante deseri cultum eorum quam non superessent qui colerent. si arx Capitoliumque, sedes deorum, si senatus, caput publici consilii, si militaris iuuentus superfuerit imminenti ruinae urbis, facilem iacturam esse seniorum relictae in urbe utique periturae turbae. Et quo id aequiore animo de plebe multitudo ferret, senes triumphales consularesque simul se cum illis palam dicere obituros, nec his corporibus, quibus non arma ferre, non tueri patriam possent, oneraturos inopiam armatorum. | 39. (1) Галлы онемели от этого чуда. Повергнутые в страх своей собственной молниеносной победой, они сперва застыли, не понимая, что произошло. Потом начали подозревать засаду. Затем принялись собирать доспехи убитых и по своему обычаю нагромождать их оружие в кучи. (2) И лишь тогда, не видя никаких признаков неприятеля, они тронулись в путь и незадолго до захода солнца подошли к Риму. Когда высланные вперед всадники донесли, что ворота не заперты, перед ними не выставлены заставы, а на стенах не видно караулов, это диво поразило галлов, как и первое. (3) Опасаясь ночи и не зная расположения Города, они заночевали между Римом и Аниеном и разослали лазутчиков вокруг стен и ворот, чтобы разузнать, что намерены делать враги в своем бедственном положении. (4) Поскольку большая часть войска бежала в Вейи и лишь немногие в Рим, горожане решили, что почти никому не удалось спастись. Весь Город наполнился причитаниями и по мертвым и по живым. (5) Но, когда стало известно о приближении неприятеля, личное горе каждого отступило перед лицом всеобщего ужаса. Вскоре стали слышны завывания и нестройные песни варваров, шайками рыщущих вокруг стен. (6) Время до утра тянулось в страхе, так как в любой момент ожидалось нападение на Город. Зачем они явились, как не для того, чтобы напасть? Не будь у них этого намерения, они остались бы на Аллии. (7) Потом, перед заходом солнца, когда светлого времени осталось уже немного, решили, что нападение произойдет вечером; позже стали думать, что оно для пущего страха отложено на ночь. К утру римляне окончательно обессилели. (8) И тут после долгих часов страха разразилась и сама беда: вражеские силы стали в воротах. И тем не менее ни той ночью, ни на следующий день люди уже не напоминали тех трусов, что бежали при Аллии. (9) Не было никакой надежды защитить Город оставшимися столь малыми силами, и потому римляне решили, что способные сражаться юноши, а также самые крепкие из сенаторов должны вместе с женами и детьми удалиться в Крепость и на Капитолий, (10) свезти туда оружие, продовольствие и оттуда, с укрепленного места, защищать богов, граждан и имя римское. (11) Фламину и жрицам-весталкам поручили унести как можно дальше от резни и пожара общественные святыни, чтобы о почитании богов было забыто не раньше, чем сгинет последний из почитателей. (12) Если грозящее Городу разрушение переживут Крепость и Капитолий, обитель богов, если уцелеет боеспособная молодежь и сенат, средоточие государственной мудрости, то можно будет легко пожертвовать толпой стариков, оставляемых в Городе на верную смерть. (13) А чтобы чернь снесла это спокойнее, старики - триумфаторы и бывшие консулы - открыто заявляли, что готовы умереть вместе с ними: лишние люди, не способные носить оружие и защищать отечество, не должны обременять собою воюющих, которые и так будут во всем терпеть нужду. |
[40] Haec inter seniores morti destinatos iactata solacia. Versae inde adhortationes ad agmen iuuenum quos in Capitolium atque in arcem prosequebantur, commendantes uirtuti eorum iuuentaeque urbis per trecentos sexaginta annos omnibus bellis uictricis quaecumque reliqua esset fortuna. Digredientibus qui spem omnem atque opem secum ferebant ab iis qui captae urbis non superesse statuerant exitio, cum ipsa res speciesque miserabilis erat, tum muliebris fletus et concursatio incerta nunc hos, nunc illos sequentium rogitantiumque uiros natosque cui se fato darent, nihil quod humani superesset mali relinquebant. Magna pars tamen earum in arcem suos persecutae sunt, nec prohibente ullo nec uocante, quia quod utile obsessis ad minuendam imbellem multitudinem, id parum humanum erat. Alia maxime plebis turba, quam nec capere tam exiguus collis nec alere in tanta inopia frumenti poterat, ex urbe effusa uelut agmine iam uno petiit Ianiculum. Inde pars per agros dilapsi, pars urbes petunt finitimas, sine ullo duce aut consensu, suam quisque spem, sua consilia communibus deploratis exsequentes. Flamen interim Quirinalis uirginesque Vestales omissa rerum suarum cura, quae sacrorum secum ferenda, quae quia uires ad omnia ferenda deerant relinquenda essent consultantes, quisue ea locus fideli adseruaturus custodia esset, optimum ducunt condita in doliolis sacello proximo aedibus flaminis Quirinalis, ubi nunc despui religio est, defodere; cetera inter se onere partito ferunt uia quae sublicio ponte ducit ad Ianiculum. In eo cliuo eas cum L. Albinius de plebe Romana homo conspexisset plaustro coniugem ad liberos uehens inter ceteram turbam quae inutilis bello urbe excedebat, saluo etiam tum discrimine diuinarum humanarumque rerum religiosum ratus sacerdotes publicas sacraque populi Romani pedibus ire ferrique, se ac suos in uehiculo conspici, descendere uxorem ac pueros iussit, uirgines sacraque in plaustrum imposuit et Caere quo iter sacerdotibus erat peruexit. | 40. (1) Вот какие речи раздавались среди старцев, которые сами обрекали себя на смерть. Потом напутствия были обращены к колонне юношей, которую они провожали до Крепости и Капитолия. Они вверяли Город их молодой доблести. А ведь какая бы судьба ни была ему уготована, в прошлом он на протяжении трехсот шестидесяти лет всегда выходил победителем из всех войн. (2) Для тех, кто уходил, была ужасна мысль, что они уносят с собой последнюю надежду и заступу остающихся, они не смели даже взглянуть на людей, решивших погибнуть вместе с захваченным городом. (3) Но вот когда поднялся женский плач, когда матроны стали в беспамятстве метаться, бросаясь то к одному, то к другому, вопрошая мужей и сыновей, на какую судьбу те их обрекают, тут уж человеческое горе дошло до последнего предела. (4) Все же большая часть женщин последовала за своими близкими в Крепость. Никто не звал их, но никто им и не препятствовал: если бы непригодных к войне было меньше, это давало бы выгоду осажденным, но было бы уж слишком бесчеловечно. (5) Остальная масса людей, в большинстве своем плебеи, которым не хватило бы ни места на столь маленьком холме, ни продовольствия, высыпала из Города и плотной толпой, наподобие колонны, устремилась на Яникул. (6) Оттуда часть рассеялась по деревням, а часть бросилась в соседние города. Не было у них ни предводителя, ни согласованности в действиях, но каждый искал спасения как мог и руководствовался собственными интересами, махнув уже рукой на общие. (7) А в это время фламин Квирина и девы-весталки, забыв о собственном имуществе, совещались, какие из священных предметов следует унести с собой, а какие оставить, ибо не было сил унести все. (8) Раздумывая, где найти самое надежное укрытие, они сочли наилучшим заложить их в бочки и закопать в часовне поблизости от жилища фламина Квирина, там, где теперь священный обычай запрещает плевать. Остальной груз они разделили между собой и понесли через Свайный мост по дороге, ведущей на Яникул. Из Города тянулась вереница людей, непригодных к военной службе. (9) В толпе других увозил на телеге жену с детьми и некий римский плебей Луций Альбин. На середине моста он заметил весталок. (10) Даже в таких обстоятельствах не было забыто различие божественного и земного: считая святотатством, чтобы государственные жрицы шли пешком и несли на руках святыни римского народа, в то время как его семья на глазах у всех едет в повозке, Альбин приказал жене и детям сойти, разместил на телеге весталок со святынями и доставил их в Цере, куда жрицы держали путь. |
[41] Romae interim satis iam omnibus, ut in tali re, ad tuendam arcem compositis, turba seniorum domos regressi aduentum hostium obstinato ad mortem animo exspectabant. Qui eorum curules gesserant magistratus, ut in fortunae pristinae honorumque aut uirtutis insignibus morerentur, quae augustissima uestis est tensas ducentibus triumphantibusue, ea uestiti medio aedium eburneis sellis sedere. Sunt qui M. Folio pontifice maximo praefante carmen deuouisse eos se pro patria Quiritibusque Romanis tradant. Galli et quia interposita nocte a contentione pugnae remiserant animos et quod nec in acie ancipiti usquam certauerant proelio nec tum impetu aut ui capiebant urbem, sine ira, sine ardore animorum ingressi postero die urbem patente Collina porta in forum perueniunt, circumferentes oculos ad templa deum arcemque solam belli speciem tenentem. inde, modico relicto praesidio ne quis in dissipatos ex arce aut Capitolio impetus fieret, dilapsi ad praedam uacuis occursu hominum uiis, pars in proxima quaeque tectorum agmine ruunt, pars ultima, uelut ea demum intacta et referta praeda, petunt; inde rursus ipsa solitudine absterriti, ne qua fraus hostilis uagos exciperet, in forum ac propinqua foro loca conglobati redibant; ubi eos, plebis aedificiis obseratis, patentibus atriis principum, maior prope cunctatio tenebat aperta quam clausa inuadendi; adeo haud secus quam uenerabundi intuebantur in aedium uestibulis sedentes uiros, praeter ornatum habitumque humano augustiorem, maiestate etiam quam uoltus grauitasque oris prae se ferebat simillimos dis. ad eos uelut simulacra uersi cum starent, M. Papirius, unus ex iis, dicitur Gallo barbam suam, ut tum omnibus promissa erat, permulcenti scipione eburneo in caput incusso iram mouisse, atque ab eo initium caedis ortum, ceteros in sedibus suis trucidatos; post principium caedem nulli deinde mortalium parci, diripi tecta, exhaustis inici ignes. | 41. (1) Между тем в Риме были закончены все приготовления к обороне Крепости, какие могли быть предприняты в подобных обстоятельствах. После этого все старцы разошлись по домам и стали ждать прихода неприятеля, душою приготовившись к смерти. (2) Те из них, кто некогда занимал курульные должности, желали умереть, украшенные знаками отличия своей прежней счастливой судьбы, почестей и доблесчи. Они воссели в своих домах на креслах из слоновой кости, облачившись в те священные одежды, в коих вели колесницы с изображениями богов или справляли триумфы. (3) Некоторые передают, будто они решили принести себя в жертву за отечество и римских квиритов и будто сам великий понтифик Марк Фабий произнес над ними посвятительное заклинание. (4) За ночь воинственность галлов несколько приутихла. Кроме того, им не пришлось сражаться, не пришлось опасаться поражения в битве, не пришлось брать Город приступом или вообще силой - поэтому на следующий день они вступили в Рим без злобы и рвения. Через открытые Коллинские ворота они добрались до форума, обводя глазами храмы богов и Крепость, которая одна имела вид изготовившейся к отпору. (5) На тот случай, если из Крепости или Капитолия совершат вылазку против разбредшихся воинов, галлы оставили небольшую охрану, а сами кинулись за добычей по безлюдным улицам. Одни толпой вламывались в близлежащие дома, другие стремились в те, что подальше, как будто именно там и собрана в неприкосновенности вся добыча. (6) Но потом, испуганные странным безлюдьем, опасаясь, как бы враги не задумали какого подвоха против тех, кто блуждает поодиночке, галлы начали собираться группами и возвращаться на форум и в кварталы по соседству. (7) Дома плебеев там были заперты, а знатных - стояли открытыми, и тем не менее они входили в них чуть ли не с большей опаской, чем в закрытые. (8) С благоговением взирали галлы на тех мужей, что восседали на пороге своих домов: кроме украшений и одежд, более торжественных, чем бывает у смертных, эти люди походили на богов еще и той величественной строгостью, которая отражалась на их лицах. (9) Варвары дивились на них, как на статуи. Рассказывают, что в этот момент один из стариков, Марк Папирий, ударил жезлом из слоновой кости того галла, который вздумал погладить его по бороде (а тогда все носили бороды). Тот пришел в бешенство, и Папирий был убит первым. Другие старики также погибли в своих креслах. (10) После их убийства не щадили уже никого из смертных, дома же грабили, а после поджигали. |
[42] Ceterum, seu non omnibus delendi urbem libido erat, seu ita placuerat principibus Gallorum et ostentari quaedam incendia terroris causa, si compelli ad deditionem caritate sedum suarum obsessi possent, et non omnia concremari tecta ut quodcumque superesset urbis, id pignus ad flectendos hostium animos haberent, nequaquam perinde atque in capta urbe primo die aut passim aut late uagatus est ignis. Romani ex arce plenam hostium urbem cernentes uagosque per uias omnes cursus, cum alia atque alia parte noua aliqua clades oreretur, non mentibus solum concipere sed ne auribus quidem atque oculis satis constare poterant. Quocumque clamor hostium, mulierum puerorumque ploratus, sonitus flammae et fragor ruentium tectorum auertisset, pauentes ad omnia animos oraque et oculos flectebant, uelut ad spectaculum a fortuna positi occidentis patriae nec ullius rerum suarum relicti praeterquam corporum uindices, tanto ante alios miserandi magis qui unquam obsessi sunt quod interclusi a patria obsidebantur, omnia sua cernentes in hostium potestate. Nec tranquillior nox diem tam foede actum excepit; lux deinde noctem inquieta insecuta est, nec ullum erat tempus quod a nouae semper cladis alicuius spectaculo cessaret. Nihil tamen tot onerati atque obruti malis flexerunt animos quin etsi omnia flammis ac ruinis aequata uidissent, quamuis inopem paruumque quem tenebant collem liberati relictum uirtute defenderent; et iam cum eadem cottidie acciderent, uelut adsueti malis abalienauerant ab sensu rerum suarum animos, arma tantum ferrumque in dextris uelut solas reliquias spei suae intuentes. | 42. (1) Впрочем, в первый день пожары распространились менее, чем это обычно бывает в захваченном городе. Быть может, не все галлы так уж стремились уничтожить город. А может быть, их вожди преследовали сразу две цели: (2) с одной стороны, принудить засевших на Капитолии сдаться, используя их привязанность к родным домам и устроив для острастки два-три пожара, а с другой стороны, сохранить нетронутыми часть кварталов, чтобы впоследствии, угрожая сжечь и их, сделать противника более покладистым. (3) Римляне из Крепости видели, что город полон врагов, видели, как они рыщут по улицам, как бедствие пожирает квартал за кварталом, но не могли не только воспринимать происходящее разумом, но даже и вполне владеть своим зрением и слухом. (4) Откуда бы ни доносились крики врагов, вопли женщин и детей, рев пламени и грохот обрушивающихся зданий, на все они растрачивали в страхе свое внимание, оборачивались во все стороны, везде блуждали взором. Судьба словно поставила их зрителями при гибели отечества, (5) бессильными спасти что-либо, кроме собственных тел. Находясь в осаде, будучи оторваны от родных очагов, видя все свое имущество во власти врага, они были куда несчастнее всех, кто когда-либо переживал осаду. (6) Этот ужасный день сменила тревожная бессонная ночь; наконец наступил рассвет. Всякий миг приносил с собой новую беду. (7) И все же римляне не падали духом под гнетом и тяжестью стольких несчастий. Пусть пожары и разрушения на их глазах сравняли город с землей, пусть холм, который они занимали, был беден и мал - они все равно готовились храбро защищать этот последний клочок свободы. (8) И, поскольку каждый день нес лишь несчастья, люди как будто уже привыкли к ним; они сделались безразличны ко всему, к чему когда-то были привязаны, - отныне они не обращали внимания ни на что, кроме своего оружия, того железа, которое они сжимали в руках как единственную и последнюю надежду. |
[43] Galli quoque per aliquot dies in tecta modo urbis nequiquam bello gesto cum inter incendia ac ruinas captae urbis nihil superesse praeter armatos hostes uiderent, nec quicquam tot cladibus territos nec flexuros ad deditionem animos ni uis adhiberetur, experiri ultima et impetum facere in arcem statuunt. Prima luce signo dato multitudo omnis in foro instruitur; inde clamore sublato ac testudine facta subeunt. aduersus quos Romani nihil temere nec trepide; ad omnes aditus stationibus firmatis, qua signa ferri uidebant ea robore uirorum opposito scandere hostem sinunt, quo successerit magis in arduum eo pelli posse per procliue facilius rati. Medio fere cliuo restitere; atque inde ex loco superiore qui prope sua sponte in hostem inferebat impetu facto, strage ac ruina fudere Gallos; ut nunquam postea nec pars nec uniuersi temptauerint tale pugnae genus. Omissa itaque spe per uim atque arma subeundi obsidionem parant, cuius ad id tempus immemores et quod in urbe fuerat frumentum incendiis urbis absumpserant, et ex agris per eos ipsos dies raptum omne Veios erat. Igitur exercitu diuiso partim per finitimos populos praedari placuit, partim obsideri arcem, ut obsidentibus frumentum populatores agrorum praeberent. Proficiscentes Gallos ab urbe ad Romanam experiendam uirtutem fortuna ipsa Ardeam ubi Camillus exsulabat duxit; qui maestior ibi fortuna publica quam sua cum dis hominibusque accusandis senesceret, indignando mirandoque ubi illi uiri essent qui secum Veios Faleriosque cepissent, qui alia bella fortius semper quam felicius gessissent, repente audit Gallorum exercitum aduentare atque de eo pauidos Ardeates consultare. Nec secus quam diuino spiritu tactus cum se in mediam contionem intulisset, abstinere suetus ante talibus conciliis, | 43. (1) Галлы тоже решили прибегнуть к силе. Война, которую они несколько дней вели против одних только домов захваченного города, не принесла результатов: хотя после пожаров п разрушений там не уцелело уже ничего, кроме вооруженных защитников, тех не удалось ни запугать угрозами, ни склонить к сдаче. И вот галлы отважились на крайнюю меру - штурм Крепости. (2) На рассвете все их полчища по команде выстроились на форуме; оттуда они, образовав "черепаху"115, с криком двинулись к подножью холма. Римляне действовали против врага без робости, но и не безрассудно: все подъемы к Крепости, на которых наблюдалось продвижение галлов, были укреплены, и там поставлены самые отборные воины. Однако неприятелю не мешали взбираться наверх, полагая, что, чем выше он вскарабкается, тем легче будет сбросить его с кручи. (3) Римляне удерживались примерно на середине склона, где крутизна как бы сама толкает воина на врага. Оттуда они вдруг обрушились на галлов, избивая их и сталкивая вниз. Разгром был столь сокрушителен, что противник ни разу более не осмелился на подобные предприятия, ни отдельным отрядом, ни всем войском. (4) Итак, потеряв надежду победить силой оружия, галлы начали готовиться к осаде, о которой до этого момента не помышляли. Но продовольствия уже не было ни в Городе, где его уничтожил пожар, ни в окрестностях, откуда его как раз в это время вывезли в Вейи. (5) Тогда было решено разделить войско, чтобы часть его грабила окрестные народы, а часть осаждала Крепость. Таким образом опустошители полей снабжали бы провизией осаждавших. (6) Видно, сама судьба пожелала испытать римскую доблесть, когда она повела вышедших из Города галлов на Ардею, где находился в изгнании Камилл. (7) Горюя над общественным злосчастьем гораздо больше, чем над своим собственным, он старился там в укоризнах богам и людям. Его возмущало и изумляло, куда подевались те храбрецы, что брали с ним Вейи, Фалерии, что всегда выигрывали войны благодаря мужеству, а не везению. (8) И вдруг он узнал о приближении галльского войска и о том, что перепуганные этим ардеяне собираются на совет. Раньше Камилл всегда воздерживался от участия в их собраниях, но тут он решительно отправился на сходку, ведомый божественным вдохновением. |
[44] "Ardeates" inquit, "ueteres amici, noui etiam ciues mei, quando et uestrum beneficium ita tulit et fortuna hoc eguit mea, nemo uestrum condicionis meae oblitum me huc processisse putet; sed res ac periculum commune cogit quod quisque possit in re trepida praesidii in medium conferre. Et quando ego uobis pro tantis uestris in me meritis gratiam referam, si nunc cessauero? Aut ubi usus erit mei uobis, si in bello non fuerit? Hac arte in patria steti et inuictus bello, in pace ab ingratis ciuibus pulsus sum. Vobis autem, Ardeates, fortuna oblata est et pro tantis populi Romani pristinis beneficiis quanta ipsi meministis-nec enim exprobranda ea apud memores sunt -gratiae referendae et huic urbi decus ingens belli ex hoste communi pariendi. Qui effuso agmine aduentant gens est cui natura corpora animosque magna magis quam firma dederit; eo in certamen omne plus terroris quam uirium ferunt. Argumento sit clades Romana. Patentem cepere urbem: ex arce Capitolioque iis exigua resistitur manu: iam obsidionis taedio uicti abscedunt uagique per agros palantur. Cibo uinoque raptim hausto repleti, ubi nox adpetit, prope riuos aquarum sine munimento, sine stationibus ac custodiis passim ferarum ritu sternuntur, nunc ab secundis rebus magis etiam solito incauti. Si uobis in animo est tueri moenia uestra nec pati haec omnia Galliam fieri, prima uigilia capite arma frequentes, me sequimini ad caedem, non ad pugnam. Nisi uinctos somno uelut pecudes trucidandos tradidero, non recuso eundem Ardeae rerum mearum exitum quem Romae habui". | 44. (1) "Ардеяне, - начал он, - старые друзья мои и нынешние мои сограждане! Я помню, что в Ардею меня привело ваше великодушие и моя несчастная доля. Пусть никто не попрекает меня, будто сейчас я пришел сюда, забыв о своем положении. Но сами обстоятельства, общая для всех опасность требуют, чтобы в сей грозный час каждый пожертвовал на общее дело все, чем он может быть полезен. (2) Когда же мне и отблагодарить вас за ваши великие по отношению ко мне услуги, если сейчас я останусь в стороне? Какая же вам от меня будет польза, если не на войне? Этим искусством я славился на родине. В войнах был я непобедим, но во дни мира неблагодарные сограждане изгнали меня. (3) Вам, ардеяне, представляется удобный случай отблагодарить римский народ за его многочисленные услуги. Вы о них и сами помните, а потому мое напоминание не является попреком. А вашему городу достанется великая слава за победу над общим врагом. (4) Галлы, приближающиеся сюда нестройной толпой, - это такое племя, коему природой даны высокий рост и великая пылкость, но и тому и другому недостает устойчивости. Посему они выигрывают битвы скорее устрашением, чем силой. (5) Доказательством пусть послужит хотя бы та же гибель Рима: они захватили Город потому, что тот не охранялся, с Крепости же и Капитолия им и посейчас успешно сопротивляется крохотный отряд. Но осада им прискучила, и вот они уже уходят и начинают врассыпную шататься по полям. (6) Жадно набив брюхо едой и вином, они разваливаются, лишь только их застигнет ночь. Подобно диким зверям, они спят вблизи речных потоков, не сооружая укреплений, не разбивая палаток, не выставляя караулов. Поскольку теперь удача на их стороне, они еще беспечнее обыкновенного. (7) Если вы собираетесь защищать родные стены, если не хотите мириться с тем, что все это станет галльским, то в первую стражу вооружитесь и все поголовно следуйте за мной. Не на битву - на избиение. Если я не предам в ваши руки сморенных сном врагов, если вы не перережете их, как скот, то пусть со мной в Ардее поступят так же, как поступили в Риме". |
[45] Aequis iniquisque persuasum erat tantum bello uirum neminem usquam ea tempestate esse. Contione dimissa, corpora curant, intenti quam mox signum daretur. Quo dato, primae silentio noctis ad portas Camillo praesto fuere. Egressi haud procul urbe, sicut praedictum erat, castra Gallorum intuta neglectaque ab omni parte nacti cum ingenti clamore inuadunt. Nusquam proelium, omnibus locis caedes est; nuda corpora et soluta somno trucidantur. Extremos tamen pauor cubilibus suis excitos, quae aut unde uis esset ignaros, in fugam et quosdam in hostem ipsum improuidos tulit. Magna pars in agrum Antiatem delati incursione ab oppidanis in palatos facta circumueniuntur. Similis in agro Veienti Tuscorum facta strages est, qui urbis iam prope quadringentensimum annum uicinae, oppressae ab hoste inuisitato, inaudito, adeo nihil miseriti sunt ut in agrum Romanum eo tempore incursiones facerent, plenique praedae Veios etiam praesidiumque, spem ultimam Romani nominis, in animo habuerint oppugnare. Viderant eos milites Romani uagantes per agros et congregato agmine praedam prae se agentes, et castra cernebant haud procul Veiis posita. Inde primum miseratio sui, deinde indignitas atque ex ea ira animos cepit: Etruscisne etiam, a quibus bellum Gallicum in se auertissent, ludibrio esse clades suas? Vix temperauere animis quin extemplo impetum facerent; compressi a Q. Caedicio centurione quem sibimet ipsi praefecerant, rem in noctem sustinuere. Tantum par Camillo defuit auctor: cetera eodem ordine eodemque fortunae euentu gesta. Quin etiam ducibus captiuis qui caedi nocturnae superfuerant, ad aliam manum Tuscorum ad Salinas profecti, nocte insequenti ex improuiso maiorem caedem edidere, duplicique uictoria ouantes Veios redeunt. | 45. (1) Как друзья Камилла, так и его недруги были убеждены, что другого такого военачальника не существовало в то время нигде. Поэтому все они по закрытии собрания стали собираться с силами и только напряженно ожидали сигнала. Когда он прозвучал, ардеяне в полной боевой готовности сошлись у городских ворот и Камилл возглавил их. Вокруг стояла такая тишина, какая бывает в начале ночи. (2) Вскоре после выхода из города. как и было предсказано, наткнулись на галльский лагерь, не защищенный и не охраняемый ни с одной из сторон. С громким криком они напали на него. (3) Никакого сражения не было - повсюду шла резня: рубили объятых сном безоружных воинов. Впрочем, тех, что были дальше всего, ужас поднял ото сна и обратил в бегство, но поскольку они не знали, откуда и что это за напасть, то многие по растерянности бросились как раз в сторону врага. Значительная часть галлов врассыпную бежала в землю Антия, где они были окружены предпринявшими вылазку горожанами. (4) А в вейской земле произошло подобное же избиение тусков. Дело в том, что они были столь безжалостны к Городу, который почти четыреста лет был их соседом, а теперь стал жертвой невиданного и неслыханного врага, что совершали набеги на римскую землю. Будучи и без того обременены добычей, они собрались напасть даже на Вейи - последнее прибежище и надежду римского народа. (5) Римские воины сначала увидели их, бродивших по полям, а потом снова, когда они, собравшись толпой, гнали перед собой добычу. Заприметили и лагерь, разбитый неподалеку от Вей. (6) Сперва всеми овладела жалость к себе, но потом ее сменило возмущение и гнев: этрускам ли, от коих они отвратили на себя галльскую войну, глумиться над их несчастиями? (7) Еле сдержались они, чтобы не напасть немедленно, но их остановил центурион Квинт Цедиций, которого они сами выбрали себе в предводители. Решено было дождаться ночи, когда повторилось все, как в Ардее, и столь же счастливо закончилось - (8) недоставало лишь военачальника, равного Камиллу. Мало того, по указаниям пленных, уцелевших от ночной резни, римляне отправились к Салинам, против другого отряда тусков и, неожиданно напав на них следующей ночью, учинили избиение еще большее. Торжествуя двойную победу, они вернулись в Вейи. |
[46] Romae interim plerumque obsidio segnis et utrimque silentium esse, ad id tantum intentis Gallis ne quis hostium euadere inter stationes posset, cum repente iuuenis Romanus admiratione in se ciues hostesque conuertit. Sacrificium erat statum in Quirinali colle genti Fabiae. Ad id faciendum C. Fabius Dorsuo Gabino [cinctus in] cinctus sacra manibus gerens cum de Capitolio descendisset, per medias hostium stationes egressus nihil ad uocem cuiusquam terroremue motus in Quirinalem collem peruenit; ibique omnibus sollemniter peractis, eadem reuertens similiter constanti uoltu graduque, satis sperans propitios esse deos quorum cultum ne mortis quidem metu prohibitus deseruisset, in Capitolium ad suos rediit, seu attonitis Gallis miraculo auda ciae seu religione etiam motis cuius haudquaquam neglegens gens est. Veiis interim non animi tantum in dies sed etiam uires crescebant. Nec Romanis solum eo conuenientibus ex agris qui aut proelio aduerso aut clade captae urbis palati fuerant, sed etiam ex Latio uoluntariis confluentibus ut in parte praedae essent, maturum iam uidebatur repeti patriam eripique ex hostium manibus; sed corpori ualido caput deerat. Locus ipse admonebat Camilli, et magna pars militum erat qui ductu auspicioque eius res prospere gesserant; et Caedicius negare se commissurum cur sibi aut deorum aut hominum quisquam imperium finiret potius quam ipse memor ordinis sui posceret imperatorem. Consensu omnium placuit ab Ardea Camillum acciri, sed antea consulto senatu qui Romae esset: adeo regebat omnia pudor discriminaque rerum prope perditis rebus seruabant. Ingenti periculo transeundum per hostium custodias erat. Ad eam rem Pontius Cominus impiger iuuenis operam pollicitus, incubans cortici secundo Tiberi ad urbem defertur. Inde qua proximum fuit a ripa, per praeruptum eoque neglectum hostium custodiae saxum in Capitolium euadit, et ad magistratus ductus mandata exercitus edit. Accepto inde senatus consulto uti comitiis curiatis reuocatus de exsilio iussu populi Camillus dictator extemplo diceretur militesque haberent imperatorem quem uellent, eadem degressus nuntius Veios contendit; missique Ardeam legati ad Camillum Veios eum perduxere, seu-quod magis credere libet, non prius profectum ab Ardea quam compererit legem latam, quod nec iniussu populi mutari finibus posset nec nisi dictator dictus auspicia in exercitu habere-lex curiata lata est dictatorque absens dictus. | 46. (1) Между тем в Риме с обеих сторон все было тихо. Осада шла вяло, и галлы заботились только о том, чтобы никто из врагов не смог проскользнуть между их караулами. И вот неожиданно один римский юноша вызвал изумление и у сограждан, и у неприятеля. (2) Род Фабиев издавна совершал жертвоприношения на Квиринальском холме. А тогда Гай Фабий Дорсуон, препоясавшись по-габински, со священной утварью в руках спустился с Капитолия, дабы выполнить установленный обряд. Он прошел прямо среди вражеских часовых, не обращая внимания ни на окрик, ни на смятение. (3) Дойдя до Квиринальского холма, он совершил все положенные действа и отправился обратно тою же дорогой. И лицо, и поступь его на возвратном пути были столь же тверды: он уповал на помощь богов, чьим культом не пренебрег даже под страхом смерти. То ли галлы были потрясены его невероятной доблестью, то ли тронуты благочестием, к которому сие племя отнюдь не равнодушно, но только юноша невредимым вернулся к своим на Капитолий. (4) А тем временем в Вейях у римлян прибывало не только мужества, но и сил. Туда собирались люди, рассеявшиеся по окрестностям после злосчастной битвы и бедственного падения Города, стекались добровольцы из Лация, желавшие принять участие в разделе добычи. (5) Ясно было, что зреет час освобождения родины, что пора вырвать ее из рук врага. Но пока имелось лишь крепкое туловище, которому не хватало головы... (6) Вейи и сами по себе напоминали о Камилле; большинство воинов успешно воевало под его водительством и командованием. И вот Цедиций заявил, что он никому, ни богу, ни человеку, не позволит положить конец его власти, но что он сам, по собственной воле, памятуя о своем чине, требует назначения настоящего полководца. (7) Со всеобщего согласия было решено вызвать из Ардеи Камилла, но сперва запросить сенат, находящийся в Риме. До такой степени властвовала надо всем смиренность, что даже на краю гибели соблюдалось чинопочитание! (8) Проникнуть через вражеские посты было делом рискованным - для этого свершения предложил свои услуги отважный юноша Понтий Коминий. Завернувшись в древесную кору, он вверил себя течению Тибра и был принесен в Город, (9) а там вскарабкался по ближайшей к берегу скале, такой отвесной, что врагам и в голову не приходило ее сторожить. Ему удалось подняться на Капитолий и передать просьбу войска на рассмотрение должностных лиц. (10) В ответ на нее было получено распоряжение сената, согласно которому Камилл, возвращенный из ссылки куриатными комициями, немедленно провозглашался от имени народа диктатором; воины же получали право выбрать полководца, какого пожелают. И с этим вестник, спустившись той же дорогой, поспешил обратно. (11) Отряженные в Ардею послы доставили Камилла в Вейи. Впрочем, я больше склонен верить тому, что он не раньше покинул Ардею, чем убедился в принятии соответствующего закона: ведь у него не было права ни пересечь римские границы без разрешения народа, ни принять командование над войском, пока он не был провозглашен диктатором. Итак, был принят куриатский закон и Камилл заочно назначен диктатором. |
[47] Dum haec Veiis agebantur, interim arx Romae Capitoliumque in ingenti periculo fuit. Namque Galli, seu uestigio notato humano qua nuntius a Veiis peruenerat seu sua sponte animaduerso ad Carmentis saxo in adscensum aequo, nocte sublustri cum primo inermem qui temptaret uiam praemisissent, tradentes inde arma ubi quid iniqui esset, alterni innixi subleuantesque in uicem et trahentes alii alios, prout postularet locus, tanto silentio in summum euasere ut non custodes solum fallerent, sed ne canes quidem, sollicitum animal ad nocturnos strepitus, excitarent. Anseres non fefellere quibus sacris Iunonis in summa inopia cibi tamen abstinebatur. Quae res saluti fuit; namque clangore eorum alarumque crepitu excitus M. Manlius qui triennio ante consul fuerat, uir bello egregius, armis arreptis simul ad arma ceteros ciens uadit et dum ceteri trepidant, Gallum qui iam in summo constiterat umbone ictum deturbat. Cuius casus prolapsi cum proximos sterneret, trepidantes alios armisque omissis saxa quibus adhaerebant manibus amplexos trucidat. Iamque et alii congregati telis missilibusque saxis proturbare hostes, ruinaque tota prolapsa acies in praeceps deferri. Sedato deinde tumultu reliquum noctis, quantum in turbatis mentibus poterat cum praeteritum quoque periculum sollicitaret, quieti datum est. Luce orta uocatis classico ad concilium militibus ad tribunos, cum et recte et perperam facto pretium deberetur, Manlius primum ob uirtutem laudatus donatusque non ab tribunis solum militum sed consensu etiam militari; cui uniuersi selibras farris et quartarios uini ad aedes eius quae in arce erant contulerunt,-rem dictu paruam, ceterum inopia fecerat eam argumentum ingens caritatis, cum se quisque uictu suo fraudans detractum corpori atque usibus necessariis ad honorem unius uiri conferret. Tum uigiles eius loci qua fefellerat adscendens hostis citati; et cum in omnes more militari se animaduersurum Q. Sulpicius tribunus militum pronuntiasset, consentiente clamore militum in unum uigilem conicientium culpam deterritus, a ceteris abstinuit, reum haud dubium eius noxae adprobantibus cunctis de saxo deiecit. Inde intentiores utrimque custodiae esse, et apud Gallos, quia uolgatum erat inter Veios Romamque nuntios commeare, et apud Romanos ab nocturni periculi memoria. | 47. (1) Вот что происходило в Вейях, а в Риме тем временем Крепость и Капитолий подверглись ужасной опасности. (2) Дело в том, что галлы или заметили человеческие следы там, где прошел гонец из Вей, или сами обратили внимание, что у храма Карменты начинается пологий подъем на скалу. Под покровом ночи они сперва выслали вперед безоружного лазутчика, чтобы разведать дорогу, а потом полезли наверх уже все. Там, где было круто, они передавали оружие из рук в руки; одни подставляли плечи, другие взбирались на них, с тем чтобы потом вытащить первых; (3) если было нужно, все подтягивали друг друга и пробрались на вершину так тихо, что не только обманули бдительность стражи, но даже не разбудили собак, животных столь чутких к ночным шорохам. (4) Но их приближение не укрылось от гусей, которых, несмотря на острейшую нехватку продовольствия, до сих пор не съели, поскольку они были посвящены Юноне. Это обстоятельство и оказалось спасительным. От их гогота и хлопанья крыльев проснулся Марк Манлий, знаменитый воин, бывший консулом три года назад. Схватившись за оружие и одновременно призывая к оружию остальных, он среди всеобщего смятения кинулся вперед и ударом щита сбил вниз галла, уже стоявшего на вершине. (5) Покатившись вниз, галл в падении увлек за собой тех, кто поднимался вслед за ним, а Манлий принялся разить остальных - они же, в страхе побросав оружие, цеплялись руками за скалы. Но вот уже сбежались и другие римляне: они начали метать стрелы и камни, скидывая врагов со скал. Среди всеобщего обвала галльский отряд покатился к пропасти и рухнул вниз. (6) По окончании тревоги все попытались на остаток ночи уснуть, хотя при царившем в умах возбуждении это было нелегко - сказывалась минувшая опасность. (7) На рассвете труба созвала воинов на совет к трибунам: ведь нужно было по заслугам воздать и за подвиг и за преступление. Прежде всего благодарность за свое мужество получил Манлий, ему были сделаны подарки от военных трибунов, и по единодушному решению всех воинов (8) каждый приносил к нему в дом, находившийся в Крепости, по полуфунту полбы и по кварте вина. И то сказать, сущая безделица! Но в условиях голода она становилась величайшим доказательством любви, ведь для чествования одного-единственного человека каждый должен был урвать от собственных насущных потребностей, отказывая себе в пище. (9) Затем были приведены воины, стоявшие на часах в том месте, где незамеченным сумел взобраться враг. Когда военный трибун Квинт Сульпиций объявил, что казнит их всех по военному обычаю, в ответ раздался такой единодушный крик воинов, что он испугался; (10) поскольку все в один голос винили только одного часового, остальных решено было пощадить, а несомненного виновника преступления сбросить со скалы, что вызвало всеобщее одобрение. (11) С тех пор обе стороны усилили охрану: галлы потому, что им стало известно о хождении посыльных между Вейями и Римом, а римляне - из-за воспоминаний о ночной тревоге. |
[48] Sed ante omnia obsidionis bellique mala fames utrimque exercitum urgebat, Gallos pestilentia etiam, cum loco iacente inter tumulos castra habentes, tum ab incendiis torrido et uaporis pleno cineremque non puluerem modo ferente cum quid uenti motum esset. Quorum intolerantissima gens umorique ac frigori adsueta cum aestu et angore uexati uolgatis uelut in pecua morbis morerentur, iam pigritia singulos sepeliendi promisce aceruatos cumulos hominum urebant, bustorumque inde Gallicorum nomine insignem locum fecere. Indutiae deinde cum Romanis factae et conloquia permissu imperatorum habita; in quibus cum identidem Galli famem obicerent eaque necessitate ad deditionem uocarent, dicitur auertendae eius opinionis causa multis locis panis de Capitolio iactatus esse in hostium stationes. Sed iam neque dissimulari neque ferri ultra fames poterat. itaque dum dictator dilectum per se Ardeae habet, magistrum equitum L. Valerium a Veiis adducere exercitum iubet, parat instruitque quibus haud impar adoriatur hostes, interim Capitolinus exercitus, stationibus uigiliis fessus, superatis tamen humanis omnibus malis cum famem unam natura uinci non sineret, diem de die prospectans ecquod auxilium ab dictatore appareret, postremo spe quoque iam non solum cibo deficiente et cum stationes procederent prope obruentibus infirmum corpus armis, uel dedi uel redimi se quacumque pactione possint iussit, iactantibus non obscure Gallis haud magna mercede se adduci posse ut obsidionem relinquant. Tum senatus habitus tribunisque militum negotium datum ut paciscerentur. Inde inter Q. Sulpicium tribunum militum et Brennum regulum Gallorum conloquio transacta res est, et mille pondo auri pretium populi gentibus mox imperaturi factum. Rei foedissimae per se adiecta indignitas est: pondera ab Gallis allata iniqua et tribuno recusante additus ab insolente Gallo ponderi gladius, auditaque intoleranda Romanis uox, uae uictis. | 48. (1) Но вперед всех ужасов войны и осады обе стороны мучил голод, (2) а галлов еще и мор - ведь их лагерь лежал между холмов, в местности, сожженной пожаром и наполненной испарениями. При любом дуновении ветра вместе с пылью поднимался пепел. (3) Всего этого галлы совершенно не могли переносить, поскольку их племя привычно было к климату влажному и холодному. Их мучила удушливая жара, косила болезнь, и они мерли, как скот. Уже не было сил хоронить умерших по-отдельности - их тела нагромождали в кучи и сжигали без разбора. Оттого это место вошло в историю под названием Галльское пожарище. (4) Затем с римлянами было заключено перемирие, и с разрешения полководцев начались переговоры. Галлы призывали сдаться, твердя, что это все равно неизбежно из-за голода. Передают, будто римляне, желая опровергнуть их, начали во многих местах кидать с Капитолия хлеб во вражеские караулы. (5) Однако голода нельзя было долее ни скрывать, ни переносить, (6) Сколь ни были изнурены несением службы и стражи воины на Капитолии, они превозмогали все человеческие страдания - одного только голода природа не попустила превозмочь. (7) День за днем воины вглядывались вдаль, не появится ли помощь от диктатора, и в конце концов лишились не только еды, но и надежды. Поскольку все оставалось по-прежнему, а обессилевшие воины уже чуть не падали под тяжестью собственного оружия, они потребовали или сдаться, или заплатить выкуп на любых условиях, тем более что галлы ясно давали понять, что за небольшую сумму их легко будет склонить к прекращению осады. Между тем как раз в это время диктатор подготавливал все к тому, чтобы сравняться силами с неприятелем: он лично провел набор в Ардее и приказал начальнику конницы Луцию Валерию вести войско из Вей. (8) Однако к этому моменту сенат уже собрался на заседание и поручил военным трибунам заключить мир. Военный трибун Квинт Сульпиций и галльский вождь Бренн согласовали сумму выкупа, и народ, которому предстояло править всем миром, был оценен в тысячу фунтов золота. (9) Эта сделка, омерзительная и сама по себе, была усугублена другой гнусностью: принесенные галлами гири оказались фальшивыми, и, когда трибун отказался мерять ими, заносчивый галл положил еще на весы меч. Тогда-то и прозвучали невыносимые для римлян слова: горе побежденным! |
[49] Sed dique et homines prohibuere redemptos uiuere Romanos. nam forte quadam priusquam infanda merces perficeretur, per altercationem nondum omni auro adpenso, dictator interuenit, auferrique aurum de medio et Gallos submoueri iubet. cum illi renitentes pactos dicerent sese, negat eam pactionem ratam esse quae postquam ipse dictator creatus esset iniussu suo ab inferioris iuris magistratu facta esset, denuntiatque Gallis ut se ad proelium expediant. Suos in aceruum conicere sarcinas et arma aptare ferroque non auro reciperare patriam iubet, in conspectu habentes fana deum et coniuges et liberos et solum patriae deforme belli malis et omnia quae defendi repetique et ulcisci fas sit. Instruit deinde aciem, ut loci natura patiebatur, in semirutae solo urbis et natura inaequali, et omnia quae arte belli secunda suis eligi praeparariue poterant prouidit. Galli noua re trepidi arma capiunt iraque magis quam consilio in Romanos incurrunt. Iam uerterat fortuna, iam deorum opes humanaque consilia rem Romanam adiuuabant. Igitur primo concursu haud maiore momento fusi Galli sunt quam ad Alliam uicerant. Iustiore altero deinde proelio ad octauum lapidem Gabina uia, quo se ex fuga contulerant, eiusdem ductu auspicioque Camilli uincuntur. Ibi caedes omnia obtinuit; castra capiuntur et ne nuntius quidem cladis relictus. Dictator reciperata ex hostibus patria triumphans in urbem redit, interque iocos militares quos inconditos iaciunt, Romulus ac parens patriae conditorque alter urbis haud uanis laudibus appellabatur. Seruatam deinde bello patriam iterum in pace haud dubie seruauit cum prohibuit migrari Veios, et tribunis rem intentius agentibus post incensam urbem et per se inclinata magis plebe ad id consilium; eaque causa fuit non abdicandae post triumphum dictaturae, senatu obsecrante ne rem publicam in incerto relinqueret statu. | 49. (1) Но ни боги, ни люди не допустили, чтобы жизнь римлян была выкуплена за деньги. Еще до того, как заплачено было чудовищное вознаграждение, когда из-за пререканий отвешивание золота прекратилось, неожиданно появился диктатор. Он приказал, чтобы золото убрали прочь, а галлов удалили. (2) Когда те стали упираться, ссылаясь на то, что действуют по договору, он заявил, что последний не имеет законной силы, поскольку был заключен уже после того, как он был избран диктатором, без его разрешения, должностным лицом низшего ранга. Камилл велел галлам выстраиваться для битвы, (3) а своим - сложить походное снаряжение в кучу и готовить оружие к бою. Освобождать отечество надо железом, а не золотом, имея перед глазами храмы богов, с мыслью о женах, детях, о родной земле, обезображенной ужасами войны, обо всем том, что священный долг велит защищать, отвоевывать, отмщать! (4) Затем диктатор выстроил войско, насколько это допускал неровный характер местности и развалины полуразрушенного города. Он предусмотрел все, чем военное искусство могло помочь ему в этих условиях. (5) Испуганные новым оборотом дела, взялись за оружие и галлы, но напали они на римлян скорее под действием гнева, чем по здравом размышлении. Счастье уже переменилось, уже и помощь ботов, и человеческий разум были на стороне римского дела. И вот при первом же столкновении галлы были опрокинуты так же быстро, как победили при Аллии. (6) Под водительством и командованием того же Камилла варвары были разбиты и в следующем сражении, которое, не в пример первому, разворачивалось по всем правилам военного искусства. Битва произошла на восьмой миле по Габийской дороге, где враги собрались после своего бегства. Там были перерезаны все галлы, а их лагерь захвачен. Из врагов не осталось никого, кто мог бы сообщить о поражении. (7) Отвоевав отечество у неприятеля, диктатор с триумфом вернулся в Рим, сопровождаемый шутками воинов; такие шутки обычно бывают грубы, но теперь Камилла в них уподобляли Ромулу, заслуженно величали отцом отечества и вторым основателем Города. (8) Спасши родину на войне, Камилл, несомненно, спас ее вторично уже позднее, во дни мира: он воспрепятствовал переселению в Вейи, хотя после сожжения Рима за это весьма решительно выступали трибуны, да и сами плебеи сильнее, чем прежде, склонялись к этому замыслу. (9) Все сказанное сделалось причиной того, что после триумфа Камилл не стал складывать с себя диктаторских полномочий, уступая просьбам сената, умолявшего не оставлять государство в угрожающем положении. |
[50] Omnium primum, ut erat diligentissimus religionum cultor, quae ad deos immortales pertinebant rettulit et senatus consultum facit: fana omnia, quoad ea hostis possedisset, restituerentur terminarentur expiarenturque, expiatioque eorum in libris per duumuiros quaereretur; cum Caeretibus hospitium publice fieret quod sacra populi Romani ac sacerdotes recepissent beneficioque eius populi non intermissus honos deum immortalium esset; ludi Capitolini fierent quod Iuppiter optimus maximus suam sedem atque arcem populi Romani in re trepida tutatus esset; collegiumque ad eam rem M. Furius dictator constitueret ex iis qui in Capitolio atque arce habitarent. Expiandae etiam uocis nocturnae quae nuntia cladis ante bellum Gallicum audita neglectaque esset mentio inlata, iussumque templum in Noua uia Aio Locutio fieri. Aurum quod Gallis ereptum erat quodque ex aliis templis inter trepidationem in Iouis cellam conlatum cum in quae referri oporteret confusa memoria esset, sacrum omne iudicatum et sub Iouis sella poni iussum. iam ante in eo religio ciuitatis apparuerat quod cum in publico deesset aurum ex quo summa pactae mercedis Gallis confieret, a matronis conlatum acceperant ut sacro auro abstineretur. matronis gratiae actae honosque additus ut earum sicut uirorum post mortem sollemnis laudatio esset. His peractis quae ad deos pertinebant quaeque per senatum agi poterant, tum demum agitantibus tribunis plebem adsiduis contionibus ut relictis ruinis in urbem paratam Veios transmigrarent, in contionem uniuerso senatu prosequente escendit atque ita uerba fecit. | 50. (1) Прежде всего Камилл, усерднейший чтитель святынь, доложил сенату обо всем, что касалось бессмертных богов, и постановлено было следующее: (2) все храмы в той мере, в какой они были осквернены врагом, должны были быть восстановлены и подвергнуты очищению, о порядке которого дуумвирам следовало справиться в Сивиллиных книгах; (3) с церийцами надлежало заключить государственный договор о гостеприимстве за то, что они приняли у себя святыни римского народа и жрецов, и благодаря им не прервалось почитание бессмертных богов; (4) предлагалось также провести Капитолийские игры в честь того, что Юпитер Всеблагой Величайший в грозный час охранил свое жилище и крепость народа римского; диктатору Марку Фурию предписывалось учредить для их проведения коллегию, состоящую из обитателей Капитолия и Крепости. (5) Упомянуто было и об искуплении за то, что пренебрежен был тот ночной голос, который накануне галльской войны возвестил о несчастье: постановили возвести на Новой улице храм Айю Локутию. (6) Золото, как отнятое у галлов, так и снесенное в святилище Юпитера из других храмов во время паники, было все сочтено священным - его велели сложить под трон Юпитера, поскольку невозможно было вспомнить, куда какое следует отнести. (7) Это золото еще раньше дало проявиться благочестию граждан, ибо, когда его не хватило в казне, чтобы уплатить галлам установленный выкуп, матроны собрали и отдали свое золото, лишь бы не трогали священное. За это им принесли благодарность, а к прежним почестям прибавилась новая: отныне разрешалось над матронами, как и над мужами, произносить торжественную надгробную речь. (8) Только окончив дела, связанные с богами и находившиеся в ведении сената, Камилл занялся другим: дело в том, что трибуны на сходках неустанно подстрекали плебеев к оставлению руин и переселению в готовый для жительства город Вейи. Диктатор, сопровождаемый всем сенатом, явился в собрание и произнес следующую речь: |
[51] "Adeo mihi acerbae sunt, Quirites, contentiones cum tribunis plebis, ut nec tristissimi exsilii solacium aliud habuerim, quoad Ardeae uixi, quam quod procul ab his certaminibus eram, et ob eadem haec non si miliens senatus consulto populique iussu reuocaretis, rediturus unquam fuerim. Nec nunc me ut redirem mea uoluntas mutata sed uestra fortuna perpulit; quippe ut in sua sede maneret patria, id agebatur, non ut ego utique in patria essem. Et nunc quiescerem ac tacerem libenter nisi haec quoque pro patria dimicatio esset; cui deesse, quoad uita suppetat, aliis turpe, Camillo etiam nefas est. Quid enim repetiimus, quid obsessam ex hostium manibus eripuimus, si reciperatam ipsi deserimus? Et cum uictoribus Gallis capta tota urbe Capitolium tamen atque arcem dique et homines Romani tenuerint, uictoribus Romanis reciperata urbe arx quoque et Capitolium deseretur et plus uastitatis huic urbi secunda nostra fortuna faciet quam aduersa fecit? Equidem si nobis cum urbe simul positae traditaeque per manus religiones nullae essent, tamen tam euidens numen hac tempestate rebus adfuit Romanis ut omnem neglegentiam diuini cultus exemptam hominibus putem. Intuemini enim horum deinceps annorum uel secundas res uel aduersas; inuenietis omnia prospera euenisse sequentibus deos, aduersa spernentibus. Iam omnium primum, Veiens bellum-per quot annos, quanto labore gestum. -non ante cepit finem, quam monitu deorum aqua ex lacu Albano emissa est. Quid haec tandem urbis nostrae clades noua? Num ante exorta est quam spreta uox caelo emissa de aduentu Gallorum, quam gentium ius ab legatis nostris uiolatum, quam a nobis cum uindicari deberet eadem neglegentia deorum praetermissum? Igitur uicti captique ac redempti tantum poenarum dis hominibusque dedimus ut terrarum orbi documento essemus. Aduersae deinde res admonuerunt religionum. Confugimus in Capitolium ad deos, ad sedem Iouis optimi maximi; sacra in ruina rerum nostrarum alia terra celauimus, alia auecta in finitimas urbes amouimus ab hostium oculis; deorum cultum deserti ab dis hominibusque tamen non intermisimus. Reddidere igitur patriam et uictoriam et antiquum belli decus amissum, et in hostes qui caeci auaritia in pondere auri foedus ac fidem fefellerunt, uerterunt terrorem fugamque et caedem. | 51. (1) "Настолько мне, о квириты, опостылели пререкания с народными трибунами, что главным утешением в горьком изгнании служила мне такая мысль: пока я живу в Ардее, все эти распри от меня далеко. И потому я бы никогда не вернулся, хотя бы вы тысячу раз звали меня назад в сенатских постановлениях и народных наказах. (2) Да и теперь меня побудила вернуться отнюдь не перемена в настроениях, но ваше злосчастье: ведь речь уже шла не о том, оставаться ли в отечестве лично мне, а о том, останется ли оно само тем, чем было. Сегодня я с удовольствием промолчал бы, не привлекая к себе внимания, если бы и то, что происходит теперь, не было битвой за отечество, а не прийти ему на помощь, пока есть силы, и для других-то постыдно, а для Камилла и вовсе нечестиво. (3) Зачем же мы за него воевали, зачем вызволили отечество из осады, вырвали из рук врага, если теперь сами бросим то, что освободили? Когда победителями были галлы, когда весь город принадлежал им, Капитолий с Крепостью все-таки оставались у римских богов и граждан, они продолжали там жить. Так что же, теперь, когда победили римляне, когда Город отвоеван, покинуть уже и Крепость с Капитолием? Неужто удача наша принесет Городу большее запустение, чем наша неудача? (4) Если бы даже не было у нас святынь, что появились одновременно с Городом и передаются из поколения в поколение, все равно я считал бы происшедшее ныне с римским государством достаточно знаменательным, чтобы отучить людей от пренебрежения к почитанию богов. (5) И в самом деле, взгляните на те удачи и неудачи, что приключились за многие годы: вы обнаружите, что все хорошее проистекало от смирения перед богами, все плохое - от неуважения к ним. (6) Возьмем прежде всего вейскую войну: с какими мучениями мы ее вели, сколько лет - а закончилась она не прежде, чем по наущению богов была спущена вода из Альбанского озера. (7) Ну а это неслыханное несчастье нашего города? Разве оно разразилось раньше, чем был оставлен в небрежении небесный глас, возвещавший, что грядут галлы? Разве не осквернили наши послы право народов? Разве не оставили мы этого без внимания, тогда как должны были их выдать? И все из-за безразличия к богам. (8) Мы заплатили столь ужасную цену богам и людям, дабы в своем порабощении, поражении и выкупе явить назидание всему миру. (9) Наконец, и самое несчастье наставляло нас в благочестии: мы бежали на Капитолий, к богам, к престолу Юпитера Всеблагого Величайшего; мы частично укрыли в земле, а частично увезли от вражьих глаз в соседние города наши святыни, и это в то время, как гибло наше собственное имущество; оставленные богами и людьми, мы все же не допустили прерваться нашему священному культу. (10) И потому боги вернули нам отечество, победу, военную славу предков, уже было потерянную. И по их же воле настал для врагов час ужаса, бегства и поражения, поскольку те ослепли от алчности и при взвешивании золота бесчестно нарушили договор". |
[52] Haec culti neglectique numinis tanta monumenta in rebus humanis cernentes ecquid sentitis, Quirites, quantum uixdum e naufragiis prioris culpae cladisque emergentes paremus nefas? Vrbem auspicato inauguratoque conditam habemus; nullus locus in ea non religionum deorumque est plenus; sacrificiis sollemnibus non dies magis stati quam loca sunt in quibus fiant. Hos omnes deos publicos priuatosque, Quirites, deserturi estis? Quam par uestrum factum [ei] est quod in obsidione nuper in egregio adulescente, C. Fabio, non minore hostium admiratione quam uestra conspectum est, cum inter Gallica tela degressus ex arce sollemne Fabiae gentis in colle Quirinali obiit? An gentilicia sacra ne in bello quidem intermitti, publica sacra et Romanos deos etiam in pace deseri placet, et pontifices flaminesque neglegentiores publicarum religionum esse quam priuatus in sollemni gentis fuerit? Forsitan aliquis dicat aut Veiis ea nos facturos aut huc inde missuros sacerdotes nostros qui faciant; quorum neutrum fieri saluis caerimoniis potest. Et ne omnia generatim sacra omnesque percenseam deos, in Iouis epulo num alibi quam in Capitolio puluinar suscipi potest? Quid de aeternis Vestae ignibus signoque quod imperii pignus custodia eius templi tenetur loquar? Quid de ancilibus uestris, Mars Gradiue tuque, Quirine pater? Haec omnia in profano deseri placet sacra, aequalia urbi, quaedam uetustiora origine urbis? Et uidete quid inter nos ac maiores intersit. Illi sacra quaedam in monte Albano Lauiniique nobis facienda tradiderunt. An ex hostium urbibus Romam ad nos transferri sacra religiosum fuit, hinc sine piaculo in hostium urbem Veios transferemus? Recordamini, agite dum, quotiens sacra instaurentur, quia aliquid ex patrio ritu neglegentia casuue praetermissum est. Modo quae res post prodigium Albani lacus nisi instauratio sacrorum auspiciorumque renouatio adfectae Veienti bello rei publicae remedio fuit? At etiam, tamquam ueterum religionum memores, et peregrinos deos transtulimus Romam et instituimus nouos. Iuno regina transuecta a Veiis nuper in Auentino quam insigni ob excellens matronarum studium celebrique dedicata est die". Aio Locutio templum propter caelestem uocem exauditam in Noua uia iussimus fieri; Capitolinos ludos sollemnibus aliis addidimus collegiumque ad id nouum auctore senatu condidimus; quid horum opus fuit suscipi, si una cum Gallis urbem Romanam relicturi fuimus, si non uoluntate mansimus in Capitolio per tot menses obsidionis, sed ab hostibus metu retenti sumus? De sacris loquimur et de templis; quid tandem de sacerdotibus? Nonne in mentem uenit quantum piaculi committatur? Vestalibus nempe una illa sedes est, ex qua eas nihil unquam praeterquam urbs capta mouit; flamini Diali noctem unam manere extra urbem nefas est. hos Veientes pro Romanis facturi estis sacerdotes, et Vestales tuae te deserent, Vesta, et flamen peregre habitando in singulas noctes tantum sibi reique publicae piaculi contrahet? Quid alia quae auspicato agimus omnia fere intra pomerium, cui obliuioni aut neglegentiae damus? Comitia curiata, quae rem militarem continent, comitia centuriata, quibus consules tribunosque militares creatis, ubi auspicato, nisi ubi adsolent, fieri possunt? Veiosne haec transferemus? An comitiorum causa populus tanto incommodo in desertam hanc ab dis hominibusque urbem conueniet? | 52. (1) "Вот насколько человеческие дела зависят от почитания или небрежения волей богов. Мы еще только всплываем со дна после того чудовищного крушения, которое наш корабль претерпел по нашей вине. Видя все это, неужто вы не чувствуете, квириты, какое готовите новое кощунство? (2) Наш город заложен в добрый час, при свершении ауспиций. В нем нет ни одного места, которое не было бы исполнено святынь и богов. Для наших торжественных жертвоприношений места установлены с не меньшим тщанием, чем время их проведения. (3) Неужели же, квириты, вы готовы покинуть всех этих богов, как наших общих, так и семейных? Насколько же ваши поступки не похожи на поведение превосходного юноши Гая Фабия, который недавно, во время осады, вызвал восхищение не только у вас, но - не меньшее - и у врагов! Ведь он спустился с Крепости и прошел среди галльских копий, чтобы сотворить на Квиринальском холме жертвоприношения по обычаю рода Фабиев. (4) Так неужели же прилично, не изменив семейным святыням даже и на войне, в мирное время забросить святыни государственные, самих римских богов? Может ли быть, чтобы понтифики и фламины меньше заботились о государственных священнодействах, нежели частное лицо - о родовом установлении? (5) Кто-то может сказать, что, мол, то же самое мы будем исполнять и в Вейях или станем присылать оттуда сюда жрецов - пусть они исполняют. (6) Но ни то ни другое невозможно без нарушения обрядов. Не буду говорить обо всех святынях и обо всех богах вообще - но вот на пиру в честь Юпитера дозволено ли приготовить подушки где бы то ни было, кроме Капитолия? (7) А что сказать о вечном огне Весты, о статуе, что хранится в ее святилище как залог владычества? Что сказать о ваших священных щитах, о Марс Градив и ты, о Квирин-отец? Ужель оставить на поругание все эти святыни, из коих одни суть ровесники города, а иные и старше его? Смотрите, какая огромная разница между нами и нашими предками; (8) они завещали нам совершать священнодействия на Альбанской горе и в Лавинии, они считали кощунством переносить к нам в Рим обряды вражеских городов, мы же не видим скверны и в том, чтобы свои собственные перенести во вражеский город Вейи. (9) Вспомним, сколько раз священнодейства возобновлялись из-за того, что была пропущена какая-нибудь часть дедовских обрядов, будь то по неуважению или случайно. А между тем что же послужило к исцелению государства, изнуренного вейской войной, как не возобновление таинств и ауспиций после альбанского чуда? (10) Будто в память о древних заповедях, мы перенесли в Рим и чужеземных богов и учредили новые культы: недавно привезенная из Вей царица Юнона была освящена на Авентине - что за торжественный это был день, как достойно он прошел благодаря великим стараниям матрон! (11) В честь голоса, провещавшего на Новой улице, мы постановили возвести храм Айю Локутию. Мы добавили к числу других празднеств Капитолийские игры и по предложению сената учредили для них новую коллегию. (12) Зачем же все это было нужно, если мы собрались оставить город Рим одновременно с галлами, если окажется, что в течение стольких месяцев мы выдерживали осаду на Капитолии не по своей воле, но из-за страха перед неприятелем? (13) До сих пор мы говорили о святынях и о храмах. А что же сказать о жрецах? Неужто вам даже в голову не приходит, какой грех здесь совершается? Ведь весталки могут жить лишь в одном месте, откуда их ничто не стронет, кроме падения Города; для фламина Юпитера кощунственным считается провести вне Города даже одну ночь. (14) Что же, вы собираетесь сделать римских жрецов вейскими? Неужели, о Веста, покинут тебя твои весталки, а фламин своим житьем на чужбине навлечет великий грех на себя и государство? (15) Далее. Какому забвению, какому небрежению мы предаем те государственные церемонии, что принято производить по свершении ауспиций, - ведь почти все они проводятся внутри померия? (16) Где можно с ауспициями собирать куриатные комиции, которые решают вопросы войны, где устраивать центуриатные комиции, на которых вы избираете консулов и военных трибунов, как не в обычайных местах? Уж не перевести ли и это в Вейи? (17) Или пусть народ с великими неудобствами собирается ради комиции сюда, в город, оставленный богами и людьми?" |
[53] At enim apparet quidem pollui omnia nec ullis piaculis expiari posse; sed res ipsa cogit uastam incendiis ruinisque relinquere urbem et ad integra omnia Veios migrare nec hic aedificando inopem plebem uexare. Hanc autem iactari magis causam quam ueram esse, ut ego non dicam, apparere uobis, Quirites, puto, qui meministis ante Gallorum aduentum, saluis tectis publicis priuatisque, stante incolumi urbe, hanc eandem rem actam esse ut Veios transmigraremus. Et uidete quantum inter meam sententiam uestramque intersit, tribuni. Vos, etiamsi tunc faciendum non fuerit, nunc utique faciendum putatis: ego contra-nec id mirati sitis, priusquam quale sit audieritis-etiamsi tum migrandum fuisset incolumi tota urbe, nunc has ruinas relinquendas non censerem. Quippe tum causa nobis in urbem captam migrandi uictoria esset, gloriosa nobis ac posteris nostris; nunc haec migratio nobis misera ac turpis, Gallis gloriosa est. Non enim reliquisse uictores, sed amisisse uicti patriam uidebimur: hoc ad Alliam fuga, hoc capta urbs, hoc circumsessum Capitolium necessitas imposuisse ut desereremus penates nostros exsiliumque ac fugam nobis ex eo loco conscisceremus quem tueri non possemus. Et Galli euertere potuerunt Romam quam Romani restituere non uidebuntur potuisse? Quid restat nisi ut, si iam nouis copiis ueniant-constat enim uix credibilem multitudinem esse-et habitare in capta ab se, deserta a uobis hac urbe uelint, sinatis? Quid? Si non Galli hoc sed ueteres hostes uestri, Aequi Volsciue, faciant ut commigrent Romam, uelitisne illos Romanos, uos Veientes esse? An malitis hanc solitudinem uestram quam urbem hostium esse? Non equidem uideo quid magis nefas sit. Haec scelera, quia piget aedificare, haec dedecora pati parati estis? Si tota urbe nullum melius ampliusue tectum fieri possit quam casa illa conditoris est nostri, non in casis ritu pastorum agrestiumque habitare est satius inter sacra penatesque nostros quam exsulatum publice ire? Maiores nostri, conuenae pastoresque, cum in his locis nihil praeter siluas paludesque esset, nouam urbem tam breui aedificarunt: nos Capitolio, arce incolumi, stantibus templis deorum, aedificare incensa piget? Et, quod singuli facturi fuimus si aedes nostrae deflagrassent, hoc in publico incendio uniuersi recusamus facere? | 53. (1) "Но, с другой стороны, нам возражают, что хоть такое деяние и несет с собой скверну, хоть оно и не может быть ничем искуплено, но сами обстоятельства заставляют покинуть опустошенный пожарами и разрушениями Город и переместиться в совершенно невредимые Вейи. (2) Ведь тогда неимущим плебеям не придется терпеть неудобств, заново отстраиваясь здесь. Вот такой выдвигают предлог, но я думаю, квириты, что степень его искренности понятна и без моих объяснений. Вы же помните, что этот самый вопрос о нашем переселении в Вейи поднимался еще до прихода галлов, а ведь тогда-то Город был цел, еще не было разрушено ни одно здание, ни частное, ни общественное. (3) Смотрите, трибуны, сколь различны мое и ваше предложения: вы считаете, что если раньше это было не обязательно, то теперь, во всяком случае, это нужно сделать; я же, наоборот, - не удивляйтесь, пока не услышите, что я имею в виду, - если тогда, при полной невредимости Города, я готов был бы согласиться на переселение, то теперь уж, во всяком случае, нахожу невозможным покинуть эти руины. (4) Ведь тогда причиной нашего перемещения в завоеванный город стала бы победа, что вовеки служило бы источником славы для нас и наших потомков. Теперь же подобное переселение способно принести славу лишь галлам, нам же - жалость и презрение. (5) В нас будут видеть не победителей, оставивших отечество, но побежденных, которые не смогли его сохранить: все это заставило нас бросить родные пенаты и бежать в добровольное изгнание из того города, который мы не сумели уберечь. Значит, пусть все видят, что галлам под силу разрушить Рим, а римлянам его восстановить не под силу? (6) Не хватает только, чтобы новые орды галлов явились сюда - известно ведь, сколь огромно их число, - и сами поселились в городе, который они некогда захватили, а вы покинули! Может, вы и это готовы попустить? (7) А если переселиться в Рим возжелают не галлы, а ваши давнишние враги - эквы, вольски? Может, пусть они будут римляне, а вы вейяне? Или вы предпочитаете, чтобы это место оставалось хоть пустыней, да вашей, чем снова стало городом, но вражьим? Мне и то и другое кажется равно кощунственным. Неужели вы допустите до такого бесчестья, до такого поношенья только оттого, что вам лень строиться? Пусть в целом городе не осталось никакого жилья, (8) которое было бы лучше и удобнее, чем знаменитая лачуга зиждителя нашего; не лучше ли ютиться в хижинах, подобно пастухам и селянам, но средь отческих святынь и родных пенатов, нежели всем народом отправиться в изгнание? (9) Наши пращуры, пришельцы и пастухи, за короткий срок выстроили сей город, а ведь тогда на этом месте не было ничего, кроме лесов и болот, - теперь же целы Капитолий и Крепость, невредимы стоят храмы богов, а нам лень отстроиться на погорелом. Если бы у кого-нибудь одного из нас сгорел дом, он бы возвел новый, так почему же мы всем миром не хотим справиться с последствиями общего пожара?" |
[54] Quid tandem? Si fraude, si casu Veiis incendium ortum sit, uentoque ut fieri potest diffusa flamma magnam partem urbis absumat, Fidenas inde aut Gabios aliamue quam urbem quaesituri sumus quo transmigremus? Adeo nihil tenet solum patriae nec haec terra quam matrem appellamus, sed in superficie tignisque caritas nobis patriae pendet? Equidem-fatebor uobis, etsi minus iniuriae uestrae [quam meae calamitatis] meminisse iuuat-cum abessem, quotienscumque patria in mentem ueniret, haec omnia occurrebant, colles campique et Tiberis et adsueta oculis regio et hoc caelum sub quo natus educatusque essem; quae uos, Quirites, nunc moueant potius caritate sua ut maneatis in sede uestra quam postea, cum reliqueritis eam, macerent desiderio. Non sine causa di hominesque hunc urbi condendae locum elegerunt, saluberrimos colles, flumen opportunum, quo ex mediterraneis locis fruges deuehantur, quo maritimi commeatus accipiantur, mari uicinum ad commoditates nec expositum nimia propinquitate ad pericula classium externarum, regionum Italiae medium, ad incrementum urbis natum unice locum. argumento est ipsa magnitudo tam nouae urbis. Trecentensimus sexagensimus quintus annus urbis, Quirites, agitur; inter tot ueterrimos populos tam diu bella geritis, cum interea, ne singulas loquar urbes, non coniuncti cum Aequis Volsci, tot tam ualida oppida, non uniuersa Etruria, tantum terra marique pollens atque inter duo maria latitudinem obtinens Italiae, bello uobis par est. Quod cum ita sit quae, malum, ratio est [haec] expertis alia experiri, cum iam ut uirtus uestra transire alio possit, fortuna certe loci huius transferri non possit? Hic Capitolium est, ubi quondam capite humano inuento responsum est eo loco caput rerum summamque imperii fore; hic cum augurato liberaretur Capitolium, Iuuentas Terminusque maximo gaudio patrum uestrorum moueri se non passi; hic Vestae ignes, hic ancilia caelo demissa, hic omnes propitii manentibus uobis di." | 54. (1) "Ну а допустим, что в Вейях - по злому ли умыслу или случайно - займется пожар; ветер, как это случается, раздует пламя, и оно пожрет большую часть города. Мы сызнова начнем приискивать, куда бы переселиться, в Фидены ли, в Габии ли или в какой другой город, так что ли? (2) Вот до какой степени отсутствует привязанность к земле отчизны, к той земле, что мы зовем матерью. Любовь к родине для нас зависит от построек и бревен. (3) Сделаю вам одно признание, хоть и не следовало бы опять возвращаться к вашей несправедливости и моему несчастью. Когда я был на чужбине, то всякий раз, что мне вспоминалась родина, пред мысленным взором вставали вот эти холмы, поля, Тибр, весь этот привычный для глаза вид и это небо, под коим я родился и взращен. Квириты, если все это дорого и вам, пусть лучше ваша любовь теперь понудит вас остаться здесь, чем потом, когда вы уйдете, иссушит тоской. (4) Не без веских причин боги и люди выбрали именно это место для основания города: тут есть и благодатные холмы, и удобная река, по которой можно из внутренних областей подвозить различное продовольствие, а можно принимать морские грузы. Есть тут и море, оно достаточно близко, чтобы пользоваться его выгодами, но все же и достаточно далеко, чтобы не подвергать нас опасности со стороны чужеземных кораблей. Наша область лежит в середине Италии - это место исключительно благоприятствует городам. И доказательством тут являются самые размеры столь молодого города, как Рим: (5) ведь он вступил всего лишь в свой триста шестьдесят пятый год. А между тем, квириты, вы уже способны вести затяжные войны против стольких исконных племен и никто не сравнится с вами на войне - ни вольски, союзные с эквами и имеющие столько сильных укреплений, ни вся Этрурия, обладающая такой сухопутной и морской мощью и занимающая всю Италию от моря до моря, ни отдельные города, о которых я и не говорю. (6) А коль скоро это так, то, что за напасть, зачем от добра искать добра? Ведь доблесть ваша еще может вместе с вами перейти в другое место, но удача отсюда не стронется. (7) Здесь находится Капитолий, где некогда нашли человечью голову, и знамение это было истолковано так, что сие место будет главным во всем мире, что станет оно средоточием власти. Здесь находятся богиня Ювента и бог Термин, которые, к вящей радости ваших отцов, не допустили, чтобы их сдвинули с места, даже когда другие святыни, согласно птицегаданию, были удалены с Капитолия. Здесь огонь Весты, здесь щит, упавший с неба. Здесь все боги, которые благосклонны к вам, доколе вы сами здесь". |
[55] Mouisse eos Camillus cum alia oratione, tum ea quae ad religiones pertinebat maxime dicitur; sed rem dubiam decreuit uox opportune emissa, quod cum senatus post paulo de his rebus in curia Hostilia haberetur cohortesque ex praesidiis reuertentes forte agmine forum transirent, centurio in comitio exclamauit: "signifer, statue signum; hic manebimus optime". Qua uoce audita, et senatus accipere se omen ex curia egressus conclamauit et plebs circumfusa adprobauit. Antiquata deinde lege, promisce urbs aedificari coepta. Tegula publice praebita est; saxi materiaeque caedendae unde quisque uellet ius factum, praedibus acceptis eo anno aedificia perfecturos. Festinatio curam exemit uicos dirigendi, dum omisso sui alienique discrimine in uacuo aedificant. Ea est causa ut ueteres cloacae, primo per publicum ductae, nunc priuata passim subeant tecta, formaque urbis sit occupatae magis quam diuisae similis. | 55. (1) Передают, что вся речь Камилла произвела большое впечатление, но особенно та ее часть, в которой говорилось о богобоязненности. Однако последние сомнения разрешила одна к месту прозвучавшая фраза. Дело было так. Через некоторое время сенат собрался в Гостилиевой курии для обсуждения этого вопроса. Случилось, что тогда же через форум строем прошли когорты, возвращавшиеся из караула. На Комиции центурион воскликнул: (2) "Знаменосец, ставь знамя! Мы остаемся здесь". Услыхав эту команду, сенаторы поспешили из курии, восклицая, что они признают ее счастливым предзнаменованием. Столпившиеся тут же плебеи одобрили их решение. После этого законопроект о переселении был отклонен, и все сообща приступили к отстраиванию Города. (3) Черепицу предоставляло государство; каждому было дано право добывать камень и древесину, кто откуда хочет, но при ручательстве за то, что дом будет построен в течение года. (4) Спешка не позволяла заботиться о планировании кварталов, и все возводили дома на любом свободном месте, не различая своего и чужого. (5) Тут и кроется причина того, почему старые стоки, сперва проведенные по улицам, теперь сплошь и рядом оказываются под частными домами и вообще город производит такое впечатление, будто его расхватали по кускам, а не поделили. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая
Граммтаблицы | Грамматика латинского языка | Латинские тексты