IN CHANCERY/В петле (часть вторая)

CHAPTER III VISIT TO IRENE/III. ВИЗИТ К ИРЭН

English	Русский
Jolyon found June waiting on the platform at Paddington. She had received his telegram while at breakfast. Her abode--a studio and two bedrooms in a St. John's Wood garden--had been selected by her for the complete independence which it guaranteed. Unwatched by Mrs. Grundy, unhindered by permanent domestics, she could receive lame ducks at any hour of day or night, and not seldom had a duck without studio of its own made use of June's. She enjoyed her freedom, and possessed herself with a sort of virginal passion; the warmth which she would have lavished on Bosinney, and of which-- given her Forsyte tenacity--he must surely have tired, she now expended in championship of the underdogs and budding 'geniuses' of the artistic world. She lived, in fact, to turn ducks into the swans she believed they were. The very fervour of her protection warped her judgments. But she was loyal and liberal; her small eager hand was ever against the oppressions of academic and commercial opinion, and though her income was considerable, her bank balance was often a minus quantity.	На вокзале Пэддингтон Джолион встретился с Джун, поджидавшей его на платформе. Она получила его телеграмму за завтраком. У Джун было убежище - мастерская с двумя спальными комнатами в Сент-Джонс-Вуд-парке, - которое она выбрала потому, что оно обеспечивало ей полную независимость. Там, не опасаясь привлечь внимание миссис Грэнди [20], не стесненная постоянным присутствием прислуги, она могла принимать своих "несчастненьких" в любой час дня или ночи, и нередко какой-нибудь горемыка, не имеющий своей мастерской, пользовался мастерской Джун. Она наслаждалась своей свободой и распоряжалась собой с какой-то девичьей страстностью; весь тот пыл, который предназначался Босини и от которого он, принимая во внимание ее форсайтское упорство, вероятно, скоро устал бы, она расточала теперь на неудачников, на выхаживание будущих гениев артистического мира. Она, в сущности, только и жила тем, что старалась обратить своих питомцев из гадких утят в лебедей, веря всей душой, что они истинные лебеди. Самая страстность, которую она вносила в свое покровительство, мешала правильности ее оценки. Но она была честной и щедрой. Ее маленькая энергичная ручка всегда готова была защитить каждого от притеснения академических и коммерческих мнений, и хотя сумма ее доходов была весьма значительна, ее текущий счет в банке нередко представлял собой отрицательную величину.
She had come to Paddington Station heated in her soul by a visit to Eric Cobbley. A miserable Gallery had refused to let that straight-haired genius have his one-man show after all. Its impudent manager, after visiting his studio, had expressed the opinion that it would only be a 'one-horse show from the selling point of view.' This crowning example of commercial cowardice towards her favourite lame duck--and he so hard up, with a wife and two children, that he had caused her account to be overdrawn--was still making the blood glow in her small, resolute face, and her red-gold hair to shine more than ever. She gave her father a hug, and got into a cab with him, having as many fish to fry with him as he with her. It became at once a question which would fry them first.	Она приехала на вокзал, взволнованная до глубины души свиданием с Эриком Коббли. Какой-то гнусный салон отказал этому длинноволосому гению в устройстве выставки его произведений. Наглый администратор, посетив его мастерскую, заявил, что с коммерческой точки зрения это будет очень уж убого. Сей бесподобный пример коммерческой трусости по отношению к ее любимому "гадкому утенку" (а ему приходилось так туго с женой и двумя детьми, что она вынуждена была исчерпать весь свой текущий счет) все еще заставлял пылать негодованием ее энергичное личико, а ее рыже-золотистые волосы горели ярче, чем когда-либо. Она обняла отца, и они вместе сели в кэб - у нее к нему было не менее важное дело, чем у него к ней. Неизвестно было только, кому из них первому удастся начать.
Jolyon had reached the words:	Джолион только успел сказать:
"My dear, I want you to come with me," when, glancing at her face, he perceived by her blue eyes moving from side to side--like the tail of a preoccupied cat--that she was not attending.	- Я хотел, дорогая, чтобы ты поехала со мной, - когда, взглянув ей в лицо, увидел по ее синим глазам, которые беспокойно метались из стороны в сторону, как хвост насторожившейся кошки, что она его не слушает.
"Dad, is it true that I absolutely can't get at any of my money?"	- Папа, неужели я действительно ничего не могу взять из своих денег?
"Only the income, fortunately, my love."	- К счастью, только проценты с них, моя дорогая.
"How perfectly beastly! Can't it be done somehow? There must be a way. I know I could buy a small Gallery for ten thousand pounds."	- Какое идиотство! Но нельзя ли все-таки найти какой-нибудь выход? Ведь, наверно, можно что-нибудь устроить. Я знаю, что я могла бы сейчас купить небольшой выставочный салон за десять тысяч фунтов.
"A small Gallery," murmured Jolyon, "seems a modest desire. But your grandfather foresaw it."	- Небольшой салон, - повторил Джолион, - это, конечно, скромное желание; но твой дедушка предвидел это.
"I think," cried June vigorously, "that all this care about money is awful, when there's so much genius in the world simply crushed out for want of a little. I shall never marry and have children; why shouldn't I be able to do some good instead of having it all tied up in case of things which will never come off?"	- Я считаю, - воскликнула Джун решительно, - что все эти заботы о деньгах ужасны, когда столько талантов на свете просто погибают из-за того, что они лишены самого необходимого! Я никогда не выйду замуж, и у меня не будет детей; почему не дать мне возможность сделать что-то полезное, вместо того чтобы все это лежало неприкосновенно впредь до того, чего никогда не случится?
"Our name is Forsyte, my dear," replied Jolyon in the ironical voice to which his impetuous daughter had never quite grown accustomed; "and Forsytes, you know, are people who so settle their property that their grandchildren, in case they should die before their parents, have to make wills leaving the property that will only come to themselves when their parents die. Do you follow that? Nor do I, but it's a fact, anyway; we live by the principle that so long as there is a possibility of keeping wealth in the family it must not go out; if you die unmarried, your money goes to Jolly and Holly and their children if they marry. Isn't it pleasant to know that whatever you do you can none of you be destitute?"	- Мы носим имя Форсайтов, моя дорогая, - возразил Джолион тем ироническим тоном, к которому его своенравная дочка до сих пор не могла вполне привыкнуть, - а Форсайты, ты знаешь, это такие люди, которые распоряжаются своим капиталом с тем расчетом, чтобы их внуки, если им пришлось бы умереть раньше своих родителей, вынуждены были составить завещание на свое имущество, которое, однако, переходит в их владение только после смерти их родителей. Тебе это понятно? Ну, и мне тоже нет, но, как бы там ни было, это факт; мы живем по принципу: покуда есть возможность удержать капитал в семье" он не должен из нее уходить; если ты умрешь незамужней, твой капитал перейдет к Джолли и Холли и к их детям если у них будут дети. Разве не приятно сознавать, что чтобы вы ни делали, никто из вас никогда не может обеднеть?
"But can't I borrow the money?"	- Но разве я не могу занять денег?
Jolyon shook his head.	Джолион покачал головой.
"You could rent a Gallery, no doubt, if you could manage it out of your income."	- Ты, конечно, можешь снять салон, если на это хватит твоих доходов.
June uttered a contemptuous sound.	Джун презрительно усмехнулась.
"Yes; and have no income left to help anybody with."	- Да; и останусь после этого без средств и никому уже не смогу помогать.
"My dear child," murmured Jolyon, "wouldn't it come to the same thing?"	- Милая моя девочка, - тихо сказал Джолион, - а разве это не одно и то же?
"No," said June shrewdly, "I could buy for ten thousand; that would only be four hundred a year. But I should have to pay a thousand a year rent, and that would only leave me five hundred. If I had the Gallery, Dad, think what I could do. I could make Eric Cobbley's name in no time, and ever so many others."	- Нет, - сказала Джун деловито. - Я могу купить салон за десять тысяч; это выходит только четыреста фунтов в год. А платить за аренду мне пришлось бы тысячу в год, и у меня осталось бы тогда всего пятьсот фунтов. Если бы у меня была своя галерея, папа, подумать только, что бы я могла сделать! Я могла бы в один миг создать имя Эрику Коббли и стольким еще другим!
"Names worth making make themselves in time."	- Имена, достойные существовать, создаются сами, в свое время.
"When they're dead."	- После смерти человека!
"Did you ever know anybody living, my dear, improved by having his name made?"	- А знаешь ли ты кого-нибудь из живых, дорогая, кому имя при жизни принесло бы пользу?
"Yes, you," said June, pressing his arm.	- Да, тебе, - сказала Джун, сжав его руку повыше кисти.
Jolyon started. 'I?' he thought. 'Oh! Ah! Now she's going to ask me to do something. We take it out, we Forsytes, each in our different ways.'	Джолион отшатнулся. "Мне? Ах, ну да, она хочет меня о чем-то попросить, - подумал он. - Мы, Форсайты, приступаем к этому каждый по-своему".
June came closer to him in the cab.	Джун пододвинулась к нему поближе и прижалась к его плечу.
"Darling," she said, "you buy the Gallery, and I'll pay you four hundred a year for it. Then neither of us will be any the worse off. Besides, it's a splendid investment."	- Папа, милый, - сказала она, - ты купи галерею, а я буду выплачивать тебе четыреста фунтов в год. Тогда никому из нас не будет убытка. Кроме того, это прекрасное помещение денег.
Jolyon wriggled.	Джолион поежился.
"Don't you think," he said, "that for an artist to buy a Gallery is a bit dubious? Besides, ten thousand pounds is a lump, and I'm not a commercial character."	- Не кажется ли тебе, - сказал он, - что художнику покупать выставочный салон как-то не совсем удобно? Кроме того, десять тысяч фунтов - это изрядная сумма, а я ведь не коммерсант.
June looked at him with admiring appraisement.	Джун взглянула на него восхищенно-понимающим взглядом.
"Of course you're not, but you're awfully businesslike. And I'm sure we could make it pay. It'll be a perfect way of scoring off those wretched dealers and people." And again she squeezed her father's arm.	- Конечно, ты не коммерсант, но ты замечательно деловой человек. И я уверена, что мы сможем поставить дело так, что это окупится. А как приятно будет натянуть нос всем этим гнусным торгашам и прочей публике, - и она снова сжала руку отца.
Jolyon's face expressed quizzical despair.	На лице Джолиона изобразилось комическое отчаяние.
"Where is this desirable Gallery? Splendidly situated, I suppose?"	- Где же находится эта несравненная галерея? В каком-нибудь роскошном районе, надо полагать?
"Just off Cork Street."	- Сейчас же за Корк-стрит.
'Ah!' thought Jolyon, 'I knew it was just off somewhere. Now for what I want out of her!'	"Ах, - подумал Джолион, - так и знал, что она окажется сейчас же за чем-нибудь. Ну, теперь я могу попросить о том, что мне нужно от нее".
"Well, I'll think of it, but not just now. You remember Irene? I want you to come with me and see her. Soames is after her again. She might be safer if we could give her asylum somewhere."	- Хорошо, я подумаю об этом, но только не сейчас. Ты помнишь Ирэн? Я хочу, чтобы ты со мной сейчас поехала к ней. Сомс ее опять преследует. Для нее было бы безопасней, если бы мы могли дать ей где-нибудь приют.
The word asylum, which he had used by chance, was of all most calculated to rouse June's interest.	Слово "приют", которое он употребил случайно, оказалось как раз самым подходящим для того, чтобы вызвать сочувствие Джун.
"Irene! I haven't seen her since! Of course! I'd love to help her."	- Ирэн! Я не встречалась с ней с тех пор, как... Ну конечно! Я буду рада помочь ей.
It was Jolyon's turn to squeeze her arm, in warm admiration for this spirited, generous-hearted little creature of his begetting.	Теперь пришла очередь Джолиона пожать руку Джун с чувством теплого восхищения перед этим пылким великодушным маленьким существом его собственного производства.
"Irene is proud," he said, with a sidelong glance, in sudden doubt of June's discretion; "she's difficult to help. We must tread gently. This is the place. I wired her to expect us. Let's send up our cards."	- Ирэн гордый человек, - сказал он, искоса поглядывая на Джун, внезапно усомнившись, сумеет ли она проявить достаточно такта. - Ей трудно помочь. С ней нужно обращаться очень бережно. Ну вот мы и приехали. Я ей телеграфировал, чтобы она нас ждала. Пошлем ей наши карточки.
"I can't bear Soames," said June as she got out; "he sneers at everything that isn't successful"	- Я не выношу Сомса, - сказала Джун, выходя из кэба. - Он всегда издевается над всем, что не имеет успеха.
Irene was in what was called the 'Ladies' drawing-room' of the Piedmont Hotel.	Ирэн находилась в комнате, которая в отеле "Пьемонт" носила название "дамской гостиной".
Nothing if not morally courageous, June walked straight up to her former friend, kissed her cheek, and the two settled down on a sofa never sat on since the hotel's foundation. Jolyon could see that Irene was deeply affected by this simple forgiveness.	Джун нельзя было упрекнуть в недостатке морального мужества: она прямо подошла к своей бывшей подруге и поцеловала ее в щеку, и они обе уселись на диван, на котором с самого основания отеля никто никогда не сидел. Джолион заметил, что Ирэн глубоко потрясена этим простым прощением.
"So Soames has been worrying you?" he said.	- Итак, Сомс опять являлся к вам? - сказал он.
"I had a visit from him last night; he wants me to go back to him."	- Он был у меня вчера вечером; он хочет, чтобы я вернулась к нему.
"You're not going, of course?" cried June.	- Но вы, конечно, не вернетесь? - воскликнула Джун.
Irene smiled faintly and shook her head.	Ирэн чуть улыбнулась и покачала головой.
"But his position is horrible," she murmured.	- Но его положение ужасно, - прошептала она.
"It's his own fault; he ought to have divorced you when he could."	- Он сам виноват, он должен был развестись с вами, когда у него была возможность.
Jolyon remembered how fervently in the old days June had hoped that no divorce would smirch her dead and faithless lover's name.	Джолион вспомнил, как в те прежние дни Джун пламенно надеялась, что память ее неверного возлюбленного не будет опозорена разводом.
"Let us hear what Irene is going to do," he said.	- Послушаем, что думает делать Ирэн, - сказал он.
Irene's lips quivered, but she spoke calmly.	Губы Ирэн дрожали, но она сказала спокойно:
"I'd better give him fresh excuse to get rid of me."	- Я предпочла бы дать ему новый повод освободиться от меня.
"How horrible!" cried June.	- Какой ужас! - воскликнула Джун.
"What else can I do?"	- А что же мне делать?
"Out of the question," said Jolyon very quietly, "sans amour."	- Ну, об этом, во всяком случае, не стоит и говорить, - сказал Джолион очень спокойным тоном, - sans amour [21].
He thought she was going to cry; but, getting up quickly, she half turned her back on them, and stood regaining control of herself.	Ему показалось, что она сейчас заплачет, но она быстро встала и, отвернувшись от них, стояла молча, стараясь овладеть собой.
June said suddenly:	Джун неожиданно сказала:
"Well, I shall go to Soames and tell him he must leave you alone. What does he want at his age?"	- Вот что, я пойду к Сомсу и скажу ему, чтобы он оставил вас в покое. Что ему нужно в его годы?
"A child. It's not unnatural"	- Ребенка. В этом нет ничего неестественного.
"A child!" cried June scornfully. "Of course! To leave his money to. If he wants one badly enough let him take somebody and have one; then you can divorce him, and he can marry her."	- Ребенка! - с презрением воскликнула Джун. - Ну разумеется, чтобы было кому оставить капитал. Если ему уж так нужен ребенок, пусть он себе возьмет кого-нибудь и заведет ребенка, тогда вы можете развестись с ним, и он женится на той.
Jolyon perceived suddenly that he had made a mistake to bring June- -her violent partizanship was fighting Soames' battle.	Джолион подумал, что он сделал ошибку, привезя Джун, - ее пылкое выступление только выгораживало Сомса.
"It would be best for Irene to come quietly to us at Robin Hill, and see how things shape."	- Лучше всего было бы для Ирэн переехать спокойно к нам в Робин-Холл и посмотреть, как все это повернется.
"Of course," said June; "only...."	- Конечно, - сказала Джун, - только...
Irene looked full at Jolyon--in all his many attempts afterwards to analyze that glance he never could succeed.	Ирэн посмотрела Джолиону прямо в глаза. Сколько раз он потом пытался объяснить себе ее взгляд, и всегда безуспешно!
"No! I should only bring trouble on you all. I will go abroad."	- Нет! От этого выйдут только неприятности для всех вас. Я уеду за границу.
He knew from her voice that this was final. The irrelevant thought flashed through him: 'Well, I could see her there.' But he said:	Он понял по ее голосу, что это решено окончательно. Неизвестно почему у него мелькнула мысль: "Я мог бы там видеться с ней". Но он сказал:
"Don't you think you would be more helpless abroad, in case he followed?"	- Вам не кажется, что за границей вы будете еще беспомощнее, если он вздумает последовать за вами?
"I don't know. I can but try."	- Не знаю. Я могу только попытаться.
June sprang up and paced the room.	Джун вскочила и принялась ходить взад и вперед по комнате.
"It's all horrible," she said. "Why should people be tortured and kept miserable and helpless year after year by this disgusting sanctimonious law?"	- Как это все ужасно! - сказала она. - Почему люди должны мучиться год за годом, чувствовать себя несчастными и беспомощными, а все из-за этого гнусного святошеского закона?
But someone had come into the room, and June came to a standstill. Jolyon went up to Irene:	Но в эту минуту кто-то вошел в комнату, и Джун замолчала. Джолион подошел к Ирэн.
"Do you want money?"	- Не нужно ли вам денег?
"No."	- Нет.
"And would you like me to let your flat?"	- Как быть с вашей квартирой, сдать ее?
"Yes, Jolyon, please."	- Да, Джолион, пожалуйста.
"When shall you be going?"	- Когда вы едете?
"To-morrow."	- Завтра.
"You won't go back there in the meantime, will you?" This he said with an anxiety strange to himself.	- И вам уже больше не понадобится заезжать домой? Он спросил это с тревогой, которая ему самому показалась странной.
"No; I've got all I want here."	- Нет; я взяла с собой все, что мне нужно.
"You'll send me your address?"	- Вы мне пришлете свой адрес?
She put out her hand to him.	Она протянула ему руку.
"I feel you're a rock."	- Я чувствую, что могу положиться на вас, как на каменную стену.
"Built on sand," answered Jolyon, pressing her hand hard; "but it's a pleasure to do anything, at any time, remember that. And if you change your mind....! Come along, June; say good-bye."	- Которая стоит на песке, - ответил Джолион, крепко пожимая ей руку. - Но помните, что я в любую минуту рад для вас что-нибудь сделать. И если вы передумаете. - Ну, Джун, идем, попрощайся.
June came from the window and flung her arms round Irene.	Джун отошла от окна и обняла Ирэн.
"Don't think of him," she said under her breath; "enjoy yourself, and bless you!"	- Не думайте о нем, - сказала она шепотом, - живите счастливо, и да благословит вас бог.
With a memory of tears in Irene's eyes, and of a smile on her lips, they went away extremely silent, passing the lady who had interrupted the interview and was turning over the papers on the table.	Унося в памяти слезы на глазах Ирэн и улыбку на ее губах, они молча прошли мимо дамы, которая помешала их беседе и теперь сидела за столом, просматривая газеты.
Opposite the National Gallery June exclaimed:	Когда они поравнялись с Национальной галереей, Джун воскликнула:
"Of all undignified beasts and horrible laws!"	- Вот гнусные скоты с этими их отвратительными законами!
But Jolyon did not respond. He had something of his father's balance, and could see things impartially even when his emotions were roused. Irene was right; Soames' position was as bad or worse than her own. As for the law--it catered for a human nature of which it took a naturally low view. And, feeling that if he stayed in his daughter's company he would in one way or another commit an indiscretion, he told her he must catch his train back to Oxford; and hailing a cab, left her to Turner's water-colours, with the promise that he would think over that Gallery.	Но Джолион ничего не ответил. В нем была доля отцовской уравновешенности, и он мог смотреть на вещи беспристрастно, даже если его чувства были задеты. Ирэн права. Положение Сомса не лучше, пожалуй, даже хуже, чем ее. Что до законов, то они создаются в расчете на человеческую природу, которую они, естественно, расценивают не очень высоко. И чувствуя, что если еще останется с дочерью, он позволит себе сказать что-нибудь лишнее, Джолион простился с ней, вспомнив, что ему нужно торопиться на обратный поезд в Оксфорд: он кликнул кэб и оставил ее любоваться акварелями Тернера, пообещав, что подумает о ее салоне.
But he thought over Irene instead. Pity, they said, was akin to love! If so he was certainly in danger of loving her, for he pitied her profoundly. To think of her drifting about Europe so handicapped and lonely! 'I hope to goodness she'll keep her head!' he thought; 'she might easily grow desperate.' In fact, now that she had cut loose from her poor threads of occupation, he couldn't imagine how she would go on--so beautiful a creature, hopeless, and fair game for anyone! In his exasperation was more than a little fear and jealousy. Women did strange things when they were driven into corners. 'I wonder what Soames will do now!' he thought. 'A rotten, idiotic state of things! And I suppose they would say it was her own fault.' Very preoccupied and sore at heart, he got into his train, mislaid his ticket, and on the platform at Oxford took his hat off to a lady whose face he seemed to remember without being able to put a name to her, not even when he saw her having tea at the Rainbow.	Но думал он не о салоне, а об Ирэн. Жалость, говорят, сродни любви. Если это так, то он, конечно, недалек от того, чтобы полюбить ее, потому что он жалеет ее от всей души Подумать только, что она будет скитаться по Европе, совсем одна, да еще под угрозой преследований! "Только бы она не наделала глупостей! - подумал он. - Конечно, она легко может впасть в отчаяние". В сущности, он даже не мог себе представить - ну вот теперь, когда у нее не осталось даже ее скромных занятий, - как она будет жить дальше, - такое прелестное существо, доведенное до крайности, желанная добыча для всякого! К его беспокойству примешивалось и чувство страха, и ревность. Женщины способны на нелепые вещи, когда они попадают в тупик. "Интересно знать, что теперь выкинет Сомс, - подумал он. - Гнусное, идиотское положение! И, наверно, все будут говорить, что она сама во всем виновата". Расстроенный и совершенно поглощенный своими мыслями, он сел в поезд, сейчас же потерял билет и на платформе в Оксфорде раскланялся с дамой, лицо которой показалось ему знакомым, хотя он не мог вспомнить, кто это, даже и потом, когда увидел ее за чаем в "Радуге".

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты