The man of property/Собственник (часть третья)

CHAPTER VIII BOSINNEY'S DEPARTURE/УХОД БОСИНИ

English	Русский
Old Jolyon was not given to hasty decisions; it is probable that he would have continued to think over the purchase of the house at Robin Hill, had not June's face told him that he would have no peace until he acted.	Старый Джолион никогда не принимал поспешных решений; по всей вероятности, он долго раздумывал бы о покупке дома в Робин-Хилле, если бы не понял по лицу Джун, что она не оставит его в покое.
At breakfast next morning she asked him what time she should order the carriage.	На другой же день за завтраком Джун спросила, к какому часу велеть подавать карету.
"Carriage!" he said, with some appearance of innocence; "what for? I'm not going out!"	- Карету? - сказал он невинным тоном. - Зачем? Я никуда не собираюсь.
She answered:	Она ответила:
"If you don't go early, you won't catch Uncle James before he goes into the City."	- Надо выехать пораньше, а то дядя Джемс уедет в Сити.
"James! what about your Uncle James?"	- Джемс? Зачем мне Джемс?
"The house," she replied, in such a voice that he no longer pretended ignorance.	- А дом? - Джун сказала это таким тоном, что притворяться дальше уже не имело смысла.
"I've not made up my mind," he said.	- Я еще ничего не решил, - ответил он.
"You must! You must! Oh! Gran--think of me!"	- Надо решить. Надо решить, дедушка, подумай обо мне.
Old Jolyon grumbled out:	Старый Джолион проворчал:
"Think of you--I'm always thinking of you, but you don't think of yourself; you don't think what you're letting yourself in for. Well, order the carriage at ten!"	- О тебе? Я всегда о тебе думаю, а вот ты никогда о себе не подумаешь, а надо бы подумать, чем все это кончится. Хорошо, вели подать к десяти.
At a quarter past he was placing his umbrella in the stand at Park Lane--he did not choose to relinquish his hat and coat; telling Warmson that he wanted to see his master, he went, without being announced, into the study, and sat down.	В четверть одиннадцатого старый Джолион уже ставил свой зонтик в холле на Парк-Лейн - с пальто и цилиндром он решил не расставаться; сказав Уормсону, что ему нужно поговорить с хозяином, он прошел в кабинет, не дожидаясь доклада, и сел там.
James was still in the dining-room talking to Soames, who had come round again before breakfast. On hearing who his visitor was, he muttered nervously: "Now, what's be want, I wonder?"	Джемс был в столовой и разговаривал с Сомсом, который зашел на Парк-Лейн еще до завтрака. Услышав, кто приехал, Джемс беспокойно пробормотал: "Интересно, что ему понадобилось?"
He then got up.	Затем он поднялся.
"Well," he said to Soames, "don't you go doing anything in a hurry. The first thing is to find out where she is--I should go to Stainer's about it; they're the best men, if they can't find her, nobody can." And suddenly moved to strange softness, he muttered to himself, "Poor little thing, I can't tell what she was thinking about!" and went out blowing his nose.	- Ты только не торопись, - сказал он Сомсу. - Прежде всего надо разузнать, где она, - я заеду к Стэйнеру; они молодцы; уж если Стэйнер не найдет, то на других и надеяться нечего, - и вдруг, в порыве необъяснимой нежности, пробормотал себе под нос: - Бедняжка! Просто не знаю, о чем она думала! - и вышел, громко сморкаясь.
Old Jolyon did not rise on seeing his brother, but held out his hand, and exchanged with him the clasp of a Forsyte.	Старый Джолион не поднялся навстречу брату, а, протянув руку, обменялся с ним форсайтским рукопожатием.
James took another chair by the table, and leaned his head on his hand.	Джемс тоже подсел к столу и подпер голову ладонью.
"Well," he said, "how are you? We don't see much of you nowadays!"	- Как поживаешь? - сказал он. - Последнее время тебя совсем не видно.
Old Jolyon paid no attention to the remark.	Старый Джолион пропустил это замечание мимо ушей.
"How's Emily?" he asked; and waiting for no reply, went on "I've come to see you about this affair of young Bosinney's. I'm told that new house of his is a white elephant."	- Как Эмили? - спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжал: - Я заехал по делу Босини. Говорят, этот дом, который он выстроил, стал вам обузой?
"I don't know anything about a white elephant," said James, "I know he's lost his case, and I should say he'll go bankrupt."	- Первый раз слышу, - сказал Джемс. - Я знаю, что он проиграл дело и, наверное, разорится теперь.
Old Jolyon was not slow to seize the opportunity this gave him.	Старый Джолион не преминул воспользоваться этим.
"I shouldn't wonder a bit!" he agreed; "and if he goes bankrupt, the 'man of property'--that is, Soames'll be out of pocket. Now, what I was thinking was this: If he's not going to live there...."	- Да, наверно, - согласился он, - но если Босини разорится, "собственнику", то есть Сомсу, это недешево станет. Я думаю вот о чем: раз уж он не собирается жить там...
Seeing both surprise and suspicion in James' eye, he quickly went on:	Поймав на себе удивленным и подозрительный взгляд Джемса, он быстро заговорил дальше:
"I don't want to know anything; I suppose Irene's put her foot down--it's not material to me. But I'm thinking of a house in the country myself, not too far from London, and if it suited me I don't say that I mightn't look at it, at a price."	- Я ничего не желаю знать; вероятно, Ирэн отказалась туда ехать - меня это не касается. Я подыскиваю загородный дом где-нибудь поближе к Лондону, и если ваш подойдет, что ж, может быть, я его и куплю за разумную цену.
James listened to this statement with a strange mixture of doubt, suspicion, and relief, merging into a dread of something behind, and tinged with the remains of his old undoubted reliance upon his elder brother's good faith and judgment. There was anxiety, too, as to what old Jolyon could have heard and how he had heard it; and a sort of hopefulness arising from the thought that if June's connection with Bosinney were completely at an end, her grandfather would hardly seem anxious to help the young fellow. Altogether he was puzzled; as he did not like either to show this, or to commit himself in any way, he said:	Джемс слушал с чувством сомнения, недоверия и облегчения, к которым примешивался и страх - а не кроется ли тут чего-нибудь? - и остаток былой веры в порядочность и здравый смысл старшего брата. Волновала его и мысль о том, насколько старому Джолиону известны последние события и от кого он мог узнать о них. И в нем зашевелилась слабая надежда: если бы Джун порвала с Босини, Джолион вряд ли захотел бы помочь ему. Джемс не знал, что и подумать, но, не желая показывать свое замешательство, не желая выдавать себя, сказал:
"They tell me you're altering your Will in favour of your son."	- Говорят, ты изменил завещание в пользу сына?
He had not been told this; he had merely added the fact of having seen old Jolyon with his son and grandchildren to the fact that he had taken his Will away from Forsyte, Bustard and Forsyte. The shot went home.	Никто ему этого не говорил; Джемс просто сопоставил два факта: встречу со старым Джолионом в обществе сына и внучат и то, что завещание его уже не хранилось в конторе "Форсайт, Бастард и Форсайт". Выстрел попал в цель.
"Who told you that?" asked old Jolyon.	- Кто тебе сказал?
"I'm sure I don't know," said James; "I can't remember names--I know somebody told me Soames spent a lot of money on this house; he's not likely to part with it except at a good price."	- Право, не помню, - ответил Джемс, - я всегда забываю фамилии, знаю только, что слышал от кого-то. Сомс истратил кучу денег на этот дом; вряд ли он захочет продавать его по дешевке.
"Well," said old Jolyon, "if, he thinks I'm going to pay a fancy price, he's mistaken. I've not got the money to throw away that he seems to have. Let him try and sell it at a forced sale, and see what he'll get. It's not every man's house, I hear!"	- Ну, - сказал старый Джолион, - если Сомс воображает, что я стану платить бешеные деньги, она сильно ошибается. Я не имею возможности так швыряться деньгами, как он. Пусть попробует продать с торгов, посмотрим, сколько ему дадут. Говорят, это такой дом, который не всякий купит.
James, who was secretly also of this opinion, answered:	Джемс, в глубине души разделявший это мнение, ответил:
"It's a gentleman's house. Soames is here now if you'd like to see him."	- Да, это вилла. Сомс здесь; если хочешь, поговори с ним.
"No," said old Jolyon, "I haven't got as far as that; and I'm not likely to, I can see that very well if I'm met in this manner!"	- Нет, - сказал старый Джолион, - это преждевременно; и вообще вряд ли у нас что-нибудь выйдет, судя по такому началу.
James was a little cowed; when it came to the actual figures of a commercial transaction he was sure of himself, for then he was dealing with facts, not with men; but preliminary negotiations such as these made him nervous--he never knew quite how far he could go.	Джемс струхнул: когда речь шла о точных цифрах коммерческой сделки, он был уверен в себе, так как имел дело с фактами, а не с людьми; но предварительные переговоры, вроде тех, которые велись сейчас, нервировали его - он никогда не знал, где и как нужно остановиться.
"Well," he said, "I know nothing about it. Soames, he tells me nothing; I should think he'd entertain it--it's a question of price."	- Я сам ничего не знаю, - сказал он. - Сомс мне никогда ничего не рассказывает; я думаю, он заинтересуется этим; весь вопрос в цене.
"Oh!" said old Jolyon, "don't let him make a favour of it!"	- Вот оно что?! - сказал старый Джолион. - Ну, мне одолжений не нужно!
He placed his hat on his head in dudgeon.	И сердито надел цилиндр.
The door was opened and Soames came in.	Дверь отворилась, появился Сомс.
"There's a policeman out here," he said with his half smile, "for Uncle Jolyon."	- Там пришел полисмен, - сказал он, криво улыбнувшись, - спрашивает дядю Джолиона.
Old Jolyon looked at him angrily, and James said:	Старый Джолион сурово посмотрел на него, а Джемс сказал:
"A policeman? I don't know anything about a policeman. But I suppose you know something about him," he added to old Jolyon with a look of suspicion: "I suppose you'd better see him!"	- Полисмен? Ничего не понимаю. Впрочем, ты, верно, знаешь, - добавил он, подозрительно глядя на старого Джолиона. - Поговори с ним.
In the hall an Inspector of Police stood stolidly regarding with heavy-lidded pale-blue eyes the fine old English furniture picked up by James at the famous Mavrojano sale in Portman Square.	Полицейский инспектор стоял в холле и вялыми бесцветными глазами посматривал из-под тяжелых век на прекрасную старинную мебель, которую Джемс приобрел на знаменитой распродаже у Мавроджано на Портмен-сквер.
"You'll find my brother in there," said James.	- Брат ждет вас, - сказал Джемс.
The Inspector raised his fingers respectfully to his peaked cap, and entered the study.	Инспектор почтительно приложил два пальца к фуражке и прошел в комнату.
James saw him go in with a strange sensation.	Джемс посмотрел ему вслед, почему-то заволновавшись.
"Well," he said to Soames, "I suppose we must wait and see what he wants. Your uncle's been here about the house!"	- Что ж, - сказал он Сомсу, - надо подождать, узнаем, что ему надо. Дядя говорил со мной относительно дома.
He returned with Soames into the dining-room, but could not rest.	Он вернулся вместе с Сомсом в столовую, но никак не мог успокоиться.
"Now what does he want?" he murmured again.	- Что ему понадобилось? - снова пробормотал он.
"Who?" replied Soames: "the Inspector? They sent him round from Stanhope Gate, that's all I know. That 'nonconformist' of Uncle Jolyon's has been pilfering, I shouldn't wonder!"	- Кому? - спросил Сомс. - Инспектору? Он был на Стэнхоп-Гейт, его послали сюда - вот все, что я знаю. Не иначе, как дядин "сектант" проворовался.
But in spite of his calmness, he too was ill at ease.	Но, несмотря на внешнее спокойствие, Сомсу тоже было не по себе.
At the end of ten minutes old Jolyon came in.	Через десять минут появился старый Джолион.
He walked up to the table, and stood there perfectly silent pulling at his long white moustaches. James gazed up at him with opening mouth; he had never seen his brother look like this.	Он подошел к столу и молча остановился, поглаживая длинные седые усы. Джемс смотрел на него с открытым ртом: он никогда еще не видел брата таким, как сейчас.
Old Jolyon raised his hand, and said slowly:	Старый Джолион поднял руку и медленно сказал:
"Young Bosinney has been run over in the fog and killed."	- Босини попал в тумане под колеса, раздавлен насмерть,
Then standing above his brother and his nephew, and looking down at him with his deep eyes:	- и, переведя на брата и племянника свой глубокий взгляд, добавил:
"There's--some--talk--of--suicide," he said.	- Ходят слухи о самоубийстве.
James' jaw dropped.	У Джемса отвисла челюсть.
"Suicide! What should he do that for?"	- Самоубийство? Почему?
Old Jolyon answered sternly:	Старый Джолион сурово ответил:
"God knows, if you and your son don't!"	- Кому же это знать, как не тебе с сыном!
But James did not reply.	И Джемс смолчал.
For all men of great age, even for all Forsytes, life has had bitter experiences. The passer-by, who sees them wrapped in cloaks of custom, wealth, and comfort, would never suspect that such black shadows had fallen on their roads. To every man of great age--to Sir Walter Bentham himself--the idea of suicide has once at least been present in the ante-room of his soul; on the threshold, waiting to enter, held out from the inmost chamber by some chance reality, some vague fear, some painful hope. To Forsytes that final renunciation of property is hard. Oh! it is hard! Seldom--perhaps never--can they achieve, it; and yet, how near have they not sometimes been!	У всех людей преклонного возраста, даже у всех Форсайтов, было много тяжелых минут в жизни. Случайный прохожий, который видит их закутанными в пелену обычаев, богатства, комфорта, никогда бы не заподозрил, что и на их пути ложатся черные тени. У каждого человека преклонного возраста - даже у сэра Уолтера Бентема - мысль о самоубийстве хоть раз, а возникала где-то в преддверии души, останавливалась на пороге, и только какая-нибудь случайность, или смутный страх, или последняя надежда не позволяли ей переступить его. Трудно Форсайту окончательно отказаться от собственности. Трудно, очень трудно! Редко идут они на такой шаг, может быть, даже никогда не идут; и все же как близки подчас бывают они к этому!
So even with James! Then in the medley of his thoughts, he broke out:	Даже Джемс! И вдруг, запутавшись в вихре мыслей, он воскликнул:
"Why I saw it in the paper yesterday: 'Run over in the fog!' They didn't know his name!"	- Стойте! Я же читал вчера в газетах: "Несчастный случай во время тумана". Никто не знал его фамилии!
He turned from one face to the other in his confusion of soul; but instinctively all the time he was rejecting that rumour of suicide. He dared not entertain this thought, so against his interest, against the interest of his son, of every Forsyte. He strove against it; and as his nature ever unconsciously rejected that which it could not with safety accept, so gradually he overcame this fear. It was an accident! It must have been!	В смятении он переводил глаза с одного лица на другое, но инстинктивно не хотел ни на одну минуту поверить слухам о самоубийстве. Он не осмеливался допустить эту мысль, которая противоречила всем его интересам, интересам его сына, интересам всех Форсайтов. Он боролся с ней; и так как натура Джемса всякий раз совершенно бессознательно отвергала то, что нельзя было принять с полной гарантией безопасности, он мало-помалу превозмог свои страхи. Несчастный случай! Ничего другого и быть не могло!
Old Jolyon broke in on his reverie.	Старый Джолион прервал его размышления:
"Death was instantaneous. He lay all day yesterday at the hospital. There was nothing to tell them who he was. I am going there now; you and your son had better come too."	- Смерть наступила мгновенно. Весь вчерашний день он пролежал в больнице. Никто не мог опознать его. Я сейчас еду туда; тебе с сыном тоже следует поехать.
No one opposing this command he led the way from the room.	Приказание было выслушано молча, и старый Джолион первым вышел из комнаты.
The day was still and clear and bright, and driving over to Park Lane from Stanhope Gate, old Jolyon had had the carriage open. Sitting back on the padded cushions, finishing his cigar, he had noticed with pleasure the keen crispness of the air, the bustle of the cabs and people; the strange, almost Parisian, alacrity that the first fine day will bring into London streets after a spell of fog or rain. And he had felt so happy; he had not felt like it for months. His confession to June was off his mind; he had the prospect of his son's, above all, of his grandchildren's company in the future--(he had appointed to meet young Jolyon at the Hotch Potch that very manning to--discuss it again); and there was the pleasurable excitement of a coming encounter, a coming victory, over James and the 'man of property' in the matter of the house.	День был тихий, ясный, теплый, и на Парк-Лейн старый Джолион ехал, опустив верх кареты. Он сидел, откинувшись на мягкую спинку, и курил сигару, с удовольствием примечая и крепкую свежесть воздуха, и вереницы экипажей, и сутолоку на тротуарах, и необычайное, совсем как в Париже, оживление, которое в первый хороший день после туманов и дождей царит на лондонских улицах. И он чувствовал себя счастливым, а такого чувства у него не было все эти месяцы. Разговор с Джун уже за плечами; скоро он будет жить вместе с сыном, вместе с внучатами, что еще важнее. (С молодым Джолионом у него было назначено свидание на это же утро во "Всякой всячине", надо еще раз поговорить о делах.) Испытывал он и приятное оживление при мысли о предстоящем разговоре с Джемсом и "собственником" по поводу дома, о предстоящей победе над ними.
He had the carriage closed now; he had no heart to look on gaiety; nor was it right that Forsytes should be seen driving with an Inspector of Police.	Сейчас верх кареты был поднят: старого Джолиона уже не тянуло посмотреть на веселье улицы; кроме того, совсем не подобает, чтобы Форсайта видели в обществе инспектора полиции.
In that carriage the Inspector spoke again of the death:	В карете инспектор снова заговорил об умершем:
"It was not so very thick--Just there. The driver says the gentleman must have had time to see what he was about, he seemed to walk right into it. It appears that he was very hard up, we found several pawn tickets at his rooms, his account at the bank is overdrawn, and there's this case in to-day's papers;"	- Туман был не такой уж густой. Кучер омнибуса уверяет, что джентльмен успел бы отскочить, но он как будто нарочно шел прямо на лошадей. Должно быть, джентльмен сильно нуждался в последнее время, мы нашли в квартире несколько ломбардных квитанций, на счете в банке у него уже ничего не было, а сегодня в газетах появился отчет о процессе.
his cold blue eyes travelled from one to another of the three Forsytes in the carriage.	Его холодные голубые глаза разглядывали поочередно троих Форсайтов, сидевших в карете.
Old Jolyon watching from his corner saw his brother's face change, and the brooding, worried, look deepen on it. At the Inspector's words, indeed, all James' doubts and fears revived. Hard-up--pawn-tickets--an overdrawn account! These words that had all his life been a far-off nightmare to him, seemed to make uncannily real that suspicion of suicide which must on no account be entertained. He sought his son's eye; but lynx-eyed, taciturn, immovable, Soames gave no answering look. And to old Jolyon watching, divining the league of mutual defence between them, there came an overmastering desire to have his own son at his side, as though this visit to the dead man's body was a battle in which otherwise he must single-handed meet those two. And the thought of how to keep June's name out of the business kept whirring in his brain. James had his son to support him! Why should he not send for Jo?	Старый Джолион заметил из своего угла, как изменилось лицо брата, стало еще более сумрачным, встревоженным. И действительно, слова инспектора снова разбудили все сомнения и страхи Джемса. Нуждался... ломбардные квитанции... на счете ничего не было. Словно обладая таинственной силой, эти слова, всю жизнь маячившие перед Джемсом, как смутный кошмар, показали ему, насколько основательны предположения о самоубийстве, которых не следовало и допускать. Он постарался поймать взгляд сына; но Сомс словно застыл, его острые, как у рыси, глаза не смотрели в сторону отца. И, наблюдая за ними, старый Джолион почувствовал, как крепко они держатся друг за друга, и ему страстно захотелось, чтобы и его сын был рядом, словно эти минуты около мертвеца будут битвой, где ему придется выступить одному против двоих. И голову сверлила мысль: что сделать, чтобы имя Джун не было замешано в эту историю? У Джемса есть поддержка - сын! Отчего бы и ему не послать за Джо?
Taking out his card-case, he pencilled the following message:	Достав визитную карточку, он написал на ней следующее:
'Come round at once. I've sent the carriage for you.'	"Приезжай немедленно. Посылаю карету".
On getting out he gave this card to his coachman, telling him to drive--as fast as possible to the Hotch Potch Club, and if Mr. Jolyon Forsyte were there to give him the card and bring him at once. If not there yet, he was to wait till he came.	Выходя, старый Джолион дал карточку кучеру, приказав как можно скорее ехать во "Всякую всячину" и, если мастер Джолион Форсайт окажется там, передать ему карточку и сейчас же вернуться с ним обратно. Если же его нет в клубе, пусть ждет.
He followed the others slowly up the steps, leaning on his umbrella, and stood a moment to get his breath. The Inspector said:	Вслед за всеми он поднялся по лестнице, опираясь на зонтик, и, остановившись на минуту, перевел дух. Инспектор сказал:
"This is the mortuary, sir. But take your time."	- Вот мертвецкая, сэр. Ничего, отдохните.
In the bare, white-walled room, empty of all but a streak of sunshine smeared along the dustless floor, lay a form covered by a sheet. With a huge steady hand the Inspector took the hem and turned it back. A sightless face gazed up at them, and on either side of that sightless defiant face the three Forsytes gazed down; in each one of them the secret emotions, fears, and pity of his own nature rose and fell like the rising, falling waves of life, whose wish those white walls barred out now for ever from Bosinney. And in each one of them the trend of his nature, the odd essential spring, which moved him in fashions minutely, unalterably different from those of every other human being, forced him to a different attitude of thought. Far from the others, yet inscrutably close, each stood thus, alone with death, silent, his eyes lowered.	В пустой выбеленной комнате, где только солнечный луч хозяйничал на чистом полу, лежало тело, покрытое простыней. Инспектор твердой рукой откинул ее край. Незрячее лицо глянуло на них, а по обеим сторонам этого незрячего, словно бросающего кому-то вызов, лица стояли трое Форсайтов и молча смотрели на него; и в каждом по-своему вздымались и падали волнение, страх, жалость, как вздымаются и падают волны той жизни, от которой эти белые стены навсегда отгородили Босини. И то неповторимое "я", та пружинка, что делает человеческое существо таким отличным от всех других, рождала в каждом из трех Форсайтов свой особый ход мыслей. Каждый сам по себе и все же такие близкие друг другу, они стояли наедине со смертью и молчали, опустив глаза.
The Inspector asked softly:	Инспектор тихо спросил:
"You identify the gentleman, sir?"	- Вы удостоверяете личность этого джентльмена, сэр?
Old Jolyon raised his head and nodded. He looked at his brother opposite, at that long lean figure brooding over the dead man, with face dusky red, and strained grey eyes; and at the figure of Soames white and still by his father's side. And all that he had felt against those two was gone like smoke in the long white presence of Death. Whence comes it, how comes it--Death? Sudden reverse of all that goes before; blind setting forth on a path that leads to where? Dark quenching of the fire! The heavy, brutal crushing--out that all men must go through, keeping their eyes clear and brave unto the end! Small and of no import, insects though they are! And across old Jolyon's face there flitted a gleam, for Soames, murmuring to the Inspector, crept noiselessly away.	Старый Джолион поднял голову и кивнул. Он посмотрел на брата, стоявшего напротив, на его длинную тощую фигуру, склонившуюся над трупом, на покрасневшее лицо и напряженные серые глаза; потом на Сомса, бледного, притихшего рядом с отцом. И вся его неприязнь к этим людям исчезла, как дым, перед безмерной белизной Смерти. Откуда приходит, как приходит она - Смерть? Внезапный конец всему, что было раньше; скачок вслепую по тому пути, который ведет - куда? Холодный ветер, задувающий свечу! Тяжкий, безжалостный вал, неминуемый для всех людей, хотя они до самого конца не должны опускать перед ним ясных, бесстрашных глаз! А ведь люди не что иное, как мелкие, ничтожные мошки! Тень усмешки скользнула по лицу старого Джолиона; Сомс бесшумно вышел из мертвецкой, шепнув что-то инспектору.
Then suddenly James raised his eyes. There was a queer appeal in that suspicious troubled look: "I know I'm no match for you," it seemed to say. And, hunting for handkerchief he wiped his brow; then, bending sorrowful and lank over the dead man, he too turned and hurried out.	И тогда Джемс вдруг поднял голову. В подозрительном, беспокойном взгляде его была какая-то мольба. "Я знаю, мне далеко до тебя", - казалось, говорил он. И, пошарив в карманах, достал платок и вытер лоб; потом скорбно склонил над мертвецом свое длинное туловище, повернулся и тоже быстро вышел.
Old Jolyon stood, still as death, his eyes fixed on the body. Who shall tell of what he was thinking? Of himself, when his hair was brown like the hair of that young fellow dead before him? Of himself, with his battle just beginning, the long, long battle he had loved; the battle that was over for this young man almost before it had begun? Of his grand-daughter, with her broken hopes? Of that other woman? Of the strangeness, and the pity of it? And the irony, inscrutable, and bitter of that end? Justice! There was no justice for men, for they were ever in the dark!	Старый Джолион стоял безмолвный, как смерть, и пристально смотрел на труп. Кто знает, о чем он думал? О себе, о том времени, когда волосы его были такие же темные, как волосы этого мертвого юноши? О том, как начиналась его собственная битва, долгая, долгая битва, которую он так любил; битва, которую уже кончил этот молодой человек, кончил, почти не успев начать? О своей внучке, о ее разбитых надеждах? О той, другой женщине? О том, как все это нелепо и тяжело? О насмешке, неуловимой, горькой насмешке, которая была в таком конце? Справедливость! Людям нечего ждать справедливости, люди бродят во тьме!
Or perhaps in his philosophy he thought: Better to be out of, it all! Better to have done with it, like this poor youth....	Или, может быть, он размышлял по-философски: лучше кончить! Лучше уйти, как ушел этот юноша...
Some one touched him on the arm.	Кто-то тронул его за рукав.
A tear started up and wetted his eyelash.	Слезы навернулись на глаза старого Джолиона, увлажнили ресницы.
"Well," he said, "I'm no good here. I'd better be going. You'll come to me as soon as you can, Jo,"	- Что ж, - сказал он, - мне здесь нечего делать. Я лучше пойду. Приходи, как только сможешь, Джо.
and with his head bowed he went away.	И, склонив голову, вышел.
It was young Jolyon's turn to take his stand beside the dead man, round whose fallen body he seemed to see all the Forsytes breathless, and prostrated. The stroke had fallen too swiftly.	Настал черед молодого Джолиона подойти к мертвецу; и ему казалось, что все Форсайты повержены ниц и лежат бездыханные около этого тела. Удар грянул слишком неожиданно.
The forces underlying every tragedy--forces that take no denial, working through cross currents to their ironical end, had met and fused with a thunder-clap, flung out the victim, and flattened to the ground all those that stood around.	Силы, таящиеся в каждой трагедии, непреодолимые силы, которые со всех сторон пробиваются сквозь любую преграду к своей безжалостной цели, столкнулись и с громовым ударом взметнули свою жертву, повергнув ниц всех, кто стоял рядом.
Or so at all events young Jolyon seemed to see them, lying around Bosinney's body.	Во всяком случае, так казалось молодому Джолиону, такими он видел Форсайтов возле тела Босини.
He asked the Inspector to tell him what had happened, and the latter, like a man who does not every day get such a chance, again detailed such facts as were known.	Он попросил инспектора рассказать, как все это произошло, и тот, словно обрадовавшись, снова сообщил все подробности, которые были известны.
"There's more here, sir, however," he said, "than meets the eye. I don't believe in suicide, nor in pure accident, myself. It's more likely I think that he was suffering under great stress of mind, and took no notice of things about him. Perhaps you can throw some light on these."	- Все-таки это не так просто, сэр, как кажется на первый взгляд, сказал он. - Я не думаю, чтобы это было самоубийство или просто несчастный случай. Должно быть, он пережил какое-то потрясение и ничего не замечал вокруг себя. Вы не сможете объяснить нам вот это?
He took from his pocket a little packet and laid it on the table. Carefully undoing it, he revealed a lady's handkerchief, pinned through the folds with a pin of discoloured Venetian gold, the stone of which had fallen from the socket. A scent of dried violets rose to young Jolyon's nostrils.	Инспектор достал из кармана и положил на стол небольшой сверток. Аккуратно развязав его, он вынул дамский носовой платок, сколотый золотой венецианской булавкой с пустой оправой от драгоценного камня. Молодой Джолион услышал запах сухих фиалок.
"Found in his breast pocket," said the Inspector; "the name has been cut away!"	- Нашли у него в боковом кармане, - сказал инспектор, - метка вырезана.
Young Jolyon with difficulty answered:	Молодой Джолион с трудом ответил:
"I'm afraid I cannot help you!"	- К сожалению, ничем не могу вам помочь!
But vividly there rose before him the face he had seen light up, so tremulous and glad, at Bosinney's coming! Of her he thought more than of his own daughter, more than of them all--of her with the dark, soft glance, the delicate passive face, waiting for the dead man, waiting even at that moment, perhaps, still and patient in the sunlight.	И сейчас же перед ним встало лицо, которое он видел озарившимся трепетной радостью при виде Босини! Он думал о ней больше, чем о дочери, больше, чем о ком-нибудь другом, думал о ее темных мягких глазах, нежном покорном лице, о том, что она ждет мертвого, ждет, может быть, и в эту минуту - тихо, терпеливо ждет, озаренная солнцем.
He walked sorrowfully away from the hospital towards his father's house, reflecting that this death would break up the Forsyte family. The stroke had indeed slipped past their defences into the very wood of their tree. They might flourish to all appearance as before, preserving a brave show before the eyes of London, but the trunk was dead, withered by the same flash that had stricken down Bosinney. And now the saplings would take its place, each one a new custodian of the sense of property.	Молодой Джолион, грустный, вышел из больницы и отправился к отцу, размышляя о том, что эта смерть разобьет семью Форсайтов. Удар скользнул мимо выставленной ими преграды и врезался в самую сердцевину дерева. На взгляд посторонних, оно еще будет цвести, как и прежде, будет горделиво возвышаться напоказ всему Лондону, но ствол его уже мертв, он сожжен той же молнией, что сразила Босини. И на месте этого дерева теперь поднимутся только побеги - новые стражи чувства собственности.
Good forest of Forsytes! thought young Jolyon--soundest timber of our land!	"Славная форсайтская чаща! - думал молодой Джолион. - Мачтовый лес нашей страны!"
Concerning the cause of this death--his family would doubtless reject with vigour the suspicion of suicide, which was so compromising! They would take it as an accident, a stroke of fate. In their hearts they would even feel it an intervention of Providence, a retribution--had not Bosinney endangered their two most priceless possessions, the pocket and the hearth? And they would talk of 'that unfortunate accident of young Bosinney's,' but perhaps they would not talk--silence might be better!	Что же касается причин смерти, его семья, конечно, будет упорно опровергать столь предосудительную версию о самоубийстве. Они истолкуют все как несчастный случай, как перст судьбы. Втайне даже сочтут это вмешательством провидения, возмездием - разве Босини не посягнул на их самое бесценное достояние, на карман и на семейный очаг? И будут говорить о "несчастном случае с молодым Босини", а может быть, не будут говорить совсем - обойти молчанием лучше!
As for himself, he regarded the bus-driver's account of the accident as of very little value. For no one so madly in love committed suicide for want of money; nor was Bosinney the sort of fellow to set much store by a financial crisis. And so he too rejected this theory of suicide, the dead man's face rose too clearly before him. Gone in the heyday of his summer--and to believe thus that an accident had cut Bosinney off in the full sweep of his passion was more than ever pitiful to young Jolyon.	Сам же он придавал очень мало значения рассказу кучера. Человек, так страстно влюбленный, не станет совершать самоубийство из-за нужды в деньгах: Босини не принадлежал к тому сорту людей, которые могут близко принимать к сердцу финансовый кризис. И молодой Джолион тоже отверг версию о самоубийстве - мертвое лицо слишком ясно стояло у него перед глазами. Ушел в самый разгар своего лета! И мысль, что несчастный случай унес Босини в ту минуту, когда страсть его смела все преграды на своем пути, показалась молодому Джолиону еще более горькой.
Then came a vision of Soames' home as it now was, and must be hereafter. The streak of lightning had flashed its clear uncanny gleam on bare bones with grinning spaces between, the disguising flesh was gone....	Потом перед мысленным взором его выросло жилище Сомса, такое, каким оно стало сейчас, каким останется навсегда. Вспышка молнии озарила ярким, страшным светом обнаженные кости и зияющие между ними провалы, ткань, прикрывавшая их раньше, исчезла...
In the dining-room at Stanhope Gate old Jolyon was sitting alone when his son came in. He looked very wan in his great armchair. And his eyes travelling round the walls with their pictures of still life, and the masterpiece 'Dutch fishing-boats at Sunset' seemed as though passing their gaze over his life with its hopes, its gains, its achievements.	Когда сын вошел в столовую на Стэнхоп-Гейт, старый Джолион был там один. Он сидел в большом кресле, бледный, измученный. И глаза его, блуждавшие по стенам, по натюрмортам, по шедевру "Голландские рыбачьи лодки на закате", словно пропускали мимо себя всю его жизнь с ее надеждами, удачами, победами.
"Ah! Jo!" he said, "is that you? I've told poor little June. But that's not all of it. Are you going to Soames'? She's brought it on herself, I suppose; but somehow I can't bear to think of her, shut up there--and all alone."	- А, Джо! - сказал он. - Это ты? Я сказал бедняжке Джун. Но это еще не все. Ты пойдешь к Сомсу? Ей не на кого пенять, кроме себя; но как подумаешь, что она сидит там, в четырех стенах, одна как перст!
And holding up his thin, veined hand, he clenched it.	И, подняв свою худую, жилистую руку, он стиснул ее в кулак.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты