The man of property/Собственник (часть третья)

CHAPTER V THE TRIAL/СУД

English	Русский
In the morning of his case, which was second in the list, Soames was again obliged to start without seeing Irene, and it was just as well, for he had not as yet made up his mind what attitude to adopt towards her.	В то утро, на которое был назначен разбор его дела, Сомсу опять пришлось выйти из дому, не повидавшись с Ирэн; пожалуй, это было к лучшему, питому что он до сих пор не решил, как держать себя с ней.
He had been requested to be in court by half-past ten, to provide against the event of the first action (a breach of promise) collapsing, which however it did not, both sides showing a courage that afforded Waterbuck, Q.C., an opportunity for improving his already great reputation in this class of case. He was opposed by Ram, the other celebrated breach of promise man. It was a battle of giants.	В суд его просили прийти к половине одиннадцатого, на тот случай, если первое дело (нарушение обещания жениться) будет отложено; однако надежда эта не оправдалась, и обе стороны проявили такую отвагу, что королевскому адвокату Уотербаку представилась возможность лишний раз поддержать свою и без того славную репутацию знатока подобных казусов. От другой стороны выступал Рэм, тоже знаменитый специалист по делам о нарушении обещаний. Это был поединок гигантов.
The court delivered judgment just before the luncheon interval. The jury left the box for good, and Soames went out to get something to eat. He met James standing at the little luncheon- bar, like a pelican in the wilderness of the galleries, bent over a sandwich with a glass of sherry before him. The spacious emptiness of the great central hall, over which father and son brooded as they stood together, was marred now and then for a fleeting moment by barristers in wig and gown hurriedly bolting across, by an occasional old lady or rusty-coated man, looking up in a frightened way, and by two persons, bolder than their generation, seated in an embrasure arguing. The sound of their voices arose, together with a scent as of neglected wells, which, mingling with the odour of the galleries, combined to form the savour, like nothing but the emanation of a refined cheese, so indissolubly connected with the administration of British Justice.	Суд вынес решение как раз к перерыву на завтрак. Присяжные покинули свои места, и Сомс пошел закусить. В буфете он встретил отца; Джемс, словно пеликан, затерявшийся на этой пустынной галерее, стоял, задумавшись, над сэндвичем и стаканом хереса. Безлюдную пустоту центрального зала, над которым в мрачном раздумье остановились отец и сын, лишь изредка на миг нарушали спешившие куда-то адвокаты в париках и мантиях, случайно оказавшаяся здесь пожилая леди, какой-то мужчина в порыжелом пальто, со страхом взиравший наверх, и двое молодых людей, болтавших в амбразуре окна со смелостью, не свойственной старшему поколению. Звуки их голосов доходили наверх вместе с запахом, напоминавшим тот, который исходит от заброшенных колодцев и в сочетании со спертым воздухом галерей создает полную иллюзию аромата выдержанного сыра - аромата, неизменно сопутствующего отправлению британского правосудия.
It was not long before James addressed his son.	Немного погодя Джемс заговорил:
"When's your case coming on? I suppose it'll be on directly. I shouldn't wonder if this Bosinney'd say anything; I should think he'd have to. He'll go bankrupt if it goes against him." He took a large bite at his sandwich and a mouthful of sherry. "Your mother," he said, "wants you and Irene to come and dine to-night."	- Когда начнут твое дело? Сразу после перерыва, должно быть. Того и гляди этот Босини наговорит бог знает чего; собственно, это единственное, что ему осталось. Он обанкротится, если проиграет. - Джемс отправил в рот большой кусок сэндвича и запил его хересом. - Мама ждет тебя и Ирэн к обеду, - сказал он.
A chill smile played round Soames' lips; he looked back at his father. Anyone who had seen the look, cold and furtive, thus interchanged, might have been pardoned for not appreciating the real understanding between them. James finished his sherry at a draught.	Ледяная усмешка промелькнула на губах Сомса; он посмотрел на отца. Невольного свидетеля, подметившего этот холодный, беглый взгляд, вполне можно было бы извинить за недооценку взаимного понимания между отцом и сыном. Джемс одним глотком допил херес.
"How much?" he asked.	- Сколько? - спросил он.
On returning to the court Soames took at once his rightful seat on the front bench beside his solicitor. He ascertained where his father was seated with a glance so sidelong as to commit nobody.	Вернувшись в зал суда. Сомс сразу же занял место на передней скамье рядом со своим адвокатом. Он посмотрел, куда сел отец, незаметно скосив глаза, чтобы не скомпрометировать ни себя, ни Джемса.
James, sitting back with his hands clasped over the handle of his umbrella, was brooding on the end of the bench immediately behind counsel, whence he could get away at once when the case was over. He considered Bosinney's conduct in every way outrageous, but he did not wish to run up against him, feeling that the meeting would be awkward.	Джемс выбрал место с краю, позади адвокатов, чтобы уйти сразу же после конца, и, хмурый, сидел, откинувшись на спинку скамьи, опираясь обеими руками на зонтик. Он считал поведение Босини возмутительным во всех отношениях, но сталкиваться с ним не хотел, предчувствуя, что такая встреча будет не из приятных.
Next to the Divorce Court, this court was, perhaps, the favourite emporium of justice, libel, breach of promise, and other commercial actions being frequently decided there. Quite a sprinkling of persons unconnected with the law occupied the back benches, and the hat of a woman or two could be seen in the gallery.	После Суда по бракоразводным делам эта арена правосудия пользовалась, пожалуй, наибольшей любовью публики, ибо здесь часто разбирались такие сугубо коммерческие деяния, как клевета, нарушение обещаний жениться и тому подобное. Довольно большое количество лиц, не имеющих прямого отношения к закону, занимало задние скамьи; на галерее кое-где виднелись дамские шляпки.
The two rows of seats immediately in front of James were gradually filled by barristers in wigs, who sat down to make pencil notes, chat, and attend to their teeth; but his interest was soon diverted from these lesser lights of justice by the entrance of Waterbuck, Q.C., with the wings of his silk gown rustling, and his red, capable face supported by two short, brown whiskers. The famous Q.C. looked, as James freely admitted, the very picture of a man who could heckle a witness.	Адвокаты в париках постепенно заполнили два ряда скамей перед Джемсом и сейчас же принялись строчить что-то карандашами, болтать и ковырять в зубах; но эти не столь блистательные служители правосудия недолго привлекали его внимание, вскоре же устремившееся на подпертое с двух сторон короткими темными бакенбардами красное самоуверенное лицо королевского адвоката Уотербака, который вошел в зал, шурша развевающейся шелковой мантией. Знаменитый королевский адвокат, как не замедлил подумать Джемс, имел вид человека, способного доконать любого свидетеля.
For all his experience, it so happened that he had never seen Waterbuck, Q.C., before, and, like many Forsytes in the lower branch of the profession, he had an extreme admiration for a good cross-examiner. The long, lugubrious folds in his cheeks relaxed somewhat after seeing him, especially as he now perceived that Soames alone was represented by silk.	Несмотря на большую практику в такого рода делах, Джемсу не приходилось до сих пор встречаться с королевским адвокатом Уотербаком, и, подобно многим другим Форсайтам, которые были не настолько крупными юристами, чтобы выступать в суде, он преклонялся перед мастерами перекрестного допроса. Длинные унылые морщины у него на лице немного разгладились при виде королевского адвоката, особенно когда он убедился, что только один Сомс был представлен шелковой мантией.
Waterbuck, Q.C., had barely screwed round on his elbow to chat with his Junior before Mr. Justice Bentham himself appeared--a thin, rather hen-like man, with a little stoop, clean-shaven under his snowy wig. Like all the rest of the court, Waterbuck rose, and remained on his feet until the judge was seated. James rose but slightly; he was already comfortable, and had no opinion of Bentham, having sat next but one to him at dinner twice at the Bumley Tomms'. Bumley Tomm was rather a poor thing, though he had been so successful. James himself had given him his first brief. He was excited, too, for he had just found out that Bosinney was not in court.	Не успел королевский адвокат Уотербак поставить локти на стол и, повернувшись к своему помощнику, перекинуться с ним двумя-тремя словами, как появился сам судья мистер Бентем - худой, похожий чем-то на курицу, слегка сутулый, с гладко выбритыми щеками, в белоснежном парике. Уотербак поднялся вслед за всеми и стоя ждал, пока судья займет свое место. Джемс только привстал; он удобно устроился и к тому же не питал особенного почтения к Бентему, с которым ему дважды пришлось сидеть через одного человека на обедах у Бамли Томса. Бамли Томс был порядочное ничтожество, хотя и ухитрился преуспеть в делах. Первое дело, с которого он начинал когда-то, было поручено ему самим Джемсом. Кроме того, Джемс заволновался, убедившись, что Босини нет в зале суда.
'Now, what's he mean by that?' he kept on thinking.	"Что он еще задумал?" - не выходило у него из головы.
The case having been called on, Waterbuck, Q.C., pushing back his papers, hitched his gown on his shoulder, and, with a semi-circular look around him, like a man who is going to bat, arose and addressed the Court.	Слушание дела началось; королевский адвокат Уотербак отодвинул лежавшие перед ним бумаги, оправил мантию на плече, оглянулся по сторонам, словно приготовившись ударить по мячу, встал и обратился к суду.
The facts, he said, were not in dispute, and all that his Lordship would be asked was to interpret the correspondence which had taken place between his client and the defendant, an architect, with reference to the decoration of a house. He would, however, submit that this correspondence could only mean one very plain thing. After briefly reciting the history of the house at Robin Hill, which he described as a mansion, and the actual facts of expenditure, he went on as follows:	Фактическая сторона дела, сказал он, не вызывает никаких сомнений, и досточтимому лорду придется лишь дать соответствующее истолкование переписке, имевшей место между его доверителем и ответчиком - архитектором по поводу отделки дома. Он сам, однако, - полагает, что смысл переписки совершенно ясен. Изложив вкратце историю дома в Робин-Хилле, названного им виллой, и перечислив суммы, истраченные на постройку, королевский адвокат сообщил следующее:
"My client, Mr. Soames Forsyte, is a gentleman, a man of property, who would be the last to dispute any legitimate claim that might be made against him, but he has met with such treatment from his architect in the matter of this house, over which he has, as your lordship has heard, already spent some twelve--some twelve thousand pounds, a sum considerably in advance of the amount he had originally contemplated, that as a matter of principle--and this I cannot too strongly emphasize--as a matter of principle, and in the interests of others, he has felt himself compelled to bring this action. The point put forward in defence by the architect I will suggest to your lordship is not worthy of a moment's serious consideration."	- Мой доверитель, мистер Сомс Форсайт, джентльмен и человек состоятельный, ни в коем случае не стал бы оспаривать предъявленные ему законные требования, но отношение архитектора к постройке дома, на который, как досточтимый лорд уже слышал, мой доверитель истратил двенадцать, двенадцать тысяч фунтов! - сумму, значительно превосходящую его первоначальную смету, - положение архитектора было таково, что мой доверитель счел делом принципа - я подчеркиваю это - счел делом принципа, в интересах всего общества, обратиться в суд. Соображение, выдвинутое в свою защиту архитектором, я считаю не заслуживающим сколько-нибудь серьезного внимания.
He then read the correspondence.	Затем он огласил переписку.
His client, "a man of recognised position," was prepared to go into the box, and to swear that he never did authorize, that it was never in his mind to authorize, the expenditure of any money beyond the extreme limit of twelve thousand and fifty pounds, which he had clearly fixed; and not further to waste the time of the court, he would at once call Mr. Forsyte.	Его доверитель - "человек с положением" - готов показать под присягой, что никогда не давал и не собирался давать согласие на расходы, превышающие сумму в двенадцать тысяч пятьдесят фунтов, которая была твердо установлена, и, чтобы не отнимать у суда лишнего времени, он сейчас же вызовет мистера Форсайта.
Soames then went into the box. His whole appearance was striking in its composure. His face, just supercilious enough, pale and clean-shaven, with a little line between the eyes, and compressed lips; his dress in unostentatious order, one hand neatly gloved, the other bare. He answered the questions put to him in a somewhat low, but distinct voice. His evidence under cross- examination savoured of taciturnity.	Сомс выступил вперед. Весь его облик поражал спокойствием. Лицо слегка надменное, бледное, чисто выбритое, брови чуть сдвинуты, губы сжаты, костюм безупречно строг, одна рука в перчатке. На предложенные вопросы он отвечал несколько тихим, но ясным голосом. Его показания были намеренно немногословны.
Had he not used the expression, "a free hand"?	- Употребил ли он выражение "полная свобода действий"?
No.	- Нет.
"Come, come!"	- Ну, как же нет?
The expression he had used was 'a free hand in the terms of this correspondence.'	- Он употребил выражение "полная свобода действий в пределах, указанных в переписке".
"Would you tell the Court that that was English?"	- Он считает это выражение вполне правильным?
"Yes!"	- Да.
"What do you say it means?"	- Что же оно значит?
"What it says!"	- То, что значит.
"Are you prepared to deny that it is a contradiction in terms?"	- Он утверждает, что в этой фразе нет никакого противоречия?
"Yes."	- Да.
"You are not an Irishman?"	- Может быть, он ирландец по национальности?
"No."	- Нет.
"Are you a well-educated man?"	- Он получил образование?
"Yes."	- Да.
"And yet you persist in that statement?"	- И все же он настаивает на своих словах?
"Yes."	- Да.
Throughout this and much more cross-examination, which turned again and again around the 'nice point,' James sat with his hand behind his ear, his eyes fixed upon his son.	В продолжение всего допроса, вращавшегося вокруг "щекотливого пункта". Джемс сидел, приложив ладонь к уху, и не сводил глаз с сына.
He was proud of him! He could not but feel that in similar circumstances he himself would have been tempted to enlarge his replies, but his instinct told him that this taciturnity was the very thing. He sighed with relief, however, when Soames, slowly turning, and without any change of expression, descended from the box.	Он гордился им. Он чувствовал, что не устоял бы перед искушением давать пространные ответы, случись ему быть в подобном положении, но инстинкт подсказывал, что при данных обстоятельствах немногословие - самое верное дело. Все же Джемс с облегчением вздохнул, когда Сомс неторопливо повернулся и с тем же выражением лица сел на свое место.
When it came to the turn of Bosinney's Counsel to address the Judge, James redoubled his attention, and he searched the Court again and again to see if Bosinney were not somewhere concealed.	Когда настал черед адвоката Босини, Джемс удвоил внимание и снова обвел взглядом зал суда, выискивая архитектора.
Young Chankery began nervously; he was placed by Bosinney's absence in an awkward position. He therefore did his best to turn that absence to account.	Молодой Ченкери начал не совсем твердо: отсутствие Босини ставило его в неловкое положение. И он сделал все возможное, чтобы обернуть отсутствие своего клиента в его же пользу.
He could not but fear--he said--that his client had met with an accident. He had fully expected him there to give evidence; they had sent round that morning both to Mr. Bosinney's office and to his rooms (though he knew they were one and the same, he thought it was as well not to say so), but it was not known where he was, and this he considered to be ominous, knowing how anxious Mr. Bosinney had been to give his evidence. He had not, however, been instructed to apply for an adjournment, and in default of such instruction he conceived it his duty to go on. The plea on which he somewhat confidently relied, and which his client, had he not unfortunately been prevented in some way from attending, would have supported by his evidence, was that such an expression as a 'free hand' could not be limited, fettered, and rendered unmeaning, by any verbiage which might follow it. He would go further and say that the correspondence showed that whatever he might have said in his evidence, Mr. Forsyte had in fact never contemplated repudiating liability on any of the work ordered or executed by his architect. The defendant had certainly never contemplated such a contingency, or, as was demonstrated by his letters, he would never have proceeded with the work--a work of extreme delicacy, carried out with great care and efficiency, to meet and satisfy the fastidious taste of a connoisseur, a rich man, a man of property. He felt strongly on this point, and feeling strongly he used, perhaps, rather strong words when he said that this action was of a most unjustifiable, unexpected, indeed--unprecedented character. If his Lordship had had the opportunity that he himself had made it his duty to take, to go over this very fine house and see the great delicacy and beauty of the decorations executed by his client--an artist in his most honourable profession--he felt convinced that not for one moment would his Lordship tolerate this, he would use no stronger word than, daring attempt to evade legitimate responsibility.	Он боится, что с его доверителем произошел несчастный случай. Мистер Босини должен был непременно явиться в суд; сегодня утром за ним посылали и на квартиру и в контору (Ченкери знал, что то и другое находится в одном месте, однако счел нужным умолчать об этом), но мистера Босини нигде не могли разыскать, и это очень странно, так как мистер Босини непременно хотел дать показания. Однако он, Ченкери, не получал никаких полномочий относительно отсрочки дела и за неимением таковых считает своим долгом продолжать. Доводы защиты, которые он считает вполне основательными и которые его доверитель не преминул бы подтвердить, если бы неудачно сложившиеся обстоятельства не помешали ему явиться в суд, сводятся к тому, что такое выражение, как "полная свобода действий", не может быть ни ограничено, ни изменено, ни лишено своего смысла при помощи дальнейших оговорок. Более того, переписка доказывает, несмотря на все заявления мистера Форсайта, что последний никогда не отказывался принять работу, выполненную самим архитектором или по его заказам. Ответчику и в голову не приходила возможность такого конфликта, в противном случае, как это явствует из его писем, он никогда бы не взял на себя отделку дома - работу чрезвычайно тонкую, но тем не менее выполненную им с таким вниманием и с таким успехом, который мог бы удовлетворить требовательный вкус любого знатока, любого состоятельного человека, богатого человека. Данное обстоятельство особенно сильно его волнует, и поэтому он, возможно, употребит слишком сильные выражения, если скажет, что иск этот является вопиющим по своей несправедливости, абсолютно неожиданным, не имеющим прецедентов. Если бы досточтимому лорду представился случай посмотреть этот прекрасный дом - а он, Ченкери, счел своей обязанностью съездить в Робин-Хилл - и убедиться в изяществе и красоте отделки, - выполненной его доверителем, художником в самом высоком значении этого слова, он, Ченкери, уверен, что досточтимый лорд не потерпел бы такой - он не хочет быть чересчур резким - такой смелой попытки истца уклониться от своих обязательств.
Taking the text of Soames' letters, he lightly touched on 'Boileau v. The Blasted Cement Company, Limited.'	Обратившись к письму Сомса, Ченкери мимоходом коснулся процесса "Буало - Цементная Лимитед".
"It is doubtful," he said, "what that authority has decided; in any case I would submit that it is just as much in my favour as in my friend's."	- Решение, вынесенное по этому делу, - сказал он, - весьма спорно; во всяком случае оно в такой же мере говорит в мою пользу, как и в пользу моего уважаемого оппонента.
He then argued the 'nice point' closely. With all due deference he submitted that Mr. Forsyte's expression nullified itself. His client not being a rich man, the matter was a serious one for him; he was a very talented architect, whose professional reputation was undoubtedly somewhat at stake. He concluded with a perhaps too personal appeal to the Judge, as a lover of the arts, to show himself the protector of artists, from what was occasionally--he said occasionally--the too iron hand of capital.	Затем Ченкери занялся вплотную "щекотливым пунктом". При всем своем уважении к мистеру Форсайту он должен указать, что мистер Форсайт сам уничтожил смысл собственного выражения. Его доверитель - человек небогатый, исход дела грозит ему серьезными последствиями; он очень талантливый архитектор, и речь идет до некоторой степени об его профессиональной репутации. Ченкери закончил, пожалуй, слишком непосредственным обращением к судье, как к любителю искусств, призывая его стать на защиту художников, попадающих подчас - он так и сказал "подчас" - в железные тиски капитала.
"What," he said, "will be the position of the artistic professions, if men of property like this Mr. Forsyte refuse, and are allowed to refuse, to carry out the obligations of the commissions which they have given."	- Какая же участь ждет художников, - сказал Ченкери, - если состоятельные люди, вроде мистера Форсайта, отказываются, и совершенно безнаказанно отказываются, от выполнения своих обязательств по контрактам?..
He would now call his client, in case he should at the last moment have found himself able to be present.	Он попросит теперь еще раз вызвать своего доверителя на тот случай, если обстоятельства все-таки позволили ему в последнюю минуту явиться в суд.
The name Philip Baynes Bosinney was called three times by the Ushers, and the sound of the calling echoed with strange melancholy throughout the Court and Galleries.	Судебные приставы трижды прокричали имя Филипа Бейнза Босини, и призыв их печальным эхом отозвался в зале и на галерее.
The crying of this name, to which no answer was returned, had upon James a curious effect: it was like calling for your lost dog about the streets.	Звук этого имени, на которое никто не откликнулся, произвел странное впечатление на Джемса: словно кто-то звал собаку, потерявшуюся на улице.
And the creepy feeling that it gave him, of a man missing, grated on his sense of comfort and security-on his cosiness. Though he could not have said why, it made him feel uneasy.	И холодок, пробежавший у него по телу при мысли о пропавшем человеке, нарушил ощущение комфорта, безопасности - ощущение уюта. Джемс и сам не мог бы сказать, в чем тут дело, но ему стало не по себе.
He looked now at the clock--a quarter to three! It would be all over in a quarter of an hour. Where could the young fellow be?	Он посмотрел на часы: без четверти три. Через пятнадцать минут все будет кончено. Куда же запропастился этот молодой человек?
It was only when Mr. Justice Bentham delivered judgment that he got over the turn he had received.	И только когда судья Бентем встал, чтобы огласить свое заключение, Джемсу удалось отделаться от чувства тревоги.
Behind the wooden erection, by which he was fenced from more ordinary mortals, the learned Judge leaned forward. The electric light, just turned on above his head, fell on his face, and mellowed it to an orange hue beneath the snowy crown of his wig; the amplitude of his robes grew before the eye; his whole figure, facing the comparative dusk of the Court, radiated like some majestic and sacred body. He cleared his throat, took a sip of water, broke the nib of a quill against the desk, and, folding his bony hands before him, began.	Ученый муж нагнулся над деревянной кафедрой, которая отделяла его от простых смертных. Свет электрической лампы, загоревшейся над головой судьи Бентема, падал на его лицо, казавшееся теперь оранжевым под белоснежной короной парика; необъятная ширина мантии предстала взорам зрителей; от всей его фигуры, повернутой к относительному сумраку зала, исходило сияние, словно от какой-то величественной святыни. Он откашлялся, отпил глоток воды из стакана, царапнул гусиным пером о пюпитр и, сложив на животе костлявые руки, начал.
To James he suddenly loomed much larger than he had ever thought Bentham would loom. It was the majesty of the law; and a person endowed with a nature far less matter-of-fact than that of James might have been excused for failing to pierce this halo, and disinter therefrom the somewhat ordinary Forsyte, who walked and talked in every-day life under the name of Sir Walter Bentham.	Джемс никогда не думал, что Бентем может казаться таким величественным. В нем было величие закона; и даже люди, наделенные большим воображением, чем Джемс, вполне могли не разглядеть за сиянием этого ореола самого обыкновенного Форсайта, известного в повседневной жизни под именем сэра Уолтера Бентема.
He delivered judgment in the following words:	Он огласил следующее заключение:
"The facts in this case are not in dispute. On May 15 last the defendant wrote to the plaintiff, requesting to be allowed to withdraw from his professional position in regard to the decoration of the plaintiff's house, unless he were given 'a free hand.' The plaintiff, on May 17, wrote back as follows: 'In giving you, in accordance with your request, this free hand, I wish you to clearly understand that the total cost of the house as handed over to me completely decorated, inclusive of your fee (as arranged between us) must not exceed twelve thousand pounds.' To this letter the defendant replied on May 18: 'If you think that in such a delicate matter as decoration I can bind myself to the exact pound, I am afraid you are mistaken.' On May 19 the plaintiff wrote as follows: 'I did not mean to say that if you should exceed the sum named in my letter to you by ten or twenty or even fifty pounds there would be any difficulty between us. You have a free hand in the terms of this correspondence, and I hope you will see your way to completing the decorations.' On May 20 the defendant replied thus shortly: 'Very well.'	"Фактическая сторона дела не подлежит сомнению. Пятнадцатого мая сего года ответчик обратился к истцу с письмом, в котором просил освободить его от обязанностей по отделке дома истца в том случае, если ему не будет предоставлена "полная свобода действий". Семнадцатого мая истец ответил: "Предоставляя Вам, согласно Вашей просьбе, полную свободу действий, я бы хотел, чтобы Вы уяснили себе, что общая стоимость дома со всей отделкой, включая Ваше вознаграждение (согласно нашей договоренности), не должна превышать двенадцати тысяч фунтов". На это письмо ответчик сообщил восемнадцатого мая следующее: "Если Вам кажется, что в таком сложном вопросе, как отделка дома, я могу связать себя определенной суммой, то Вы ошибаетесь". Девятнадцатого мая истец ответил следующим образом: "Я вовсе не хотел сказать, что перерасход суммы, указанной в моем письме, на десять, двадцать и даже пятьдесят фунтов послужит поводом для каких-либо недоразумений между нами. Вам предоставлена полная свобода действий в пределах, указанных в нашей переписке, и я надеюсь, что при этих условиях Вы сумеете закончить отделку дома". Двадцатого мая ответчик написал кратко: "Согласен".
"In completing these decorations, the defendant incurred liabilities and expenses which brought the total cost of this house up to the sum of twelve thousand four hundred pounds, all of which expenditure has been defrayed by the plaintiff. This action has been brought by the plaintiff to recover from the defendant the sum of three hundred and fifty pounds expended by him in excess of a sum of twelve thousand and fifty pounds, alleged by the plaintiff to have been fixed by this correspondence as the maximum sum that the defendant had authority to expend.	Завершая отделку, ответчик выдал ряд долговых обязательств, которые довели общую стоимость постройки до суммы в двенадцать тысяч четыреста фунтов, выплаченной истцом полностью. Обратившись в суд, истец требует взыскать с ответчика триста пятьдесят фунтов, то есть перерасход суммы в двенадцать тысяч пятьдесят фунтов, указанной, по словам истца, в переписке как максимум расходов, которые имел право делать ответчик.
"The question for me to decide is whether or no the defendant is liable to refund to the plaintiff this sum. In my judgment he is so liable.	Вопрос, подлежащий разрешению, заключается в том, обязан ли ответчик уплатить истцу эту сумму. Я полагаю, что обязан.
"What in effect the plaintiff has said is this 'I give you a free hand to complete these decorations, provided that you keep within a total cost to me of twelve thousand pounds. If you exceed that sum by as much as fifty pounds, I will not hold you responsible; beyond that point you are no agent of mine, and I shall repudiate liability.' It is not quite clear to me whether, had the plaintiff in fact repudiated liability under his agent's contracts, he would, under all the circumstances, have been successful in so doing; but he has not adopted this course. He has accepted liability, and fallen back upon his rights against the defendant under the terms of the latter's engagement.	Истец говорил следующее: "Я предоставляю полную свободу действий для завершения отделки, при условии, что вы будете держаться в пределах двенадцати тысяч фунтов. Если сумма окажется превышенной на пятьдесят фунтов, я не буду взыскивать ее с вас; но на дальнейшие расходы я своего согласия не даю и оплачивать их не стану". Я не уверен, что истец мог бы действительно отказаться от оплаты контрактов, заключенных архитектором от его имени; во всяком случае, он не пошел на это. Он уплатил по счетам и предъявил ответчику иск, основываясь на имевшейся договоренности.
"In my judgment the plaintiff is entitled to recover this sum from the defendant.	Я считаю, что истец вправе требовать с ответчика возмещения указанной суммы.
"It has been sought, on behalf of the defendant, to show that no limit of expenditure was fixed or intended to be fixed by this correspondence. If this were so, I can find no reason for the plaintiff's importation into the correspondence of the figures of twelve thousand pounds and subsequently of fifty pounds. The defendant's contention would render these figures meaningless. It is manifest to me that by his letter of May 20 he assented to a very clear proposition, by the terms of which he must be held to be bound.	От лица ответчика здесь была сделана попытка доказать, что автор письма никак не ограничивал и не намеревался ограничивать размеры затрат. Если это так, я не могу понять, зачем истцу понадобилось проставить в письме сумму в двенадцать тысяч фунтов и вслед за ней в пятьдесят фунтов. Такое толкование лишает этот пункт всякого смысла. Мне совершенно ясно, что в письме от двадцатого мая ответчик выразил согласие на весьма четко сформулированное предложение, условиям которого он был обязан подчиняться.
"For these reasons there will be judgment for the plaintiff for the amount claimed with costs."	Поэтому суд постановляет удовлетворить иск, взыскав с ответчика всю сумму судебных издержек".
James sighed, and stooping, picked up his umbrella which had fallen with a rattle at the words 'importation into this correspondence.'	Джемс вздохнул и, нагнувшись, поднял зонтик, с грохотом упавший при словах: "Проставить в письме сумму".
Untangling his legs, he rapidly left the Court; without waiting for his son, he snapped up a hansom cab (it was a clear, grey afternoon) and drove straight to Timothy's where he found Swithin; and to him, Mrs. Septimus Small, and Aunt Hester, he recounted the whole proceedings, eating two muffins not altogether in the intervals of speech.	Высвободив из-под скамьи ноги, он быстро вышел из зала суда, не дожидаясь сына, кликнул первый попавшийся закрытый кэб (день был серенький) и поехал прямо к Тимоти, где уже сидел Суизин. Ему, миссис Септимус Смолл и тете Эстер Джемс рассказал о суде со всеми подробностями и, не прерывая рассказа, съел две горячие булочки.
"Soames did very well," he ended; "he's got his head screwed on the right way. This won't please Jolyon. It's a bad business for that young Bosinney; he'll go bankrupt, I shouldn't wonder," and then after a long pause, during which he had stared disquietly into the fire, he added	- Сомс держался молодцом, - закончил он, - у него голова хорошо работает, Джолиону это не понравится. Дела Босини совсем плохи: наверно, обанкротится, - и, уставившись тревожным взглядом в камин, добавил после долгой паузы:
"He wasn't there--now why?"	- Его не было в суде - почему бы это?
There was a sound of footsteps. The figure of a thick-set man, with the ruddy brown face of robust health, was seen in the back drawing-room. The forefinger of his upraised hand was outlined against the black of his frock coat. He spoke in a grudging voice.	Раздались чьи-то шаги. В малой гостиной показалась фигура дородного человека с пышущим здоровьем кирпичного цвета лицом. Указательный палец его резко выделялся на лацкане черного сюртука. Он проговорил ворчливым голосом:
"Well, James," he said, "I can't--I can't stop," and turning round, he walked out.	- А, Джемс! Нет, не могу, не могу задерживаться! - и, повернувшись, вышел из комнаты.
It was Timothy.	Это был Тимоти.
James rose from his chair.	Джемс встал с кресла.
"There!" he said, "there! I knew there was something wro...."	- Вот! - сказал он. - Вот! Я так и предчу...
He checked himself, and was silent, staring before him, as though he had seen a portent.	Он осекся и замолчал, уставившись в одну точку, словно перед ним только что пронеслось какое-то дурное предзнаменование.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты