The man of property/Собственник (часть вторая)

CHAPTER XI BOSINNEY ON PAROLE/БОСИНИ ОТПУЩЕН НА ЧЕСТНОЕ СЛОВО

English	Русский
The day after the evening at Richmond Soames returned from Henley by a morning train. Not constitutionally interested in amphibious sports, his visit had been one of business rather than pleasure, a client of some importance having asked him down.	На другой день после поездки в Ричмонд Сомс вернулся из Хэнли с утренним поездом. Не чувствуя расположения к водному спорту, он посвятил свое пребывание там не удовольствиям, а делу: ему пришлось съездить в Хэнли по вызову весьма солидного клиента.
He went straight to the City, but finding things slack, he left at three o'clock, glad of this chance to get home quietly. Irene did not expect him. Not that he had any desire to spy on her actions, but there was no harm in thus unexpectedly surveying the scene.	Сомс отправился прямо в Сити, но дел там особенных не было, и в три часа он уже освободился, радуясь случаю пораньше вернуться домой. Ирэн не ждала его. Он вовсе не хотел застать ее врасплох, но считал, что иногда не мешает нагрянуть неожиданно.
After changing to Park clothes he went into the drawing-room. She was sitting idly in the corner of the sofa, her favourite seat; and there were circles under her eyes, as though she had not slept.	Переодевшись для прогулки, Сомс сошел в гостиную. Ирэн, ничем не занятая, сидела на своем излюбленном месте в уголке дивана; у нее были темные круги под глазами, как будто после бессонной ночи.
He asked:	Сомс спросил:
"How is it you're in? Are you expecting somebody?"	- Почему ты дома? Ждешь кого-нибудь?
"Yes that is, not particularly."	- Да... то есть особенно никого не жду.
"Who?"	- Кто должен прийти?
"Mr. Bosinney said he might come."	- Мистер Босини хотел заглянуть.
"Bosinney. He ought to be at work."	- Босини? Он должен быть на стройке.
To this she made no answer.	На это Ирэн ничего не ответила.
"Well," said Soames, "I want you to come out to the Stores with me, and after that we'll go to the Park."	- Так вот что, - сказал Сомс, - пойдем по магазинам, а потом погуляем в парке.
"I don't want to go out; I have a headache."	- Я не хочу выходить. У меня болит голова.
Soames replied:	Сомс сказал:
"If ever I want you to do anything, you've always got a headache. It'll do you good to come and sit under the trees."	- Стоит мне только попросить о чем-нибудь, и у тебя всякий раз начинает болеть голова. Посидишь на воздухе, под деревьями, и все пройдет.
She did not answer.	Она ничего не ответила ему.
Soames was silent for some minutes; at last he said:	Сомс помолчал несколько минут, потом снова заговорил:
"I don't know what your idea of a wife's duty is. I never have known!"	- Интересно бы знать, в чем, по-твоему, заключаются обязанности жены? Меня это всегда интересовало!
He had not expected her to reply, but she did.	Он не ожидал ответа, но она ответила:
"I have tried to do what you want; it's not my fault that I haven't been able to put my heart into it."	- Я пробовала делать так, как ты хочешь; не моя вина, если я не могу стать хорошей женой.
"Whose fault is it, then?"	- Чья же это вина?
He watched her askance.	Он смотрел на нее искоса.
"Before we were married you promised to let me go if our marriage was not a success. Is it a success?"	- Перед свадьбой ты обещал отпустить меня, если наш брак окажется неудачным. Что же, можно его назвать удачным?
Soames frowned.	Сомс нахмурился.
"Success," he stammered--"it would be a success if you behaved yourself properly!"	- Удачным! - проговорил он, запинаясь. - Был бы удачным, если бы ты вела себя как следует!
"I have tried," said Irene. "Will you let me go.	- Я пробовала, - сказала Ирэн. - Ты отпустишь меня?
Soames turned away. Secretly alarmed, he took refuge in bluster.	Сомс отвернулся. Почувствовав в глубине души тревогу, он замаскировал ее спасительным гневом.
"Let you go? You don't know what you're talking about. Let you go? How can I let you go? We're married, aren't we? Then, what are you talking about? For God's sake, don't let's have any of this sort of nonsense! Get your hat on, and come and sit in the Park."	- Отпустить? Ты сама не понимаешь, что говоришь. Отпустить! Как я могу отпустить тебя? Ведь мы женаты! Чего же ты просишь? И о чем тут вообще рассуждать? Надень шляпу, и пойдем посидим в парке.
"Then, you won't let me go?"	- Так ты не хочешь отпустить меня?
He felt her eyes resting on him with a strange, touching look.	В ее глазах, смотревших на Сомса, было что-то необычное и трогательное.
"Let you go!" he said; "and what on earth would you do with yourself if I did? You've got no money!"	- Отпустить! - сказал он. - Куда же ты денешься, если я тебя отпущу? Ведь у тебя нет своих средств.
"I could manage somehow."	- Как-нибудь проживу.
He took a swift turn up and down the room; then came and stood before her.	Он быстро прошелся по комнате взад и вперед; потом остановился около нее.
"Understand," he said, "once and for all, I won't have you say this sort of thing. Go and get your hat on!"	- Пойми раз и навсегда, - сказал он, - я не хочу больше подобных разговоров. Пойди надень шляпу!
She did not move.	Она не двигалась.
"I suppose," said Soames, "you don't want to miss Bosinney if he comes!"	- Тебе, должно быть, не хочется упустить Босини, если он зайдет! сказал Сомс.
Irene got up slowly and left the room. She came down with her hat on.	Ирэн медленно встала и вышла из комнаты. Вернулась она в шляпе.
They went out.	Они вышли.
In the Park, the motley hour of mid-afternoon, when foreigners and other pathetic folk drive, thinking themselves to be in fashion, had passed; the right, the proper, hour had come, was nearly gone, before Soames and Irene seated themselves under the Achilles statue.	В Хайд-парке уже схлынула пестрая толпа иностранцев и другой сентиментальной публики, которая разъезжает в полдень по дорожкам, чувствуя себя необычайно элегантной; на смену полудню пришел час настоящего, солидного гулянья, но и он уже близился к концу, когда Сомс и Ирэн уселись под статуей Ахиллеса.
It was some time since he had enjoyed her company in the Park. That was one of the past delights of the first two seasons of his married life, when to feel himself the possessor of this gracious creature before all London had been his greatest, though secret, pride. How many afternoons had he not sat beside her, extremely neat, with light grey gloves and faint, supercilious smile, nodding to acquaintances, and now and again removing his hat.	Сомс уже давно не бывал с ней в парке. Эти совместные прогулки были для него самым большим удовольствием в первые два года после женитьбы, когда сознание, что весь Лондон смотрит на него, обладателя этой очаровательной женщины, наполняло его сердце великой, хотя и затаенной гордостью. Сколько раз он сидел с ней рядом, безукоризненно одетый, в светло-серых перчатках, с легкий, надменной улыбкой на губах, и кивал знакомым, изредка приподнимая цилиндр!
His light grey gloves were still on his hands, and on his lips his smile sardonic, but where the feeling in his heart?	Остались светло-серые перчатки, осталась презрительная улыбка на губах, но что теперь у него на сердце?
The seats were emptying fast, but still he kept her there, silent and pale, as though to work out a secret punishment. Once or twice he made some comment, and she bent her head, or answered "Yes" with a tired smile.	Стулья быстро пустели, но Сомс не уходил, словно заставляя Ирэн вытерпеть наказание. Раза два он заговаривал с ней, и она наклоняла голову или с усталой улыбкой отвечала "да".
Along the rails a man was walking so fast that people stared after him when he passed.	Вдоль ограды шел какой-то человек; он шагал так быстро, что прохожие оборачивались и смотрели ему вслед.
"Look at that ass!" said Soames; "he must be mad to walk like that in this heat!"	- Посмотри на этого болвана! - сказал Сомс. - Бежит сломя голову по такой жаре!
He turned; Irene had made a rapid movement.	Ирэн быстро повернулась в ту сторону; он взглянул на нее.
"Hallo!" he said: "it's our friend the Buccaneer!"	- А! - сказал Сомс. - Это наш приятель "пират"!
And he sat still, with his sneering smile, conscious that Irene was sitting still, and smiling too.	И он сидел не двигаясь и насмешливо улыбался, чувствуя, что Ирэн тоже затихла и тоже улыбается.
"Will she bow to him?" he thought.	"Поздоровается она с ним или нет?" - думал Сомс.
But she made no sign.	Но Ирэн не поздоровалась.
Bosinney reached the end of the rails, and came walking back amongst the chairs, quartering his ground like a pointer. When he saw them he stopped dead, and raised his hat.	Босини дошел до ограды и повернул назад, пробираясь между стульями, точно пойнтер по следу. Увидев их, он остановился как вкопанный и приподнял шляпу.
The smile never left Soames' face; he also took off his hat.	Улыбка не сходила с лица Сомса; он тоже снял цилиндр.
Bosinney came up, looking exhausted, like a man after hard physical exercise; the sweat stood in drops on his brow, and Soames' smile seemed to say: "You've had a trying time, my friend ....	Босини подошел к ним, вид у него был совершенно измученный, как у человека, уставшего после тяжелого физического напряжения; пот каплями выступил на лбу, и улыбка Сомса, казалось, говорила: "Трудно тебе пришлось, любезный!.."
What are you doing in the Park?" he asked. "We thought you despised such frivolity!"	- И вы тоже в парке? - спросил Сомс. - А мы думали, что вы презираете такое легкомысленное времяпрепровождение!
Bosinney did not seem to hear; he made his answer to Irene:	Босини, казалось, ничего не слышал; его ответ предназначался Ирэн:
"I've been round to your place; I hoped I should find you in."	- Я заходил к вам; думал застать вас дома.
Somebody tapped Soames on the back, and spoke to him; and in the exchange of those platitudes over his shoulder, he missed her answer, and took a resolution.	Кто-то сзади окликнул Сомса и заговорил с ним; обмениваясь со знакомым ничего не значащими словами. Сомс не расслышал ее ответа, и в голове у него созрело решение.
"We're just going in," he said to Bosinney; "you'd better come back to dinner with us."	- Мы идем домой, - сказал он Босини, - пойдемте с нами, пообедаем вместе.
Into that invitation he put a strange bravado, a stranger pathos: "You, can't deceive me," his look and voice seemed saying, "but see--I trust you--I'm not afraid of you!"	В его словах была какая-то бравада, какой-то странный пафос. "Вы не обманете меня, - говорил его взгляд и голос, - смотрите, я доверяю вам, я не боюсь!"
They started back to Montpellier Square together, Irene between them. In the crowded streets Soames went on in front. He did not listen to their conversation; the strange resolution of trustfulness he had taken seemed to animate even his secret conduct. Like a gambler, he said to himself: 'It's a card I dare not throw away--I must play it for what it's worth. I have not too many chances.'	Они отправились втроем на Монпелье-сквер, Ирэн шла посредине. На людных улицах Сомс шагал впереди. Он не прислушивался к их разговору; внезапно принятое решение довериться им овладело всеми его мыслями. Как игрок, он повторял себе: "Я не могу отбросить эту карту - надо сыграть и на нее. У меня не так уж много шансов".
He dressed slowly, heard her leave her room and go downstairs, and, for full five minutes after, dawdled about in his dressing- room. Then he went down, purposely shutting the door loudly to show that he was coming. He found them standing by the hearth, perhaps talking, perhaps not; he could not say.	Сомс торопливо переоделся, услышал, как Ирэн вышла и спустилась по лестнице, и после этого еще целых пять минут помедлил у себя в комнате. Затем он сошел вниз, нарочно хлопнув дверью, чтобы предупредить их. Они стояли у камина, кажется, разговаривали, а может быть, и нет; он не разобрал.
He played his part out in the farce, the long evening through-- his manner to his guest more friendly than it had ever been before; and when at last Bosinney went, he said:	Весь долгий вечер Сомс разыгрывал свою роль в этом фарсе - в его обращении с гостем дружелюбия было даже больше, чем обычно; и когда, наконец, Босини поднялся, он сказал:
"You must come again soon; Irene likes to have you to talk about the house!"	- Заходите почаще, Ирэн любит поговорить с вами о постройке!
Again his voice had the strange bravado and the stranger pathos; but his hand was cold as ice.	И опять в его голосе прозвучала какая-то бравада, какой-то странный пафос; но рука его была холодна как лед.
Loyal to his resolution, he turned away from their parting, turned away from his wife as she stood under the hanging lamp to say good-night--away from the sight of her golden head shining so under the light, of her smiling mournful lips; away from the sight of Bosinney's eyes looking at her, so like a dog's looking at its master.	Верный своему решению, он отвернулся, чтобы не видеть их прощания, отвернулся, чтобы не видеть жены, не видеть ее волос, отливающих золотом при свете висячей лампы, ее скорбных улыбающихся губ, не видеть глаз Босини, который смотрел на нее, как смотрит собака на своего хозяина.
And he went to bed with the certainty that Bosinney was in love with his wife.	И Сомс лег спать в полной уверенности, что Босини влюблен в его жену.
The summer night was hot, so hot and still that through every opened window came in but hotter air. For long hours he lay listening to her breathing.	Ночью было душно, так душно и тихо, что даже из окон, открытых настежь, шла духота. Он долго лежал, прислушиваясь к ее дыханию.
She could sleep, but he must lie awake. And, lying awake, he hardened himself to play the part of the serene and trusting husband.	Вот она может спать, а он лежит не смыкая глаз. И, лежа без сна. Сомс твердо решил играть роль спокойного, доверчивого супруга.
In the small hours he slipped out of bed, and passing into his dressing-room, leaned by the open window.	Перед рассветом он тихо встал и, пройдя в соседнюю комнату, остановился у открытого окна.
He could hardly breathe.	Ему нечем было дышать.
A night four years ago came back to him--the night but one before his marriage; as hot and stifling as this.	Он вспомнил ночь четыре года назад - ночь накануне свадьбы, такую же душную и жаркую.
He remembered how he had lain in a long cane chair in the window of his sitting-room off Victoria Street. Down below in a side street a man had banged at a door, a woman had cried out; he remembered, as though it were now, the sound of the scuffle, the slam of the door, the dead silence that followed. And then the early water-cart, cleansing the reek of the streets, had approached through the strange-seeming, useless lamp-light; he seemed to hear again its rumble, nearer and nearer, till it passed and slowly died away.	Он лежал тогда в кресле у окна своей гостиной на Виктория-стрит. В соседнем переулке кто-то с грохотом ломился в дверь, вскрикнула женщина; он помнил, как будто это случилось совсем недавно, драку, стук захлопнутой двери, мертвую тишину, наступившую вслед за тем. А потом в призрачном, уже не нужном свете уличных фонарей появился поливальщик улиц со своей тележкой; Сомсу казалось, что он опять слышит ее грохот - все ближе и ближе; вот тележка проехала, и звуки постепенно замерли вдали.
He leaned far out of the dressing-room window over the little court below, and saw the first light spread. The outlines of dark walls and roofs were blurred for a moment, then came out sharper than before.	Он высунулся из окна, выходившего во дворик, и увидел первые рассветные лучи. На мгновение контуры стен и крыши расплылись, затем выступили снова уже более четко.
He remembered how that other night he had watched the lamps paling all the length of Victoria Street; how he had hurried on his clothes and gone down into the street, down past houses and squares, to the street where she was staying, and there had stood and looked at the front of the little house, as still and grey as the face of a dead man.	Он вспомнил, как фонари заливали бледным светом всю Виктория-стрит; вспомнил, как он торопливо оделся и вышел, миновал дома и сквер и, очутившись на той улице, где жила она, остановился, глядя на маленький дом - тихий, посеревший, как лицо мертвеца.
And suddenly it shot through his mind; like a sick man's fancy: What's he doing?--that fellow who haunts me, who was here this evening, who's in love with my wife--prowling out there, perhaps, looking for her as I know he was looking for her this afternoon; watching my house now, for all I can tell!	И вдруг, как бред в мозгу больного, перед ним пронеслась мысль: "А что делает он - этот человек, который не дает мне покоя, который был здесь сегодня вечером, который влюблен в мою жену; может быть, бродит там на улице, ищет ее, как искал сегодня днем; может быть, не спускает глаз с моего дома?"
He stole across the landing to the front of the house, stealthily drew aside a blind, and raised a window.	Он прокрался через площадку лестницы, осторожно отодвинул штору и растворил окно.
The grey light clung about the trees of the square, as though Night, like a great downy moth, had brushed them with her wings. The lamps were still alight, all pale, but not a soul stirred--no living thing in sight	Сероватая мгла окутывала деревья в сквере, словно ночь, как большая пушистая бабочка, пролетая, задела их крыльями. Фонари все еще горели бледным светом, но на улице было пустынно, ни живой души кругом!
Yet suddenly, very faint, far off in the deathly stillness, he heard a cry writhing, like the voice of some wandering soul barred out of heaven, and crying for its happiness. There it was again--again! Soames shut the window, shuddering.	И вдруг в мертвой тишине откуда-то издали, еле слышный, донесся крик, взметнувшийся, словно голос чьей-то души, изгнанной из рая и тоскующей о своем счастье. Вот опять, опять! Сомс вздрогнул и затворил окно.
Then he thought: 'Ah! it's only the peacocks, across the water.'	И вспомнил: "А! Это павлины кричат в парке".

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты