The man of property/Собственник (часть вторая)

CHAPTER VI OLD JOLYON AT THE ZOO/СТАРЫЙ ДЖОЛИОН В ЗООЛОГИЧЕСКОМ САДУ

English	Русский
Old Jolyon disposed of his second Meeting--an ordinary Board-- summarily. He was so dictatorial that his fellow directors were left in cabal over the increasing domineeringness of old Forsyte, which they were far from intending to stand much longer, they said.	Со вторым совещанием старый Джолион покончил быстро - присутствовали только члены правления. Он держался таким диктатором, что после его ухода все взбунтовались против самоуправства старика Форсайта, которого, как было сказано, просто нет сил сносить дальше.
He went out by Undergound to Portland Road Station, whence he took a cab and drove to the Zoo.	Старый Джолион проехал подземной дорогой до остановки на Портлэнд-Род и оттуда нанял кэб до Зоологического сада.
He had an assignation there, one of those assignations that had lately been growing more frequent, to which his increasing uneasiness about June and the 'change in her,' as he expressed it, was driving him.	Там у него было назначено свидание, одно из тех свиданий, которые за последнее время назначались все чаще и чаще и на которые его толкало беспокойство по поводу Джун и "перемены в ней", как он выражался.
She buried herself away, and was growing thin; if he spoke to her he got no answer, or had his head snapped off, or she looked as if she would burst into tears. She was as changed as she could be, all through this Bosinney. As for telling him about anything, not a bit of it!	Она пряталась, заметно худела; если он задавал какой-нибудь вопрос, она отмалчивалась, или отвечала резко, или готова была разрыдаться. Она невероятно изменилась, и все из-за этого Босини. Хоть бы рассказала, что с ней творится, - да нет, куда там!
And he would sit for long spells brooding, his paper unread before him, a cigar extinct between his lips. She had been such a companion to him ever since she was three years old! And he loved her so!	И дома он не раз сидел в тяжелом раздумье за непрочитанной газетой, зажав в зубах потухшую сигару. Каким товарищем она была для него еще трехлетней крошкой! И как он любил ее!
Forces regardless of family or class or custom were beating down his guard; impending events over which he had no control threw their shadows on his head. The irritation of one accustomed to have his way was, roused against he knew not what.	Силы, не считавшиеся ни с семьей, ни с классом, ни с обычаями, врывались в его жизнь; надвигавшиеся события, отвратить которые он был не властен, отбрасывали тень на его голову. И в старом Джолионе, привыкшем все делать по-своему, закипал гнев - он и сам не знал против кого.
Chafing at the slowness of his cab, he reached the Zoo door; but, with his sunny instinct for seizing the good of each moment, he forgot his vexation as he walked towards the tryst.	Досадуя на медленную езду, старый Джолион добрался наконец до ворот сада; и здоровый инстинкт, позволявший ему находить радость везде, где был хоть малейший намек на нее, прогнал его раздражение, пока он шел к условленному месту встречи.
From the stone terrace above the bear-pit his son and his two grandchildren came hastening down when they saw old Jolyon coming, and led him away towards the lion-house. They supported him on either side, holding one to each of his hands,--whilst Jolly, perverse like his father, carried his grandfather's umbrella in such a way as to catch people's legs with the crutch of the handle.	Увидев старого Джолиона с каменной террасы, окружавшей ров с медведями, сын и внучата заторопились ему навстречу и повели его ко львам. Малыши прильнули к деду с обеих сторон, взяли его за руки, причем Джолли испорченный мальчишка, весь в отца - волочил дедушкин зонтик по земле с таким расчетом, чтобы цеплять прохожих за ноги ручкой.
Young Jolyon followed.	Молодой Джолион шел сзади.
It was as good as a play to see his father with the children, but such a play as brings smiles with tears behind. An old man and two small children walking together can be seen at any hour of the day; but the sight of old Jolyon, with Jolly and Holly seemed to young Jolyon a special peep-show of the things that lie at the bottom of our hearts. The complete surrender of that erect old figure to those little figures on either hand was too poignantly tender, and, being a man of an habitual reflex action, young Jolyon swore softly under his breath. The show affected him in a way unbecoming to a Forsyte, who is nothing if not undemonstrative.	Забавно было видеть отца и детей вместе, но это забавное зрелище вызывало у него улыбку сквозь слезы. Старик, гуляющий с двумя маленькими детьми, не такая уж редкость; однако молодому Джолиону казалось, что, глядя на отца в обществе Джолли и Холли, он проникает взором в то сокровенное, что таится в глубине наших сердец. Полная покорность, с которой старик отдавал всего себя этим малышам, уцепившим его за руки, была так трогательна, что молодой Джолион, быстро реагировавший на все явления жизни, шел сзади, бормоча себе под нос какие-то весьма выразительные словечки. Это зрелище подействовало на него так, как оно не могло бы подействовать на истого Форсайта, которого можно обвинить в чем угодно, только не в экспансивности.
Thus they reached the lion-house.	Так они дошли до клетки со львами.
There had been a morning fete at the Botanical Gardens, and a large number of Forsy...'--that is, of well-dressed people who kept carriages had brought them on to the Zoo, so as to have more, if possible, for their money, before going back to Rutland Gate or Bryanston Square.	В тот день в Ботаническом саду было праздничное гулянье, и множество Форс... то есть хорошо одетых людей, которые держат собственные выезды, заполнило и Зоологический сад, чтобы как можно больше насмотреться всего за собственные деньги, прежде чем уехать обратно на Рэтленд-Гейт или Брайанстон-сквер.
"Let's go on to the Zoo," they had said to each other; "it'll be great fun!"	- Давайте заедем в Зоологический! - говорили они друг другу. - Там очень забавно!
It was a shilling day; and there would not be all those horrid common people.	Вход стоил шиллинг, значит простого народа там не бывало.
In front of the long line of cages they were collected in rows, watching the tawny, ravenous beasts behind the bars await their only pleasure of the four-and-twenty hours. The hungrier the beast, the greater the fascination. But whether because the spectators envied his appetite, or, more humanely, because it was so soon to be satisfied, young Jolyon could not tell. Remarks kept falling on his ears: "That's a nasty-looking brute, that tiger!" "Oh, what a love! Look at his little mouth!" "Yes, he's rather nice! Don't go too near, mother."	Они выстроились перед длинным рядом клеток и смотрели, как кровожадные рыжие звери мечутся за решеткой в ожидании единственного удовольствия, выпадающего им за сутки. Чем голоднее зверь, тем интереснее. Но почему это зрелище привлекало их - потому ли, что они завидовали такому аппетиту или проявляли более гуманные чувства и радовались, глядя, как быстро звери утоляют голод, - молодой Джолион не знал. До его слуха доносились обрывки разговоров: "Какой страшный тигр!" - "Ну что за прелесть! Посмотри, какой у него ротик". - "Да, славный зверь! Мама, не подходи так близко!"
And frequently, with little pats, one or another would clap their hands to their pockets behind and look round, as though expecting young Jolyon or some disinterested-looking person to relieve them of the contents.	И время от времени то один, то другой оглядывался по сторонам и похлопывал себя легонько по карманам, словно опасаясь, - как бы молодой Джолион или кто-нибудь еще не покусился на их содержимое, предварительно напустив на себя безразличный вид.
A well-fed man in a white waistcoat said slowly through his teeth:	Какой-то толстяк в белом жилете процедил сквозь зубы:
"It's all greed; they can't be hungry. Why, they take no exercise."	- Жадность - и больше ничего, не голодные же они в самом деле: сидят без движения.
At these words a tiger snatched a piece of bleeding liver, and the fat man laughed. His wife, in a Paris model frock and gold nose-nippers, reproved him:	В это время тигр схватил кусок кровавой печенки, и толстяк рассмеялся. Его жена в нарядном парижском туалете и с пенсне с золотой оправой возмутилась:
"How can you laugh, Harry? Such a horrid sight!"	- Что тут смешного, Гарри! Ужасное зрелище!
Young Jolyon frowned.	Молодой Джолион нахмурился.
The circumstances of his life, though he had ceased to take a too personal view of them, had left him subject to an intermittent contempt; and the class to which he had belonged--the carriage class--especially excited his sarcasm.	Обстоятельства его жизни - правда, теперь он смотрел на них уже с большим хладнокровием - сплошь и рядом вызывали у него вспышки презрения к окружающим; и свой сарказм молодой Джолион чаще всего изливал на представителей одного с ним класса - класса, который держит собственные выезды.
To shut up a lion or tiger in confinement was surely a horrible barbarity. But no cultivated person would admit this.	Засадить льва или тигра в клетку - самое настоящее варварство. Однако ни один цивилизованный человек не признает этого.
The idea of its being barbarous to confine wild animals had probably never even occurred to his father for instance; he belonged to the old school, who considered it at once humanizing and educational to confine baboons and panthers, holding the view, no doubt, that in course of time they might induce these creatures not so unreasonably to die of misery and heart- sickness. against the bars of their cages, and put the society to the expense of getting others! In his eyes, as in the eyes of all Forsytes, the pleasure of seeing these beautiful creatures in a state of captivity far outweighed the inconvenience of imprisonment to beasts whom God had so improvidently placed in a state of freedom! It was for the animals good, removing them at once from the countless dangers of open air and exercise, and enabling them to exercise their functions in the guaranteed seclusion of a private compartment! Indeed, it was doubtful what wild animals were made for but to be shut up in cages!	Отцу, например, вряд ли когда приходило в голову, что держать диких зверей за решеткой - варварство; он принадлежал к старой школе, считавшей, что павианы и пантеры, посаженные в клетку, являют собой весьма возвышенное и поучительное зрелище, вдобавок животные эти могут умереть от тоски и горя и заставить общество позаботиться о покупке новых зверей. В глазах отца, как и в глазах всех Форсайтов, удовольствие, которое они испытывали, глядя на прекрасных животных, сидевших в заточении, перевешивало все неудобства этого заточения для самих животных, коим бог столь неосмотрительно повелел жить на свободе. Им же самим лучше - клетка оберегает от бесчисленных опасностей, что подстерегают их на воле, дает возможность спокойно существовать в надежном, отгороженном от остального мира уголке! Да и вообще сомнительно, чтобы у диких зверей было какое-нибудь другое назначение, кроме как сидеть за решеткой!
But as young Jolyon had in his constitution the elements of impartiality, he reflected that to stigmatize as barbarity that which was merely lack of imagination must be wrong; for none who held these views had been placed in a similar position to the animals they caged, and could not, therefore, be expected to enter into their sensations.	Но так как беспристрастие было не чуждо молодому Джолиону, то он пришел к выводу, что называть варварством то, что есть лишь отсутствие воображения, - несправедливо: ведь никому из них не приходилось очутиться на месте зверя, посаженного в клетку, и напрасно было бы ждать, что эти люди поймут ощущения животного, лишенного свободы.
It was not until they were leaving the gardens--Jolly and Holly in a state of blissful delirium-- that old Jolyon found an opportunity of speaking to his son on the matter next his heart.	Они вышли из сада - Джолли и Холли в состоянии блаженного исступления, - и только тогда старому Джолиону представился случай поговорить с сыном о том, что лежало у него на сердце.
"I don't know what to make of it," he said; "if she's to go on as she's going on now, I can't tell what's to come. I wanted her to see the doctor, but she won't. She's not a bit like me. She's your mother all over. Obstinate as a mule! If she doesn't want to do a thing, she won't, and there's an end of it!"	- Просто теряюсь, - сказал он, - если так будет продолжаться, я не знаю, чем она кончит. Просил ее позвать доктора - не желает. Ничего в ней нет моего. Вся в бабушку. Упряма как мул! Уж если заартачится, так кончено дело!
Young Jolyon smiled; his eyes had wandered to his father's chin. 'A pair of you,' he thought, but he said nothing.	Молодой Джолион улыбнулся; глаза его скользнули по подбородку отца. "Оба хороши!" - подумал он, но промолчал.
"And then," went on old Jolyon, "there's this Bosinney. I should like to punch the fellow's head, but I can't, I suppose, though--I don't see why you shouldn't," he added doubtfully.	- А тут еще этот Босини, - продолжал старый Джолион. - Меня так и подбивает всыпать этому молодчику как следует, но я не могу, а вот почему бы тебе не попробовать? - добавил он с сомнением в голосе.
"What has he done? Far better that it should come to an end, if they don't hit it off!"	- Что же он, собственно, сделал? По-моему, пусть лучше расходятся, если не могут поладить.
Old Jolyon looked at his son. Now they had actually come to discuss a subject connected with the relations between the sexes he felt distrustful. Jo would be sure to hold some loose view or other.	Старый Джолион взглянул на него. Затронув вопрос, касающийся взаимоотношений между полами, он сразу же почувствовал недоверие к сыну. Джо, наверное, придерживается на этот счет весьма сомнительных взглядов.
"Well, I don't know what you think," he said; "I dare say your sympathy's with him--shouldn't be surprised; but I think he's behaving precious badly, and if he comes my way I shall tell him so."	- Не знаю, как ты на это смотришь, - сказал он. - Мне кажется, ты становишься на его сторону. Что ж, это не удивительно, но я считаю, что Босини ведет себя безобразно, и если он попадется мне когда-нибудь, я ему так и скажу.
He dropped the subject.	Старый Джолион замолчал.
It was impossible to discuss with his son the true nature and meaning of Bosinney's defection. Had not his son done the very same thing (worse, if possible) fifteen years ago? There seemed no end to the consequences of that piece of folly.	Невозможно обсуждать с сыном всю недопустимость поведения Босини. Разве сам он не совершил такого же (даже худшего) поступка пятнадцать лет назад? И последствиям этого безумия не видно конца!
Young Jolyon also was silent; he had quickly penetrated his father's thought, for, dethroned from the high seat of an obvious and uncomplicated view of things, he had become both perceptive and subtle.	Молодой Джолион тоже молчал; он сразу же понял мысли отца, так как, будучи свергнутым с тех высот, откуда все кажется слишком простым и очевидным, он поневоле приобрел проницательность и чуткость.
The attitude he had adopted towards sexual matters fifteen years before, however, was too different from his father's. There was no bridging the gulf.	Его взгляды на вопросы пола, сложившиеся пятнадцать лет назад, в корне расходились со взглядами отца. Этой пропасти не перешагнешь.
He said coolly:	Он сказал холодно:
"I suppose he's fallen in love with some other woman?"	- Босини, верно, увлекся другой?
Old Jolyon gave him a dubious look:	Старый Джолион недоверчиво посмотрел на него.
"I can't tell," he said; "they say so!"	- Не знаю, - сказал он, - говорят.
"Then, it's probably true," remarked young Jolyon unexpectedly; "and I suppose they've told you who she is?"	- Должно быть, так оно и есть, - неожиданно ответил сын. - Вам, вероятно, сказали, кто она?
"Yes," said old Jolyon, "Soames's wife!"	- Да, - проговорил старый Джолион. - Жена Сомса.
Young Jolyon did not whistle: The circumstances of his own life had rendered him incapable of whistling on such a subject, but he looked at his father, while the ghost of a smile hovered over his face.	Молодой Джолион не свистнул от изумления. Жизнь отучила его свистать в подобных случаях; он посмотрел на отца с еле заметной усмешкой.
If old Jolyon saw, he took no notice.	Может быть, старый Джолион и заметил эту усмешку, но не показал вида.
"She and June were bosom friends!" he muttered.	- Они с Джун были такими друзьями! - пробормотал он.
"Poor little June!" said young Jolyon softly.	- Бедная девочка! - мягко сказал молодой Джолион.
He thought of his daughter still as a babe of three.	В его представлении Джун все еще была трехлетним ребенком.
Old Jolyon came to a sudden halt.	Старый Джолион вдруг остановился.
"I don't believe a word of it," he said, "it's some old woman's tale. Get me a cab, Jo, I'm tired to death!"	- Я не верю ни одному слову в этой истории, - сказал он, - сплетни старых баб! Позови мне кэб, Джо, я смертельно устал!
They stood at a corner to see if an empty cab would come along, while carriage after carriage drove past, bearing Forsytes of all descriptions from the Zoo. The harness, the liveries, the gloss on the horses' coats, shone and glittered in the May sunlight, and each equipage, landau, sociable, barouche, Victoria, or brougham, seemed to roll out proudly from its wheels:	Они остановились на углу, поджидая свободный кэб, а мимо них одна за другой проезжали кареты, уносившие из Зоологического сада Форсайтов всех родов и оттенков. Упряжь, ливреи, начищенные крупы лошадей сверкали и поблескивали на майском солнце, и каждый экипаж, ландо, кабриолет, карета, шарабан, фаэтон, казалось, горделиво отстукивал колесами:
'I and my horses and my men you know,'	Я сам и лошади мои и кучер.
Indeed the whole turn-out have cost a pot.	Да, черт возьми, весь выезд стоит уйму денег,
But we were worth it every penny.	Но деньги плачены не даром. Полюбуйтесь
Look At Master and at Missis now, the dawgs!	На нашего хозяина, хозяйку!
Ease with security--ah! that's the ticket!	Полны достоинства! Вот у кого учиться!
And such, as everyone knows, is fit accompaniment for a perambulating Forsyte.	И эти слова, как известно каждому, служат весьма достойным аккомпанементом к поездкам, которые совершают Форсайты.
Amongst these carriages was a barouche coming at a greater pace than the others, drawn by a pair of bright bay horses. It swung on its high springs, and the four people who filled it seemed rocked as in a cradle.	Один кабриолет, запряженный парой светло-гнедых лошадей, мчался быстрее других. Кузов его подпрыгивал на высоких рессорах, и четверо седоков раскачивались в кабриолете, как в колыбели.
This chariot attracted young Jolyon's attention; and suddenly, on the back seat, he recognised his Uncle James, unmistakable in spite of the increased whiteness of his whiskers; opposite, their backs defended by sunshades, Rachel Forsyte and her elder but married sister, Winifred Dartie, in irreproachable toilettes, had posed their heads haughtily, like two of the birds they had been seeing at the Zoo; while by James' side reclined Dartie, in a brand-new frock-coat buttoned tight and square, with a large expanse of carefully shot linen protruding below each wristband.	Экипаж этот привлек внимание молодого Джолиона; и вдруг в одном из сидевших лицом к лошадям он узнал дядю Джемса. Бакенбарды у дяди поседели еще больше, но не узнать его было невозможно. Напротив с раскрытыми зонтиками в руках, в нарядных туалетах, высокомерно подняв головы, точно те птицы, которых они только что видели в Зоологическом саду, восседали Рэчел Форсайт и ее старшая замужняя сестра Уинифрид Дарти; а рядом с Джемсом, откинувшись на спинку, сидел сам Дарти в новом с иголочки сюртуке, с тщательно выпущенной из-под обшлагов широкой полоской манжет.
An extra, if subdued, sparkle, an added touch of the best gloss or varnish characterized this vehicle, and seemed to distinguish it from all the others, as though by some happy extravagance-- like that which marks out the real 'work of art' from the ordinary 'picture'--it were designated as the typical car, the very throne of Forsytedom.	Неуловимый блеск лежал на этом экипаже; казалось, по нему лишний раз прошлись самой лучшей краской или лаком; он выделялся из всех остальных, словно какая-то чрезвычайно удачная экстравагантная черточка, подобная той, которая отличает настоящее "произведение искусства" от обыкновенной "картины", помогла ему стать символической колесницей Форсайтов - троном, воздвигнутым в их царстве.
Old Jolyon did not see them pass; he was petting poor Holly who was tired, but those in the carriage had taken in the little group; the ladies' heads tilted suddenly, there was a spasmodic screening movement of parasols; James' face protruded naively, like the head of a long bird, his mouth slowly opening. The shield-like rounds of the parasols grew smaller and smaller, and vanished.	Старый Джолион не видел кабриолета: он был занят бедняжкой Холли, уставшей от прогулки, но те, кто сидел в кабриолете, заметили эту маленькую группу; дамы вздернули головы и поспешно загородились зонтиками; Джемс простодушно вытянул шею и стал похож на долговязую птицу; рот его медленно приоткрылся. Круглые щиты-зонтики становились все меньше, меньше и наконец исчезли.
Young Jolyon saw that he had been recognised, even by Winifred, who could not have been more than fifteen when he had forfeited the right to be considered a Forsyte.	Молодой Джолион понял, что его узнала даже Уинифрид, а ей было не больше пятнадцати лет, когда он потерял право называться Форсайтом.
There was not much change in them! He remembered the exact look of their turn-out all that time ago: Horses, men, carriage--all different now, no doubt--but of the precise stamp of fifteen years before; the same neat display, the same nicely calculated arrogance ease with security! The swing exact, the pose of the sunshades exact, exact the spirit of the whole thing.	Они-то мало изменились за это время! Молодой Джолион помнил, как выглядел когда-то их выезд: лошади, кучер, экипаж уже другие, конечно, но на всем лежит тот же отпечаток, что и пятнадцать лет назад; тот же опрятный вид, то же точно выверенное высокомерие - полны достоинства! Как и прежде, покачиваются на рессорах, как и прежде, держат зонтики, прежний дух сквозит во всех мелочах.
And in the sunlight, defended by the haughty shields of parasols, carriage after carriage went by.	А залитые солнцем экипажи катились один за другим, кивая надменными щитами зонтиков.
"Uncle James has just passed, with his female folk," said young Jolyon.	- Вон проехал дядя Джемс со своими дамами, - сказал молодой Джолион.
His father looked black.	Отец помрачнел.
"Did your uncle see us? Yes? Hmph! What's he want, coming down into these parts?"	- Он видел нас? Да? Гм! Что ему здесь понадобилось?
An empty cab drove up at this moment, and old Jolyon stopped it.	В эту минуту показался свободный кэб, и старый Джолион остановил его.
"I shall see you again before long, my boy!" he said. "Don't you go paying any attention to what I've been saying about young Bosinney--I don't believe a word of it!"	- До скорого свидания, мой мальчик! - сказал он. - Не думай о Босини - я не верю ни одному слову в этой истории!
Kissing the children, who tried to detain him, he stepped in and was borne away.	Поцеловав детей, которые не хотели отпускать его, старый Джолион сел в кэб и уехал.
Young Jolyon, who had taken Holly up in his arms, stood motionless at the corner, looking after the cab.	Взяв Холли на руки, молодой Джолион неподвижно стоял на углу и смотрел вслед удаляющемуся экипажу.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты