Краткая коллекция англтекстов

Джон Голсуорси. Сага о Форсайтах

The man of property/Собственник (часть вторая)

CHAPTER V SOAMES AND BOSINNEY CORRESPOND/СОМС И БОСИНИ ПЕРЕПИСЫВАЮТСЯ

English Русский
James said nothing to his son of this visit to the house; but, having occasion to go to Timothy's on morning on a matter connected with a drainage scheme which was being forced by the sanitary authorities on his, brother, he mentioned it there. Джемс ничего не сказал сыну о своей поездке; но, зайдя однажды утром к Тимоти по поводу канализации, которую городские власти заставили провести в доме на Бэйсуотер-Род, он упомянул о постройке в Робин-Хилле.
It was not, he said, a bad house. He could see that a good deal could be made of it. The fellow was clever in his way, though what it was going to cost Soames before it was done with he didn't know. Дом, по словам Джемса, был неплохой. Из него может кое-что получиться. Этот Босини по-своему толковый малый, но во что влетит Сомсу такая постройка, вот в чем вопрос!
Euphemia Forsyte, who happened to be in the room--she had come round to borrow the Rev. Mr. Scoles' last novel, 'Passion and Paregoric', which was having such a vogue--chimed in. Юфимия Форсайт, бывшая тут же, - она приехала к теткам за последним романом достопочтенного мистера Скоулза "Страсть и смирение", который пользовался таким успехом, - вмешалась в разговор:
"I saw Irene yesterday at the Stores; she and Mr. Bosinney were having a nice little chat in the Groceries." - Я видела вчера Ирэн в универсальном магазине; она очень мило разговаривала с мистером Босини в колониальном отделе.
It was thus, simply, that she recorded a scene which had really made a deep and complicated impression on her. She had been hurrying to the silk department of the Church and Commercial Stores--that Institution than which, with its admirable system, admitting only guaranteed persons on a basis of payment before delivery, no emporium can be more highly recommended to Forsytes- -to match a piece of prunella silk for her mother, who was waiting in the carriage outside. Такими невинными, в сущности, словами. Юфимия описала сцену, которая на самом деле произвела на нее глубокое и очень сложное впечатление. Она торопилась в отдел шелковых тканей при магазине церковно-экономического общества - учреждении, идеальная система организации которого, основанная на подборе солидной клиентуры, оплачивающей покупки до получения их на дом, заслуживала всяческого доверия со стороны Форсайтов, - чтобы подобрать шелк для матери, ожидавшей ее в экипаже.
Passing through the Groceries her eye was unpleasantly attracted by the back view of a very beautiful, figure. It was so charmingly proportioned, so balanced, and so well clothed, that Euphemia's instinctive propriety was at once alarmed; such figures, she knew, by intuition rather than experience, were rarely connected with virtue--certainly never in her mind, for her own back was somewhat difficult to fit. Проходя через колониальный отдел, Юфимия с некоторым неудовольствием заметила прекрасную фигуру какой-то дамы, стоявшей спиной к ней. Незнакомка была так идеально сложена, так изящна, так хорошо одета, что Юфимия инстинктивно почувствовала во всем этом какое-то нарушение благопристойности: такая внешность, как подсказывала ей скорее интуиция, чем опыт, редко сочетается с добродетелью - по крайней мере в представлении самой Юфимии, спина которой всегда доставляла много хлопот портнихам.
Her suspicions were fortunately confirmed. A young man coming from the Drugs had snatched off his hat, and was accosting the lady with the unknown back. Ее подозрения оправдались. Молодой человек, появившийся из аптекарского отдела, поспешно снял шляпу и подошел к этой неизвестной даме.
It was then that she saw with whom she had to deal; the lady was undoubtedly Mrs. Soames, the young man Mr. Bosinney. Concealing herself rapidly over the purchase of a box of Tunisian dates, for she was impatient of awkwardly meeting people with parcels in her hands, and at the busy time of the morning, she was quite unintentionally an interested observer of their little interview. И тут Юфимия узнала обоих: дама, несомненно, была миссис Сомс, молодой человек - мистер Босини. Спешно занявшись покупкой тунисских фиников - неудобно же, в самом деле, показываться знакомым нагруженной свертками, да еще в такой ранний час, - Юфимия стала невольной, но весьма заинтересованной свидетельницей их короткой встречи.
Mrs. Soames, usually somewhat pale, had a delightful colour in her cheeks; and Mr. Bosinney's manner was strange, though attractive (she thought him rather a distinguished-looking man, and Georges name for him, 'The Buccaneer--about which there was something romantic--quite charming). He seemed to be pleading. Indeed, they talked so earnestly--or, rather, he talked so earnestly, for Mrs. Soames did not say much--that they caused, inconsiderately, an eddy in the traffic. One nice old General, going towards Cigars, was obliged to step quite out of the way, and chancing to look up and see Mrs. Soames' face, he actually took off his hat, the old fool! So like a man! Лицо миссис Сомс, обычно бледное, покрылось нежным румянцем; мистер Босини держался как-то странно, хотя был очень интересен (Юфимия находила, что у него благородная внешность, а кличка "пират", которой его наградил Джордж, казалась ей чрезвычайно романтичной - просто очаровательной). Босини точно просил о чем-то. Они так увлеклись своим разговором - вернее, Босини увлекся, потому что миссис Сомс больше молчала, что загородили дорогу другим. Какому-то старенькому генералу, пробиравшемуся в табачное отделение, пришлось обойти их, но, взглянув на миссис Сомс, этот старый дуралей снял шляпу! Как это похоже на мужчин!
But it was Mrs. Soames' eyes that worried Euphemia. She never once looked at Mr. Bosinney until he moved on, and then she looked after him. And, oh, that look! Но больше всего заинтриговали Юфимию глаза миссис Сомс. Она ни разу не взглянула на мистера Босини во время разговора, но когда он уходил, посмотрела ему вслед. Боже, какими глазами!
On that look Euphemia had spent much anxious thought. It is not too much to say that it had hurt her with its dark, lingering softness, for all the world as though the woman wanted to drag him back, and unsay something she had been saying. Взгляд Ирэн Юфимия долго не могла забыть. Не будет преувеличением, если мы скажем, что ее поразили тоска и нежность, светившиеся в этих глазах, словно она хотела вернуть его и взять обратно свои слова.
Ah, well, she had had no time to go deeply into the matter just then, with that prunella silk on her hands; but she was 'very intriguee--very! She had just nodded to Mrs. Soames, to show her that she had seen; and, as she confided, in talking it over afterwards, to her chum Francie (Roger's daughter), "Didn't she look caught out just? ...." Впрочем, где уж тут заниматься наблюдениями, когда надо идти покупать шелк, но Юфимия была "ужасно заинтригована, ужасно!" Юфимия кивнула миссис Сомс, чтобы та знала, что ее видели; и, рассказывая после об этой встрече своей приятельнице Фрэнси (дочери Роджера), добавила: "Она так смутилась!.."
James, most averse at the first blush to accepting any news confirmatory of his own poignant suspicions, took her up at once. Джемс, не хотевший сразу же поверить в это новое доказательство правильности своих опасений, прервал Юфимию:
"Oh" he said, "they'd be after wall-papers no doubt." - Они, вероятно, выбирали обои.
Euphemia smiled. Юфимия улыбнулась.
"In the Groceries?" she said softly; and, taking 'Passion and Paregoric' from the table, added: "And so you'll lend me this, dear Auntie? Good-bye!" and went away. - В колониальном отделе? - мягко сказала она и, взяв со стола книгу, спросила: - Значит, вы разрешаете почитать ее, тетечка? До свидания! - и вышла из комнаты.
James left almost immediately after; he was late as it was. Джемс встал почти следом за ней; он и так засиделся.
When he reached the office of Forsyte, Bustard and Forsyte, he found Soames, sitting in his revolving, chair, drawing up a defence. The latter greeted his father with a curt good-morning, and, taking an envelope from his pocket, said: Зайдя в контору "Форсайт, Бастард и Форсайт", он застал сына за составлением протеста по судебному делу. Сомс сдержанно поздоровался с отцом и, вынув из кармана письмо, сказал:
"It may interest you to look through this." - Посмотрите, вас это должно заинтересовать.
James read as follows: Джемс прочел следующее:
309D, SLOANE STREET, "Слоун-стрит, 309Д.
May 15. 15 мая.
'DEAR FORSYTE, Дорогой Форсайт!
'The construction of your house being now completed, my duties as architect have come to an end. If I am to go on with the business of decoration, which at your request I undertook, I should like you to clearly understand that I must have a free hand. Постройка Вашего дома закончена, и я считаю свои обязанности выполненными. Но прежде чем продолжать внутреннюю отделку, которую я взял на себя по Вашей просьбе, мне бы хотелось предупредить Вас, что я согласен работать только в том случае, если мне будет предоставлена полная свобода действий.
'You never come down without suggesting something that goes counter to my scheme. I have here three letters from you, each of which recommends an article I should never dream of putting in. I had your father here yesterday afternoon, who made further valuable suggestions. Приезжая на стройку. Вы всякий раз привозите с собой новые предложения, которые идут вразрез с моими планами. У меня имеются три Ваших письма, в каждом из них Вы настаиваете на какой-нибудь детали, которая мне самому и в голову бы не пришла. Вчера днем на постройку приезжал Ваш отец и сделал целый ряд не менее ценных замечаний.
'Please make up your mind, therefore, whether you want me to decorate for you, or to retire which on the whole I should prefer to do. Я еще раз прошу Вас обдумать, намерены ли Вы поручить мне отделку дома или нет. Что касается меня, то я предпочел бы последнее.
'But understand that, if I decorate, I decorate alone, without interference of any sort. Но имейте в виду, что, взяв на себя эту работу, я буду действовать совершенно самостоятельно и не потерплю никакого вмешательства.
If I do the thing, I will do it thoroughly, but I must have a free hand. Если я возьмусь за дело, я выполню его как следует, но мне нужна полная свобода действий.
'Yours truly, Готовый к услугам
'PHILIP BOSINNEY.' Филип Босини".
The exact and immediate cause of this letter cannot, of course, be told, though it is not improbable that Bosinney may have been moved by some sudden revolt against his position towards Soames-- that eternal position of Art towards Property--which is so admirably summed up, on the back of the most indispensable of modern appliances, in a sentence comparable to the very finest in Tacitus: Трудно сказать, почему Босини написал такое письмо, - не исключена возможность, что одним из поводов был протест, внезапно вспыхнувший в нем против взаимоотношений с Сомсом - извечных взаимоотношений между Искусством и Собственностью, выраженных на многих необходимейших приспособлениях нашего века с предельным лаконизмом, который не уступит лаконизму лучших строк Тацита:
THOS. T. SORROW, Inventor. BERT M. PADLAND, Proprietor. Томас Т. Сорроу, изобретатель, Берт. М. Пэдленд. владелец изобретения.
"What are you going to say to him?" James asked. - Что же ты думаешь ответить? - спросил Джемс.
Soames did not even turn his head. Сомс даже не повернул головы.
"I haven't made up my mind," he said, and went on with his defence. - Я еще не решил, - сказал он и снова занялся составлением протеста.
A client of his, having put some buildings on a piece of ground that did not belong to him, had been suddenly and most irritat- ingly warned to take them off again. After carefully going into the facts, however, Soames had seen his way to advise that his client had what was known as a title by possession, and that, though undoubtedly the ground did not belong to him, he was entitled to keep it, and had better do so; and he was now following up this advice by taking steps to--as the sailors say-- 'make it so.' Один из его клиентов застроил чужой участок и совершенно неожиданно получил неприятное уведомление о необходимости снести все постройки. Внимательно изучив обстоятельства дела. Сомс, однако, усмотрел за своим клиентом так называемое право добросовестного владения, и хотя участок, несомненно, принадлежал кому-то другому, застройщик имел все основания не выпускать его из рук и должен был этими основаниями воспользоваться; и, дав такой совет, Сомс следовал теперь морской команде: "Так держать".
He had a distinct reputation for sound advice; people saying of him: "Go to young Forsyte--a long-headed fellow!" and he prized this reputation highly. Дельные указания Сомса создали ему прекрасную репутацию; о нем говорили: "Обратитесь к молодому Форсайту - толковый малый!" И Сомс ценил такую репутацию превыше всего.
His natural taciturnity was in his favour; nothing could be more calculated to give people, especially people with property (Soames had no other clients), the impression that he was a safe man. And he was safe. Tradition, habit, education, inherited aptitude, native caution, all joined to form a solid professional honesty, superior to temptation--from the very fact that it was built on an innate avoidance of risk. How could he fall, when his soul abhorred circumstances which render a fall possible--a man cannot fall off the floor! Природная молчаливость чрезвычайно помогала ему; ничто другое не могло в такой же степени внушить клиентам, в особенности клиентам состоятельным (а других у Сомса не было), абсолютной уверенности, что они имеют дело с надежным человеком. Да он и был надежный. Традиции, привычки, воспитание, унаследованные склонности, природная осторожность - все это вместе складывалось в профессиональную честность, не поддающуюся никаким соблазнам уже по одному тому, что в основе ее лежало врожденное отвращение к риску. Как мог он пасть, если душа его восставала против всего того, что ведет к падению! Человек, стоящий обеими ногами на полу, не может упасть.
And those countless Forsytes, who, in the course of innumerable transactions concerned with property of all sorts (from wives to water rights), had occasion for the services of a safe man, found it both reposeful and profitable to confide in Soames. That slight superciliousness of his, combined with an air of mousing amongst precedents, was in his favour too--a man would not be supercilious unless he knew! И все те бесчисленные Форсайты, которым приходилось пользоваться услугами надежного человека для ведения нескончаемых дел, касающихся того или иного вида собственности (начиная с жен и кончая правом пользования водными источниками), находили, что обращаться к Сомсу можно без всякого риска и с выгодой для себя. Надменный вид и умение выискивать всевозможные прецеденты тоже шли ему на пользу - ни с того, ни с сего человек не станет держаться так надменно!
He was really at the head of the business, for though James still came nearly every day to, see for himself, he did little now but sit in his chair, twist his legs, slightly confuse things already decided, and presently go away again, and the other partner, Bustard, was a poor thing, who did a great deal of work, but whose opinion was never taken. Сомс был фактически главой фирмы, хотя Джемс до сих пор чуть ли не ежедневно заходил в контору убедиться собственными глазами, все ли тут в порядке; правда, выражалось это в том, что он садился в кресло, скрестив под столом ноги, слегка путал уже решенные вопросы и вскоре уходил; на третьего же компаньона - Бастарда, человека ничтожного, взваливали груду дел, но с мнением его никогда не считались.
So Soames went steadily on with his defence. Yet it would be idle to say that his mind was at ease. He was suffering from a sense of impending trouble, that had haunted him for some time past. He tried to think it physical--a condition of his liver-- but knew that it was not. Итак, Сомс упорно работал над составлением протеста. Однако из этого не следует, что он был совершенно спокоен. Вот уже сколько дней его мучило предчувствие неминуемой беды. Он пытался объяснить свое состояние нездоровьем - печень пошаливает, - но знал, что это неправда.
He looked at his watch. In a quarter of an hour he was due at the General Meeting of the New Colliery Company--one of Uncle Jolyon's concerns; he should see Uncle Jolyon there, and say something to him about Bosinney--he had not made up his mind what, but something--in any case he should not answer this letter until he had seen Uncle Jolyon. He got up and methodically put away the draft of his defence. Going into a dark little cupboard, he turned up the light, washed his hands with a piece of brown Windsor soap, and dried them on a roller towel. Then he brushed his hair, paying strict attention to the parting, turned down the light, took his hat, and saying he would be back at half-past two, stepped into the Poultry. Сомс посмотрел на часы. Через пятнадцать минут надо быть на общем собрании акционеров "Новой угольной компании", возглавляемой дядей Джолионом; там он увидится с дядей и поговорит относительно Босини; что именно будет сказано, Сомс еще не решил, но во всяком случае до разговора с дядей Джолионом он не станет отвечать на это письмо. Сомс встал и спрятал черновик протеста в ящик стола. Пройдя в маленькую темную уборную, он зажег свет, вымыл руки коричневым виндзорским мылом и насухо вытер их полотенцем. Затем причесал волосы, стараясь не спутать пробора, потушил свет, взял шляпу и, сказав, что вернется к половине третьего, вышел на Полтри.
It was not far to the Offices of the New Colliery Company in Ironmonger Lane, where, and not at the Cannon Street Hotel, in accordance with the more ambitious practice of other companies, the General Meeting was always held. Old Jolyon had from the first set his face against the Press. What business--he said-- had the Public with his concerns! До конторы "Новой угольной компании" было недалеко: она находилась на Айронмонгер-Лейн. Там, - а не в "Кэннон-стрит отеле", облюбованном другими компаниями, ставившими дело на более широкую ногу, - и происходили общие собрания пайщиков "Новой угольной". Старый Джолион с самого начала взбунтовался против репортеров. Какое кому дело до его компаний, говорил он.
Soames arrived on the stroke of time, and took his seat alongside the Board, who, in a row, each Director behind his own ink-pot, faced their Shareholders. Сомс пришел минута в минуту и занял свое место среди членов правления, сидевших в ряд против акционеров, каждый за своей чернильницей.
In the centre of this row old Jolyon, conspicuous in his black, tightly-buttoned frock-coat and his white moustaches, was leaning back with finger tips crossed on a copy of the Directors' report and accounts. В самом центре ряда бросались в глаза черный наглухо застегнутый сюртук и седые усы старого Джолиона, который сидел, откинувшись на спинку кресла и сомкнув кончики пальцев над отчетом правления.
On his right hand, always a little larger than life, sat the Secretary, 'Down-by-the-starn' Hemmings; an all-too-sad sadness beaming in his fine eyes; his iron-grey beard, in mourning like the rest of him, giving the feeling of an all-too-black tie behind it. По правую руку от Джолиона восседал всегда казавшийся чуточку неправдоподобным секретарь Хэммингс-Похоронное Бюро; в его красивых глазах светилась глубокая-преглубокая печаль; за седеющей бородой, траурной, как и весь Хэммингс, угадывалось присутствие черного-пречерного галстука.
The occasion indeed was a melancholy one, only six weeks having elapsed since that telegram had come from Scorrier, the mining expert, on a private mission to the Mines, informing them that Pippin, their Superintendent, had committed suicide in endeavouring, after his extraordinary two years' silence, to write a letter to his Board. That letter was on the table now; it would be read to the Shareholders, who would of course be put into possession of all the facts. Повод для созыва собрания был действительно печальный: не прошло и шести недель с тех пор, как эксперт Скорьер, уехавший на рудники со специальным заданием, прислал телеграмму, извещавшую "Новую угольную" о том, что управляющий рудниками Пиппин покончил жизнь самоубийством, собравшись после двухлетнего молчания написать письмо в Лондон. Письмо это лежало сейчас на столе; его зачитают акционерам, которые безусловно должны быть посвящены во все обстоятельства дела.
Hemmings had often said to Soames, standing with his coat-tails divided before the fireplace: Стоя спиной к камину и раздвинув фалды сюртука, Хэммингс не раз говорил Сомсу:
"What our Shareholders don't know about our affairs isn't worth knowing. You may take that from me, Mr. Soames." - То, чего наши акционеры не знают, и не стоит знать. Поверьте мне, мистер Сомс.
On one occasion, old Jolyon being present, Soames recollected a little unpleasantness. His uncle had looked up sharply and said: Сомс вспомнил, как во время одного из таких разговоров, при котором присутствовал старый Джолион, произошла маленькая неприятность. Дядя сердито взглянул на секретаря и сказал:
"Don't talk nonsense, Hemmings! You mean that what they do know isn't worth knowing!" - Не говорите глупостей, Хэммингс! Не стоит знать то, что они знают, - вы, вероятно, это и хотели сказать!
Old Jolyon detested humbug. Старый Джолион не любил слушать вздор.
Hemmings, angry-eyed, and wearing a smile like that of a trained poodle, had replied in an outburst of artificial applause: Злобно сверкнув глазами и заулыбавшись, как дрессированный пудель, Хэммингс разразился нарочито бурными аплодисментами и ответил:
"Come, now, that's good, sir--that's very good. Your uncle will have his joke!" - Вот это я понимаю! Хорошо сказано, сэр, прекрасно сказано. Ваш дядя, мистер Сомс, не упустит случая сострить!
The next time he had seen Soames: he had taken the opportunity of saying to him: В следующую встречу с Сомсом он воспользовался, первой свободной минутой, чтобы сказать:
"The chairman's getting very old!--I can't get him to understand things; and he's so wilful--but what can you expect, with a chin like his?" - Наш председатель сильно постарел за последнее время - трудно с ним; невероятно упрям, но чего же и ждать от человека с таким подбородком?
Soames had nodded. Сомс кивнул.
Everyone knew that Uncle Jolyon's chin was a caution. He was looking worried to-day, in spite of his General Meeting look; he (Soames) should certainly speak to him about Bosinney. Все знали, что подбородок этот говорит об очень многом. Сегодня дядя Джолион казался встревоженным, несмотря на грозный вид, который он напускал на себя в дни общих собраний; Сомс окончательно решил поговорить с ним о Босини.
Beyond old Jolyon on the left was little Mr. Booker, and he, too, wore his General Meeting look, as though searching for some particularly tender shareholder. And next him was the deaf director, with a frown; and beyond the deaf director, again, was old Mr. Bleedham, very bland, and having an air of conscious virtue--as well he might, knowing that the brown-paper parcel he always brought to the Board-room was concealed behind his hat (one of that old-fashioned class, of flat-brimmed top-hats which go with very large bow ties, clean-shaven lips, fresh cheeks, and neat little, white whiskers). Слева от старого Джолиона сидел маленький мистер Букер. Этот тоже с грозным видом поглядывал по сторонам, словно выискивая среди присутствующих самого придирчивого акционера. Рядом с ним хмурился глухой член правления, а сзади глухого с кроткой миной сидел старый мистер Блидхэм, исполненный чувства собственной добродетели - вполне оправданного чувства, так как мистер Блидхэм твердо знал, что коричневый сверток, сопутствующий ему на всех заседаниях, надежно спрятан за цилиндром (одним из тех цилиндров с прямыми полями, которые неизменно связываются в нашем представлении с пышным бантом галстука, чисто выбритыми щеками, ярким румянцем и седыми, аккуратно подстриженными бачками).
Soames always attended the General Meeting; it was considered better that he should do so, in case 'anything should arise!' He glanced round with his close, supercilious air at the walls of the room, where hung plans of the mine and harbour, together with a large photograph of a shaft leading to a working which had proved quite remarkably unprofitable. This photograph--a witness to the eternal irony underlying commercial enterprise till retained its position on the--wall, an effigy of the directors' pet, but dead, lamb. Сомс всегда посещал общие собрания; его присутствие считалось весьма желательным на тот случай, если вдруг "возникнет какое-нибудь недоразумение". С надменным, непроницаемым видом он осматривал комнату, на стенах которой висели планы рудника и гавани и большая фотография ствола шахты, оказавшейся на редкость нерентабельной. Эта фотография - свидетельство извечной иронии, таящейся во всех коммерческих начинаниях, все еще сохраняла свое место на стене как изображение нежно любимого, но мертвого детища директоров.
And now old Jolyon rose, to present the report and accounts. И вот старый Джолион встал, чтобы огласить собравшимся свой отчет.
Veiling under a Jove-like serenity that perpetual antagonism deep-seated in the bosom of a director towards his shareholders, he faced them calmly. Soames faced them too. He knew most of them by sight. There was old Scrubsole, a tar man, who always came, as Hemmings would say, ' to make himself nasty,' a cantankerous-looking old fellow with a red face, a jowl, and an enormous low-crowned hat reposing on his knee. And the Rev. Mr. Boms, who always proposed a vote of thanks to the chairman, in which he invariably expressed the hope that the Board would not forget to elevate their employees, using the word with a double e, as being more vigorous and Anglo-Saxon (he had the strong Imperialistic tendencies of his cloth). It was his salutary custom to buttonhole a director afterwards, and ask him whether he thought the coming year would be good or bad; and, according to the trend of the answer, to buy or sell three shares within the ensuing fortnight. Пряча под олимпийским спокойствием вечную вражду, глубоко сидящую в груди каждого члена правления по отношению к акционерам, он спокойно смотрел на них. Смотрел на них и Сомс. Почти всех он знал в лицо. Вот, пристроив на коленях громадный цилиндр с низкой тульей, сидит Скрабсоул - поставщик дегтя, который, по выражению Хэммингса, является на собрания, только чтобы "устроить какую-нибудь гадость", сварливый старик с красным лицом и массивной челюстью. Дальше - его преподобие мистер Бомз, всегда предлагающий вынести благодарность председателю, в которой неизменно выражается надежда, что правление не забывает о воспитании христианского духа в своих служащих. У мистера Бомза был благой обычай ловить кого-нибудь из членов после собрания и выспрашивать, каковы перспективы на будущий год; в зависимости от ответа мистер Бомз в ближайшие же две недели покупал или продавал парочку акций.
And there was that military man, Major O'Bally, who could not help speaking, if only to second the re-election of the auditor, and who sometimes caused serious consternation by taking toasts-- proposals rather--out of the hands of persons who had been flattered with little slips of paper, entrusting the said proposals to their care. Был среди присутствующих и майор О'Бэлли, который обычно не мог удержаться от коротенькой речи, хотя бы смысл ее заключался только в том, чтобы поддержать переизбрание контролера, и частенько внушал страх своей способностью перехватывать тосты - вернее, пожелания - у тех, кому в виде особой чести поручалось огласить эти пожелания, заранее записанные на маленьком листке бумаги.
These made up the lot, together with four or five strong, silent shareholders, with whom Soames could sympathize--men of business, who liked to keep an eye on their affairs for themselves, without being fussy--good, solid men, who came to the City every day and went back in the evening to good, solid wives. Группа собравшихся ограничивалась этими да еще пятью-шестью солидными молчаливыми акционерами, к которым Сомс относился довольно сочувственно: хорошие дельцы, любят сами присмотреть за делами без лишней суетни - солидные, почтенные люди, ежедневно бывают в Сити и возвращаются вечером домой к солидным, почтенным женам.
Good, solid wives! There was something in that thought which roused the nameless uneasiness in Soames again. Солидные, почтенные жены! Мысль эта снова разбудила в Сомсе какое-то неясное беспокойство.
What should he say to his uncle? What answer should he make to this letter? Что сказать дяде? Как ответить на это письмо?..
. . . . "If any shareholder has any question to put, I shall be glad to answer it." - Если кто-нибудь из акционеров желает задать вопрос, я готов ответить.
A soft thump. Old Jolyon had let the report and accounts fall, and stood twisting his tortoise-shell glasses between thumb and forefinger. Мягкий стук. Старый Джолион бросил отчет на стол и замолчал, поворачивая большим и указательным пальцами очки в черепаховой оправе.
The ghost of a smile appeared on Soames' face. They had better hurry up with their questions! He well knew his uncle's method (the ideal one) of at once saying: "I propose, then, that the report and accounts be adopted!" Never let them get their wind-- shareholders were notoriously wasteful of time! На губах Сомса промелькнула улыбка. Пусть поторопятся со своими вопросами! Он прекрасно знал, что дядя сейчас же скажет (идеальный метод): "В таком случае предлагаю считать отчет утвержденным!" Не надо давать им возможности прицепиться к чему-нибудь - акционеры народ медлительный!
A tall, white-bearded man, with a gaunt, dissatisfied face, arose: Поднялся высокий седобородый человек с изможденным, недовольным лицом.
"I believe I am in order, Mr. Chairman, in raising a question on this figure of L5000 in the accounts. 'To the widow and family"' (he looked sourly round), "'of our late superintendent,' who so--er--ill-advisedly (I say--ill-advisedly) committed suicide, at a time when his services were of the utmost value to this Company. You have stated that the agreement which he has so unfortunately cut short with his own hand was for a period of five years, of which one only had expired--I--" - Господин председатель, мне кажется, я имею право задать вопрос относительно указанной в отчете суммы в пять тысяч фунтов стерлингов "Вдове и семье (он сердито посмотрел по сторонам) покойного управляющего", который совершил такой... э-э... неблагоразумный (я подчеркиваю: неблагоразумный) поступок, покончив с собой в то время, когда компания так нуждалась в его работе. Вы сказали, что договор, так злополучно расторгнутый им же самим, был подписан на пять лет, из которых истек только один год, и я...
Old Jolyon made a gesture of impatience. Старый Джолион сделал нетерпеливый жест.
"I believe I am in order, Mr. Chairman--I ask whether this amount paid, or proposed to be paid, by the Board to the er--deceased-- is for services which might have been rendered to the Company-- had he not committed suicide?" - Господин председатель, мне кажется, я имею право... я хотел бы знать, рассматривает ли правление выданную или назначенную к выдаче сумму как вознаграждение... э-э... покойному за те услуги, которые он мог бы оказать компании, если бы не покончил с собой, или нет?
"It is in recognition of past services, which we all know--you as well as any of us--to have been of vital value." - За прошлые услуги, которые, как известно всем нам и вам в том числе, очень ценились правлением.
"Then, sir, all I have to say is, that the services being past, the amount is too much." - В таком случае, сэр, я должен сказать, что, поскольку услуги нашего управляющего дело прошлое, я считаю такую сумму чрезмерной.
The shareholder sat down. Акционер сел на место.
Old Jolyon waited a second and said: Старый Джолион переждал минуту и начал:
"I now propose that the report and--" - Предлагаю считать...
The shareholder rose again: Акционер снова встал:
"May I ask if the Board realizes that it is not their money which--I don't hesitate to say that if it were their money...." - Осмелюсь спросить, отдают ли члены правления себе отчет в том, что они распоряжаются не своими... я не побоюсь сказать, что будь это их деньги...
A second shareholder, with a round, dogged face, whom Soames recognised as the late superintendent's brother-in-law, got up and said warmly: Второй акционер, круглолицый, упрямый на вид - Сомс узнал в нем зятя покойного управляющего, - встал и заявил с жаром:
"In my opinion, sir, the sum is not enough!" - Я считаю сумму недостаточной, сэр!
The Rev. Mr. Boms now rose to his feet. Тогда поднялся его преподобие мистер Бомз.
"If I may venture to express myself," he said, "I should say that the fact of the--er- -deceased having committed suicide should weigh very heavily-- very heavily with our worthy chairman. I have no doubt it has weighed with him, for--I say this for myself and I think for everyone present (hear, hear)--he enjoys our confidence in a high degree. We all desire, I should hope, to be charitable. But I feel sure" (he-looked severely at the late superintendent's brother-in-law) "that he will in some way, by some written expression, or better perhaps by reducing the amount, record our grave disapproval that so promising and valuable a life should have been thus impiously removed from a sphere where both its own interests and--if I may say so--our interests so imperatively demanded its continuance. We should not--nay, we may not-- countenance so grave a dereliction of all duty, both human and divine." - Осмеливаясь высказать свое мнение, - начал он, - я должен отметить, что наш достойнейший председатель учитывает - по всей вероятности, учитывает - самый факт самоубийства, совершенного... э-э... покойным управляющим. Я не сомневаюсь, что председатель принял этот факт во внимание, так как - я говорю от своего имени, думаю, и от имени всех присутствующих ("Браво, браво") - он пользуется нашим глубочайшим доверием. Никто из нас не откажется, надеюсь, совершить акт милосердия. Но я уверен - он строго посмотрел на зятя покойного управляющего, - что наш председатель сумеет как-нибудь отметить, занесением ли в протокол или, быть может, лучше уплатой несколько меньшей суммы, наше глубочайшее сожаление, что столь нужный и ценный человек столь неблагочестивым путем покинул ту сферу, в которой дальнейшая его деятельность была бы в интересах как его самого, так и, смею сказать, в наших собственных. Мы не должны - нет, мы не можем! - поощрять такое пренебрежение долгом по отношению к человечеству и всевышнему.
The reverend gentleman resumed his seat. The late super- intendent's brother-in-law again rose: Его преподобие мистер Бомз опустился на место. Зять покойного управляющего снова встал.
"What I have said I stick to," he said; "the amount is not enough!" - Я настаиваю на своих словах, - сказал он, - сумма недостаточна!
The first shareholder struck in: Заговорил первый акционер:
"I challenge the legality of the payment. In my opinion this payment is not legal. The Company's solicitor is present; I believe I am in order in asking him the question." - Я оспариваю законность такой выплаты. Я считаю ее незаконной. Здесь присутствует поверенный компании: полагаю, что я вправе осведомиться у него.
All eyes were now turned upon Soames. Something had arisen! Взоры всех обратились на Сомса. Недоразумение возникло!
He stood up, close-lipped and cold; his nerves inwardly fluttered, his attention tweaked away at last from contemplation of that cloud looming on the horizon of his mind. Он встал, сжав губы; от всей его фигуры веяло холодом, нервы были натянуты, он наконец-то оторвался от созерцания облака, которое смутно маячило у него в мозгу.
"The point," he said in a low, thin voice, "is by no means clear. As there is no possibility of future consideration being received, it is doubtful whether the payment is strictly legal. If it is desired, the opinion of the court could be taken." - Вопрос отнюдь не ясен, - сказал он тихим, тонким голосом. - И поскольку дальнейшее расследование этого дела не представляется возможным, законность такой выплаты вызывает большие сомнения. Если это признают желательным, дело можно передать в суд.
The superintendent's brother-in-law frowned, and said in a meaning tone: Зять управляющего нахмурился и сказал значительным тоном:
"We have no doubt the opinion of the court could be taken. May I ask the name of the gentleman who has given us that striking piece of information? Mr. Soames Forsyte? Indeed!" - Мы не сомневаемся, что дело может быть передано в суд. Могу я узнать фамилию джентльмена, давшего нам такую полезную справку? Мистер Сомс Форсайт? Ах вот как!
He looked from Soames to old Jolyon in a pointed manner. Он перевел выразительный взгляд с Сомса на старого Джолиона.
A flush coloured Soames' pale cheeks, but his superciliousness did not waver. Бледные щеки Сомса вспыхнули, но надменность его осталась непоколебленной.
Old Jolyon fixed his eyes on the speaker. Старый Джолион пристально посмотрел на говорившего.
"If," he said, "the late superintendents brother-in-law has nothing more to say, I propose that the report and accounts...." - Если, - начал он, - зять покойного управляющего не имеет ничего сказать больше, я предлагаю считать отчет правления...
At this moment, however, there rose one of those five silent, stolid shareholders, who had excited Soames' sympathy. He said: Но в эту минуту встал один из тех пяти молчаливых солидных акционеров, которые внушали симпатию Сомсу. Акционер сказал:
"I deprecate the proposal altogether. - Я категорически возражаю против этого пункта.
We are expected to give charity to this man's wife and children, who, you tell us, were dependent on him. They may have been; I do not care whether they were or not. I object to the whole thing on principle. It is high time a stand was made against this sentimental human- itarianism. The country is eaten up with it. I object to my money being paid to these people of whom I know nothing, who have done nothing to earn it. I object in toto; it is not business. I now move that the report and accounts be put back, and amended by striking out the grant altogether." Нам предлагают сделать пожертвование в пользу жены и детей этого человека, которых, как говорят, он содержал. Возможно, что так оно и было; но меня это совершенно не касается. Я возражаю с принципиальной точки зрения. Пора, наконец, покончить с этой сентиментальной филантропией. Она губит страну. Я не желаю, чтобы мои деньги попадали к людям, о которых мне ничего не известно, которые никак не заслужили этих денег. Я протестую in toto [8]; это не деловая постановка вопроса. Предлагаю отложить утверждение отчета и изъять из него этот пункт.
Old Jolyon had remained standing while the strong, silent man was speaking. The speech awoke an echo in all hearts, voicing, as it did, the worship of strong men, the movement against generosity, which had at that time already commenced among the saner members of the community. Старый Джолион стоя выслушал речь солидного молчаливого акционера. Она нашла отклик в сердцах присутствующих - в ней звучал культ солидного человека, протест против великодушной щедрости, уже возникавший в те времена у здравых умов общества.
The words 'it is not business' had moved even the Board; privately everyone felt that indeed it was not. But they knew also the chairman's domineering temper and tenacity. He, too, at heart must feel that it was not business; but he was committed to his own proposition. Would he go back upon it? It was thought to be unlikely. Слова "это не деловая постановка вопроса" нашли отклик даже среди членов правления; в глубине души каждый чувствовал, что так оно и есть на самом деле. Но все они знали властный характер и упрямство председателя. А он, вероятно, тоже понимал, что это не деловая постановка вопроса, но чувствовал себя связанным. Откажется он от своего предложения? Весьма сомнительно.
All waited with interest. Old Jolyon held up his hand; dark-rimmed glasses depending between his finger and thumb quivered slightly with a suggestion of menace. Все с интересом ждали, что будет дальше. Старый Джолион поднял руку; зажатые между большим и указательным пальцем очки в темной оправе угрожающе дрогнули.
He addressed the strong, silent shareholder. Он обратился к солидному молчаливому акционеру:
"Knowing, as you do, the efforts of our late superintendent upon the occasion of the explosion at the mines, do you seriously wish me to put that amendment, sir?" - Зная заслуги нашего покойного управляющего во время взрыва на рудниках, сэр, вы все-таки с полной серьезностью предлагаете изъять эту сумму из отчета?
"I do." - Да.
Old Jolyon put the amendment. Старый Джолион поставил вопрос на голосование.
"Does anyone second this?" he asked, looking calmly round. - Кто поддерживает это предложение? - спросил он, спокойно оглядывая акционеров.
And it was then that Soames, looking at his uncle, felt the power of will that was in that old man. No one stirred. Looking straight into the eyes of the strong, silent shareholder, old Jolyon said: И в эту минуту, глядя на дядю Джолиона, Сомс понял, какой силой воли обладает этот старик. Никто не шелохнулся. Не сводя глаз с молчаливого солидного акционера, старый Джолион сказал:
"I now move, 'That the report and accounts for the year 1886 be received and adopted.' You second that? Those in favour signify the same in the usual way. Contrary--no. Carried. The next business, gentlemen...." - Предлагаю считать отчет правления за тысяча восемьсот восемьдесят шестой год принятым. Поддерживаете? Кто за? Кто против? Никого. Принято. Следующий вопрос, джентльмены...
Soames smiled. Certainly Uncle Jolyon had a way with him! Сомс улыбнулся. Дядя Джолион умеет поставить на своем!
But now his attention relapsed upon Bosinney. Но тут внимание Сомса опять переключилось на Босини.
Odd how that fellow haunted his thoughts, even in business hours. Как странно, что мысли об этом человеке преследуют его даже в часы работы.
Irene's visit to the house--but there was nothing in that, except that she might have told him; but then, again, she never did tell him anything. She was more silent, more touchy, every day. He wished to God the house were finished, and they were in it, away from London. Town did not suit her; her nerves were not strong enough. That nonsense of the separate room had cropped up again! Поездка Ирэн в Робин-Хилл... ничего особенного тут нет, хотя она могла бы все-таки сказать ему об этом; но ведь она никогда ничего не рассказывает. С каждым днем Ирэн становится все молчаливее, все неприветливее. Поскорее бы достроить дом, переехать туда, разделаться с Лондоном. Ей не годится жить в городе; у нее не такие уж крепкие нервы. Опять начались глупые разговоры об отдельной комнате!
The meeting was breaking up now. Underneath the photograph of the lost shaft Hemmings was buttonholed by the Rev. Mr. Boms. Little Mr. Booker, his bristling eyebrows wreathed in angry smiles, was having a parting turn-up with old Scrubsole. The two hated each other like poison. There was some matter of a tar-contract between them, little Mr. Booker having secured it from the Board for a nephew of his, over old Scrubsole's head. Soames had heard that from Hemmings, who liked a gossip, more especially about his directors, except, indeed, old Jolyon, of whom he was afraid. Акционеры стали расходиться. Стоя под фотографией злосчастной шахты, его преподобие мистер Бомз донимал Хэммингса разговорами. Сердито улыбаясь и морща лохматые брови, маленький мистер Букер сцепился на прощание с дряхлым Скрабсоулом. Они не терпели друг друга. Неприязнь эта возникла из-за договора на поставку дегтя, который правление заключило с племянником маленького мистера Букера, обойдя старика Скрабсоула. Сомс знал об этом от Хэммингса, любившего посплетничать, в особенности на счет членов правления, исключая, конечно, старого Джолиона, которого он побаивался.
Soames awaited his opportunity. The last shareholder was vanishing through the door, when he approached his uncle, who was putting on his hat. Сомс выждал подходящий момент. Когда последний акционер скрылся за дверью, он подошел к дяде, который уже взялся за цилиндр.
"Can I speak to you for a minute, Uncle Jolyon?" - Мне нужно поговорить с вами, дядя Джолион.
It is uncertain what Soames expected to get out of this interview. Трудно сказать, каких результатов он ждал от этого разговора.
Apart from that somewhat mysterious awe in which Forsytes: in general held old Jolyon, due to his philosophic twist, or perhaps--as Hemmings would doubtless have said--to his chin, there was, and always had been, a subtle antagonism between the younger man and the old. It had lurked under their dry manner of greeting, under their non-committal allusions to each other, and arose perhaps from old Jolyon's perception of the quiet tenacity ('obstinacy,' he rather naturally called it) of the young man, of a secret doubt whether he could get his own way with him. Несмотря на то мистическое благоговение, которое все Форсайты питали к старому Джолиону, побаиваясь его философских наклонностей или, может быть, его подбородка, как сказал бы Хэммингс, между дядей и племянником всегда чувствовалась какая-то враждебность. Она сквозила в том холодке, с которым они здоровались, в той уклончивости, с которой они отзывались друг о друге, и, вероятно, возникла потому, что старый Джолион ощущал спокойное упорство (он называл это упрямством) племянника и втайне сомневался, сумеет ли он выйти победителем в случае столкновения с Сомсом.
Both these Forsytes, wide asunder as the poles in many respects, possessed in their different ways--to a greater degree than the rest of the family--that essential quality of tenacious and prudent insight into 'affairs,' which is the highwater mark of their great class. Either of them, with a little luck and opportunity, was equal to a lofty career; either of them would have made a good financier, a great contractor, a statesman, though old Jolyon, in certain of his moods when under the influence of a cigar or of Nature--would have been capable of, not perhaps despising, but certainly of questioning, his own high position, while Soames, who never smoked cigars, would not. Эти два Форсайта, при всей их подчас полярной противоположности, обладали, каждый по-своему, - в значительно большей степени, чем остальные члены семьи, - способностью твердо и разумно подходить к делам, что является наивысшим достоинством великого класса собственников. И тот и другой при удачно сложившихся обстоятельствах могли бы сделать прекрасную карьеру; и тот и другой могли бы стать хорошими предпринимателями, государственными деятелями, - впрочем, старый Джолион, поддавшись настроению, - под влиянием сигары или красивого ландшафта, - был бы способен если не пренебречь своими успехами, то во всяком случае усомниться в них, тогда как Сомс, не куривший сигар, был застрахован от этого.
Then, too, in old Jolyon's mind there was always the secret ache, that the son of James--of James, whom he had always thought such a poor thing, should be pursuing the paths of success, while his own son...! Кроме того, старый Джолион не мог отделаться от ощущения боли при мысли, что сын Джемса - Джемса, которого он всегда считал глуповатым, преуспевает в жизни, а его собственный сын...
And last, not least--for he was no more outside the radiation of family gossip than any other Forsyte he had now heard the sinister, indefinite, but none the less disturbing rumour about Bosinney, and his pride was wounded to the quick. И большую роль во всем этом играли те зловещие, неясные, но тем не менее тревожные слухи о Босини, которые докатились и до него; семейные сплетни не миновали старого Джолиона, как и остальных Форсайтов, и старик чувствовал себя уязвленным до глубины души.
Characteristically, his irritation turned not against Irene but against Soames. The idea that his nephew's wife (why couldn't the fellow take better care of her--Oh! quaint injustice! as though Soames could possibly take more care!)--should be drawing to herself June's lover, was intolerably humiliating. And seeing the danger, he did not, like James, hide it away in sheer nervousness, but owned with the dispassion of his broader outlook, that it was not unlikely; there was something very attractive about Irene! Но характерная вещь: его раздражение было направлено не против Ирэн, а против Сомса. Мысль о том, что жена племянника (неужели он не может присмотреть за ней? О несправедливость! Как будто Сомс и так недостаточно присматривал!) отнимает жениха у его внучки, была невыносимо унизительна. И, видя надвигавшуюся опасность, старый Джолион не старался укрыться от нее за нервозностью, как это делал Джемс, но сознавал своим ясным, спокойным умом, что такая вещь вполне правдоподобна: в Ирэн есть что-то очень привлекательное!
He had a presentiment on the subject, of Soames' communication as they left the Board Room together, and went out into the noise and hurry of Cheapside. They walked together a good minute without speaking, Soames with his mousing, mincing step, and old Jolyon upright and using his umbrella languidly as a walking-stick. Выйдя из конторы компании на шумный, суетливый Чипсайд, старый Джолион уже предчувствовал, о чем будет говорить Сомс. Некоторое время оба молчали; племянник семенил осторожными шажками, дядя держался очень прямо и устало Опирался на зонтик, как на трость.
They turned presently into comparative quiet, for old Jolyon's way to a second Board led him in the direction of Moorage Street. Вскоре они свернули на сравнительно спокойную улицу, так как путь старого Джолиона лежал в направлении Мургэйт-стрит, где помещалась контора другой компании.
Then Soames, without lifting his eyes, began: Сомс заговорил, не поднимая глаз:
"I've had this letter from Bosinney. You see what he says; I thought I'd let you know. I've spent a lot more than I intended on this house, and I want the position to be clear." - Я получил письмо от Босини. Прочтите; мне думается, что вас следует поставить в известность. Я истратил на этот дом гораздо больше, чем предполагал, и хотел бы выяснить положение.
Old Jolyon ran his eyes unwillingly over the letter: Старый Джолион нехотя пробежал письмо.
"What he says is clear enough," he said. - Тут все ясно, - сказал он.
"He talks about 'a free hand,"' replied Soames. - Он говорит о "свободе действий", - ответил Сомс.
Old Jolyon looked at him. The long-suppressed irritation and antagonism towards this young fellow, whose affairs were beginning to intrude upon his own, burst from him. Старый Джолион взглянул на него. Долго сдерживаемый гнев и неприязнь к этому молокососу, который начинает впутывать его в свои дела, подымались в нем.
"Well, if you don't trust him, why do you employ him?" - Если ты не доверяешь Босини, зачем же было приглашать его?
Soames stole a sideway look: Сомс покосился на дядю.
"It's much too late to go into that," he said, "I only want it to be quite understood that if I give him a free hand, he doesn't let me in. I thought if you were to speak to him, it would carry more weight!" - Теперь уже поздно сожалеть об этом, - сказал он. - Мне бы хотелось только иметь твердую уверенность, что он не заведет меня бог знает куда, если я предоставлю ему свободу действий. Может быть, вы согласитесь поговорить с ним, вас он послушает!
"No," said old Jolyon abruptly; "I'll have nothing to do with it!" - Нет, - отрезал старый Джолион, - я не желаю вмешиваться в это дело!
The words of both uncle and nephew gave the impression of unspoken meanings, far more important, behind. And the look they interchanged was like a revelation of this consciousness. В словах дяди и племянника чувствовался затаенный смысл, делавший их разговор гораздо более значительным, чем это могло показаться. И взгляд, которым они обменялись, свидетельствовал о том, что они знают это.
"Well," said Soames; "I thought, for June's sake, I'd tell you, that's all; I thought You'd better know I shan't stand any nonsense!" - Хорошо, - сказал Сомс, - я считал, что мне надо поговорить с вами хотя бы ради Джун; имейте в виду, я, не потерплю никаких глупостей!
"What is that to me?" old Jolyon took him up. - Какое мне до этого дело? - оборвал его старый Джолион.
"Oh! I don't know," said Soames, and flurried by that sharp look he was unable to say more. "Don't say I didn't tell you," he added sulkily, recovering his composure. - Ну, не знаю, - сказал Сомс и, смущенный взглядом дяди, не мог продолжать. - Только не пеняйте потом, что я не предупредил вас, - хмуро добавил он, овладев собой.
"Tell me!" said old Jolyon; "I don't know what you mean. You come worrying me about a thing like this. I don't want to hear about your affairs; you must manage them yourself!" - Не предупредил? Не понимаю, что ты хочешь сказать этим. Пристаешь ко мне со всякой ерундой. Я знать не хочу о твоих делах; улаживай их сам!
"Very well," said Soames immovably, "I will!" - Хорошо, - невозмутимо ответил Сомс, - так я и сделаю!
"Good-morning, then," said old Jolyon, and they parted. - До свидания, - сказал старый Джолион, и они расстались.
Soames retraced his steps, and going into a celebrated eating- house, asked for a plate of smoked salmon and a glass of Chablis; he seldom ate much in the middle of the day, and generally ate standing, finding the position beneficial to his liver, which was very sound, but to which he desired to put down all his troubles. Сомс повернул обратно и, зайдя в один прославленный ресторан, заказал себе копченую семгу и стакан шабли; обычно среди дня он ел мало, большей частью закусывал прямо у буфета, находя, что стоячее положение полезно для его печени, которая была в совершенном порядке, но казалась Сомсу причиной всех его горестей.
When he had finished he went slowly back to his office, with bent head, taking no notice of the swarming thousands on the pavements, who in their turn took no notice of him. Позавтракав, он медленно пошел в контору, опустив голову, не замечая людей, тысячами кишевших на улице, и эти люди в свою очередь тоже не замечали Сомса.
The evening post carried the following reply to Bosinney: С вечерней почтой Босини получил следующий ответ на свое письмо:
'FORSYTE, BUSTARD AND FORSYTE, "Форсайт, Бастард и Форсайт.
'Commissioners for Oaths, '92001, Поверенные в делах.
BRANCH LANE, POULTRY, E.C., Полтри. Бранч-Лейн, 2001,
'May 17, 1887. 17 мая 1887 г.
'DEAR BOSINNEY, Дорогой Босини!
'I have, received your letter, the terms of which not a little surprise me. I was under the impression that you had, and have had all along, a "free hand"; for I do not recollect that any suggestions I have been so unfortunate as to make, have met with your approval. In giving you, in accordance with your request, this "free hand," I wish you to clearly understand that the total cost of the house as handed over to me completely decorated, inclusive of your fee (as arranged between us), must not exceed twelve thousand pounds--L12,000. This gives you an ample margin, and, as you know, is far more than I originally contemplated. Ваше письмо немало удивило меня. Мне казалось, что Вы всегда пользовались абсолютной "свободой действий", так как я не помню ни одного случая, чтобы те соображения, которые я имел несчастье высказывать, были бы приняты Вами во внимание. Предоставляя Вам, согласно Вашей просьбе, "полную свободу действий", я бы хотел, чтобы Вы уяснили себе, что общая стоимость дома со всей отделкой, включая Ваше вознаграждение (согласно нашей договоренности), не должна превышать двенадцати тысяч фунтов (12000). Эта сумма дает Вам очень широкие возможности и, как Вы знаете, сильно превышает мои первоначальные расчеты.
'I am, 'Yours truly, Всегда готовый к услугам
'SOAMES FORSYTE.' Сомс Форсайт".
On the following day he received a note from Bosinney: На следующий день он получил от Босини коротенькое письмо:
'PHILIP BAYNES BOSINNEY, "Филип Бейнз Босини.
'Architect, Архитектор.
'309D, SLOANE STREET, S.W., Слоун-стрит, 309Д.
'May 18. 18 мая.
'DEAR FORSYTE, Дорогой Форсайт!
'If you think that in such a delicate matter as decoration I can bind myself to the exact pound, I am afraid you are mistaken. I can see that you are tired of the arrangement, and of me, and I had better, therefore, resign. Если Вам кажется, что в таком сложном вопросе, как отделка дома, я могу связать себя определенной суммой, то Вы ошибаетесь. Я вижу, что Вы тяготитесь нашим договором и мной самим, и поэтому предпочитаю отказаться.
'Yours faithfully, Ваш
'PHILIP BAYNES BOSINNEY.' Филип Бейнз Босини".
Soames pondered long and painfully over his answer, and late at night in the dining-room, when Irene had gone to bed, he composed the following: Сомс долго и мучительно обдумывал ответ и поздно вечером, когда Ирэн уже ушла спать, написал в столовой следующее письмо:
'62, MONTPELLIER SQUARE, S.W., "Монпелье-сквер, 62.
'May 19, 1887. 19 мая 1887 г.
'DEAR BOSINNEY, Дорогой Босини!
'I think that in both our interests it would be extremely undesirable that matters should be so left at this stage. I did not mean to say that if you should exceed the sum named in my letter to you by ten or twenty or even fifty pounds, there would be any difficulty between us. This being so, I should like you to reconsider your answer. You have a "free hand" in the terms of this correspondence, and I hope you will see your way to completing the decorations, in the matter of which I know it is difficult to be absolutely exact. Я думаю, что в наших обоюдных интересах было бы крайне нежелательно бросать дело на данной стадии. Я вовсе не хотел сказать, что перерасход суммы, указанной в моем письме, на десять, двадцать и даже пятьдесят фунтов послужит поводом для каких-либо недоразумений между нами. Поэтому прошу Вас подумать еще, прежде чем отказываться. Вам предоставлена "полная свобода действий" в пределах, указанных в нашей переписке, и я надеюсь, что при этих условиях Вы сумеете закончить отделку дома, которую, как я знаю, трудно ограничить определенной суммой.
'Yours truly, Готовый к услугам
'SOAMES FORSYTE.' Сомс Форсайт".
Bosinney's answer, which came in the course of the next day, was: Ответ Босини, полученный на следующий день, гласил:
'May 20. "20 мая.
'DEAR FORSYTE, Дорогой Форсайт!
'Very well. Согласен.
'PH. BOSINNEY.' Ф. Босини".

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты

Hosted by uCoz