Martin Eden/Мартин Иден

CHAPTER X/Глава 10

English	Русский
He stopped to dinner that evening, and, much to Ruth's satisfaction, made a favorable impression on her father. They talked about the sea as a career, a subject which Martin had at his finger-ends, and Mr. Morse remarked afterward that he seemed a very clear-headed young man. In his avoidance of slang and his search after right words, Martin was compelled to talk slowly, which enabled him to find the best thoughts that were in him. He was more at ease than that first night at dinner, nearly a year before, and his shyness and modesty even commended him to Mrs. Morse, who was pleased at his manifest improvement.	В тот вечер он остался обедать и, к удоволъствию Руфи, произвел благоприятное впечатление на ее отца. Они говорили о моряцкой профессии, в чем Мартин разбирался отлично, и мистер Морз заметил потом, что гость произвел на него впечатление весьма здравомыслящего молодого человека. Мартин старался избегать матросского жаргона, подыскивал верные слова и оттого говорил медленно, зато успевал собраться с мыслями... Он держался свободнее, чем при первом знакомстве, почти год назад, и его застенчивость и скромность даже пришлись по вкусу миссис Морз, которой понравилась заметная в нем перемена к лучшему.
"He is the first man that ever drew passing notice from Ruth," she told her husband. "She has been so singularly backward where men are concerned that I have been worried greatly."	- Он первый мужчина, который привлек хоть какое-то внимание Руфи, - сказала она мужу. - До сих пор наша дочь была так не по возрасту безразлична к мужчинам, что я уже серьезно беспокоилась.
Mr. Morse looked at his wife curiously.	Мистер Морз пытливо посмотрел на жену.
"You mean to use this young sailor to wake her up?" he questioned.	- Ты постараешься, чтобы этот матрос ее разбудил? - спросил он.
"I mean that she is not to die an old maid if I can help it," was the answer. "If this young Eden can arouse her interest in mankind in general, it will be a good thing."	- Я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы она не осталась старой девой, - был ответ. - Если благодаря этому молодому Идену в ней проснется естественный интерес к мужчинам, это будет неплохо.
"A very good thing," he commented. "But suppose,--and we must suppose, sometimes, my dear,--suppose he arouses her interest too particularly in him?"	- Совсем неплохо, - отозвался муж. - Но предположим... а иной раз следует предполагать заранее, дорогая... предположим, в ней проснется интерес именно к нему?
"Impossible," Mrs. Morse laughed. "She is three years older than he, and, besides, it is impossible. Nothing will ever come of it. Trust that to me."	- Невозможно! - Миссис Морз рассмеялась. - Она на три года старше его, и вообще это невозможно. Ничего такого не случится. Положись на меня.
And so Martin's role was arranged for him, while he, led on by Arthur and Norman, was meditating an extravagance. They were going out for a ride into the hills Sunday morning on their wheels, which did not interest Martin until he learned that Ruth, too, rode a wheel and was going along. He did not ride, nor own a wheel, but if Ruth rode, it was up to him to begin, was his decision; and when he said good night, he stopped in at a cyclery on his way home and spent forty dollars for a wheel. It was more than a month's hard-earned wages, and it reduced his stock of money amazingly; but when he added the hundred dollars he was to receive from the Examiner to the four hundred and twenty dollars that was the least The Youth's Companion could pay him, he felt that he had reduced the perplexity the unwonted amount of money had caused him. Nor did he mind, in the course of learning to ride the wheel home, the fact that he ruined his suit of clothes. He caught the tailor by telephone that night from Mr. Higginbotham's store and ordered another suit. Then he carried the wheel up the narrow stairway that clung like a fire-escape to the rear wall of the building, and when he had moved his bed out from the wall, found there was just space enough in the small room for himself and the wheel.	Итак, роль Мартина была предопределена, а сам он тем временем затевал некое сумасбродство - на эту мысль его навели Артур и Норман. Воскресным утром братья отправляются на велосипедах в горы, сперва Мартина это никак не заинтересовало, но тут он узнал, что Руфь тоже ездит на велосипеде и участвует в прогулке. Сам он ездить не умел, и велосипеда у него не было, но раз она умеет, значит, надо и ему начать; и распрощавшись вечером с Морзами, он по дороге домой зашел в магазин и выложил за велосипед сорок долларов. Это куда больше, чем он зарабатывал тяжким трудом за месяц, и кошелек его изрядно отощал; зато когда он прибавил сотню долларов, которую предстояло получить в "Наблюдателе", к четыремстам двадцатиуж меньше-то "Спутник юношества" не заплатит, - он решил, что теперь можно не больно ломать голову, куда девать эдакую прорву денег. Не огорчился он и когда, надумав сразу же поехать на велосипеде домой, погубил костюм. В тот же вечер он из лавки Хиггинботема позвонил портному и заказал новый. Потом втащил велосипед по узенькой лестнице, которая, наподобие пожарной, примыкала к дому с тыла, отодвинул у себя кровать от стены, и оказалось, теперь в комнатушке только и поместятся он да велосипед.
Sunday he had intended to devote to studying for the high school examination, but the pearl-diving article lured him away, and he spent the day in the white-hot fever of re-creating the beauty and romance that burned in him. The fact that the Examiner of that morning had failed to publish his treasure-hunting article did not dash his spirits. He was at too great a height for that, and having been deaf to a twice-repeated summons, he went without the heavy Sunday dinner with which Mr. Higginbotham invariably graced his table. To Mr. Higginbotham such a dinner was advertisement of his worldly achievement and prosperity, and he honored it by delivering platitudinous sermonettes upon American institutions and the opportunity said institutions gave to any hard-working man to rise--the rise, in his case, which he pointed out unfailingly, being from a grocer's clerk to the ownership of Higginbotham's Cash Store.	Воскресенье он хотел потратить на подготовку к экзаменам в среднюю школу, но увлекся историей о ловцах жемчуга и весь день лихорадочно писал, воссоздавал из слов пламеневшую в нем красоту и необыкновенные приключения. Рассказ об охотниках за сокровищами и в это утро не появился на страницах "Наблюдателя", но пыл Мартина не угас. Он унесся в недосягаемые выси, не услышал, как его дважды позвали к столу - и остался без тяжеловесного обеда, который по воскресеньям неизменно украшал стол Хиггинботема. Такими обедами мистер Хиггинботем наглядно показывал, как он преуспел в жизни и сколь многого достиг, и по этому случаю неизменно разражался препошлой речью во славу американских порядков и возможности выйти в люди, предоставленной благодаря этим порядкам каждому, кто в поте лица добывает хлеб свой, - а он сам, всякий раз напоминал он, уже вышел в люди, превратился из приказчика во владельца бакалейной лавки "Розничная торговля Хиггинботема за наличный расчет".
Martin Eden looked with a sigh at his unfinished "Pearl-diving" on Monday morning, and took the car down to Oakland to the high school. And when, days later, he applied for the results of his examinations, he learned that he had failed in everything save grammar.	В понедельник утром Мартин Иден со вздохом глянул на неоконченных "Ловцов жемчуга-" и поехал в Окленд в среднюю школу. А когда через несколько дней справился о результатах экзаменов, оказалось, что он провалился по всем предметам, кроме английского языка.
"Your grammar is excellent," Professor Hilton informed him, staring at him through heavy spectacles; "but you know nothing, positively nothing, in the other branches, and your United States history is abominable--there is no other word for it, abominable. I should advise you--"	- Вы превосходно владеете родним языком, - сообщил преподаватель Хилтон, пристально глядя на него через толстые стекла очков, - но по всем остальным предметам вы не знаете ничего, ровным счетом ничего, а что касается истории Соединенных Штатов, ваше невежество чудовищно, просто чудовищно, иначе не скажешь. Я посоветовал бы вам...
Professor Hilton paused and glared at him, unsympathetic and unimaginative as one of his own test-tubes. He was professor of physics in the high school, possessor of a large family, a meagre salary, and a select fund of parrot-learned knowledge.	Хилтон замолчал и, одаренный сочувствием и воображением не больше чем какая-нибудь из его пробирок, уставился на Мартина. Он преподавал в средней школе физику, весьма мало зарабатывал, обременен был большим семейством и солидным запасом тщательно заученных, но отнюдь не осмысленных знаний.
"Yes, sir," Martin said humbly, wishing somehow that the man at the desk in the library was in Professor Hilton's place just then.	- Слушаю вас, сэр, - почтительно сказал Мартин, думая, что лучше бы на месте Хилтона сейчас оказался человек из справочного отдела библиотеки.
"And I should advise you to go back to the grammar school for at least two years. Good day."	- Я посоветовал бы вам вернуться в неполную среднюю школу, по крайней мере, года на два. Прощайте.
Martin was not deeply affected by his failure, though he was surprised at Ruth's shocked expression when he told her Professor Hilton's advice. Her disappointment was so evident that he was sorry he had failed, but chiefly so for her sake.	Провал этот не слишком огорчил Мартина, и он изумился, увидев, как омрачилось лицо Руфи, когда она услыхала совет Хилтона. Она была так явно разочарована, что он и сам огорчился, но больше из-за нее.
"You see I was right," she said. "You know far more than any of the students entering high school, and yet you can't pass the examinations. It is because what education you have is fragmentary, sketchy. You need the discipline of study, such as only skilled teachers can give you. You must be thoroughly grounded. Professor Hilton is right, and if I were you, I'd go to night school. A year and a half of it might enable you to catch up that additional six months. Besides, that would leave you your days in which to write, or, if you could not make your living by your pen, you would have your days in which to work in some position."	- Вот видите, я была права, - сказала она. - Вы знаете гораздо больше любого из тех, кто поступает в старшие классы, а экзамены не выдержали. Все оттого, что знания у вас отрывочные, случайные. Вам необходимо систематическое образование, его могут дать лишь опытные учителя. Вам надо изучить самые основы. Мистер Хилтон прав, и на вашем месте я поступила бы в вечернюю школу. За полтора года вы пройдете там двухлетний курс. Кроме того, дни у вас останутся свободными и вы сможете писать или, если не сумеете этим зарабатывать на жизнь, будете где-нибудь служить.
But if my days are taken up with work and my nights with school, when am I going to see you?--was Martin's first thought, though he refrained from uttering it. Instead, he said:-	"Но если дни уйдут на работу, а вечера на школу, когда же мне видеться с вами?" - прежде всего подумал Мартин, но от вопроса удержался. И вместо этого сказал:
"It seems so babyish for me to be going to night school. But I wouldn't mind that if I thought it would pay. But I don't think it will pay. I can do the work quicker than they can teach me. It would be a loss of time--" he thought of her and his desire to have her--"and I can't afford the time. I haven't the time to spare, in fact."	- Как-то это по-ребячьи - учиться в вечерней школе. Но это бы ладно, был бы толк. А по-моему, толку не будет. Сам я выучусь быстрей, чем с учителями. На школу уйдет прорва времени (он подумал о Руфи, он так жаждет ее завоевать), не могу я терять время зря. Нет у меня лишнего времени.
"There is so much that is necessary." She looked at him gently, and he was a brute to oppose her. "Physics and chemistry--you can't do them without laboratory study; and you'll find algebra and geometry almost hopeless with instruction. You need the skilled teachers, the specialists in the art of imparting knowledge."	- Вам необходимо еще очень многое узнать. - Руфь смотрела участливо, и Мартина кольнула совесть: какая же он скотина, что не соглашается с ней. - Физикой и химией без лабораторных занятий овладеть нельзя, а в алгебре и геометрии, как вы сами убедитесь, тоже немыслимо разобраться без учителей. Вам нужны опытные преподаватели, специалисты, владеющие искусством передавать знания.
He was silent for a minute, casting about for the least vainglorious way in which to express himself.	Он помолчал, подыскивая слова, которые не прозвучали бы похвальбой.
"Please don't think I'm bragging," he began. "I don't intend it that way at all. But I have a feeling that I am what I may call a natural student. I can study by myself. I take to it kindly, like a duck to water. You see yourself what I did with grammar. And I've learned much of other things--you would never dream how much. And I'm only getting started. Wait till I get--" He hesitated and assured himself of the pronunciation before he said "momentum. I'm getting my first real feel of things now. I'm beginning to size up the situation--"	- Вы не подумайте, что я хвастаюсь, - начал он. - Ничего похожего. А только сдается мне, у меня, можно сказать, дар учиться. Я могу заниматься сам. Я тут как рыба в воде. Вы сами видите, как я справился с грамматикой. И я еще много чему выучился, вы даже не представляете, сколько я всего узнал. И это я только начинаю. Дайте срок, я... - Он запнулся, хотел увериться, что говорит правильно, - я наберу темп. Это еще первые шаги. Я только начинаю кумекать...
"Please don't say 'size up,'" she interrupted.	- Пожалуйста, не говорите "кумекать", - прервала Руфь.
"To get a line on things," he hastily amended.	- Смекать, - поспешно поправился он.
"That doesn't mean anything in correct English," she objected.	- Лучше обходиться без этого слова, - возразила она.
He floundered for a fresh start.	Он все барахтался, стараясь выплыть.
"What I'm driving at is that I'm beginning to get the lay of the land."	- Я куда гну, я только начинаю соображать, что тут к чему.
Out of pity she forebore, and he went on.	Из жалости она воздержалась от замечания, и Мартин продолжал:
"Knowledge seems to me like a chart-room. Whenever I go into the library, I am impressed that way. The part played by teachers is to teach the student the contents of the chart-room in a systematic way. The teachers are guides to the chart-room, that's all. It's not something that they have in their own heads. They don't make it up, don't create it. It's all in the chart-room and they know their way about in it, and it's their business to show the place to strangers who might else get lost. Now I don't get lost easily. I have the bump of location. I usually know where I'm at--What's wrong now?"	- Сдается мне, знания - они вроде штурманской рубки. Как приду в библиотеку, всегда про это думаю. Дело учителей по порядку растолковать ученикам все, что есть в рубке. Учителя - проводники по штурманской рубке, вот и все. Ничего нового они тут не выдумывают. Не они все это сработали, не они создали. В рубке есть карты, компас, все, что надо, а учительское дело все новичкам показать, чтоб не заблудились. Ну, а я не заблужусь. Я уж дорогу распознаю. Почти всегда знаю, где я есть... опять не так сказал?
"Don't say 'where I'm at.'"	- Выражение "где я есть" неправильное.
"That's right," he said gratefully, "where I am. But where am I at--I mean, where am I? Oh, yes, in the chart-room. Well, some people--"	- Ну да, - с благодарностью согласился Мартин, - Я почти всегда знаю, где я. Так где же я? Да в штурманской рубке. А некоторым, видать...
"Persons," she corrected.	- Наверно, - поправила она.
"Some persons need guides, most persons do; but I think I can get along without them. I've spent a lot of time in the chart-room now, and I'm on the edge of knowing my way about, what charts I want to refer to, what coasts I want to explore. And from the way I line it up, I'll explore a whole lot more quickly by myself. The speed of a fleet, you know, is the speed of the slowest ship, and the speed of the teachers is affected the same way. They can't go any faster than the ruck of their scholars, and I can set a faster pace for myself than they set for a whole schoolroom."	- Некоторым, наверно, нужны проводники... почти всем, а я так думаю, я могу обойтись без них. Я уже сколько времени пробыл в рубке и вот-вот научусь разбираться, соображу, какие мне нужны карты, какие берега я хочу исследовать. Раскинул я мозгами и вижу: сам я, один, справлюсь куда быстрей. Известно ведь, ход эскадры применяется к скорости самого тихоходного корабля, ну, и с учителями так же. Нельзя им идти быстрей рядовых учеников, а я пойду своим шагом и обгоню их.
"'He travels the fastest who travels alone,'" she quoted at him.	- "Тот шагает быстрей, кто шагает один", - процитировала Руфь.
But I'd travel faster with you just the same, was what he wanted to blurt out, as he caught a vision of a world without end of sunlit spaces and starry voids through which he drifted with her, his arm around her, her pale gold hair blowing about his face. In the same instant he was aware of the pitiful inadequacy of speech. God! If he could so frame words that she could see what he then saw! And he felt the stir in him, like a throe of yearning pain, of the desire to paint these visions that flashed unsummoned on the mirror of his mind. Ah, that was it! He caught at the hem of the secret. It was the very thing that the great writers and master-poets did. That was why they were giants. They knew how to express what they thought, and felt, and saw. Dogs asleep in the sun often whined and barked, but they were unable to tell what they saw that made them whine and bark. He had often wondered what it was. And that was all he was, a dog asleep in the sun. He saw noble and beautiful visions, but he could only whine and bark at Ruth. But he would cease sleeping in the sun. He would stand up, with open eyes, and he would struggle and toil and learn until, with eyes unblinded and tongue untied, he could share with her his visioned wealth. Other men had discovered the trick of expression, of making words obedient servitors, and of making combinations of words mean more than the sum of their separate meanings. He was stirred profoundly by the passing glimpse at the secret, and he was again caught up in the vision of sunlit spaces and starry voids--until it came to him that it was very quiet, and he saw Ruth regarding him with an amused expression and a smile in her eyes.	- А с вами я все равно бы шагал быстрей, - готов был выпалить Мартин, и ему уже представились бескрайние залитые солнцем просторы и полные звезд бездны, и он плыл там вместе с нею, обхватив ее рукой, и ее светло-золотистые волосы льнули к его лицу. И в тот же миг он осознал свое жалкое косноязычие. Господи! Если бы он мог передать ей словами то, что видел сам! Взволновало, мучительной тоской отозвалось желание нарисовать те картины, что, незваные, вспыхивали в зеркале памяти. А, вот оно! Тайна приоткрылась ему. Вот что, оказывается, делали великие писатели и замечательные поэты. Вот почему они стали титанами. Они умели выразить то, что думали, чувствовали, видели. Дремлющие на солнцепеке собаки часто скулят и лают, но они не способны рассказать, что же им привиделось такое, отчего они заскулили и залаяли. Он часто гадал, что же они видят. Вот и сам он - всего лишь дремлющий на солнцепеке пес. Он видит величественные, прекрасные картины, но, чем пересказать их Руфи, только и может скулить да лаять. Нет, больше он не станет дремать на солнце. Он подымется, стряхнет с себя сон и будет стараться изо всех сил, работать не покладая рук, учиться - пока не прозреет, не заговорит, пока не сумеет разделить с ней богатство запечатленных в памяти картин. Открыли ведь другие секрет выразительности, обратили слова в послушных слуг, ухитряются так их сочетать, что вместе слова эти значат куда больше, чем сумма их отдельных значений. Мартина глубоко взволновала приоткрывшаяся ему тайна, и опять засияли перед ним залитые солнцем просторы и звездные бездны... А потом он, заметил, какая стоит тишина, и увидел, что Руфь весело смотрит на него и глаза ее смеются.
"I have had a great visioning," he said, and at the sound of his words in his own ears his heart gave a leap. Where had those words come from? They had adequately expressed the pause his vision had put in the conversation. It was a miracle. Never had he so loftily framed a lofty thought. But never had he attempted to frame lofty thoughts in words. That was it. That explained it. He had never tried. But Swinburne had, and Tennyson, and Kipling, and all the other poets. His mind flashed on to his "Pearl-diving." He had never dared the big things, the spirit of the beauty that was a fire in him. That article would be a different thing when he was done with it. He was appalled by the vastness of the beauty that rightfully belonged in it, and again his mind flashed and dared, and he demanded of himself why he could not chant that beauty in noble verse as the great poets did. And there was all the mysterious delight and spiritual wonder of his love for Ruth. Why could he not chant that, too, as the poets did? They had sung of love. So would he. By God!--	- Я грезил наяву, - сказал он, и от звука этих слов екнуло сердце. Откуда взялись у него такие слова? Они совершенно точно выразили то, из-за чего прервался их разговор. Произошло чудо. Никогда еще не выражал он возвышенную мысль так возвышенно. Но ведь он никогда и не пытался облечь в слова возвышенные мысли. Вот именно. Теперь все понятно. Он никогда не пробовал. А Суинберн пробовал, и Теннисон, и Киплинг, и все другие поэты. В уме промелькнули "Ловцы жемчуга". Он ни разу не осмелился заговорить о важном, о красоте, которой был одержим, - об этом источнике его вдохновенья. Он вернется к истории о ловцах жемчуга, и она станет совсем другая. Беспредельность красоты, что по праву наполняла эту историю, поразила его, и опять он загорелся и осмелел и спросил себя, почему не воспеть эту красоту прекрасными стихами, как воспевали великие поэты. А вся непостижимая прелесть, вдохновенный восторг его любви к Руфи! Почему не воспеть и любовь, как воспевали великие поэты? Они складывали стихи о любви. Сложит и он. Черт побери...
And in his frightened ears he heard his exclamation echoing. Carried away, he had breathed it aloud. The blood surged into his face, wave upon wave, mastering the bronze of it till the blush of shame flaunted itself from collar-rim to the roots of his hair.	Со страхом он услышал, как этот возглас отдался в ушах. Замечтавшись, он чертыхнулся вслух. Кровь бросилась в лицо, хлынула волнами, поглощая бронзу загара, и вот уже краска стыда разлилась по шее до самого воротничка и вверх, до корней волос.
"I--I--beg your pardon," he stammered. "I was thinking."	- Я... я... простите меня, - пробормотал он. - Я задумался.
"It sounded as if you were praying," she said bravely, but she felt herself inside to be withering and shrinking. It was the first time she had heard an oath from the lips of a man she knew, and she was shocked, not merely as a matter of principle and training, but shocked in spirit by this rough blast of life in the garden of her sheltered maidenhood.	- А прозвучало это у вас как будто молитесь, - храбро ответила Руфь, но внутренне вся сжалась, похолодела. Впервые при ней выругался знакомый человек, и она была возмущена - не только из принципа и не от благовоспитанности, - буйный порыв жизни, ворвавшийся в отгороженный от всего грубого сад ее девичества, глубоко ее оскорбил.
But she forgave, and with surprise at the ease of her forgiveness. Somehow it was not so difficult to forgive him anything. He had not had a chance to be as other men, and he was trying so hard, and succeeding, too. It never entered her head that there could be any other reason for her being kindly disposed toward him. She was tenderly disposed toward him, but she did not know it. She had no way of knowing it. The placid poise of twenty-four years without a single love affair did not fit her with a keen perception of her own feelings, and she who had never warmed to actual love was unaware that she was warming now.	Но, она простила и удивилась, как легко ей было простить. Отчего-то прощать ему оказалось совсем нетрудно. У него не было возможности стать таким, как другие мужчины, и он так старается, и делает успехи. Она и не подозревала, что ее снисходительность к нему может быть вызвана какими-то иными причинами. Да и как ей было понять. До двадцати четырех лет она прожила в безмятежном равновесии, ни разу даже не влюбилась, а потому не умела разбираться в своих чувствах; не испытав еще жара настоящей любви, не сознавала, что сейчас в ней разгорается любовь.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты