Краткая коллекция текстов на французском языке
Jules Verne/Жюль Верн
vingt mille lieues sous les mers (tour du monde sous marin)/Двадцать тысяч лье под водой (Кругосветное путешествие в морских глубинах)
Deuxième partie)/часть вторая
XIX LE GULF-STREAM/19. ГОЛЬФСТРИМ
| France | Русский |
| Cette terrible scène du 20 avril, aucun de nous ne pourra jamais l'oublier. Je l'ai écrite sous l'impression d'une émotion violente. Depuis, j'en ai revu le récit. Je l'ai lu à Conseil et au Canadien. Ils l'ont trouvé exact comme fait, mais insuffisant comme effet. Pour peindre de pareils tableaux, il faudrait la plume du plus illustre de nos poètes, l'auteur des Travailleurs de la Mer. | Никто из нас не мог забыть ужасное событие 20 апреля. Я описал его, переживая еще сильное волнение. Свой рассказ я перечитал сам, а затем прочел его Конселю и канадцу. Они нашли, что в передаче самого факта рассказ точен, но недостаточно эффектен. Для описания такой картины надо иметь перо знаменитого нашего поэта, автора "Тружеников моря". |
| J'ai dit que le capitaine Nemo pleurait en regardant les flots. Sa douleur fut immense. C'était le second compagnon qu'il perdait depuis notre arrivée à bord. Et quelle mort ! Cet ami, écrasé, étouffé, brisé par le formidable bras d'un poulpe, broyé sous ses mandibules de fer, ne devait pas reposer avec ses compagnons dans les paisibles eaux du cimetière de corail ! | Я говорил, что капитан Немо плакал, смотря на море. Горе его было безгранично. Со времени нашего пребывания на "Наутилусе" погибал уже второй его товарищ. И какая смерть! Раздавленный, задушенный, исковерканный страшными щупальцами, измолотый железными челюстями, этот друг не будет покоиться среди своих товарищей в мирных водах коралловой гробницы! |
| Pour moi, au milieu de cette lutte, c'était ce cri de désespoir poussé par l'infortuné qui m'avait déchiré le coeur. Ce pauvre Français, oubliant son langage de convention, s'était repris à parler la langue de son pays et de sa mère, pour jeter un suprême appel ! Parmi cet équipage du Nautilus, associé de corps et d'âme au capitaine Nemo, fuyant comme lui le contact des hommes. j'avais donc un compatriote ! Etait-il seul à représenter la France dans cette mystérieuse association, évidemment composée d'individus de nationalités diverses ? | Что касается меня, мое сердце разрывалось от крика отчаяния, вылетевшего в разгаре этой битвы из уст того бедняги. Несчастный француз, забыв воспринятый диалект, снова обрел язык родной земли и своей матери для последнего, напрасного призыва! Итак, в числе товарищей капитана Немо, преданных ему душой и телом, так же, как он, бежавших от общения с людьми, находился мой соотечественник! Один ли представлял он Францию в этом таинственном сообществе, видимо, состоявшем из людей различных наций? |
| C'était encore un de ces insolubles problèmes qui se dressaient sans cesse devant mon esprit ! | Вот одна из неразрешимых проблем, все время возникавших в моем уме! |
| Le capitaine Nemo rentra dans sa chambre, et je ne le vis plus pendant quelque temps. Mais qu'il devait être triste, désespéré, irrésolu, si j'en jugeais par ce navire dont il était l'âme et qui recevait toutes ses impressions ! Le Nautilus ne gardait plus de direction déterminée. Il allait, venait, flottait comme un cadavre au gré des lames. Son hélice avait été dégagée, et cependant, il s'en servait à peine. Il naviguait au hasard. Il ne pouvait s'arracher du théâtre de sa dernière lutte, de cette mer qui avait dévoré l'un des siens ! | Капитан Немо вернулся к себе. Некоторое время я больше не видал его. Но какую грусть, отчаяние, нерешительность он должен бы испытывать наедине с самим собой, если судить по поведению судна, где капитан Немо был душой, ибо его душевное состояние сказывалось и на корабле. "Наутилус" то шел вперед, то возвращался, он перестал держаться определенного направления, плавал по воле волн, точно труп. Винт был очищен, но почти бездействовал. Капитан Немо вел судно по наитию. Он был не в силах расстаться с местом последнего сражения, с морем, что поглотило его друга! |
| Dix jours se passèrent ainsi. Ce fut le 1er mai seulement que le Nautilus reprit franchement sa route au nord, après avoir eu connaissance des Lucayes à l'ouvert du canal de Bahama. Nous suivions alors le courant du plus grand fleuve de la mer, qui a ses rives, ses poissons et sa température propres. J'ai nommé le Gulf-Stream. | Так протекли десять дней. Наконец, 1 мая "Наутилус" решительно взял прежний курс на север, пройдя в виду Лукайских островов у Багамского пролива. Мы плыли по течению самой большой морской реки со своими собственными берегами, рыбами и температурой. Я говорю о Гольфстриме. |
| C'est un fleuve, en effet, qui coule librement au milieu de l'Atlantique, et dont les eaux ne se mélangent pas aux eaux océaniennes. C'est un fleuve salé, plus salé que la mer ambiante. Sa profondeur moyenne est de trois mille pieds, sa largeur moyenne de soixante milles. En de certains endroits, son courant marche avec une vitesse de quatre kilomètres à l'heure. L'invariable volume de ses eaux est plus considérable que celui de tous les fleuves du globe. | Это настоящая река, но течет она среди Атлантического океана. Вода в ней тоже соленая и даже солонее окружающего моря. Средняя глубина ее три тысячи футов, а средняя ширина - шестьдесят миль. В некоторых местах скорость течения достигает четырех километров в час. Неизменность объема ее воды значительнее, чем у всех рек земного шара. |
| La véritable source du Gulf-Stream, reconnue par le commandant Maury, son point de départ, si l'on veut. est situé dans le golfe de Gascogne. Là, ses eaux, encore faibles de température et de couleur. commencent à se former. Il descend au sud, longe l'Afrique équatoriale, échauffe ses flots aux rayons de la zone torride, traverse l'Atlantique. atteint le cap San-Roque sur la côte brésilienne, et se bifurque en deux branches dont l'une va se saturer encore des chaudes molécules de la mer des Antilles. Alors, le Gulf-Stream, chargé de rétablir l'équilibre entre les températures et de mêler les eaux des tropiques aux eaux boréales, commence son rôle de pondérateur. Chauffé à blanc dans le golfe du Mexique, il s'élève au nord sur les côtes américaines, s'avance jusqu'à Terre-Neuve, dévie sous la poussée du courant froid du détroit de Davis, reprend la route de l'Océan en suivant sur un des grands cercles du globe la ligne loxodromique, se divise en deux bras vers le quarante-troisième degré, dont l'un, aidé par l'alizé du nord-est, revient au Golfe de Gascogne et aux Açores, et dont l'autre, après avoir attiédi les rivages de l'Irlande et de la Norvège, va jusqu'au-delà du Spitzberg, où sa température tombe à quatre degrés, former la mer libre du pôle. | Подлинный источник Гольфстрима, исследованного командиром Мори, или, если хотите, его исходная точка, находится в Гасконском заливе. Там его воды, сначала еще слабо нагретые и светлые, начинают принимать особый свой характер. Оттуда это течение идет на юг, вдоль берегов экваториальной Африки, где солнечные лучи жаркой зоны прогревают его воды, затем пересекает Атлантический океан, достигает мыса Сент-Рок на бразильском берегу, здесь разветвляется, и часть его направляется к Антильским островам, где снова прогревается. И вот тут, как будто предназначенный самой природой установить равновесие температур, Гольфстрим, смешав тропические воды с северными, начинает выполнять роль уравнителя температур: раскаленное солнцем Мексиканского залива, течение Гольфстрим поднимается на север к североамериканским берегам Ньюфаундленда. Здесь под действием холодного течения из пролива Девиса оно отклоняется к востоку, опять течет сквозь океан вдоль одного из больших кругов земного шара по локсодромической линии и у сорок третьего меридиана разделяется на два рукава, причем один, под действием северо-западного пассата, возвращается к Гасконскому заливу и к Азорским островам, другой же, обогрев берега Ирландии и Норвегии, доходит до Шпицбергена, где его температура, упав до четырех градусов, все же достаточна, чтобы образовать море, свободное от льдов. |
| C'est sur ce fleuve de l'Océan que le Nautilus naviguait alors. A sa sortie du canal de Bahama, sur quatorze lieues de large, et sur trois cent cinquante mètres de profondeur, le Gulf-Stream marche à raison de huit kilomètres à l'heure. Cette rapidité décroît régulièrement à mesure qu'il s'avance vers le nord, et il faut souhaiter que cette régularité persiste, car, si, comme on a cru le remarquer, sa vitesse et sa direction viennent à se modifier, les climats européens seront soumis à des perturbations dont on ne saurait calculer les conséquences. | По этой-то океанической реке и плыл "Наутилус". При выходе из пролива Багама, шириной четырнадцать лье и глубиной триста пятьдесят метров, Гольфстрим течет со скоростью восьми километров в час. Скорость течения все больше падает по мере его продвижения на север, и было бы желательно, чтобы и впредь сохранялась такая равномерность, ибо, если скорость и направление Гольфстрима когда-нибудь изменятся, как это уже предполагали, климат европейских стран может подвергнуться такого рода потрясениям, последствия которых даже нельзя предвидеть. |
| Vers midi, j'étais sur la plate-forme avec Conseil. Je lui faisais connaître les particularités relatives au Gulf-Stream. Quand mon explication fut terminée, je l'invitai a plonger ses mains dans le courant. | Около полудня я находился на палубе и рассказывал Конселю об особенности Гольфстрима. Кончив объяснения, я предложил ему опустить руки в воду. |
| Conseil obéit, et fut très étonné de n'éprouver aucune sensation de chaud ni de froid. | Консель исполнил мое желание и был крайне удивлен, не ощутив ни тепла, ни холода. |
| "Cela vient, lui dis-je, de ce que la température des eaux du Gulf-Stream, en sortant du golfe du Mexique. est peu différente de celle du sang. Ce Gulf-Stream est un vaste calorifère qui permet aux côtes d'Europe de se parer d'une éternelle verdure. Et, s'il faut en croire Maury, la chaleur de ce courant, totalement utilisée. fournirait assez de calorique pour tenir en fusion un fleuve de fer fondu aussi grand que l'Amazone ou le Missouri." | - Происходит это оттого, - объяснил я, - что температура Гольфстрима при его выходе из Мексиканского залива мало отличается от температуры нашей крови. Гольфстрим - это огромный калорифер, который дает возможность западноевропейским берегам щеголять вечнозеленою растительностью. Если верить вычислениям Мори, то полное использование тепла Гольфстрима дало бы количество калорий, вполне достаточное, чтобы превратить массы чугуна в расплавленную реку, величиною с Миссури или Амазонку, и все время поддерживать ее текучесть. |
| En ce moment, la vitesse du Gulf-Stream était de deux mètres vingt-cinq par seconde. Son courant est tellement distinct de la mer ambiante, que ses eaux comprimées font saillie sur l'Océan et qu'un dénivellement s'opère entre elles et les eaux froides. Sombres d'ailleurs et très riches en matières salines, elles tranchent par leur pur indigo sur les flots verts qui les environnent. Telle est même la netteté de leur ligne de démarcation, que le Nautilus, à la hauteur des Carolines, trancha de son éperon les flots du Gulf-Stream, tandis que son hélice battait encore ceux de l'Océan. | Скорость течения Гольфстрима достигала в это время двух метров двадцати пяти сантиметров в секунду. Течение это настолько отличается от окружающего моря, что его уплотненные воды выступают над поверхностью океана, и таким образом воды теплые и воды холодные имеют разный уровень. Воды Гольфстрима, богатые солями, ярко-синего цвета и ясно выделяются среди зеленых волн океана. Линия их водораздела проходит настолько четко, что, когда "Наутилус" на широте Каролинских островов врезался своим бивнем в воды Гольфстрима, его винт в эту минуту еще рассекал воды океана. |
| Ce courant entraînait avec lui tout un monde d'êtres vivants. Les argonautes, si communs dans la Méditerranée, y voyageaient par troupes nombreuses. Parmi les cartilagineux, les plus remarquables étaient des raies dont la queue très déliée formait à peu près le tiers du corps, et qui figuraient de vastes losanges longs de vingt-cinq pieds ; puis, de petits squales d'un mètre, à tête grande, à museau court et arrondi, à dents pointues disposées sur plusieurs rangs, et dont le corps paraissait couvert d'écailles. | Сила течения увлекает с собой целый мир живых существ. Обычные и для Средиземного моря аргонавты плавают здесь целыми стаями. Среди хрящевых наиболее замечательны здесь скаты с очень развитым хвостом, который составляет треть всей длины ската и по своей форме представляет большой ромб длиною в двадцать пять футов, затем мелкие акулы величиною в метр, с большой головой, с коротким округлым рылом и с острыми зубами в несколько рядов, а их тело покрыто как бы чешуей. |
| Parmi les poissons osseux, je notai des labres-grisons particuliers à ces mers, des spares-synagres dont l'iris brillait comme un feu, des sciènes longues d'un mètre, à large gueule hérissée de petites dents. qui faisaient entendre un léger cri des centronotes-nègres dont j'ai déjà parlé, des coriphènes bleus, relevés d'or et d'argent. des perroquets, vrais arcs-en-ciel de l'Océan. qui peuvent rivaliser de couleur avec les plus beaux oiseaux des tropiques des blémies-bosquiens à tête triangulaire. des rhombes bleuâtres dépourvus d'écailles. des batrachoides recouverts d'une bande jaune et transversale qui figure un t grec, des fourmillements de petits gohies-hoc pointillés de taches brunes, des diptérodons à tête argentée et à queue jaune, divers échantillons de salmones, des mugilomores, sveltes de taille. brillant d'un éclat doux, que Lacépède a consacrés à l'aimable compagne de sa vie, enfin un beau poisson, le chevalier-américain, qui, décoré de tous les ordres et chamarré de tous les rubans, fréquente les rivages de cette grande nation où les rubans et les ordres sont si médiocrement estimés. | Среди костистых рыб отмечу свойственных только этим водам губанов-перепелок; затем идут синагриды с радужной оболочкой, сверкающей огнем; горбыли-сциены, обладающие способностью издавать писк, длиною в метр, с широкой пастью, усаженной мелкими зубами; центроноты-негры, которых я уже упоминал; голубые корифены с золотистыми и серебристыми отливами; перроке, настоящие радуги, своей окраской способные поспорить с наиболее красивыми тропическими птицами; морские собачки с треугольной головой; камбалы-ромбы, синеватые бесчешуйные рыбы; батрахоиды с желтой продольной и поперечной полосой в виде русского Т; кругом кишели маленькие бычки, усеянные коричневыми крапинами; затем идут диптеродоны с желтым хвостом и серебристой головой; тут же и представители лососевых - стройные мугиломоры с их нежным блеском, которых Ласепед посвятил своей милой подруге жизни, и, наконец, - красивая рыба, американский рыцарь, украшенный всеми орденами и лентами, часто встречающийся у берегов североамериканского материка, чей народ так мало ценит и ордена и ленты. |
| J'ajouterai que, pendant la nuit, les eaux phosphorescentes du Gulf-Stream rivalisaient avec l'éclat électrique de notre fanal, surtout par ces temps orageux qui nous menaçaient fréquemment. | Скажу еще об одном явлении в Гольфстриме, а именно о фосфорическом свете воды, соперничавшем, особенно во время частых гроз, со светом нашего прожектора. |
| Le 8 mai, nous étions encore en travers du cap Hatteras, à la hauteur de la Caroline du Nord. La largeur du Gulf-Stream est là de soixante-quinze milles, et sa profondeur de deux cent dix mètres. Le Nautilus continuait d'errer à l'aventure. Toute surveillance semblait bannie du bord. Je conviendrai que dans ces conditions, une évasion pouvait réussir. En effet, les rivages habités offraient partout de faciles refuges. La mer était incessamment sillonnée de nombreux steamers qui font le service entre New York ou Boston et le golfe du Mexique, et nuit et jour parcourue par ces petites goëlettes chargées du cabotage sur les divers points de la côte américaine. On pouvait espérer d'être recueilli. C'était donc une occasion favorable, malgré les trente milles qui séparaient le Nautilus des côtes de l'Union. | Восьмого мая мы находились еще на траверсе мыса Гаттераса, на широте Северной Каролины. Здесь ширина Гольфстрима достигала семидесяти пяти миль, а глубина - двухсот десяти метров. "Наутилус" плыл куда глаза глядят. На корабле не существовало никакой охраны. Надо сознаться, что бегство при таких обстоятельствах могло удаться. Населенные берега являлись очень удобным убежищем. Море все время бороздили пароходы, обслуживавшие рейсы между Нью-Йорком или Бостоном и Мексиканским заливом, днем и ночью между различными точками американского берега сновали шхуны каботажного плавания. Была надежда, что они нас подберут. Все это было благоприятным обстоятельством, несмотря на тридцать миль, отделявших "Наутилус" от берегов Соединенных Штатов. |
| Mais une circonstance fâcheuse contrariait absolument les projets du Canadien. Le temps était fort mauvais. Nous approchions de ces parages où les tempêtes sont fréquentes, de cette patrie des trombes et des cyclones, précisément engendrés par le courant du Gulf-Stream. Affronter une mer souvent démontée sur un frêle canot, c'était courir à une perte certaine. Ned Land en convenait lui-même. Aussi rongeait-il son frein, pris d'une furieuse nostalgie que la fuite seule eût pu guérir. | Но другое обстоятельство, очень досадное, совершенно исключало планы канадца. Погода стояла очень плохая. Мы приближались к берегам, где бури очень часты, к родине циклонов и смерчей, рождаемых самим Гольфстримом. Пускаться на утлой лодке в разгулявшееся море значило идти на верную гибель. Сам Нед Ленд соглашался с этим. Он грыз удила, чувствуя жестокую тоску по родине, а единственным лекарством было бегство. |
| "Monsieur, me dit-il ce jour-là, il faut que cela finisse. Je veux en avoir le coeur net. Votre Nemo s'écarte des terres et remonte vers le nord. Mais je vous le déclare j'ai assez du pôle Sud, et je ne le suivrai pas au pôle Nord. | - Господин профессор, - сказал он в тот же день, - пора кончать с этим делом. Я хочу действовать в открытую. Ваш Немо уходит от земли и взял курс на север. Заявляю вам, что с меня хватит Южного полюса и к Северному я с ним не пойду. |
| - Que faire, Ned, puisqu'une évasion est impraticable en ce moment ? | - Как быть, Нед, раз бегство сейчас неосуществимо? |
| - J'en reviens à mon idée. Il faut parler au capitaine. Vous n'avez rien dit, quand nous étions dans les mers de votre pays. Je veux parler, maintenant que nous sommes dans les mers du mien. Quand je songe qu'avant quelques jours, le Nautilus va se trouver à la hauteur de la Nouvelle-Ecosse, et que là, vers Terre-Neuve, s'ouvre une large baie, que dans cette baie se jette le Saint-Laurent et que le Saint-Laurent, c'est mon fleuve à moi le fleuve de Québec, ma ville natale ; quand je songe à cela, la fureur me monte au visage, mes cheveux se hérissent. Tenez, monsieur, je me jetterai plutôt à la mer ! Je ne resterai pas ici ! J'y étouffe !" | - Я стою на своем, надо поговорить с капитаном. Вы не захотели с ним говорить, когда мы были в водах вашей родины. Теперь мы в водах моей родины. У меня одна дума - через несколько дней "Наутилус" поровняется с Новой Шотландией, где около Ньюфаундленда есть большая бухта, а в эту бухту впадает река Святого Лаврентия, а река Святого Лаврентия - это моя река, на ней - родной мой город Квебек, и вот стоит мне подумать об этом, как вся кровь приливает у меня к лицу, а волосы шевелятся на голове. Знаете, господин профессор, я уж лучше брошусь в море! А здесь я не останусь! Тут я задохнусь. |
| Le Canadien était évidemment à bout de patience. Sa vigoureuse nature ne pouvait s'accommoder de cet emprisonnement prolongé. Sa physionomie s'altérait de jour en jour. Son caractère devenait de plus en plus sombre. Près de sept mois s'étaient écoulés sans que nous eussions eu aucune nouvelle de la terre. De plus, l'isolement du capitaine Nemo, son humeur modifiée, surtout depuis le combat des poulpes, sa taciturnité, tout me faisait apparaître les choses sous un aspect différent. Je ne sentais plus l'enthousiasme des premiers jours. Il fallait être un Flamand comme Conseil pour accepter cette situation, dans ce milieu réservé aux cétacés et autres habitants de la mer. | Ясно, что канадец дошел до предела своего терпения. Его богатырская натура не могла приноровиться к такому долгому лишению свободы. Он изменялся в лице день ото дня. С каждым днем он становился все мрачнее. Я чувствовал, как он страдал, потому что тоска по родине захватывала и меня. Уже семь месяцев мы ничего не знали о земле. Вдобавок и отчужденность капитана Немо, и перемена его настроения, в особенности после сражения со спрутами, и его безмолвие - все это мне показало вещи в другом виде. Восторженность первых дней пропала. Надо было быть таким фламандцем, как Консель, чтобы мириться с подобным положением в среде, предназначенной для китообразных и других обитателей морских глубин. |
| Véritablement, si ce brave garçon, au lieu de poumons avait eu des branchies, je crois qu'il aurait fait un poisson distingué ! | Поистине, если бы этот юноша имел не легкие, а жабры, из него получилась бы вполне благовоспитанная рыба. |
| "Eh bien, monsieur ? reprit Ned Land, voyant que je ne répondais pas. | - Ну, так как же, господин профессор? - спросил Нед Ленд, не получив от меня ответа. |
| - Eh bien, Ned, vous voulez que je demande au capitaine Nemo quelles sont ses intentions à notre égard ? | - Итак, Нед, вы хотите, чтобы я спросил у капитана Немо, каковы его намерения относительно нас? |
| - Oui, monsieur. | - Да. |
| - Et cela, quoiqu'il les ait déjà fait connaître ? | - И несмотря на то, что он уже дал их понять? |
| - Oui. Je désire être fixé une dernière fois. Parlez pour moi seul, en mon seul nom, si vous voulez. | - Да, я хочу установить это в последний раз. Если желаете, можете говорить только обо мне, от моего имени. |
| - Mais je le rencontre rarement. Il m'évite même. | - Но я встречаюсь с ним редко. Меня он даже избегает. |
| - C'est une raison de plus pour l'aller voir. | - Это еще причина, чтобы пойти к нему. |
| - Je l'interrogerai, Ned. | - Я поговорю с ним, Нед. |
| - Quand ? demanda le Canadien en insistant. | - Когда? - настойчиво спросил канадец. |
| - Quand je le rencontrerai. | - Когда встречу. |
| - Monsieur Aronnax, voulez-vous que j'aille le trouver, moi ? | - Господин Аронакс, вы, что же, хотите, чтобы я сам пошел к нему? |
| - Non, laissez-moi faire. Demain... | - Нет, предоставьте это мне. Завтра... |
| - Aujourd'hui, dit Ned Land. | - Сегодня, - сказал Нед Ленд. |
| - Soit. Aujourd'hui, je le verrai", répondis-je au Canadien, qui, en agissant lui-même, eût certainement tout compromis. | - Хорошо. Я повидаюсь с ним сегодня, - ответил я канадцу, чувствуя, что если вступится он в это дело сам, то все испортит. |
| Je restai seul. La demande décidée, je résolus d'en finir immédiatement. J'aime mieux chose faite que chose à faire. | Я остался один. Раз вопрос был поставлен, я решил покончить с ним немедленно. Я предпочитаю решенное дело делу, еще ждущему решения. |
| Je rentrai dans ma chambre. De là, j'entendis marcher dans celle du capitaine Nemo. Il ne fallait pas laisser échapper cette occasion de le rencontrer. Je frappai à sa porte. Je n'obtins pas de réponse. Je frappai de nouveau, puis je tournai le bouton. La porte s'ouvrit. | Я вернулся к себе в комнату. Оттуда я услыхал шаги в комнате капитана Немо. Нельзя было упускать случая с ним встретиться. Я постучал к нему в дверь. Ответа не было. Я снова постучал и повернул дверную ручку. Дверь отворилась. |
| J'entrai. Le capitaine était là. Courbé sur sa table de travail, il ne m'avait pas entendu. Résolu à ne pas sortir sans l'avoir interrogé, je m'approchai de lui. Il releva la tête brusquement, fronça les sourcils, et me dit d'un ton assez rude : | Я вошел. В комнате находился один капитан Немо. Склонившись над столом, он не слыхал, как я вошел. Решившись не уходить, пока не переговорю с ним, я подошел к столу. Он резко вскинул голову, нахмурил брови и сказал достаточно суровым тоном: |
| "Vous ici ! Que me voulez-vous ? | - Это вы! Что вам угодно? |
| - Vous parler, capitaine. | - Поговорить с вами, капитан. |
| - Mais je suis occupé, monsieur, je travaille. Cette liberté que je vous laisse de vous isoler, ne puis-je l'avoir pour moi ?" | - Но я занят, у меня работа. Я предоставил вам полную свободу быть одному, неужели я не могу пользоваться тем же? |
| La réception était peu encourageante. Mais j'étais décidé à tout entendre pour tout répondre. | Прием казался мало ободряющим. Но я решил выслушать все, чтобы сказать все. |
| "Monsieur, dis-je froidement, j'ai à vous parler d'une affaire qu'il ne m'est pas permis de retarder. | - Капитан, - холодно заговорил я, - я должен договорить с вами о таком деле, которое нельзя было отложить. |
| - Laquelle, monsieur ? répondit-il ironiquement. Avez-vous fait quelque découverte qui m'ait échappé ? La mer vous a-t-elle livré de nouveaux secrets ?" | - Какое? - спросил он иронически. - Вы сделали открытие, неудавшееся мне? Море раскрыло перед вами новые тайны? |
| Nous étions loin de compte. Mais avant que j'eusse répondu, me montrant un manuscrit ouvert sur sa table, il me dit d'un ton plus grave : | Мы были далеки от согласия. Но прежде чем я успел ответить, капитан Немо показал мне на раскрытую перед ним рукопись и внушительно сказал: |
| "Voici, monsieur Aronnax, un manuscrit écrit en plusieurs langues. Il contient le résumé de mes études sur la mer, et, s'il plaît à Dieu, il ne périra pas avec moi. Ce manuscrit, signé de mon nom, complété par l'histoire de ma vie, sera renfermé dans un petit appareil insubmersible. Le dernier survivant de nous tous à bord du Nautilus jettera cet appareil à la mer, et il ira où les flots le porteront." | - Вот, господин Аронакс, рукопись, переведенная на несколько языков. Она содержит краткую сводку моих работ по изучению моря, и, коли это будет угодно богу, она не погибнет вместе со мной. Эта рукопись с добавлением истории моей жизни будет заключена в нетонущий аппарат. Тот, кто останется в живых последним на "Наутилусе", бросит аппарат в море, и он поплывет по воле волн. |
| Le nom de cet homme ! Son histoire écrite par lui-même ! Son mystère serait donc un jour dévoilé ? Mais, en ce moment, je ne vis dans cette communication qu'une entrée en matière. | Имя этого человека! Его автобиография! Значит, когда-нибудь его тайна разъяснится? Но в данную минуту его сообщение являлось для меня только средством, чтобы подойти к интересующему меня делу. |
| "Capitaine, répondis-je, je ne puis qu'approuver la pensée qui vous fait agir. Il ne faut pas que le fruit de vos études soit perdu. Mais le moyen que vous employez me paraît primitif. Qui sait où les vents pousseront cet appareil, en quelles mains il tombera ? Ne sauriez-vous trouver mieux ? Vous, ou l'un des vôtres ne peut-il... ? | - Капитан, - ответил я, - я не могу одобрить самой идеи ваших действий. Недопустимо, чтобы плоды ваших научных изысканий могли погибнуть. Но избранное вами средство мне кажется слишком примитивным. Кто знает, куда загонят ветры этот аппарат, в какие руки попадет он? Разве не могли придумать что-нибудь вернее? Разве вы сами или кто-нибудь из ваших?.. |
| - Jamais, monsieur, dit vivement le capitaine en m'interrompant. | - Нет, - резко прервал меня капитан. |
| - Mais moi, mes compagnons, nous sommes prêts à garder ce manuscrit en réserve, et si vous nous rendez la liberté... | - Но тогда я, да и мои товарищи готовы взять вашу рукопись на хранение, и если вы вернете нам свободу... |
| - La liberté ! fit le capitaine Nemo se levant. | - Свободу? - спросил капитан Немо, встав с места. |
| - Oui, monsieur, et c'est à ce sujet que je voulais vous interroger. Depuis sept mois nous sommes à votre bord, et je vous demande aujourd'hui, au nom de mes compagnons comme au mien, si votre intention est de nous y garder toujours. | - Да, как раз по этому вопросу я и хотел поговорить с вами. Уже семь месяцев, как мы находимся на вашем корабле, и вот сегодня я спрашиваю вас, от имени моих товарищей и собственного, намерены ли вы удержать нас навсегда? |
| - Monsieur Aronnax, dit le capitaine Nemo, je vous répondrai aujourd'hui ce que je vous ai répondu il y a sept mois : Qui entre dans le Nautilus ne doit plus le quitter. | - Господин Аронакс, - сказал капитан Немо, - сегодня я вам отвечу то же, что ответил семь месяцев тому назад: "Кто вошел в "Наутилус", тот из него не выйдет". |
| C'est l'esclavage même que vous nous imposez. | - Значит, вы обращаете нас в рабство? |
| - Donnez-lui le nom qu'il vous plaira. | - Называйте это, как хотите. |
| - Mais partout l'esclave garde le droit de recouvrer sa liberté ! Quels que soient les moyens qui s'offrent à lui, il peut les croire bons ! | - Но раб повсюду сохраняет за собой право возвратить себе свободу! И ради этой цели для него все средства хороши! |
| - Ce droit, répondit le capitaine Nemo, qui vous le dénie ? Ai-je jamais pensé à vous enchaîner par un serment ?" | - А кто же отрицает за вами это право? Разве когда-нибудь мне приходила мысль связывать вас клятвой? |
| Le capitaine me regardait en se croisant les bras. | И, скрестив руки на груди, капитан смотрел на меня. |
| "Monsieur, lui dis-je, revenir une seconde fois sur ce sujet ne serait ni de votre goût ni du mien. Mais puisque nous l'avons entamé, épuisons-le. Je vous le répète, ce n'est pas seulement de ma personne qu'il s'agit. Pour moi l'étude est un secours, une diversion puissante, un entraînement, une passion qui peut me faire tout oublier. Comme vous, je suis homme à vivre ignoré, obscur, dans le fragile espoir de léguer un jour à l'avenir le résultat de mes travaux, au moyen d'un appareil hypothétique confié au hasard des flots et des vents. En un mot, je puis vous admirer, vous suivre sans déplaisir dans un rôle que je comprends sur certains points : mais il est encore d'autres aspects de votre vie qui me la font entrevoir entourée de complications et de mystères auxquels seuls ici, mes compagnons et moi, nous n'avons aucune part. Et même, quand notre coeur a pu battre pour vous, ému par quelques-unes de vos douleurs ou remué par vos actes de génie ou de courage, nous avons dû refouler en nous jusqu'au plus petit témoignage de cette sympathie que fait naître la vue de ce qui est beau et bon, que cela vienne de l'ami ou de l'ennemi. Eh bien, c'est ce sentiment que nous sommes étrangers à tout ce qui vous touche, qui fait de notre position quelque chose d'inacceptable, d'impossible, même pour moi mais d'impossible pour Ned Land surtout. Tout homme, par cela seul qu'il est homme, vaut qu'on songe à lui. Vous êtes-vous demandé ce que l'amour de la liberté, la haine de l'esclavage, pouvaient faire naître de projets de vengeance dans une nature comme celle du Canadien, ce qu'il pouvait penser, tenter, essayer ?..." | - Капитан, - обратился я к нему, - ни у вас, ни у меня нет охоты возвращаться к этому вопросу. Но уж раз мы его затронули, давайте доведем его до конца. Повторяю вам, что дело идет не только обо мне. Для меня научная работа - это моральная поддержка, одухотворение, могущественное отвлечение и страсть, способные заставить меня забыть все. Так же, как вы, я могу жить никем не знаемый, в тени, с хрупкой надеждой передать потомству результат своих исследований посредством гипотетического аппарата, доверенного случайной воле ветров и волн. Одним словом, лишь я способен и любоваться вами и без неудовольствия следовать за вами, играя роль, в некоторых отношениях для меня понятную; но в вашей жизни есть и другая сторона, а она мне представляется в окружении сложных обстоятельств и тайн, к которым непричастны мы, я и мои товарищи. И даже в таких случаях, когда бы наше сердце и болело за вас, тронутое вашими скорбями или взволнованное проявлениями вашего талантливого ума и мужества, нам все-таки пришлось бы затаивать в себе малейшее свидетельство той симпатии, какая возникает в нас при виде чего-нибудь красивого и доброго, независимо от того, исходит ли оно от друга или от врага. И вот это сознание нашей полной непричастности всему, что вас касается, делает наше положение неприемлемым, невозможным, даже для меня, а уж в особенности для такого человека, как Нед Ленд. Каждый человек, только потому, что он человек, достоин того, чтобы о нем подумать. Задавались ли вы вопросом, на что способна любовь к свободе и ненависть к рабству, какие планы мести могут они внушить таким натурам, как наш канадец, что может он замыслить и попытаться сделать?.. |
| Je m'étais tu. Le capitaine Nemo se leva. | Я умолк. Капитан Немо встал с места. |
| "Que Ned Land pense, tente, essaye tout ce qu'il voudra, que m'importe ? Ce n'est pas moi qui l'ai été chercher ! Ce n'est pas pour mon plaisir que je le garde à mon bord ! Quant à vous, monsieur Aronnax, vous êtes de ceux qui peuvent tout comprendre, même le silence. Je n'ai rien de plus à vous répondre. Que cette première fois où vous venez de traiter ce sujet soit aussi la dernière, car une seconde fois, je ne pourrais même pas vous écouter." | - До того, что может замыслить и пытаться сделать Нед Ленд, мне нет дела! Не я искал его! Не для своего удовольствия я держу его на корабле. Что касается до вас, господин Аронакс, то вы принадлежите к числу тех людей, которые способны понимать все, даже и молчание. Больше отвечать мне нечего. Пусть первый разговор ваш на эту тему будет и последним, так как второй раз я вам могу и не ответить. |
| Je me retirai. A compter de ce jour, notre situation fut très tendue. Je rapportai ma conversation à mes deux compagnons. | Я вышел. С этого дня наше положение стало очень напряженным. Я доложил о разговоре моим товарищам. |
| "Nous savons maintenant, dit Ned, qu'il n'y a rien à attendre de cet homme. Le Nautilus se rapproche de Long-Island. Nous fuirons, quel que soit le temps." | - Теперь по крайности мы знаем, - сказал Нед, - что ждать нам от этого человека нечего. "Наутилус" подходит к Лонг-Айленду. Какая бы погода ни была, мы убежим. |
| Mais le ciel devenait de plus en plus menaçant. Des symptômes d'ouragan se manifestaient. L'atmosphère se faisait blanchâtre et laiteuse. Aux cyrrhus à gerbes déliées succédaient à l'horizon des couches de nimbocumulus. D'autres nuages bas fuyaient rapidement. La mer grossissait et se gonflait en longues houles. Les oiseaux disparaissaient, à l'exception des satanicles, amis des tempêtes. Le baromètre baissait notablement et indiquait dans l'air une extrême tension des vapeurs. Le mélange du storm-glass se décomposait sous l'influence de l'électricité qui saturait l'atmosphère. La lutte des éléments était prochaine. | Однако небо становилось все грознее. Появились предвестники урагана. Воздух принимал молочно-белый оттенок. Перистые облака на горизонте сменялись кучевыми. Ниже их быстро бежали темные тучи. Море начинало вздыматься большими длинными валами. Исчезли птицы, кроме буревестников. Барометр заметно падал, указывая сильное скопление водяных паров в воздухе. Смесь в штормовом приборе разлагалась под действием электричества, насыщенного в атмосфере. Близилась борьба стихий. |
| La tempête éclata dans la journée du 18 mai, précisément lorsque le Nautilus flottait à la hauteur de Long-Island, à quelques milles des passes de New York. Je puis décrire cette lutte des éléments, car au lieu de la fuir dans les profondeurs de la mer, le capitaine Nemo, par un inexplicable caprice, voulut la braver à sa surface. | Буря разразилась 18 мая, как раз в то время, когда "Наутилус" поровнялся с Лонг-Айлендом, в нескольких милях от морских каналов Нью-Йорка. Я имею возможность описать эту борьбу стихий благодаря тому, что капитану Немо, по какому-то необъяснимому капризу, захотелось померяться с бурей на поверхности моря. |
| Le vent soufflait du sud-ouest, d'abord en grand frais, c'est-à-dire avec une vitesse de quinze mètres à la seconde, qui fut portée à vingt-cinq mètres vers trois heures du soir. C'est le chiffre des tempêtes. | Дул юго-западный ветер, сначала очень свежий, то есть со скоростью пятнадцати метров в секунду, затем к трем часам дня скорость его достигла двадцати пяти метров в секунду. Словом, начинался шторм. |
| Le capitaine Nemo, inébranlable sous les rafales, avait pris place sur la plate-forme. Il s'était amarré à mi-corps pour résister aux vagues monstrueuses qui déferlaient. Je m'y étais hissé et attaché aussi, partageant mon admiration entre cette tempête et cet homme incomparable qui lui tenait tête. | Непоколебимо выдерживая порывы бушующего ветра, капитан Немо стоял на палубе. Он привязал себя в поясе к палубе, чтобы его не смыли чудовищные волны. Взобравшись на палубу и привязав себя, я любовался то бурей, то этим, ни с кем не сравнимым человеком, который принял бой с неистовой стихией. |
| La mer démontée était balayée par de grandes loques de nuages qui trempaient dans ses flots. Je ne voyais plus aucune de ces petites lames intermédiaires qui se forment au fond des grands creux. Rien que de longues ondulations fuligineuses, dont la crête ne déferle pas, tant elles sont compactes. Leur hauteur s'accroissait. Elles s'excitaient entre elles. Le Nautilus, tantôt couché sur le côté, tantôt dressé comme un mât, roulait et tanguait épouvantablement. | Большие клочья облаков неслись над самым морем, мешаясь с его бушующими волнами; я уже не видел тех мелких промежуточных валов, какие образуются в провалах между высокими валами, ничего, кроме длинных черных волн, таких компактных, что даже их гребни не дробились. Высота их все прибывала. Они сталкивались друг с другом. "Наутилус" то ложился на бок, то вставал дыбом, то жутко кувыркался в килевой качке. |
| Vers cinq heures, une pluie torrentielle tomba, qui n'abattit ni le vent ni la mer. L'ouragan se déchaîna avec une vitesse de quarante-cinq mètres à la seconde, soit près de quarante lieues à l'heure. C'est dans ces conditions qu'il renverse des maisons, qu'il enfonce des tuiles de toits dans des portes, qu'il rompt des grilles de fer, qu'il déplace des canons de vingt-quatre. Et pourtant le Nautilus, au milieu de la tourmente, justifiait cette parole d'un savant ingénieur : "Il n'y a pas de coque bien construite qui ne puisse défier à la mer !" Ce n'était pas un roc résistant, que ces lames eussent démoli, c'était un fuseau d'acier, obéissant et mobile, sans gréement, sans mâture, qui bravait impunément leur fureur. | К пяти часам разразился ливень, но он не успокоил ни силы ветра, ни бушеванья моря. Ураган несся со скоростью сорока пяти метров в секунду, или сорока лье в час. Достигая такой силы, он рушит дома, уносит в вихре кровельные черепицы, рвет железные решетки и сдвигает с места двадцатичетырехфунтовые орудия. И тем не менее даже в условиях такого урагана "Наутилус" оправдывал слова одного ученого инженера: "Нет такого хорошо сконструированного судна, которое не могло бы противостоять морю". "Наутилус" не был скалой, которую могли бы разрушить волны; он был стальным веретеном, послушным, подвижным, без мачт и без оснастки и потому с безнаказанною дерзостью противостоял их ярости. |
| Cependant j'examinais attentivement ces vagues déchaînées. Elles mesuraient jusqu'à quinze mètres de hauteur sur une longueur de cent cinquante a cent soixante-quinze mètres, et leur vitesse de propagation. moitié de celle du vent, était de quinze mètres à la seconde. Leur volume et leur puissance s'accroissaient avec la profondeur des eaux. Je compris alors le rôle de ces lames qui emprisonnent l'air dans leurs flancs et le refoulent au fond des mers où elles portent la vie avec l'oxygène. Leur extrême force de pression - on l'a calculée peut s'élever jusqu'à trois mille kilogrammes par pied carré de la surface qu'elles contrebattent. Ce sont de telles lames qui, aux Hébrides, ont déplacé un bloc pesant quatre-vingt-quatre mille livres. Ce sont elles qui, dans la tempête du 23 décembre 1864, après avoir renversé une partie de la ville de Yéddo, au Japon, faisant sept cents kilomètres à l'heure, allèrent se briser le même jour sur les rivages de l'Amérique. | Я внимательно наблюдал за огромными валами. Они доходили до пятнадцати метров высоты и ста пятидесяти - ста семидесяти метров длины, а быстрота их распространения, равная половине скорости ветра, достигала пятнадцати метров в секунду. Чем глубже было море, тем выше становились волны. И тут я понял особую роль волн, которые захватывают воздух и нагнетают его в морскую глубину, внося в нее источник жизни в виде кислорода. Исключительная, но уже вычисленная сила их давления может доходить до трех тысяч килограммов на квадратный фут, когда они обрушиваются на какую-нибудь поверхность. У Гебридских островов морские волны такой же силы сдвинули с места камень весом в восемьдесят четыре тысячи фунтов. А во время бури 23 декабря 1864 года такие же валы, разрушив в Японии часть города Иедо, устремились на восток со скоростью семисот километров в час и в тот же самый день разбились о берега Северной Америки. |
| L'intensité de la tempête s'accrut avec la nuit. Le baromètre, comme en 1860, à la Réunion, pendant un cyclone, tomba à 710 millimètres. A la chute du jour, je vis passer à l'horizon un grand navire qui luttait péniblement. Il capeyait sous petite vapeur pour se maintenir debout à la lame. Ce devait être un des steamers des lignes de New York à Liverpool ou au Havre. Il disparut bientôt dans l'ombre. | К ночи буря разгулялась еще больше. Так же, как во время циклона 1860 года у островов Согласия, барометр упал до 710 миллиметров. В сумерках я заметил на горизонте корабль, который еле боролся с бурей. Он дрейфовал под слабым паром, чтобы только держаться на волнах. Вероятно, это был пароход, курсирующий на линии Нью-Йорк - Ливерпуль или Гавр. Скоро он скрылся в темноте. |
| A dix heures du soir, le ciel était en feu. L'atmosphère fut zébrée d'éclairs violents. Je ne pouvais en supporter l'éclat, tandis que le capitaine Nemo, les regardant en face, semblait aspirer en lui l'âme de la tempête. Un bruit terrible emplissait les airs, bruit complexe, fait des hurlements des vagues écrasées, des mugissements du vent, des éclats du tonnerre. Le vent sautait à tous les points de l'horizon, et le cyclone, partant de l'est, y revenait en passant par le nord, l'ouest et le sud, en sens inverse des tempêtes tournantes de l'hémisphère austral. | В десять часов вечера небо пылало. Все вокруг было пронизано молниями. Я был не в состоянии переносить этот блеск, а капитан Немо глядел широко раскрытыми глазами, точно вбирая в себя самую душу бури. Грохот разбивающихся волн, вой ветра, раскаты грома создавали невообразимую какофонию. Ветер переносился с одной точки горизонта на другую; вырвавшись с востока, циклон, обойдя север, запад, юг, возвращался снова на восток, в разрез ходу циркулирующих бурь на Южном полушарии. |
| Ah ! ce Gulf-Stream ! Il justifiait bien son nom de roi des tempêtes ! C'est lui qui crée ces formidables cyclones par la différence de température des couches d'air superposées a ses courants. | Ну и Гольфстрим! Он оправдал свое название - короля бурь! Он был создатель всех этих страшных циклонов, вследствие разницы температур его течений и слоев воздуха, лежащих над его поверхностью. |
| A la pluie avait succédé une averse de feu. Les gouttelettes d'eau se changeaient en aigrettes fulminantes. On eût dit que le capitaine Nemo, voulant une mort digne de lui, cherchait à se faire foudroyer. Dans un effroyable mouvement de tangage, le Nautilus dressa en l'air son éperon d'acier, comme la tige d'un paratonnerre, et j'en vis jaillir de longues étincelles. | К водяному ливню присоединился ливень молний. Водяные капли превращались в светящиеся эгретки. Можно было подумать, что капитан Немо искал достойной себя смерти и хотел, чтобы его убила молния. Среди ужасной килевой качки "Наутилус" нередко вздымал кверху стальной бивень, как острие громоотвода, и несколько раз я видел, как из него летели искры. |
| Brisé, à bout de forces, je me coulai à plat ventre vers le panneau. Je l'ouvris et je redescendis au salon. L'orage atteignait alors son maximum d'intensité. Il était impossible de se tenir debout à l'intérieur du Nautilus. | Выбившись из сил, совсем разбитый, я налег на крышку люка, открыл ее и сошел в салон. В это время буря достигла предела своей силы. Внутри "Наутилуса" нельзя было держаться на ногах. |
| Le capitaine Nemo rentra vers minuit. J'entendis les réservoirs se remplir peu à peu, et le Nautilus s'enfonça doucement au-dessous de la surface des flots. | Около полуночи вернулся и капитан Немо. Я слышал, как мало-помалу наполнялись резервуары, и "Наутилус" тихо опустился ниже поверхности воды. |
| Par les vitres ouvertes du salon, je vis de grands poissons effarés qui passaient comme des fantômes dans les eaux en feu. Quelques-uns furent foudroyés sous mes yeux ! | Сквозь открытые окна я видел больших испуганных рыб, плывших, как призраки, в воде, светящейся от вспышек молний. |
| Le Nautilus descendait toujours. Je pensais qu'il retrouverait le calme à une profondeur de quinze mètres. Non. Les couches supérieures étaient trop violemment agitées. Il fallut aller chercher le repos jusqu'à cinquante mètres dans les entrailles de la mer. | "Наутилус" продолжал опускаться. Я предполагал, что на глубине пятнадцати метров он найдет затишье. Нет, - слишком сильно разбушевались верхние слои. Надо было искать спокойствия еще ниже и опуститься в недра моря на пятьдесят метров. |
| Mais là, quelle tranquillité, quel silence, quel milieu paisible ! Qui eût dit qu'un ouragan terrible se déchaînait alors à la surface de cet Océan ? | Какой царил здесь мир, покой, какая тишь! Кто мог бы здесь сказать, что там наверху неистовствует грозный ураган. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая
