Краткая коллекция текстов на французском языке
Jules Verne/Жюль Верн
vingt mille lieues sous les mers (tour du monde sous marin)/Двадцать тысяч лье под водой (Кругосветное путешествие в морских глубинах)
Deuxième partie)/часть вторая
XVI FAUTE D'AIR/16. НЕДОСТАТОК ВОЗДУХА
| France | Русский |
| Ainsi, autour du Nautilus, au-dessus, au-dessous, un impénétrable mur de glace. Nous étions prisonniers de la banquise ! Le Canadien avait frappé une table de son formidable poing. Conseil se taisait. Je regardai le capitaine. Sa figure avait repris son impassibilité habituelle. Il s'était croisé les bras. Il réfléchissait. Le Nautilus ne bougeait plus. | Итак, вверху, внизу, со всех сторон "Наутилус" окружен непроницаемой стеною льда. Мы стали пленниками ледяных торосов! Канадец стукнул по столу своим громадным кулаком. Консель молчал, а я глядел на капитана. Лицо его стало по-прежнему бесстрастным. Он стоял, сложив руки на груди. Он что-то обдумывал. "Наутилус" не двигался. |
| Le capitaine prit alors la parole : | Наконец, капитан заговорил. |
| "Messieurs, dit-il d'une voix calme, il y a deux manières de mourir dans les conditions où nous sommes." | - Господа, - произнес он, - в том положении, в каком находимся мы, бывает два рода смерти. |
| Cet inexplicable personnage avait l'air d'un professeur de mathématiques qui fait une démonstration à ses élèves. | Этот непонятный человек имел вид профессора математики, доказывающего теорему своим ученикам. |
| "La première, reprit-il, c'est de mourir écrasés. La seconde, c'est de mourir asphyxiés. Je ne parle pas de la possibilité de mourir de faim, car les approvisionnements du Nautilus dureront certainement plus que nous. Préoccupons-nous donc des chances d'écrasement ou d'asphyxie. | - Первый - быть раздавленными. Второй - умереть от недостатка воздуха. О возможности умереть с голоду я не говорю, так как запасы продовольствия на "Наутилусе" наверняка переживут нас. Поэтому рассмотрим только две возможности - расплющиться или задохнуться. |
| - Quant à l'asphyxie, capitaine, répondis-je, elle n'est pas à craindre, car nos réservoirs sont pleins. | - Что касается возможности задохнуться, - сказал я, - то этого бояться нет оснований, поскольку мы имеем воздушные резервуары, наполненные свежим воздухом. |
| - Juste, reprit le capitaine Nemo, mais ils ne donneront que deux jours d'air. Or, voilà trente-six heures que nous sommes enfouis sous les eaux, et déjà l'atmosphère alourdie du Nautilus demande à être renouvelée. Dans quarante-huit heures, notre réserve sera épuisée. | - Верно, - ответил капитан, - но их хватит только на два дня. Уже тридцать шесть часов, как мы погружены в воду, воздух в "Наутилусе" становится тяжелым и требует возобновления. В течение двух суток запас свежего воздуха будет исчерпан. |
| - Eh bien, capitaine, soyons délivrés avant quarante-huit heures ! | - Так что же, капитан, давайте освободим себя раньше двух суток. |
| - Nous le tenterons, du moins, en perçant la muraille qui nous entoure. | - Во всяком случае, будем пытаться это сделать, пробивая окружающую нас стену. |
| - De quel côté ? demandai-je. | - В какую сторону? |
| - C'est ce que la sonde nous apprendra. Je vais échouer le Nautilus sur le banc inférieur, et mes hommes, revêtus de scaphandres, attaqueront l'iceberg par sa paroi la moins épaisse. | - Это покажет зонд. Я посажу "Наутилус" на нижнюю стенку, а мои люди, одетые в скафандры, пробьют ледяной покров в наименее толстой его части. |
| - Peut-on ouvrir les panneaux du salon ? | - А нельзя ли раскрыть ставни в салоне? |
| - Sans inconvénient. Nous ne marchons plus." | - Теперь это безопасно. Мы не находимся в движении. |
| Le capitaine Nemo sortit. Bientôt des sifflements m'apprirent que l'eau s'introduisait dans les réservoirs. Le Nautilus s'abaissa lentement et reposa sur le fond de glace par une profondeur de trois cent cinquante mètres, profondeur à laquelle était immergé le banc de glace inférieur. | Капитан Немо вышел. Шипящие звуки дали нам знать, что в резервуары пустили воду. "Наутилус" стал тихо погружаться - до той глубины, на какую погрузился нижний ледяной пласт, - и осел на ледяное дно на глубине в триста пятьдесят метров. |
| "Mes amis, dis-je, la situation est grave, mais je compte sur votre courage et sur votre énergie. | - Друзья мои, - сказал я, - положение тяжелое, но я рассчитываю на ваше мужество и вашу энергию. |
| - Monsieur, me répondit le Canadien, ce n'est pas dans ce moment que je vous ennuierai de mes récriminations. Je suis prêt à tout faire pour le salut commun. | - Конечно, - ответил мне канадец, - сейчас не такое время, чтобы я стал надоедать вам своими жалобами или вопросами. Я готов сделать все для общего спасения. |
| - Bien, Ned, dis-je en tendant la main au Canadien. | - Отлично, Нед, - сказал я, протягивая канадцу руку. |
| - J'ajouterai, reprit-il, qu'habile à manier le pic comme le harpon, si je puis être utile au capitaine, il peut disposer de moi. | - Добавлю еще вот что, - продолжал он, - я ловко владею и киркой и гарпуном, и если я могу быть полезным капитану, то я в его распоряжении. |
| - Il ne refusera pas votre aide. Venez, Ned." | |
| Je conduisis le Canadien à la chambre ou les hommes du Nautilus revêtaient leurs scaphandres. Je fis part au capitaine de la proposition de Ned, qui fut acceptée. Le Canadien endossa son costume de mer et fut aussitôt prêt que ses compagnons de travail. Chacun d'eux portait sur son dos l'appareil Rouquayrol auquel les réservoirs avaient fourni un large continent d'air pur. Emprunt considérable, mais nécessaire, fait à la réserve du Nautilus. Quant aux lampes Ruhmkorff, elles devenaient inutiles au milieu de ces eaux lumineuses et saturées de rayons électriques. | Я проводил канадца в помещение, где люди из экипажа "Наутилуса" надевали на себя скафандры. Я сообщил капитану предложение канадца, и он его, конечно, принял. Канадец быстро облекся в подводный костюм и был готов одновременно со своими товарищами по работе. Каждый из них нес за спиною аппарат Рукейроля, снабженный резервуарами с большим запасом чистого воздуха. Это был значительный, но необходимый заем из воздушных запасов "Наутилуса". Что касается до ламп Румкорфа, то они были не нужны в этих водах, светящихся в лучах электрического света. |
| Lorsque Ned fut habillé, je rentrai dans le salon dont les vitres étaient découvertes, et, posté près de Conseil. j'examinai les couches ambiantes qui supportaient le Nautilus. | Как только Нед переоделся, я вернулся в салон, где ставни были уже открыты, и, став рядом с Конселем, начал рассматривать окружающие льды, на которых держался "Наутилус". |
| Quelques instants après, nous voyions une douzaine d'hommes de l'équipage prendre pied sur le banc de glace, et parmi eux Ned Land, reconnaissable à sa haute taille. Le capitaine Nemo était avec eux. | Через несколько минут мы увидели, как двенадцать человек экипажа вышли на лед и среди них - Нед, хорошо заметный своим высоким ростом. Их сопровождал капитан Немо. |
| Avant de procéder au creusement des murailles, il fit pratiquer des sondages qui devaient assurer la bonne direction des travaux. De longues sondes furent enfoncées dans les parois latérales ; mais après quinze mètres, elles étaient encore arrêtées par l'épaisse muraille. Il était inutile de s'attaquer à la surface plafonnante, puisque c'était la banquise elle-même qui mesurait plus de quatre cents mètres de hauteur. Le capitaine Nemo fit alors sonder la surface inférieure. Là dix mètres de parois nous séparaient de l'eau. Telle était l'épaisseur de cet ice-field. Dès lors, il s'agissait d'en découper un morceau égal en superficie à la ligne de flottaison du Nautilus. C'était environ six mille cinq cents mètres cubes à détacher, afin de creuser un trou par lequel nous descendrions au-dessous du champ de glace. | Раньше, чем долбить стены, он распорядился прощупать их зондами и таким образом обеспечить нужное направление работ. Длинные зонды стали врезаться в боковые стены туннеля; но, пройдя пятнадцать метров, они застряли в толще другой стены. Направлять свои усилия против верхнего пласта являлось бесполезным, поскольку он представлял собой нагромождение торосов вышиной более четырехсот метров. Капитан Немо распорядился прозондировать нижний пласт. Оказалось, что здесь нас отделяло от воды только десять метров, составлявших толщу этого ледяного поля. Теперь работа сводилась лишь к тому, чтобы высечь в нем кусок, по своей площади равный площади "Наутилуса". Следовательно, для того чтобы мы могли опуститься ниже ледяного поля, необходимо было продолбить в нем соответственной величины отверстие, а для этого надо было вынуть около шести тысяч пятисот кубических метров льда. |
| Le travail fut immédiatement commencé et conduit avec une infatigable opiniâtreté. Au lieu de creuser autour du Nautilus, ce qui eût entraîné de plus grandes difficultés, le capitaine Nemo fit dessiner l'immense fosse à huit mètres de sa hanche de bâbord. Puis ses hommes la taraudèrent simultanément sur plusieurs points de sa circonférence. Bientôt. Le pic attaqua vigoureusement cette matière compacte, et de gros blocs furent détachés de la masse. Par un curieux effet de pesanteur spécifique, ces blocs, moins lourds que l'eau, s'envolaient pour ainsi dire à la voûte du tunnel. qui s'épaississait par le haut de ce dont il diminuait vers le bas. Mais peu importait, du moment que la paroi inférieure s'amincissait d'autant. | Немедленно же приступили к этой работе и продолжали ее с неиссякаемой настойчивостью. Вместо того чтобы долбить лед вокруг самого "Наутилуса", что очень затруднило бы работу, капитан Немо распорядился наметить огромную круглую канаву, отступя на восемь метров от левого борта "Наутилуса". После этого все двенадцать человек одновременно стали буравить канаву в нескольких точках по ее окружности. В скором времени заработали кирки, мощно проникая в компактную массу льда и откалывая от нее большие глыбы. В силу меньшего удельного веса эти глыбы как бы взлетали под верхний свод туннеля, вследствие чего он начал утолщаться сверху настолько же, насколько становился тоньше снизу. Но это не имело значения, раз нижний слой делался в такой же мере тоньше. |
| Après deux heures d'un travail énergique, Ned Land rentra épuisé. Ses compagnons et lui furent remplacés par de nouveaux travailleurs auxquels nous nous joignîmes, Conseil et moi. Le second du Nautilus nous dirigeait. | После двух часов напряженной работы Нед измучился и вернулся в салон. Его вместе с товарищами по работе сменили свежие работники; к ним присоединились я и Консель. Нами руководил помощник капитана. |
| L'eau me parut singulièrement froide, mais je me réchauffai promptement en maniant le pic. Mes mouvements étaient très libres, bien qu'ils se produisissent sous une pression de trente atmosphères. | Вода мне показалась особенно холодной, но вскоре я согрелся, работая киркой. Движения мои были вполне свободны, хотя производились при внешнем давлении в тридцать атмосфер. |
| Quand je rentrai, après deux heures de travail, pour prendre quelque nourriture et quelque repos, je trouvai une notable différence entre le fluide pur que me fournissait l'appareil Rouquayrol et l'atmosphère du Nautilus, déjà chargé d'acide carbonique. L'air n'avait pas été renouvelé depuis quarante-huit heures, et ses qualités vivifiantes étaient considérablement affaiblies. Cependant, en un laps de douze heures, nous n'avions enlevé qu'une tranche de glace épaisse d'un mètre sur la superficie dessinée, soit environ six cents mètres cubes. En admettant que le même travail fût accompli par douze heures, il fallait encore cinq nuits et quatre jours pour mener à bonne fin cette entreprise. | Проработав два часа и вернувшись в салон, чтобы перекусить и немного отдохнуть, я почувствовал большую разницу между потоком чистого воздуха, поступавшего ко мне в аппарат Рукейроля, и атмосферой в "Наутилусе", где уже накопился углекислый газ. В течение двух суток воздух не возобновлялся, и его животворные качества значительно понизились. А между тем за двенадцать часов работы мы сняли с намеченной поверхности пласт только в один метр толщиной, иначе говоря, около шестисот кубических метров льда. Допустим, что каждые двенадцать часов будет выполняться такая же работа, - тогда понадобится еще четыре дня и пять ночей, чтобы довести дело до желаемого конца. |
| "Cinq nuits et quatre jours ! dis-je à mes compagnons, et nous n'avons que pour deux jours d'air dans les réservoirs. | - Четыре дня и пять ночей! - сказал я своим товарищам. - А запас воздуха в резервуарах только на два дня. |
| - Sans compter, répliqua Ned, qu'une fois sortis de cette damnée prison, nous serons encore emprisonnés sous la banquise et sans communication possible avec l'atmosphère !" | - Не считая того, - добавил Нед Ленд, - что, когда мы выйдем из этой проклятой тюрьмы, мы еще останемся в заключении под торосами без всякой связи с наружным воздухом. |
| Réflexion juste. Qui pouvait alors prévoir le minimum de temps nécessaire à notre délivrance ? L'asphyxie ne nous aurait-elle pas étouffés avant que le Nautilus eût pu revenir à la surface des flots ? Etait-il destiné à périr dans ce tombeau de glace avec tous ceux qu'il renfermait ? La situation paraissait terrible. Mais chacun l'avait envisagée en face, et tous étaient décidés à faire leur devoir jusqu'au bout. | Соображение правильное. Кто мог сказать заранее, сколько тогда понадобится времени для нашего освобождения? Не задохнемся ли мы раньше, чем "Наутилус" сможет вернуться на поверхность моря? Не суждено ли ему со всем его содержимым быть погребенным в этой ледяной могиле? Опасность казалась грозной. Но все смотрели прямо ей в глаза, и все решились исполнить долг свой до конца. |
| Suivant mes prévisions, pendant la nuit, une nouvelle tranche d'un mètre fut enlevée à l'immense alvéole. Mais, le matin, quand, revêtu de mon scaphandre, je parcourus la masse liquide par une température de six à sept degrés au-dessous de zéro, je remarquai que les murailles latérales se rapprochaient peu à peu. Les couches d'eau éloignées de la fosse, que n'échauffaient pas le travail des hommes et le jeu des outils, marquaient une tendance à se solidifier. En présence de ce nouveau et imminent danger, que devenaient nos chances de salut, et comment empêcher la solidification de ce milieu liquide, qui eût fait éclater comme du verre les parois du Nautilus ? | Как я и предполагал, за ночь удалось снять еще один метр со дна огромной выемки. Но когда на следующее утро, облекшись в свой скафандр и походив в этой плотной жидкости, имевшей температуру шесть-семь градусов ниже нуля [такой температуры в воде быть не может], я заметил, что боковые стены начали постепенно сближаться. Слои воды, более отдаленные от выемки, начинали замерзать. При наличии этой новой и непосредственной опасности что станется с нашими надеждами на спасение? Чем воспрепятствовать превращению жидкой среды в твердую, грозившую раздавить, как стеклышко, стенки "Наутилуса"? |
| Je ne fis point connaître ce nouveau danger à mes deux compagnons. A quoi bon risquer d'abattre cette énergie qu'ils employaient au pénible travail du sauvetage ? Mais, lorsque je fus revenu à bord ? je fis observer au capitaine Nemo cette grave complication. | Я уж не стал говорить об этой новой опасности своим товарищам. Зачем было испытывать людей и, может быть, лишить их той энергии, какую проявляли они в тяжкой работе для общего спасения? Но, вернувшись на борт, я тотчас сообщил капитану Немо об этом важном осложнении. |
| "Je le sais, me dit-il de ce ton calme que ne pouvaient modifier les plus terribles conjonctures. C'est un danger de plus, mais je ne vois aucun moyen d'y parer. La seule chance de salut, c'est d'aller plus vite que la solidification. Il s'agit d'arriver premiers. Voilà tout." | - Знаю, - ответил он своим спокойным тоном, который не менялся ни при каких стечениях обстоятельств, хотя бы самых страшных. - Да, это еще одна опасность, но я не вижу средства устранить ее. Единственная возможность для нашего спасения - это действовать быстрее. Нам надо дойти первыми. Вот и все. |
| Arriver premiers ! Enfin, j'aurais dû être habitué à ces façons de parler ! | Дойти первыми! Уж мне бы следовало привыкнуть к его манере разговора! |
| Cette journée, pendant plusieurs heures, je maniai le pic avec opiniâtreté. Ce travail me soutenait. D'ailleurs, travailler, c'était quitter le Nautilus, c'était respirer directement cet air pur emprunté aux réservoirs et fourni par les appareils, c'était abandonner une atmosphère appauvrie et viciée. | За этот день я проработал несколько часов киркой с большим упорством. Эта работа поддерживала во мне бодрость. К тому же работать - это значило выходить из "Наутилуса", дышать чистым воздухом, взятым из резервуаров корабля и поступавшим ко мне через аппараты снаряжения; это значило расстаться с удушливой и вредной атмосферой в "Наутилусе". |
| Vers le soir, la fosse s'était encore creusée d'un mètre. Quand je rentrai à bord, je faillis être asphyxié par l'acide carbonique dont l'air était saturé. Ah ! que n'avions-nous les moyens chimiques qui eussent permis de chasser ce gaz délétère ! L'oxygène ne nous manquait pas. Toute cette eau en contenait une quantité considérable et en la décomposant par nos puissantes piles, elle nous eût restitué le fluide vivifiant. J'y avais bien songé, mais à quoi bon, puisque l'acide carbonique, produit de notre respiration, avait envahi toutes les parties du navire. Pour l'absorber, il eût fallu remplir des récipients de potasse caustique et les agiter incessamment. Or, cette matière manquait à bord, et rien ne la pouvait remplacer | К вечеру был вынут еще один метр с окружности всей выемки. Когда я возвратился на борт, я чуть не задохнулся от углекислого газа, которым был насыщен воздух в "Наутилусе". Ах, почему в нашем распоряжении нет химического средства поглотить этот тлетворный газ! В самом кислороде не было недостатка. Он находился, и в большом количестве, во всей окружающей нас воде, и, выделенный при помощи наших мощных батарей, он мог восстановить животворные свойства атмосферы в "Наутилусе". Я об этом думал, но напрасно, поскольку углекислый газ выделялся нашим собственным дыханием и заполнял собою весь корабль. Чтобы поглощать этот газ, надо было наполнять сосуды едким калием и беспрерывно их трясти. Но этого вещества не было на корабле, а заменить его нельзя ничем. |
| Ce soir-là, le capitaine Nemo dut ouvrir les robinets de ses réservoirs, et lancer quelques colonnes d'air pur à l'intérieur du Nautilus. Sans cette précaution, nous ne nous serions pas réveillés. | В этот вечер капитану Немо пришлось открыть краны из резервуаров и впустить несколько струй чистого воздуха внутрь "Наутилуса". Без этой меры мы, пожалуй, не проснулись бы совсем. |
| Le lendemain, 26 mars, je repris mon travail de mineur en entamant le cinquième mètre. Les parois latérales et la surface inférieure de la banquise s'épaississaient visiblement. Il était évident qu'elles se rejoindraient avant que le Nautilus fût parvenu à se dégager. Le désespoir me prit un instant. Mon pic fut près de s'échapper de mes mains. A quoi bon creuser, si je devais périr étouffé, écrasé par cette eau qui se faisait pierre, un supplice que la férocité des sauvages n'eût pas même inventé. Il me semblait que j'étais entre les formidables mâchoires d'un monstre qui se rapprochaient irrésistiblement. | На следующий день, 26 марта, я вышел работать и принялся за пятый метр. Боковые стены и нижняя часть торосов стали заметно толще. Было очевидно, что они сойдутся раньше, чем "Наутилус" освободится. На одну минуту я впал в отчаяние. Кирка едва не выпала из моих рук. Какой имело смысл долбить лед, если мне суждено задохнуться или быть расплющенным этой водой, превращавшейся в камень, - подвергнуться казни, какой еще не выдумали даже самые жестокие дикари? Мне казалось, что я нахожусь в разверстой пасти какого-то чудовища, готового сжать свои страшные челюсти. |
| En ce moment, le capitaine Nemo, dirigeant le travail, travaillant lui-même, passa près de moi. Je le touchai de la main et lui montrai les parois de notre prison. La muraille de tribord s'était avancée à moins de quatre mètres de la coque du Nautilus. | В эту минуту капитан Немо, работавший вместе с нами, прошел мимо меня. Я тронул его за руку и показал на стены нашей тюрьмы. Стена с правого борта отстояла не больше четырех метров от корпуса "Наутилуса". |
| Le capitaine me comprit et me fit signe de le suivre. Nous rentrâmes à bord. Mon scaphandre ôté, je l'accompagnai dans le salon. | Капитан понял меня и сделал мне знак последовать за ним. Мы вернулись на борт. Сняв свой скафандр, я вслед за капитаном прошел в салон. |
| "Monsieur Aronnax, me dit-il, il faut tenter quelque héroique moyen, ou nous allons être scellés dans cette eau solidifiée comme dans du ciment. | - Господин Аронакс, - сказал он, - надо пойти на героическое средство, иначе эта вода, превращаясь в твердое тело, охватит нас как цемент. |
| - Oui ! dis-je, mais que faire ? | - Да, но как быть? - ответил я. |
| - Ah ! s'écria-t-il, si mon Nautilus était assez fort pour supporter cette pression sans en être écrasé ? | - Ах, если бы мой "Наутилус" был так крепок, чтобы выдержать это давление и остаться целым! |
| - Eh bien ? demandai-je, ne saisissant pas l'idée du capitaine. | - Что же тогда? - спросил я, не уловив мысли капитана. |
| - Ne comprenez-vous pas, reprit-il, que cette congélation de l'eau nous viendrait en aide ! Ne voyez-vous pas que par sa solidification, elle ferait éclater ces champs de glace qui nous emprisonnent, comme elle fait, en se gelant, éclater les pierres les plus dures ! Ne sentez-vous pas qu'elle serait un agent de salut au lieu d'être un agent de destruction ! | - Разве вы не понимаете, что тогда бы оледенение воды нам только помогло? Разве вы не видите, что само превращение этой воды в лед разорвало бы ледяные поля, которые нас окружают, так же как оно рвет самые твердые породы камней? Разве вам непонятно, что оно станет средством нашего спасения, а не средством нашего уничтожения? |
| - Oui, capitaine, peut-être. Mais quelque résistance à l'écrasement que possède le Nautilus, il ne pourrait supporter cette épouvantable pression et s'aplatirait comme une feuille de tôle. | - Возможно, капитан. Но как бы ни была велика сила сопротивления "Наутилуса", он не выдержит такого чудовищного давления и расплющится в лист железа. |
| - Je le sais, monsieur. Il ne faut donc pas compter sur les secours de la nature, mais sur nous-mêmes. Il faut s'opposer à cette solidification. Il faut l'enrayer. Non seulement, les parois latérales se resserrent, mais il ne reste pas dix pieds d'eau à l'avant ou à l'arrière du Nautilus. La congélation nous gagne de tous les côtés. | - Знаю. Следовательно, мы должны надеяться не ка помощь природы, а на нас самих. Надо воспрепятствовать замерзанию воды. Надо задержать этот процесс. Сближаются не только боковые стены, но спереди и сзади "Наутилуса" осталось не больше десяти футов воды. Оледенение захватывает нас со всех сторон. |
| - Combien de temps, demandai-je, l'air des réservoirs nous permettra-t-il de respirer à bord ?" | - Сколько времени резервуары "Наутилуса" дадут возможность дышать здесь внутри? |
| Le capitaine me regarda en face. | Капитан взглянул прямо мне в лицо и сказал: |
| "Après-demain, dit-il, les réservoirs seront vides !" | - Послезавтра резервуары будут пусты. |
| Une sueur froide m'envahit. Et cependant, devais-je m'étonner de cette réponse ? Le 22 mars, le Nautilus s'était plongé sous les eaux libres du pôle. Nous étions au 26. Depuis cinq jours, nous vivions sur les réserves du bord ! Et ce qui restait d'air respirable, il fallait le conserver aux travailleurs. Au moment où j'écris ces choses, mon impression est tellement vive encore, qu'une terreur involontaire s'empare de tout mon être, et que l'air semble manquer à mes poumons ! | По всему телу у меня выступил холодный пот. А вместе с тем разве должен был удивить меня такой ответ? 22 марта "Наутилус" окунулся в свободные воды полюса. Сейчас у нас 26 марта. В течение пяти суток мы жили за счет запаса воздуха в резервуарах "Наутилуса". Тот запас годного воздуха, который еще остался, необходимо было сохранить для работников. Все эти обстоятельства запечатлелись во мне так ярко, что в ту минуту, как я записываю их, невольный ужас охватывает мою душу, и мне все кажется, что моим легким не хватает воздуха. |
| Cependant, le capitaine Nemo réfléchissait, silencieux, immobile. Visiblement, une idée lui traversait l'esprit. Mais il paraissait la repousser. Il se répondait négativement à lui-même. Enfin, ces mots s'échappèrent de ses lèvres ! | А между тем капитан Немо что-то обдумывал, молча и не двигаясь с места. Судя по выражению его лица, какая-то мысль мелькнула в его уме. Но, видимо, он ее отверг. Покачав головой, он сам себе ответил отрицательно. Наконец, одно слово вырвалось из его уст. |
| "L'eau bouillante ! murmura-t-il. | - Кипяток! - прошептал Немо. |
| - L'eau bouillante ? m'écriai-je. | - Кипяток? - воскликнул я. |
| - Oui, monsieur. Nous sommes renfermés dans un espace relativement restreint. Est-ce que des jets d'eau bouillante, constamment injectée par les pompes du Nautilus, n'élèveraient pas la température de ce milieu et ne retarderaient pas sa congélation ? | - Да. Мы заключены в пространстве, сравнительно ограниченном. Если насосы "Наутилуса" будут все время выбрасывать струи горячей воды, разве температура окружающей нас среды не поднимется и не задержит процесс оледенения? |
| - Il faut l'essayer, dis-je résolument. | - Надо попробовать, - решительно ответил я. |
| - Essayons, monsieur le professeur." | - Давайте пробовать, господин профессор. |
| Le thermomètre marquait alors moins sept degrés à l'extérieur. Le capitaine Nemo me conduisit aux cuisines où fonctionnaient de vastes appareils distillatoires qui fournissaient l'eau potable par évaporation. Ils se chargèrent d'eau, et toute la chaleur électrique des piles fut lancée à travers les serpentins baignés par le liquide. En quelques minutes, cette eau avait atteint cent degrés. Elle fut dirigée vers les pompes pendant qu'une eau nouvelle la remplaçait au fur et à mesure. La chaleur développée par les piles était telle que l'eau froide, puisée à la mer, après avoir seulement traversé les appareils, arrivait bouillante aux corps de pompe. | Наружный термометр показывал семь градусов ниже нуля. Капитан Немо провел меня в отделение камбуза, где действовали объемистые дистилляционные аппараты для добывания питьевой воды путем выпаривания. Их накачали водой, и все тепло от электрических батарей направилось в змеевики, погруженные в воду. Через несколько минут вода нагрелась до ста градусов. Ее переключили в насосы, а на ее место поступила свежая вода. Тепло от-электрических батарей было настолько велико, что холодная вода, прямо из моря, только пройдя сквозь аппараты, поступала в насосы уже в виде кипятка. |
| L'injection commença, et trois heures après, le thermomètre marquait extérieurement six degrés au-dessous de zéro. C'était un degré de gagné. Deux heures plus tard, le thermomètre n'en marquait que quatre. | Через три часа после накачивания кипятка внешний термометр показывал шесть градусов ниже нуля. Получился выигрыш в один градус. Еще через два часа термометр показывал уже четыре. |
| "Nous réussirons, dis-je au capitaine, après avoir suivi et contrôlé par de nombreuses remarques les progrès de l'opération. | - Мы победим, - сказал я капитану, после того как убедился в успехе принятых мер и сам дал несколько полезных советов. |
| - Je le pense, me répondit-il. Nous ne serons pas écrasés. Nous n'avons plus que l'asphyxie à craindre." | - И я так думаю, - ответил капитан. - Нас не раздавит. Остается одна опасность - задохнуться. |
| Pendant la nuit, la température de l'eau remonta a un degré au-dessous de zéro. Les injections ne purent la porter à un point plus élevé. Mais comme la congélation de l'eau de mer ne se produit qu'à moins deux degrés, je fus enfin rassuré contre les dangers de la solidification. | За ночь температура воды поднялась до одного градуса ниже нуля. Накачивание горячей воды уже не могло поднять температуру выше. Но так как оледенение морской воды происходит при температуре минус два градуса, я, наконец, успокоился - угроза замерзания воды отпала. |
| Le lendemain, 27 mars, six mètres de glace avaient été arrachés de l'alvéole. Quatre mètres seulement restaient à enlever. C'étaient encore quarante-huit heures de travail. L'air ne pouvait plus être renouvelé à l'intérieur du Nautilus. Aussi, cette journée alla-t-elle toujours en empirant. | На следующий день, 27 марта, были вынуты шесть метров льда. Осталось вырубить еще четыре метра. На это нужно еще сорок восемь часов работы. Следовательно, обновлять воздух в "Наутилусе" было невозможно. За этот день наше положение делалось все хуже. |
| Une lourdeur intolérable m'accabla. Vers trois heures du soir, ce sentiment d'angoisse fut porté en moi à un degré violent. Des bâillements me disloquaient les mâchoires. Mes poumons haletaient en cherchant ce fluide comburant, indispensable à la respiration, et qui se raréfiait de plus en plus. Une torpeur morale s'empara de moi. J'étais étendu sans force, presque sans connaissance. | Невыносимая тяжесть в теле угнетала меня. К трем часам вечера чувство тоски достигло предельной силы. От постоянной зевоты сводило челюсти. Легкие судорожно искали свежую струю, необходимую для нашего дыхания, а воздух все больше разрежался. Я чувствовал полное моральное оцепенение. В изнеможении я лег пластом, почти что без сознания. |
| Mon brave Conseil, pris des mêmes symptômes, souffrant des mêmes souffrances, ne me quittait plus. Il me prenait la main, il m'encourageait, et je l'entendais encore murmurer : | Мой милый Консель, испытывая те же болезненные симптомы, страдая теми же страданиями, все же не покидал меня. Он брал меня за руку, подбадривал, и я расслышал, как он шептал себе: |
| "Ah ! si je pouvais ne pas respirer pour laisser plus d'air à monsieur !" | - Ах, если бы я мог перестать дышать, чтобы оставить больше воздуха для господина профессора. |
| Les larmes me venaient aux yeux de l'entendre parler ainsi. | Слезы навертывались мне на глаза, когда я слышал этот шепот. |
| Si notre situation, à tous, était intolérable à l'intérieur, avec quelle hâte, avec quel bonheur, nous revêtions nos scaphandres pour travailler à notre tour ! Les pics résonnaient sur la couche glacée. Les bras se fatiguaient, les mains s'écorchaient, mais qu'étaient ces fatigues, qu'importaient ces blessures ! L'air vital arrivait aux poumons ! On respirait ! On respirait ! | Но если положение нас всех, находящихся внутри корабля, стало невыносимым, зато с какою радостью, с какой поспешностью надевали мы скафандры, чтобы идти работать в наш черед. Бодро стучали кирки по ледяному пласту. Уставали плечи, обдирались руки, но что значила усталость, какое было дело нам до ссадин. Животворный воздух вливался в наши легкие! Мы дышали! Дышали! |
| Et cependant, personne ne prolongeait au-delà du temps voulu son travail sous les eaux. Sa tâche accomplie, chacun remettait à ses compagnons haletants le réservoir qui devait lui verser la vie. Le capitaine Nemo donnait l'exemple et se soumettait le premier à cette sévère discipline. L'heure arrivait, il cédait son appareil à un autre et rentrait dans l'atmosphère viciée du bord, toujours calme, sans une défaillance, sans un murmure. | И все-таки ни один человек не продолжал своей работы под водой больше назначенного срока. Как только кончался срок работы, каждый передавал свой резервуар товарищам, чтобы влить в них жизнь. Капитан сам подавал этому пример и первый подчинялся суровой дисциплине. Бил урочный час, и капитан, отдав свой аппарат другому; возвращался в отравленную атмосферу корабля, всегда спокойный, никакой расслабленности, никаких жалоб. |
| Ce jour-là, le travail habituel fut accompli avec plus de vigueur encore. Deux mètres seulement restaient à enlever sur toute la superficie. Deux mètres seulement nous séparaient de la mer libre. Mais les réservoirs étaient presque vides d'air. Le peu qui restait devait être conservé aux travailleurs. Pas un atome pour le Nautilus ! | За этот день обычная работа велась с особым напряжением. Со всей поверхности осталось вынуть лишь два метра. Только два метра отделяли нас от моря, свободного от льда. Но резервуары с воздухом были почти пусты. То немногое, что еще осталось, необходимо было сохранить для работавших людей. Ни одного атома для "Наутилуса"! |
| Lorsque je rentrai à bord, je fus à demi suffoqué. Quelle nuit ! Je ne saurais la peindre. De telles souffrances ne peuvent être décrites. Le lendemain, ma respiration était oppressée. Aux douleurs de tête se mêlaient d'étourdissants vertiges qui faisaient de moi un homme ivre. Mes compagnons éprouvaient les mêmes symptômes. Quelques hommes de l'équipage râlaient. | Когда я вернулся на борт, я уже совсем задыхался. Какая ночь! Я этого не в силах описать. Таких страданий описывать нельзя! На следующее утро стало предельно тяжело дышать. К головной боли присоединились одуряющие головокружения, от которых я был похож на пьяного. Мои товарищи испытывали те же самые страдания. Несколько человек из экипажа только хрипели. |
| Ce jour-là, le sixième de notre emprisonnement, le capitaine Nemo, trouvant trop lents la pioche et le pic, résolut d'écraser la couche de glaces qui nous séparait encore de la nappe liquide. Cet homme avait conservé son sang-froid et son énergie. Il domptait par sa force morale les douleurs physiques. Il pensait, il combinait, il agissait. | Сегодня, на шестой день нашего пленения, капитан Немо, полагая, что кирки и ломы являются средством, слишком медленным, решил проломить ледяной пласт, еще отделявший нас от водяной поверхности моря, иным способом. Он неизменно сохранял и свое хладнокровие и свою энергию, нравственной силой он подавлял физические страдания. Он думал, комбинировал и действовал. |
| D'après son ordre, le bâtiment fut soulagé, c'est-à-dire soulevé de la couche glacée par un changement de pesanteur spécifique. Lorsqu'il flotta on le hala de manière à l'amener au-dessus de l'immense fosse dessinée suivant sa ligne de flottaison. Puis, ses réservoirs d'eau s'emplissant, il descendit et s'embotta dans l'alvéole. | По его приказанию корабль приподняли с ледяного слоя, облегчив его и изменив этим центр его тяжести. Когда "Наутилус" всплыл, его подтянули канатами с таким расчетом, чтобы он стал точно над огромной выемкой, сделанной по очертанию его ватерлинии. Как только резервуары достаточно наполнились водой, "Наутилус" опустился и вклинился в прорубленную выемку. |
| En ce moment, tout l'équipage rentra à bord, et la double porte de communication fut fermée. Le Nautilus reposait alors sur la couche de glace qui n'avait pas un mètre d'épaisseur et que les sondes avaient trouée en mille endroits. | К этому моменту весь экипаж вошел в корабль и запер двойную дверь внешнего сообщения. "Наутилус" лежал на ледяном пласте толщиною в один метр, продырявленном во множестве мест зондами. |
| Les robinets des réservoirs furent alors ouverts en grand et cent mètres cubes d'eau s'y précipitèrent, accroissant de cent mille kilogrammes le poids du Nautilus. | В то же время краны резервуаров были открыты до отказа, и в них хлынули сто кубических метров воды, увеличив вес "Наутилуса" на сто тысяч килограммов. |
| Nous attendions, nous écoutions, oubliant nos souffrances, espérant encore. Nous jouions notre salut sur un dernier coup. | Мы ждали, слушали, даже забыв свои страдания. Делалась последняя ставка на спасение. |
| Malgré les bourdonnements qui emplissaient ma tête, j'entendis bientôt des frémissements sous la coque du Nautilus. Un dénivellement se produisit. La glace craqua avec un fracas singulier, pareil à celui du papier qui se déchire, et le Nautilus s'abaissa. | Несмотря на шум в голове, я вскоре услыхал какое-то потрескивание под корпусом "Наутилуса". Происходило смещение поверхности пласта. Наконец, лед треснул со странным шумом, похожим на разрыв листа бумаги, и "Наутилус" начал опускаться. |
| "Nous passons !" murmura Conseil a mon oreille. | - Прошли! - шепнул мне на ухо Консель. |
| Je ne pus lui répondre. Je saisis sa main. Je la pressai dans une convulsion involontaire. | Я был не в силах отвечать; я только схватил его руку и непроизвольным, конвульсивным движением стал ее сжимать. |
| Tout à coup, emporté par son effroyable surcharge, le Nautilus s'enfonça comme un boulet sous les eaux, c'est-à-dire qu'il tomba comme il eût fait dans le vide ! | "Наутилус", под действием своей огромной тяжести, стал врезаться в воду, как ядро, иначе говоря, стал падать точно в пустоту. |
| Avec toute la force électrique fut mise sur les pompes qui aussitôt commencèrent à chasser l'eau des réservoirs. Après quelques minutes, notre chute fut enrayée. Bientôt même, le manomètre indiqua un mouvement ascensionnel. L'hélice, marchant à toute vitesse, fit tressaillir la coque de tôle jusque dans ses boulons, et nous entraîna vers le nord. | Сейчас же всю электрическую энергию переключили на насосы, чтобы выкачивать воду из резервуаров. Через несколько минут падение затормозилось. А вскоре манометр показал уже восходящее движение судна. Винт заработал с такой скоростью, что железный корпус весь дрожал вплоть до заклепок, и мы понеслись на север. |
| Mais que devait durer cette navigation sous la banquise jusqu'à la mer libre ? Un jour encore ? Je serais mort avant ! | Но сколько же времени продлится наше плавание под торосами, пока мы не достигнем свободного пространства океана? Еще день? Но я до этого умру. |
| A demi étendu sur un divan de la bibliothèque, je suffoquais. Ma face était violette, mes lèvres bleues, mes facultés suspendues. Je ne voyais plus, je n'entendais plus. La notion du temps avait disparu de mon esprit. Mes muscles ne pouvaient se contracter. | Полулежа на диване в библиотеке, я задыхался. Лицо мое сделалось лиловым, губы синими, наступало полное функциональное расстройство. Сознание времени исчезло. Мускулы потеряли способность сокращаться. |
| Les heures qui s'écoulèrent ainsi, je ne saurais les évaluer. Mais j'eus la conscience de mon agonie qui commençait. Je compris que j'allais mourir... | Не могу сказать, сколько часов длилось такое состояние. Я только сознавал, что это начало агонии. Я понимал, что умираю... |
| Soudain je revins à moi. Quelques bouffées d'air pénétraient dans mes poumons. Etions-nous remontés à la surface des flots ? Avions-nous franchi la banquise ? | Вдруг я пришел в себя. Несколько глотков чистого воздуха проникли в мои легкие. Неужели мы всплыли на поверхность моря? Неужели мы прошли торосы? |
| Non ! C'étaient Ned et Conseil, mes deux braves amis, qui se sacrifiaient pour me sauver. Quelques atomes d'air restaient encore au fond d'un appareil. Au lieu de le respirer, ils l'avaient consacré pour moi, et, tandis qu'ils suffoquaient, ils me versaient la vie goutte à goutte ! Je voulus repousser l'appareil. Ils me tinrent les mains, et pendant quelques instants, je respirai avec volupté. | Нет! Это мои милые друзья, Нед и Консель, пожертвовали собой, чтобы спасти меня, отдав мне несколько молекул воздуха, оставшихся в одном из аппаратов! Вместо того чтобы вдохнуть в себя, они их сохранили для меня и, сами задыхаясь, вливали капля по капле в меня жизнь. Я хотел оттолкнуть аппарат, но они схватили меня за руки, и в течение нескольких минут я с наслаждением дышал. |
| Mes regards se portèrent vers l'horloge. Il était onze heures du matin. Nous devions être au 28 mars. Le Nautilus marchait avec une vitesse effrayante de quarante milles à l'heure. Il se tordait dans les eaux. | Я перевел взгляд на часы; они показывали одиннадцать часов дня. Значит, наступило 28 марта. "Наутилус" шел со страшной скоростью сорока миль в час. Он точно ввинчивался в море. |
| Où était le capitaine Nemo ? Avait-il succombé ? Ses compagnons étaient-ils morts avec lui ? | Где же капитан Немо? Неужели он погиб? Неужели вместе с ним умерли и его товарищи? |
| En ce moment, le manomètre indiqua que nous n'étions plus qu'à vingt pieds de la surface. Un simple champ de glace nous séparait de l'atmosphère. Ne pouvait-on le briser ? | Судя по показаниям манометра, мы находились всего в двадцати футах от поверхности. Простое ледяное поле нас отделяло от воздуха земли. Разве нельзя его пробить? |
| Peut-être ! En tout cas, le Nautilus allait le tenter. Je sentis, en effet, qu'il prenait une position oblique, abaissant son arrière et relevant son éperon. Une introduction d'eau avait suffi pour rompre son équilibre. Puis, poussé par sa puissante hélice, il attaqua l'ice-field par en dessous comme un formidable bélier. Il le crevait peu à peu, se retirait, donnait à toute vitesse contre le champ qui se déchirait, et enfin, emporté par un élan suprême, il s'élança sur la surface glacée qu'il écrasa de son poids. | Может быть! Во всяком случае, "Наутилус" намеревался это сделать, я это чувствовал; он принял наклонное положение, опустив корму и приподняв кверху бивень. Для этого достаточно было впустить воду определенным образом и тем нарушить обычную точку равновесия. Затем, сделав разгон всей мощью своего винта, он ринулся на ледяное поле снизу, подобно гигантскому тарану. Он стал долбить его мало-помалу, то отплывая, то вновь бросаясь на ледяное поле, которое все больше трескалось, и, наконец, последним броском "Наутилус" пробился на оледенелую поверхность моря и продавил ее своею тяжестью. |
| Le panneau fut ouvert, on pourrait dire arraché, et l'air pur s'introduisit à flots dans toutes les parties du Nautilus. | Стеклянные окна раскрылись, можно сказать - разверзлись, и волны морского воздуха стали вливаться в "Наутилус". |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая
