Madame Bovary/Госпожа Бовари

Часть третья

9

France	Русский
Il y a toujours, après la mort de quelqu'un, comme une stupéfaction qui se dégage, tant il est difficile de comprendre cette survenue du néant et de se résigner à y croire. Mais, quand il s'aperçut pourtant de son immobilité, Charles se jeta sur elle en criant :	Когда кто-нибудь умирает, настает всеобщее оцепенение - до того трудно бывает осмыслить вторжение небытия, заставить себя поверить в него. Но как только Шарль убедился, что Эмма неподвижна, он бросился к ней с криком:
-- Adieu ! adieu !	- Прощай! Прощай!
Homais et Canivet l'entraînèrent hors de la chambre.	Оме и Каниве вывели его из комнаты.
-- Modérez-vous !	-- Успокойтесь!
-- Oui, disait-il en se débattant, je serai raisonnable, je ne ferai pas de mal. Mais laissez-moi ! je veux la voir ! c'est ma femme !	-- Хорошо, -- говорил он, вырываясь. -- Я буду благоразумен, я ничего с собой не сделаю. Только пустите меня! Я хочу к ней! Ведь это моя жена!
Et il pleurait.	Он плакал.
-- Pleurez, reprit le pharmacien, donnez cours à la nature, cela vous soulagera !	-- Поплачьте, -- разрешил фармацевт, -- этого требует сама природа, вам станет легче!
Devenu plus faible qu'un enfant, Charles se laissa conduire en bas, dans la salle, et M. Homais, bientôt, s'en retourna chez lui.	Шарль, слабый, как ребенок, дал себя увести вниз в столовую; вскоре после этого г-н Оме пошел домой.
Il fut, sur la place, accosté par l'aveugle, qui, s'étant traîné jusqu'à Yonville, dans l'espoir de la pommade antiphlogistique, demandait à chaque passant où demeurait l'apothicaire.	На площади к нему пристал слепец: уверовав в противовоспалительную мазь, он притащился в Ионвиль и теперь спрашивал каждого встречного, где живет аптекарь.
-- Allons, bon ! comme si je n'avais pas d'autres chiens à fouetter ! Ah ! tant pis, reviens plus tard !	-- Да, как же! Есть у меня время с тобой возиться! Ну да уж ладно, приходи попоздней, -- сказал г-н Оме
Et il entra précipitamment dans la pharmacie.	и вбежал в аптеку.
Il avait à écrire deux lettres, à faire une potion calmante pour Bovary, à trouver un mensonge qui pût cacher l'empoisonnement et à le rédiger en article pour le Fanal , sans compter les personnes qui l'attendaient, afin d'avoir des informations ; et, quand les Yonvillais eurent tous entendu son histoire d'arsenic qu'elle avait pris pour du sucre, en faisant une crème à la vanille, Homais, encore une fois, retourna chez Bovary.	Ему предстояло написать два письма, приготовить успокоительную микстуру для Бовари, что-нибудь придумать, чтобы скрыть самоубийство, сделать из этой лжи статью для Светоча и дать отчет о случившемся своим согражданам, которые ждали, что он сделает им сообщение. Только когда ионвильцы, все до единого, выслушали его рассказ о том, как г-жа Бовари, приготовляя ванильный крем, спутала мышьяк с сахаром, Оме опять побежал к Шарлю.
Il le trouva seul ( M. Canivet venait de partir ) , assis dans le fauteuil, près de la fenêtre, et contemplant d'un regard idiot les pavés de la salle.	Тот сидел в кресле у окна (г-н Каниве недавно уехал), бессмысленно глядя в пол.
-- Il faudrait à présent, dit le pharmacien, fixer vous-même l'heure de la cérémonie.	- Вам надо бы самому назначить час церемонии, - сказал фармацевт.
-- Pourquoi ? Quelle cérémonie ?	- Что такое? Какая церемония? - переспросил Шарль
Puis, d'une voix balbutiante et effrayée :	залепетал испуганно:
Homais, par contenance, prit une rafe sur l'étagère pour arroser les géraniums.	Оме, чтобы замять неловкость, взял с этажерки графин и начал поливать герань.
-- Ah ! merci, dit Charles, vous êtes bon !	- Очень вам благодарен! Вы так добры...
Et il n'acheva pas, suffoquant sous une abondance de souvenirs que ce geste du pharmacien lui rappelait.	- начал было Шарль, но под наплывом воспоминаний, вызванных этим жестом фармацевта, сейчас же умолк.
Alors, pour le distraire, Homais jugea convenable de causer un peu horticulture ; les plantes avaient besoin d'humidité. Charles baissa la tête en signe d'approbation.	Чтобы он хоть немного отвлекся от своих мыслей, Оме счел за благо поговорить о садоводстве, о том, что растения нуждаются во влаге. Шарль в знак согласия кивнул головой.
-- Du reste, les beaux jours maintenant vont revenir.	- А теперь скоро опять настанут теплые дни.
-- Ah ! fit Bovary.	- Да, да! - подтвердил Шарль.
L'apothicaire, à bout d'idées, se mit à écarter doucement les petits rideaux du vitrage.	Не зная, о чем говорить дальше, аптекарь слегка раздвинул оконные занавески.
-- Tiens, voilà M. Tuvache qui passe.	-- А вон Тюваш идет.
Charles répéta comme une machine :	-- Тюваш идет,
-- M. Tuvache qui passe.	-- как эхо, повторил за ним Шарль.
Homais n'osa lui reparler des dispositions funèbres ; ce fut l'ecclésiastique qui parvint à l'y résoudre.	Оме так и не решился напомнить ему о похоронах. Его уговорил священник.
Il s'enferma dans son cabinet, prit une plume, et, après avoir sangloté quelque temps, il écrivit :	Шарль заперся у себя в кабинете, вволю наплакался, потом взял перо и написал:
Je veux qu'on l'enterre dans sa robe de noces, avec des souliers blancs, une couronne. On lui étalera ses cheveux sur les épaules ; trois cercueils, un de chêne, un d'acajou, un de plomb. Qu'on ne me dise rien, j'aurai de la force. On lui mettra par-dessus toute une grande pièce de velours vert. Je le veux. Faites-le.	"Я хочу, чтобы ее похоронили в подвенечном платье, в белых туфлях, в венке. Волосы распустите ей по плечам. Гробов должно быть три: один - дубовый, другой - красного дерева, третий - металлический. Со мной ни о чем не говорите. У меня достанет сил перенести все. Сверху накройте ее большим куском зеленого бархата. Это мое желание. Сделайте, пожалуйста, так".
Ces messieurs s'étonnèrent beaucoup des idées romanesques de Bovary, et aussitôt le pharmacien alla lui dire :	Романтические причуды Бовари удивили тех, кто его окружал. Фармацевт не преминул возразить:
-- Ce velours me paraît une superfétation. La dépense, d'ailleurs...	- По-моему, бархат - это лишнее. Да и стоит он...
-- Est-ce que cela vous regarde ? s'écria Charles. Laissez-moi ! vous ne l'aimiez pas ! Allez-vous-en !	-- Какое вам дело? -- крикнул Бовари. -- Оставьте меня! Я ее люблю, а не вы! Уходите!
L'ecclésiastique le prit par-dessous le bras pour lui faire faire un tour de promenade dans le jardin. Il discourait sur la vanité des choses terrestres. Dieu était bien grand, bien bon ; on devait sans murmure se soumettre à ses décrets, même le remercier.	Священник взял его под руку и увел в сад. Там он заговорил о бренности всего земного. Господь всемогущ и милосерд; мы должны не только безропотно подчиняться его воле, но и благодарить его.
Charles éclata en blasphèmes.	Шарль начал богохульствовать:
-- Je l'exècre, votre Dieu !	- Ненавижу я вашего господа!
-- L'esprit de révolte est encore en vous, soupira l'ecclésiastique.	- Это дух отрицания в вас говорит, - со вздохом молвил священник.
Bovary était loin. Il marchait à grands pas, le long du mur, près de l'escalier, et il grinçait des dents, il levait au ciel des regards de malédiction ; mais pas une feuille seulement n'en bougea.	Бовари был уже далеко. Он быстро шел между оградой и фруктовыми деревьями и, скрежеща зубами, взглядом богоборца смотрел на небо, но вокруг не шелохнул ни один листок.
Une petite pluie tombait. Charles, qui avait la poitrine nue, finit par grelotter ; il rentra s'asseoir dans la cuisine. A six heures, on entendit un bruit de ferraille sur la place : c'était l'Hirondelle qui arrivait ; et il resta le front contre les carreaux, à voir descendre les uns après les autres tous les voyageurs. Félicité lui étendit un matelas dans le salon ; il se jeta dessus et s'endormit.	Моросил дождь. Ворот у Шарля был распахнут, ему стало холодно, и, придя домой, он сел в кухне. В шесть часов на площади что-то затарахтело: это приехала "Ласточка". Прижавшись лбом к стеклу, Шарль смотрел, как один за другим выходили из нее пассажиры. Фелисите положила ему в гостиной тюфяк. Он лег и заснул.
Bien que philosophe, M. Homais respectait les morts. Aussi, sans garder rancune au pauvre Charles, il revint le soir pour faire la veillée du cadavre, apportant avec lui trois volumes, et un portefeuille, afin de prendre des notes.	Господин Оме хоть и был философом, но к мертвым относился с уважением. Вот почему, не обижаясь на бедного Шарля, он, взяв с собой три книги и папку с бумагой для выписок, пришел к нему вечером, чтобы провести всю ночь около покойницы.
M. Bournisien s'y trouvait, et deux grands cierges brûlaient au chevet du lit, que l'on avait tiré hors de l'alcôve.	Там он застал аббата Бурнизьена. Кровать вытащили из алькова; в возглавии горели две большие свечи.
L'apothicaire, à qui le silence pesait, ne tarda pas à formuler quelques plaintes sur " cette infortunée jeune femme " ; et le prêtre répondit qu'il ne restait plus maintenant qu'à prier pour elle.	Тишина угнетала аптекаря, и он поспешил заговорить о том, как жаль "несчастную молодую женщину". Священник на это возразил, что теперь нам остается только молиться за нее.
-- Cependant, reprit Homais, de deux choses l'une : ou elle est morte en état de grâce ( comme s'exprime l'Eglise ) , et alors elle n'a nul besoin de nos prières ; ou bien elle est décédée impénitente ( c'est, je crois, l'expression ecclésiastique ) , et alors...	-- Но ведь одно из двух, -- вскинулся Оме, -- либо она упокоилась "со духи праведных", как выражается церковь, и в таком случае наши молитвы ей ни на что не нужны, либо она умерла без покаяния (кажется, я употребляю настоящий богословский термин), и в таком случае...
Bournisien l'interrompit, répliquant d'un ton bourru qu'il n'en fallait pas moins prier.	Аббат, перебив его, буркнул, что молиться все-таки надо.
-- Mais, objecta le pharmacien, puisque Dieu connaît tous nos besoins, à quoi peut servir la prière ?	- Но если бог сам знает, в чем мы нуждаемся, то зачем же тогда молиться? - возразил фармацевт.
-- Comment ! fit l'ecclésiastique, la prière ! Vous n'êtes donc pas chrétien ?	- Как зачем молиться? - воскликнул священнослужитель. - Так вы, стало быть, не христианин?
-- Pardonnez ! dit Homais. J'admire le christianisme. Il a d'abord affranchi les esclaves, introduit dans le monde une morale...	- Простите! - сказал Оме. - Я преклоняюсь перед христианством. Прежде всего оно освободило рабов, оно дало миру новую мораль.
-- Il ne s'agit pas de cela ! Tous les textes...	- Да я не о том! Все тексты...
-- Oh ! oh ! quant aux textes, ouvrez l'histoire ; on sait qu'ils ont été falsifiés par les Jésuites.	- Ох, уж эти ваши тексты! Почитайте историю! Всем известно, что их подделали иезуиты.
Charles entra, et, s'avançant vers le lit, il tira lentement les rideaux.	Вошел Бовари и, подойдя к кровати, медленно отдернул полог.
Emma avait la tête penchée sur l'épaule droite. Le coin de sa bouche, qui se tenait ouverte, faisait comme un trou noir au bas de son visage, les deux pouces restaient infléchis dans la paume des mains ; une sorte de poussière blanche lui parsemait les cils, et ses yeux commençaient à disparaître dans une pâleur visqueuse qui ressemblait à une toile mince, comme si des araignées avaient filé dessus. Le drap se creusait depuis ses seins jusqu'à ses genoux, se relevant ensuite à la pointe des orteils ; et il semblait à Charles que des masses infinies, qu'un poids énorme pesait sur elle.	Голова Эммы склонилась к правому плечу. В нижней части лица черной дырой зиял приоткрытый уголок рта. Большие пальцы были пригнуты к ладоням, ресницы точно посыпаны белой пылью, а глаза подернула мутная пленка, похожая на тонкую паутину. Между грудью и коленями одеяло провисло, а от колен поднималось к ступням. И показалось Шарлю, что Эмму давит какая-то страшная тяжесть, какой-то непомерный груз.
L'horloge de l'église sonna deux heures. On entendait le gros murmure de la rivière qui coulait dans les ténèbres, au pied de la terrasse. M. Bournisien, de temps à autre, se mouchait bruyamment, et Homais faisait grincer sa plume sur le papier.	На церковных часах пробило два. Под горою во мраке шумела река. Время от времени громко сморкался Бурнизьен, да Оме скрипел по бумаге пером.
-- Allons, mon bon ami, dit-il, retirez-vous, ce spectacle vous déchire !	- Послушайте, друг мой, подите к себе, - сказал он Шарлю. - Это зрелище для вас невыносимо.
Charles une fois parti, le pharmacien et le curé recommencèrent leurs discussions.	Тотчас по уходе Шарля спор между фармацевтом и священником возгорелся с новой силой.
-- Lisez Voltaire ! disait l'un ; lisez d'Holbach, lisez l'Encyclopédie !	- Прочтите Вольтера! - твердил один. - Прочтите Гольбаха! Прочтите "Энциклопедию"!
-- Lisez les Lettres de quelques juifs portugais ! disait l'autre ; lisez la Raison du christianisme , par Nicolas, ancien magistrat !	- Прочтите "Письма португальских евреев"! - стоял на своем другой. - Прочтите "Сущность христианства" бывшего судейского чиновника Никола! (*51)
Ils s'échauffaient, ils étaient rouges, ils parlaient à la fois, sans s'écouter ; Bournisien se scandalisait d'une telle audace ; Homais s'émerveillait d'une telle bêtise ; et ils n'étaient pas loin de s'adresser des injures, quand Charles, tout à coup, reparut. Une fascination l'attirait. Il remontait continuellement l'escalier.	Оба разгорячились, раскраснелись, говорили одновременно, не слушая друг друга. Бурнизьена возмущала "подобная дерзость"; Оме удивляла "подобная тупость". Еще минута - и они бы повздорили, но тут опять пришел Бовари. Какая-то колдовская сила влекла его сюда, он то и дело поднимался по лестнице.
Il se posait en face d'elle pour la mieux voir, et il se perdait en cette contemplation, qui n'était plus douloureuse à force d'être profonde.	Чтобы лучше видеть покойницу, он становился напротив и погружался в созерцание, до того глубокое, что скорби в эти минуты не чувствовал.
Il se rappelait des histoires de catalepsie, les miracles du magnétisme ; et il se disait qu'en le voulant extrêmement, il parviendrait peut-être à la ressusciter. Une fois même il se pencha vers elle, et il cria tout bas " Emma ! Emma ! " Son haleine, fortement poussée, fit trembler la flamme des cierges contre le mur.	Он припоминал рассказы о каталепсии, о чудесах магнетизма, и ему казалось, что если захотеть всем существом своим, то, быть может, удастся ее воскресить. Один раз он даже наклонился над ней и шепотом окликнул: "Эмма! Эмма!" Но от его сильного дыхания только огоньки свечей заколебались на столе.
Au petit jour, madame Bovary mère arriva ; Charles, en l'embrassant, eut un nouveau débordement de pleurs. Elle essaya, comme avait tenté le pharmacien, de lui faire quelques observations sur les dépenses de l'enterrement. Il s'emporta si fort qu'elle se tut, et même il la chargea de se rendre immédiatement à la ville pour acheter ce qu'il fallait.	Рано утром приехала г-жа Бовари-мать. Шарль обнял ее и опять горькими слезами заплакал. Она, как и фармацевт, попыталась обратить его внимание на то, что похороны будут стоить слишком дорого. Шарля это взорвало - старуха живо осеклась и даже вызвалась сейчас же поехать в город и купить все, что нужно.
Charles resta seul toute l'après-midi ; on avait conduit Berthe chez madame Homais ; Félicité se tenait en haut, dans la chambre, avec la mère Lefrançois.	Шарль до вечера пробыл один; Берту увели к г-же Оме; Фелисите сидела наверху с тетушкой Лефрансуа.
Le soir, il reçut des visites. Il se levait, vous serrait les mains sans pouvoir parler, puis l'on s'asseyait auprès des autres, qui faisaient devant la cheminée un grand demi-cercle. La figure basse et le jarret sur le genou, ils dandinaient leur jambe, tout en poussant par intervalles un gros soupir ; et chacun s'ennuyait d'une façon démesurée ; c'était pourtant à qui ne partirait pas.	Вечером Шарль принимал посетителей. Он вставал, молча пожимал руку, и визитер подсаживался к другим, образовавшим широкий полукруг подле камина. Опустив голову и заложив нога на ногу, ионвильцы пошевеливали носками и по временам шумно вздыхали. Им было смертельно скучно, и все-таки они старались пересидеть друг друга.
Homais, quand il revint à neuf heures ( on ne voyait que lui sur la place, depuis deux jours ) , était chargé d'une provision de camphre, de benjoin et d'herbes aromatiques. Il portait aussi un vase plein de chlore, pour bannir les miasmes. A ce moment, la domestique, madame Lefrançois et la mère Bovary tournaient autour d'Emma, en achevant de l'habiller ; et elles abaissèrent le long voile raide, qui la recouvrit jusqu'à ses souliers de satin.	В девять часов пришел Оме (эти два дня он без устали сновал по площади) и принес камфары, росного ладана и ароматических трав. Еще он прихватил банку с хлором для уничтожения миазмов. В это время служанка, г-жа Лефрансуа и старуха Бовари кончали убирать Эмму - они опустили длинную негнущуюся вуаль, и она закрыла ее всю, до атласных туфелек.
Félicité sanglotait :	- Бедная моя барыня! Бедная моя барыня!
-- Ah ! ma pauvre maîtresse ! ma pauvre maîtresse !	- причитала Фелисите.
-- Regardez-la, disait en soupirant l'aubergiste, comme elle est mignonne encore ! Si l'on ne jurerait pas qu'elle va se lever tout à l'heure.	- Поглядите, какая она еще славненькая! -- вздыхая, говорила трактирщица. -- Так и кажется, что вот сейчас встанет.
Puis elles se penchèrent pour lui mettre sa couronne.	Все три женщины склонились над ней, чтобы надеть венок.
Il fallut soulever un peu la tête, et alors un flot de liquides noirs sortit, comme un vomissement, de sa bouche.	Для этого пришлось слегка приподнять голову, и тут изо рта у покойницы хлынула, точно рвота, черная жидкость.
-- Ah ! mon Dieu ! la robe, prenez garde ! s'écria madame Lefrançois. Aidez-nous donc ! disait-elle au pharmacien. Est-ce que vous avez peur, par hasard ?	-- Ах, боже мой, платье! Осторожней! -- крикнула г-жа Лефрансуа. -- Помогите же нам! -- обратилась она к фармацевту. -- Вы что, боитесь?
-- Moi, peur ? répliqua-t-il en haussant les épaules. Ah bien, oui ! J'en ai vu d'autres à l'Hôtel-Dieu, quand j'étudiais la pharmacie ! Nous faisions du punch dans l'amphithéâtre aux dissections ! Le néant n'épouvante pas un philosophe ; et même, je le dis souvent, j'ai l'intention de léguer mon corps aux hôpitaux, afin de servir plus tard à la Science.	-- Боюсь? -- пожав плечами, переспросил тот. -- Ну вот еще! Я такого навидался в больнице, когда изучал фармацевтику! В анатомическом театре мы варили пунш! Философа небытие не пугает. Я уже много раз говорил, что собираюсь завещать мой труп клинике, -- хочу и после смерти послужить науке.
En arrivant, le curé demanda comment se portait Monsieur ; et, sur la réponse de l'apothicaire, il reprit :	Пришел священник, осведомился, как себя чувствует г-н Бовари, и, выслушав ответ аптекаря, заметил:
-- Le coup, vous comprenez, est encore trop récent !	-- У него, понимаете ли, рана еще слишком свежа.
Alors Homais le félicita de n'être pas exposé, comme tout le monde, à perdre une compagne chérie ; d'où s'ensuivit une discussion sur le célibat des prêtres.	Оме на это возразил, что священнику хорошо, мол, так говорить: он не рискует потерять любимую жену. Отсюда возник спор о безбрачии священников.
-- Car, disait le pharmacien, il n'est pas naturel qu'un homme se passe de femmes ! On a vu des crimes...	- Это противоестественно! - утверждал фармацевт. - Из-за этого совершались преступления...
-- Mais, sabre de bois ! s'écria l'ecclésiastique, comment voulez-vous qu'un individu pris dans le mariage puisse garder, par exemple, le secret de la confession ?	- Да как же, нелегкая побери, - вскричал священник, - женатый человек может, например, сохранить тайну исповеди?
Homais attaqua la confession. Bournisien la défendit ; il s'étendit sur les restitutions qu'elle faisait opérer. Il cita différentes anecdotes de voleurs devenus honnêtes tout à coup. Des militaires, s'étant approchés du tribunal de la pénitence, avaient senti les écailles leur tomber des yeux. Il y avait à Fribourg un ministre...	Оме напал на исповедь. Бурнизьен принял ее под защиту. Он начал длинно доказывать, что исповедь совершает в человеке благодетельный перелом. Привел несколько случаев с ворами, которые стали потом честными людьми. Многие военные, приближаясь к исповедальне, чувствовали, как с их глаз спадает пелена. Во Фрибуре некий священнослужитель...
Son compagnon dormait. Puis, comme il étouffait un peu dans l'atmosphère trop lourde de la chambre, il ouvrit la fenêtre, ce qui réveilla le pharmacien.	Его оппонент спал. В комнате было душно; аббату не хватало воздуха, он отворил окно и разбудил этим фармацевта.
-- Allons, une prise ! lui dit-il. Acceptez, cela dissipe.	- Не хотите ли табачку? - предложил Бурнизьен. - Возьмите, возьмите! Так и сон пройдет.
Des aboiements continus se traînaient au loin, quelque part.	Где-то далеко выла собака.
-- Entendez-vous un chien qui hurle ? dit le pharmacien.	- Слышите? Собака воет, - сказал фармацевт.
-- On prétend qu'ils sentent les morts, répondit l'ecclésiastique. C'est comme les abeilles ; elles s'envolent de la ruche au décès des personnes. -- Homais ne releva pas ces préjugés, car il s'était rendormi.	- Говорят, будто они чуют покойников, - отозвался священник. - Это как все равно пчелы: если кто умрет, они сей же час покидают улей. Этот предрассудок не вызвал возражений со стороны Оме, так как он опять задремал.
M. Bournisien, plus robuste, continua quelque temps à remuer tout bas les lèvres ; puis, insensiblement, il baissa le menton, lâcha son gros livre noir et se mit à ronfler. Ils étaient en face l'un de l'autre, le ventre en avant, la figure bouffie, l'air renfrogné, après tant de désaccord se rencontrant enfin dans la même faiblesse humaine ; et ils ne bougeaient pas plus que le cadavre à côté d'eux qui avait l'air de dormir.	Аббат Бурнизьен был покрепче фармацевта и еще некоторое время шевелил губами, но потом и у него голова свесилась на грудь, он выронил свою толстую черную книгу и захрапел. Надутые, насупленные, они сидели друг против друга, выпятив животы; после стольких препирательств их объединила наконец общечеловеческая слабость -- и тот и другой были теперь неподвижны, как лежавшая рядом покойница, которая тоже, казалось, спала.
Charles, en entrant, ne les réveilla point. C'était la dernière fois. Il venait lui faire ses adieux.	Приход Шарля не разбудил их. Он пришел в последний раз - проститься с Эммой.
Les herbes aromatiques fumaient encore, et des tourbillons de vapeur bleuâtre se confondaient au bord de la croisée avec le brouillard qui entrait. Il y avait quelques étoiles, et la nuit était douce.	Еще курились ароматические травы, облачка сизого дыма сливались у окна с туманом, вползавшим в комнату. На небе мерцали редкие звезды, ночь была теплая.
La cire des cierges tombait par grosses larmes sur les draps du lit. Charles les regardait brûler, fatiguant ses yeux contre le rayonnement de leur flamme jaune.	Свечи оплывали, роняя на простыни крупные капли воска. Шарль до боли в глазах смотрел, как они горят, как лучится их желтое пламя.
Des moires frissonnaient sur la robe de satin, blanche comme un clair de lune. Emma disparaissait dessous ; et il lui semblait que, s'épandant au-dehors d'elle-même, elle se perdait confusément dans l'entourage des choses, dans le silence, dans la nuit, dans le vent qui passait, dans les senteurs humides qui montaient.	По атласному платью, матовому, будто свет луны, пробегали тени. Эммы не было видно под ним, и казалось Шарлю, что душа ее неприметно для глаз разливается вокруг и что теперь она во всем: в каждом предмете, в ночной тишине, в пролетающем ветерке, в запахе речной сырости.
Puis, tout à coup, il la voyait dans le jardin de Tostes, sur le banc, contre la haie d'épines, ou bien à Rouen, dans les rues, sur le seuil de leur maison, dans la cour des Bertaux. Il entendait encore le rire des garçons en gaieté qui dansaient sous les pommiers ; la chambre était pleine du parfum de sa chevelure, et sa robe lui frissonnait dans les bras avec un bruit d'étincelles. C'était la même, celle-là !	А то вдруг он видел ее в саду в Тосте, на скамейке, возле живой изгороди, или на руанских улицах, или на пороге ее родного дома в Берто. Ему слышался веселый смех пляшущих под яблонями парней. Комната была для него полна благоухания ее волос, ее платье с шуршаньем вылетающих искр трепетало у пего в руках. И это все была она!
Il fut longtemps à se rappeler ainsi toutes les félicités disparues, ses attitudes, ses gestes, le timbre de sa voix.	Он долго припоминал все исчезнувшие радости, все ее позы, движения, звук ее голоса.
Après un désespoir, il en venait un autre et toujours, intarissablement, comme les flots d'une marée qui déborde.	За одним порывом отчаяния следовал другой -- они были непрерывны, как волны в часы прибоя.
Il eut une curiosité terrible : lentement, du bout des doigts, en palpitant, il releva son voile. Mais il poussa un cri d'horreur qui réveilla les deux autres. Ils l'entraînèrent en bas, dans la salle.	Им овладело жестокое любопытство: весь дрожа, он медленно, кончиками пальцев приподнял вуаль. Вопль ужаса, вырвавшийся у него, разбудил обоих спящих. Они увели его вниз, в столовую.
Puis Félicité vint dire qu'il demandait des cheveux.	Потом пришла Фелисите и сказала, что он просит прядь ее волос.
-- Coupez-en ! répliqua l'apothicaire.	- Отрежьте! - позволил аптекарь.
Et, comme elle n'osait, il s'avança lui-même, les ciseaux à la main. Il tremblait si fort, qu'il piqua la peau des tempes en plusieurs places. Enfin, se raidissant contre l'émotion, Homais donna deux ou trois grands coups au hasard, ce qui fit des marques blanches dans cette belle chevelure noire.	Но служанка не решалась - тогда он сам с ножницами в руках подошел к покойнице. Его так трясло, что он в нескольких местах проткнул на висках кожу. Наконец, превозмогая волнение, раза два-три, не глядя, лязгнул ножницами, и в прелестных черных волосах Эммы образовалась белая прогалина.
Le pharmacien et le curé se replongèrent dans leurs occupations, non sans dormir de temps à autre, ce dont ils s'accusaient réciproquement à chaque réveil nouveau. Alors M. Bournisien aspergeait la chambre d'eau bénite et Homais jetait un peu de chlore par terre.	Затем фармацевт и священник вернулись к своим занятиям, но все-таки время от времени оба засыпали, а когда просыпались, то корили друг друга. Аббат Бурнизьен неукоснительно кропил комнату святой водой, Оме посыпал хлором пол.
Félicité avait eu soin de mettre pour eux, sur la commode, une bouteille d'eau-de-vie, un fromage et une grosse brioche. Aussi l'apothicaire, qui n'en pouvait plus, soupira, vers quatre heures du matin :	Фелисите догадалась оставить им на комоде бутылку водки, кусок сыру и большую булку. Около четырех часов утра аптекарь не выдержал.
-- Ma foi, je me sustenterais avec plaisir !	- Я не прочь подкрепиться, - сказал он со вздохом.
L'ecclésiastique ne se fit point prier ; il sortit pour aller dire sa messe, revint ; puis ils mangèrent et trinquèrent, tout en ricanant un peu, sans savoir pourquoi, excités par cette gaieté vague qui vous prend après des séances de tristesse ; et, au dernier petit verre, le prêtre dit au pharmacien, tout en lui frappant sur l'épaule :	Священнослужитель тоже не отказался. Он только сходил в церковь и, отслужив, сейчас же вернулся. Затем они чокнулись и закусили, ухмыляясь, сами не зная почему, - ими овладела та беспричинная веселость, какая нападает на человека после долгого унылого бдения. Выпив последнюю, священник хлопнул фармацевта по плечу и сказал:
-- Nous finirons par nous entendre !	- Кончится тем, что мы с вами поладим!
Ils rencontrèrent en bas, dans le vestibule, les ouvriers qui arrivaient. Alors, Charles, pendant deux heures, eut à subir le supplice du marteau qui résonnait sur les planches. Puis on la descendit dans son cercueil de chêne que l'on emboîta dans les deux autres ; mais, comme la bière était trop large, il fallut boucher les interstices avec la laine d'un matelas. Enfin, quand les trois couvercles furent rabotés, cloués, soudés, on l'exposa devant la porte ; on ouvrit toute grande la maison, et les gens d'Yonville commencèrent à affluer.	Внизу, в прихожей, они столкнулись с рабочими. Шарлю пришлось вынести двухчасовую пытку -- слушать, как стучит молоток по доскам. Потом Эмму положили в дубовый гроб, этот гроб -- в другой, другой -- в третий. Но последний оказался слишком широким - пришлось набить в промежутки шерсть из тюфяка. Когда же все три крышки были подструганы, прилажены, подогнаны, покойницу перенесли поближе к дверям, доступ к телу был открыт, и сейчас же нахлынули ионвильцы.
Le père Rouault arriva. Il s'évanouit sur la place en apercevant le drap noir	Приехал папаша Руо. Увидев черное сукно у входной двери, он замертво свалился на площади.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Грамматический справочник | Тексты