Краткая коллекция англтекстов
Чарльз Теккерей
Vanity Fair/Ярмарка тщеславия
CHAPTER XIX/ГЛАВА XIX Miss Crawley at Nurse/Мисс Кроули на попечении сиделки
| English | Русский |
| We have seen how Mrs. Firkin, the lady's maid, as soon as any event of importance to the Crawley family came to her knowledge, felt bound to communicate it to Mrs. Bute Crawley, at the Rectory; and have before mentioned how particularly kind and attentive that good- natured lady was to Miss Crawley's confidential servant. She had been a gracious friend to Miss Briggs, the companion, also; and had secured the latter's good-will by a number of those attentions and promises, which cost so little in the making, and are yet so valuable and agreeable to the recipient. Indeed every good economist and manager of a household must know how cheap and yet how amiable these professions are, and what a flavour they give to the most homely dish in life. Who was the blundering idiot who said that "fine words butter no parsnips"? Half the parsnips of society are served and rendered palatable with no other sauce. As the immortal Alexis Soyer can make more delicious soup for a half-penny than an ignorant cook can concoct with pounds of vegetables and meat, so a skilful artist will make a few simple and pleasing phrases go farther than ever so much substantial benefit-stock in the hands of a mere bungler. Nay, we know that substantial benefits often sicken some stomachs; whereas, most will digest any amount of fine words, and be always eager for more of the same food. Mrs. Bute had told Briggs and Firkin so often of the depth of her affection for them; and what she would do, if she had Miss Crawley's fortune, for friends so excellent and attached, that the ladies in question had the deepest regard for her; and felt as much gratitude and confidence as if Mrs. Bute had loaded them with the most expensive favours. | Мы уже видели, что, как только какое-нибудь событие более или менее важное для семейства Кроули, становилось известным горничной, миссис Феркпн, эта особа считала себя обязанной сообщить о нем миссис Бьют Кроули в пасторский дом; и мы уже упоминали о том, с каким особенным дружеским расположением и приязнью относилась эта доброжелательная дама к доверенной служанке мисс Кроули. Такой же преданной дружбой дарила она и мисс Бригс, компаньонку, и приобрела ее ответную преданность тем, что не жалела никаких посулов и знаков внимания, которые так дешево обходятся и все же очень ценны и приятны для получающего их. В самом деле, всякий хороший хозяин и домоправитель должен знать, как дешевы и вместе с тем полезны такие средства и какой приятный вкус они придают даже самым постным блюдам. Что за враль и идиот сказал, будто "соловья баснями не кормят"? В обществе, как известно, басни считаются чем-то вроде универсального соуса, и нет такого куска, который они не помогли бы вам проглотить. Подобно тому как бессмертный Алексис Суайе приготовит вам за полушку чудесный суп, какого иной невежда-повар не сварил бы из многих фунтов овощей и говядины, так искусный художник может с помощью нескольких простых и приятных фраз достичь гораздо большего успеха, чем какой-нибудь пачкун, обладай он целым запасом благ, куда более существенных. Мало того, мы знаем, что блага существенные часто отягощают желудок, между тем как большинство людей способны переварить любое количество прекрасных слов и всегда с восторгом принимаются за новую порцию этого кушанья. Миссис Бьют так часто говорила Бригс и Феркин о своей горячей любви к ним и о тол, что она, на месте мисс Кроули, сделала бы для таких замечательных и таких верных друзей, что означенные дамы возымели к почтенной пасторше глубочайшее уважение и питали к ней такую благодарность и доверие, как если бы она уже осыпала их драгоценными знаками своего внимания. |
| Rawdon Crawley, on the other hand, like a selfish heavy dragoon as he was, never took the least trouble to conciliate his aunt's aides- de-camp, showed his contempt for the pair with entire frankness-- made Firkin pull off his boots on one occasion--sent her out in the rain on ignominious messages--and if he gave her a guinea, flung it to her as if it were a box on the ear. As his aunt, too, made a butt of Briggs, the Captain followed the example, and levelled his jokes at her--jokes about as delicate as a kick from his charger. Whereas, Mrs. Bute consulted her in matters of taste or difficulty, admired her poetry, and by a thousand acts of kindness and politeness, showed her appreciation of Briggs; and if she made Firkin a twopenny-halfpenny present, accompanied it with so many compliments, that the twopence-half-penny was transmuted into gold in the heart of the grateful waiting-maid, who, besides, was looking forwards quite contentedly to some prodigious benefit which must happen to her on the day when Mrs. Bute came into her fortune. | С другой стороны, Родон Кроули, как и подобает такому себялюбивому и недалекому драгуну, никогда не старался улещать адъютантов своей тетушки и с полнейшей откровенностью выказывал обеим свое презрение - заставлял Феркин при случае стаскивать с себя сапоги, гонял ее в дождь с каким-нибудь унизительным поручением, а если когда и дарил ей гинею, то швырял деньги так, словно давал пощечину. А поскольку тетушка избрала Бригс мишенью для своих насмешек, то капитан следовал ее примеру и отпускал по адресу компаньонки шутки такого же деликатного свойства, как удар копытом его боевого коня. Между тем миссис Бьют советовалась с мисс Бригс по всем вопросам, требующим тонкого вкуса и суждения, восхищалась ее стихами и на тысячи ладов доказывала, как высоко она ее ценит. Поднося Феркин какой-нибудь грошовый подарок, она сопровождала его столькими комплиментами, что медные гроши превращались в золото в благодарном сердце горничной, которая, между прочим, не упускала из виду и будущее и весьма уверенно ждала каких-то баснословных выгод в тот день, когда миссис Бьют вступит во владение наследством. |
| The different conduct of these two people is pointed out respectfully to the attention of persons commencing the world. Praise everybody, I say to such: never be squeamish, but speak out your compliment both point-blank in a man's face, and behind his back, when you know there is a reasonable chance of his hearing it again. Never lose a chance of saying a kind word. As Collingwood never saw a vacant place in his estate but he took an acorn out of his pocket and popped it in; so deal with your compliments through life. An acorn costs nothing; but it may sprout into a prodigious bit of timber. | На различие в поведении племянника и тетки почтительно предлагается обратить внимание каждому, кто впервые вступает в свет. Хвалите всех подряд, скажу я таким людям, бросьте чистоплюйство, говорите комплименты всякому в глаза - и за глаза, если у вас есть основание думать, что они дойдут по назначению. Никогда не упускайте случая сказать ласковое слово. Подобно тому как Колннгвуд не мог видеть ни одного пустого местечка у себя в имении, чтобы не вынуть из кармана желудь и не посадить его тут же, так и вы поступайте с комплиментами на протяжении всей вашей жизни. Желудь ничего не стоит, но из него может вырасти огромнейший дуб. |
| In a word, during Rawdon Crawley's prosperity, he was only obeyed with sulky acquiescence; when his disgrace came, there was nobody to help or pity him. Whereas, when Mrs. Bute took the command at Miss Crawley's house, the garrison there were charmed to act under such a leader, expecting all sorts of promotion from her promises, her generosity, and her kind words. | Словом, пока Родон Кроули процветал, ему повиновались лишь с угрюмой покорностью; когда же он впал в немилость, никто не желал ни помочь ему, ни пожалеть его. Зато, когда миссис Бьют приняла командование домом мисс Кроули, весь тамошний гарнизон с восторгом отдался под начало такой предводительницы, ожидая всяких наград и отличий от ее посулов, щедрости и ласковых слов. |
| That he would consider himself beaten, after one defeat, and make no attempt to regain the position he had lost, Mrs. Bute Crawley never allowed herself to suppose. She knew Rebecca to be too clever and spirited and desperate a woman to submit without a struggle; and felt that she must prepare for that combat, and be incessantly watchful against assault; or mine, or surprise. | Миссис Бьют Кроули была далека от мысли, что Родон признает себя побежденным с первого же раза и не сделает попытки снова овладеть потерянной позицией. Она считала Ребекку слишком ловкой, умной и отчаянной противницей, чтобы та могла покориться без борьбы, и заранее готовилась к сражению и была постоянно начеку в ожидании вылазки, подкопа или внезапной атаки. |
| In the first place, though she held the town, was she sure of the principal inhabitant? Would Miss Crawley herself hold out; and had she not a secret longing to welcome back the ousted adversary? The old lady liked Rawdon, and Rebecca, who amused her. Mrs. Bute could not disguise from herself the fact that none of her party could so contribute to the pleasures of the town-bred lady. "My girls' singing, after that little odious governess's, I know is unbearable," the candid Rector's wife owned to herself. "She always used to go to sleep when Martha and Louisa played their duets. Jim's stiff college manners and poor dear Bute's talk about his dogs and horses always annoyed her. If I took her to the Rectory, she would grow angry with us all, and fly, I know she would; and might fall into that horrid Rawdon's clutches again, and be the victim of that little viper of a Sharp. Meanwhile, it is clear to me that she is exceedingly unwell, and cannot move for some weeks, at any rate; during which we must think of some plan to protect her from the arts of those unprincipled people." | Прежде всего, хотя город и был ею взят, могла ли она быть уверена в самой главной его обитательнице? Устоит ли мисс Кроули и не лелеет ли она в тайниках сердца желания встретить с распростертыми объятиями изгнанную соперницу? Старая леди была привязана к Родону и к Ребекке, которая ее развлекала. Миссис Бьют отдавала себе отчет в том, что никто из ее приверженцев не умеет быть приятен этой искушенной горожанке. "Пение моих девочек после этой противной гувернантки невыносимо слушать, это я отлично знаю, - чистосердечно признавалась себе жена пастора. - Старуха всегда отправлялась спать, когда Марта и Луиза разыгрывали свои дуэты. Неуклюжие манеры Джима и болтовня моего бедняги Бьюта о собаках да лошадях донельзя ей докучали. - Если я перевезу ее к себе домой, она со всеми нами переругается и сбежит, в этом нет ни малейшего сомнения, и, того гляди, опять попадет в лапы ужасному Родону и станет жертвой гадючки Шарп. Впрочем, сейчас, как я понимаю, она очень больна и в течение нескольких недель не сможет двинуться с места. Тем временем надо придумать какой-нибудь план для ее защиты от происков этих бессовестных людей". |
| In the very best-of moments, if anybody told Miss Crawley that she was, or looked ill, the trembling old lady sent off for her doctor; and I daresay she was very unwell after the sudden family event, which might serve to shake stronger nerves than hers. At least, Mrs. Bute thought it was her duty to inform the physician, and the apothecary, and the dame-de-compagnie, and the domestics, that Miss Crawley was in a most critical state, and that they were to act accordingly. She had the street laid knee-deep with straw; and the knocker put by with Mr. Bowls's plate. She insisted that the Doctor should call twice a day; and deluged her patient with draughts every two hours. When anybody entered the room, she uttered a shshshsh so sibilant and ominous, that it frightened the poor old lady in her bed, from which she could not look without seeing Mrs. Bute's beady eyes eagerly fixed on her, as the latter sate steadfast in the arm- chair by the bedside. They seemed to lighten in the dark (for she kept the curtains closed) as she moved about the room on velvet paws like a cat. There Miss Crawley lay for days--ever so many days--Mr. Bute reading books of devotion to her: for nights, long nights, during which she had to hear the watchman sing, the night-light sputter; visited at midnight, the last thing, by the stealthy apothecary; and then left to look at Mrs. Bute's twinkling eyes, or the flicks of yellow that the rushlight threw on the dreary darkened ceiling. Hygeia herself would have fallen sick under such a regimen; and how much more this poor old nervous victim? It has been said that when she was in health and good spirits, this venerable inhabitant of Vanity Fair had as free notions about religion and morals as Monsieur de Voltaire himself could desire, but when illness overtook her, it was aggravated by the most dreadful terrors of death, and an utter cowardice took possession of the prostrate old sinner. | Если бы мисс Кроули даже в самые благополучные ее минуты сказали, что она больна или что у нее плохой вид, перепуганная старуха послала бы за домашним врачом. Теперь же - после внезапного семейного происшествия, которое могло бы расшатать и более крепкие нервы, она и в самом деле чувствовала себя прескверно. Во всяком случае, миссис Бьют сочла своим долгом объявить и доктору, и аптекарю, и компаньонке, и прислуге, что мисс Кроули чуть ли не при смерти. Она приказала по колено устлать улицу соломой и снять с парадных дверей молоток, сдав его на хранение мистеру Боулсу. Она настояла на том, чтобы доктор заезжал дважды в день, и через каждые два часа пичкала свою пациентку лекарством. Когда кто-нибудь входил в комнату, она испускала такое зловещее "тсс!", что пугала бедную старуху, лежавшую в постели, и так бдительно оберегала ее покой, что больная не могла повернуть голову, не увидев устремленных на нее бисерных глазок миссис Бьют, которая прочно обосновалась в креслах у ее ложа. Глаза эти, казалось, светились в темноте (миссис Бьют держала занавески спущенными), когда она бесшумно двигалась по комнате, как кошка на бархатных лапках. Так мисс Кроули и лежала целыми днями - много дней подряд, - а миссис Бьют читала ей вслух душеспасительные книги и бодрствовала долгими, долгими ночами, прислушиваясь к протяжным крикам ночного сторожа да к потрескиванию ночника. В полночь - на сон грядущий - больную посещал вкрадчивый аптекарь, а затем ей предоставлялось смотреть на искрящиеся глазки миссис Бьют и на желтый отсвет, отбрасываемый тростниковой свечой на темный потолок. Сама Гигейя не выдержала бы такого режима, а тем более бедная старуха, жертва больных нервов. Мы уже говорили, что когда эта почтенная обитательница Ярмарки Тщеславия бывала в добром здравии и хорошем расположении духа, то придерживалась таких свободных взглядов насчет религии и морали, каким мог бы позавидовать сам мосье Вольтер; но когда она хворала, болезнь ее усугублялась ужаснейшим страхом смерти, и старая грешница малодушно ему поддавалась. |
| Sick-bed homilies and pious reflections are, to be sure, out of place in mere story-books, and we are not going (after the fashion of some novelists of the present day) to cajole the public into a sermon, when it is only a comedy that the reader pays his money to witness. But, without preaching, the truth may surely be borne in mind, that the bustle, and triumph, and laughter, and gaiety which Vanity Fair exhibits in public, do not always pursue the performer into private life, and that the most dreary depression of spirits and dismal repentances sometimes overcome him. Recollection of the best ordained banquets will scarcely cheer sick epicures. Reminiscences of the most becoming dresses and brilliant ball triumphs will go very little way to console faded beauties. Perhaps statesmen, at a particular period of existence, are not much gratified at thinking over the most triumphant divisions; and the success or the pleasure of yesterday becomes of very small account when a certain (albeit uncertain) morrow is in view, about which all of us must some day or other be speculating. O brother wearers of motley! Are there not moments when one grows sick of grinning and tumbling, and the jingling of cap and bells? This, dear friends and companions, is my amiable object--to walk with you through the Fair, to examine the shops and the shows there; and that we should all come home after the flare, and the noise, and the gaiety, and be perfectly miserable in private. | Поучения и благочестивые размышления у ложа страждущего, конечно, неуместны в беллетристике, и мы не собираемся (по примеру некоторых нынешних романистов) заманивать публику на проповедь, когда читатель платит деньги за то, чтобы посмотреть комедию. Но и без проповедей следует держать в памяти ту истину, что смех, суета и шумное веселье, которые Ярмарка Тщеславия выставляет напоказ, не всегда сопутствуют актеру в его частной жизни, и нередко им овладевают уныние и горькое раскаяние. Воспоминание о самых пышных банкетах едва ли способно подбодрить заболевшего прожигателя жизнп. Память о самых красивых платьях и блестящих победах в свете очень мало способна утешить отцветшую красавицу. Быть может, и государственные деятели в известные периоды своей жизни не испытывают большого удовольствия, вспоминая о самых замечательных своих триумфах. Ведь успехи и радости вчерашнего дня теряют свое значение, когда впереди забрезжит хорошо известное (хотя и неведомое) завтра, над которым всем нам рано или поздно придется задуматься. О братья по шутовскому наряду! Разве не бывает таких минут, когда нам тошно от зубоскальства и кувырканья, от звона погремушек и бубенцов на шутовском колпаке? И вот, дорогие друзья и спутники, моя приятная задача в том и состоит, чтобы прогуляться вместе с вами по Ярмарке для осмотра ее лавок и витрин, а потом вернуться домой и после блеска, шума и веселья, оставшись наедине с собою, почувствовать себя глубоко несчастным. |
| "If that poor man of mine had a head on his shoulders," Mrs. Bute Crawley thought to herself, "how useful he might be, under present circumstances, to this unhappy old lady! He might make her repent of her shocking free-thinking ways; he might urge her to do her duty, and cast off that odious reprobate who has disgraced himself and his family; and he might induce her to do justice to my dear girls and the two boys, who require and deserve, I am sure, every assistance which their relatives can give them." | "Если бы у моего бедного мужа была голова на плечах, - думала миссис Бьют Кроули, - то при нынешних обстоятельствах как бы он мог быть полезен этой несчастной старой леди! Он мог бы заставить ее раскаяться в своем ужасном вольнодумстве; он мог бы понудить ее выполнить свой долг и окончательно разорвать с этим гнусным нечестивцем, опозорившим себя и свою семью; мог бы склонить ее воздать должное моим дорогим девочкам и обоим мальчикам, которые требуют, да и, несомненно, заслуживают всяческой помощи, какую только могут оказать им родственники". |
| And, as the hatred of vice is always a progress towards virtue, Mrs. Bute Crawley endeavoured to instil her sister-in-law a proper abhorrence for all Rawdon Crawley's manifold sins: of which his uncle's wife brought forward such a catalogue as indeed would have served to condemn a whole regiment of young officers. If a man has committed wrong in life, I don't know any moralist more anxious to point his errors out to the world than his own relations; so Mrs. Bute showed a perfect family interest and knowledge of Rawdon's history. She had all the particulars of that ugly quarrel with Captain Marker, in which Rawdon, wrong from the beginning, ended in shooting the Captain. She knew how the unhappy Lord Dovedale, whose mamma had taken a house at Oxford, so that he might be educated there, and who had never touched a card in his life till he came to London, was perverted by Rawdon at the Cocoa-Tree, made helplessly tipsy by this abominable seducer and perverter of youth, and fleeced of four thousand pounds. She described with the most vivid minuteness the agonies of the country families whom he had ruined-- the sons whom he had plunged into dishonour and poverty--the daughters whom he had inveigled into perdition. She knew the poor tradesmen who were bankrupt by his extravagance--the mean shifts and rogueries with which he had ministered to it--the astounding falsehoods by which he had imposed upon the most generous of aunts, and the ingratitude and ridicule by which he had repaid her sacrifices. She imparted these stories gradually to Miss Crawley; gave her the whole benefit of them; felt it to be her bounden duty as a Christian woman and mother of a family to do so; had not the smallest remorse or compunction for the victim whom her tongue was immolating; nay, very likely thought her act was quite meritorious, and plumed herself upon her resolute manner of performing it. Yes, if a man's character is to be abused, say what you will, there's nobody like a relation to do the business. And one is bound to own, regarding this unfortunate wretch of a Rawdon Crawley, that the mere truth was enough to condemn him, and that all inventions of scandal were quite superfluous pains on his friends' parts. | И так как ненависть к пороку всегда есть шаг вперед на пути к добродетели, то миссис Бьют Кроули старалась внушить своей невестке должное отвращение к многообразным провинностям Родона Кроули, предъявив такой их перечень, которого, право же, было бы вполне достаточно, чтобы осудить целый полк молодых офицеров! Когда человек совершит дурной поступок, ни один моралист не указывает всему свету на его ошибку с большей готовностью, чем его собственные родичи. Так и миссис Бьют проявила самый родственный интерес к истории Родона, обнаружив необычайную осведомленность. Она собрала все подробности о его безобразной ссоре с капитаном Маркером, завершившейся тем, что Родон, виноватый во всем, застрелил капитана. Она знала, что несчастный лорд Довдейл, мать которого переехала в Оксфорд, чтобы руководить воспитанием юноши, и который до приезда в Лондон не прикасался к картам, попал в лапы к Родону в клубе "Кокосовой Пальмы", и этот гнусный соблазнитель и развратитель юношества напоил его до бесчувствия и обчистил на четыре тысячи фунтов. Она описывала в живейших подробностях страдания помещичьих семейств, разоренных Родоном: сыновей, ввергнутых в пучину бесчестия и нищеты, дочерей, обольщенных и доведенных до погибели. Она знала бедных торговцев, которых Родон обобрал до нитки, не брезгуя самыми низкими мошенническими проделками; знала, с каким возмутительным коварством он надувал великодушнейшую из теток и какой неблагодарностью и насмешками отплатил за все ее жертвы. Она сообщала эти сведения мисс Кроули постепенно, не щадя старухи, полагая это своей священной обязанностью христианки и матери семейства и не чувствуя ни малейших угрызении совести или сострадания к жертве, которую обрекал на заклание ее язык; наоборот, она, по всей вероятности, считала свой поступок весьма похвальным и кичилась той решительностью, с которой его совершала. Да, если требуется очернить человека, то уж, будьте уверены, никто не сделает этого лучше его родственников. А в отношении злополучного Родона Кроули должно признать, что и одной голой истины было бы достаточно, чтобы осудить его, а потому все клеветнические измышления друзей только доставляли им напрасные хлопоты. |
| Rebecca, too, being now a relative, came in for the fullest share of Mrs. Bute's kind inquiries. This indefatigable pursuer of truth (having given strict orders that the door was to be denied to all emissaries or letters from Rawdon), took Miss Crawley's carriage, and drove to her old friend Miss Pinkerton, at Minerva House, Chiswick Mall, to whom she announced the dreadful intelligence of Captain Rawdon's seduction by Miss Sharp, and from whom she got sundry strange particulars regarding the ex-governess's birth and early history. The friend of the Lexicographer had plenty of information to give. Miss Jemima was made to fetch the drawing- master's receipts and letters. This one was from a spunging-house: that entreated an advance: another was full of gratitude for Rebecca's reception by the ladies of Chiswick: and the last document from the unlucky artist's pen was that in which, from his dying bed, he recommended his orphan child to Miss Pinkerton's protection. There were juvenile letters and petitions from Rebecca, too, in the collection, imploring aid for her father or declaring her own gratitude. Perhaps in Vanity Fair there are no better satires than letters. Take a bundle of your dear friend's of ten years back-- your dear friend whom you hate now. Look at a file of your sister's! how you clung to each other till you quarrelled about the twenty-pound legacy! Get down the round-hand scrawls of your son who has half broken your heart with selfish undutifulness since; or a parcel of your own, breathing endless ardour and love eternal, which were sent back by your mistress when she married the Nabob-- your mistress for whom you now care no more than for Queen Elizabeth. Vows, love, promises, confidences, gratitude, how queerly they read after a while! There ought to be a law in Vanity Fair ordering the destruction of every written document (except receipted tradesmen's bills) after a certain brief and proper interval. Those quacks and misanthropes who advertise indelible Japan ink should be made to perish along with their wicked discoveries. The best ink for Vanity Fair use would be one that faded utterly in a couple of days, and left the paper clean and blank, so that you might write on it to somebody else. | Ребекке, на правах новой родственницы, также было уделено обширнейшее место в бескорыстных дознаниях миссис Бьют. Эта неутомимая правдоискательница (отдав строжайшее приказание не принимать гонцов или писем от Родона) взяла карету мисс Кроули и отправилась к своему старому другу мисс Пинкертон, в дом Минервы на Чизикской аллее, и, объявив ужасную весть об обольщении капитана Родона девицей Шарп, в свою очередь, узнала от мисс Пинкертон немало странных подробностей относительно рождения и детства экс-гувернантки. У друга лексикографа оказалась масса всяких интересных сведении. Лисе Джемайме было приказано принести все расписки и письма учителя рисования. Одно было из долгового отделения, другое умоляло об авансе, третье благодарило чизикских дам за их готовность приютить Ребекку. Последним документом, вышедшим из-под пера незадачливого художника, было письмо, в котором он, на смертном одре, поручал свою осиротевшую девочку покровительству мисс Пинкертон. Среди этой коллекции были также и детские письма Ребекки, умолявшей о помощи отцу или выражавшей свою признательность. Пожалуй, на Ярмарке Тщеславия нет лучших сатир, чем письма. Возьмите связку писем от человека, бывшего вашим закадычным другом лет десять тому назад - закадычным другом, которого вы сейчас ненавидите. Взгляните на пачку писем от вашей сестры: вы с ней души не чаяли друг в друге, пока не поссорились из-за наследства в двадцать фунтов! Достаньте детские каракули вашего сына - того самого, который впоследствии разбил вам сердце своей черствостью и непочтительностью; а то возьмите связку своих собственных писем, исполненных неудержимой страсти и бесконечной любви и возвращенных вам вашей невестой, когда она вышла замуж за набоба, - невестой, до которой вам теперь столько же дела, сколько до королевы Елизаветы. Клятвы, любовь, обещания, признания, благодарность - как забавно читать все это спустя некоторое время. На Ярмарке Тщеславия следовало бы издать закон, предписывающий уничтожение всякого письменного документа (кроме оплаченных счетов от торговцев) по истечении определенного, достаточно короткого промежутка времени. А всем этим шарлатанам и человеконенавистникам, публикующим о продаже вечных японских чернил, пожелаем провалиться в тартарары вместе с их злополучным изобретением! Лучшими чернилами на Ярмарке Тщеславия будут те, которые совершенно выцветают в два-три дня, оставляя бумагу чистой и белой, чтобы на ней можно было написать кому-нибудь другому. |
| From Miss Pinkerton's the indefatigable Mrs. Bute followed the track of Sharp and his daughter back to the lodgings in Greek Street, which the defunct painter had occupied; and where portraits of the landlady in white satin, and of the husband in brass buttons, done by Sharp in lieu of a quarter's rent, still decorated the parlour walls. Mrs. Stokes was a communicative person, and quickly told all she knew about Mr. Sharp; how dissolute and poor he was; how good- natured and amusing; how he was always hunted by bailiffs and duns; how, to the landlady's horror, though she never could abide the woman, he did not marry his wife till a short time before her death; and what a queer little wild vixen his daughter was; how she kept them all laughing with her fun and mimicry; how she used to fetch the gin from the public-house, and was known in all the studios in the quarter--in brief, Mrs. Bute got such a full account of her new niece's parentage, education, and behaviour as would scarcely have pleased Rebecca, had the latter known that such inquiries were being made concerning her. | От резиденции мисс Пинкертон неутомимая миссис Бьют прошла по следам Шарпа и его дочери до квартиры на Грик-стрит, где проживал покойный живописец и где на стенах гостиной до сих пор висели портреты хозяйки в белом атласе и ее супруга в медных пуговицах, написанные Шарпом в счет квартирной платы. Миссис Сток, женщина словоохотливая, сразу же рассказала все, что знала о мистере Шарпе: какой это был беспутный малый и какой добродушный весельчак; как за ним вечно охотились судебные исполнители и надоедливые заимодавцы; как он, к ужасу своей домохозяйки, жил с женой в свободном браке и обвенчался с ней лишь незадолго до ее смерти (впрочем, она всегда терпеть не могла эту женщину); какой забавной хитрой лисичкой была его дочка; как она потешала их своими шуточками и передразниванием, как бегала за джином в трактир и была известна во всех студиях квартала, - короче сказать, миссис Бьют собрала такой полный отчет о родственниках своей новой племянницы, а также о ее воспитании и поведении, который едва ли бы пришелся той по вкусу, узнай она, что о ней производится такое следствие. |
| Of all these industrious researches Miss Crawley had the full benefit. Mrs. Rawdon Crawley was the daughter of an opera-girl. She had danced herself. She had been a model to the painters. She was brought up as became her mother's daughter. She drank gin with her father, &c. &c. It was a lost woman who was married to a lost man; and the moral to be inferred from Mrs. Bute's tale was, that the knavery of the pair was irremediable, and that no properly conducted person should ever notice them again. | Обо всем этом доскональном розыске было во всех подробностях доложено мисс Кроули. Миссис Родон Кроули - дочь балетной танцовщицы. Она и сама танцевала. Служила моделью художникам. Была воспитана, как и подобает дочери ее матери: пила джин вместе с отцом, и т. д., и т. и. Словом, это пропащая женщина, вышедшая замуж за пропащего человека. А мораль рассказа миссис Бьют была такова: эта милая парочка - отъявленные проходимцы, и ни одному приличному человеку не следует с ними знаться. |
| These were the materials which prudent Mrs. Bute gathered together in Park Lane, the provisions and ammunition as it were with which she fortified the house against the siege which she knew that Rawdon and his wife would lay to Miss Crawley. | Таков был материал, собранный предусмотрительной миссис Бьют на Парк-лейн, - так сказать, провиант и боевые припасы на случай осады, которой, как она знала, мисс Кроули обязательно подвергнется со стороны Родона и его жены. |
| But if a fault may be found with her arrangements, it is this, that she was too eager: she managed rather too well; undoubtedly she made Miss Crawley more ill than was necessary; and though the old invalid succumbed to her authority, it was so harassing and severe, that the victim would be inclined to escape at the very first chance which fell in her way. Managing women, the ornaments of their sex--women who order everything for everybody, and know so much better than any person concerned what is good for their neighbours, don't sometimes speculate upon the possibility of a domestic revolt, or upon other extreme consequences resulting from their overstrained authority. | Но если в действиях миссис Бьют была допущена ошибка, то таковая заключалась в ее чрезмерной ретивости: она, пожалуй, перестаралась. Без сомнения, она пеклась о здоровье мисс Кроули гораздо больше, чем это было необходимо. И хотя старуха всецело отдалась в ее власть, последняя была столь тягостна и сурова, что жертва была склонна освободиться от нее при первом же удобном случае. Женщины-правительницы - украшение своего пола, - женщины, устраивающие все для всех и каждого, знающие гораздо лучше самих заинтересованных лиц, что для них полезно, иной раз не принимают в расчет возможности домашнего бунта или каких-либо других нежелательных последствий, проистекающих от превышения власти. |
| Thus, for instance, Mrs. Bute, with the best intentions no doubt in the world, and wearing herself to death as she did by foregoing sleep, dinner, fresh air, for the sake of her invalid sister-in-law, carried her conviction of the old lady's illness so far that she almost managed her into her coffin. She pointed out her sacrifices and their results one day to the constant apothecary, Mr. Clump. | Вот и миссис Бьют, действуя, несомненно, с самыми лучшими намерениями, - она изнуряла себя до полусмерти, отказываясь от сна, обеда и чистого воздуха ради болящей невестки, - так далеко зашла в своих попечениях о здоровье старой дамы, что едва не вогнала ее в гроб. Как-то в разговоре с мистером Клампом. постоянным аптекарем мисс Кроули, она указала на принесенные ею жертвы и на их результат. |
| "I am sure, my dear Mr. Clump," she said, "no efforts of mine have been wanting to restore our dear invalid, whom the ingratitude of her nephew has laid on the bed of sickness. I never shrink from personal discomfort: I never refuse to sacrifice myself." | - Могу сказать, дорогой мой мистер Кламп. - говорила она, - я делаю все, чтобы поставить на ноги нашу драгоценную больную, чье сердце растерзал неблагодарный племянник. Я никогда не считаюсь ни с какими лишениями и готова на любые жертвы. |
| "Your devotion, it must be confessed, is admirable," Mr. Clump says, with a low bow; "but--" | - Ваша преданность поистине изумительна, - отвечал мистер Кламп с низким поклоном, - но... |
| "I have scarcely closed my eyes since my arrival: I give up sleep, health, every comfort, to my sense of duty. When my poor James was in the smallpox, did I allow any hireling to nurse him? No." | - Со времени своего приезда я, кажется, ни разу и глаз не сомкнула. Я готова поступиться сном, здоровьем, любыми удобствами, если этого требует долг. Когда у моего бедного Джеймса была оспа, разве я позволила какой-нибудь наемнице ухаживать за ним? Ни в коем случае! |
| "You did what became an excellent mother, my dear Madam--the best of mothers; but--" | - Вы поступили, как истинная мать, сударыня... как лучшая из матерей, но... |
| "As the mother of a family and the wife of an English clergyman, I humbly trust that my principles are good," Mrs. Bute said, with a happy solemnity of conviction; "and, as long as Nature supports me, never, never, Mr. Clump, will I desert the post of duty. Others may bring that grey head with sorrow to the bed of sickness (here Mrs. Bute, waving her hand, pointed to one of old Miss Crawley's coffee- coloured fronts, which was perched on a stand in the dressing-room), but I will never quit it. Ah, Mr. Clump! I fear, I know, that the couch needs spiritual as well as medical consolation." | - Как мать семейства и жена английского священника, я смиренно верю, что держусь добрых правил, - произнесла миссис Бьют с несокрушимой твердостью духа, - и пока мое естество позволяет мне, никогда, никогда, мистер Кламп, не покину я поста, на который поставил меня долг. Другие могут разными огорчениями довести до одра болезни эту седую голову (тут миссис Бьют взмахнула рукой, указывая на одну из принадлежащих мисс Кроули накладок кофейного цвета, надетую на подставку в ее будуаре), но я никогда не покину ее. Ах, мистер Кламп! Я боюсь, я знаю, что это ложе нуждается в духовном утешении столько же, сколько и во врачебной помощи. |
| "What I was going to observe, my dear Madam,"--here the resolute Clump once more interposed with a bland air--"what I was going to observe when you gave utterance to sentiments which do you so much honour, was that I think you alarm yourself needlessly about our kind friend, and sacrifice your own health too prodigally in her favour." | - Я хотел заметить, сударыня, - снова перебил ее Кламп кротко, но решительно, - я хотел заметить, когда вы стали выражать чувства, делающие вам честь, что, как мне кажется, вы понапрасну тревожитесь о нашем милом друге и жертвуете ради нее своим здоровьем слишком расточительно... |
| "I would lay down my life for my duty, or for any member of my husband's family," Mrs. Bute interposed. | - Я жизни не пощажу для исполнения своего долга или ради любого родственника моего мужа, - прервала его миссис Бьют. |
| "Yes, Madam, if need were; but we don't want Mrs Bute Crawley to be a martyr," Clump said gallantly. "Dr Squills and myself have both considered Miss Crawley's case with every anxiety and care, as you may suppose. We see her low-spirited and nervous; family events have agitated her." | - Да, сударыня, если бы это было нужно. Но мы не желаем, чтобы миссис Бьют Кроули стала мученицей, - галантно промолвил Кламп. - Поверьте, доктор Сквилс и я - мы оба обсудили положение мисс Кроули с величайшим усердием и тщательностью. Мы находим, что у нее удрученное состояние духа, что она нервничает. Семейные события взволновали ее... |
| "Her nephew will come to perdition," Mrs. Crawley cried. | - Племянник доведет ее до гибели! - воскликнув миссис Кроули. |
| "Have agitated her: and you arrived like a guardian angel, my dear Madam, a positive guardian angel, I assure you, to soothe her under the pressure of calamity. But Dr. Squills and I were thinking that our amiable friend is not in such a state as renders confinement to her bed necessary. She is depressed, but this confinement perhaps adds to her depression. She should have change, fresh air, gaiety; the most delightful remedies in the pharmacopoeia," Mr. Clump said, grinning and showing his handsome teeth. "Persuade her to rise, dear Madam; drag her from her couch and her low spirits; insist upon her taking little drives. They will restore the roses too to your cheeks, if I may so speak to Mrs. Bute Crawley." | - ...взволновали ее, а вы явились, как ангел-хранитель, сударыня, положительно, как ангел-хранитель, уверяю вас, чтобы облегчить ей бремя невзгод. Но доктор Сквилс и я - мы думаем, что наш любезный друг вовсе не в таком состоянии, которое вызывает необходимость пребывания в постели. Она в угнетенном состоянии духа, по затворничество только увеличивает угнетенность. Ей нужна перемена: свежий воздух и развлечения - это самые восхитительные средства, какие знает медицина, - сказал мистер Кламп, улыбаясь и показывая свои прекрасные зубы. - Убедите ее встать, сударыня, стащите ее с постели и заставьте воспрянуть духом, настаивайте на том, чтобы она предпринимала небольшие прогулки в экипаже. Они восстановят розы и на ваших щеках, если только я смею дать такой совет уважаемой миссис Бьют Кроули. |
| "The sight of her horrid nephew casually in the Park, where I am told the wretch drives with the brazen partner of his crimes," Mrs. Bute said (letting the cat of selfishness out of the bag of secrecy), "would cause her such a shock, that we should have to bring her back to bed again. She must not go out, Mr. Clump. She shall not go out as long as I remain to watch over her; And as for my health, what matters it? I give it cheerfully, sir. I sacrifice it at the altar of my duty." | - Она может случайно увидеть своего ужасного племянника в Парке; мне говорили, что этот субъект катается там с бесстыжей соучастницей своих преступлений, - заметила миссис Бьют (выпустив кота из мешка), - и это нанесет ей такой удар, что нам придется опять уложить ее в постель. Пока я при ней, я не позволю ей выезжать. А что касается моего здоровья, то что мне до него! Я с радостью отдаю его, сэр. Я приношу эту жертву на алтарь семейного долга. |
| "Upon my word, Madam," Mr. Clump now said bluntly, "I won't answer for her life if she remains locked up in that dark room. She is so nervous that we may lose her any day; and if you wish Captain Crawley to be her heir, I warn you frankly, Madam, that you are doing your very best to serve him." | - Честное слово, сударыня, - объявил тут напрямик мистер Кламп, - я не отвечаю за ее жизнь, если она по-прежнему будет сидеть взаперти в этой темной комнате. Она так нервна, что мы можем потерять ее в любой день. И если вы желаете, чтобы капитан Кроули стал ее наследником, то предупреждаю вас откровенно, сударыня, вы делаете буквально все, чтобы угодить ему. |
| "Gracious mercy! is her life in danger?" Mrs. Bute cried. "Why, why, Mr. Clump, did you not inform me sooner?" | - Боже милостивый! Разве ее жизнь в опасности? - воскликнула миссис Бьют. - Почему, почему же, мистер Кламп, вы не сказали мне об этом раньше? |
| The night before, Mr. Clump and Dr. Squills had had a consultation (over a bottle of wine at the house of Sir Lapin Warren, whose lady was about to present him with a thirteenth blessing), regarding Miss Crawley and her case. | Накануне вечером, за бутылкой вина в доме сэра Лаппина Кроля, супруга которого собиралась подарить ему тринадцатое благословение неба, у мистера Клампа было совещание с доктором Сквилсом относительно мисс Кроули и ее болезни. |
| "What a little harpy that woman from Hampshire is, Clump," Squills remarked, "that has seized upon old Tilly Crawley. Devilish good Madeira." | - Что за гарпия эта бабенка из Хэмпшира, Кламп! Зацапала в свои лапы старуху Тилли Кроули, - заметил Сквплс. - Отличная мадера, не правда ли! |
| "What a fool Rawdon Crawley has been," Clump replied, "to go and marry a governess! There was something about the girl, too." | - Что за дурак Родон Кроули, - ответил Кламп, - взял да и женился на гувернантке! Хотя в девчонке что-то есть. |
| "Green eyes, fair skin, pretty figure, famous frontal development," Squills remarked. "There is something about her; and Crawley was a fool, Squills." | - Зеленые глазки, прекрасный цвет лица, чудесная фигурка, хорошо развитая грудная клетка, - заметил Сквплс. - Что-то в ней есть... А Кроули и всегда был дурак, поверьте мне, Кламп. |
| "A d--- fool--always was," the apothecary replied. | - Еще бы не дурак, - согласился аптекарь. |
| "Of course the old girl will fling him over," said the physician, and after a pause added, "She'll cut up well, I suppose." | - Конечно, старуха от него откажется, - сказал врач и после минутного молчания прибавил: - Надо думать, что, когда она умрет, наследникам достанется немало. |
| "Cut up," says Clump with a grin; "I wouldn't have her cut up for two hundred a year." | - Умрет? - подхватил Кламп с усмешкой. - Да предложи мне кто двести фунтов в год, я и то не пожелаю ей смерти. |
| "That Hampshire woman will kill her in two months, Clump, my boy, if she stops about her," Dr. Squills said. "Old woman; full feeder; nervous subject; palpitation of the heart; pressure on the brain; apoplexy; off she goes. Get her up, Clump; get her out: or I wouldn't give many weeks' purchase for your two hundred a year." | - Эта хэмпширская баба доконает ее в два месяца, мой милый, если будет с ней еще возиться, - продолжал доктор Сквилс. - Женщина старая, охотница покушать, нервный субъект; начнется сердцебиение, давление на мозг, апоплексия - и готово. Поднимайте ее на ноги, Кламп, вывозите гулять - иначе плакали ваши двести фунтов в год - никто их вам тогда не предложит. |
| And it was acting upon this hint that the worthy apothecary spoke with so much candour to Mrs. Bute Crawley. | И вот на основании этого-то совета достойный аптекарь и поговорил с миссис Бьют Кроули так откровенно. |
| Having the old lady under her hand: in bed: with nobody near, Mrs. Bute had made more than one assault upon her, to induce her to alter her will. But Miss Crawley's usual terrors regarding death increased greatly when such dismal propositions were made to her, and Mrs. Bute saw that she must get her patient into cheerful spirits and health before she could hope to attain the pious object which she had in view. Whither to take her was the next puzzle. The only place where she is not likely to meet those odious Rawdons is at church, and that won't amuse her, Mrs. Bute justly felt. "We must go and visit our beautiful suburbs of London," she then thought. "I hear they are the most picturesque in the world"; and so she had a sudden interest for Hampstead, and Hornsey, and found that Dulwich had great charms for her, and getting her victim into her carriage, drove her to those rustic spots, beguiling the little journeys with conversations about Rawdon and his wife, and telling every story to the old lady which could add to her indignation against this pair of reprobates. | Захватив в свои руки старуху, одинокую, без близких людей, прикованную к постели, миссис Бьют не раз приставала к ней с разговорами о завещании. Но у мисс Кроули такие мрачные разговоры еще больше усиливали страх смерти. И миссис Бьют поняла, что надо сперва вернуть пациентке бодрое расположение духа и поправить ее здоровье, а тогда уж можно будет подумать о благочестивой цели, которую почтенная пасторша имела в виду. Но куда вывозить ее - вот новая головоломка! Единственным местом, где старуха, по всей вероятности, не встретилась бы с противным Родоном, была церковь, но миссис Бьют справедливо считала, что посещение церкви не очень развеселит мисс Кроули. "Надо будет съездить осмотреть замечательные окрестности Лондона, - решила миссис Бьют. - Я слышала, что во всем мире нет таких живописных уголков". И вот у нее пробудился внезапный интерес к Хэмстеду и Хорнси; она нашла, что и Далич по-своему очарователен, и, усадив свою жертву в карету, стала таскать ее по всем этим идиллическим местам, разнообразя их маленькие путешествия беседами о Родоне и его жене и рассказывая старой леди всевозможные истории, которые могли бы еще больше вооружить ее против этой нечестивой четы. |
| Perhaps Mrs. Bute pulled the string unnecessarily tight. For though she worked up Miss Crawley to a proper dislike of her disobedient nephew, the invalid had a great hatred and secret terror of her victimizer, and panted to escape from her. After a brief space, she rebelled against Highgate and Hornsey utterly. She would go into the Park. Mrs. Bute knew they would meet the abominable Rawdon there, and she was right. One day in the ring, Rawdon's stanhope came in sight; Rebecca was seated by him. In the enemy's equipage Miss Crawley occupied her usual place, with Mrs. Bute on her left, the poodle and Miss Briggs on the back seat. It was a nervous moment, and Rebecca's heart beat quick as she recognized the carriage; and as the two vehicles crossed each other in a line, she clasped her hands, and looked towards the spinster with a face of agonized attachment and devotion. Rawdon himself trembled, and his face grew purple behind his dyed mustachios. Only old Briggs was moved in the other carriage, and cast her great eyes nervously towards her old friends. Miss Crawley's bonnet was resolutely turned towards the Serpentine. Mrs. Bute happened to be in ecstasies with the poodle, and was calling him a little darling, and a sweet little zoggy, and a pretty pet. The carriages moved on, each in his line. | Пожалуй, миссис Бьют натянула струну чересчур уж туго. Хоть она и добилась того, что мисс Кроули и слышать не хотела о строптивом племяннике, но зато старуха возненавидела и свою мучительницу и втайне боялась ее, а потому жаждала от нее отделаться. Вскоре она решительно взбунтовалась против Хайгета и Хорнси. Ей хотелось прокатиться по Парку. Миссис Бьют знала, что они могут встретиться там с ненавистным ей Родоном, и была нрава. Однажды на круговой аллее показалась открытая коляска Родона. Ребекка сидела рядом с мужем. Во вражеском экипаже мисс Кроули занимала свое обычное место, имея слева от себя миссис Бьют, а напротив - пуделя и мисс Бригс. Момент был захватывающий, и у Ребекки сердце забилось быстрее при виде знакомого выезда. Едва оба экипажа поравнялись, она всплеснула руками и обратила к старой деве лицо, дышащее любовью и преданностью. Сам Родон вздрогнул, и щеки его под нафабренными усами покрылись густым румянцем. Однако в другом экипаже только старая Бригс почувствовала волнение и в превеликой растерянности уставилась на своих прежних друзей. Капор мисс Кроули был решительно обращен в сторону Серпентайна, а миссис Бьют в эту минуту как раз восторгалась пуделем, называя его милочкой, деткой, красавчиком. Оба экипажа продолжали путь в веренице других, каждый в свою сторону. |
| "Done, by Jove," Rawdon said to his wife. | - Все пропало, ей-богу, - сказал Родон жене. |
| "Try once more, Rawdon," Rebecca answered. "Could not you lock your wheels into theirs, dearest?" | - Попробуй еще разок, Родон, - отвечала Ребекки. - Не удастся ли тебе сцепиться с ними колесами, милый? |
| Rawdon had not the heart for that manoeuvre. When the carriages met again, he stood up in his stanhope; he raised his hand ready to doff his hat; he looked with all his eyes. But this time Miss Crawley's face was not turned away; she and Mrs. Bute looked him full in the face, and cut their nephew pitilessly. He sank back in his seat with an oath, and striking out of the ring, dashed away desperately homewards. | У Родона не хватило смелости проделать такой маневр. Когда экипажи опять встретились, он только привстал в своей коляске и выжидательно поднес руку к шляпе, глядя на старуху во все глаза. На этот раз мисс Кроули не отвернулась; она и миссис Бьют взглянули племяннику прямо в лицо, словно не узнавая его. Родон с проклятием упал на сиденье и, выбравшись из вереницы экипажей, пустился во весь дух домой. |
| It was a gallant and decided triumph for Mrs. Bute. But she felt the danger of many such meetings, as she saw the evident nervousness of Miss Crawley; and she determined that it was most necessary for her dear friend's health, that they should leave town for a while, and recommended Brighton very strongly. | Это был блестящий и решительный триумф для миссис Бьют. Но она чувствовала опасность повторения подобных встреч, так как видела явное волнение мисс Кроули, и потому решила, что для здоровья ее дорогого друга необходимо оставить на время столицу, и весьма настоятельно рекомендовала Брайтон. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая
