| English | Русский |
| DEAR WAT, | Дорогой Уот! |
| In my two last you had so much of Lismahago, that I suppose you are glad he is gone off the stage for the present. -- I must now descend to domestic occurrences. | В последних моих двух письмах я столько повествовал о Лисмахаго, что ныне вы, вероятно, порадуетесь его уходу со сцены. Теперь я должен обратиться к домашним происшествиям. |
| -- Love, it seems, is resolved to assert his dominion over all the females of our family. -- After having practised upon poor Liddy's heart, and played strange vagaries with our aunt Mrs Tabitha, he began to run riot in the affections of her woman, Mrs Winifred Jenkins, whom I have had occasion to mention more than once in the course of our memoirs. | Любовь как будто порешила утвердить свою власть над всеми особами женского пола в нашем семействе. Потрудившись над сердцем бедной Лидди и пробудив нелепые фантазии у нашей тетушки мисс Табиты, она привела в смятение чувства ее служанки, мисс Уинифред Дженкинс, о которой мне не раз случалось упоминать в продолжение нашей переписки. |
| Nature intended Jenkins for something very different from the character of her mistress; yet custom and habit have effected a wonderful resemblance betwixt them in many particulars. Win, to be sure, is much younger and more agreeable in her person; she is likewise tender-hearted and benevolent, qualities for which her mistress is by no means remarkable, no more than she is for being of a timorous disposition, and much subject to fits of the mother, which are the infirmities of Win's constitution: but then she seems to have adopted Mrs Tabby's manner with her cast cloaths. -- She dresses and endeavours to look like her mistress, although her own looks are much more engaging. -- She enters into her scheme of oeconomy, learns her phrases, repeats her remarks, imitates her stile in scolding the inferior servants, and, finally, subscribes implicitly to her system of devotion. -- This, indeed, she found the more agreeable, as it was in a great measure introduced and confirmed by the ministry of Clinker, with whose personal merit she seems to have been struck ever since he exhibited the pattern of his naked skin at Marlborough. | Природа предназначала Дженкинс отнюдь не походить нравом на ее хозяйку, но привычка и навык создали удивительное между ними сходство во многих отношениях. Правда, Уин гораздо моложе и миловиднее, к тому же она мягкосердечна и добра, каковыми качествами не отличается ее хозяйка, равно как не отличается она робким нравом и склонностью к припадкам, которыми страдает Уин. Однако к Дженкинс как будто перешли, вместе с поношенными платьями, и манеры Табиты. Уин одевается, как ее хозяйка, и старается походить на нее, хотя ее лицо гораздо приятнее. Сочувствует она скупости своей хозяйки, заучивает ее фразы, повторяет ее замечания, перенимает ее манеру распекать слуг и, наконец, слепо подражает ее поведению на стезе благочестия. Такое поведение показалось ей тем более приятным, что его предуказал и одобрил Клинкер, личные достоинства которого поразили ее, кажется, с той минуты, как он выставил напоказ в Мальборо частицу нагого своего тела. |
| Nevertheless, though Humphry had this double hank upon her inclinations, and exerted all his power to maintain the conquest he had made, he found it impossible to guard it on the side of vanity, where poor Win was as frail as any female in the kingdom. In short, my rascal Dutton professed himself her admirer, and, by dint of his outlandish qualifications, threw his rival Clinker out of the saddle of her heart. Humphry may be compared to an English pudding, composed of good wholesome flour and suet, and Dutton to a syllabub or iced froth, which, though agreeable to the taste, has nothing solid or substantial. | Но хотя Хамфри и пленил всячески ее чувства и приложил все силы, чтобы укрепить за собой одержанную им победу, однако же не мог бороться с тщеславием Уин, которым бедняжка так же заражена, как все женщины в мире. Короче сказать, мой повеса Даттон прикинулся ее обожателем и благодаря своим чужеземным ухваткам вытеснил из ее сердца соперника своего Клинкера. Хамфри можно сравнить с английским пудингом из добротной муки и сала, а Даттона - с кремом или мороженым, которые хоть и вкусны, но не сытны и не питательны. |
| The traitor not only dazzled her, with his second-hand finery, but he fawned, and flattered, and cringed -- he taught her to take rappee, and presented her with a snuff-box of papier mache -- he supplied her with a powder for her teeth -- he mended her complexion, and he dressed her hair in the Paris fashion -- he undertook to be her French master and her dancing-master, as well as friseur, and thus imperceptibly wound himself into her good graces. | Хитрец ослепил ее не только своим нарядом с чужих плеч, но и льстил ей, любезничал и заискивал перед нею. Он научил ее нюхать pane, преподнес ей табакерку из папье-маше, снабдил зубным порошком, нарумянил и причесал по парижской моде; он принялся обучать ее французскому языку и танцам, а также взял на себя заботу о ее прическе и таким путем неприметно вкрался к ней в милость. |
| Clinker perceived the progress he had made, and repined in secret. -- He attempted to open her eyes in the way of exhortation, and finding it produced no effect had recourse to prayer. At Newcastle, while he attended Mrs Tabby to the methodist meeting his rival accompanied Mrs Jenkins to the play. | Клинкер видел его успехи и сетовал втихомолку. Попытался было он увещаниями своими открыть ей глаза, но, убедившись, что никакой пользы от этого нет, прибегнул к молитве. В Ньюкасле он провожал мисс Табби на собрание методистов, а тем временем его соперник повел мисс Дженкинс в театр. |
| He was dressed in a silk coat, made at Paris for his former master, with a tawdry waistcoat of tarnished brocade; he wore his hair in a great bag with a huge solitaire, and a long sword dangled from his thigh. The lady was all of a flutter with faded lutestring, washed gauze, and ribbons three times refreshed; but she was most remarkable for the frisure of her head, which rose, like a pyramid, seven inches above the scalp, and her face was primed and patched from the chin up to the eyes; nay, the gallant himself had spared neither red nor white in improving the nature of his own complexion. | Даттон надел шелковый кафтан, сшитый в Париже для прежнего его хозяина, и нелепый яркий жилет из потускневшей парчи; волосы он убрал в громадный кошелек, надел большой солитер, а на боку у него болталась длинная шпага. Леди была в воздушном наряде из полинявшего люстрина с выстиранным газом и уже третий раз подкрашенными лентами; но примечательнее всего была ее прическа, которая, подобно пирамиде, возвышалась надо лбом на семь дюймов, а лицо от глаз до подбородка было подмазано и усеяно мушками. Да и кавалер ее не пожалел ни румян, ни белил, чтобы улучшить цвет лица, природой ему данный. |
| In this attire, they walked together through the high street to the theatre, and as they passed for players ready dressed for acting, they reached it unmolested; but as it was still light when they returned, and by that time the people had got information of their real character and condition, they hissed and hooted all the way, and Mrs Jenkins was all bespattered with dirt, as well as insulted with the opprobrious name of painted Jezabel, so that her fright and mortification threw her into an hysteric fit the moment she came home. | В таком уборе прошествовали они по Хай-стрит и добрались до театра, не потерпев ущерба, так как их приняли за комедиантов, уже разодевшихся для представления. Но когда они возвращались домой, было еще светло, а народ к тому времени узнал, кто они такие и каково их положение, и всю дорогу их провожали свистом и гиканьем, мисс Дженкинс забрызгали грязью и оскорбили позорной кличкой "размалеванная Иезавель", так что от страха и стыда она впала в истерику, как только вошла в дом. |
| Clinker was so incensed at Dutton, whom he considered as the cause of her disgrace, that he upbraided him severely for having turned the poor woman's brain. The other affected to treat him with contempt, and mistaking his forbearance for want of courage, threatened to horse-whip him into good manners. | Клинкер, разозлившись на Даттона, которого считал виновником ее поругания, стал сурово упрекать его за то, что он вскружил голову бедной девушке. Тот обошелся с ним презрительно и, приняв его терпеливость за трусость, пригрозил проучить хлыстом. Тогда Хамфри пришел ко мне и смиренно попросил, чтобы я дозволил ему наказать моего слугу за дерзость. |
| Humphry then came to me, humbly begging I would give him leave to chastise my servant for his insolence -- 'He has challenged me to fight him at sword's point (said he); but I might as well challenge him to make a horse-shoe, or a plough iron; for I know no more of the one than he does of the other. -- Besides, it doth not become servants to use those weapons, or to claim the privilege of gentlemen to kill one another when they fall out; moreover, I would not have his blood upon my conscience for ten thousand times the profit or satisfaction I should get by his death; but if your honour won't be angry, I'll engage to gee 'en a good drubbing, that, may hap, will do 'en service, and I'll take care it shall do 'en no harm.' | - Он вызвал меня драться на шпагах, - сказал Хамфри, - но это все равно как если б я потребовал, чтобы он сделал подкову или плуг, потому что в шпагах я понимаю не больше, чем он в подковах или плугах. Да и не годится слугам пользоваться этим оружием или присваивать право джентльменов убивать друг друга, если случится им повздорить. А к тому же я ни за что на свете не согласился бы иметь на совести его кровь, даже если б смерть его принесла мне выгоду или удовольствие. Но буде ваша милость не прогневается, я берусь хорошенько его отколотить, и, может быть, это пойдет ему на пользу, а уж я постараюсь о том, чтобы его не покалечить. |
| I said, I had no objection to what he proposed, provided he could manage matters so as not to be found the aggressor, in case Dutton should prosecute him for an assault and battery. | Я отвечал, что не возражаю против его предложения, но пусть он устроит дело так, чтобы его не сочли зачинщиком, иначе Даттон притянет его к суду за нападение и побои. |
| Thus licensed, he retired; and that same evening easily provoked his rival to strike the first blow, which Clinker returned with such interest that he was obliged to call for quarter, declaring, at the same time, that he would exact severe and bloody satisfaction the moment we should pass the border, when he could run him through the body without fear of the consequence. -- This scene passed in presence of lieutenant Lismahago, who encouraged Clinker to hazard a thrust of cold iron with his antagonist. | Получив мое разрешение, он удалился и в тот же вечер без труда раздразнил своего соперника, заставив нанести первый удар, за который уплатил с такими процентами, что Даттон принужден был просить пощады, объявив в то же время, что потребует жестокого и кровавого удовлетворения, как только мы очутимся по ту сторону границы, и проколет его насквозь, не страшась последствий. Это происходило в присутствии лейтенанта Лисмахаго, который подстрекал Клинкера драться с противником холодным оружием. |
| 'Cold iron (cried Humphry) I shall never use against the life of any human creature; but I am so far from being afraid of his cold iron, that I shall use nothing in my defence but a good cudgel, which shall always be at his service.' | - Холодное оружие! Никогда я не возьму в руки холодного оружия, чтобы посягнуть на жизнь человека! - воскликнул Хамфри. - Но его шпаги я вовсе не боюсь и готов обороняться доброй дубинкой, а с нею я всегда к его услугам. |
| In the mean time, the fair cause of this contest, Mrs Winifred Jenkins, seemed overwhelmed with affliction, and Mr Clinker acted much on the reserve, though he did not presume to find fault with her conduct. | Между тем прекрасная виновница сей распри, мисс Уинифред Дженкинс, казалась удрученной горем, а мистер Клинкер держал себя холодно, хотя и не дерзал упрекать ее за поведение. |
| The dispute between the two rivals was soon brought to a very unexpected issue. Among our fellow-lodgers at Berwick, was a couple from London, bound to Edinburgh, on the voyage of matrimony. The female was the daughter and heiress of a pawnbroker deceased, who had given her guardians the slip, and put herself under the tuition of a tall Hibernian, who had conducted her thus far in quest of a clergyman to unite them in marriage, without the formalities required by the law of England. | Вскоре спор между двумя соперниками закончился весьма неожиданно. Среди постояльцев гостиницы в Беруике, где мы остановились, была некая чета из Лондона, ехавшая в Эдинбург с целью связать себя узами брака. Девица была дочерью и наследницей умершего ростовщика, бежавшей от своих опекунов и вверившей свою судьбу рослому ирландцу, который приехал с нею сюда в поисках священника, готового сочетать их браком без соблюдения тех формальностей, какие предписаны английским законом. |
| I know not how the lover had behaved on the road, so as to decline in the favour of his inamorata; but, in all probability, Dutton perceived a coldness on her side, which encouraged him to whisper, it was a pity she should have cast affections upon a taylor, which he affirmed the Irishman to be. This discovery completed her disgust, of which my man taking the advantage, began to recommend himself to her good graces, and the smooth-tongued rascal found no difficulty to insinuate himself into the place of her heart, from which the other had been discarded -- Their resolution was immediately taken. In the morning, before day, while poor Teague lay snoring a-bed, his indefatigable rival ordered a post-chaise, and set out with the lady for Coldstream, a few miles up the Tweed, where there was a parson who dealt in this branch of commerce, and there they were noosed, before the Irishman ever dreamt of the matter. But when he got up at six o'clock, and found the bird was flown, he made such a noise as alarmed the whole house. | Не знаю, как обошелся дорогою жених со своей возлюбленной, однако же он начал терять ее расположение. По всей вероятности, Даттон приметил холодность с ее стороны и начал нашептывать ей о том, как жалко ему, что она подарила свою любовь портному, которым, по его словам, был ирландец. Это открытие окончательно отвратило ее от жениха, чем и воспользовался мой слуга, который начал втираться к ней в милость; сладкоречивый повеса без труда прокрался в ее сердце, доселе принадлежавшее другому. Решение они приняли без проволочек. Утром, на рассвете, в то время как бедняга ирландец храпел в своей постели, неутомимый его соперник нанял почтовую карету и отправился со своею леди в Колдстрим, за несколько миль отсюда, ближе к верховью Твида, где проживал некий священник, промышлявший такими делами, и они сочетались узами брака, прежде чем ирландец и помыслить о том успел. Когда же он проснулся в шесть часов утра и обнаружил, что птичка улетела, то поднял такой шум, что вызвал переполох во всем доме. |
| One of the first persons he encountered, was the postilion returned from Coldstream, where he had been witness to the marriage, and over and above an handsome gratuity, had received a bride's favour, which he now wore in his cap -- When the forsaken lover understood they were actually married, and set out for London; and that Dutton had discovered to the lady, that he (the Hibernian) was a taylor, he had like to have run distracted. He tore the ribbon from the fellow's cap, and beat it about his ears. He swore he would pursue him to the gates of hell, and ordered a post-chaise and four to be got ready as soon as possible; but, recollecting that his finances would not admit of this way of travelling, he was obliged to countermand this order. | Первым попался ему на глаза форейтор, вернувшийся из Колдстрима, где он был свидетелем при бракосочетании и, помимо щедрого вознаграждения, получил от невесты розетку из лент, которую и приколол к своей шляпе. Покинутый жених едва не сошел с ума, узнав, что они уже вступили в брак и поехали в Лондон, а Даттон сообщил леди, будто он (ирландец) портной. Первым делом он сорвал бант со шляпы форейтора и отхлестал его лентой по ушам. Затем стал клясться, что будет преследовать соперника до врат ада, и приказал немедленно подать карету, запряженную четверкой, но вспомнив, что средства не позволяют ему такого способа путешествовать, принужден был отменить этот приказ. |
| For my part, I knew nothing at all of what had happened, till the postilion brought me the keys of my trunk and portmanteau, which he had received from Dutton, who sent me his respects, hoping I would excuse him for his abrupt departure, as it was a step upon which his fortune depended. Before I had time to make my uncle acquainted with this event, the Irishman burst into my chamber, without any introduction, exclaiming, | Что касается меня, то я ровно ничего не знал о случившемся, покуда форейтор не принес мне ключей от моего сундука и чемодана, полученных им от Даттона, который поручил засвидетельствовать мне почтение и выражал надежду, что я прощу ему внезапный отъезд, ибо от такого его поступка зависело ею счастье. Не успел я уведомить дядюшку об этом происшествии, как в комнату ко мне ворвался без доклада ирландец и закричал: |
| -- 'By my soul, your sarvant has robbed me of five thousand pounds, and I'll have satisfaction, if I should be hanged tomorrow.' | - Клянусь честью, ваш слуга ограбил меня на пять тысяч фунтов, и я добьюсь сатисфакции, хотя бы меня завтра за это повесили! |
| -- When I asked him who he was, | Когда я спросил его, кто он такой, он отвечал: |
| 'My name (said he) is Master Macloughlin but it should be Leighlin Oneale, for I am come from Tir-Owen the Great; and so I am as good a gentleman as any in Ireland; and that rogue, your sarvant, said I was a taylor, which was as big a lie as if he had called me the pope -- I'm a man of fortune, and have spent all I had; and so being in distress, Mr Coshgrave, the fashioner in Shuffolk-street, tuck me out, and made me his own private shecretary: by the same token, I was the last he bailed; for his friends obliged him to tie himself up, that he would bail no more above ten pounds; for why, becaase as how, he could not refuse any body that asked, and therefore in time would have robbed himself of his whole fortune, and, if he had lived long at that rate, must have died bankrupt very soon and so I made my addresses to Miss Skinner, a young lady of five thousand pounds fortune, who agreed to take me for better nor worse; and, to be sure, this day would have put me in possession, if it had not been for that rogue, your sarvant, who came like a tief, and stole away my property, and made her believe I was a taylor; and that she was going to marry the ninth part of a man: but the devil burn my soul, if ever I catch him on the mountains of Tulloghobegly, if I don't shew him that I'm nine times as good a man as he, or e'er a bug of his country.' | - Зовут меня мистер Маклоуглин, но должно было бы звать меня Лейглин Онил, потому что происхожу я от Тер-Оуэна Великого, и я не хуже любого дворянина в Ирландии. А ваш мошенник слуга сказал, будто я портной, а это такая же ложь, как если б он назвал меня римским папой! Я был человек богатый, но растратил все, что имел. И вот, когда я попал в беду, мистер Косгрейв, модный портной с Саффок-стрит, выручил меня из тюрьмы и сделал своим личным секретарем; я оказался последним, кого он взял на поруки, потому что его друзья обязали его не брать никого, если нужно внести больше десяти фунтов. Дело в том, что он не мог отказать никому из просивших, а потому со временем разорился бы окончательно, и если бы продолжал вести такую жизнь, то очень скоро умер бы банкротом. Тогда стал я ухаживать за молодой леди, имевшей пять тысяч фунтов, за мисс Скиннер, которая согласилась делить со мной радость и горе. И вот сегодня она стала бы моей, если бы не вмешался этот мошенник, ваш слуга, который пробрался, как тать, и украл мое добро, а ей внушил, что я портной и что она идет замуж не за настоящего человека! Но черт возьми мою душу, если я не докажу мошеннику, что я в десять раз лучше, чем он или любой другой клоп из его соотечественников, только бы мне поймать его в горах Туллогобегли! |
| When he had rung out his first alarm, I told him I was sorry he had allowed himself to be so jockied; but it was no business of mine; and that the fellow who robbed him of his bride, had likewise robbed me of my servant | Когда он выпустил этот первый залп, я выразил сожаление, что он позволил так себя надуть, но сказал, что дело это до меня не касается, а парень, похитивший у нею невесту, лишил меня слуги. |
| -- 'Didn't I tell you then (cried he) that Rogue was his true Christian name. -- Oh if I had but one fair trust with him upon the sod, I'd give him lave to brag all the rest of his life.' | - Не говорил ли я вам, - воскликнул он, - что настоящее имя ему Мошенник? О, если бы мог я разок ткнуть его шпагой, пускай тогда бахвалится до конца жизни! |
| My uncle hearing the noise, came in, and being informed of this adventure, began to comfort Mr Oneale for the lady's elopement; observing that he seemed to have had a lucky escape, that it was better she should elope before, than after marriage -- The Hibernian was of a very different opinion. He said, 'If he had been once married, she might have eloped as soon as she pleased; he would have taken care that she should not have carried her fortune along with her | Заслушав шум, дядюшка вошел в комнату и, узнав о происшествии, начал утешать мистера Онила, от которого сбежала его леди, и заметил, что тот счастливо избавился от беды: было бы хуже, если бы она сбежала после свадьбы. Однако ирландец был совсем другого мнения. Он заявил, что если бы он уже женился на ней, то пускай бы она бежала, когда ей угодно; он позаботился бы о том, чтобы она не могла забрать с собой деньги. |
| -- Ah (said he) she's a Judas Iscariot, and has betrayed me with a kiss; and, like Judas, she carried the bag, and has not left me money enough to bear my expences back to London; and so I'm come to this pass, and the rogue that was the occasion of it has left you without a sarvant, you may put me in his place; and by Jasus, it is the best thing you can do.' | - Ах! - вскричал он. - Она - Иуда Искариот, она предала меня своим поцелуем и, как Иуда, унесла мешок и не оставила мне достаточно денег, чтобы оплатить обратный путь в Лондон. Теперь, когда я попал в беду, а мошенник, повинный в этом, оставил вас без слуги, вы могли бы взять меня на его место, и, клянусь Иисусом, это лучшее, что вы можете сделать! |
| -- I begged to be excused, declaring I could put up with any inconvenience, rather than treat as a footman the descendant of Tir-Owen the Great. I advised him to return to his friend, Mr Cosgrave, and take his passage from Newcastle by sea, towards which I made him a small present, and he retired, seemingly resigned to his evil fortune. I have taken upon trial a Scotchman, called Archy M'Alpin, an old soldier, whose last master, a colonel, lately died at Berwick. The fellow is old and withered; but he has been recommended to me for his fidelity, by Mrs Humphreys, a very good sort of a woman, who keeps the inn at Tweedmouth, and is much respected by all the travellers on this road. | Я попросил его извинить меня и объявил, что скорее готов мириться со всякими неудобствами, чем обращаться с потомком Тер-Оуэна Великого, как с лакеем. Потом я посоветовал ому вернуться к его приятелю, мистеру Косгрейву, и отправиться из Ньюкасла морем, а для этой цели снабдил его деньгами, после чего он удалился, как будто примирившись со своим несчастьем. Я нанял на пробу одного шотландца, Арчи М'Алпина, старого солдата, чей прежний хозяин недавно умер в Беруике. Это морщинистый старик, но за верность его мне поручилась миссис Хамрис, хозяйка гостиницы в Твидмауте, очень славная женщина, о которой с большим уважением отзываются все проезжающие по этой дороге. |
| Clinker, without doubt, thinks himself happy in the removal of a dangerous rival, and he is too good a Christian, to repine at Dutton's success. Even Mrs Jenkins will have reason to congratulate herself upon this event, when she cooly reflects upon the matter; for, howsoever she was forced from her poise for a season, by snares laid for her vanity, Humphry is certainly the north-star to which the needle of her affection would have pointed at the long run. At present, the same vanity is exceedingly mortified, upon finding herself abandoned by her new admirer, in favour of another inamorata. She received the news with a violent burst of laughter, which soon brought on a fit of crying; and this gave the finishing blow to the patience of her mistress, which had held out beyond all expectation. | Клинкер, без сомнения, почитает себя счастливым, избавившись от опасного соперника, и он слишком добрый христианин, чтобы роптать по случаю удачи Даттона. Даже мисс Дженкинс должна возрадоваться этому происшествию, когда хладнокровно о нем поразмыслит: если и запуталась она на некоторое время в сетях, расставленных ее тщеславию, то Хамфрп есть та Полярная звезда, к которой в конце концов обратится стрелка ее сердца. Ныне же ее тщеславию нанесен жестокий удар, ибо новый обожатель покинул ее ради другой возлюбленной. Эту весть она встретила неудержимым смехом, но вскоре разразилась рыданиями, истощившими наконец терпение ее хозяйки, которое, сверх всяких ожиданий, долго не изменяло ей. |
| She now opened all those floodgates of reprehension, which had been shut so long. She not only reproached her with her levity and indiscretion, but attacked her on the score of religion, declaring roundly that she was in a state of apostacy and reprobation; and finally, threatened to send her a packing at this extremity of the kingdom. All the family interceded for poor Winifred, not even excepting her slighted swain, Mr Clinker, who, on his knees, implored and obtained her pardon. | Теперь же хозяйка открыла все шлюзы, задерживавшие до сей поры поток се попреков. Не только ругала она Дженкис за легкомыслие и нескромное поведение, но и завела речь о благочестии, сказав напрямик, что Дженкинс оступилась от веры и погрязла во грехе; наконец она пригрозила отправить ее восвояси отсюда, с самой границы королевства. За бедную Уинифред вступилось все семейство, не исключая даже обиженного ее воздыхателя, мистера Клинкера, который на коленях вымолил ей прощение. |
| There was, however, another consideration that gave Mrs Tabitha some disturbance. At Newcastle, the servants had been informed by some wag, that there was nothing to eat in Scotland, but oat-meal and sheep's-heads; and lieutenant Lismahago being consulted, what he said served rather to confirm than to refute the report. Our aunt being apprised of this circumstance, very gravely advised her brother to provide a sumpter horse with store of hams, tongues, bread, biscuit, and other articles for our subsistence, in the course of our peregrination, and Mr Bramble as gravely replied, that he would take the hint into consideration: but, finding no such provision was made, she now revived the proposal, observing that there was a tolerable market at Berwick, where we might be supplied; and that my man's horse would serve as a beast of burthen | Были, однако, и другие заботы, беспокоившие мисс Табиту. В Ньюкасле какой-то шутник сказал слугам, что в Шотландии нечего есть, кроме овсянки и бараньих голов, а когда обратились с вопросом к лейтенанту Лисмахаго, его слова скорее подтвердили, чем опровергли это сообщение. Узнав о таком обстоятельстве, тетушка наша весьма серьезно посоветовала своему брату приобрести вьючную лошадь и взять в дорогу для нашего пропитания ветчины, языков, хлеба, сухарей и всяких припасов, а мистер Брамбл столь же серьезно обещал подумать о ее совете. Но, убедившись, что никаких запасов не сделано, она снова о них заговорила, прибавив, что в Беруике есть неплохой рынок, где мы можем закупить припасы, и что лошадь моего слуги заменит нам вьючное животное. |
| -- The 'squire, shrugging his shoulders, eyed her askance with a look of ineffable contempt: and, after some pause, | Сквайр, пожав плечами, посмотрел на нее искоса с невыразимым презрением и, помолчав, сказал: |
| 'Sister (said he), I can hardly persuade myself you are serious.' | - Сестра, я с трудом могу поверить, что вы говорите всерьез. |
| She was so little acquainted with the geography of the island, that she imagined we could not go to Scotland but by sea; and, after we had passed through the town of Berwick, when he told her we were upon Scottish ground, she could hardly believe the assertion -- If the truth must be told, the South Britons in general are woefully ignorant in this particular. What, between want of curiosity, and traditional sarcasms, the effect of ancient animosity, the people at the other end of the island know as little of Scotland as of Japan. | Она же так мало была знакома с географией острова, что воображала, будто в Шотландию мы можем ехать только морем. Когда мы миновали Беруик и объявили ей, что находимся на шотландской земле, она с трудом поверила нашим словам. По правде сказать, в этом отношении большинство южных бриттов - жалкие невежды. Отсутствие любознательности и привычные насмешки - последствие старинной вражды - привели к тому, что жители южной части острова знают о Шотландии столько же, сколько о Японии. |
| If I had never been in Wales, I should have been more struck with the manifest difference in appearance betwixt the peasants and commonalty on different sides of the Tweed. The boors of Northumberland are lusty fellows, fresh complexioned, cleanly, and well cloathed; but the labourers in Scotland are generally lank, lean, hard-featured, sallow, soiled, and shabby, and their little pinched blue caps have a beggarly effect. The cattle are much in the same stile with their drivers, meagre, stunted, and ill equipt. When I talked to my uncle on this subject, he said, | Если бы не случилось мне бывать в Уэльсе, я был бы сильнее поражен приметной разницей между земледельцами, живущими по сю и по ту сторону Твида. Поселяне Нортумберленда здоровые, цветущие парни, опрятно и хорошо одетые; но шотландские земледельцы большей частью долговязы, тощи, черты лица у них грубые, цвет лица нездоровый, они грязны и оборванны, а их маленькие приплюснутые синие шапки придают им нищенский вид. Также и скот под стать своим погонщикам - худой, чахлый, плохо выкормленный. Когда я заговорил об этом с дядюшкой, он сказал: |
| 'Though all the Scottish hinds would not bear to be compared with those of the rich counties of South Britain, they would stand very well in competition with the peasants of France, Italy, and Savoy -- not to mention the mountaineers of Wales, and the red-shanks of Ireland.' | - Правда, шотландские поселяне не выдержат сравнения с поселянами богатых графств южной Англии, но они ни в чем не уступают французским, итальянским и савойским крестьянам, не говоря уже о горных жителях Уэльса и красноногих ирландцах. |
| We entered Scotland by a frightful moor of sixteen miles, which promises very little for the interior parts of the kingdom; but the prospect mended as we advanced. Passing through Dunbar, which is a neat little town, situated on the sea-side, we lay at a country inn, where our entertainment far exceeded our expectation; but for this we cannot give the Scots credit, as the landlord is a native of England. Yesterday we dined at Haddington, which has been a place of some consideration, but is now gone to decay; and in the evening arrived at this metropolis, of which I can say very little. It is very romantic, from its situation on the declivity of a hill, having a fortified castle at the top, and a royal palace at the bottom. | Добравшись до Шотландии, мы проехали шестнадцать миль по ужасной вересковой пустоши, и, если судить по ней, можно было не ждать ничего хорошего от внутренних областей государства, но, по мере того как мы подвигались вперед, вид становился лучше. Миновав Данбар, чистенький городок, расположенный на берегу моря, мы остановились в деревенской гостинице, которая удобствами своими превзошла все наши ожидания, но этого мы не могли почесть заслугой шотландцев, потому что хозяин - уроженец Англии. Вчера обедали мы в Хаддингтоне, когда-то значительном городе, ныне пришедшем в упадок, а вечером прибыли сюда в столицу, о которой я пока мало могу порассказать. Расположена она весьма живописно на склоне холма, на вершине которого находится укрепленный замок, а у подножья - королевский дворец. |
| The first thing that strikes the nose of a stranger, shall be nameless; but what first strikes the eye, is the unconscionable height of the houses, which generally rise to five, six, seven, and eight stories, and, in some places (as I am assured), to twelve. | Первое, что ударяет в нос иностранцам, называть не буду, но взор его поражает прежде всего невероятная высота домов; большей частью дома здесь пяти- шести- семи- и восьмиэтажные, а есть, как уверяли меня, и двенадцатиэтажные. |
| This manner of building, attended with numberless inconveniences, must have been originally owing to want of room. Certain it is, the town seems to be full of people: but their looks, their language, and their customs, are so different from ours, that I can hardly believe myself in Great-Britain. | Возведение таких строений, связанное с бесчисленными неудобствами, должно объяснить недостатком места. В самом деле, город полон людьми; но их внешность, язык и обычаи весьма отличаются от наших, и я едва могу поверить, что нахожусь в Великобритании. |
| The inn at which we put up (if it may be so called) was so filthy and disagreeable in all respects, that my uncle began to fret, and his gouty symptoms to recur -- Recollecting, however, that he had a letter of recommendation to one Mr Mitchelson, a lawyer, he sent it by his servant, with a compliment, importing that we would wait upon him next day in person; but that gentleman visited us immediately, and insisted upon our going to his own house, until he could provide lodgings for our accommodation. | Гостиница, где мы остановились (если можно назвать этот приют гостиницей), оказалась такой грязной и во всех отношениях дрянной, что дядюшка начал сердиться и приступы подагры у него возобновились. Припомнив, однако, что у него есть рекомендательное письмо к некоему законоведу, мистеру Мичелсону, он послал его со своим слугой, поручив передать поклон и сказать, что завтра явится к нему самолично. Но этот джентльмен тотчас посетил нас и настоял на том, чтобы мы поселились у него в доме, пока он подыщет для нас подходящую квартиру. |
| We gladly accepted, of his invitation, and repaired to his house, where we were treated with equal elegance and hospitality, to the utter confusion of our aunt, whose prejudices, though beginning to give way, were not yet entirely removed. To-day, by the assistance of our friend, we are settled in convenient lodgings, up four pair of stairs, in the High-street, the fourth story being, in this city, reckoned more genteel than the first. The air is, in all probability, the better; but it requires good lungs to breathe it at this distance above the surface of the earth. -- While I do remain above it, whether higher or lower, provided I breathe at all, | Мы с радостью приняли его приглашение и переехали к нему в дом, где были приняты и учтиво и радушно, к великому замешательству телушки, предрассудки которой хоть и начали блекнуть, но не совсем еще рассеялись. Сегодня, с помощью нашего друга, мы расположились в удобной квартире на четвертом этаже на Хай-стрит; в этом городе четвертый этаж почитается более приличным, чем первый. Воздух здесь, по всей вероятности, лучше, но нужны здоровые легкие, чтобы дышать им на таком расстоянии от поверхности земли. Однако ж, покуда существую я на земле, высоко или низко, я пребуду, доколе дышу, дорогой Филипс, |
| I shall ever be, Dear Phillips, yours, J. MELFORD July 18. | вашим Дж. Мелфордом. Эдинбург, 18 июля |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая
