SWAN SONG/Лебединая песня (часть третья)

CHAPTER IX AFTERMATH/IX. ПОХМЕЛЬЕ

English	Русский
Jon, when he rushed back into the coppice, turned to the left, and, emerging past the pond, ran up through the field towards the house, as if it were still his own. It stood above its terrace and lawns unlighted, ghostly in the spreading moonlight. Behind a clump of rhododendrons, where as a little boy he had played hide and seek, or pursued the stag horn beetle with his bow and arrow, he sank down as if his legs had turned to water, pressing his fists against his cheeks, both burning hot. He had known and he had not known, had dreamed and never dreamed of this! Overwhelming, sudden, relentless! "It was written!" she had said. For her, every excuse, perhaps; but what excuse for him? Among those moonlit rhododendrons he could not find it. Yet the deed was done! Whose was he now? He stood up and looked at the house where he had been born, grown up, and played, as if asking for an answer. Whitened and lightless, it looked the ghost of a house, keeping secrets. "And I don't let you tell! . . . When shall I see you again?" That meant she claimed a secret lover. Impossible! The one thing utterly impossible. He would belong to one or to the other--not to both. Torn in every fibre of his being, he clung to the fixity of that. Behind the rhododendrons stretching along the far end of the lawn he walked, crouching, till he came to the wall of the grounds, the wall he had often scrambled over as a boy; and, pulling himself up, dropped into the top roadway. No one saw him, and he hurried on. He had a dumb and muddled craving to get back to Wansdon, though what he would do when he got there he could not tell. He turned towards Kingston.	Джон, ринувшись назад в рощу, повернул налево, миновал пруд и, выйдя на опушку, полем побежал в гору, к дому, как будто он все еще там жил. Дом высился над террасой и газонами - неосвещенный, призрачный в лунном сиянии. За кустом рододендронов, где маленьким мальчиком Джон играл в прятки или с луком и стрелами охотился на жука-оленя, он опустился на землю, так как ноги вдруг отказались его держать, и сжал пылающие щеки горячими кулаками. Он давно уже знал и не знал, мечтал и боялся мечтать об этом! Подавляюще, внезапно, неотступно! "Так суждено было!" - сказала она. Ее можно всячески оправдать; но где оправдание для него? Он не находил его среди этих озаренных луной рододендронов. А, между тем, дело сделано! Чей он теперь? Он встал и, словно ища ответа, поглядел на дом, где родился, рос и играл. Побеленный луной, без огней, дом казался призраком, хранил какую-то тайну. "А я не позволяю тебе сказать!.. Когда мы опять увидимся?" Значит, она хочет тайного любовника? Невозможно! Единственный абсолютно невозможный выход. Он будет принадлежать или одной, или другой, но не обеим. Все его существо разрывалось, но это решение было твердо. Он пошел, пригибаясь, позади кустов рододендрона, тянувшихся вдоль нижнего края лужайки, добрался до стены владения, через которую так часто перелезал в детстве, и, подтянувшись на руках, соскочил на верхнее шоссе. Никто его не заметил, и он поспешил прочь. Он глухо, смятенно жаждал попасть домой, в Уонсдон, - хотя что он будет делать, когда попадет туда, он и сам не знал. Он повернул на Кингстон.
All through that two hours' drive in a hired car Jon thought and thought. Whatever he did now, he must be disloyal to one or to the other. And with those passionate moments still rioting within him, he could get no grip on his position; and yet--he must!	Два часа в наемном автомобиле Джон напряженно думал. Как бы он теперь ни поступил, он изменит либо одной, либо другой. И, еще не овладев собой после пережитых страстных мгновений, он никак не мог разобраться в себе, а, между тем, - нужно!
He reached Wansdon at eleven, and, dismissing the car in the road, walked up to the house. Everyone had gone to bed, evidently assuming that he was staying the night at June's for a further sitting. There was a light in his and Anne's bedroom; and, at sight of it, the full shame of what he had done smote him. He could not bring himself to attract her attention, and he stole round the house, seeking for some way of breaking in. At last he spied a spare-room window open at the top, and fetching a garden ladder, climbed it and got in. The burglarious act restored some self-possession.	В Уонсдон он попал в одиннадцать часов и, отпустив машину на шоссе, пошел к дому. Все легли спать, решив, очевидно, что будет еще один сеанс и он остался ночевать у Джун. Он увидел, что в комнате, служившей им с Энн спальней, горит свет, и впервые ощутил всю тяжесть стыда за содеянное. У него не хватило духу окликнуть ее, и он бесшумно двинулся в обход дома, ища, где бы войти. Наконец он заметил открытое окно в одной из запасных комнат второго этажа, принес садовую лестницу, взобрался по ней и очутился в комнате. Этот поступок, достойный заправского вора, отчасти вернул ему самообладание.
He went down into the hall, and out of the house, replaced the ladder, came in again and stole upstairs. But outside their door he halted. No light, now, came from under. She must be in bed. And, suddenly, he could not face going in. He would feel like Judas, kissing her. Taking off his boots and carrying them, he stole downstairs again to the dining-room. Having had nothing but a cup of tea since lunch, he got himself some biscuits and a drink. They altered his mood--no man could have resisted Fleur's kisses in that moonlit coppice--no man! Must he, then, hurt one or the other so terribly? Why not follow Fleur's wish? Why not secrecy? By continuing her lover in secret, he would not hurt Fleur; by not telling Anne, he would not hurt Anne! Like a leopard in a cage, he paced the room. And all that was honest in him refused, and all that was sage. As if one could remain the husband of two women, when one of them knew! As if Fleur would stand that long! And lies, subterfuge! And--Michael Mont!--a decent chap! He had done him enough harm as it was! No! A clean cut one way or the other! He stopped by the hearth, and leaned his arms on the stone mantlepiece. How still! Only that old clock which had belonged to his grandfather, ticking away time--time that cured everything, that made so little of commotions, ticking men and things to their appointed ends. Just in front of him on the mantlepiece was a photograph of his grandfather, old Jolyon, taken in his eighties--the last record of that old face, its broad brow, and white moustache, its sunken cheeks, deep, steady eyes, and strong jaw. Jon looked at it long! "Take a course and stick to it!" the face, gazing back at him so deeply, seemed to say. He went to the bureau and sat down to write.	Он спустился в холл, вышел из дому, отнес лестницу на место, опять вошел и бесшумно пробрался наверх. Но, дойдя до спальни, замер. Щель под дверью не светилась. Энн, видно, легла. И вдруг он понял, что не смеет войти. Ощутить себя Иудой, целуя ее?! Он снял ботинки, взял их в руки и опять пошел вниз, в столовую. Он с часу дня не ел, только выпил чашку чая, и теперь достал печенья и вина. Настроение изменилось. Ни один мужчина не устоял бы против поцелуев Флер в залитой луною роще - ни один! Так неужели нужно одну из них больно обидеть? Почему не сделать, как хочет Флер, - не сохранить тайну? Оставаясь ее тайным любовником, он не обидит Флер. Скрыв от Энн, он не обидит Энн. Он ходил взад-вперед по комнате, как леопард в клетке. И все, что было в нем честного и разумного, возмущалось. Разве можно остаться мужем двух женщин, если одна из них знает? Разве Флер это выдержит? А ложь, увертки! А Майкл Монт - хороший, порядочный человек! Он и так причинил ему достаточно зла. Нет! Так или иначе - но честно! Он остановился у камина, облокотился о каменную доску. Как тихо! Только тикают старые часы, принадлежавшие еще его деду, - тикают, и проходит время, которое все исцеляет, которому так мало дела до земных треволнений; тикают, и идут люди и события к своим назначенным пределам. Прямо перед ним на камине стоял портрет его деда, старого Джолиона, - самая последняя фотография, запечатлевшая старое лицо с огромным лбом, белые усы, впалые щеки, глубоко запавшие строгие глаза и мощный подбородок. Джон долго смотрел на него. "Наметь себе путь и не отступай!" - словно говорил глубокий ответный взгляд... Он прошел к письменному столу и сел писать:
"I am sorry I rushed away to-night, but it was better, really. I had to think. I have thought. I'm only certain of one thing yet. To go on IN SECRET is impossible. I shan't say a word about tonight, of course, until you let me. But, Fleur, unless I can tell everything, it must end. You wouldn't wish it otherwise, would you? Please answer to the Post Office, Nettlefold.	"Прости, что я сегодня убежал, но, право же, так было лучше. Мне нужно было подумать. Я подумал. Пока я уверен только в одном. Продолжать тайком - невозможно. О сегодняшнем я, конечно, не скажу ни слова, если ты мне не позволишь. Но, Флер, если я не смогу все рассказать, значит конец. Ведь и ты не хотела бы другого, правда? Ответь, пожалуйста, на адрес почтового отделения в Нетлфолдс.
"Jon."	Джон".
He sealed this up, addressed it to her at Dorking, and, pulling on his boots, again stole out and posted it. When he got back he felt so tired, that, wrapped in an old coat, he fell asleep in an armchair. The moonlight played tricks through the half-drawn curtains, the old clock ticked, but Jon slept, dreamless.	Он запечатал письмо, надписал адрес Флер в Доркинге и, натянув ботинки, тихо вышел опустить его. Вернувшись, он почувствовал такую усталость, что заснул в кресле, закутавшись в старое пальто. В щелях занавесок резвился лунный свет, тикали старые часы, но Джон спал без сновидений.
He woke at daybreak, stole up to the bathroom, bathed and shaved noiselessly, and went out through a window, so as not to leave the front door unfastened. He walked up through the gap past the old chalk pit, on to the Downs, by the path he had taken with Fleur seven years ago. Till he had heard from her he did not know what to do; and he dreaded Anne's eyes, while his mind was still distraught. He went towards Chanctonbury Ring. There was a heavy dew, and the short turf was all spun over with it. All was infinitely beautiful, remote and stilly in the level sunlight. The beauty tore at his heart. He had come to love the Downs--they had a special loveliness, like no other part of the world that he had seen. Did this mean that he must now leave them, leave England again--leave everything, and cleave to Fleur? If she claimed him, if she decided on declaring their act of union, he supposed it did. And Jon walked in confusion of heart, such as he had not thought possible to man. From the Ring he branched away, taking care to avoid the horses at their early exercise. And this first subterfuge brought him face to face with immediate decision. What should he do till he had heard from Fleur? Her answer could not reach Nettlefold till the evening, or even next morning. He decided, painfully, to go back to breakfast, and tell them he had missed his train, and entered in the night burglariously so as not to disturb them.	Он проснулся, когда светало, прокрался в ванную, бесшумно выкупался и побрился и вылез в окно, чтобы не оставлять парадную дверь незапертой. Пошел вверх по лощине, мимо заброшенной каменоломни, на холмы, как шел с Флер семь лет назад. До получения ее ответа он не знал, что делать, и боялся встретить взгляд Энн, пока не улеглось его смятение. Он шел к Чанктонбери-Рингу. Короткая трава была заткана обильной росой. Солнце только что взошло, и бесконечно прекрасно было вокруг, безлюдно и тихо. Красота терзала его. Он всей душой полюбил холмы, в них было особое обаяние, подобного которому он не находил нигде. Неужели ему теперь предстоит их покинуть, снова покинуть Англию, покинуть все и прилепиться к Флер? Если она заявит на него права, если решит предать их союз гласности, тогда, наверно, так и будет. И Джон шел в таком смятении, какого раньше и вообразить не мог. От Ринга он свернул в сторону, чтобы не набрести на утреннюю тренировку лошадей. И эта первая увертка поставила его перед необходимостью немедленно принять решение. Что ему делать, пока не придет ответ от Флер? Письмо ее попадет в Нетлфолд не раньше вечера или даже следующего утра. С тяжелым сердцем он решил вернуться домой к завтраку и сказать, что опоздал на поезд и ночью пробрался в дом, как вор, чтобы не тревожить их.
That day, with its anxiety and its watchfulness of self, was one of the most wretched he had ever spent; and he could not free himself from the feeling that Anne was reading his thoughts. It was as if each passed the day looking at the other unobserved--almost unbearable! In the afternoon he asked for a horse to ride over to Green Hill Farm, and said he would be back late. He rode on into Nettlefold and went to the post-office. There was a telegram:	Этот день, когда он мучился и неустанно следил за собой, был одним из самых несчастных дней в его жизни; и он не мог отделаться от чувства, что Энн читает его мысли. Словно они провели этот день, украдкой наблюдая друг за другом, - невыносимо! Часа в четыре он попросил лошадь, чтобы съездить на ферму Грин-Хилл, и сказал, что вернется поздно. Он поехал в Нетлфолд и зашел на почту. Его ждала телеграмма:
"Must see you. Will be at Green Hill Farm to-morrow at noon.	"Нужно увидеться. Буду на ферме Грин-Хилл завтра в полдень.
Don't fail me.--F."	Не обмани. Ф. ".
Jon destroyed it, and rode homewards. Wretchedness and strain for another eighteen hours! Was there anything in the world worse than indecision? He rode slowly so as to have the less time at home, dreading the night. He stopped at a wayside inn to eat, and again went by way of Green Hill Farm to save at least the letter of his tale. It was nearly ten and full moonlight before he got back.	Джон разорвал телеграмму и поехал обратно. Еще восемнадцать часов тоски и напряжения! Есть ли что в мире хуже неизвестности? Он ехал медленно, чтобы меньше времени пробыть дома, страшился ночи. У придорожной гостиницы остановился, закусил и поехал дальше, через ферму Грин-Хилл, чтобы хоть формально оправдать свои слова. Домой он приехал около десяти, когда луна уже стояла высоко в небе.
"It's a wonderful night," he said, when he came into the drawing- room.	- Чудесная ночь, - сказал он, входя в гостиную.
"The moonlight's simply marvellous." It was Holly who answered;	- Луна прямо изумительна, - ответила Холли.
Anne, sitting by the fire, did not even look up. 'She knows,' thought Jon, 'she knows something.' Very soon after, she said she was sleepy, and went up. Jon stayed, talking to Holly. Val had gone on from town to Newmarket, and would not be back till Friday. They sat one on each side of the wood fire. And, looking at his sister's face, charming and pensive, Jon was tempted. She was so wise, and sympathetic. It would be a relief to tell her everything. But Fleur's command held him back--it was not his secret.	Энн, сидевшая у камина, даже не подняла голову. "Знает, - подумал Джон, - что-то знает". Через несколько минут она сказала, что хочет спать, и встала. Джон остался поболтать с Холли. Вэл из Лондона проехал в Ньюмаркет, его ждали не раньше пятницы. Они сидели по обе стороны горящего камина. И, глядя в лицо сестры, прелестное и задумчивое, Джон почувствовал искушение. Она такая умная и отзывчивая. Рассказать ей все и стало бы легче. Но удержало приказание Флер - тайна была не его.
"Well, Jon, is it all right about the farm?"	- Ну, Джон, с фермой все в порядке?
"I've got some new figures; I'm going into them to-night."	- Получил еще кой-какие цифры. Сегодня ими займусь.
"I do wish it were settled, and we knew you were going to be near for certain. I shall be awfully disappointed if you're not."	- Уж скорей бы это решалось, чтобы нам знать, что вы будете здесь близко. Страшно будет обидно, если это сорвется.
"Yes; but I must make sure this time."	- Да; но на этот раз надо действовать наверняка.
"Anne's very set on it. She doesn't say much, but she really is. It's such a charming old place."	- Энн спит и видит, как бы там жить. Она мало говорит, но это ничего не значит. Такой чудесный старый уголок.
"I don't want a better, but it must pay its way."	- Мне лучшего и не нужно, только пусть будет выгодно.
"Is that your real reason, Jon?"	- Ты поэтому и тянешь, Джон?
"Why not?"	- А почему бы еще?
"I thought perhaps you were secretly afraid of settling again. But you're the head of the family, Jon--you ought to settle."	- Мне казалось... может, ты в душе боишься опять прочно осесть? Но ведь ты глава семьи, Джон, тебе нужно осесть.
"Head of the family!"	- Глава семьи!
"Yes, the only son of the only son of the eldest son right back to the primeval Jolyon."	- Да, единственный сын единственного сына старшего сына - и так до самого первого Джолиона.
"Nice head!" said Jon, bitterly.	- Хорош глава! - горько вымолвил Джон.
"Yes--a nice head." And, suddenly rising, Holly bent over and kissed the top of it.	- Да, хорошая голова, - и Холли быстро встала, наклонилась и поцеловала его в макушку.
"Bless you! Don't sit up too late. Anne's rather in the dumps."	- Спокойной ночи! Не засиживайся! Энн что-то невеселая.
Jon turned out the lamp and stayed, huddled in his chair before the fire. Head of the family!	Джон погасил лампу и остался сидеть, сгорбившись, в кресле у камина. Глава семьи!
He had done them proud! And if--! Ha! That would, indeed, be illustrious! What would the old fellow whose photograph he had been looking at last night, think, if he knew? Ah, what a coil! For in his inmost heart he knew that Anne was more his mate, more her with whom he could live and work and have his being, than ever Fleur could be. Madness, momentary madness, coming on him from the past--the past, and the potency of her will to have and hold him! He got up, and drew aside the curtains. There, between two elm trees, the moon, mysterious and powerful, shone, and all was moving with its light up to the crest of the Downs. What beauty, what stillness! He threw the window up, and stepped out; like some dark fluid spilled on the whitened grass, the ragged shadow of one elm tree reached almost to his feet. From their window above a light shone. He must go up and face it. He had not been alone with her since--! If only he knew for certain what he was going to do! And he realised now that in obeying that impulse to rush away from Fleur he had been wrong; he ought to have stayed and threshed it out there and then. And yet, who could have behaved reasonably, sanely, feeling as he had felt? He stepped back to the window, and stopped with his heart in his mouth. There between firelight and moonlight stood Anne! Slender, in a light wrapper drawn close, she was gazing towards him. Jon closed the window and drew the curtain.	Достойно он ведет себя! А если... Ха! Вот это и правда будет весело! Что сказал бы на это старик, чей портрет он разглядывал вчера вечером? Ох, какая путаница! Ведь в глубине души он знал, что Энн ему больше товарищ, что с ней, а не с Флер он может жить и работать и обрести себя. Безумие, мимолетное безумие нахлынуло на него из прошлого, прошлое и ее воля, стремящаяся забрать и держать его! Он встал и раздвинул занавески. Там, между двумя вязами, светила луна, загадочная и всесильная, и в свете ее все словно уплывало вверх, на гребень холмов. Красота какая, тишина! Он распахнул стеклянную дверь и вышел; как темная жидкость, разлитая по побелевшей траве, резная тень вяза почти доходила до его ног. Наверху светилось окно их комнаты. Довольно трусить, надо идти. Он не был с ней вдвоем с тех пор, как... Если бы только знать наверное, как поступить. И тут он понял, что ошибся, поддавшись внезапному желанию убежать от Флер, надо было остаться и тут же все выяснить. А, между тем, кто в его положении мог бы поступить разумно и здраво? Он сделал шаг назад к двери и замер на месте. Между лунным светом и отсветом камина стояла Энн. Тоненькая, в плотно запахнутом легком халатике, она искала его глазами. Джон закрыл дверь и задернул занавеску.
"Sorry, darling, you'll catch cold--the moonlight got me." She moved to the far side of the hearth, and stood looking at him.	- Прости, родная, не простудись, меня лунный свет выманил. - Она проскользнула к дальнему концу камина и стояла, не сводя с него глаз.
"Jon, I'm going to have a child."	- Джон, у меня будет ребенок.
"You--!"	- Что!..
"Yes. I didn't tell you last month because I wanted to be sure."	- Да. В прошлом месяце я тебе не сказала, потому что не была уверена.
"Anne!"	- Энн!
She was holding up her hand.	Она подняла руку.
"Wait a minute!"	- Подожди минутку!
Jon gripped the back of a chair, he knew what was coming.	Джон стиснул спинку стула, он знал, что она сейчас скажет.
"Something's happened between you and Fleur."	- Что-то произошло между тобой и Флер.
Jon held his breath, staring at her eyes; dark, unflinching, startled, they stared back at him.	Затаив дыхание, Джон смотрел ей в глаза: темные, испуганные, немигающие, они отвечали на его взгляд.
"Everything's happened, hasn't it?"	- Все произошло, да?
Jon bent his head.	Джон опустил голову.
"Yesterday? Don't explain, don't excuse yourself or her. Only-- what does it mean?"	- Вчера? Не объясняй, не оправдывай ни себя, ни ее. Только - что же теперь будет?
Without raising his head, Jon answered:	Не поднимая головы, Джон ответил:
"That depends on you."	- Это зависит от тебя.
"On me?"	- От меня?
"After what you've just told me. Oh! Anne, why didn't you tell me sooner?"	- После того, что ты только что сказала. Ах, Энн, почему ты не сказала мне раньше?
"Yes; I kept it too long!"	- Да, я опоздала.
He understood what she meant--she had kept it as a weapon of defence. And, seeming to himself unforgiveable, he said:	Он понял, что она хотела сказать, - она приберегала это как средство защиты. И, чувствуя, что ему нет прощенья, он сказал:
"Forgive me, Anne--forgive me!"	- Прости меня, Энн, прости!
"Oh! Jon, I don't just know."	- О Джон, я не знаю.
"I swear that I will never see her again."	- Клянусь, что больше ее не увижу.
He raised his eyes now, and saw that she had sunk on her knees by the fire, holding a hand out to it, as if cold. He dropped on his knees beside her.	Теперь он поднял глаза и увидел, что она опустилась на колени перед огнем, тянется к нему рукой, словно озябла. Он упал на колени с нею рядом.
"I think," he said, "love is the cruellest thing in the world."	- По-моему, - сказал он, - любовь самое жестокое, что есть на свете.
"Yes."	- Да.
She had covered her eyes with her hand; and it seemed hours that he knelt there, waiting for a movement, a sign, a word. At last she dropped her hand.	Она закрыла лицо рукой; и бесконечно долго, казалось, он стоял на коленях, ожидая движения, знака, слова. Наконец она опустила руку.
"All right. It's over. But don't kiss me--yet."	- Ничего. Прошло. Только подожди целовать меня.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты