SWAN SONG/Лебединая песня (часть третья)

CHAPTER III POSSESSING THE SOUL/III. ТЕРПЕНИЕ

English	Русский
Just as in a very old world to find things or people of pure descent is impossible, so with actions; and the psychologist who traces them to single motives is like Soames, who believed that his daughter wanted to be painted in order that she might see herself hanging on a wall. Everybody, he knew, had themselves hung sooner or later, and generally sooner. Yet Fleur, though certainly not averse to being hung, had motives that were hardly so single as all that. In the service of this complexity, she went back to June's. That little lady, who had been lurking in her bedroom so as not to meet her kinsman, was in high feather.	Точно так же, как в нашем старом-престаром мире невозможно разобраться в происхождении людей и явлений, так же темны и причины человеческих поступков; и психолог, пытающийся свести их к какому-нибудь одному мотиву, похож на Сомса, полагавшего, что дочь его хочет позировать художнику, чтобы увидеть свое изображение в. раме на стене. Он знал, что рано или поздно - и чаще всего рано - все вешают свое изображение на стену. Но Флер, отнюдь, впрочем, не возражавшей против стены и рамы, руководили куда более сложные побуждения. Эта сложность и заставила ее вернуться к Джун. Та просидела все время у себя в спальне, чтобы не встретить своего родича, и теперь была радостно возбуждена.
"Of course the price is nominal," she said. "Harold ought really to be getting every bit as much for his portraits as Thom or Lippen. Still, it's so important for him to be making something while he's waiting to take his real place. What have you come back for?	- Цена, конечно, невысокая, - сказала она, - по-настоящему Харолд должен бы получать за портреты ничуть не меньше, чем Том или Липпен. Но все-таки для пего так важно иметь какую-то работу, пока он еще не может занять подобающее ему положение. Зачем вы вернулись?
"Partly for the pleasure of seeing you," said Fleur, "and partly because we forgot to arrange for the first sitting. I think my best time would be three o'clock."	- Отчасти чтобы повидать вас, - сказала Флер, - а отчасти потому, что мы забыли условиться насчет нового сеанса. Я думаю, мне всего удобнее будет приходить в три часа.
"Yes," murmured June, doubtfully, not so much from doubt as from not having suggested it herself. "I think Harold could manage that. Isn't his work exquisite?"	- Да, - протянула Джун неуверенно, не потому, что она сомневалась, а потому, что не сама предложила. - Думаю, что Харолду это подойдет. Не правда ли, его работы изумительны?
"I particularly like the thing he's done of Anne. It's going down to them to-morrow, I hear."	- Мне особенно понравился портрет Энн. Его, кажется, завтра забирают?
"Yes; Jon's coming to fetch it."	- Да, Джон за ним приедет.
Fleur looked hastily into the little dim mirror to see that she was keeping expression off her face.	Флер поспешно взглянула в тусклое зеркало, чтобы убедиться, что лицо ее ничего не выражает.
"What do you think I ought to wear?"	- Как, по-вашему, в чем мне позировать?
June's gaze swept her from side to side.	Джун всю ее окинула взглядом.
"Oh! I expect he'll want an artificial scheme with you."	- О, он, наверное, придумает для вас что-нибудь необычное.
"Exactly! But what colour? One must come in something."	- Да, но какого цвета? В чем-нибудь надо же прийти.
"We'll go up and ask him."	- Пойдемте спросим его.
The Rafaelite was standing before his picture of Anne. He turned and looked at them, without precisely saying: "Good Lord! These women!" and nodded, gloomily, at the suggestion of three o'clock.	Рафаэлит стоял перед портретом Энн. Он оглянулся на них, только что не говоря: "О боже? Эти женщины?" - и хмуро кивнул, когда ему предложили начинать сеансы в три часа.
"What do you want her in?" asked June.	- В чем ей приходить? - спросила Джун.
The Rafaelite stared at Fleur as if determining where her ribs left off and her hip bones began.	Рафаэлит воззрился на Флер, будто определяя, где у нее кончаются ребра и начинаются кости бедра.
"Gold and silver," he said, at last.	- Серебро и золото, - изрек он наконец.
June clasped her hands.	Джун всплеснула руками.
"Now, isn't that extraordinary? He's seen through you at once. Your gold and silver room. Harold, how DID you?"	- Ну не чудо ли? Он сразу вас понял. Ваша золотая с серебром комната. Харолд, как вы угадали?
"I happen to have an old 'Folly' dress," said Fleur, "silver and gold, with bells, that I haven't worn since I was married."	- У меня есть старый маскарадный костюм, - сказала Флер, - серебряный с золотом и с бубенчиками, только я его не надевала с тех пор, как вышла замуж.
"A 'Folly'!" cried June. "The very thing. If it's pretty. Some are hideous, of course."	- Маскарадный! - воскликнула Джун. - Как раз подходит. Если он красивый. Ведь бывают очень безобразные.
"Oh! it's pretty, and makes a charming sound."	- О, он красивый и очаровательно звенит.
"He can't paint that," said June. Then added dreamily: "But you could suggest it, Harold--like Leonardo."	- Этого он не сможет передать, - сказала Джун. Потом добавила мечтательно: - Но вы могли бы дать намек на это, Харолд, - как Леонардо.
"Leonardo!"	- Леонардо!
"Oh! Of course! I know, he wasn't--"	- О, конечно! Я знаю, он не...
The Rafaelite interrupted.	Рафаэлит перебил ее.
"Don't make your face up," he said to Fleur.	- Губы не мажьте, - сказал он Флер.
"No," murmured Fleur. "June, I do so like that of Anne. Has it struck you that she's sure to want Jon painted now?"	- Не буду, - покорно согласилась Флер. - Джун, до чего мне нравится портрет Энн! Вы не подумали, что теперь она непременно захочет иметь портрет Джона?
"Of course, I'll make him promise when he comes to-morrow."	- Конечно, я его уговорю завтра, когда он приедет.
"He's going to begin farming, you know; he'll make that an excuse. Men hate being painted."	- Он ведь собирается фермерствовать - этим отговорится. Мужчины терпеть не могут позировать.
"Oh, that's all nonsense," said June. "In old days they loved it. Anyway, Jon must sit before he begins. They'll make a splendid pair."	- Это все чепуха, - сказала Джун. - В старину даже очень любили. Сейчас и начинать, пока он не устроился. Прекрасная получится пара.
Behind the Rafaelite's back Fleur bit her lip.	За спиной рафаэлита Флер прикусила губу.
"He must wear a turn-down shirt. Blue, don't you think, Harold--to go with his hair?"	- И пусть надевает рубашку с отложным воротничком. Голубую - правда. Харолд? - подойдет к его волосам.
"Pink, with green spots," muttered the Rafaelite.	- Розовую, в зеленую крапинку, - пробормотал рафаэлит.
"Then three o'clock to-morrow?" said Fleur, hastily.
June nodded.	Джун кивнула.
"Jon's coming to lunch, so he'll be gone before you come."	- Джон придет к завтраку, так что к вашему приходу его уже здесь не будет.
"All right, then. Au revoir!"	- Вот и отлично. Au revoir!..
She held her hand out to the Rafaelite, who seemed surprised at the gesture.	Она протянула рафаэлиту руку, что, казалось, его удивило.
"Good-bye, June!"	- До свидания, Джун!
June came suddenly close and kissed her on the chin. At that moment the little lady's face looked soft and pink, and her eyes soft; her lips were warm, too, as if she were warm all through.	Джун неожиданно подошла к ней и поцеловала ее в подбородок. Лицо ее в эту минуту было мягкое и розовое, и глаза мягкие; а губы теплые, словно вся она была пропитана теплом.
Fleur went away thinking: 'Ought I to have asked her not to tell Jon I was going to be painted?' But surely June, the warm, the single-eyed, would never tell Jon anything that might stop him being useful to her Rafaelite. She stood, noting the geography around "the Poplars." The only approach to this backwater was by a road that dipped into it and came out again. Just here, she would not be seen from the house, and could see Jon leaving after lunch whichever way he went. But then he would have to take a taxi, for the picture. It struck her bitterly that she, who had been his first-adored, should have to scheme to see him. But if she didn't, she would never see him! Ah! what a ninny she had been at Wansdon in those old days when her room was next to his. One little act, and nothing could have kept him from her for all time, not his mother nor the old feud; not her father; nothing; and then there had been no vows of hers or his, no Michael, no Kit, no nymph-eyed girl in barrier between them; nothing but youth and innocence. And it seemed to her that youth and innocence were over-rated.	Уходя, Флер думала: "Может, надо было попросить ее не говорить Джону, что я буду приходить?" Но, конечно, Джун, теплая, восторженная, не скажет Джону ничего такого, что могло бы пойти во вред ее рафаэлиту. Она стояла, изучая местность вокруг "Тополей". В эту тихую заводь можно было попасть только одной дорогой: она ныряла сюда и выходила обратно. Вот здесь ее не будет видно из окон, и она увидит Джона, когда он будет уходить после завтрака, в какую бы сторону он ни пошел. Но ему придется взять такси, ведь будет картина. Ей стало горько от мысли, что она, его первая любовь, теперь должна идти на уловки, чтобы увидеться с ним. Но иначе его никогда не увидишь! Ах, какая она была дурочка в Уонсдоне в те далекие дни, когда их комнаты были рядом. Один шаг - и никакая сила не могла бы отнять у нее Джона: ни его мать, ни старинная распря, ни ее отец - ничто! И не стояли тогда между ними ни его, ни ее обеты, ни Майкл, ни Кит, ни девочка с глазами русалки; ничего не было, только юность и чистота.
She lit on no plan by which she could see him without giving away the fact that she had schemed. She would have to possess her soul a little longer. Let him once get his head into the painter's noose, and there would be not one but many chances.	И ей пришло в голову, что юность и чистота слишком высоко ценятся. Она так и не додумалась до способа увидеть его, не выдав преднамеренного плана. Придется еще немножко потерпеть. Пусть только Джон попадет художнику в лапы, и возможностей найдется много.
She arrived at three o'clock with her Folly's dress, and was taken into June's bedroom to put it on.	В три часа она явилась с костюмом и прошла в комнату Джун переодеться.
"It's just right," said June; "delightfully artificial. Harold will love it."	- В самый раз, - сказала Джун. - Прелесть, как оригинально. Харолд прямо влюбится.
"I wonder," said Fleur. The Rafaelite's temperament had not yet struck her as very loving. They went up to the studio without having mentioned Jon.	- Не знаю, - сказала Флер. Пока что темперамент рафаэлита казался ей не очень-то влюбчивым. Они прошли в ателье, ни разу не упомянув о Джоне.
The portrait of Anne was gone. And when June went to fetch "the exact thing" to cover a bit of background, Fleur said at once:	Портрета Энн не было. И как только Джун вышла принести "как раз то, что нужном для фона. Флер сказала:
"Well? Are you going to paint my cousin Jon?"	- Ну? Будете вы писать портрет моего кузена Джона?
The Rafaelite nodded.	Рафаэлит кивнул.
"He didn't want to be, but SHE made him."	- Он не хотел, она его заставила.
"When do you begin?"	- Когда начинаете?
"To-morrow," said the Rafaelite. "He's coming every morning for a week. What's the good of a week?"	- Завтра, - сказал рафаэлит. - Он будет приходить по утрам, одну неделю. Что в неделю сделаешь?
"If he's only got a week I should have thought he'd better stay here."	- Если у него только неделя, ему бы лучше поселиться здесь.
"He won't without his wife, and his wife's got a cold."	- Не хочет без жены, а жена простужена.
"Oh!" said Fleur, and she thought rapidly. "Wouldn't it be more convenient, then, for him to sit early in the afternoons? I could come in the mornings; in fact, I'd rather--one feels fresher. June could give him a trunk call."	- О, - сказала Флер, и мысль ее быстро заработала. - Так тогда ему, вероятно, удобнее позировать днем? Я могу приходить утром; даже лучше чувствуешь себя свежее. Джун могла бы известить его по телефону.
The Rafaelite uttered what she judged to be an approving sound. When she left, she said to June:	Рафаэлит пробурчал что-то, что могло быть истолковано как согласие. Уходя, она сказала Джун:
"I want to come at ten every morning, then I get my afternoons free for my 'Rest House' down at Dorking. Couldn't you get Jon to come in the afternoons instead? It would suit him better. Only don't let him know I'm being painted--my picture won't be recognisable for a week, anyway."	- Я хочу приходить к десяти утра, тогда день у меня освобождается для моего дома отдыха в Доркинге. Вы из могли бы устроить, чтобы Джон приезжал днем? Ему было бы удобнее. Только не говорите ему, что я здесь бываю, за одну неделю мой портрет вряд ли станет узнаваемым.
"Oh!" said June, "you're quite wrong, there. Harold always gets an unmistakable likeness at once; but of course he'll put it face to the wall, he always does while he's at work on a picture."	- О, - сказала Джун, - Кот это неверно. Харолд всегда с самого начала дает сходство; но он, конечно, будет ставить холст лицом к стене, он всегда так делает, пока работает над картиной.
"Good! He's made quite a nice start. Then if you'll telephone to Jon, I'll come to-morrow at ten."	- Хорошо! Он уже сегодня кое-что сделал. Так если вы беретесь позвонить Джону, я приеду завтра в десять.
And for yet another day she possessed her soul. On the day after, she nodded at a canvas whose face was to the wall, and asked:	И она терпела еще целый день. А через два дня кивнула на холст, прислоненный лицом к стене, и спросила:
"Do you find my cousin a good sitter?"	- Ну, как ведет себя мой кузен?
"No," said the Rafaelite; "he takes no interest. Got something on his mind, I should think."	- Плохо, - сказал рафаэлит. - Ему не интересно. Наверно, ум не тем занят.
"He's a poet, you know," said Fleur.	- Он ведь, знаете, поэт, - сказала Флер.
The Rafaelite gave her an epileptic stare.	Рафаэлит взглянул на нее глазами припадочного:
"Poet! His head's the wrong shape--too much jaw, and the eyes too deep in."	- Поэт! Голова у него неправильной формы - челюсть длинна, и глаза сидят слишком глубоко.
"But his hair! Don't you find him an attractive subject?"	- А зато какие волосы! Вы разве не находите, что он приятная натура?
"Attractive!" replied the Rafaelite--"I paint anything, whether it's pretty or ugly as sin. Look at Rafael's Pope--did you ever see a better portrait, or an uglier man? Ugliness is not attractive, but it's there."	- Приятная! - повторил Рафаэлит. - Я все пишу, будь оно красиво или страшно как смертный грех. Возьмите рафаэлевского папу [32] - видали вы когда-нибудь лучший портрет или более уродливого человека? Уродство неприятно, но оно существует.
"That's obvious," said Fleur.	- Понятно, - сказала Флер.
"I state the obvious. The only real novelties now are platitudes. That's why my work is important and seems new. People have got so far away from the obvious that the obvious startles them, and nothing else does. I advise you to think that over."	- Я всегда говорю понятные вещи. Единственно, что сейчас истинно ново, - это трюизмы. Поэтому мое творчество значительно и кажется новым. Люди так далеко отошли от понятного, что только понятное их и ошарашивает. Советую вам над этим подумать.
"I'm sure there's a lot in it," said Fleur.	- В этом много правды, - сказала Флер.
"Of course," said the Rafaelite, "a platitude has to be stated with force and clarity. If you can't do that, you'd better go on slopping around and playing parlour tricks like the Ga-gaists. They're a bathetic lot, trying to prove that cocktails are a better drink than old brandy. I met a man last night who told me he'd spent four years writing twenty-two lines of poetry that nobody can understand. How's that for bathos? But it'll make him quite a reputation, till somebody writes twenty-three lines in five years still more unintelligible. Hold your head up. . . . Your cousin's a silent beggar."	- Конечно, - сказал рафаэлит, - трюизм нужно выразить сильно и ясно. Если вы на это не способны, лучше ходить и ныть да ломаться по гостиным, как делают гагаисты. Трагикомический они народ - стараются доказать, что коктейль лучше старого бренди. Я вчера встретил человека, который сказал мне, что четыре года писал стихотворение в двадцать две строки, которые никто не может понять. Это ли не трагикомедия? Но он себе на нем составит имя, и о нем будут говорить, пока кто-нибудь и пять лет не напишет двадцать три строки еще более заумные... Голову выше... Молчаливый тип ваш кузен.
"Silence is quite a quality," said Fleur.	- Молчание - большой талант, - сказала Флер.
The Rafaelite grinned.	Рафаэлит ухмыльнулся.
"I suppose you think I haven't got it. But you're wrong, madam. Not long ago I went a fortnight without opening my lips except to eat and say yes or no. SHE got quite worried."	- Вы, верно, думаете, что я им не одарен. Но вы ошибаетесь, сударыня. Я недавно две недели прожил, не открывая рта, кроме как для еды, а если говорил, так "да" или "нет". Она даже испугалась.
"I don't think you're very nice to her," said Fleur.	- Неважно вы с ней обращаетесь, - сказала Флер.
"No, I'm not. She's after my soul. That's the worst of women-- saving your presence--they're not content with their own."	- Неважно. Ей моя душа нужна. Самая гадкая черта в женщинах - о присутствующих, конечно, не говорят - мало им своей души.
"Perhaps they haven't any," said Fleur.	- Может, у них и нет ее, - сказала Флер.
"The Mohammedan view--well, there's certainly something in it. A woman's always after the soul of a man, a child, or a dog. Men are content with wanting bodies."	- Магометанская точка зрения - что ж, не так уж глупо. Женщине вечно нужна душа мужчины, ребенка, собаки. Мужчины довольствуются телом.
"I'm more interested in your platitudinal theory, Mr. Blade."	- Меня больше интересует ваша теория трюизмов, мистер Блэйд.
"Can't afford to be interested in the other? Eh! Strikes home? Turn your shoulder a bit, will you? No, to the left. . . . Well, it's a platitude that a woman always wants some other soul--only people have forgotten it. Look at the Sistine Madonna! The baby has a soul of its own, and the Madonna's floating on the soul of the baby. That's what makes it a great picture, apart from the line and colour. It states a great platitude; but nobody sees it, now. None of the cognoscenti, anyway--they're too far gone."	- Вторая теория не по зубам? А? Попал в точку? Плечо немножко поверните. Нет, влево... Так ведь это тоже трюизм, что женщине вечно нужна чья-то душа, - только люди об этом забыли. Вот хоть Сикстинская мадонна! У младенца своя душа, а мадонна парит над душой младенца. Тем и хороша картина, помимо линий и красок. Она утверждает великий трюизм; но его уже никто не видит. Вернее, никто из профессионалов - у них ум "за разум зашел.
"What platitude are you going to state in your picture of me?"	- Какой же трюизм вы собираетесь утвердить в моем портрете?
"Don't you worry," said the Rafaelite. "There'll be one all right when it's finished, though I shan't know what it is while I'm at it. Character will out, you know. Like a rest?"	- А вы не беспокойтесь, - сказал рафаэлит. - Какойнибудь да окажется, когда будет готово, хотя, пока я работаю, я и сам не знаю, какой именно. Темперамент не скроешь. Хотите отдохнуть?
"Enormously. What platitude did you express in the portrait of my cousin's wife?"	- Ужасно. Какой трюизм вы воплотили в портрете жены моего кузена?
"Coo Lummy!" said the Rafaelite. "Some catechism!"	- Мама родная! - сказал рафаэлит. - Ну и допрос!
"You surely didn't fail with that picture? Wasn't it platitudinous?"	- Ведь вы не сделали для нее исключения? Какой-нибудь трюизм да есть?
"It got her all right. She's not a proper American."	- Во всяком случае, что нужно, я передал. Она не на - стоящая американка.
"How?"	- То есть как?
"Throws back to something--Irish, perhaps, or Breton. There's nymph in her."	- Какие-нибудь предки другие - может быть, ирландцы или бретонцы. И на русалку похожа.
"She was brought up in the backwoods, I believe," said Fleur, acidly.	- Она, кажется, росла где-то в глуши, - сухо сказала Флер.
The Rafaelite eyed her.	Рафаэлит поглядел на нее.
"You don't like the lady?"	- Не нравится вам эта леди?
"Certainly I do, but haven't you noticed that picturesque people are generally tame? And my cousin--what's his platitude to be?"	- Нравится, конечно, но вы разве не замечали, что живописные люди обычно скучны? А мой кузен - какой будет его трюизм?
"Conscience," said the Rafaelite; "that young man will go far on the straight and narrow. He worries."	- Совесть, - сказал рафаэлит. - Этот молодой человек далеко пойдет по пути праведному. Он не спокоен.
A sharp movement shook all Fleur's silver bells.	Резкое движение встряхнуло все бубенчики на костюме Флер.
"What a dreadful prophecy! Shall I stand again?"	- Какое страшное пророчество! Ну, будем продолжать?

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты