SWAN SONG/Лебединая песня (часть первая)

CHAPTER XI PERAMBULATION/XI. БЛУЖДАНИЯ

English	Русский
The instinct in regard to his daughter, which by now formed part of his protective covering against the machinations of Fate, had warned Soames, the day before, that Fleur was up to something when she went out while he was having breakfast. Seen through the window waving papers at him, she had an air of unreality, or at least an appearance of not telling him anything. As something not quite genuine in the voice warns a dog that he is about to be left, so was Soames warned by the ostentation of those papers. He finished his breakfast, therefore, too abruptly for one constitutionally given to marmalade, and set forth to Green Street. Since that young fellow Jon was staying there, this fashionable locality was the seat of any reasonable uneasiness. If, moreover, there was a place in the world where Soames could still unbutton his soul, it was his sister Winifred's drawing-room, on which in 1879 he himself had impressed so deeply the personality of Louis Quinze that, in spite of jazz and Winifred's desire to be in the heavier modern fashion, that monarch's incurable levity was still to be observed.	Инстинкт в отношении к дочери, ставший уже привычной защитной окраской, под которой Сомс укрывался от козней судьбы, еще накануне, когда Флер ушла из дому, пока он пил кофе, подсказал ему, что она что-то замышляет. Когда она с улицы помахала ему в окно бумагами, вид у нее был неестественный или, во всяком случае, такой, точно она что-то от него скрыла. Как не вполне искренний оттенок голоса дает собаке почуять, что от нее сейчас уйдут, так Сомс почуял неладное в слишком показном жесте этой руки с бумагами. Поэтому он допил кофе быстрее, чем полагалось бы человеку, с детства привязанному к варенью, и отправился на Грин-стрит. Поскольку там остановился этот молодой человек Джон, именно в этом фешенебельном квартале следовало искать причин всякого беспокойства. А кроме того, если было еще в мире место, где Сомс мог отвести душу, то это была гостиная его сестры Уинифрид, комната, в которую он сам в 1879 году так прочно внедрил личность Людовика XV, что, несмотря на джаз и на стремление Уинифрид идти в ногу с более строгой модой, неисправимое легкомыслие этого монарха все еще давало себя чувствовать.
Taking a somewhat circuitous course and looking in at the Connoisseurs' Club on the way, Soames did not arrive until after Fleur's departure. The first remark from Smither confirmed the uneasiness which had taken him forth.	Сомс сделал порядочный крюк, заглянул по пути в "Клуб знатоков" и пришел на Грин-стрит, когда Флер уже ушла. Первое же замечание Смизер усилило тревогу, которая выгнала его из дому.
"Mr. Soames! Oh! What a pity--Miss Fleur's just gone! And nobody down yet but Mr. Jon."	- Мистер Сомс! Ах, какая жалость! Мисс Флер только что ушла. И никто еще не вставал, только мистер Джон.
"Oh!" said Soames. "Did she see him?"	- О, - сказал Сомс, - она его видела?
"Yes, sir. He's in the dining-room, if you'd like to go in."	- Да, сэр. Он в столовой; может, пройдете?
Soames shook his head.	Сомс покачал головой.
"How long are they staying, Smither?"	- Сколько времени они еще здесь пробудут, Смизер?
"Well, I did hear Mrs. Val say they were all going back to Wansdon the day after to-morrow. We shall be all alone again in case you were thinking of coming to us, Mr. Soames."	- Я как раз слышала, как миссис Вэл говорила, что они все уезжают в Уонсдон послезавтра. Мы останемся опять совсем одни; может, надумаете погостить у нас, мистер Сомс?
Again Soames shook his head.	Сомс опять покачал головой.
"Too busy," he said.	- Я очень занят, - сказал он.
"What a beautiful young lady Miss Fleur 'as grown, to be sure; such a colour she 'ad this morning!"	- И красавица же стала мисс Флер; такая она была сегодня румяная!
Soames gave vent to an indeterminate sound. The news was not to his liking, but he could hardly say so in front of an institution. One could never tell how much Smither knew. She had creaked her way through pretty well every family secret in her time, from the days which his own matrimonial relations supplied Timothy's with more than all the gossip it required. Yes, and were not his matrimonial relations, twice-laid, still supplying the raw material? Curiously sinister it seemed to him just then, that the son of his supplanter Jolyon should be here in this house, the nearest counterfeit of that old homing centre of the Forsytes, Timothy's in the Bayswater Road. What a perversity there was in things! And, repeating the indeterminate sound, he said:	Сомс издал какой-то нечленораздельный звук. Новость пришлась ему не по душе, но он не мог сказать это вслух, когда перед ним был не человек, а целое учреждение. Трудно было установить, что известно Смизер. В свое время она проскрипела себе дорогу почти ко всем домашним тайнам, начиная с той поры, когда его собственные семейные дела снабжали дом Тимоти более чем достаточным материалом для сплетен. Да, а теперь не его ли семейные дела, да еще в двух изданиях, продолжают поставлять сырье? В эту минуту для него было что-то зловещее в том, что сын узурпатора Джолиона находится здесь, в этом доме, наиболее близко напоминающем прежнее средоточие Форсайтов, дом Тимоти на Бэйсуотер-Род. Какая превратность во всем! И вторично издав тот же нечленораздельный звук, он сказал:
"By the way, I suppose that Mr. Stainford never came here again?"	- Кстати, этот мистер Стэйнфорд, вероятно, не заходил сюда больше?
"Oh, yes, Mr. Soames; he called yesterday to see Mr. Val; but Mr. Val was gone."	- Как же, мистер Сомс, вчера заходил к мистеру Бэлу, но мистер Вэл уже уехал.
"He did--did he?" said Soames, round-eyed. "What did he take this time?"	- Ах вот как? - Сомс сделал круглые глаза. - Что он на этот раз утащил?
"Oh! Of course I knew better than to let him in."	- О, я была не так глупа, чтобы впустить его.
"You didn't give him Mr. Val's address in the country?"	- Вы не дали ему загородный адрес мистера Вэла?
"Oh, no, sir; he knew it."	- О нет, сэр, он знал его.
"Deuce he did!"	- Ого!
"Shall I tell the mistress you're here, Mr. Soames? She must be nearly down by now."	- Доложить, что вы здесь, мистер Сомс? Миссис теперь уж, верно, почти оделась.
"No; don't disturb her."	- Нет, не беспокойте ее.
"I am that sorry, sir; it's always such a pleasure to her to see you."	- Вот обидно, сэр; она всегда так радуется вашему приходу.
Old Smither bridling! A good soul! No such domestics nowadays! And, putting on his hat, Soames touched its brim, murmuring:	Старуха Смизер фамильярничает! Добрая душа! Теперь таких слуг не осталось. И, притронувшись рукой к шляпе, Сомс проговорил:
"Well, good-bye, Smither. Give her my love!" and went out.	- Ну, до свидания, Смизер, передайте ей привет! - и ушел.
'So!' he thought, 'Fleur's seen that boy!' The whole thing would begin over again! He had known it! And, very slowly, with his hat rather over his eyes, he made for Hyde Park Corner. This was for him a moment in deep waters, when the heart must be hardened to this dangerous decision or to that. With the tendency for riding past the hounds inherited from his father James in all matters which threatened the main securities of life, Soames rushed on in thought to the ruin of his daughter's future, wherein so sacredly was embalmed his own.	"Так, - подумал он, - Флер с ним виделась!" Все начнется сначала. Он так и знал. И очень медленно, слегка надвинув шляпу на глаза, он направился к углу Хайдпарка. Это был для него сугубо критический момент: предстояло укрепиться в одном из двух одинаково опасных решений. С обычной склонностью забегать вперед во всех вопросах, угрожающих основным устоям жизни, - склонностью, унаследованной от его отца Джемса, - Сомс уже видел в мыслях исковерканное будущее дочери, с которым было неразрывно связано и его собственное.
"Such a colour she 'ad this morning!" When she waved those papers at him, she was pale enough--too pale! A confounded chance! Breakfast time, too--worst time in the day--most intimate! His naturally realistic nature apprehended all the suggestions that lay in breakfast. Those who breakfasted alone together, slept together as often as not. Putting things into her head! Yes; and they were not boy and girl now! Well, it all depended on what their feelings were, if they still had any. And who was to know? Who, in heaven's name, was to know? Automatically he had begun to encompass the Artillery Memorial. A great white thing which he had never yet taken in properly, and didn't know that he wanted to. Yet somehow it was very real, and suited to his mood--faced things; nothing high-flown about that gun--short, barking brute of a thing; or those dark men--drawn and devoted under their steel hats! Nothing pretty-pretty about that memorial--no angels' wings there! No Georges and no dragons, nor horses on the prance; no panoply, and no panache! There it 'sot'--as they used to say--squatted like a great white toad on the nation's life. Concreted thunder. Not an illusion about it! Good thing to look at once a day, and see what you'd got to avoid. 'I'd like to rub the noses of those Crown Princes and military cocks-o'-the-walk on it,' thought Soames, 'with their--what was it?--"fresh and merry wars!"' And, crossing the road in the sunshine, he passed into the Park, moving towards Knightsbridge.	"Такая она была сегодня румяная!" Когда она махала ему этими бумагами, она была бледна, слишком бледна! Дурацкий случай! И еще во время утреннего завтрака! Самое худшее время дня - самое интимное! Как прирожденный реалист, он уже опасался всего, что кроется в идее первого завтрака. Те, кто завтракают вместе, обычно и спят вместе. Начнет теперь выдумывать. И притом они уже не дети! Ну, все зависит от того, каковы их чувства, если они у них еще сохранились. А кто это знает? Кто, скажите на милость, может это знать? Он машинально зашагал вокруг памятника артиллерии - Этот большой белый монумент он еще ни разу не рассмотрел как следует, да и не испытывал к тому особого желания. Сейчас он показался ему очень жизненным и подходил к его настроению - не увиливал от правды; ничего напыщенного в этом орудии - короткая тявкающая игрушка; и эти темные мужские фигуры в стальных шлемах, исхудалые и стойкие! Ни признака красивости в этом памятнике, никаких ангелов с крыльями, ни Георгиев-победоносцев, ни драконов, ни вздыбленных коней, ни лат, ни султанов. Вот он громоздится, как большая белая жаба, на жизни народа. Гром, обращенный в бетон. Никаких иллюзий! Невредно посматривать на него эдак раз в день, чтобы не забыть, чего не надо делать. "Вот бы ткнуть в него носом всех этих кронпринцев и бравых вояк, - подумал он, - с их - как это? - "славными, веселыми войнами". И, перейдя на солнечную сторону улицы, он вошел в парк и направился к Найтсбриджу.
But about Fleur? Was he going to take the bull by the horns, or to lie low? Must be one thing or the other. He walked rapidly now, concentrated in face and movement, stalking as it were his own thoughts with a view to finality. He passed out at Knightsbridge, and after unseeing scrutiny of two or three small shops where in his time he had picked up many a bargain, for himself or shopman, he edged past Tattersall's. That hung on--they still sold horses there, he believed! Horses had never been in his line, but he had not lived in Montpellier Square without knowing the habitues of Tattersall's by sight. Like everything else that was crusted, they'd be pulling it down before long, he shouldn't wonder, and putting up some motor place or cinema!	Но как же Флер? Что ему делать - взять быка за рога или молчать и ждать? Одно из двух. Теперь он шел быстро, в лице и походке появилась сосредоточенность, словно он прислушивался к собственным мыслям, чтобы принять окончательное решение. Он вышел из парка и, окинув невидящим взором две-три лавки, где в свое время сделал не одну покупку, выгодную когда для него, а когда, и для торговца, стал пробираться мимо Тэттерсола [11]. Долговечное учреждение: здесь, кажется, и сейчас торгуют лошадьми. Сам он никогда лошадьми не увлекался, но нельзя было прожить несколько лет на Монпелье-сквер и не знать в лицо завсегдатаев Тэттерсола. Здание, вероятно, скоро снесут, как сносят все, что несовременно, и воздвигнут на его месте гараж или кино!
Suppose he talked to Michael? No! Worse than useless. Besides, he couldn't talk about Fleur and that boy to anyone--thereby hung too long a tale; and the tale was his own. Montpellier Square! He had turned into the very place, whether by design he hardly knew. It hadn't changed--but was all slicked up since he was last there, soon after the war. Builders and decorators must have done well lately--about the only people who had. He walked along the right side of the narrow square, where he had known turbulence and tragedy. There the house was, looking much as it used to, not quite so neat, and a little more florid. Why had he ever married that woman? What had made him so set on it? Well! She had done her best to deter him. But--God!--how he had wanted her! To this day he could recognise that. And at first--at first, he had thought, and perhaps she had thought--but who could tell?--HE never could! And then slowly--or was it quickly?--the end; a ghastly business! He stood still by the square railings, and stared at the doorway that had been his own, as if from its green paint and its brass number he might receive inspiration how to choke love in his own daughter for the son of his own wife--yes, how to choke it before it spread and choked her?	Что, если поговорить с Майклом? Нет! Более чем бесполезно. Впрочем, о Флер и этом мальчике он ни с кем не мог говорить - за этим тянулась слишком длинная повесть, и эта повесть была о нем самом. Монпелье-сквер! Он добрел до него - умышленно или нет, он сам не знал. Все было по-старому, только сильно приглажено с тех пор, как он был здесь последний раз, вскоре после войны. На постройках и отделке зданий немало заработали в последнее время, ни о чем другом нельзя этого сказать. Он пошел по правой стороне узкого сквера, где изведал когда-то столько трагических треволнений. Вот и дом, почти такой же, как был, чуть менее опрятный, чуть более разукрашенный. Зачем он женился на этой женщине? Почему так добивался этого? Что и говорить - она всячески старалась его отдалить. Но боже, как он хотел ее! Он до сих пор это помнит. И вначале... вначале он думал, и, может быть, она думала... но кто знает, он никогда не знал. А потом медленно - или скоро? - конец! Страшная история! Он стоял у решетки сквера и смотрел на дверь, в которую когда-то входил, словно из ее зеленой краски и медной дощечки с номером надеялся почерпнуть вдохновение, узнать, как задушить в своей дочери любовь к сыну своей жены, - да, задушить, прежде чем любовь разрастется и сама ее задушит.
And as, on those days and nights of his first married life, returning home, he had sought in vain for inspiration how to awaken love, so now no inspiration came to tell him how to strangle love. And, doggedly, he turned out of the little square.	И как в те далекие дни и ночи, возвращаясь домой, он тщетно искал вдохновенного способа пробудить любовь, так теперь вдохновение не подсказывало ему, как убить любовь. И он сердито повернул к выходу из сквера.
In a way it was ridiculous to be fussing about the matter; for, after all, Michael was a good young fellow, and her marriage far from unhappy, so far as he could see. As for young Jon, presumably he had married for love; there hadn't been anything else to marry for, he believed--unless he had been misinformed, the girl and her brother had been museum pieces, two Americans without money to speak of. And yet--there was the moon, and he could not forget how Fleur had always wanted it. A desire to have what she hadn't yet got was her leading characteristic. Impossible, too, to blink his memory of her, six years ago--to forget her body crumpled and crushed into the sofa in the dark that night when he came back from Robin Hill and broke the news to her. Perusing with his mind the record since, Soames had an acute and comfortless feeling that she had, as it were, been marking time, that all her fluttering activities, even the production of Kit, had been in the nature of a makeshift. Like the age to which she belonged, she had been lifting her feet up and down without getting anywhere, because she didn't know where she wanted to get. And yet, of late, since she had been round the world, he had seemed to notice something quieter and more solid in her conduct, as if settled purposes were pushing up, and she were coming to terms at last with her daily life. Look, for instance, at the way she had tackled this canteen! And, turning his face homeward, Soames had a vision of a common not far from Mapledurham, where some fool had started a fire which had burned the gorse, and of the grass pushing up, almost impudently green and young, through the charred embers of that conflagration. Rather like things generally, when you thought of it! The war had burned them all out, but things, yes, and people, too--one noticed-- were beginning to sprout a bit, as if they felt again it might be worth while. Why, even he himself had regained some of his old connoisseur's desire to have nice things! It all depended on what you saw ahead, on whether you could eat and drink because to-morrow you didn't die.	Собственно говоря, беспокоиться решительно не о чем: Майкл, как-никак, хороший человек: и ее брак, насколько он понимает, далеко не из несчастных. Что до юного Джона, он, надо полагать, женился по любви других оснований для женитьбы не было; по имеющимся у него сведениям, эта девушка и ее брат - музейные редкости: двое американцев почти без средств. А между тем, оставалось недосягаемое, и он не мог забыть, как Флер всегда его добивалась. Желание иметь то, чего у нее еще не было, всегда было самой характерной ее чертой. И как забыть тот час, шесть лет назад, забыть ее фигурку, скомканную и вдавившуюся в диван в темной комнате в тот вечер, когда он вернулся из Робин-Хилла и привез ей ответ. Мысленно проглядывая всю ее последующую жизнь, Сомс остро и тревожно ощутил, что она будто топталась все время на месте, что все ее разнообразные интересы, вплоть до Кита, были для нее не более чем суррогатом. Как вся ее эпоха, она передвигала ноги, но никуда не могла прийти, потому что не знала, куда ей хочется прийти. И все-таки за последнее время, после путешествия вокруг света, он как будто улавливал в ее поведении что-то более спокойное и устойчивое, словно она нашла какую-то линию и налаживает отношения хотя бы с собственной, раз заведенной жизнью. Взять, например, эту столовую - как хорошо она с ней справилась. И, обратив лицо к дому, Сомс вспомнил поляну недалеко от Мейплдерхема, где какой-то болван развел костер и сжег заросли дрока и где теперь, сквозь обугленные их остатки, нахально пробивалась свежая, зеленая трава. Как подумаешь - и во всем такая же картина! Война выжгла все и всех, но вот растения и люди понемногу пускают новые ростки, точно опять почувствовали, что, может быть, и стоит еще пожить. Ну конечно, даже к нему вернулось прежнее желание знатока приобретать хорошие вещи! Все зависит от того, что видишь впереди, и от того, можно ли есть и пить и не ждать, что завтра умрешь.
With this Dawes Settlement and Locarno business, and the General Strike broken, there might even be another long calm, like the Victorian, which would make things possible. He was seventy-one, but one could always dwell on Timothy, who had lived to be a hundred, fixed star in shifting skies. And Fleur--only twenty-four--might almost outlive the century if she, or, rather the century, took care and bottled up its unruly passions, its disordered longings, and all that silly rushing along to nowhere in particular. If they steadied down, the age might yet become a golden, or a platinum, age at any rate. Even he might live to see the income tax at half-a-crown. 'No,' he thought, confused between his daughter and the age; 'she mustn't go throwing her cap over the windmill. It's short-sighted!' And, his blood warmed by perambulation, he became convinced that he would not speak to her, but lie low, and trust to that common-sense, of which she surely had her share--oh, yes! 'Just keep my eyes open, and speak to no one,' he thought; 'least said, soonest mended.'	Этот план Дауэса, и локарнская затея, и провал генеральной стачки - может быть, теперь и наступит опять долгая полоса мира, как при Виктории, и откроются какие-то возможности. Ему семьдесят один год, но всегда можно сослаться на Тимоти, который дожил до ста - неподвижная звезда на меняющемся небосводе. А Флер - ей только двадцать пять, она может пережить наш век, если она, то есть, вернее, век, вовремя усмирит свои незаконные страсти, свои беспорядочные стремления, все эти глупые, ни к чему не ведущие метания. Если все устроится, еще возможно, что это будет золотой век или хотя бы платиновый. Даже он, чего доброго, доживет до подоходного налога в полкроны. "Нет, - думал он, путая дочь с веком, - нельзя ей ставить на карту свою репутацию. Это недальновидно". И, разогревшись от ходьбы, он решил, что не будет говорить с ней и подождет - положится на здравый смысл, в котором у нее, слава богу, нет недостатка. "Держать ухо востро и ни с кем не говорить, - подумал он, словами только напортишь".
He had come again to the Artillery Memorial; and for the second time he moved around it. No! A bit of a blot--it seemed to him, now--so literal and heavy! Would that great white thing help Consols to rise? Some thing with wings might, after all, have been preferable. Some encouragement to people to take shares or go into domestic service; help, in fact, to make life liveable, instead of reminding them all the time that they had already once been blown to perdition and might again be. Those Artillery fellows--he had read somewhere--loved their guns, and wanted to be reminded of them. But did anybody else love their guns, or want reminder? Not those Artillery fellows would look at this every day outside St. George's Hospital, but Tom, Dick, Harry, Peter, Gladys, Joan and Marjorie. 'Mistake!' thought Soames; 'and a pretty heavy one. Something sedative, statue of Vulcan, or somebody on a horse; that's what's wanted!' And remembering George III on a horse, he smiled grimly. Anyway, there the thing was, and would have to stay! But it was high time artists went back to nymphs and dolphins, and other evidences of a settled life.	Он опять дошел до памятника артиллерии и еще раз обошел вокруг него. Нет! Неудачная вещь, думалось ему теперь, - слишком натуральная и тяжеловесная. Может эта белая махина способствовать повышению акций? В конце концов лучше было дать что-нибудь с крыльями. Что-нибудь такое, от чего людям хотелось бы покупать акции или поступать в услужение; что помогло бы принять жизнь, а не напоминало бы все время, что один раз их уже взорвали на воздух и, наверно, опять взорвут, Он где-то читал, что эти молодчики из артиллерии любят свои орудия и хотят, чтобы им о них напоминали. Но кто, кроме них, любит их орудия и жаждет напоминания? Не молодчики из артиллерии будут каждый день смотреть на эту штуку перед больницей Сент-Джордж, а самые обыкновенные Том, Дик, Гарри, Питер, Глэдис, Джон и Марджори. "Ошибка, - думал Сомс, - и грубейшая. Что-нибудь успокаивающее, статуя Вулкана или воин на коне - вот что здесь требуется". И, вспомнив Георга III на коне, он мрачно усмехнулся. Думай не думай - памятник стоит и будет стоять. Но скульпторам давно пора вернуться к нимфам и дельфинам и прочим атрибутам налаженной жизни.
When at lunch Fleur suggested that he would want a day's law at Mapledurham before she and Kit came down, he again felt there was something behind; but, relieved enough at getting her, he let 'the sleeping dog' lie; nor did he mention his visit to Green Street.	Когда за завтраком Флер высказала предположение, что ему потребуется день в Мейплдерхеме до того, как приедет она с Китом, он опять почувствовал, что за этим чтото кроется; но, радуясь ее приезду, промолчал и не упомянул про свой визит на Грин-стрит.
"The weather looks settled," he said. "You want some sun after that canteen. They talk about these ultra-violet rays. Plain sunshine used to be good enough. The doctors'll be finding something extra-pink before long. If they'd only let things alone!"	- Погода как будто установилась, - сказал он. - Тебе нужно на солнце после этой столовой. Все толкуют об ультрафиолетовых лучах. Прежде удовлетворялись просто солнцем. Скоро доктора откопают что-нибудь экстрарозовое. Уж сидели бы спокойно!
"Darling, it amuses them."	- Милый, это их развлекает.
"Re-discovering what our grandmothers knew so well that we've forgotten 'em, and calling 'em by fresh names! A thing isn't any more wholesome to eat, for instance, because they've invented the word 'vitamin.' Why, your grandfather ate an orange every day of his life, because his old doctor told him to, at the beginning of the last century. Vitamins! Don't you let Kit get faddy about his food. It's a long time before he'll go to school--that's one comfort. School feeding!"	- Заново открывают то, что прекрасно знали наши бабушки, и называют по-новому! Вот, например, теперь нельзя ничего назвать питательным, потому что выдумали слово "витамин". Да твой дед всю жизнь ел по апельсину в день, потому что в начале прошлого века ему предписал это его старый доктор. Витамины! Ты смотри, как бы Кит не стал привередлив в еде. Хорошо еще, что ему не скоро в школу. Уж это школьное питание!
"Did they feed you so badly, Dad?"	- Тебя так плохо кормили, папа?
"Badly! How we grow up, I don't know. We ate out principal meal in twenty minutes, and were playing football ten minutes after. But nobody thought about digestion, then."	- Плохо! Я вообще не знаю, как мы выросли. Основная еда у нас занимала двадцать минут, а через десять минут мы уже играли в футбол. Но в те времена никто не думал о пищеварении.
"Isn't that an argument for thinking of it now?"	- Может быть, поэтому и стоит подумать о нем теперь?
"A good digestion," said Soames, "is the whole secret of life."	- В хорошем пищеварении весь секрет жизни, - сказал Сомс.
And he looked at his daughter. Thank God! SHE wasn't peaky. So far as he knew, her digestion was excellent. She might fancy herself in love, or out of it; but so long as she was unconscious of her digestion, she would come through.	Он посмотрел на дочь. Слава богу, она-то не тощая, Насколько ему известно, пищеварение у нее превосходное, Пусть воображает, что влюблена или не влюблена, но пока ее пищеварение не напоминает о себе, ничего не страшно.
"The thing is to walk as much as you can, in these days of cars," he added.	- Главное - побольше ходить в наш век автомобилей, - сказал он.
"Yes," said Fleur, "I had a nice walk this morning."	- Да, - сказала Флер, - я сегодня хорошо прошлась.
Was she challenging him over her apple charlotte? If so, he wasn't going to rise.	Не вызов ли она ему бросает поверх яблочной шарлотки? Если и так, он не поддастся.
"So did I," he said. "I went all about. We'll have some golf down there."	- Я тоже, - сказал он, - где только не был. Вот теперь поиграем в гольф.
She looked at him for a second, then said a surprising thing:	Она поглядела на него, а потом сказала странную вещь:
"Yes, I believe I'm getting middle-aged enough for golf."	- Да, вероятно, я уж достаточно стара для гольфа.
Now what did she mean by that?	Ну что она хотела этим сказать?

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты