THE SILVER SPOON/Серебрянная ложка (часть вторая)

CHAPTER IX VOLTE FACE/IX. VOLTE FACE

English	Русский
Keeping Sir Alexander MacGown and Francis Wilmot in the air, fulfilling her week-end and other engagements, playing much bridge in the hope of making her daily expenses, getting a day's hunting when she could, and rehearsing the part of Olivia, Marjorie Ferrar had almost forgotten the action, when the offer of fifteen hundred pounds and the formula were put before her by Messrs. Settlewhite and Stark. She almost jumped at it. The money would wipe out her more pressing debts; she would be able to breathe, and reconsider her future.	Изощряясь в том, чтобы удержать при себе сэра Александра Мак-Гауна и Фрэнсиса Уилмота, принимая приглашения в свет, часто играя в бридж в надежде покрыть ежедневные расходы, иногда урывая день для охоты и репетируя роль Оливии, Марджори Феррар почти забыла о предстоящем процессе, когда мистеры Сэтлуайт и Старк уведомили ее о предложении Сомса. Она пришла в восторг. Этими деньгами она расплатится с самыми настойчивыми кредиторами; вздохнет свободно и сможет пересмотреть перспективы на будущее.
She received their letter on the Friday before Christmas, just as she was about to go down to her father's, near Newmarket, and wrote hastily to say she would call at their office on her way home on Monday. The following evening she consulted her father. Lord Charles was of opinion that if this attorney fellow would go as far as fifteen hundred, he must be dead keen on settling, and she had only to press for the apology to get it. Anyway she should let them stew in their juice for a bit. On Monday he wanted to show her his yearlings. She did not, therefore, return to Town till the 23rd, and found the office closed for Christmas. It had never occurred to her that solicitors had holidays. On Christmas Eve she herself went away for ten days; so that it was January the 4th before she was again able to call. Mr. Settlewhite was still in the South of France, but Mr. Stark would see her. Mr. Stark knew little about the matter, but thought Lord Charles' advice probably sound; he proposed to write accepting the fifteen hundred pounds if a formal apology were tendered; they could fall back on the formula if necessary, but it was always wise to get as much as you could. With some misgiving Marjorie Ferrar agreed.	Письмо было получено в пятницу перед рождеством, когда она собиралась ехать к отцу в Ньюмаркет; она поспешно написала несколько слов, сообщая, что зайдет в контору в понедельник. Вечером она посоветовалась с отцом. Лорд Чарльз считал, что этот стряпчий во что бы то ни стало хочет пойти на мировую, раз он готов пожертвовать такой суммой, как полторы тысячи фунтов; поэтому ей нетрудно будет добиться извинения в письменной форме. Во всяком случае торопиться не стоит, пусть они пребывают пока в неизвестности. В понедельник он думал показать ей своих лошадей. Вот почему она вернулась в Лондон только двадцать третьего, когда контора была уже закрыта. Почему-то ей не пришло в голову, что и адвокаты могут отдыхать на рождестве. В сочельник она опять уехала на десять дней и только четвертого января зашла в контору. Мистер Сэтлуайт все еще отдыхал на юге Франции, и принял ее мистер Старк. Он был не в курсе дела, но нашел совет лорда Чарльза разумным; можно принять полторы тысячи и настаивать на формальном извинении, а в случае отказа пойти на уступку. Марджори Феррар почуяла опасность, но согласилась.
Returning from the matinee on January 7th, tired and elated by applause, by Bertie Curfew's words: "You did quite well, darling," and almost the old look on his face, she got into a hot bath, and was just out of it when her maid announced Mr. Wilmot.	Седьмого января она вернулась после дневного спектакля, усталая и возбужденная аплодисментами и похвалой Бэрти Кэрфью: "Прекрасно, дорогая!" Ей показалось, что Бэрти снова смотрит на нее, как смотрел в былые дни. Она принимала горячую ванну, когда горничная доложила о приходе Фрэнсиса Уилмота.
"Keep him, Fanny; say I'll be with him in twenty minutes."	- Попросите его подождать, Фанни, я через двадцать минут выйду.
Feverish and soft, as if approaching a crisis, she dressed hastily, put essence of orange-blossom on her neck and hands, and went to the studio. She entered without noise. The young man, back to the door, in the centre of the room, evidently did not hear her. Approaching within a few feet, she waited for the effect on him of orange-blossom. He was standing like some Eastern donkey, that with drooped ears patiently awaits the fresh burdening of a sore back. And suddenly he spoke:	Волнуясь, словно предчувствуя кризис, она поспешно оделась, надушила шею и руки эссенцией из цветов апельсинового дерева, неслышно ступая, вошла в студию и остановилась. Молодой человек стоял спиной к двери в позе осла, который, свесив уши, терпеливо ждет, чтобы на его натруженную спину навьючили новый груз. Вдруг он сказал:
"I'm all in."	- Я больше не могу.
"Francis!"	- Фрэнсис!
The young man turned.	Он оглянулся.
"Oh! Marjorie!" he said, "I never heard." And taking her hands, he buried his face in them.	- О Марджори! Я не слышал, как вы вошли! И, взяв ее руки, он зарылся в них лицом.
She was hampered at that moment. To convert his mouth from despairing kissing of her hands to triumphal flame upon her lips would have been so easy if he had been modern, if his old-fashioned love had not complimented her so subtly; if, too, she were not feeling for him something more--or was it less?--than passion. Was she to know at last the sensations of the simple--a young girl's idyll--something she had missed? She led him to the divan, sat down by his side, and looked into his eyes. Fabled sweetness, as of a Spring morning--Francis and she, children in the wood, with the world well lost! She surrendered to the innocence of it; deliberately grasped something delicious, new. Poor boy! How delightful to feel him happy at last--to promise marriage and mean to perform it! When? Oh! when he liked--Soon, quite soon; the sooner the better! Almost unconscious that she was 'playing' a young girl, she was carried away by his amazement and his joy. He was on fire, on air; yet he remained delicate--he was wonderful!	Она пришла в замешательство. Казалось, так легко было бы высвободить руки и подставить ему губы, если бы он был более современным, если бы его старомодная любовь не льстила ей, если бы, наконец, он внушал ей только страсть. Неужели ей суждено испытать простое идиллическое чувство - что-то совсем, совсем новое? Она подвела его к дивану, усадила рядом с собой, заглянула в глаза. Сладость весеннего утра, и они с Фрэнсисом как малые дети, и нет им дела до всего мира! Она поддалась очарованию невинности, хваталась за что-то новое, чудесное. Бедный мальчик! Какое наслаждение - дать ему наконец счастье, согласиться на брак, твердо намереваясь обещание исполнить! Когда? О, когда ему угодно - скоро, очень скоро; чем скорей, тем лучше! Почти не сознавая того, что разыгрывает роль молоденькой девушки, она наслаждалась его удивлением и радостью. Он весь горел, он был на седьмом небе - и ничего себе не позволил.
For an hour they sat--a fragrant hour for memory to sniff--before she remembered that she was dining out at half-past eight. She put her lips to his, and closed her eyes. And thought ran riot. Should she spoil it, and make sure of him in modern fashion? What was his image of her but a phlizz, but a fraud? She saw his eyes grow troubled, felt his hands grow fevered. Something seemed drowning before her eyes. She stood up.	Целый час провели они вместе - какой час для воспоминаний! - раньше чем она вспомнила, что в половине девятого приглашена на обед. Она прижалась губами к его губам и закрыла глаза. И одна неотвязная мысль не давала покоя: не закрепить ли ей по-современному свои права на него? Ведь все, что он знает о ней, - ложь! Она видела, как затуманились его глаза, ощущала прикосновение горячих рук. Быстро встала.
"Now, my darling, you must fly!"	- А теперь, любимый, беги!
When he had flown, she threw off her dress and brushed out her hair that in the mirror seemed to have more gold than red. . . . Some letters on her dressing-table caught her eye. The first was a bill, the second a bill; the third ran thus:	Когда он убежал, она сняла платье и стала приглаживать волосы, в зеркале казавшиеся скорее золотыми, чем рыжими... Несколько конвертов на туалетном столике привлекли ее внимание. Счет, еще один и, наконец, письмо:
"DEAR MADAM,	"Сударыня,
"We regret to say that Cuthcott Kingston & Forsyte have refused to give the apology we asked for, and withdrawn their verbal offer in toto. We presume, therefore, that the action must go forward.	С сожалением извещаем Вас, что "Кэткот, Кингсон и Форсайт" отказываются принести в письменной форме извинение, каковое мы потребовали, и берут назад свое предложение in toto. Итак, нужно продолжать дело.
We have every hope, however, that they may reconsider the matter before it comes into Court.	Впрочем, мы имеем все основания надеяться, что они пойдут на наше требование раньше, чем дело поступит в суд.
"Your obedient servants,	Готовые к услугам
"SETTLEWHITE & STARK."	Сэтлуайт и Старк".
She dropped it and sat very still, staring at a little hard line on the right side of her mouth and a little hard line on the left. . . .	Она уронила письмо и сидела тихо-тихо, рассматривая в зеркале жесткую морщинку у правого уголка рта и жесткую морщинку у левого...
Francis Wilmot, flying, thought of steamship-lines and staterooms, of registrars and rings. An hour ago he had despaired; now it seemed he had always known she was "too fine not to give up this fellow whom she didn't love." He would make her the queen of South Carolina--he surely would! But if she didn't like it out there, he would sell the 'old home,' and they would go and live where she wished--in Venice; he had heard her say Venice was wonderful; or New York, or Sicily; with her he wouldn't care! And London in the cold dry wind seemed beautiful, no longer a grey maze of unreality and shadows, but a city where you could buy rings and steamship passages.	Возвращаясь домой, Фрэнсис Уилмот думал о пароходных рейсах и каютах, о брачной церемонии и кольцах. Час назад он пребывал в отчаянии, теперь ему казалось, что одно он знал всегда: "Она слишком хороша, чтобы не отказать этому типу, которого она не любит". Он сделает ее королевой Южной Каролины! А если она не захочет там жить, он продаст старый дом, и они поселятся, где она пожелает, - в Венеции (он слышал, как она восторгалась Венецией), в Нью-Йорке, в Сицилии, - с ней ему все равно где жить! Даже Лондон, овеянный сухим холодным ветром, перестал быть серым лабиринтом, где бродят тени, и превратился в прекрасный город, в котором можно купить кольца и билеты на пароход.
The wind cut him like a knife and he did not feel it. That poor devil MacGown! He hated the sight, the thought of him, and yet felt sorry, thinking of him with the cup dashed from his lips.	Ветер как ножом резал ему лицо, но Фрэнсис Уилмот ничего не замечал. Бедный Мак-Гаун! Он ненавидел его, даже мысль о нем была ему ненавистна, и все-таки он его жалел - ведь его ждет такое разочарование!
And all the days, weeks, months himself had spent circling round the flame, his wings scorched and drooping, seemed now but the natural progress of the soul towards Paradise. Twenty-four-- his age and hers; an eternity of bliss before them! He pictured her on the porch at home. Horses! A better car than the old Ford! The darkies would adore her--kind of grand, and so white! To walk with her among the azaleas in the Spring, that he could smell already; no--it was his hands where he had touched her! He shivered, and resumed his flight under the bare trees, well-nigh alone in the East wind; the stars of a bitter night shining.	И все дни, недели, месяцы, что он кружил вокруг пламени, обжигая слабеющие крылья, теперь казались этапом вполне естественного движения по пути к райскому блаженству. Двадцать четыре года - и ему и ей; а впереди целая вечность счастья! Он уже видел ее на веранде, дома. Прогулки верхом! И старый форд нужно заменить чем-нибудь получше. Негры будут обожать ее, такую величественную, такую белую... Скоро весна, гулять с ней среди азалий... А весной уже пахнет - нет, это запах ее духов остался у него на руках. Он вздрогнул и помчался дальше по безлюдной улице; восточный ветер гнул голые ветки деревьев, светили холодные звезды.
A card was handed to him as he entered his hotel.	В вестибюле отеля ему подали визитную карточку.
"Mr. Wilmot, a gentleman to see you."	- Мистер Уилмот, вас ждет какой-то джентльмен.
Sir Alexander was seated in a corner of the Lounge, with a crush hat in his hand. He rose and came towards Francis Wilmot, grim and square.	В гостиной, держа в руке цилиндр, сидел сэр Александр Мак-Гаун. Он встал и, коренастый, мрачный, двинулся навстречу Фрэнсису Уилмоту.
"I've been meaning to call on you for some time, Mr. Wilmot."	- Я давно уже собирался к вам зайти, мистер Уилмот.
"Yes, sir. May I offer you a cocktail, or a glass of sherry?"	- В самом деле? Могу я вам предложить коктейль или рюмку хереса?
"No, thank you. You are aware of my engagement to Miss Ferrar?"	- Нет, благодарю. Вам известно о моей помолвке с мисс Феррар?
"I was, sir."	- Было известно, сэр.
This red aggressive face, with its stiff moustache and burning eyes, revived his hatred; so that he no longer felt sorry.	При виде этой грозной красной физиономии с жесткой щеткой усов и горящими глазами он снова почувствовал ненависть; жалость растаяла.
"You know that I very much object to your constant visits to that young lady. In this country it is not the part of a gentleman to pursue an engaged young woman."	- Вы знаете, что я протестую против ваших частых визитов. У нас здесь не принято, чтобы джентльмен ухаживал за молодой леди, обрученной с другим.
"That," said Francis Wilmot, coolly, "is for Miss Ferrar herself to say."	- Об этом должна судить сама мисс Феррар, - невозмутимо ответил Фрэнсис Уилмот.
MacGown's face grew even redder.	Лицо Мак-Гауна побагровело.
"If you hadn't been an American, I should have warned you to keep clear a long time ago."	- Если бы вы не были американцем, я бы уже давно посоветовал вам держаться подальше.
Francis Wilmot bowed.	Фрэнсис Уилмот поклонился.
"Well! Are you going to?"	- Что же вы намерены делать? - спросил Мак-Гаун.
"Permit me to decline an answer."	- Разрешите мне воздержаться от ответа.
MacGown thrust forward his face.	Мак-Гаун весь подался вперед.
"I've told you," he said. "If you trespass any more, look out for yourself."	- Я вас предупредил, теперь будьте осторожны.
"Thank you; I will," said Francis Wilmot, softly.	- Благодарю вас, приму к сведению, - мягко сказал Фрэнсис Уилмот.
MacGown stood for a moment swaying slightly. Was he going to hit out? Francis Wilmot put his hands into his trouser pockets.	Мак-Гаун стоял, покачиваясь на месте. Не собирается ли он его ударить? Фрэнсис Уилмот засунул руки в карманы.
"You've had your warning," said MacGown, and turned on his heel.	- Вы предупреждены, - сказал Мак-Гаун и, повернувшись на каблуках, вышел.
"Good night!" said Francis Wilmot to that square receding back. He had been gentle, he had been polite, but he hated the fellow, yes, indeed! Save for the triumphal glow within him, there might have been a fuss!	- Спокойной ночи, - сказал Фрэнсис Уилмот вслед удаляющейся квадратной спине. Он сумел остаться мягким, вежливым, но как он ненавидел этого типа! Если бы не ликование, переполнявшее его сердце, дело могло бы кончиться хуже!

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты