THE SILVER SPOON/Серебрянная ложка (часть вторая)

CHAPTER VI MICHAEL VISITS BETHNAL GREEN/VI. МАЙКЛ ЕДЕТ В БЕТНЕЛ-ГРИН

English	Русский
The feeling of depression with which Michael had come back from the fount and origin was somewhat mitigated by letters he was receiving from people of varying classes, nearly all young. They were so nice and earnest. They made him wonder whether after all practical politicians were not too light-hearted, like the managers of music- halls who protected the Public carefully from their more tasteful selves. They made him feel that there might be a spirit in the country that was not really represented in the House, or even in the Press. Among these letters was one which ran:	Чувство уныния, с которым Майкл вернулся от "первоисточника", несколько рассеялось благодаря письмам, которые он получал от самых, разнообразных лиц; писали ему большей частью люди молодые - писали сочувственно и очень серьезно. Он стал подумывать, не слишком ли в конечном счете беспечны политики-практики, напоминающие конферансье в мюзик-холле, которые изо всех сил стараются заставить публику забыть, что у нее есть вкус. И зародилось подозрение: являются ли палата и даже пресса подлинными выразителями общественного мнения? Между прочим, получил он такое письмо:
"Sunshine House,	"Солнечный, приют"
"Bethnal Green.	Бетнел-Грин
"DEAR MR. MONT,	Дорогой мистер Монт,
"I was so awfully glad to read your speech in The Times. I instantly got Sir James Foggart's book. I think the whole policy is simply splendid. You've no idea how heart-breaking it is for us who try to do things for children, to know that whatever we do is bound to be snowed under by the life they go to when school age ends. We have a good opportunity here of seeing the realities of child life in London.	Я была так рада, когда прочла Вашу речь в "Таймсе". Я сейчас же купила книгу сэра Джемса Фоггарта. Мне кажется, его план великолепен. Вы не знаете, как тяжело нам, пытающимся сделать что-то для детей, - как тяжело нам сознавать, что жизнь, которую приходится вести детям по окончании школы, сводит на нет всю нашу работу. Ведь мы лучше, чем кто бы то ни было, знаем, в каких условиях живут лондонские дети.
It's wonderful to see the fondness of the mothers for the little ones, in spite of their own hard lives-- though not all, of course, by any means; but we often notice, and I think it's common experience, that when the children get beyond ten or twelve, the fondness for them begins to assume another form. I suppose it's really the commercial possibilities of the child making themselves felt. When money comes in at the door, disinterested love seems to move towards the window. I suppose it's natural, but it's awfully sad, because the commercial possibilities are generally so miserable; and the children's after- life is often half ruined for the sake of the few shillings they earn. I do fervently hope something will come of your appeal; only--things move so slowly, don't they? I wish you would come down and see our House here. The children are adorable, and we try to give them sunshine.	Многие матери, которым и самим живется несладко, все готовы сделать для своих малышей; но мы часто замечали, что, когда ребенку исполнится десять - двенадцать лет, эта любовь принимает иные формы. Мне кажется, тогда-то родители и начинают понимать, что ребенка можно использовать как работника. Там, где пахнет деньгами, нет места для бескорыстной любви. Пожалуй, это - естественно, но тем не менее очень печально, ибо заработок детей ничтожен и жизнь ребенка приносится в жертву ради нескольких шиллингов. Всей душой надеюсь, что Ваше выступление принесет плоды; но все делается так медленно, не правда ли? Хорошо бы Вам приехать сюда, посмотреть наш приют. Дети прелестны, и мы стараемся дать им побольше солнца.
"Sincerely yours,	Искренне Вам преданная
"NORAH CURFEW."	Нора Кэрфью".
Bertie Curfew's sister! But surely that case would not really come to anything! Grateful for encouragement, and seeking light on Foggartism, he decided to go. Perhaps Norah Curfew would take the little Boddicks! He suggested to Fleur that she should accompany him, but she was afraid of picking up something unsuitable to the eleventh baronet, so he went alone.	Сестра Бэрти Кэрфью! Но, конечно, процесса не будет, все обойдется! Благодарный за сочувствие, хватаясь за каждую возможность получше разобраться в фоггартизме, Майкл решил ехать. Быть может. Нора Кэрфью примет в свой приют детей Боддика! Он предложил Флер ехать вместе, но она побоялась занести в дом заразу, опасную для одиннадцатого баронета, и Майкл отправился один.
The house, facing the wintry space called Bethnal Green, consisted of three small houses converted into one, with their three small back yards, trellised round and gravelled, for a playground. Over the door were the words: SUNSHINE HOUSE, in gold capitals. The walls were cream-coloured, the woodwork dark, and the curtains of gay chintz. Michael was received in the entrance-lobby by Norah Curfew herself. Tall, slim and straight, with dark hair brushed back from a pale face, she had brown eyes, clear, straight and glowing.	Приют находился в местности, называемой Бетнел-Грин; три маленьких домика были соединены в один; три дворика, обнесенные общей стеной, превращены в площадку для игр; над входной дверью золотыми буквами было начертано: "Солнечный приют". На окнах висели веселые ситцевые занавески, стены были окрашены в кремовый цвет. В передней Майкла встретила Нора Кэрфью, высокая, стройная, темноволосая; у нее было бледное лицо и карие глаза, ясные и чистые.
'Gosh!' thought Michael, as she wrung his hand. 'She IS swept and garnished. No basement in her soul!'	"Да, - подумал Майкл, пожимая ей руку, - вот здесь все в полном порядке. В этой душе нет темных закоулков!"
"It WAS good of you to come, Mr. Mont. Let me take you over the house. This is the playroom."	" - Как хорошо, что вы приехали, мистер Монт! Я вам покажу весь дом. Вот комната для игр.
Michael entered a room of spotless character, which had evidently been formed from several knocked into one. Six small children dressed in blue linen were seated on the floor, playing games. They embraced the knees of Norah Curfew when she came within reach. With the exception of one little girl Michael thought them rather ugly.	Майкл вошел в залу - видимо, несколько маленьких комнат были соединены в одну. Шесть ребятишек в синих полотняных платьях сидели на полу и играли в какие-то игры. Когда Нора Кэрфью подошла к ним, они уцепились за ее платье. Все они, за исключением одной девочки, показались Майклу некрасивыми.
"These are our residents. The others only come out of school hours. We have to limit them to fifty, and that's a pretty good squeeze. We want funds to take the next two houses."	- Вот эти живут у нас постоянно. Остальные приходят после школы. Сейчас у нас только пятьдесят человек, но все-таки очень тесно. Нужно раздобыть денег, чтобы арендовать еще два дома.
"How many of you are working here?"	- Какой у вас персонал?
"Six. Two of us do the cooking; one the accounts; and the rest washing, mending, games, singing, dancing, and general chores. Two of us live in."	- Нас шесть человек; две занимаются стряпней, одна бухгалтерией, а остальные стирают, штопают, играют с детьми и исполняют всю работу по дому. Две из нас живут здесь.
"I don't see your harps and crowns."	- Где же ваши арфы и венцы?
Norah Curfew smiled.	Нора Кэрфью улыбнулась.
"Pawned," she said.	- Заложены, - сказала она.
"What do you do about religion?" asked Michael, thinking of the eleventh baronet's future.	- Как вы разрешаете вопрос религии? - спросил Майкл, озабоченный воспитанием одиннадцатого баронета.
"Well, on the whole we don't. You see, they're none of them more than twelve; and the religious age, when it begins at all, begins with sex about fourteen. We just try to teach kindness and cheerfulness. I had my brother down the other day. He's always laughed at me; but he's going to do a matinee for us, and give us the proceeds."	- В сущности - никак. Здесь нет детей старше двенадцати лет, а религиозными вопросами дети начинают интересоваться лет с четырнадцати, не раньше. Мы просто стараемся приучать детей быть веселыми и добрыми. На днях сюда приезжал мой брат. Он всегда надо мной подсмеивается, но все-таки хочет поставить в нашу пользу спектакль.
"What play?"	- Какая пойдет пьеса?
"I think it's called 'The Plain Dealer.' He says he's always wanted to do it for a good object."	- Кажется, "Прямодушный"; брат говорит, что он уже давно предназначил эту пьесу для какого-нибудь благотворительного спектакля.
Michael stared.	Майкл посмотрел на нее с удивлением.
"Do you know 'The Plain Dealer'?"	- А вы знаете, что это за пьеса?
"No; it's by one of the Restoration people, isn't it?"	- Нет. Кажется, одного из драматургов Реставрации?
"Wycherley."	- Уичерли [14].
"Oh! yes!" Her eyes remaining clearer than the dawn,	- Ах да! - Глаза ее остались такими же ясными.
Michael thought: 'Poor dear! It's not my business to queer the pitch of her money-getting; but Master Bertie likes his little joke!'	"Бедняжка! - подумал Майкл. - Не мое дело объяснять ей, что послужит источником ее доходов, по этот Бэрти, видимо, непрочь подшутить".
"I must bring my wife down here," he said; "she'd love your walls and curtains. And I wanted to ask you--You haven't room, have you, for two more little girls, if we pay for them? Their father's down and out, and I'm starting him in the country--no mother."	- Я должен привезти сюда жену, - сказал он, - ей понравится цвет стен и эти занавески. И еще скажите, не могли бы вы потесниться и принять двух маленьких девочек, если мы будем за них платить? Их отец безработный - я хочу дать ему работу за городом; матери нет.
Norah Curfew wrinkled her straight brows, and on her face came the look Michael always connected with haloes, an anxious longing to stretch good-will beyond power and pocket.	Нора Кэрфью сдвинула брови, и лицо ее выразило напряженное желание одной доброй волей преодолеть все препятствия.
"Oh! we must!" she said. "I'll manage somehow. What are their names?"	- Нужно попытаться, - сказала она. - Как-нибудь устрою. Как их зовут?
"Boddick--Christian, I don't know. I call them by their ages--Four and Five."	- Фамилия Боддик, имен я не знаю. Одной - четыре года, другой - пять.
"Give me the address. I'll go and see them myself; if they haven't got anything catching, they shall come."	- Дайте мне адрес, я сама к ним заеду. Если они не больны какой-нибудь заразной болезнью, мы их возьмем.
"You really are an angel," said Michael, simply.	- Вы - ангел! - сказал Майкл.
Norah Curfew coloured, and opened a door.	Нора Кэрфью покраснела.
"That's silly," she said, still more simply. "This is our mess-room."	- Вздор! - сказала она, открывая дверь в соседнюю комнату. - Вот наша столовая.
It was not large, and contained a girl working a typewriter, who stopped with her hands on the keys and looked round; another girl beating up eggs in a bowl, who stopped reading a book of poetry; and a third, who seemed practising a physical exercise, and stopped with her arms extended.	Комната была небольшая. За пишущей машинкой сидела девушка, она подняла голову, когда вошел Майкл. Другая девушка сбивала яйца в чашке и в то же время читала томик стихов. Третья, видимо, занималась гимнастикой - она так и застыла с поднятыми руками.
"This is Mr. Mont," said Norah Curfew, "who made that splendid speech in the House. Miss Betts, Miss La Fontaine, Miss Beeston."	- Это мистер Монт, - сказала Нора Кэрфью, - мистер Монт, который произнес в палате ту самую прекрасную речь. Мисс Бэте, мисс Лафонтэн, мисс Бистон.
The girls bowed, and the one who continued to beat the eggs, said:	Девушки поклонились, и та, что сбивала яйца, сказала:
"It was bully."	- Замечательная речь.
Michael also bowed.	Майкл тоже поклонился.
"Beating the air, I'm afraid."	- Боюсь, что все это впустую.
"Oh! but, Mr. Mont, it must have an effect.	- Ну что вы, мистер Монт, она возымеет действие.
It said what so many people are really thinking."	Вы сказали то, о чем многие думают.
"Ah!" said Michael, "but their thoughts are so deep, you know."	- Но знаете, - сказал Майкл, - они так глубоко прячут свои мысли!
"Do sit down."	- Садитесь же.
Michael sat on the end of a peacock-blue divan.	Майкл опустился на синий диван.
"I was born in South Africa," said the egg-beater, "and I know what's waiting."	- Я родилась в Южной Африке, - сказала та, которая сбивала яйца, - и знаю, что значит ждать.
"My father was in the House," said the girl, whose arms had come down to her splendid sides. "He was very much struck. Anyway, we're jolly grateful."	- Мой отец был в палате, - сказала девушка, занимавшаяся гимнастикой. - Ваша речь произвела на него глубокое впечатление. Во всяком случае, мы вам благодарны.
Michael looked from one to the other.	Майкл переводил взгляд с одной на другую.
"I suppose if you don't all believe in things, you wouldn't be doing this? YOU don't think the shutters are up in England, anyway?"	- Если б вы ни во что не верили, вы не стали бы здесь работать, правда? Уж вы-то наверное не считаете, что Англия дошла до точки?
"Good Lord, no!" said the girl at the typewriter; "you've only to live among the poor to know that."	- О боже! Конечно, нет! - сказала девушка, сидевшая за машинкой.
"The poor haven't got every virtue, and the rich haven't got every vice--that's nonsense!" broke in the physical exerciser.	Нужно пожить среди бедняков, чтобы это понять.
Michael murmured soothingly.
"I wasn't thinking of that. I was wondering whether something doesn't hang over our heads too much?"	- В сущности, я имел в виду другое, - сказал Майкл. - Я размышлял, не нависла ли над нами серьезная опасность.
"D'you mean poison-gas?"	- Вы говорите о ядовитых газах?
"Partly; and town blight, and a feeling that Progress has been found out."	- Пожалуй, но это не все; тут и гибельное влияние городов и банкротство цивилизации.
"Well, I don't know," replied the egg-beater, who was dark and pretty and had a slight engaging stammer, "I used to think so in the war. But Europe isn't the world. Europe isn't even very important, really. The sun hardly shines there, anyway."	- Не знаю, - отозвалась хорошенькая брюнетка, сбивавшая яйца. - Я тоже так думала во время войны. Но ведь Европа - это не весь мир. В сущности, она большого значения не имеет. Здесь и солнце-то почти не светит.
Michael nodded.	Майкл кивнул.
"After all, if the Millennium comes and we do blot each other out, in Europe, it'll only mean another desert about the size of the Sahara, and the loss of a lot of people obviously too ill-conditioned to be fit to live. It'd be a jolly good lesson to the rest of the world, wouldn't it? Luckily the other continents are far off each other."	- В конце концов если здесь, в Европе, мы сотрем друг друга с лица земли, то появится только новая пустыня величиной с Сахару, погибнут люди, слишком бедствовавшие, чтобы приспособиться к жизни, а для остального человечества наша судьба послужит уроком, не правда ли? Хорошо, что континенты далеко отстоят один от другого!
"Cheerful!" exclaimed Norah Curfew.	- Весело! - воскликнула Нора Кэрфью.
Michael grinned.	Майкл усмехнулся.
"Well, one can't help catching the atmosphere of this place. I admire you all frightfully, you know, giving up everything, to come and do this."	- Я невольно заражаюсь атмосферой этого дома. Знаете, я вами восхищаюсь: вы от всего отказались, чтобы прийти сюда работать.
"That's tosh," said the girl at the typewriter. "What is there to give up--bunny-hugging? One got used to doing things, in the war."	- Пустяки, - сказала девушка за машинкой. - От чего было отказываться - от фокстротов? Во время войны мы привыкли работать.
"If it comes to that," said the egg-beater, "we admire you much more, for not giving up--Parliament."	- Уж коли на то пошло, - вмешалась девушка, сбивавшая яйца, - мы вами восхищаемся гораздо больше: вы не отказываетесь от работы в парламенте.
Again Michael grinned.	Снова Майкл усмехнулся.
"Miss La Fontaine--wanted in the kitchen!"	- Мисс Лафонтэн, вас зовут на кухню!
The egg-beater went towards the door.	Девушка, сбивавшая яйца, направилась к двери.
"Can you--beat eggs? D'you mind--shan't be a minute."	- Вы умеете сбивать яйца? Я сию минуту вернусь.
Handing Michael the bowl and fork, she vanished.	И, вручив Майклу чашку и вилку, она скрылась.
"What a shame!" said Norah Curfew. "Let me!"	- Какой позор! - воскликнула Нора Кэрфью. - Дайте мне!
"No," said Michael; "I can beat eggs with anybody. What do you all feel about cutting children adrift at fourteen?"	- Нет, - сказал Майкл, - я умею сбивать яйца, А как вы смотрите на то, что в четырнадцать лет детей придется отрывать от дома?
"Well, of course, it'll be bitterly opposed," said the girl at the typewriter. "They'll call it inhuman, and all that. It's much more inhuman really to keep them here."	- Конечно, многие будут резко возражать, - сказала девушка, сидевшая за машинкой, - скажут, что бесчеловечно, жестоко. Но еще бесчеловечнее держать детей здесь.
"The real trouble," said Norah Curfew, "apart from the shillings earned, is the class-interference idea. Besides, Imperialism isn't popular."	- Хуже всего, - сказала Нора Кэрфью. - это вопрос о заработках детей и еще идея о вмешательстве одного класса в дела другого. Да и имперская политика сейчас не в моде.
"I should jolly well think it isn't," muttered the physical exerciser.	- Еще бы она была в моде, - проворчала гимнастка.
"Ah!" said the typist, "but this isn't Imperialism, is it, Mr. Mont? It's all on the lines of making the Dominions the equal of the Mother Country."	- О, - сказала машинистка, - но ведь это не та имперская политика, не правда ли, мистер Монт? Это скорее стремление уравнять права доминионов и метрополии.
Michael nodded.	Майкл кивнул.
"Commonwealth."	- Содружество наций.
"That won't prevent their camouflaging their objection to losing the children's wages," said the physical exerciser.	- Это не помешает маскировать подлинную цель: сохранить заработок детей, - сказала гимнастка.
A close discussion ensued between the three young women as to the exact effect of children's wages on the working-class budget. Michael beat his eggs and listened. It was, he knew, a point of the utmost importance. The general conclusion seemed to be that children earned on the whole rather more than their keep, but that it was 'very short-sighted in the long run,' because it fostered surplus population and unemployment, and a "great shame" to spoil the children's chances for the sake of the parents.	И три девушки стали подробно обсуждать вопрос, насколько заработки детей увеличивают бюджет рабочего. Майкл сбивал яйца и слушал. Он знал, сколь важен этот вопрос. Согласились на том, что дети часто зарабатывают больше, чем себе на пропитание, но что "в конечном счете это недальновидно", потому что приводит к перенаселению И безработице, и "просто стыдно" портить детям жизнь ради родителей.
The re-entrance of the egg-beater put a stop to it.	Разговор прервался, когда вошла девушка, сбивавшая яйца.
"They're beginning to come in, Norah."	- Дети собираются, Нора.
The physical exerciser slipped out, and Norah Curfew said:	Гимнастка исчезла. Нора Кэрфью сказала:
"Now, Mr. Mont, would you like to see them?"	- Ну, мистер Монт, хотите взглянуть на них?
Michael followed her. He was thinking: 'I wish Fleur had come!' These girls seemed really to believe in things.	Майкл последовал за ней. Он думал: "Жаль, что Флер со мной не поехала!" Казалось, эти девушки действительно во что-то верили.
Down-stairs the children were trickling in from school. He stood and watched them. They seemed a queer blend of anaemia and vitality, of effervescence and obedience. Unselfconscious as puppies, but old beyond their years; and yet, looking as if they never thought ahead. Each movement, each action was as if it were their last. They were very quick. Most of them carried something to eat in a paper bag, or a bit of grease-paper. They chattered, and didn't laugh. Their accent struck Michael as deplorable. Six or seven at most were nice to look at; but nearly all looked good- tempered, and none seemed to be selfish. Their movements were jerky. They mobbed Norah Curfew and the physical exerciser; obeyed without question, ate without appetite, and grabbed at the house- cat. Michael was fascinated.	Стоя в передней, Майкл смотрел, как дом наполняется детьми. Они казались странной смесью малокровия и жизнеспособности, живости и послушания. Многие выглядели старше своих лет, но были непосредственны, как щенята, и, видимо, никогда не задумывались о будущем. Казалось, каждое их движение, каждый жест мог быть последним. Почти все принесли с собой что-нибудь поесть. Они болтали и не смеялись. Их произношение оставляло желать много лучшего. Шесть-семь ребят показались Майклу хорошенькими, и почти у всех вид был добродушный. Движения их были порывисты. Они тормошили Нору Кэрфью и гимнастку, повиновались беспрекословно, ели без всякого аппетита и приставали к кошке. Майкл был очарован.
With them came four or five mothers, who had questions to ask, or bottles to fill. They too were on perfect terms with the young women. Class did not exist in this house; only personality was present. He noticed that the children responded to his grin, that the women didn't, though they smiled at Norah Curfew and the physical exerciser; he wondered if they would give him a bit of their minds if they knew of his speech.	Вместе с ними пришли четыре или пять женщин - матери, которым нужно было о чем-нибудь спросить или посоветоваться. Они тоже были в прекрасных отношениях с воспитательницами. В этом доме не было речи о классовых различиях; значение имела только человеческая личность. Майкл заметил, что дети отвечают на его улыбку, а женщины остаются серьезными, хотя Нoрe Кэрфью и девушке, занимавшейся гимнастикой, они улыбались. Интересно, поделились бы они с ним своими мыслями, если б знали о его речи?
Norah Curfew accompanied him to the door.	Нора Кэрфью проводила его до двери.
"Aren't they ducks?"	- Не правда ли, они милые?
"I'm afraid if I saw much of them, I should give up Foggartism."	- Боюсь, как бы мне не отречься от фоггартизма, если я слишком долго буду на них смотреть.
"Oh! but why?"	- Что вы! Почему?
"Well, you see it designs to make them men and women of property."	- Видите ли, фоггартизм хочет сделать из них собственников.
"You mean that would spoil them?"	- Вы думаете, что это их испортит?
Michael grinned.	Майкл усмехнулся.
"There's something dangerous about silver spoons. Here's my initiation fee."	- С серебряной ложкой связана опасность. Вот мой вступительный взнос.
He handed her all his money.	Он вручил ей все свои деньги.
"Oh! Mr. Mont, we didn't--!"	- О мистер Монт, право же...
"Well, give me back sixpence, otherwise I shall have to walk home."	- Ну так верните мне шесть пенсов, иначе мне придется идти домой пешком.
"It's frightfully kind of you. Do come again; and please don't give up Foggartism."	- Какой вы добрый! Навещайте нас и, пожалуйста, не отрекайтесь от фоггартизма.
He walked to the train thinking of her eyes; and, on reaching home, said to Fleur:	По дороге на станцию он думал об ее глазах, а вернувшись домой, сказал Флар:
"You absolutely must come and see that place. It's quite clean, and the spirit's topping. It's bucked me up like anything. Norah Curfew's perfectly splendid."	- Ты непременно должна туда съездить и посмотреть. Чистота там изумительная, и дух бодрый. Я набрался сил. Молодец эта Нора Кэрфью.
Fleur looked at him between her lashes.	Флер посмотрела на него из-под опущенных ресниц.
"Oh!" she said. "I will."	- Да? - сказала она. - Хорошо, съезжу.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты