THE SILVER SPOON/Серебрянная ложка (часть первая)

CHAPTER XIV FURTHER CONSIDERATION/XIV. ДАЛЬНЕЙШИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ

English	Русский
The Government had 'taken their toss' over the Editor--no one could say precisely why--and Michael sat down to compose his Address. How say enough without saying anything?	По не вполне понятным причинам зловредный редактор действительно "подставил ножку" правительству, и Майкл засел писать обращение к избирателям. Как сказать много и скрыть самое главное?
And, having impetuously written: "Electors of Mid-Bucks," he remained for many moments still as a man who has had too good a dinner. "If"--he traced words slowly--"if you again return me as your representative, I shall do my best for the Country according to my lights. I consider the limitation of armaments, and, failing that, the security of Britain through the enlargement of our Air defences; the development of home agriculture; the elimination of unemployment through increased emigration to the Dominions; and the improvement of the national health particularly through the abatement of slums and smoke, to be the most pressing and immediate concerns of British policy. If I am returned, I shall endeavour to foster these ends with determination and coherence; and try not to abuse those whose opinions differ from my own. At my meetings I shall seek to give you some concrete idea of what is in my mind, and submit myself to your questioning."	"Избиратели Мид-Бэкса, - решительно написал он, а затем долго сидел не двигаясь, как человек, слишком плотно пообедавший. - Если вы снова обратитесь ко мне как к своему представителю, - медленно писал он, - я приложу все силы, чтобы послужить на пользу страны. В первую очередь я считаю необходимым следующее: сокращение вооружений, а в худшем случае увеличение воздушного флота в целях защиты Англии; развитие земледелия; ликвидацию безработицы путем эмиграции в доминионы; борьбу с дымом и уничтожение трущоб как меры здравоохранения. В случае моего избрания я буду преследовать свои цели решительно и неуклонно, не пороча, однако, тех, кто моих убеждений не разделяет. На наших митингах я постараюсь дать вам более ясное представление о моей платформе и сочту своим долгом ответить на все вопросы".
Dared he leave it at that? Could one issue an address containing no disparagement of the other side, no panegyric of his own? Would his Committee allow it? Would the electors swallow it? Well, if his Committee didn't like it--they could turn it down, and himself with it; only--they wouldn't have time to get another candidate!	Можно ли этим ограничиться? Можно ли в обращении к избирателям не порочить противников, не превозносить самого себя? Как посмотрит на это комитет? Что скажут избиратели? Ну что ж! Если комитет останется недоволен, пускай вышвырнет обращение, а вместе с ним и его, Майкла! Впрочем, у них нет времени искать другого депутата.
The Committee, indeed, did not like it, but they lumped it; and the Address went out with an effigy on it of Michael, looking, as he said, like a hair-dresser.	Комитет действительно остался недоволен, но примирился, и обращение вместе с портретом Майкла было отпечатано и распространено среди избирателей. Майкл утверждал, что он на этом снимке похож на парикмахера.
Thereon he plunged into a fray, which, like every other, began in the general and ended in the particular.	А затем его затянула ссора, которая, как и всякая ссора, началась с общего, а кончилась личностями.
During the first Sunday lull at Lippinghall, he developed his poultry scheme--by marking out sites, and deciding how water could be laid on. The bailiff was sulky. In his view it was throwing away money. "Fellers like that!" Who was going to teach them the job? He had no time, himself. It would run into hundreds, and might just as well be poured down the gutter.	Во время первого своего воскресного отдыха в Липпингхолле Майкл стал осуществлять идею о птичьем дворе: распланировал участок, обсудил, как провести воду. Управляющий хмурился. По его мнению, то была ненужная трата денег. Кто будет обучать эту публику? У него, во всяком случае, нет на это времени. Тут пахнет сотнями, а толку не будет.
"The townsman's no mortial use on the land, Master Michael."	- Нечего горожанам браться за сельское хозяйство, мистер Майкл.
"So everybody says. But, look here, Tutfield, here are three 'down and outs,' two of them ex-Service, and you've got to help me put this through. You say yourself this land's all right for poultry-- well, it's doing no good now. Bowman knows every last thing about chickens; set him on to it until these chaps get the hang. Be a good fellow and put your heart into it; you wouldn't like being 'down and out' yourself."	- Все так говорят. Но послушайте, Тэтфилд, эти люди - безработные; из них двое были на войне. Я рассчитываю на вашу помощь. Вы сами говорите, что этот участок годится для разведения кур, а сейчас им все равно никто не пользуется. Поручите Баумену руководить этой тройкой, пока они не ознакомятся с делом. Подумайте, каково бы вам жилось, если бы вы сами были безработным.
The bailiff had a weakness for Michael, whom he had known from his bottle up. He knew the result, but if Master Michael liked to throw his father's money away, it was no business of his. He even went so far as to mention that he knew "a feller" who had a hut for sale not ten miles away; and that there was "plenty of wood in the copse for the cuttin'."	Управляющий знал Майкла с пеленок и питал к нему слабость. Он предвидел, каковы будут результаты, но если мистеру Майклу угодно тратить отцовские денежки, то его - Тэтфилда - это не касается. Он даже вспомнил, что знает поблизости одного паренька, который продает свой домишко, и что в роще дров "хоть отбавляй".
On the Tuesday after the Government had fallen Michael went up to town and summoned a meeting of his 'down and outs.' They came at three the following day, and he placed them in chairs round the dining-table. Standing under the Goya, like a general about to detail a plan of attack which others would have to execute, he developed his proposal. The three faces expressed little, and that without conviction. Only Bergfeld had known anything of it, before, and his face was the most doubting.	Во вторник на следующей неделе после падения правительства Майкл приехал в город и предложил своим безработным явиться в среду к трем часам на совещание. Они пришли в назначенный час и уселись вокруг обеденного стола, а Майкл, стоя под картиной Гойи, словно генерал, развертывающий план кампании, изложил свое предложение. По лицам этих людей трудно было угадать, какое впечатление произвели его слова. Один только Бергфелд раньше слышал об этом плане, но вид у актера был очень неуверенный.
"I don't know in the least," went on Michael, "what you think of it; but you all want jobs--two of you in the open, and you, Boddick, don't mind what it is, I think."	- Я понятия не имею, как вы посмотрите на мое предложение, - продолжал Майкл, - но все вы нуждаетесь в работе. Двое ищут работы на свежем воздухе, а вы, Боддик, насколько мне известно, готовы взяться за что угодно.
"That's right, sir," said Boddick, "I'm on."	- Правильно, сэр, - ответил Боддик. - Я на все согласен.
Michael instantly put him down as the best man of the three.	Майкл тотчас же отметил его как самого надежного из тройки.
The other two were silent till Bergfeld said:	Другие двое молчали. Наконец Бергфелд сказал:
"If I had my savings--"	- Если бы у меня были мои сбережения...
Michael interrupted quickly:	Майкл поспешил его перебить:
"I'm putting in the capital; you three put in the brains and labour. It's probably not more than a bare living, but I hope it'll be a healthy one. What do YOU say, Mr. Swain?"	- Я вкладываю капитал, это мой взнос, а вы вносите свой труд. Вряд ли будут какие-нибудь барыши, но на жизнь хватит. Ваше мнение, мистер Суэн?
The hair-dresser, more shadow-stricken than ever, in the glow of Fleur's Spanish room, smiled.	Парикмахер, в теплом свете испанской комнаты более чем когда-либо похожий на призрак, улыбнулся.
"I'm sure it's very kind of you. I don't mind havin' a try--only, who's goin' to boss the show?"	- Вы очень добры, сэр. Я готов попробовать, но - кто у нас будет главным?
"Co-operation, Mr. Swain."	- Это кооперативное товарищество, мистер Суэн.
"Ah!" said the hair-dresser; "thought so. But I've seen a lot of tries at that, and it always ends in one bloke swallerin' the rest."	- А, я так и думал, - протянул парикмахер. - Но в таких случаях дело всегда кончается тем, что кто-нибудь забирает все в свои руки и выбрасывает остальных.
"Very well," said Michael, suddenly, "I'll boss it. But if any of you crane at the job, say so at once, and have done with it. Otherwise I'll get that hut delivered and set up, and we'll start this day month."	- Отлично, - неожиданно решил Майкл, - я сам буду главным. Но если вам это дело не улыбается, скажите сейчас же; в противном случае я распоряжусь о постройке дома, и через месяц вы переселяетесь.
Boddick got up, and said:	Боддик поднялся и заявил:
"Right, sir. What about my children?"	- Я согласен, сэр. А как быть с детьми?
"How old, Boddick?"	- Сколько им лет, Боддик?
"Two little girls, four and five."	- Две девочки, четырех и пяти лет.
"Oh! yes!" Michael had forgotten this item. "We must see about that."	- Ах, да! - Майкл об этом забыл. - Мы что-нибудь для них придумаем.
Boddick touched his forelock, shook Michael's hand, and went out. The other two remained standing.	Боддик пожал Майклу руку и вышел. Другие двое замешкались.
"Good-bye, Mr. Bergfeld; good-bye, Mr. Swain!"	- Прощайте, мистер Бергфелд; прощайте, мистер Суэн!
"If I might--"	Не могу ли я...
"Could I speak to you for a minute?"	- Разрешите сказать вам два слова?
"Anything you have to say," said Michael, astutely, "had better be said in each other's presence."	- Вы можете говорить в присутствии друг друга.
"I've always been used to hair."	- Сэр, я привык к своему ремеслу. Стрижка, бритье...
'Pity,' thought Michael, 'that Life didn't drop that "h" for him-- poor beggar!' "Well, we'll get you a breed of birds that can be shingled," he said.	- Ну, мы вам раздобудем такую породу кур, которых можно стричь, сказал Майкл.
The hairdresser smiled down one side of his face.	Парикмахер криво усмехнулся и заметил:
"Beggars can't be choosers," he remarked.	- Нищим выбирать не приходится.
"_I_ wished to ask you," said Bergfeld, "what system we shall adopt?"	- А я хотел вас спросить, какой системе мы будем следовать? - осведомился Бергфелд.
"That's got to be worked out. Here are two books on poultry- keeping; you'd better read one each, and swop."	- Об этом мы подумаем. Вот две книги по птицеводству для вас и мистера Суэна, потом поменяетесь.
He noted that Bergfeld took both without remonstrance on the part of Swain.	Майкл заметил, что Бергфелд взял обе книги, а Суэн не стал протестовать.
Seeing them out into the Square, he thought: 'Rum team! It won't work, but they've got their chance.'	Проводив их, он выглянул на улицу и посмотрел им вслед, размышляя: "Ничего из этого не выйдет, но всетаки пусть попробуют".
A young man who had been standing on the pavement came forward.	К нему подошел какой-то молодой человек.
"Mr. Michael Mont, M. P.?"	- Мистер Майкл Монт, член парламента?
"Yes."	- Да.
"Mrs. Michael Mont at home?"	- Миссис Майкл Монт дома?
"I think so. What do you want?"	- Кажется, дома. Что вам нужно?
"I must see her personally, please."	- Я должен передать лично ей.
"Who are you from?"	- Вы от кого?
"Messrs. Settlewhite and Stark--a suit."	- От Сэтлуайта и Старка.
"Dressmakers?"	- Портные?
The young man smiled.	Молодой человек улыбнулся.
"Come in," said Michael. "I'll see if she's at home."	- Входите, - сказал Майкл. - Я узнаю, дома ли она.
Fleur was in the 'parlour.'	Флер была в гостиной.
"A young man from some dressmaker's for you, dear."	- Дорогая, к тебе пришел какой-то молодой человек от портного.
"Mrs. Michael Mont? In the suit of Ferrar against Mont--libel. Good day, madam."	- Миссис Майкл Монт? Вам повестка по делу Феррар против Монт; дело о дифамации. Всего хорошего, мэм.
Between those hours of four and eight, when Soames arrived from Mapledurham, Michael suffered more than Fleur. To sit and see a legal operation performed on her with all the scientific skill of the British Bar, it was an appalling prospect; and there would be no satisfaction in Marjorie Ferrar's also being on the table, with her inside exposed to the gaze of all! He was only disconcerted, therefore, when Fleur said:	В этот промежуток времени, от четырех до восьми, когда из Мейплдерхема приехал Сомс, Майкл страдал сильнее, чем Флер. Жуткая перспектива: сидеть в суде и наблюдать, как законники по всем правилам юридической науки пытают твою жену! Его нисколько не утешало, что Марджори Феррар также будет фигурировать на суде и ее личная жизнь сделается достоянием общества. Вот почему он был огорчен, когда Флер заявила:
"All right; if she wants to be opened up, she shall be. I know she flew to Paris with Walter Nazing last November; and I've always been told she was Bertie Curfew's mistress for a year."	- Отлично! Если она хочет огласки, пусть будет так! Я знаю, что в ноябре прошлого года она летала в Париж с Уолтером Нэйзингом; и мне все говорили, что она целый год была любовницей Бэрти Кэрфью.
A Society case--cream for all the cats in Society, muck for all the blow-flies in the streets--and Fleur the hub of it! He waited for Soames with impatience. Though 'Old Forsyte's' indignation had started this, Michael turned to him now, as to an anchor let go off a lee shore. The 'old man' had experience, judgment, and a chin; he would know what, except bearing it with a grin, could be done. Gazing at a square foot of study wall which had escaped a framed caricature, he reflected on the underlying savagery of life. He would be eating a lobster to-night that had been slowly boiled alive! This study had been cleaned out by a charwoman whose mother was dying of cancer, whose son had lost a leg in the war, and who looked so jolly tired that he felt quite bad whenever he thought of her. The Bergfelds, Swains and Boddicks of the world--the Camden Towns, and Mile Ends--the devastated regions of France, the rock villages of Italy! Over it all what a thin crust of gentility! Members of Parliament, and ladies of fashion, like himself and Fleur, simpering and sucking silver spoons, and now and then dropping spoons and simper, and going for each other like Kilkenny cats!	Великосветский процесс - сливки для светских кошек, навоз для навозных мух, а Флер - центральная фигура процесса! Майкл с нетерпением ждал Сомса. Хотя кашу заварил "Старый Форсайт", но теперь Майкл у него искал помощи. У старика есть опыт, здравый смысл и подбородок; старик скажет, как нужно действовать. Поглядывая на единственный кусок обоев, не закрытый карикатурами, Майкл думал о том, как жестока жизнь. За обедом ему предстоит есть омара, которого сварили заживо. Вот этот его кабинет убирает поденщица, у которой мать умирает от рака, а сын лишился ноги на войне, и вид у нее всегда такой усталый, что от одной мысли, о ней делается не по себе. Бесчисленные Бергфелды, Суэны, Боддики; городские трущобы, Франция, опустошенная войной, нищие итальянские деревушки! И надо всем этим тонкая корка высшего общества. Члены парламента и светские женщины, как сам он и Флер, любезно улыбаются и сосут серебряные ложки, а время от времени, забыв и ложки и улыбки, вцепляются друг в друга и дерутся не на жизнь, а на смерть.
"What evidence has she got to support those words?" Michael racked his memory. This was going to be a game of bluff. That Walter Nazing and Marjorie Ferrar had flown to Paris together appeared to him of next to no importance. People could still fly in couples with impunity; and as to what had happened afterwards in the great rabbit-warren Outre Manche--Pff! The Bertie Curfew affair was different. Smoke of a year's duration probably had fire behind it. He knew Bertie Curfew, the enterprising Director of the 'Ne Plus Ultra Play Society,' whose device was a stork swallowing a frog--a long young man, with long young hair that shone and was brushed back, and a long young record; a strange mixture of enthusiasm and contempt, from one to the other of which he passed with extreme suddenness. His sister, of whom he always spoke as 'Poor Norah,' in Michael's opinion was worth ten of him. She ran a Children's House in Bethnal Green, and had eyes from which meanness and evil shrank away.	"Какие она может привести доказательства в подтверждение этих слов?" Майкл напрягал память. По его мнению, перелету Уолтера Нэйзинга и Марджори Феррар в Париж не следовало придавать значения. В наше время парочки могут еще летать безнаказанно. А что там между ними было потом, в этом европейском Вавилоне, - поди докажи! Иначе обстояло дело с Бэрти Кэрфью. Нет дыма без огня, а дымом пахло в течение целого года. Майкл знал Бэрти Кэрфью, предприимчивого директора театрального общества "Nec plus ultra" [6]. Это был длинный молодой человек с длинными глянцевитыми волосами, которые он со лба зачесывал назад, и с длинной биографией; своеобразная смесь энтузиазма и презрения. За его сестру, которую он называл "Бедная Нора", Майкл отдал бы десяток таких, как Бэрти. Она заведовала детским приютом в БетнелГрин, и от одного ее взгляда живо замолкали все злые и трусливые языки.
Big Ben thumped out eight strokes; the Dandie barked, and Michael knew that Soames had come.	Большой Бэн пробил восемь, залаял Дэнди, и Майкл догадался, что пришел Сомс.
Very silent during dinner, Soames opened the discussion over a bottle of Lippinghall Madeira by asking to see the writ.	За обедом Сомс молчал, и только когда подали бутылку липпингхоллской мадеры, попросил, чтобы ему показали повестку.
When Fleur had brought it, he seemed to go into a trance.	Когда Флер ее принесла, он словно погрузился в транс.
'The old boy,' thought Michael, 'is thinking of his past. Wish he'd come to!'	"О своем прошлом задумался, - решил Майкл. - Хоть бы очнулся поскорее".
"Well, Father?" said Fleur at last.	- Ну, папа? - окликнула его наконец Флер.
As if from long scrutiny of a ghostly Court of Justice, Soames turned his eyes on his daughter's face.	Сомс поднял глаза и посмотрел на дочь.
"You won't eat your words, I suppose?"	- От своих слов ты, полагаю, не откажешься?
Fleur tossed her now de-shingled head.	Флер тряхнула головой.
"Do you want me to?"	- А ты хочешь, чтобы я отказалась?
"Can you substantiate them? You mustn't rely on what was told you-- that isn't evidence."	- Чем ты можешь их подкрепить? Мало того, что кто-то тебе сказал, это не доказательство.
"I know that Amabel Nazing came here and said that she didn't mind Walter flying to Paris with Majorie Ferrar, but that she did object to not having been told beforehand, so that she herself could have flown to Paris with somebody else."	- Я знаю, что Эмебел Нэйзинг была здесь и сказала, что ей все равно, пусть Уолтер летит в Париж с Марджори Феррар, но почему ее заранее не предупредили? Тогда она бы тоже могла с кем-нибудь удрать в Париж.
"We could subpoena that young woman," said Soames.	- Мы можем вызвать ее в качестве свидетельницы, - сказал Сомс.
Fleur shook her head.	Флер покачала головой.
"She'd never give Walter away in Court."	- На суде она ни за что не выдаст Уолтера.
"H'm! What else about this Miss Ferrar?"	- Гм! Что ты еще скажешь о мисс Феррар?
"Everybody knows of her relationship with Bertie Curfew."	- Все знают об ее связи с Бэрти Кэрфью.
"Yes," Michael put in, "and between 'everybody knows' and 'somebody tells' is a great gap fixed."	- Да, - вмешался Майкл, - но между "все знают" и "такой-то сказал" зияет пропасть.
Soames nodded.	Сомс кивнул.
"She just wants money out of us," cried Fleur; "she's always hard up. As if she cared whether people thought her moral or not! She despises morality--all her set do."	- Она просто хочет выманить у нас деньги! - воскликнула Флер. - Она всегда нуждается. Да разве ей есть дело до того, считают ли ее люди нравственной или безнравственной! Она не признает морали; в ее кружке все презирают мораль.
"Ah! Her view of morality!" said Soames, deeply; he was suddenly seeing a British Jury confronted by a barrister describing the modern view of morals: "No need, perhaps, to go into personal details."	- Ага! Ее точка зрения на мораль! - веско сказал Сомс. Мысленно он уже слышал, как адвокат излагает присяжным современную точку зрения на нравственность. - В подробности ее личной жизни, быть может, и не придется вдаваться.
Michael started up.	Майкл встрепенулся.
"By Jove, sir, you've hit it! If you can get her to admit that she's read certain books, seen or acted in certain plays, danced certain dances, worn certain clothes--"	- Честное слово, сэр, это блестящая мысль! Если мы заставим ее признаться, что она читала некоторые - определенного характера - книги, играла в некоторых пьесах, показывалась в не весьма скромных костюмах...
He fell back again into his chair; what if the other side started asking Fleur the same questions? Was it not the fashion to keep abreast of certain things, however moral one might really be? Who could stand up and profess to be shocked, to-day?	Он откинулся на спинку стула. А что, если те же вопросы зададут Флер? Ведь мода требует сейчас многого, будь ты в душе хоть трижды нравственна! Кто в наше время признает себя шокированным?
"Well?" said Soames.	- Ну? - сказал Сомс.
"Only that one's own point of view isn't quite a British Jury's, sir. Even yours and ours, I expect, don't precisely tally."	- Видите ли, сэр, у каждого свои взгляды. Наша точка зрения не обязательна для судьи и присяжных. Пожалуй, и мы с вами по-разному смотрим на вещи.
Soames looked at his daughter. He understood. Loose talk--afraid of being out of the fashion--evil communications corrupting all profession of good manners! Still, no Jury could look at her face without--who could resist the sudden raising of those white lids? Besides, she was a mother, and the other woman wasn't; or if she was--she shouldn't be! No, he held to his idea. A clever fellow at the Bar could turn the whole thing into an indictment of the fast set and modern morality, and save all the invidiousness of exposing a woman's private life.	Сомс взглянул на дочь. Он понял: распущенная болтовня, желание следовать моде, развращающее влияние знакомых! Но все же ни один присяжный не сможет перед ней устоять. Кроме того, она - мать, а та - нет; а если мать, то лучше бы она ею не была. Нет, он решил не отказываться от своего плана. Искусный адвокат сумеет свести все дело к разоблачению легкомысленного кружка и современных взглядов на нравственность и обойти молчанием личную жизнь этой женщины.
"You give me the names of her set and those books and plays and dancing clubs and things," he said. "I'll have the best man at the Bar."	- Запишите мне фамилии ее знакомых, названия книг, танцевальных клубов и так далее, - сказал он. - Мы пригласим лучшего адвоката.
Michael rose from the little conference somewhat eased in mind. If the matter could be shifted from the particular to the general; if, instead of attacking Marjorie Ferrar's practice, the defence could attack her theory, it would not be so dreadful. Soames took him apart in the hall.	Это совещание несколько успокоило Майкла. Вся история будет менее отвратительной, если удастся от частного перейти к общему и, вместо того чтобы разбирать поведение Марджори Феррар, повести атаку на ее теории. Сомс увлек Майкла в холл.
"I shall want all the information I can get about that young man and her."	- Я хочу иметь все сведения о ней и об этом молодом человеке.
Michael's face fell.	У Майкла физиономия вытянулась.
"You can't get it from me, sir, I haven't got it."	- Ничем не могу помочь, сэр; я ничего не знаю.
"She must be frightened," said Soames. "If I can frighten her, I can probably settle it out of Court without an apology."	- Нужно ее запугать, - сказал Сомс. - Если это удастся, я, быть может, улажу дело до суда, не принося никаких извинений.
"I see; use the information out of Court, but not in."	- Понимаю, но вы не используете этих сведений на суде?
Soames nodded.	Сомс кивнул.
"I shall tell them that we shall justify. Give me the young man's address."	- Я им дам понять, что нас оправдают. Скажите мне адрес этого молодого человека.
"Macbeth Chambers, Bloomsbury. It's close to the British Museum. But do remember, sir, that to air Miss Ferrar's linen in Court will be as bad for us as for her."	- Макбет-Чэмберс, Блумсбери. Недалеко от Британского музея. Но помните, сэр: если на суде будут мыть грязное белье Марджори Феррар, то нам это повредит не меньше, чем ей.
Again Soames nodded.	Снова Сомс кивнул.
When Fleur and her father had gone up, Michael lit a cigarette, and passed back into the 'parlour.' He sat down at the clavichord. The instrument made very little noise--so he could strum on it without fear of waking the eleventh baronet. From a Spanish tune picked up three years ago on his honeymoon, whose savagery always soothed him, his fingers wandered on: "I got a crown, you got a crown--all God's childern got a crown! Eb'ryone dat talk 'bout 'Eaben ain't goin' dere. All God's childern got a crown."	Когда Флер и Сомс пошли наверх, Майкл закурил папиросу и вернулся в гостиную. Он открыл клавикорды. Звук у них был очень слабый - можно было побренчать, не опасаясь разбудить одиннадцатого баронета. От примитивной испанский мелодии, подобранной им три года назад, во время свадебного путешествия, он перешел на песенку американских негров: "У меня венец, у тебя венец - у всех божьих деток райский венец. Не всякого, кто хочет, пустят в рай. У всех божьих деток венец".
Glass lustres on the walls gleamed out at him. As a child he had loved the colours of his aunt Pamela's glass chandeliers in the panelled rooms at Brook Street; but when he knew what was what, he and every one had laughed at them. And now lustres had come in again; and Aunt Pamela had gone out! "She had a crown--he had a crown--" Confound that tune! "Aupres de ma blonde--il fait bon-- fait bon--fait bon; Aupres de ma blonde, il fait bon dormir."	Со стен на него поблескивали хрустальные канделябры. Мальчиком он любил цветные стекла люстр в гостиной тети Памелы на Брук-стрит, но когда подрос, стал смеяться над ними, как все. А теперь люстры опять вошли в моду, а тетя Памела умерла! "У нее венец - у него венец". Вот проклятая мелодия! "Aupres de та blonde il fait bon - fait bon - fait bon. Aupres de та blonde il fait bon dormir" [7].
His 'blonde'--not so very blonde, either--would be in bed by now. Time to go up! But still he strummed on, and his mind wandered in and out--of poultry and politics, Old Forsyte, Fleur, Foggartism, and the Ferrar girl--like a man in a maelstrom whirling round with his head just above water. Who was it said the landing-place for modernity was a change of heart; the re-birth of a belief that life was worth while, and better life attainable? 'Better life?' Prerogative of priests? Not now. Humanity had got to save itself! To save itself--what was that, after all, but expression of 'the will to live'? But did humanity will to live as much as it used? That was the point. Michael stopped strumming and listened to the silence. Not even a clock ticking--time was inhospitable in 'parlours'; and England asleep outside. Was the English 'will to live' as strong as ever; or had they all become so spoiled, so sensitive to life, that they had weakened on it? Had they sucked their silver spoon so long that, threatened with a spoon of bone, they preferred to get down from table? 'I don't believe it,' thought Michael, 'I won't believe it. Only where are we going? Where am I going? Where are all God's children going?' To bed, it seemed!	Его "милая", наверное, уже легла. Пора идти! Но пальцы все наигрывали что-то, а мысли безвольно ходили по кругу - куры и политика, "Старый Форсайт", Флер, фоггартизм и Марджори Феррар - так крутится человек, попавший в водоворот, когда вода вот-вот покроет его с головой. Кто это сказал, что для современного человека единственное спасение - обновить свое сердце; родиться заново, с верой, что жить стоит, что есть и лучшая жизнь? Религия? Ну нет, с этим покончено. Человечество должно спасаться собственными силами. Спасаться - а что это, как не проявление "воли к жизни"? А воля к жизни, так же ли она сильна сейчас, как раньше? Вот в чем вопрос. Майкл перестал играть и прислушался к тишине. Даже часы не тикают - зачем помнить о времени в модной гостиной; а за окнами спит Англия. Сохранила ли Англия свою волю к жизни; или все они так избалованы, так впечатлительны, что дали ей ослабнуть? Может быть, они так долго сосали серебряную ложку, что, убоявшись деревянной, предпочитают просто встать из-за стола? "Не верю я этому, - подумал Майкл, - не верю. Только куда мы идем? Куда иду я? Куда идут все божьи детки?" Скорей всего спать.
And Big Ben struck: One.	И Большой Бэн пробил час.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты