THE SILVER SPOON/Серебрянная ложка

CHAPTER III MICHAEL TAKES 'A LUNAR'/III. МАЙКЛ "ПРОИЗВОДИТ РАЗВЕДКУ"

English	Русский
Michael had returned from Italy with the longing to 'get on with it,' which results from Southern holidays. Countryman by upbringing, still deeply absorbed by the unemployment problem, and committed to Foggartism, as its remedy, he had taken up no other hobby in the House, and was eating the country's bread, if somewhat unbuttered, and doing nothing for it. He desired, therefore, to know where he stood, and how long he was going to stand there.	Из Италии Майкл вернулся, охваченный тем желанием приняться за дело, которое свойственно людям после дней отдыха, проведенных на юге. Он вырос в деревне, по-прежнему интересовался проблемой безработицы, по-прежнему верил, что фоггартизм может разрешить ее; больше ни одним из обсуждаемых в палате вопросов он не увлекся и пока что поедав хлеб, взращенный другими, и ничего не делал. И теперь ему хотелось знать, какую, в сущности, позицию он занимает и долго ли будет ее занимать.
Bent on 'taking this lunar'--as 'Old Forsyte' would call it--at his own position, he walked away from the House that same day, after dealing with an accumulated correspondence. He walked towards Pevensey Blythe, in the office of that self-sufficing weekly: The Outpost. Sunburnt from his Italian holiday and thinned by Italian cookery, he moved briskly, and thought of many things. Passing down on to the Embankment, where a number of unemployed birds on a number of trees were also wondering, it seemed, where they stood and how long they were going to stand there, he took a letter from his pocket to read a second time.	Выйдя в тот день из палаты, где разбирал накопившиеся письма, он побрел по улице с намерением "произвести разведку", как выразился бы "Старый Форсайт". Направлялся он к Пивенси Блайту, в редакцию еженедельного журнала "Аванпост - Загорелый от итальянского солнца, похудевший от итальянской кухни, он шел быстро и думал о многом. Дойдя до набережной, где на деревьях сидели безработные птицы и тоже как будто выясняли, какую позицию они занимают и долго ли будут ее занимать, он достал из кармана письмо и перечитал его.
"12 SAPPER'S ROW,	"12, Сэпперс Роу.
"CAMDEN TOWN.	Кэмден-Таун.
HONOURABLE SIR,	Уважаемый сэр!
"Being young in 'Who's Who,' you will not be hard, I think, to those in suffering. I am an Austrian woman who married a German eleven years ago. He was an actor on the English stage, for his father and mother, who are no more living, brought him to England quite young. Interned he was, and his health broken up. He has the neurasthenie very bad so he cannot be trusted for any work. Before the war he was always in a part, and we had some good money; but this went partly when I was left with my child alone, and the rest was taken by the P. T., and we got very little back, neither of us being English. What we did get has all been to the doctor, and for our debts, and for burying our little child, which died happily, for though I loved it much this life which we have is not fit for a child to live. We live on my needle, and that is not earning much, a pound a week and sometimes nothing. The managers will not look at my husband all these years, because he shakes suddenly, so they think he drinks, but, Sir, he has not the money to buy it. We do not know where to turn, or what to do. So I thought, dear Sir, whether you could do anything for us with the P. T.; they have been quite sympatical; but they say they administrate an order and cannot do more. Or if you could get my husband some work where he will be in open air--the doctor say that is what he want. We have nowhere to go in Germany or in Austria, our well- loved families being no more alive. I think we are like many, but I cannot help asking you, Sir, because we want to keep living if we can, and now we are hardly having any food. Please to forgive me my writing, and to believe your very anxious and humble	В справочнике "Весь Лондон" Ваша фамилия появилась недавно, и, быть может. Вы не будете жестоки к тем, кто страдает. Я - уроженка Австрии; одиннадцать лет назад вышла замуж за немца. Он был актером, служил в английских театрах, так как родители (их уже нет в живых) привезли его в Англию ребенком. Он был интернирован, и это подорвало его здоровье. Сейчас у него сильная неврастения, и никакой работы он выполнять не может. До войны у него всегда был ангажемент, и жили мы хорошо. Но часть денег была израсходована во время войны, когда я оставалась одна с ребенком, а остальное конфисковано по мирному договору, и вернули нам лишь ничтожную сумму, потому что мы оба - не англичане. То, что мы получили, ушло на уплату долгов, на доктора и на похороны нашего ребенка. Я очень его любила, но хорошо, что он умер: ребенок не может жить так, как мы сейчас живем. Я зарабатываю на жизнь шитьем; зарабатываю мало - фунт в неделю, а иногда ровно ничего. Антрепренеры не желают иметь дело с моим мужем: он иногда вдруг начинает трястись, и они думают, что он пьет; но, уверяю Вас, сэр, что у него нет денег на виски. Мы не знаем, к кому обратиться, не знаем, что делать. Вот я и подумала, сэр, не поможете ли Вы нам вернуть наши сбережения. Или, быть может. Вы дадите моему мужу какую-нибудь работу на свежем воздухе; доктор говорит, что ему это необходимо. Ехать в Германию или Австрию не имеет смысла, так как наши родные умерли. Думаю, таких, как мы, очень много, и все-таки обращаюсь к Вам с просьбой, сэр, потому что живем мы впроголодь, а жить нужно. Прошу прощения за причиняемое Вам беспокойство и остаюсь преданная Вам
"ANNA BERGFELD."	Анна Бергфслд".
'God help them!' thought Michael, under a plane-tree close to Cleopatra's Needle, but without conviction. For in his view God was not so much interested in the fate of individual aliens as the Governor of the Bank of England in the fate of a pound of sugar bought with the fraction of a Bradbury; He would not arbitrarily interfere with a ripple of the tides set loose by His arrangement of the Spheres. God, to Michael, was a monarch strictly limited by His own Constitution. He restored the letter to his pocket. Poor creatures! But really, with 1,200,000 and more English unemployed, mostly due to that confounded Kaiser and his Navy stunt--! If that fellow and his gang had not started their Naval rivalry in 1899, England would have been out of the whole mess, or, perhaps, there never would have been a mess!	"Помоги им бог", - подумал Майкл без всякого, впрочем, убеждения, проходя под платанами возле "Иглы Клеопатры". Он считал, что богу едва ли не меньше дела до участи неимущих иностранцев, чем директору Английского банка до участи фунта сахара, купленного на часть фунтового банкнота. Богу в голову не придет заинтересоваться мелкой рябью на поверхности вод, которым он повелел течь, когда занимался устройством миров. В представлении Майкла бог был монархом, который сам себя строго ограничил конституцией. Он сунул письмо в карман. Бедные люди! Но ведь сейчас в Англии миллион двести тысяч безработных англичан, а всему виной проклятый кайзер со своим флотом! Если бы в 1899 году этому молодчику и его банде не пришло в голову начать борьбу за господство на море, Англия не попала бы в переделку, и, может быть, не произошло бы вообще никакого столкновения!
He turned up from the Temple station towards the offices of The Outpost. He had 'taken' that Weekly for some years now. It knew everything, and managed to convey a slight impression that nobody else knew anything; so that it seemed more weighty than any other Weekly. Having no particular Party to patronise, it could patronise the lot. Without Imperial bias, it professed a special knowledge of the Empire. Not literary, it made a point of reducing the heads of literary men--Michael, in his publishing days, had enjoyed every opportunity of noticing that. Professing respect for Church and the Law, it was an adept at giving them 'what-for.' It fancied itself on Drama, striking a somewhat Irish attitude towards it. But, perhaps above all, it excelled in neat detraction from political reputations, keeping them in their place, and that place a little lower than The Outpost's. Moreover, from its editorials emanated that 'holy ghost' of inspired knowledge in periods just a little beyond average comprehension, without which no such periodical had real importance.	Дойдя до Темпля, Майкл повернул к редакции "Аванпоста". Этим еженедельником он интересовался уже несколько лет. Казалось, "Аванпосту" все было известно, и журнал производил на читателя впечатление, будто, кроме него, никто ничего не знает, поэтому высказывания его звучали веско. Ни одной партии он особого предпочтения не отдавал и потому мог покровительствовать всем. Он не кричал о величии империи, но дела ее знал превосходно. Не будучи литературным журналом, он не пропускал случая сбить спесь с представителя литературного мира - это Майкл имел удовольствие отмечать еще в пору своей издательской работы. Заявляя о своем уважении к церкви и закону, журнал умело подпускал им шпильки. Он уделял много внимания театру. Но лучше всего ему, пожалуй, удавались разоблачения политических деятелей, которых он неоднократно ставил на место. Кроме того, от его передовиц исходил "святой дух" вдохновенного всеведения, облеченного в абзацы, не вполне понятные для простого смертного; без этого, как известно, ни один еженедельник не принимают всерьез.
Michael went up the stairs two at a time, and entered a large square room, where Mr. Blythe, back to the door, was pointing with a ruler to a circle drawn on a map.	Майкл, шагая через две ступеньки, поднялся по лестнице и вошел в большую квадратную комнату. Мистер Блайт стоял спиной к двери, указывая линейкой на какой-то кружочек, обозначенный на карте.
"This is a bee map," said Mr. Blythe to himself. "Quite the bee- est map I ever saw."	- Ни к черту такая карта не годится, - сообщил мистер Блайт самому себе.
Michael could not contain a gurgle, and the eyes of Mr. Blythe came round, prominent, epileptic, richly encircled by pouches.	Майкл фыркнул, Блайт оглянулся; глаза у него были круглые, навыкате, под глазами мешки.
"Hallo!" he said defiantly: "You? The Colonial Office prepared this map specially to show the best spots for Settlement schemes. And they've left out Baggersfontein--the very hub."	- Алло! - вызывающе бросил он. - Вы? Министерство колоний издало эту карту специально для того, чтобы указать лучшие места для переселений, а о Беггерсфонтене позабыли.
Michael seated himself on the table.	Майкл уселся на стол.
"I've come in to ask what you think of the situation? My wife says Labour will be out in no time."	- Я пришел спросить, что вы думаете о создавшемся положении. Моя жена говорит, что правительство лейбористов скоро будет опрокинуто.
"Our charming little lady!" said Mr. Blythe; "Labour will survive Ireland; they will survive Russia; they will linger on in their precarious way. One hesitates to predict their decease. Fear of their Budget may bring them down in February. After the smell of Russian fat has died away--say in November, Mont--one may make a start."	- Очаровательная маленькая леди! - сказал Блайт. - Трудно сказать, когда правительство рухнет. По-видимому, оно будет прозябать, русский и ирландский вопросы им еще удастся разрешить, но возможно, что в феврале, при рассмотрении бюджета, они поскользнутся. Вот что, Монт: когда с русским вопросом будет покончено - ну, скажем, в ноябре, - можно выступить.
"This first speech," said Michael, "is a nightmare to me. How, exactly, am I to start Foggartism?"	- Эта первая речь меня пугает, - сказал Майкл. - Как мне проводить фоггартизм?
"One will have achieved the impression of a body of opinion before then."	- К тому времени успеет создаться фикция какого-то мнения.
"But will there be one?"	- А мнение будет?
"No," said Mr. Blythe.	- Нет, - сказал мистер Блайт.
"Oh!" said Michael. "And, by the way, what about Free Trade?"	- Ох! - вздохнул Майкл. - А кстати, как насчет свободы торговли?
"One will profess Free Trade, and put on duties."	- Будут проповедовать свободу торговли и повышать пошлины.
"God and Mammon."	- Бог и маммона?
"Necessary in England, before any new departure, Mont. Witness Liberal-Unionism, Tory-Socialism, and--"	- В Англии нельзя иначе, Монт, если нужно провести что-то новое. Есть же у нас либерал-юнионисты, тори-социалисты и...
"Other ramps," said Michael, gently.	- Прочие жулики, - мягко подсказал Майкл.
"One will glide, deprecate Protection till there is more Protection than Free Trade, then deprecate Free Trade. Foggartism is an end, not a means; Free Trade and Protection are means, not the ends politicians have made them."	- Будут извиваться, ругать протекционизм, пока он не восторжествует над свободой торговли, а потом начнут ругать свободу торговли. Фоггартизм - это цель; свобода торговли и протекционизм - средства, а отнюдь не цель, как утверждают политики.
Roused by the word politician, Michael got off the table; he was coming to have a certain sympathy with those poor devils. They were supposed to have no feeling for the country, and to be wise only after the event. But, really, who could tell what was good for the country, among the mists of talk? Not even old Foggart, Michael sometimes thought.	Словно подхлестнутый словом "политики", Майкл соскочил со стола; он начинал симпатизировать этим несчастным. Предполагалось, что они никаких чувств к родине не питают и не могут предугадать грядущих событий. Но в самом деле, кто сумеет во время туманных прений определить, что хорошо, а что плохо для страны? Майклу казалось иногда, что даже старик Фоггарт на это не способен.
"You know, Blythe," he said, "that we politicians don't think ahead, simply because we know it's no earthly. Every elector thinks his own immediate good is the good of the country. Only their own shoes pinching will change electors' views. If Foggartism means adding to the price of living now, and taking wage-earning children away from workmen's families for the sake of benefit--ten or twenty years hence--who's going to stand for it?"	- Знаете ли, Блайт, - сказал он, - мы, политики, не думаем о будущем просто потому, что это бессмысленно. Каждый избиратель отождествляет свое личное благополучие с благополучием страны. Взгляды избирателя изменяются лишь в том случае, если у него самого жмет башмак. Кто выступит на защиту фоггартизма, если эта теория, осуществленная на практике, приведет к повышению цен на продукты и отнимет у рабочего детей, зарабатывающих на семью? А благие результаты скажутся лишь через десять или двадцать лет!
"My dear young man," said Mr. Blythe, "conversion is our job. At present our trade-unionists despise the outside world. They've never seen it. Their philosophy is bounded by their smoky little streets. But five million pounds spent on the organised travel of a hundred thousand working men would do the trick in five years. It would infect the working class with a feverish desire for a place in the sun. The world is their children's for the taking. But who can blame them, when they know nothing of it?"	- Дорогой мой, - возразил Блайт, - наше дело - обращать неверных. В настоящее время члены тредюнионов презирают внешний мир. Они его никогда не видели. Их кругозор ограничен их грязными улочками. Но стоит затратить пять миллионов и организовать поездку за границу для ста тысяч рабочих, чтобы через пять лет сказались результаты. Рабочий класс заразился лихорадочным желанием завладеть своим местом под солнцем. Их дети могут получить это место. Но можно ли винить рабочих теперь, когда они ничего не знают?
"Some thought!" said Michael: "Only--what Government will think it? Can I take those maps? . . . By the way," he said at the door, "there are Societies, you know, for sending out children."	- Мысль не плоха! - заметил Майкл. - Но как посмотрит на это правительство? Можно мне взять эти карты?.. Кстати, - добавил он, направляясь к двери, - известно ли вам, что и сейчас существуют общества для отправки детей в колонии?
Mr. Blythe grunted. "Yes. Excellent little affairs! A few hundred children doing well--concrete example of what might be. Multiply it a hundredfold, and you've got a beginning. You can't fill pails with a teaspoon. Good-bye!"	- Известно, - проворчал Блайт. - Прекрасная организация! Обслуживает несколько сот ребят, дает конкретное представление о том, что могло бы быть. Расширить ее деятельность во сто раз - и начало будет положено. В настоящее же время это капля в море. Прощайте!
Out on the Embankment Michael wondered if one could love one's country with a passion for getting people to leave it. But this over-bloated town condition, with its blight and smoky ugliness; the children without a chance from birth; these swarms of poor devils without work, who dragged about and hadn't an earthly, and never would, on present lines; this unbalanced, hand-to-mouth, dependent state of things--surely that wasn't to be for ever the state of the country one loved! He stared at the towers of Westminster, with the setting sun behind them. And there started up before him the thousand familiars of his past--trees, fields and streams, towers, churches, bridges; the English breeds of beasts, the singing birds, the owls, the jays and rooks at Lippinghall, the little differences from foreign sorts in shrub, flower, lichen, and winged life; the English scents, the English haze, the English grass; the eggs and bacon; the slow good humour, the moderation and the pluck; the smell of rain; the apple-blossom, the heather, and the sea. His country, and his breed--unspoilable at heart! He passed the Clock Tower. The House looked lacy and imposing, more beautiful than fashion granted. Did they spin the web of England's future in that House? Or were they painting camouflage--a screen, over old England?	Майкл вышел на набережную, размышляя о том, можно ли из любви к родине защищать необходимость эмиграции. Но тотчас же он вспомнил о тяжелых жилищных условиях в этом грязном дымном городе; о детях, обездоленных с рождения; о толпах безработных, которые в настоящих условиях ни на что рассчитывать не могут. Право же, нельзя примириться с таким положением дел в стране, которую любишь! Башни Вестминстера темнели на фоне заката. И в сознании Майкла встали тысячи мелочей, связанных с прошлым, - деревья, поля и ручьи, башни, мосты, церкви; все звери и певчие птицы Англии, совы, сойки, грачи в Липпингхолле, едва уловимое отличие кустарников, цветов и мхов от их иностранных разновидностей; английские запахи, английский туман над полями, английская трава; традиционная яичница с ветчиной; спокойный, добрый юмор, умеренность и мужество; запах дождя, цвет яблони, вереск и море. Его земля, его племя - сердцевина у них не гнилая. Он прошел мимо башни с часами. Здание парламента стояло кружевное, внушительное, красивее, чем принято считать. Быть может, в этом доме ткут, словно паутину, будущее Англии? Или же раскрашивают занавес, экран, заслоняющий старую Англию?
A familiar voice said:	Раздался знакомый голос:
"This is a monstrous great thing!"	- Какая громадина!
And Michael saw his father-in-law staring up at the Lincoln statue.	И Майкл увидел своего тестя, созерцающего статую Линкольна.
"What did they want to put it here for?" said Soames. "It's not English."	- Зачем ее здесь поставили? - сказал Сомс. - Ведь он не англичанин!
He walked along at Michael's side.	Он зашагал рядом с Майклом.
"Fleur well?"	- Как Флер?
"Splendid. Italy suited her like everything."	- Молодцом. Италия пошла ей на пользу.
Soames sniffed.	Сомс засопел.
"They're a theatrical lot," he said. "Did you see Milan cathedral!"	- Легкомысленный народ! - сказал он. - Вы видели Миланский собор?
"Yes, sir. It's about the only thing we didn't take to."	- Да, сэр. Пожалуй, это единственное, к чему мы остались равнодушны.
"H'm! Their cooking gave me the collywobbles in '79. I dare say it's better now. How's the boy?"	- Гм! В тысяча восемьсот восемьдесят втором году у меня от итальянской стряпни сделались колики. Должно быть, теперь там лучше кормят. Как мальчик?
"A1, sir."	- Прекрасно, сэр.
Soames made a sound of gratification, and they turned the corner into South Square.	Сомс удовлетворенно проворчал что-то. Они завернули за угол, на Саут-сквер.
"What's this?" said Soames.	- Это что такое? - сказал Сомс.
Outside the front door were two battered-looking trunks, a young man, grasping a bag, and ringing the bell, and a taxicab turning away.	У подъезда стояло два старых чемодана. Какой-то молодой человек с саквояжем в руке звонил у парадной двери. Только что отъехало такси.
"I can't tell you, sir," murmured Michael. "Unless it's the angel Gabriel."	- Понятия не имею, сэр, - сказал Майкл. - Быть может, это архангел Гавриил.
"He's got the wrong house," said Soames, moving forward.	- Он не туда попал, - сказал Сомс, направляясь к подъезду.
But just then the young man disappeared within.	Но в эту минуту молодого человека впустили в дом.
Soames walked up to the trunks.	Сомс подошел к чемоданам.
"Francis Wilmot," he read out. "'S. S. Amphibian.' There's some mistake!"	- "Фрэнсис Уилмот, - прочел он вслух, - пароход "Амфибия". Это какое-то недоразумение!

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты