THE WHITE MONKEY/Белая обезьяна (часть третья)

CHAPTER VIII LEVANTED/VIII. СБЕЖАЛ

English	Русский
"No, dear heart, Nature's 'off'!"	- Нет, родная, природа сдана в архив.
"How d'you mean, Michael?"	- Что ты хочешь этим сказать, Майкл?
"Well, look at the Nature novels we get. Sedulous stuff pitched on Cornish cliffs or Yorkshire moors--ever been on a Yorkshire moor?-- it comes off on you; and the Dartmoor brand. Gosh! Dartmoor, where the passions come from--ever been on Dartmoor? Well, they don't, you know. And the South Sea bunch! Oh, la, la! And the poets, the splash-and-splutter school don't get within miles of Nature. The village idiot school is a bit better, certainly. After all, old Wordsworth made Nature, and she's a bromide. Of course, there's raw nature with the small 'n'; but if you come up against that, it takes you all your time to keep alive--the Nature we gas about is licensed, nicely blended and bottled. She's not modern enough for contemporary style."	- Да ты почитай романы с природой. Прилизанные описания корнуэлских скал или йоркширских болот - ты была когда-нибудь на йоркширском болоте? Просто не выдержать! А романы о Дартмуре! Жуть! Этот Дартмур, откуда приходят все страсти, - а ты была там когда-нибудь? Ведь все это ерунда! А эти, которые пишут о Полинезии! Ой-ой-ой! А поэты, из тех, что "брызжут и блещут", - разве они в состоянии показать природу? Те, которые работают под сельских простачков, чуть получше, конечно. В конце концов старик Уордсворт дал нам Природу с большой буквы, и она успокоительна, как бром. Конечно, есть еще настоящая природа, с маленькой буквы; если ты имеешь дело с ней, то тут обычно идет борьба не на жизнь, а на смерть. А Природу, о которой мы столько кричим, запатентовали, сделали из нее настой и разлили по бутылкам. Для современного стиля природа уже устарела.
"Oh! well, let's go on the river, anyway, Michael. We can have tea at 'The Shelter.'"	- Ну, ладно, давай все же покатаемся по реке, Майкл. Может, выпить чаю в "Шелтере"?
They were just reaching what Michael always called 'this desirable residence,' when Fleur leaned forward, and, touching his knee, said:	Они уже подъезжали к дому, который Майкл называл "завидной резиденцией", когда Флер наклонилась вперед и, коснувшись его колена, сказала:
"I'm not half as nice to you as you deserve, Michael."	- Я к тебе и вполовину не так отношусь, как ты заслуживаешь, Майкл.
"Good Lord, darling! I thought you were."	- Что ты, детка! А по-моему, так.
"I know I'm selfish; especially just now."	- Я знаю, я эгоистка, особенно теперь.
"It's only the eleventh baronet."	- Но ведь это из-за одиннадцатого баронета.
"Yes; it's a great responsibility. I only hope he'll be like you."	- Да, ребенок - большая ответственность. Я надеюсь, что он будет похож на тебя.
Michael slid in to the landing-stage, shipped his sculls, and sat down beside her.	Майкл подвел лодку к пристани, сложил весла и сел рядом с Флер.
"If he's like me, I shall disown him. But sons take after their mothers."	- Если он пойдет в меня, я его лишу наследства. Но сыновья обычно похожи на мать.
"I meant in character. I want him frightfully to be cheerful and not restless, and have the feeling that life's worth while."	- Я говорю про характер. Я страшно хочу, чтоб он был веселый, спокойный и чтоб он чувствовал, что стоит жить на свете.
Michael stared at her lips--they were quivering; at her cheek, slightly browned by the afternoon's sunning; and, bending sideways, he put his own against it.	Майкл поглядел на ее губы - они дрожали, - на ее щеку, покрывшуюся легким загаром за этот день на солнце, и, наклонившись, он прижался к ее щеке.
"He'll be a sunny little cuss, I'm certain."	- Я уверен, он будет славный малыш, веселый.
Fleur shook her head.	Флер покачала головой.
"I don't want him greedy and self-centred; it's in my blood, you know. I can see it's ugly, but I can't help it. How do you manage not to be?"	- Я не хочу, чтоб он был жадный и занят только собой - у меня, знаешь, это в крови; я вижу, как это плохо, и ничего не могу с собой сделать. Как ты умудряешься быть не таким?
Michael ruffled his hair with his free hand.	Майкл взъерошил волосы свободной рукой.
"The sun isn't too hot for you, is it, ducky?"	- Солнце не слишком печет, маленькая?
"No. Seriously, Michael--how?"	- Нет, серьезно, Майкл, как ты умудряешься?
"But I AM. Look at the way I want you. Nothing will cure me of that."	- Но ведь я тоже жадный. Ты ведь знаешь, как ты мне нужна. И тут уж ничем не поможешь.
A slight pressure of her cheek on his own was heartening, and he said:	Ее щека ласково потерлась об его щеку, и, осмелев, он сказал:
"Do you remember coming down the garden one night, and finding me in a boat just here? When you'd gone, I stood on my head, to cool it. I was on my uppers; I didn't think I'd got an earthly--" He stopped. No! He would not remind her, but that was the night when she said: "Come again when I know I can't get my wish!" The unknown cousin!	- Помнишь, как ты однажды вечером в этом самом месте подошла к берегу и увидела меня в лодке. Когда ты дулла, я стал на голову, чтобы охладить ее. Я тогда чуть с ума не сошел, совсем не надеялся. - Он остановился. Нет! Не стоит ей напоминать, что в тот вечер она ему сказала: "Приходите опять, когда я наверно буду знать, что не добьюсь своего". Неведомый братец!
Fleur said quietly:	Флер сказала спокойно:
"I was a pig to you, Michael, but I was awfully unhappy. That's gone. It's gone at last; there's nothing wrong now, except my own nature."	- Я была свиньей по отношению к тебе, Майкл. Но я была страшно несчастна. Это прошло наконец, совсем прошло. Теперь все в порядке, кроме моего характера.
Conscious that his feelings betrayed the period, Michael said:
"Oh! if that's all! What price tea?"	- Ну, это ничего. А как насчет чаю?
They went up the lawn arm-in-arm. Nobody was at home--Soames in London, Annette at a garden party.	Рука об руку они поднялись по лужайке. Дома никого не было: Сомс уехал в Лондон. Аннет - в гости.
"We'll have tea on the verandah, please," said Fleur.	- Дайте нам чай на веранду, - попросила Флер.
Sitting there, happier than he ever remembered being, Michael conceded a certain value to Nature, to the sunshine stealing down, the scent of pinks and roses, the sighing in the aspens. Annette's pet doves were cooing; and, beyond the quietly-flowing river, the spires of poplar trees rose along the further bank. But, after all, he was only enjoying them because of the girl beside him, whom he loved to touch and look at, and because, for the first time, he felt as if she did not want to get up and flutter off to some one or something else. Curious that there could be, outside oneself, a being who completely robbed the world of its importance, 'snooped,' as it were, the whole 'bag of tricks'--and she one's own wife! Very curious, considering what one was! He heard her say:	Сидя рядом с Флер, такой счастливый, каким он себя еще не помнил, Майкл чувствовал всю прелесть Природы с большой буквы, чувствовал косые лучи солнца, запах гвоздики и роз, шелест осин. Ворковали любимые голуби Аннет, а на дальнем берегу спокойной реки высились кроны тополей. Но в конце концов он так наслаждался всем этим потому, что рядом была его любимая, и смотреть на нее, касаться ее было его радостью. И впервые он чувствовал, что ей не хочется встать и упорхнуть куда-нибудь к кому-нибудь другому. Странно, что вот так, вне тебя, может существовать другой человек, который абсолютно отнял у всего на свете значение, забрал в свои руки "всю эту музыку", и что этот человек - твоя жена! Ужасно странно, особенно если подумать, что ты, в сущности, такое! Он услышал голос Флер:
"Of course, mother's a Catholic; only, living with father down here, she left off practising. She didn't even bother me much. I've been thinking, Michael--what shall we do about HIM?"	- Мать у меня, конечно, католичка; она не ходит в церковь потому, что живет с отцом здесь. Она и меня не очень заставляла. Но я все думаю, Майкл, как мы поступим с ним.
"Let him rip."	- Пусть растет, как хочет.
"I don't know. He must be taught something, because of going to school. The Catholics, you know, really do get things out of their religion."	- Не знаю. Чему-нибудь его надо учить, ведь он пойдет в школу. Католикам религия все-таки что-то дает.
"Yes; they go it blind; it's the only logical way now."	- Да, вера вслепую. Это сейчас единственный логический путь.
"I think having no religion makes one feel that nothing matters."	- Я думаю, что человеку без религии всегда кажется, что ничто на свете не имеет значения.
Michael suppressed the words: 'We could bring him up as a sun- worshipper,' and said, instead:	Майкл чуть было не сказал: "Давай воспитывать его солнцепоклонником", но вместо этого проговорил:
"It seems to me that whatever he's taught will only last till he can think for himself; then he'll settle down to what suits him."	- Мне кажется, чему бы его ни учить - все это только пока он сам не начнет думать, а уж тогда он решит, что ему больше всего подходит.
"But what do YOU think about things, Michael? You're as good as any one I know."	- Ну, а твое мнение, Майкл? Ведь ты один из самых хороших людей, кого я знаю.
"Gosh!" murmured Michael, strangely flattered: "Is that so?"	- Ну да, - сказал Майкл, странно польщенный, - Разве?
"What DO you think? Be serious!"	- Нет, серьезно, что ты об этом думаешь, Майкл?
"Well, darling, doctrinally nothing--which means, of course, that I haven't got religion. I believe one has to play the game--but that's ethics."	- Видишь ли, детка, никакой доктрины я не придерживаюсь, значит и религии у меня нет. Я считаю, что надо быть на высоте, - но это уже этика.
"But surely it's a handicap not to be able to rely on anything but oneself? If there's something to be had out of any form of belief, one might as well have it."	- Но ведь право же, трудно ни во что не верить, кроме себя самого. Если из какой-нибудь религии можно чтолибо извлечь, то не лучше ли ее принять?
Michael smiled, but not on the surface.	Майкл улыбнулся - правда, только мысленно.
"You're going to do just as you like about the eleventh baronet, and I'm going to abet you. But considering his breeding--I fancy he'll be a bit of a sceptic."	- Ты можешь поступать с одиннадцатым баронетом, как тебе будет угодно, а я буду тебе помогать. При его наследственности он, наверно, будет немножко скептиком.
"But I don't WANT him to be. I'd rather he were snug, and convinced and all that. Scepticism only makes one restless."	- Но я не хочу этого! Мне гораздо больше хочется, чтобы он был последовательный и убежденный. Скептицизм только лишает людей спокойствия.
"No white monkey in him? Ah! I wonder! It's in the air, I guess. The only thing will be to teach him a sense of other people, as young as possible, with a slipper, if necessary."	- Чтобы в нем не было "белой обезьяны", да? Ну не знаю. Это, по-моему, носится в воздухе. Самое главное - вбить ему с малолетства уважение к другим людям, вбить хоть шлепками, если нужно.
Fleur gave him a clear look, and laughed.	Флер посмотрела на него ясными глазами и засмеялась.
"Yes," she said: "Mother used to try, but father wouldn't let her."	- Да, - сказала она. - Моя мать пробовала так меня воспитывать, но папа запретил.
They did not reach home till past eight o'clock.	Они вернулись домой в девятом часу.
"Either your father's here, or mine," said Michael, in the hall; "there's a prehistoric hat."	- Либо твой отец здесь, либо мой, - сказал Майкл в холле. - Вон лежит доисторическая шляпа.
"It's Dad's. His is grey inside. Bart's is buff."	- Это папина. Она внутри серая, а у Барта - беж.
In the Chinese room Soames indeed was discovered, with an opened letter, and Ting-a-ling at his feet. He held the letter out to Michael, without a word.	Действительно, в китайской гостиной сидел Сомс, держа в руке распечатанное письмо, а у его ног Тинг-а-Линг. Сомс протянул письмо Майклу, не говоря ни слова.
There was no date, and no address; Michael read:	На письме не было ни даты, ни адреса. Майкл стал читать:
"DEAR MR. FORSYTE.--Perhaps you will be good enough to tell the Board at the meeting on Tuesday that I am on my way to immunity from the consequences of any peccadillo I may have been guilty of. By the time you receive this, I shall be there. I have always held that the secret of life, no less than that of business, is to know when not to stop. It will be no use to proceed against me, for my person will not be attachable, as I believe you call it in the law, and I have left no property behind. If your object was to corner me, I cannot congratulate you on your tactics. If, on the other hand, you inspired that young man's visit as a warning that you were still pursuing the matter, I should like to add new thanks to those which I expressed when I saw you a few days ago.	"Дорогой мистер Форсайт, Может быть. Вы будете столь любезны доложить правлению на заседании, во вторник, что я уезжаю, чтобы оказаться в безопасности от последствий каких бы то ни было грехов, если таковые за мной водились. Когда Вы получите это письмо, я буду за пределами досягаемости. Как в частной жизни, так и в делах я всегда держался того мнения, что надо уметь вовремя остановиться. Бесполезно будет предпринимать против меня судебное преследование, так как, выражаясь юридическим языком, моя особа будет неприкосновенна и никакого имущества я не оставляю. Если Ваша цель была - поймать меня в ловушку, я не могу поздравить Вас с Вашей тактикой. Если, напротив, посещение того молодого человека было инспирировано Вами как предупреждение о том, что Вы собираетесь довести дело до конца, я почитаю своим приятным долгом еще раз поблагодарить Вас, как благодарил при Вашем последнем посещении.
"Believe me, dear Mr. Forsyte,	Остаюсь, любезный мистер Форсайт,
"Faithfully yours,	Ваш покорный слуга
"ROBERT ELDERSON."	Роберт Элдерсон"
Michael said cheerfully:	Майкл весело проговорил:
"Happy release! Now you'll feel safer, sir."	- Счастливое избавление! Теперь вы будете чувствовать себя спокойнее, сэр.
Soames passed his hand over his face, evidently wiping off its expression.	Сомс провел рукой по лицу, словно желая стереть застывшее на нем выражение.
"We'll discuss it later," he said. "This dog's been keeping me company."	- Мы обсудим это после, - сказал он. - Ваша собачонка все время сидела тут со мной.
Michael admired him at that moment. He was obviously swallowing his 'grief,' to save Fleur.	Майкл восхищался тестем в этот момент: он явно скрывал свое огорчение ради Флер.
"Fleur's a bit tired," he said. "We've been on the river, and had tea at 'The Shelter'; Madame wasn't in. Let's have dinner at once, Fleur."	- Флер немного устала, - сказал он. - Мы катались по реке и пили чай в "Шелтере". Мадам не было дома. Давай сейчас же обедать. Флер.
Fleur had picked up Ting-a-ling, and was holding her face out of reach of his avid tongue.	Флер взяла на руки Тинг-а-Линга и пыталась уклониться от его жадного язычка.
"Sorry you've had to wait, Dad," she murmured, behind the yellow fur; "I'm just going to wash; shan't change."	- Прости, что заставили тебя ждать, папа, - пробормотала она, прячась за коричневой шерстью. - Я только пойду умоюсь, а переодеваться не стану.
When she had gone, Soames reached for the letter.	Когда она ушла. Сомс протянул руку за письмом.
"A pretty kettle of fish!" he muttered. "Where it'll end, I can't tell!"	- Хорошая заварилась каша, а? Не знаю, чем это кончится.
"But isn't this the end, sir?"	- Но разве это еще не конец, сэр?
Soames stared. These young people! Here he was, faced with a public scandal, which might lead to he didn't know what--the loss of his name in the city, the loss of his fortune, perhaps; and they took it as if--! They had no sense of responsibility--none! All his father's power of seeing the worst, all James' nervous pessimism, had come to the fore in him during the hour since, at the Connoisseur's Club, he had been handed that letter. Only the extra 'form' of the generation that succeeded James saved him, now that Fleur was out of the room, from making an exhibition of his fears.	Сомс изумленно посмотрел на него. Ох, уж эта молодежь! Тут ему угрожает публичный скандал, который может привести бог весть к чему - к потере имени в Сити, возможно, и к потере состояния, а им хоть бы что! Никакого чувства ответственности, абсолютно никакого. Все дурные предчувствия, обычно одолевавшие Джемса, весь его пессимизм проснулся в Сомсе с той минуты, как ему вручили в клубе это письмо. Только удивительная выдержка следующего за Джемсом поколения мешала ему даже сейчас, когда Флер вышла из комнаты, дать волю своим страхам.
"Your father in town?"	- Ваш отец в городе?
"I believe so, sir."	- Вероятно, сэр.
"Good!" Not that he felt relief. That baronet chap was just as irresponsible--getting him to go on that Board!	- Отлично! - Сомс, впрочем, не чувствовал особого облегчения. Этот баронетишка тоже довольно безответственный человек - заставить Сомса войти в такое правление!
It all came of mixing with people brought up in a sort of incurable levity, with no real feeling for money.	А все оттого, что связываешься с людьми, воспитанными в непростительном легкомыслии, без всякого понимания ценности денег.
"Now that Elderson's levanted," he said, "the whole thing must come out. Here's his confession in my hand--"	- Теперь, когда Элдерсон сбежал, - заговорил Сомс, - все должно открыться. Его признание у меня в руках.
"Why not tear it up, sir, and say Elderson has developed consumption?"	- А почему бы не разорвать его, сэр, и не объявить, что Элдерсон заболел туберкулезом?
The impossibility of getting anything serious from this young man afflicted Soames like the eating of heavy pudding.	Невозможность добиться серьезности от этого молодого человека действовала на Сомса так, как если бы он объелся тяжелым пудингом.
"You think that would be honourable?" he said grimly.	- И, по-вашему, это было бы честно? - сурово сказал он.
"Sorry, sir!" said Michael, sobered. "Can I help at all?"	- Простите, сэр, - Майкл сразу отрезвел. - Чем мне вам помочь?
"Yes; by dropping your levity, and taking care to keep wind of this matter away from Fleur."	- Тем, что оставите ваше легкомыслие и постараетесь скрыть все это от Флер.
"I will," said Michael, earnestly: "I promise you. I'll Dutch- oyster the whole thing. What's your line going to be?"	- Непременно, - проговорил Майкл серьезным тоном, - обещаю вам. Буду молчать, как рыба. А что вы собираетесь предпринять?
"We shall have to call the shareholders together and explain this dicky-dealing. They'll very likely take it in bad part."	- Нам придется созвать пайщиков и объяснить всю эту махинацию. Они, вероятно, истолкуют ее в дурную сторону.
"I can't see why they should. How could you have helped it?"	- Но почему? Вы ведь никак не могли предотвратить то, что произошло?
Soames sniffed.	Сомс сердито фыркнул.
"There's no connection in life between reward and your deserts. If the war hasn't taught you that, nothing will."	- В жизни нет никакой связи между воздаянием и заслугами. Если война вас этому не научила, то ничто не научит.
"Well," said Michael, "Fleur will be down directly. If you'll excuse me a minute; we'll continue it in our next."	- Так, - проговорил Майкл. - Ну, сейчас придет Флер. Вы меня извините на минуту - мы продолжим наш разговор при первой возможности.
Their next did not occur till Fleur had gone to bed.	Возможность представилась, только когда Флер легла спать.
"Now, sir," said Michael, "I expect my governor's at the Aeroplane. He goes there and meditates on the end of the world. Would you like me to ring him up, if your Board meeting's to-morrow?"	- Вот что, сэр, - сказал Майкл, - мой отец сейчас, наверно, в "Аэроплане". Он ходит туда размышлять о конце света. Хотите, я его вызову, если завтра у вас действительно заседание правления?
Soames nodded. He himself would not sleep a wink--why should 'Old Mont'?	Сомс кивнул. Сам он всю ночь не сомкнет глаз - чего же ему щадить "Старого Монта"?
Michael went to the Chinese tea chest.	Майкл подошел к китайскому шкафчику.
"Bart? This is Michael. Old For--my father-in-law is here; he's had a pill. . . . No; Elderson. Could you blow in by any chance and hear? . . . He's coming, sir. Shall we stay down, or go up to my study?"	- Барт? Говорит Майкл. Старый Фор... мой тесть сидит у нас; он проглотил горькую пилюлю... Нет, Элдерсон. Не можете ли вы заехать и послушать?.. Он приедет, сэр. Останемся здесь или поднимемся ко мне в кабинет?
"Down," muttered Soames, whose eyes were fixed on the white monkey. "I don't know what we're all coming to," he added, suddenly.	- Здесь, - сказал Сомс, пристально разглядывая "Белую обезьяну". Не знаю, куда мы идем? - внезапно добавил он.
"If we did, sir, we should die of boredom."	- Если б мы знали, мы умерли бы от скуки, сэр.
"Speak for yourself. All this unreliability! I can't tell where it's leading."	- Это ваше личное мнение. Просто не на кого положиться! Не знаю, куда это нас заведет.
"Perhaps there's somewhere, sir, that's neither heaven nor hell."	- Может быть, куда-нибудь, не в ад и не в рай.
"A man of HIS age!"	- Подумать только - человек его лет!
"Same age as my dad; it was a bad vintage, I expect. If you'd been in the war, sir, it would have cheered you up no end."	- Он одних лет с моим отцом, сэр; возможно, это было неважное поколение. Если бы вы побывали на войне, сэр, вы бы смотрели на жизнь веселее.
"Indeed!" said Soames.	- Вы уверены? - проворчал Сомс.
"It took the linch-pins out of the cart--admitted; but, my Lord! it did give you an idea of the grit there is about, when it comes to being up against it."	- Конечно! Война здорово выбивает из колеи - это верно; но зато когда попадешь в такую переделку, тут уж понимаешь, что такое выдержка.
Soames stared. Was this young fellow reading him a lesson against pessimism?	Сомс поглядел на него. Неужели этот юнец читает ему лекцию о вреде пессимизма?
"Look at young Butterfield, the other day," Michael went on, "going over the top, to Elderson! Look at the girl who sat for 'the altogether' in that picture you bought us! She's the wife of a packer we had, who got hoofed for snooping books. She made quite a lot of money by standing for the nude, and never lost her wicket. They're going to Australia on it. Yes, and look at that little snooper himself; he snooped to keep her alive after pneumonia, and came down to selling balloons."	- Возьмите Баттерфилда, - продолжал Майкл, - ведь пошел же он к Элдерсону. Возьмите девочку, которая позировала для этой картины - знаете, что вы нам подарили. Она - жена того упаковщика, которого от нас выперли за кражу книг. Она заработала уйму денег тем, что позировала голой; и не сбилась с пути. Теперь они едут в Австралию на эти деньги. Да возьмите и самого этого воришку: он таскал книги, чтобы подкормить жену после воспаления легких, а потом стал торговать воздушными шарами.
"I don't know what you're talking about," said Soames.	- Не понимаю, к чему вы все это рассказываете, - сказал Сомс.
"Only grit, sir. You said you didn't know what we were coming to. Well, look at the unemployed! Is there a country in the world where they stick it as they do here? I get awfully bucked at being English every now and then. Don't you?"	- Я говорю о выдержке, сэр. Бы ведь сказали, что не знаете, к чему мы идем. Посмотрите хотя бы на безработных. Разве есть еще страна в мире, где они так держатся, как здесь? Право, я иногда начинаю гордиться, что я англичанин. А вы?
The words stirred something deep in Soames; but, far from giving it away, he continued to gaze at the white monkey. The restless, inhuman, and yet so human, angry sadness of the creature's eyes! 'No whites to them!' thought Soames: 'that's what does it, I expect!' And George had liked that picture to hang opposite his bed! Well, George had grit--joked with his last breath: very English, George! Very English, all the Forsytes! Old Uncle Jolyon, and his way with shareholders; Swithin, upright, puffy, huge in a too little arm-chair at Timothy's: 'All these small fry!' he seemed to hear the words again; and Uncle Nicholas, whom that chap Elderson reproduced as it were unworthily, spry and all- there, and pretty sensual, but quite above suspicion of dishonesty. And old Roger, with his crankiness, and German mutton! And his own father, James--how he had hung on, long and frail as a reed, hung on and on! And Timothy, preserved in Consols, dying at a hundred! Grit and body in those old English boys, in spite of their funny ways. And there stirred in Soames a sort of atavistic will-power. He would see, and they would see--and that was all about it!	Слова Майкла задели что-то глубоко в душе Сомса; но, не выдавая своих переживаний, он продолжал смотреть на "Белую обезьяну". Какая тревожная, нечеловеческая и вместе с тем страшно человеческая угрюмая тоска в глазах этого существа! "Белков глаз не видно, - подумал Сомс, - должно быть, оттого это и кажется". И Джорджу нравилось, чтобы такая картина висела против его кровати! Да, у Джорджа была выдержка - шутил до последнего вздоха; настоящий англичанин этот Джордж. И все Форсайты - настоящие англичане. Старый дядя Джолион и его обращение с пайщиками; Суизин - прямой, надутый, огромный в слишком тесном для него кресле у Тимоти. "Вся эта мелкота!" - Сомс как будто слышал, как он произносит эти слова. И дядя Николае, на которого так похож этот тип, Элдерсон, - правда только внешне, - тоже живой и очень любивший пожить человек, но совершенно вне всяких подозрений в нечестности. А старый Роджер с его причудами и немецкой бараниной! И, наконец, его собственный отец, Джемс, как он долго тянул; худой - в чем только душа держалась! - и все-таки жил да жил. А Тимоти, словно законсервированный в консолях, доживший до ста лет! Выдержка и крепкий костяк у всех этих прежних англичан, несмотря на их чудачества. И в Сомсе зашевелилась какаято атавистическая сила воли. Поживем - увидим и другим покажем, вот и все!
The grinding of a taxi's wheels brought him back from reverie. Here came 'Old Mont,' tittuppy, and light in the head as ever, no doubt. And, instead of his hand, Soames held out Elderson's letter.	Шум автомобиля вывел его из раздумья. Вошел "Старый Монт" - конечно, такой же чирикающий и легкомысленный, как всегда. И вместо того чтобы протянуть руку. Сомс протянул ему письмо Элдерсона.
"Your precious schoolfellow's levanted," he said.	- Ваш драгоценный школьный товарищ сбежал, - проговорил он.
Sir Lawrence read it through, and whistled.	Сэр Лоренс прочел письмо и свистнул.
"What do you think, Forsyte--Constantinople?"	- А куда он сбежал, по-вашему, Форсайт, - в Константинополь?
"More likely Monte Carlo," said Soames gloomily. "Secret commission--it's not an extraditable offence."	- Скорее в Монте-Карло, - угрюмо сказал Сомс. - Незаконно получал комиссию - за это власти не обязаны его выдавать.
The odd contortions of that baronet's face were giving him some pleasure--the fellow seemed to be feeling it, after all.	Лицо баронета странно передернулось, что доставило Сомсу некоторое удовольствие: почувствовал все-таки!
"I should think he's really gone to escape his women, Forsyte."	- Я полагаю, он просто удрал от своих дам, Форсайт.
The chap was incorrigible! Soames shrugged his shoulders almost violently.	Нет, этот человек неисправим! Сомс сердито пожал плечами.
"You'd better realise," he said, "that the fat is in the fire."	- Не мешало бы вам понять, что дело совсем скверно.
"But surely, my dear Forsyte, it's been there ever since the French occupied the Ruhr. Elderson has cut his lucky; we appoint some one else. What more is there to it?"	- Но, право, дорогой мой Форсайт, дело скверно уже с тех пор, как французы заняли Рур. Элдерсон благополучно скрылся, мы назначим кого-нибудь другого - только и всего.
Soames had the peculiar feeling of having overdone his own honesty. If an honourable man, a ninth baronet, couldn't see the implications of Elderson's confession, were they really there? Was any fuss and scandal necessary? Goodness knew, HE didn't want it! He said heavily:	Сомсу вдруг показалось, что он сам преувеличенно честен. Если такой почтенный человек, девятый баронет, не видит, какие обязательства налагает на них признание Элдерсона, то существуют ли эти обязательства? Нужно ли поднимать скандал и шум? Видит бог, ему лично этого не хочется! И он с трудом проговорил:
"We now have conclusive evidence of a fraud; we KNOW Elderson was illegally paid for putting through business by which the shareholders have suffered a dead loss. How can we keep this knowledge from them?"	- У нас теперь на руках неопровержимое доказательство мошенничества. Мы знаем, что Элдерсон орал взятки за проведение сделок, на которых пайщики понесли большой убыток. Как же мы можем скрывать от них эти сведения?
"But the mischief's done, Forsyte. How will the knowledge help them?"	- Но ведь дело уже сделано, Форсайт. Разве пайщикам поможет, если они узнают правду?
Soames frowned.	Сомс нахмурился.
"We're in a fiduciary position. I'm not prepared to run the risks of concealment. If we conceal, we're accessory after the fact. The thing might come out at any time."	- Мы - доверенные лица, Я не намерен идти на риск и скрывать этот обман. Если мы скроем его, мы станем соучастниками. В любое время все может обнаружиться.
If that was caution, not honesty, he couldn't help it.	Если в нем говорила осторожность, а не честность - что поделать!
"I should be glad to spare Elderson's name. We were at--"	- Я бы хотел пощадить имя Элдерсона. Мы с ним вместе...
"I'm aware of that," said Soames, drily.	- Знаю, - сухо отрезал Сомс.
"But what risk is there of its coming out, Forsyte? Elderson won't mention it; nor young Butterfield, if you tell him not to. Those who paid the commission certainly won't. And beyond us three here, no one else knows. It's not as if we profited in any way."	- Но как же может открыться, Форсайт? Элдерсон не расскажет, Баттерфилд - тоже, если вы ему прикажете. Те, кто давал взятки, и подавно будут молчать. А кроме нас троих, никто не знает. И ведь нам никакой выгоды это не дало.
Soames was silent. The argument was specious. Entirely unjust, of course, that he should be penalised for what Elderson had done!	Сомс молчал. Аргумент довольно веский. Конечно, крайне несправедливо, чтобы он, Сомс, нес наказание за грехи Элдерсона!
"No," he said, suddenly, "it won't do. Depart from the law, and you can't tell where it'll end. The shareholders have suffered this loss, and they have the right to all the facts within the directors' knowledge. There might be some means of restitution they could avail themselves of. We can't judge. It may be they've a remedy against ourselves."	- Нет, - сказал он вдруг, - так не годится. Отступи от закона хоть раз - и неизвестно, куда это заведет. Пайщики понесли убытки, и они вправе знать все факты, которые известны директорам. Может быть, они найдут какой-нибудь способ поправить дело. Об этом не нам судить. Может быть, они найдут средство против нас самих.
"If that's so, Forsyte, I'm with you."	- Ну если так, Форсайт, то я с вами.
Soames felt disgust. Mont had no business to put it with a sort of gallantry that didn't count the cost; when the cost, if cost there were, would fall, not on Mont, whose land was heavily mortgaged, but on himself, whose property was singularly realisable.	Сомсу стало неприятно. Нечего Монту изображать рыцарские чувства там, где они ему ничего не стоят; если дойдет до расплаты, так пострадает не Монт, чьи земли заложены и перезаложены, а он сам, потому что его имущество можно легко реализовать.
"Well," he said, coldly, "remember that to-morrow. I'm going to bed."	- Прекрасно, - холодно проговорил он. - Не забудьте завтра ваши слова. Я иду спать.
At his open window upstairs he felt no sense of virtue, but he enjoyed a sort of peace. He had taken his line, and there it was!	Стоя в своей комнате у открытого окна, он не чувствовал себя очень добродетельным, а просто был спокойнее. Он наметил свою линию - и не отступит от нее!

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты