THE WHITE MONKEY/Белая обезьяна (часть третья)

CHAPTER I BANK HOLIDAY/I. ПРАЗДНИК

English	Русский
Whitsuntide Bank Holiday was producing its seasonal invasion of Hampstead Heath, and among the ascending swarm were two who meant to make money in the morning and spend it in the afternoon.	Троицын день вызвал очередное нашествие на Хэмстед-Хис; и в толпе гуляющих была пара, которая собиралась утром заработать деньги, а после обеда истратить их.
Tony Bicket, with balloons and wife, embarked early on the Hampstead Tube.	Тони Бикет, с шарами и женой, спозаранку погрузился в вагон хэмстедской подземки.
"You'll see," he said, "I'll sell the bloomin' lot by twelve o'clock, and we'll go on the bust."	- Вот увидишь, - сказал он, - я к двенадцати распродам всю эту чертову музыку, и мы с тобой покутим.
Squeezing his arm, Victorine fingered, through her dress, a slight swelling just above her right knee. It was caused by fifty-four pounds fastened in the top of her stocking. She had little feeling, now, against balloons. They afforded temporary nourishment, till she had the few more pounds needful for their passage-money. Tony still believed he was going to screw salvation out of his blessed balloons: he was 'that hopeful--Tony,' though their heads were only just above water on his takings. And she smiled. With her secret she could afford to be indifferent now to the stigma of gutter hawking. She had her story pat. From the evening paper, and from communion on 'buses with those interested in the national pastime, she had acquired the necessary information about racing. She even talked of it with Tony, who had street- corner knowledge. Already she had prepared chapter and verse of two imaginary coups; a sovereign made out of stitching imaginary blouses, invested on the winner of the Two Thousand Guineas, and the result on the dead-heater for the Jubilee at nice odds; this with a third winner, still to be selected, would bring her imaginary winnings up to the needed sixty pounds odd she would so soon have saved now out of 'the altogether.' This tale she would pitch to Tony in a week or two, reeling off by heart the wonderful luck she had kept from him until she had the whole of the money. She would slip her forehead against his eyes if he looked at her too hard, and kiss his lips till his head was no longer clear. And in the morning they would wake up and take their passages. Such was the plan of Victorine, with five ten-pound and four one-pound notes in her stocking, attached to the pink silk stays.	Прижимаясь к нему, Викторина через платье коснулась рукой небольшой опухоли над своим правым коленом. "Опухоль" была вызвана пятьюдесятью четырьмя фунтами, зашитыми в край чулка. Теперь шары уже не огорчали ее. Они давали временное пропитание, пока она не заработает те несколько фунтов, которых не хватало им на билеты. Тони все еще верил в спасительную силу своих драгоценных шаров: уж он такой, этот Тони, хотя, в сущности, его заработки еле-еле их содержат. И Вик улыбнулась. У нее была своя тайна - и теперь она могла безразлично относиться к его позорному торчанию на тротуаре. Она уже подготовила свой рассказ. Из вечерних газет, из разговоров в автобусах с людьми, увлеченными любимым национальным времяпрепровождением, она узнала все, что нужно, о скачках. Она даже говорила о них с Тони, который знал о них все, как и всякий уличный торговец. Она уже подготовила целый рассказ о двух воображаемых выигрышах: соверен, полученный за шитье воображаемых блузок, был поставлен на победителя, взявшего приз в две тысячи гиней, а выигрыш - на победителя в юбилейных скачках, с неплохой выдачей. Вместе с третьим призовиком, которого еще предстояло выбрать, эти выигрыши должны были составить сумму в шестьдесят фунтов, которую она скоро накопит позированием. Все это она выложит Тони и наизусть отбарабанит рассказ о том, как ей необычайно повезло и как она все скрывала от него, пока не скопила всю сумму. Она прижмется лбом к его глазам, если он станет слишком пристально смотреть на нее, и зацелует его так, что у него голова закружится. А наутро они встанут и купят билеты на пароход. Вот какой план был у Викторины, а пять десятифунтовых и четыре фунтовых бумажки были уже зашиты в чулок, пристегнутый розовой шелковой подвязкой.
'Afternoon of a Dryad' had long been finished, and was on exhibition at the Dumetrius Gallery, with other works of Aubrey Greene. Victorine had paid a shilling to see it; had stood some furtive minutes gazing at that white body glimmering from among grass and spikey flowers, at the face, turned as if saying: "I know a secret!"	"Отдых дриады" был давно закончен и выставлен в галерее Думетриуса вместе с другими произведениями Обри Грина. Викторина заплатила шиллинг, чтобы посмотреть картину, и несколько минут простояла, украдкой поглядывая на белое тело, сверкающее среди травы и пестрых цветов, и на лицо, которое как будто говорило: "Я знаю тайну".
"Bit of a genius, Aubrey Greene--that face is jolly good!" Scared, and hiding the face, Victorine had slipped away.	"Просто гений этот Обри Грин. Лицо совершенно изумительно!" Испугавшись, пряча лицо. Викторина убежала.
From the very day when she had stood shivering outside the studio of Aubrey Greene she had been in full work. He had painted her three times--always nice, always polite, quite the gentleman! And he had given her introductions. Some had painted her in clothes, some half-draped, some in that 'altogether,' which no longer troubled her, with the money swelling her stocking and Tony without suspicion. Not every one had been 'nice'; advances had been made to her, but she had nipped them in the bud. It would have meant the money quicker, but--Tony! In a fortnight now she could snap her fingers at it all. And often on the way home she stood by that plate-glass window, before the fruits, and the corn, and the blue butterflies . . .	С того дня, как она стояла, дрожа, у дверей студии Обри Грина, она все время работала. Он рисовал ее три раза - всегда приветливый, всегда вежливый - настоящий джентльмен! И он рекомендовал ее своим друзьям. Одни рисовали ее в платье, другие - полуодетой, третьи - "нагой натурой", что больше уже не смущало ее, - а Тони ни о чем не подозревал, и край чулка набухал от денег. Не все были с ней "вежливы"; некоторые делали попытки поухаживать, но она пресекала их в корне. Конечно, деньги можно было бы заработать быстрее, но - Тони! Зато через две недели она сможет все-все бросить! И часто по дороге домой она останавливалась у зеркальной витрины, где были фрукты, и колосья, и синие бабочки...
In the packed railway carriage they sat side by side, Bicket, with tray on knee, debating where he had best stand.	В переполненном вагоне они сидели рядом, и Бикет, держа лоток на коленях, обсуждал, где ему лучше стать.
"I fyvour the mokes," he said at last, "up by the pond. People'll have more money than when they get down among the swings and cocoanuts; and you can go and sit in a chair by the pond, like the seaside--I don't want you with me not till I've sold out."	- Я облюбую местечко поближе к пруду, - говорил он. - Там у публики будет больше денег, пока не потратятся на карусели да орехи; а ты можешь посидеть на скамье у пруда, как на пляже, - нам лучше быть врозь, пока я не распродам все.
Victorine pressed his arm.	Викторина сжала его локоть.
Along the top and over on to the heath to north and south the holiday swarms surged, in perfect humour, carrying paper bags. Round the pond children, with thin, grey-white, spindly legs, were paddling and shrilly chattering, too content to smile. Elderly couples crawled slowly by, with jutting stomachs, and faces discoloured by the unaccustomed climb. Girls and young men were few, for they were dispersed already on the heath, in search of a madder merriment. On benches, in chairs of green canvas or painted wood, hundreds were sitting, contemplating their feet, as if imagining the waves of the sea. Now and again three donkeys would start, urged from behind, and slowly tittup their burdens along the pond's margin. Hawkers cried goods. Fat dark women told fortunes. Policemen stood cynically near them. A man talked and talked and took his hat round.	На валу и дальше по лугу со всех сторон плыла веселая праздничная толпа с бумажными кульками. У пруда дети с тонкими, серовато-белыми слабыми ножками плескались и верещали, слишком довольные, чтобы улыбаться. Пожилые пары медленно проползали, выпятив животы, с изменившимися от напряжения лицами, устав от непривычного подъема. Молодежь уже разбежалась в поисках более головокружительных развлечений. На скамьях, на стульях из зеленой парусины или крашеного дерева сотни людей сидели, глядя себе под ноги, как будто воображая морские волны. Три осла, подгоняемые сзади, трусили рысцой вдоль берега пруда, катая желающих. Разносчики выкрикивали товары. Толстые смуглые женщины предсказывали судьбу. Полисмены откровенно следили за ними. Какой-то человек говорил не останавливаясь, обходя всех со шляпой.
Tony Bicket unslung his tray. His cockney voice, wheedling and a little husky, offered his coloured airs without intermission. This was something like! It was brisk! And now and again he gazed through the throng away across the pond, to where Victorine would be seated in a canvas chair, looking different from every one--he knew.	Тони Бикет снял с плеча лоток. Его ласковый хрипловатый голос с неправильным выговором без передышки предлагал цветные воздушные шары. Торговля шла бойко, шары так и расхватывали! Он то и дело поглядывал на берег пруда, где в парусиновом кресле сидела Викторина, не похожая ни на кого, - он был в этом уверен!
"Fine balloons--fine balloons! Six for a bob! Big one, Madam? Only sixpence. See the size! Buy, buy! Tyke one for the little boy!"	- Вот шарики, шарики, замечательные шарики! Шесть штук на шиллинг! Вам большой, сударыня? Всего шесть пенсов! Размер-то какой! Купите, купите! Возьмите шарик для мальчугана.
No 'aldermen' up here, but plenty in the mood to spend their money on a bit of brightness!	Тут хотя "олдерменов" и не было, но множество людей охотно платили за яркий, веселый шарик.
At five minutes before noon he snapped his tray to--not a bally balloon left! With six Bank Holidays a week he would make his fortune! Tray under arm, he began to tour the pond. The kiddies were all right, but--good Lord--how thin and pale! If he and Vic had a kid--but not they--not till they got out there! A fat brown kid, chysin' blue butterflies, and the sun oozin' out of him! Rounding the end of the pond, he walked slowly along the chairs. Lying back, elegant, with legs crossed, in brown stockings showing to the knees, and neat brown shoes with the flaps over--My! she looked a treat--in a world of her own, like that! Something caught Bicket by the throat. Gosh! He wanted things for her!	Без пяти двенадцать он сложил лоток - ни единого шара не осталось! Будь на неделе шесть праздничных гуляний - он нажил бы капитал! С лотком под мышкой он пошел вокруг пруда. Ребятишки славные, но - господи ты боже мой - до чего худы и бледны! Если у них с Вик будет малыш... нет, невозможно, - по крайней мере пока они не уедут туда. Толстый загорелый малыш гоняется за синими бабочками, и от него так и пышет солнцем! Завернув у конца пруда, он медленно пошел вдоль кресел. Вот она сидит, откинувшись в кресле, скрестив ноги в коричневых чулках и коричневых туфлях с язычками, - до чего хороша! В каком-то своем, особом мире. Что-то сжало горло Бикету. Господи! Как ему хотелось все для нее сделать!
"Well, Vic! Penny!"	- Ну, Вик, о чем думаешь?
"I was thinkin' of Australia."	- Я думала об Австралии.
"Ah! It's a gaudy long wait. Never mind--I've sold the bally lot. Which shall we do, go down among the trees, or get to the swings, at once?"	- А-а! Ну, этого еще бог весть как долго ждать! Но это пустяки - видишь, я продал все дочиста! Что мы будем делать - походим под деревьями или сразу пойдем на карусель?
"The swings," said Victorine.	- На карусель! - ответила она.
The Vale of Health was in rhapsodic mood. The crowd flowed here in a slow, speechless stream, to the cries of the booth-keepers, and the owners of swings and cocoanuts.	"Долина здоровья" была заполнена восторженной толпой. Толпа плыла непрерывным, медленным и молчаливым потоком под крики владельцев палаток и каруселей и продавцов кокосовых орехов.
"Roll--bowl--or pitch! Now for the milky ones! Penny a shy! . . . Who's for the swings? . . . Ices . . . Ices . . . Fine bananas!"	- Бей, кати, поддавай! А ну, кто попробует?.. Пенни удар... Кому на карусель?.. Мороженое, мороженое!.. Бананы, замечательные бананы!
On the giant merry-go-round under its vast umbrella the thirty chain-hung seats were filled with girls and men. Round to the music--slowly--faster--whirling out to the full extent of the chain, bodies bent back, legs stuck forward, laughter and speech dying, faces solemn, a little lost, hands gripping the chains hard. Faster, faster; slowing, slowing to a standstill, and the music silent.	Тридцать подвесных кресел гигантской карусели под огромным зонтиком были заняты девушками и молодыми людьми. Под музыку - кругом - быстрее, быстрее, пока не натянется цепь; откинуться назад - ноги вытянуть; смех и разговоры смолкли, напряженные, чуть растерянные лица, руки, крепко впившиеся в поручни. Быстрее, быстрее - потом медленнее, пока не остановишься и не замолчит музыка.
"My word!" murmured Victorine. "Come on, Tony!"	- Вот чудно! - прошептала Викторина. - Пойдем, Тони.
They entered the enclosure and took their seats. Victorine, on the outside, locked her feet, instinctively, one over the other, and tightening her clasp on the chains, curved her body to the motion. Her lips parted:	Они вошли в загородку, уселись в кресла. Викторина инстинктивно крепче скрестила ноги и, ухватившись за цепь, наклонилась в сторону движения. Она приоткрыла губы.
"Lor, Tony!"	- Тони, милый!..
Faster, faster--every nerve and sense given to that motion! O-o-h! It WAS a feeling--flying round like that above the world! Faster-- faster! Slower--slow, and the descent to earth.	Быстрее, быстрее - каждый нерв, каждый мускул отдать движению. О-о-о! Что за чувство - лететь так, над всем светом. Быстрее, быстрее! Медленнее, медленнее, и - спуск на землю.
"Tony--it's 'eaven!"	- Тони, это просто рай!
"Queer feelin' in yer inside, when you're swung right out!"	- Чудно как-то внутри, когда тебя так заносит!
"I'd like it level with the top. Let's go once more!"	- Я бы хотела взлететь под самую крышу. Давай еще раз.
"Right-o!"	- Ладно!
Twice more they went--half his profit on balloons! But who cared? He liked to see her face. After that, six shies at the milky ones without a hit, an ice apiece: then arm-in-arm to find a place to eat their lunch. That was the time Bicket enjoyed most, after the ginger-beer and sandwiches; smoking his fag, with his head on her lap, and the sky blue. A long time like that; till at last she stirred.	Прокатились еще два раза - половина выручки с шаров! А, не все ли равно? Тони нравилось смотреть на ее лицо. После этого - шесть ударов по шару, и ни разу не попали, и по порции мороженого на брата! Потом под руку пошли разыскивать местечко, где бы позавтракать. Эти минуты отдыха, после имбирного пива и бутербродов, были самыми блаженными минутами для Бикета; покуривая дешевый табак и положив голову на колени жене, он глядел в синее небо - долго-долго. Викторина встрепенулась первая.
"Let's go and see the dancin'!"	- Пойдем посмотрим на танцы.
In the grass enclosure ringed by the running path, some two dozen couples were jigging to a band.	На зеленой, лужайке, окаймленной песчаной дорожкой, десятка два пар танцевали под оркестр.
Victorine pulled at his arm.	Викторина потянула мужа за рукав.
"I WOULD love a turn!"	- Мне так хочется пройтись разок, Тони!
"Well, let's 'ave a go," said Bicket. "This one-legged bloke'll 'old my tray."	- Ну что ж, идет! - согласился Бикет. - Вон тот одноногий подержит мой лоток.
They entered the ring.	Они вошли в круг.
"Hold me tighter, Tony!"	- Обними меня покрепче, Тони!
Bicket obeyed. Nothing he liked better; and slowly their feet moved--to this side and that. They made little way, revolving, keeping time, oblivious of appearances.	Бикет послушался - на это он всегда был готов. Медленно задвигались ноги - в одну сторону, потом в другую. Почти не сходя с места, они делали повороты в такт музыке, забыв обо всем на свете.
"You dance all right, Tony."	- Ты славно танцуешь, Тони!
"YOU dance a treat!" gasped Bicket.	- А ты-то! Просто чудо! - шепнул Бикет.
In the intervals, panting, they watched over the one-legged man; then to it again, till the band ceased for good.	В перерывах, отдышавшись, они подходили проверить - тут ли одноногий с лотком; потом снова шли в круг, пока оркестр не кончил играть.
"My word!" said Victorine. "They dance on board ship, Tony!"	- Честное слово, - сказала Викторина, - ведь на пароходе тоже бывают танцы. Тони!
Bicket squeezed her waist.	Тони крепче сжал ее талию.
"I'll do the trick yet, if I 'ave to rob the Bank. There's nothin' I wouldn't do for you, Vic."	- Я добьюсь этого, хоть бы мне пришлось ограбить банк. Я пойду для тебя на все, Вик.
But Victorine smiled. She had done the trick already.	Викторина только улыбалась: она-то уже добилась своего!
The crowd with parti-coloured faces, tired, good-humoured, frowsily scented, strolled over a battlefield thick-strewn with paper bags, banana peel, and newspapers.	Толпа, разгоряченная, усталая, веселая, двигалась по полю битвы, усеянному бумажными кульками, банановой кожурой и обрывками газет.
"Let's 'ave our tea, and one more swing," said Bicket; "then we'll get over on the other side among the trees."	- Давай выпьем чаю и еще разок прокатимся на карусели, - сказал Бикет, - потом перейдем на ту сторону, в рощу.
Away over on the far side were many couples. The sun went very slowly down. Those two sat under a bush and watched it go. A faint breeze swung and rustled the birch leaves. There was little human sound out here. All seemed to have come for silence, to be waiting for darkness in the hush. Now and then some stealthy spy would pass and scrutinise.	На той стороне, в роще, гуляли пары. Солнце медленно заходило. Тони и Вик сидели под деревом и смотрели на закат. Легкий ветер шуршал в листве берез. Смолкли голоса людей. Как будто все пришли сюда искать тишины, ждать темноты и уединения. Изредка бесшумно шмыгал какой-нибудь шпион, разглядывая пары.
"Foxes!" said Bicket. "Gawd! I'd like to rub their noses in it!"	- Вот лисицы! - сказал Бикет. - Ух, с каким удовольствием я бы им расквасил носы!
Victorine sighed, pressing closer to him.	Викторина вздохнула, крепче прижимаясь к нему.
Some one was playing on a banjo now; a voice singing. It grew dusk, but a moon was somewhere rising, for little shadows stole out along the ground.	Кто-то заиграл на гитаре; зазвучал голос. Смеркалось, где-то всходила луна, и маленькие тени крались по земле.
They spoke in whispers. It seemed wrong to raise the voice, as though the grove were under a spell. Even their whisperings were scarce. Dew fell, but they paid no heed to it. With hands locked, and cheeks together, they sat very still. Bicket had a thought. This was poetry--this was! Darkness now, with a sort of faint and silvery glow, a sound of drunken singing on the Spaniard's Road, the whirr of belated cars returning from the north--and suddenly an owl hooted.	Они говорили шепотом. Казалось, нельзя повышать голос, казалось - они в заколдованной роще. - Они и говорили-то мало. Роса покрыла траву, но они ее не замечали, Рука с рукой, щека к щеке, они сидели совершенно тихо. Бикет думал: вот это настоящая поэзия, самая настоящая. Темнота, бледные серебристые отблески, звуки пьяной песни, гул запоздалых машин, возвращающихся с севера, и вдруг - уханье совы.
"My!" murmured Victorine, shivering: "An owl! Fancy! I used to hear one at Norbiton. I 'ope it's not bad luck!"	- Ой, сова! - Викторина вздрогнула. - Только подумай! Я когда-то слышала сову в Норбитоне. Ведь это не плохая примета, нет?
Bicket rose and stretched himself,	Бикет встал, потягиваясь.
"Come on!" he said: "we've 'ad a dy. Don't you go catchin' cold!"	- Пойдем, - сказал он, - вот это был день! Смотри только не простудись!
Arm-in-arm, slowly, through the darkness of the birch-grove, they made their way upwards--glad of the lamps, and the street, and the crowded station, as though they had taken an overdose of solitude.	Под руку они медленно вышли из темноты березовой рощи, радуясь фонарям, уличному шуму и людному вокзалу, словно пересытясь уединением.
Huddled in their carriage on the Tube, Bicket idly turned the pages of a derelict paper. But Victorine sat thinking of so much, that it was as if she thought of nothing. The swings and the grove in the darkness, and the money in her stocking. She wondered Tony hadn't noticed when it crackled--there wasn't a safe place to keep it in! What was he looking at, with his eyes so fixed? She peered, and read: "'Afternoon of a Dryad.' The striking picture by Aubrey Greene, on exhibition at the Dumetrius Gallery."	Забравшись в угол вагона подземки, Бикет лениво просматривал брошенную кем-то газету. А Викторина думала о такой массе вещей, что ей казалось, будто она ни о чем не думает. Карусель, темная роща, деньги в чулке. Странно, что Тони не замечает, как они шуршат, - а держать их больше негде. Что это он так пристально рассматривает? Она заглянула через его плечо и прочла: "Отдых дриады" - поразительная картина Обри Грина на выставке в галерее Думетриуса".
Her heart stopped beating.	У Викторины замерло сердце.
"Cripes!" said Bicket. "Ain't that like you?"	- Вот так штука! - сказал Бикет. - Смотри, правда, похоже на тебя?
"Like me? No!"	- На меня? Нет!
Bicket held the paper closer.	Бикет всмотрелся в газету.
"It IS. It's like you all over. I'll cut that out. I'd like to see that picture."	- Нет, похоже. Совсем ты, как вылитая! Я вырежу ее. Вот бы посмотреть эту картину!
The colour came up in her cheeks, released from a heart beating too fast now.	Кровь хлынула к щекам Викторины - так быстро заколотилось сердце!
"'Tisn't decent," she said.	- Это неприлично, - проговорила она.
"Dunno about that; but it's awful like you. It's even got your smile."	- Не знаю - прилично или нет, только ужас до чего похоже на тебя. Даже улыбка - и то твоя.
Folding the paper, he began to tear the sheet. Victorine's little finger pressed the notes beneath her stocking.	Сложив газету, он стал отрывать лист с картиной. Мизинец Викторины прижался к пачке бумажек в чулке.
"Funny," she said, slowly, "to think there's people in the world so like each other."	- Странно, - сказала она, - подумать только, что люди могут быть так похожи друг на друга.
"I never thought there could be one like you. Charin' Cross; we gotta change."	- Никогда не думал, что кто-нибудь может быть похож на тебя. Чэринг-Кросс - нам пересадка.
Hurrying along the rat-runs of the Tube, she slipped her hand into his pocket, and soon some scraps of torn paper fluttered down behind her following him in the crush. If only he didn't remember where the picture was!	В сутолоке крысиных ходов подземки она тихонько сунула руку в его карман, и вскоре обрывки разорванной бумаги упали на землю за Викториной, пробиравшейся в толкотне вслед за мужем. Лишь бы он не вспомнил, где выставлена эта картина.
Awake in the night, she thought:	Ночью она не спала и думала:
'I don't care; I'm going to get the rest of the money--that's all about it.'	"Все равно! Я все-таки достану остальные деньги - вот и все!"
But her heart moved queerly within her, like that of one whose feet have trodden suddenly the quaking edge of a bog.	Но сердце ее странно екнуло - как будто она вдруг ступила на край зыбкой трясины.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты