THE WHITE MONKEY/Белая обезьяна (часть вторая)

CHAPTER IX SLEUTH/IX. СЛЕЖКА

English	Русский
The Hotch-potch Club went back to the eighteen-sixties. Founded by a posse of young sparks, social and political, as a convenient place in which to smoulder, while qualifying for the hearths of 'Snooks', The Remove, The Wayfarers, Burton's, Ostrich Feather, and other more permanent resorts, the Club had, chiefly owing to a remarkable chef in its early days, acquired a stability and distinction of its own. It still, however, retained a certain resemblance to its name, and this was its attraction to Michael-- all sorts of people belonged. From Walter Nazing, and young semi- writers and patrons of the stage, who went to Venice, and talked of being amorous in gondolas, or of how so-and-so ought to be made love to; from such to bottle-brushed demi-generals, who had sat on courts-martial and shot men out of hand for the momentary weaknesses of human nature; from Wilfrid Desert (who never came there now) to Maurice Elderson, in the card-room, he could meet them all, and take the temperature of modernity. He was doing this in the Hotch-potch smoking-room, the late afternoon but one after Fleur had come into his bed, when he was informed:	Клуб "Всякая всячина" начал свое существование в шестидесятых годах прошлого столетия. Он был основан группой блестящей молодежи, политической и светской, и в нем они готовились к приему в более почтенные, старые клубы - "Шутников", "Путников", "Смена", "Бэртон", "Страусовые перья" и другие Но благодаря изумительному повару клуб с самых первых дней своего существования укрепился и сам стал изысканным клубом. Впрочем, он все еще до некоторой степени оправдывал свое, название, объединяя самых разнородных людей, - и в этом была его привлекательность для Майкла. От Уолтера Нэйзинга и других полуписателей и покровителей сцены, которые ездили в Венецию и рассуждали о любви в гондолах и о том, как надо ухаживать за такой-то дамой, от таких людей до свирепых усачей отставных генералов, заседавших когда-то в полевых судах и походя расстреливавших людей за минутные слабости человеческой природы, - от Уилфрида Дезерта (который перестал теперь туда ходить) до Мориса Элдерсона, игравшего там в карты, Майкл мог встретить всех и следить по ним за температурой современности. Через два дня после той ночи, как Флер пришла к нему в спальню, он сидел в курительной комнате и предавался своим наблюдениям, когда ему доложили:
"A Mr. Forsyte, sir, in the hall for you. Not the member we had here many years before he died; his cousin, I think."	- Вас желает видеть какой-то мистер Форсайт, сэр. Не тот, что состоял у нас членом до самой своей смерти, а, кажется, его двоюродный брат.
Conscious that his associates at the moment would not be his father-in-law's 'dream,' nor he theirs, Michael went out, and found Soames on the weighing machine.	Зная, что его друзья вряд ли сейчас придутся по душе Сомсу (как и он им!), Майкл вышел и застал Сомса на автоматических весах.
"I don't vary," he said, looking up. "How's Fleur?"	- Никакой перемены, - сказал тот. - Как Флер?
"Very well, thank you, sir."	- Отлично, благодарю вас, сэр.
"I'm at Green Street. I stayed up about a young man. Have you any vacancy in your office for a clerk--used to figures. I want a job for him."	- Я остановился на Грин-стрит. Задержался из-за одного молодого человека. Нет ли у вас в конторе свободного места для клерка - хорошего счетовода. Мне надо устроить его на работу.
"Come in here, sir," said Michael, entering a small room.	- Зайдемте, сэр, - пригласил Майкл, открывая дверь в небольшую гостиную.
Soames followed and looked round him.	Сомс прошел за ним и оглядел комнату.
"What do you call this?" he said.	- Как называется эта комната? - спросил он.
"Well, we call it 'the grave'; it's nice and quiet. Will you have a sherry?"	- Да мы ее называем "могила" - тут так славно и спокойно. Не хотите ли стакан хереса?
"Sherry!" repeated Soames. "You young people think you've invented sherry; when I was a boy no one dreamed of dining without a glass of dry sherry with his soup, and a glass of fine old sherry with his sweet. Sherry!"	- Хереса! - повторил Сомс. - Вы, молодежь, кажется, воображаете, что изобрели херес? Когда я был мальчиком, никому не приходило в голову сесть обедать без стакана сухого хереса к супу и хорошего старого хереса к сладкому. Херес!
"I quite believe you, sir. There really is nothing new. Venice, for instance--wasn't that the fashion, too; and knitting, and royalties? It's all cyclic. Has your young man got the sack?"	- Охотно верю вам, сэр. Вообще на свете нет ничего нового. Венеция, например, и раньше, вероятно, была в моде. И вязанье, и писательские гонорары. Все идет циклами. Вашему юноше дали по шапке?
Soames stared.	Сомс поглядел на него:
"Yes," he said, "he has. His name is Butterfield; he wants a job."	- Именно. Его фамилия Баттерфилд, ему нужна работа.
"That's frightfully rife; we get applications every day. I don't want to be swanky, but ours is a rather specialised business. It has to do with books."	- Это страшно трудно - Нас ежедневно засыпают предложениями. Не хочу хвастать, но у нас совершенно особая работа. Приходится иметь дело с книгами.
"He strikes me as capable, orderly, and civil; I don't see what more you want in a clerk. He writes a good hand, and, so far as I can see, he tells the truth."	- Он производит впечатление способного, аккуратного и вежливого человека; не знаю, чего вам еще нужно от клерка. У него хороший почерк, и, насколько мне известно, он умеет говорить правду.
"That's important, of course," said Michael; "but is he a good liar as well? I mean, there's more likely to be something in the travelling line; selling special editions, and that kind of thing. Could you open up about him a bit? Anything human is to the good-- I don't say old Danby would appreciate that, but he needn't know."	- Это, конечно, существенно, - заметил Майкл. - Но умеет ли он также лгать? Я хочу сказать, что ему, может быть, удастся найти работу по распространению книг. Продавать нумерованные издания и так далее. Не можете ли вы мне еще что-нибудь рассказать о нем? Может быть, он сделал что-нибудь хорошее - конечно, старый Дэнби этого не оценит, но ему можно и не говорить.
"H'm! Well--he--er--did his duty--quite against his interest--in fact, it's ruination for him. He seems to be married and to have two children."	- М-м-гм. Видите ли, он... он исполнил свой долг, вопреки своим интересам, и действительно для него это - разорение. Кажется, он женат и имеет двоих детей.
"Ho, ho! Jolly! If I got him a place, would he--would he be doing his duty again, do you think?"	- Ого! Весело, нечего сказать! А если я ему достану место, он по-прежнему будет исполнять свой долг?
"I am serious," said Soames; "the young man is on my mind."	- Я не шучу, - сказал Сомс, - этот молодой человек меня заботит.
"Yes," said Michael, ruminative, "the first thing in such a case is to get him on to some one else's, sharp. Could I see him?"	- Да, - задумчиво проговорил Майкл, - в таких случаях надо первым делом переложить заботу с себя на другого. Могу я с ним повидаться?
"I told him to step round and see you to-night after dinner. I thought you'd prefer to look him over in private before considering him for your office."	- Я сказал ему, чтобы он зашел к вам сегодня после обеда. Я считал, что вы захотите повидать его частным образом и решить, годится ли он для вашего дела.
"Very thoughtful of you, sir! There's just one thing. Don't you think I ought to know the duty he did--in confidence? I don't see how I can avoid putting my foot into my mouth without, do you?"	- Совершенно правильно, сэр. Но только вот что: не думаете ли вы, что мне следует знать, как именно он выполнил свой долг, - это, разумеется, останется между нами. Иначе я могу попасть впросак, не так ли?
Soames stared at his son-in-law's face, where the mouth was wide; for the nth time it inspired in him a certain liking and confidence; it looked so honest.	Сомс посмотрел зятю в лицо. В энный раз он почувствовал к нему симпатию и доверие: такой честный взгляд был у Майкла.
"Well," he said, going to the door and ascertaining that it was opaque, "this is matter for a criminal slander action, so for your own sake as well as mine you will keep it strictly to yourself"; and in a low voice he retailed the facts.	- Видите ли, - сказал он, подходя к двери и убедившись в ее непроницаемости, - здесь могут усмотреть клевету, так что не только ради меня, но и ради себя самого вы должны соблюдать абсолютную тайну, - и он вполголоса изложил суть дела.
"As I expected," he ended, "the young man came to me again this morning. He is naturally upset. I want to keep my hand on him. Without knowing more, I can't make up my mind whether to go further or not. Besides"--Soames hesitated; to claim a good motive was repulsive to him: "I--it seems hard on him. He's been getting three hundred and fifty."	- Как я и ожидал, - заключил он, - этот молодой человек пришел ко мне опять сегодня утром. Он, разумеется, совершенно подавлен. Я хочу, чтобы он был у меня под рукой. Не располагая дальнейшими сведениями, я не могу решиться - продолжать ли это дело, или бросить. К тому же... - Сомс колебался: проявлять добрые побуждения ему претило. - Я... это было жестоко по отношению к нему. Он зарабатывал триста пятьдесят фунтов в год.
"Dashed hard!" said Michael. "I say, Elderson's a member here."	- Да, скверно ему, - сказал Майкл. - А знаете, ведь Элдерсон - член этого клуба.
Soames looked with renewed suspicion at the door--it still seemed opaque, and he said:	Сомс снова покосился на дверь; она по-прежнему выглядела непроницаемой. И он сказал:
"The deuce he is! Do you know him?"	- Еще недоставало! Вы с ним знакомы?
"I've played bridge with him," said Michael; "he's taken some of the best off me--snorting good player."	- Я играл с ним в бридж - он здорово меня обчистил; замечательно ловкий игрок.
"Ah!" said Soames--he never played cards himself. "I can't take this young man into my own firm for obvious reasons; but I can trust you."	- Так, - сказал Сомс (сам он никогда не играл в карты). - Я, по вполне понятным причинам, не могу взять этого юношу к себе в контору. Но вам я доверяю.
Michael touched his forelock.	Майкл потянул себя за волосы.
"Frightfully bucked, sir. Protection of the poor--some sleuth, too. I'll see him to-night, and let you know what I can wangle."	- Чрезвычайно тронут, сэр. Покровительство бедным - и при этом незаметная слежка. Ладно, повидаюсь с ним сегодня вечером и дам вам знать, можно ли будет что-нибудь выковырнуть для него.
Soames nodded. 'Good Gad!' he thought; 'what jargon! . . .'	Сомс ответил кивком. "Но что за жаргон, о боже правый!" - подумал он.
The interview served Michael the good turn of taking his thoughts off himself. Temperamentally he sided already with the young man Butterfield; and, lighting a cigarette, he went into the card-room. Sitting on the high fender, he was impressed--the room was square, and within it were three square card tables, set askew to the walls, with three triangles of card players.	Этот разговор сослужил Майклу хорошую службу: он отвлек его мысли от личных переживаний. В душе он уже сочувствовал молодому Баттерфилду и, закурив сигару, ушел в комнату для карточной игры. Он сел на решетку камина. Эта комната всегда ему импонировала. Совершенно квадратная, и в ней три квадратных ломберных столика, под углом к стенам, с тремя треугольниками игроков.
'If only,' thought Michael, 'the fourth player sat under the table, the pattern would be complete. It's having the odd player loose that spoils the cubes.' And with something of a thrill he saw that Elderson was a fourth player! Sharp and impassive, he was engaged in applying a knife to the end of a cigar. Gosh! what sealed books faces were! Each with pages and pages of private thoughts, interests, schemes, fancies, passions, hopes and fears; and down came death--splosh!--and a creature wiped out, like a fly on a wall, and nobody any more could see its little close mechanism working away for its own ends, in its own privacy and its own importance; nobody any more could speculate on whether it was a clean or a dirty little bit of work. Hard to tell! They ran in all shapes! Elderson, for instance--was he a nasty mess, or just a lamb of God who didn't look it? 'Somehow,' thought Michael, 'I feel he's a womaniser. Now why?' He spread his hands out behind him to the fire, rubbing them together like a fly that has been in treacle. If one couldn't tell what was passing in the mind of one's own wife in one's own house, how on earth could one tell anything from the face of a stranger, and he one of the closest bits of mechanism in the world--an English gentleman of business! If only life were like 'The Idiot' or 'The Brothers Karamazov,' and everybody went about turning out their inmost hearts at the tops of their voices! If only club card rooms had a dash of epilepsy in their composition! But--nothing! Nothing! The world was full of wonderful secrets which everybody kept to themselves without captions or close-ups to give them away!	"Если бы только четвертый игрок сидел под столом, - подумал Майкл, кубистический узор был бы вполне закончен. То, что выходящий сидит тут же, портит все". И вдруг с каким-то странным чувством он заметил, что Элдерсон - выходящий. Весь какой-то острый, невозмутимый, он внимательно срезал ножичком кончик сигары. Черт! До чего непонятная книга - человеческое лицо! Целые страницы заполнены какими-то личными мыслями, интересами, планами, фантазиями, страстями, надеждами и страхами. И вдруг бац! Налетает смерть и смахивает человека, как муху со стены, и никто не узнает, как работал этот маленький скрытый механизм, для чего он был создан, чему служил. Никто не скажет, хорош или плох был этот механизм. И трудно сказать. Всякие люди бывают. Вот, например, Элдерсон: что он такое - отъявленный жулик или невинный барашек в скрытом виде? "Почему-то мне кажется, что он бабник, - подумал Майкл, - а почему, собственно?" Он протянул руки назад, к огню, потирая их, как муха трет лапки, когда вылезет из патоки. Если человек не знает толком, что происходит в душе его собственной жены в его собственном доме, как он может прочесть что-нибудь по лицу чужого человека, да еще такого сложного типа - английского дельца? Если бы только жизнь была похожа на "Идиота" или "Братьев Карамазовых" и все бы во весь голос кричали о своем сокровенном "я"! Если бы в клубных карточных комнатах был хоть намек на эпилепсию! Нет - ничего. Ничего. Мир полон необычайных тайн, каждый хранит их про себя - и нет у них ни субтитров, ни крупных планов.
A footman came in, looked at the fire, stood a moment expressionless as a stork, waiting for an order to ping out, staccato, through the hum, turned and went away.	Вошел лакей, посмотрел на огонь, постоял минуту, невыразительный, как аист, ожидая, не прорвется ли сквозь гул голосов какой-нибудь отрывистый приказ, повернулся и вышел.
Mechanism! Everywhere--mechanism! Devices for getting away from life so complete that there seemed no life to get away from.	Механизм! Всюду механизмы! Приспособления, чтобы уйти от жизни, - и такие совершенные, что даже не остается, от чего уходить.
'It's all,' he thought, 'awfully like a man sending a registered letter to himself. And perhaps it's just as well. Is 'life' a good thing--is it? Do I want to see 'life' raw again?'	"Все равно как если б человек сам себе послал заказное письмо, - подумал Майкл. - А может быть, так и надо. Хорошая ли вещь - жизнь? Хочу ли я снова видеть "жизнь" в ее неприкрашенном виде?"
Elderson was seated now, and Michael had a perfect view of the back of his head. It disclosed nothing.	Теперь Элдерсон сидел за столиком, и Майкл отлично видел его затылок, но это ему ничего не говорило.
'I'm no sleuth,' he thought; 'there ought to be something in the way he doesn't part his hair behind.' And, getting off the fender, he went home.	"Нет, я плохой сыщик, - подумал он, - а ведь, наверно, что-то кроется в том, почему он не делает сзади пробора". И, соскочив с каминной решетки, он пошел домой.
At dinner he caught one of his own looks at Fleur and didn't like it. Sleuth! And yet how not try to know what were the real thoughts and feelings of one who held his heart, like an accordion, and made it squeak and groan at pleasure!	Но за обедом он поймал себя на том, как он смотрит на Флер, - совсем не так, как считает нужным. Слежка! Но как же отказаться от попытки узнать истинные мысли и чувства человека, который знает твое сердце, словно клавиатуру, и заставляет его стонать и звенеть, как ему заблагорассудится!
"I saw the model you sent Aubrey yesterday," she said. "She didn't say anything about the clothes, but she looked ever so! What a face, Michael! Where did you come across her?"	- Я видела натурщицу, которую ты послал Обри, - сказала Флер, - она ничего не сказала про платья, но я сразу поняла. Какое лицо, Майкл! Где ты ее откопал?
Through Michael sped the thought: 'Could I make her jealous?' And he was shocked at it. A low-down thought--mean and ornery!	У Майкла мелькнула мысль: "Не заставить ли ее ревновать?" Но он сразу устыдился - низменная мысль, пошлая и мелочная!
"She blew in," he said. "Wife of a little packer we had who took to snooping--er--books. He sells balloons now; they want money badly."	- Сама явилась ко мне, - сказал он. - Она - жена нашего бывшего упаковщика, того, который стащил... м-м-м... несколько книг. Сейчас он продает воздушные шары; они страшно нуждаются.
"I see. Did you know that Aubrey's going to paint her in the nude?"	- Понимаю. А ты знаешь, что Обри хочет писать ее обнаженной?
"Phew! No! I thought she'd look good on a wrapper. I say! Ought I to stop that?"	- Фью-ю! Нет, не знал. Я думал, что она - прекрасная модель для обложки. Слушай-ка, не приостановить ли мне все это?
Fleur smiled.	Флер улыбнулась.
"It's more money and her look-out. It doesn't matter to you, does it?"	- Так дороже платят, и это - ее дело. Ведь тебя это не затрагивает, правда?
Again that thought; again the recoil from it!	Снова эта мысль, снова он ее отогнал.
"Only," he said, "that her husband is a decent little snipe for a snooper, and I don't want to be more sorry for him."	- Да, но только ее муж самый скромный и жалкий человечек на свете, хоть и воришка, и мне не хотелось бы, чтоб пришлось жалеть его еще больше.
"She won't tell him, of course."	- Но ведь она ему не скажет.
She said it so naturally, so simply, that the words disclosed a whole attitude of mind. One didn't tell one's mate what would tease the poor brute! He saw by the flutter of her white eyelids that she also realised the give-away. Should he follow it up, tell her what June Forsyte had told him--have it all out--all out? But with what purpose--to what end? Would it change things, make her love him? Would it do anything but harass her a little more; and give him the sense that he had lost his wicket trying to drive her to the pavilion? No! Better adopt the principle of secrecy she had unwittingly declared her own, bite on it, and grin. He muttered:	Флер сказала это так естественно, так просто, что в этих словах сразу раскрылся весь ее образ мыслей. Не надо рассказывать своему мужу то, что может расстроить беднягу. По трепету ее восковых век он увидел, что и она поняла, насколько она себя выдала. Поймать ли ее на слове, сказать все, что он узнал от Джун Форсайт, - выяснить все, все до конца? Но зачем, ради чего? Внесет ли это какую-либо перемену? Заставит ли ее полюбить его? Или это только больше ее взвинтит, а у него будет такое чувство, что он сдал последнюю позицию, стараясь сделать невозможное. Нет! Лучше принять принцип утаивания, который она невольно признала и утвердила, и, стиснув зубы, улыбаться. Он пробормотал:
"I'm afraid he'll find her rather thin."	- Пожалуй, она покажется ему слишком худой.
Her eyes were bright and steady; and again he was worried by that low-down thought: 'Could he make her--?'	Глаза Флер смотрели прямо и ясно, и опять та же низменная мысль смутила его: "Не заставить ли ее..."
"I've only seen her once," he added, "and then she was dressed."	- Я видел ее только раз, - добавил он, - тогда она была одета.
"I'm not jealous, Michael."	- Я не ревную, Майкл.
'No,' he thought, 'I wish to heaven you were!'	"Нет, - подумал он, - если б только ты могла меня ревновать!"
The words: "A young man called Butterfill to see you, sir," were like the turning of a key in a cell door.	Слова: "Вас спрашивает молодой человек по фамилии Баттерфилд, сэр", показались ему поворотом ключа в тюремной камере.
In the hall the young man "called Butterfill" was engaged in staring at Ting-a-ling.	В холле молодой человек "по фамилии Баттерфилд" был поглощен созерцанием Тинг-а-Линга.
'Judging by his eyes,' thought Michael, 'he's more of a dog than that little Djinn!'	"Судя по его глазам, - подумал Майкл, - в нем больше собачьего, чем в этом китайском бесенке".
"Come up to my study," he said, "it's cold down here. My father- in-law tells me you want a job."	- Пройдемте ко мне в кабинет, - пригласил он, - здесь холодно. Мой тесть говорил, что вы ищете работу.
"Yes, sir," said the young man, following up the stairs.	- Да, сэр, - сказал молодой человек, подымаясь вслед за ним по лестнице.
"Take a pew," said Michael; "and a cigarette. Now then! I know all about the turmoil. From your moustache, you were in the war, I suppose, like me? As between fellow-sufferers: Is your story O. K.?"	- Присаживайтесь, - сказал Майкл, - берите папироску. Ну, вот. Я знаю всю вашу историю. Судя по вашим усикам, вы были на войне, как и я. Признайтесь же мне, как товарищу по несчастью: это все - правда?
"God's truth, sir; I only wish it wasn't. I'd nothing to gain and everything to lose. I'd have done better to hold my tongue. It's his word against mine, and here I am in the street. That was my first job since the war, so I can whistle for a reference."	- Святая правда, сэр. Хотел бы я, чтобы это было не так. Выиграть я тут ничего не могу, а теряю все. Лучше бы мне было придержать язык. Его слова больше значат, чем мои, вот я и очутился на улице. Это было мое первое место после войны - так что теперь рекомендаций мне не добыть.
"Wife and two children, I think?"	- Кажется, у пас жена и двое детей?
"Yes, and I've put them in the cart for the sake of my conscience! It's the last time I'll do that, I know. What did it matter to me, whether the Society was cheated? My wife's quite right, I was a fool, sir."	- Да, и я ради своей совести пожертвовал ими. В последний раз я так поступаю, уверяю вас. Какое мне было дело до того, что Общество обманывают? Моя жена совершенно права - я свалял дурака, сэр.
"Probably," said Michael. "Do you know anything about books?"	- Возможно, - сказал Майкл. - Вы что-нибудь смыслите в книгах?
"Yes, sir; I'm a good book-keeper."	- Да, сэр. Я умею вести конторские книги.
"Holy Moses! OUR job is getting rid of them. My firm are publishers. We were thinking of putting on an extra traveller. Is your tongue persuasive?"	- Ах ты боже мой! Да у нас надо не вести книги, а избавляться от них, и как можно скорее. Ведь у нас издательство. Мы хотели взять еще одного агента. Вы умеете убеждать?
The young man smiled wanly.	Молодой человек слабо улыбнулся.
"I don't know, sir."	- Не знаю, сэр.
"Well, look here," said Michael, carried away by the look in his eyes, "it's all a question of a certain patter. But, of course, that's got to be learned. I gather that you're not a reader."	- Ладно, я вам объясню, как это делается, - сказал Майкл, совершенно обезоруженный его взглядом. - Все дело в навыке. Но, конечно, этому надо выучиться. Вы, вероятно, не очень-то много читаете?
"Well, sir, not a great reader."	- Да, сэр, не слишком много.
"That, perhaps, is fortunate. What you would have to do is to impress on the poor brutes who sell books that every one of the books on your list--say about thirty-five--is necessary in large numbers to his business. It's lucky you've just chucked your conscience, because, as a matter of fact most of them won't be. I'm afraid there's nowhere you could go to to get lessons in persuasion, but you can imagine the sort of thing, and if you like to come here for an hour or two this week, I'll put you wise about our authors, and ready you up to go before Peter."	- Ну, может, это к лучшему. Вам придется внушать этим несчастным книготорговцам, что каждая книга в вашем списке - а их будет, скажем, штук тридцать пять - необходима в его магазине, в большом количестве экземпляров. Очень хорошо, что вы только что разделались с вашей совестью, так как, откровенно говоря, большинство книг им не нужно. Боюсь, что вам негде поучиться убеждать людей, но можете осе это проделать мысленно, а если вы сумеете прийти сюда на часок-другой, я вас натаскаю по нашим авторам и подготовлю вас к встрече с апостолом Петром.
"Before Peter, sir?"	- С апостолом Петром, сэр?
"The Johnny with the keys; luckily it's Mr. Winter, not Mr. Danby; I believe I could get him to let you in for a month's trial."	- Да, с тем, который с ключами. К счастью, это мистер Уинтер, а не мистер Дэнби; думаю, что смогу уговорить его принять вас на месяц, на пробу.
"Sir, I'll try my very best. My wife knows about books, she could help me a lot. I can't tell you what I think of your kindness. The fact is, being out of a job has put the wind up me properly. I've not been able to save with two children; it's like the end of the world."	- Сэр, я сделаю все, что в моих силах. Моя жена понимает толк в книгах, она мне поможет. Я не могу выразить, как я вам благодарен за вашу доброту. Ведь, потеряв работу, я остался, по правде сказать, совсем на мели. Я не мог ничего отложить, с двумя-то детьми. Прямо хоть в петлю полезай.
"Right-o, then! Come here to-morrow evening at nine, and I'll stuff you. I believe you've got the face for the job, if you can get the patter. Only one book in twenty is a necessity really, the rest are luxuries. Your stunt will be to make them believe the nineteen are necessaries, and the twentieth a luxury that they need. It's like food or clothes, or anything else in civilisation."	- Ну, ладно. Значит, приходите завтра вечером, я вас начиню. Лицо у вас подходящее для такой работы - только бы разговаривать научиться. Ведь всего одна книга из двадцати действительно нужна, остальные - роскошь. А ваша задача - убедить их, что девятнадцать необходимы, а двадцатая - роскошь, без которой нельзя обойтись. Тут дело обстоит, как с одеждой, как с пищей и всем прочим в нашем цивилизованном обществе.
"Yes, sir, I quite understand."	- Да, сэр, я понимаю.
"All right, then. Good-night, and good luck!"	- Отлично. Ну, спокойной ночи и всего хорошего!
Michael stood up and held out his hand. The young man took it with a queer reverential little bow. A minute later he was out in the street; and Michael in the hall was thinking:	Майкл встал и протянул руку. Молодой человек пожал ее с почтительным полупоклоном. Через минуту он уже был на улице, а Майкл, стоя в холле, думал:
'Pity is tripe! Clean forgot I was a sleuth!'	"Жалость - чушь! Я чуть было совсем не забыл, что я - сыщик!"

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты