TO LET/Сдается в наем (часть первая)

V THE NATIVE HEATH/V. РОДНАЯ ЗЕМЛЯ

English	Русский
"His foot's upon his native heath, His name's--Val Dartie."	Он на своей родной земле, Его зовут... Вэл Дарти [11].
With some such feeling did Val Dartie, in the fortieth year of his age, set out that same Thursday morning very early from the old manor-house he had taken on the north side of the Sussex Downs. His destination was Newmarket, and he had not been there since the autumn of 1899, when he stole over from Oxford for the Cambridgeshire. He paused at the door to give his wife a kiss, and put a flask of port into his pocket.	Такого рода чувство испытывал Вэл Дарти на сороковом году своей жизни, когда он в тот же четверг рано поутру выходил из старинного дома, купленного им на северных склонах сэссекских Меловых гор. Направлялся он в Ньюмаркет, где был в последний раз осенью 1899 года, когда удрал из Оксфорда на скачки. Он остановился в дверях поцеловать на прощание жену и засунуть в - карман бутылку портвейна.
"Don't overtire your leg, Val, and don't bet too much."	- Не перетруждай ногу, Вэл, и не играй слишком рьяно.
With the pressure of her chest against his own, and her eyes looking into his, Val felt both leg and pocket safe. He should be moderate; Holly was always right--she had a natural aptitude. It did not seem so remarkable to him, perhaps, as it might to others, that--half Dartie as he was--he should have been perfectly faithful to his young first cousin during the twenty years since he married her romantically out in the Boer War; and faithful without any feeling of sacrifice or boredom--she was so quick, so slyly always a little in front of his mood. Being first cousins they had decided, rather needlessly, to have no children; and, though a little sallower, she had kept her looks, her slimness, and the colour of her dark hair. Val particularly admired the life of her own she carried on, besides carrying on his, and riding better every year. She kept up her music, she read an awful lot--novels, poetry, all sorts of stuff. Out on their farm in Cape colony she had looked after all the "nigger" babies and women in a miraculous manner. She was, in fact, clever; yet made no fuss about it, and had no "side." Though not remarkable for humility, Val had come to have the feeling that she was his superior, and he did not grudge it--a great tribute. It might be noted that he never looked at Holly without her knowing of it, but that she looked at him sometimes unawares.	Ее грудь прижалась к его груди, глаза глядели в его глаза, и Вэл чувствовал, что и нога его и карман в безопасности. Он не должен зарываться; Холли всегда права, у нее врожденное чувство меры. Других это могло удивлять, но Вэл не видел ничего странного в том, что он, хоть и был наполовину Дарти, в течение двадцати лет сохранял нерушимую верность своей троюродной сестре с того дня, как романтически женился на ней в Южной Африке, в разгар войны; и, сохраняя верность, не испытывал скуки, не считал, что приносит жертву: Холай была такая живая, так всегда лукаво опережала его в смене настроении. Будучи в кровном родстве, они решили - вернее, Холлн решила - не заводить детей, и она хоть и поблекла немного, но все же сохранила свою внешность, свою гибкость, тон своих темных волос. Вала больше всего восхищало, что она живет своей собственной жизнью, направляя при атом и его жизнь и с каждым годом совершенствуясь в верховой езде. Она не забросила музыку, очень много читала - романы, стихи, всякую всячину. Там, на их ферме в Южной Африке, она замечательно ухаживала за больными - за чернокожими женщинами и их ребятишками. Она по-настоящему умна, но не поднимает шума из-за этого, не важничает. Не отличаясь особой скромностью. Вал, однако, пришел к сознанию, что Холли выше его, и он ей с легким сердцем прощал это - большая уступка со стороны мужчины. Следует также отметить, что, когда бы он ни смотрел на нее, Холли всегда это знала, она же часто смотрела на него, когда он этого не замечал.
He had kissed her in the porch because he should not be doing so on the platform, though she was going to the station with him, to drive the car back. Tanned and wrinkled by Colonial weather and the wiles inseparable from horses, and handicapped by the leg which, weakened in the Boer War, had probably saved his life in the War just past, Val was still much as he had been in the days of his courtship; his smile as wide and charming, his eyelashes, if anything, thicker and darker, his eyes screwed up under them, as bright a grey, his freckles rather deeper, his hair a little grizzled at the sides. He gave the impression of one who has lived actively with horses in a sunny climate.	Он поцеловал ее на крыльце, потому что не должен был целовать ее на платформе, хотя ока провожала его на станцию, чтобы отвести назад машину. Загорев и покрывшись морщинами под жарким солнцем колоний и в борьбе с постоянным коварством лошадей, связанный своей ногой, поврежденной в бурской войне (и, может быть, спасшей ему жизнь в мировой войне), Вэл, однако, мало изменился со времени своего сватовства - та же была у него открытая, пленительная улыбка, только ресницы стали, пожалуй, еще темней и гуще, но так же мерцали сквозь них светло-серые глаза, да веснушки выступали резче, да волосы на висках начали седеть. Он производил впечатление человека, долго жившего - в солнечном климате деятельной жизнью лошадника.
Twisting the car sharp round at the gate, he said:	Резко поворотив машину на выезде из парка, он сказал:
"When is young Jon coming?"	- Когда приезжает маленький Джон?
"To-day."	- Сегодня.
"Is there anything you want for him? I could bring it down on Saturday."	- Тебе ничего не нужно для него? Я могу привезти в субботу.
"No; but you might come by the same train as Fleur--one-forty."	- Ничего не нужно: но, может быть, ты приедешь одним поездом с Флер в час сорок.
Val gave the Ford full rein; he still drove like a man in a new country on bad roads, who refuses to compromise, and expects heaven at every hole.	Вэл пустил форд галопом; он все еще правил машиной, как правят в новой стране по дурным дорогам: не соглашаясь на компромиссы и у каждой рытвины ожидая царствия небесного.
"That's a young woman who knows her way about," he said. "I say, has it struck you?"	- Вот маленькая женщина, которая знает, чего хочет, - сказал он, - ты в ней это заметила?
"Yes," said Holly.	- Да, - сказала Холли.
"Uncle Soames and your Dad--bit awkward, isn't it?"	- Дядя Сомс и твой отец... Не вышло бы неловко!
"She won't know, and he won't know, and nothing must be said, of course. It's only for five days, Val."	- Она этого не знает, и Джон не знает, и, конечно, не надо им ничего рассказывать. Всего только на пять дней, Вэла.
"Stable secret! Righto!"	- Семейная тайна! Запомним.
If Holly thought it safe, it was. Glancing slyly round at him, she said:	Если Холли сочла это достаточно безопасным, значит так оно и есть. Хитро скосив на Вала глаза, она сказала:
"Did you notice how beautifully she asked herself?"	- Ты заметил, как она ловко назвалась к нам?
"No!"	- Нет.
"Well, she did. What do you think of her, Val?"	- Очень ловко. Какого ты мнения о ней. Вал?
"Pretty and clever; but she might run out at any corner if she got her monkey up, I should say."	- Хорошенькая и умная; но она, сдается мне, выбросит седока из седла на первом же повороте, если ее разгорячить.
"I'm wondering," Holly murmured, "whether she is the modern young woman. One feels at sea coming home into all this."	- Никак не решу, - пробормотала Холли, - типична ля она для современной молодой женщины. Новая стала родина, трудно что-нибудь понять.
"You? You get the hang of things so quick."	- Тебе? Но ты всегда так быстро во всем разбираешься.
Holly slid her hand into his coat-pocket.	Холли засунула руку в карман его пальто.
"You keep one in the know," said Val encouraged. "What do you think of that Belgian fellow, Profond?"	- С тобою я другим все становится ясно; - сказал Вал, точно почувствовав поощрение. - Что ты думаешь об этом бельгийце, Профоне?
"I think he's rather 'a good devil.'"	- По-моему, довольно безобидный чертяка.
Val grinned.	Вэл усмехнулся.
"He seems to me a queer fish for a friend of our family. In fact, our family is in pretty queer waters, with Uncle Soames marrying a Frenchwoman, and your Dad marrying Soames's first. Our grandfathers would have had fits!"	- Мне кажется, что для друга нашей семьи он странный субъект. Впрочем, наша семья идет довольно-таки диким фарватером: дядя Сомс женился на француженке, твои отец - на первой жене Сомса. Наших дедушек хватил бы удар.
"So would anybody's, my dear."	- Не только наших, дорогой.
"This car," Val said suddenly, "wants rousing; she doesn't get her hind legs under her uphill. I shall have to give her her head on the slope if I'm to catch that train."	- Машина явно просит кнута, - заметил вдруг Вэл, - на подъеме не желает подбирать под себя задние ноги. Придется мне пустить ее под гору во весь опор, не то я опоздаю на поезд.
There was that about horses which had prevented him from ever really sympathising with a car, and the running of the Ford under his guidance compared with its running under that of Holly was always noticeable. He caught the train.	В лошадях было нечто такое, что помешало ему по настоящему полюбить автомобиль, и всегда сразу чувствовалось, правит ли фордом он или Холли. На поезд он поспел.
"Take care going home; she'll throw you down if she can. Good-bye, darling."	- Будь осторожна на обратном пути; дай ей волю, и она сбросит тебя на землю. До свидания, дорогая.
"Good-bye," called Holly, and kissed her hand.	- До свидания, - отозвалась Холли и послала воздушный поцелуй.
In the train, after quarter of an hour's indecision between thoughts of Holly, his morning paper, the look of the bright day, and his dim memory of Newmarket, Val plunged into the recesses of a small square book, all names, pedigrees, tap-roots, and notes about the make and shape of horses. The Forsyte in him was bent on the acquisition of a certain strain of blood, and he was subduing resolutely as yet the Dartie hankering for a Nutter. On getting back to England, after the profitable sale of his South African farm and stud, and observing that the sun seldom shone, Val had said to himself: "I've absolutely got to have an interest in life, or this country will give me the blues. Hunting's not enough, I'll breed and I'll train." With just that extra pinch of shrewdness and decision imparted by long residence in a new country, Val had seen the weak point of modern breeding. They were all hypnotised by fashion and high price. He should buy for looks, and let names go hang! And here he was already, hypnotised by the prestige of a certain strain of blood! Half-consciously, he thought: 'There's something in this damned climate which makes one go round in a ring. All the same, I must have a strain of Mayfly blood.'	В поезде, после пятнадцати минут колебания между мыслями о Холли, утренней газетой, любованием природой в этот ясный день и смутными воспоминаниями о Ньюмаркете, Вэл ушел с головой в дебри маленькой квадратной книжечкой - сплошь имена, родословные, генеалогия лошадей, примечания о мастях и статях. Живший в нем Форсайт склонен был приобрести лошадь определенных кровей, но решительно изгонял свойственный Дарти азарт. Вернувшись в Англию после выгодной продажи своей африканской фермы и конского завода и заметив, что солнце светит здесь довольно редко, Вэл сказал самому себе: - Мне просто необходимо найти какой-то интерес к жизни, иначе эта страна нагонит на меня зеленую тоску. Охота не спасет. Буду разводить и объезжать лошадей". С решительностью и остротой наблюдения, сообщаемой человеку длительным пребыванием в новой стране, Вэл установил слабые стороны современного коневодства. Людям сейчас импонирует мода и высокая цена. Нужно покупать за экстерьер, родословную побоку. А он тут сам готов поддаться гипнозу определенных кровей. Полуосознанная, слагалась у него мысль: "Этот проклятый климат заставляет человека бегать по кругу. Все равно, я должен завести у себя лошадь линии Мэйфлай".
In this mood he reached the Mecca of his hopes. It was one of those quiet meetings favourable to such as wish to look into horses, rather than into the mouths of bookmakers; and Val clung to the paddock. His twenty years of Colonial life, divesting him of the dandyism in which he had been bred, had left him the essential neatness of the horseman, and given him a queer and rather blighting eye over what he called "the silly haw-haw" of some Englishmen, the "flapping cockatoory" of some English-women--Holly had none of that and Holly was his model. Observant, quick, resourceful, Val went straight to the heart of a transaction, a horse, a drink; and he was on his way to the heart of a Mayfly filly, when a slow voice said at his elbow:	В таком настроении прибыл он в Мекку своих упований. Народу было немного, день выдался благоприятный для тех, кто смотрит на лошадей, а не в рот букмекеру, и Вэл прошел прямо в паддок [12]. Двадцать лет жизни в колониях освободили его от дендизма, привитого воспитанием, но сохранили в нем изящество наездника и наделили его острым глазом на то, что он называл "показным добродушием" некоторых англичан и "вертлявым попугайством" некоторых англичанок - в Холли не было ни того, ни другого, а Холли была для него образцом. Наблюдательный, быстрый, находчивый, Вэл во всякой сделке, в выпивке, в покупке лошади шел прямо к цели; он наметил себе целью молодую мэйфлайскую кобылку, когда медлительный голос сказал где-то рядом:
"Mr. Val Dartie? How's Mrs. Val Dartie? She's well, I hope."	- Мистер Вэл Дарти? Как поживает миссис Вэл Дарти? Надеюсь, здорова?
And he saw beside him the Belgian he had met at his sister Imogen's.	И Вэл увидел подле себя бельгийца, с которым познакомился у своей сестры Имоджин.
"Prosper Profond--I met you at lunch," said the voice.	- Проспер Профон. Мы с вами познакомились на днях за завтраком, сказал голос.
"How are you?" murmured Val.	- Как поживаете? - пробормотал Вэл.
"I'm very well," replied Monsieur Profond, smiling with a certain inimitable slowness.	- Очень хорошо, - отозвался Профон, улыбаясь неподражаемо медлительной улыбкой.
"A good devil," Holly had called him. Well! He looked a little like a devil, with his dark, clipped, pointed beard; a sleepy one though, and good-humoured, with fine eyes, unexpectedly intelligent.	"Безобидный чертяка", - сказала о нем Холли. Н-да! Черная острая бородка придает ему сходство с Мефистофелем; но это Мефистофель сонный и добродушный, с красивыми и, как ни странно, умными глазами.
"Here's a gentleman wants to know you--cousin of yours--Mr. George Forsyde."	- Тут один человек хочет с вами познакомиться - ваш родственник, мистер Джордж Форсайт.
Val saw a large form, and a face clean-shaven, bull-like, a little lowering, with sardonic humour bubbling behind a full grey eye; he remembered it dimly from old days when he would dine with his father at the Iseeum Club.	Вэл увидел грузную фигуру и чисто выбритое бычье, немного нахмуренное лицо с насмешливой улыбкой, притаившейся в серых навыкате глазах; он смутно помнил это лицо с давних времен, когда обедал иногда с отцом в "Айсиум-Клубе".
"I used to go racing with your father," George was saying: "How's the stud? Like to buy one of my screws?"	- Я когда-то хаживал на скачки с вашим отцом, - сказал Джордж. - Пополняете свой завод? Не купите ли у меня пару одров?
Val grinned, to hide the sudden feeling that the bottom had fallen out of breeding. They believed in nothing over here, not even in horses. George Forsyte, Prosper Profond! The devil himself was not more disillusioned than those two.	Вэл прикрыл усмешкой внезапно возникшее чувство, что коневодство потеряло под собою почву. Тут ни во что не верят - даже в лошадей. Джордж Форсайт и Проспер Профон! Сам дьявол не так разочарован в жизни, как эти двое.
"Didn't know you were a racing man," he said to Monsieur Profond.	- Я не знал, что вы увлекаетесь скачками, - сказал он мсье Профону.
"I'm not. I don't care for it. I'm a yachtin' man. I don't care for yachtin' either, but I like to see my friends. I've got some lunch, Mr. Val Dartie, just a small lunch, if you'd like to 'ave some; not much--just a small one--in my car."	- Я не увлекаюсь ими. Лошади меня не занимают. Я плаваю на яхте. Собственно, яхта меня тоже не занимает, но я люблю навещать Друзей. Могу предложить вам завтрак, мистер Вэл Дарти, так, маленький завтрак, если вас соблазнит: неплотный, просто легкую закуску в моем авто.
"Thanks," said Val; "very good of you. I'll come along in about quarter of an hour."	- Благодарю вас, - ответил Вэл, - очень любезно с вашей стороны. Я приду через четверть часа.
"Over there. Mr. Forsyde's comin'," and Monsieur Profond "poinded" with a yellow-gloved finger; "small car, with a small lunch";	- Вен там. Мистер Форсайт тоже придет. - Указывая пальцем, мсье Профон поднял руку в желтой перчатке. - Маленький завтрак в маленьком авто.
he moved on, groomed, sleepy, and remote, George Forsyte following, neat, huge, and with his jesting air.	Он пошел дальше, вылощенный, сонный и одинокий. Джордж Форсайт последовал за ним, элегантный, грузный, с лицом пересмешника.
Val remained gazing at the Mayfly filly. George Forsyte, of course, was an old chap, but this Profond might be about his own age; Val felt extremely young, as if the Mayfly filly were a toy at which those two had laughed. The animal had lost reality.	Вэл остался. Он не сводил глаз с мэйфлайской кобылы. Конечно, Джордж Форсайт - старик, но этот Профон примерно одних с ним лет. Вал чувствовал себя совсем мальчишкой, точно мэйфлайская кобыла была игрушкой, над которой только что посмеялись двое взрослых. Животное утратило свою реальность.
"That 'small' mare"--he seemed to hear the voice of Monsieur Profond- -"what do you see in her?--we must all die!"	"Маленькая кобылка! - чудился Валу голос Профона. - Что вы в ней нашли? Мы все умрем".
And George Forsyte, crony of his father, racing still! The Mayfly strain--was it any better than any other? He might just as well have a flutter with his money instead.	Джордж Форсайт, старый друг его отца, еще играет на скачках! Линия Мэйфлай - чем она лучше всякой другой? Может, просто пойти и сыграть?
"No, by gum!" he muttered suddenly, "if it's no good breeding horses, it's no good doing anything. What did I come for? I'll buy her."	- Нет, черт возьми, - проворчал он вдруг, - если не стоит труда разводить лошадей, так, значит, вообще ничего не стоит делать. Зачем я сюда приехал? Куплю кобылу.
He stood back and watched the ebb of the paddock visitors toward the stand. Natty old chips, shrewd portly fellows, Jews, trainers looking as if they had never been guilty of seeing a horse in their lives; tall, flapping, languid women, or brisk, loud-voiced women; young men with an air as if trying to take it seriously--two or three of them with only one arm.	Он стал в стороне, наблюдая за движением публики из паддока к трибунам. Благообразные старички, зоркие осанистые дельцы, евреи, тренеры, которые выглядят так невинно, точно в жизни не видели лошади; высокие, медлительные, томные женщины или женщины бойкие, с громкими голосами; молодые люди, глядящие так, точно стараются принять все это всерьез, среди них двое или трое одноруких.
'Life over here's a game!' thought Val. 'Muffin bell rings, horses run, money changes hands; ring again, run again, money changes back.'	"Здесь жизнь - игра, - подумал Вал. - Звонок, лошади стартуют, кто-то выиграл; опять звонок, новый старт, кто-то проиграл".
But, alarmed at his own philosophy, he went to the paddock gate to watch the Mayfly filly canter down. She moved well; and he made his way over to the "small" car. The "small" lunch was the sort a man dreams of but seldom gets; and when it was concluded Monsieur Profond walked back with him to the paddock.	Однако, испугавшись своей собственной философии, он вернулся к воротам паддока посмотреть мэйфлайскую кобылу на галопе. Она шла прекрасно; и Вэл побрел к "маленькому авто". "Маленький" завтрак оказался тем, о чем человек может грезить во сне, но что он редко получает в жизни; когда завтрак кончился, мсье Профон прошел с Валом обратно в паддок.
"Your wife's a nice woman," was his surprising remark.	- Ваша жена - милая женщина, - заметил он неожиданно.
"Nicest woman I know," returned Val dryly.	- Самая милая женщина, какую я знаю, - сухо отве7 ил Вэл.
"Yes," said Monsieur Profond; "she has a nice face. I admire nice women."	- Да" - сказал Профон, - у нее милое лицо. Я люблю милых женщин.
Val looked at him suspiciously, but something kindly and direct in the heavy diabolism of his companion disarmed him for the moment.	Вэл посмотрел на него подозрительно, но что-то благодушное и прямое в тяжелом мефистофельском лице его спутника обезоружило его на мгновение.
"Any time you like to come on my yacht, I'll give her a small cruise."	- В любое время, когда вы захотите приехать ко мне на яхту, я сделаю для нее маленький рейс.
"Thanks," said Val, in arms again, "she hates the sea."	- Благодарю, - сказал Вэл, снова насторожившись. - Она не любит моря.
"So do I," said Monsieur Profond.	- Я тоже не люблю, - сказал Профон.
"Then why do you yacht?"	- Зачем же вы плаваете на яхте?
The Belgian's eyes smiled.	В глазах бельгийца заиграла улыбка.
"Oh! I don't know. I've done everything; it's the last thing I'm doin'."	- О! Право, не знаю. Я все перепробовал: это мое последнее занятие.
"It must be d-d expensive. I should want more reason than that."	- Оно обходится, верно, чертовски дорого. Мне, например, нужны были бы основания более веские.
Monsieur Prosper Profond raised his eyebrows, and puffed out a heavy lower lip.	Проспер Профон поднял брови и выдвинул тяжелую нижнюю губу.
"I'm an easy-goin' man," he said.	- Я сговорчивый человек, - сказал он.
"Were you in the War?" asked Val.	- Вы были на войне? - спросил Вэл.
"Ye-es. I've done that too. I was gassed; it was a small bit unpleasant."	- Да-а. Войну я тоже испробовал. Был отравлен газом; это было мал-мало неприятно.
He smiled with a deep and sleepy air of prosperity, as if he had caught it from his name.	Он улыбнулся замысловатой и сонной улыбкой преуспевающего человека.
Whether his saying "small" when he ought to have said "little" was genuine mistake or affectation Val could not decide; the fellow was evidently capable of anything.	Сказал ли он "мал-мало" вместо "немного" по ошибке или ради аффектации, Вэл не мог решить; от этого человека можно было, по-видимому, ждать чего угодно.
Among the ring of buyers round the Mayfly filly who had won her race, Monsieur Profond said:	В толпе покупателей, привлеченных мэйфлайской кобылой, которая вышла победительницей, мсье Профон сказал:
"You goin' to bid?"	- Примете участие в аукционе?
Val nodded. With this sleepy Satan at his elbow, he felt in need of faith. Though placed above the ultimate blows of Providence by the forethought of a grand-father who had tied him up a thousand a year to which was added the thousand a year tied up for Holly by her grand-father, Val was not flush of capital that he could touch, having spent most of what he had realised from his South African farm on his establishment in Sussex. And very soon he was thinking: 'Dash it! she's going beyond me!' His limit-six hundred-was exceeded; he dropped out of the bidding. The Mayfly filly passed under the hammer at seven hundred and fifty guineas. He was turning away vexed when the slow voice of Monsieur Profond said in his ear:	Вэл кивнул головой. Рядом с этим сонным Мефистофелем он чувствовал потребность верить во что-то. Он был обеспечен от крайних превратностей судьбы предусмотрительностью деда, оставившего ему тысячу фунтов годовой ренты, и еще тысячью годовых, оставленных Холли ее дедом, - однако у Вэла не было свободных средств, так как деньги, вырученные им от продажи африканской фермы, он почти целиком потратил на оборудование нового хозяйства в Сэссексе. И очень скоро у него явилась мысль: "К черту! Мне это не по карману". Намеченный им предел - шестьсот фунтов - был уже перекрыт; Вэл перестал набавлять. Мэйфлайская кобыла пошла с молотка за семьсот пятьдесят гиней. Вэл с огорчением повернулся, чтобы уйти, когда над ухом у него раздался медлительный голос мсье Профона:
"Well, I've bought that small filly, but I don't want her; you take her and give her to your wife."	- Ну вот, я купил эту маленькую кобылку, но мне она не нужна: возьмите ее и отдайте вашей жене.
Val looked at the fellow with renewed suspicion, but the good humour in his eyes was such that he really could not take offence.	Вэл с новым подозрением посмотрел на него, но увидел в его глазах такое добродушие, что, право, не мог обидеться.
"I made a small lot of money in the War," began Monsieur Profond in answer to that look. "I 'ad armament shares. I like to give it away. I'm always makin' money. I want very small lot myself. I like my friends to 'ave it."	- Я заработал на войне немного денег, - начал мсье Профон в ответ на этот взгляд. - У меня были акции оружейных заводов. Мне нравится отдавать деньги. Я всегда зарабатываю. А мне самому не много надо. Я люблю отдавать их моим друзьям.
"I'll buy her of you at the price you gave," said Val with sudden resolution.	- Я куплю у вас кобылу за ту цену, которую вы отдали, - сказал с внезапной решимостью Вэл.
"No," said Monsieur Profond. "You take her. I don' want her."	- Нет, - ответил мсье Профон. - Возьмите ее так. Мне она не нужна.
"Hang it! one doesn't--"	- Но, черт возьми, не могу же я...
"Why not?" smiled Monsieur Profond. "I'm a friend of your family."	- Почему? - улыбнулся мсье Профон. - Я друг вашей семьи.
"Seven hundred and fifty guineas is not a box of cigars," said Val impatiently.	- Семьсот пятьдесят гиней - это не ящик сигар, - возразил нетерпеливо Вэл.
"All right; you keep her for me till I want her, and do what you like with her."	- Прекрасно; вы сохраните ее для меня до той минуты, когда она мне понадобится, а пока делайте с ней, что хотите.
"So long as she's yours," said Val. "I don't mind that."	- Если она остается вашей, - сказал Вэл, - не возражаю.
"That's all right," murmured Monsieur Profond, and moved away.	- Вот и отлично, - проговорил мсье Профон и отошел.
Val watched; he might be "a good devil," but then again he might not. He saw him rejoin George Forsyte, and thereafter saw him no more.	Вэл посмотрел ему вслед: "Безобидный чертяка!" Да, как будто - и вдруг опять подумалось: нет! Вэл заметил, как он подошел к Джорджу Форсайту, и затем потерял его из виду.
He spent those nights after racing at his mother's house in Green Street.	В эти дни после скачек он ночевал у своей матери в доме на Грин-стрит.
Winifred Dartie at sixty-two was marvellously preserved, considering the three-and-thirty years during which she had put up with Montague Dartie, till almost happily released by a French staircase. It was to her a vehement satisfaction to have her favourite son back from South Africa after all this time, to feel him so little changed, and to have taken a fancy to his wife. Winifred, who in the late seventies, before her marriage, had been in the vanguard of freedom, pleasure, and fashion, confessed her youth outclassed by the donzellas of the day. They seemed, for instance, to regard marriage as an incident, and Winifred sometimes regretted that she had not done the same; a second, third, fourth incident might have secured her a partner of less dazzling inebriety; though, after all, he had left her Val, Imogen, Maud, Benedict (almost a colonel and unharmed by the War)--none of whom had been divorced as yet. The steadiness of her children often amazed one who remembered their father; but, as she was fond of believing, they were really all Forsytes, favouring herself, with the exception, perhaps, of Imogen. Her brother's "little girl" Fleur frankly puzzled Winifred. The child was as restless as any of these modern young women--"She's a small flame in a draught," Prosper Profond had said one day after dinner--but she did not flop, or talk at the top of her voice. The steady Forsyteism in Winifred's own character instinctively resented the feeling in the air, the modern girl's habits and her motto: "All's much of a muchness! Spend, to-morrow we shall be poor!" She found it a saving grace in Fleur that, having set her heart on a thing, she had no change of heart until she got it--though--what happened after, Fleur was, of course, too young to have made evident. The child was a "very pretty little thing," too, and quite a credit to take about, with her mother's French taste and gift for wearing clothes; everybody turned to look at Fleur--great consideration to Winifred, a lover of the style and distinction which had so cruelly deceived her in the case of Montague Dartie.	Уинифрид Дарти в шестьдесят два года удивительно сохранилась, если принять во внимание, что тридцать три года она прожила с Монтегью Дарти, пока ее не избавила от него - почти что к счастью - французская лестница. Возвращение любимого сына из Южной Африки после стольких лет доставило ей огромную радость; приятно было видеть, что он так мало изменился, чувствовать симпатию к его жене. До замужества, в конце семидесятых годов, Уинифрид шла в авангарде свободомыслящих ревнительниц наслаждения и моды; но теперь она должна была признать, что современные девицы далеко превзошли молодежь ее века. Например, они, по-видимому, смотрят на брак как на эпизод, и Уинифрид иногда жалела, что в свое время не придерживалась тех же взглядов; второй, третий, четвертый эпизод, может быть, дал бы ей в спутники жизни не такого блистательного пьяницу; правда, в конце концов он оставил ей Вэла, Имоджин, Мод и Бенедикта (без пяти минут полковника, невредимо прошедшего через войну), и никто из них пока не развелся. Постоянство детей часто изумляло ее, помнившую их отца; но Уинифрид любила тешиться мыслью, что все они настоящие Форсайты и пошли в нее, за исключением разве Имоджин. И откровенно смущала Уинифрид "дочурка" ее брата, Флер. Девочка так же беспокойна, как любая современная девица. "Маленький огонь на сквозном ветру", - сказал о ней как-то за десертом Проспер Профон, но она не вертлява и говорит не громко. Стойкая в своем форсайтизме. Уинифрид бессознательно отвергала новые веяния, не одобряла повадок современной девушки и ее девиза: "Была не была! Трать - завтра мы будем нищие!" Ее успокаивала в племяннице одна черта: раз чего-нибудь пожелав, Флер не отступалась, пока не получит своего, а дальше... Но Флер, конечно, слишком еще молода, сейчас об этом нельзя судить. Она к тому же прехорошенькая, да еще унаследовала от матери ее французский вкус и умение носить вещи: каждый оборачивался при виде Флер, что очень льстило Уинифрид, ценительнице элегантности и стиля, так жестоко ее обманувших в случае с Монтегью Дарти.
In discussing her with Val, at breakfast on Saturday morning, Winifred dwelt on the family skeleton.	Говоря о ней с Вэлом за завтраком в субботу, Уинифрид не могла обойти молчанием их семейную тайну.
"That little affair of your father-in-law and your Aunt Irene, Val-- it's old as the hills, of course, Fleur need know nothing about it-- making a fuss. Your Uncle Soames is very particular about that. So you'll be careful."	- Эта история с твоим тестем и твоей тетей Ирэн, Вэл... Все это, конечно, давно быльем поросло, но не нужно, чтобы Флер что-нибудь узнала. Дяде Сомсу это было бы очень неприятно. Не проговорись.
"Yes! But it's dashed awkward--Holly's young half-brother is coming to live with us while he learns farming. He's there already."	- Хорошо. Но это трудновато: к нам приезжает младший брат Холли, будет жить у нас, изучать сельское хозяйство. Он, верно, уже приехал.
"Oh!" said Winifred. "That is a gaff! What is he like?"	- Ах! - воскликнула Уинифрид. - Как это некстати! Какой он из себя?
"Only saw him once--at Robin Hill, when we were home in 1909; he was naked and painted blue and yellow in stripes--a jolly little chap."	- Я видел его только раз я Робин-Хилле, когда мы приезжали домой в тысяча девятьсот девятом году; ом был голый и раскрашен в желтые и синие полосы, славный был мальчуган.
Winifred thought that "rather nice," and added comfortably:	Уинифрид нашла это "очень милым" и добавила успокоительно:
"Well, Holly's sensible; she'll know how to deal with it. I shan't tell your uncle. It'll only bother him. It's a great comfort to have you back, my dear boy, now that I'm getting on."	- Ну, ничего. Холли очень благоразумна; она сумеет все уладить. Я не стану ничего говорить твоему дяде. Зачем его зря тревожить? Такая радость для меня, дорогой моя мальчик, что ты опять со мной теперь, когда я старею.
"Getting on! Why! you're as young as ever. That chap Profond, Mother, is he all right?"	- Стареешь? Брось! Ты такая же молодая, как была. Мама, этот Профом он вполне приличный человек?
"Prosper Profond! Oh! the most amusing man I know."	- Проспер Профон? О! Я в жизни не встречала более занимательного собеседника!
Val grunted, and recounted the story of the Mayfly filly.	Вэл что-то промычал и рассказал историю с мэйфлайской кобылой.
"That's so like him," murmured Winifred. "He does all sorts of things."	- Совсем в его стиле, - проговорила Уинифрид. - Он делает самые неожиданные вещи.
"Well," said Val shrewdly, "our family haven't been too lucky with that kind of cattle; they're too light-hearted for us."	- Н-да, - веско сказал Вал. - Навей семье с этой породой не везло, с такими безответственными людьми.
It was true, and Winifred's blue study lasted a full minute before she answered:	Это была правда, и Уинифрид добрую минуту молчала в унылое задумчивости, прежде чем ответила:
"Oh! well! He's a foreigner, Val; one must make allowances."	- Да, конечно! Но он иностранец, Вал: не надо судить слишком строго.
"All right, I'll use his filly and make it up to him, somehow."	- Правильно. Буду пользоваться его кобылой. И какнибудь с ним рассчитаюсь.
And soon after he gave her his blessing, received a kiss, and left her for his bookmaker's, the Iseeum Club, and Victoria station.	Вскоре за тем он пожелал матери всего хорошего и, приняв от нее поцелуй, момчался к своему букмекеру, в "Айсиум-Клуб" и на вокзал.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты