IN CHANCERY/В петле (часть третья)

CHAPTER XI SUSPENDED ANIMATION/XI. ЗАТИШЬЕ

English	Русский
The war dragged on. Nicholas had been heard to say that it would cost three hundred millions if it cost a penny before they'd done with it! The income-tax was seriously threatened. Still, there would be South Africa for their money, once for all. And though the possessive instinct felt badly shaken at three o'clock in the morning, it recovered by breakfast-time with the recollection that one gets nothing in this world without paying for it. So, on the whole, people went about their business much as if there were no war, no concentration camps, no slippery de Wet, no feeling on the Continent, no anything unpleasant. Indeed, the attitude of the nation was typified by Timothy's map, whose animation was suspended--for Timothy no longer moved the flags, and they could not move themselves, not even backwards and forwards as they should have done.	Война затягивалась. Рассказывали, будто Николае утверждал, что она обойдется по крайней мере в триста миллионов, пока ее доведут до конца! Подоходный налог грозил чрезвычайно повыситься. Зато теперь они получат за свои денежки Южную Африку, раз и навсегда. И хотя собственнический инстинкт в три часа утра подвергался тяжелой встряске, он приободрялся за завтраком, утешаясь тем, что в этой жизни ничего не дается даром. Так что в общем, люди занимались своими делами, как будто не было ни войны, ни концентрационных лагерей, ни несговорчивого де Вета [41], ни недовольства на континенте, ничего неприятного. В сущности, настроение Англии можно было уподобить карте Тимоти, на которой теперь наступило затишье, потому что Тимоти больше не переставлял флажков, а сами они не могли двигаться ни взад, ни вперед, как бы им подобало.
Suspended animation went further; it invaded Forsyte 'Change, and produced a general uncertainty as to what was going to happen next. The announcement in the marriage column of The Times, 'Jolyon Forsyte to Irene, only daughter of the late Professor Heron,' had occasioned doubt whether Irene had been justly described. And yet, on the whole, relief was felt that she had not been entered as 'Irene, late the wife,' or 'the divorced wife,' 'of Soames Forsyte.' Altogether, there had been a kind of sublimity from the first about the way the family had taken that 'affair.' As James had phrased it, 'There it was!' No use to fuss! Nothing to be had out of admitting that it had been a 'nasty jar'--in the phraseology of the day.	Затишье чувствовалось не только здесь; оно захватило Биржу Форсайтов и вызывало чувство всеобщей неуверенности относительно того, что же будет дальше. Объявление в столбце браков в "Таймсе": "Джолион Форсайт с Ирэн, единственной дочерью покойного профессора Эрона" - вызвало сомнение, правильно ли была названа в газете Ирэн. Но в общем все почувствовали облегчение, что не было напечатано: "Ирэн, бывшая жена", - или: "Разведенная жена Сомса Форсайта". Можно даже сказать, что отношение семьи к этой "истории" с самого начала носило возвышенный характер. Как говорил Джемс, "дело сделано". И нечего волноваться. Что проку признавать, что это была, как теперь принято выражаться, "прескверная история".
But what would happen now that both Soames and Jolyon were married again? That was very intriguing. George was known to have laid Eustace six to four on a little Jolyon before a little Soames. George was so droll! It was rumoured, too, that he and Dartie had a bet as to whether James would attain the age of ninety, though which of them had backed James no one knew.	Но что будет теперь, когда Сомс и Джолион оба снова женились? Это вот очень интересно. Говорили, что Джордж держал с Юстасом пари, что маленький Джолион появится раньше маленького Сомса. Джордж такой комик! Рассказывали еще, что у него было пари с Дарти, доживет ли Джемс до девяноста лет, хотя кто из них держал за Джемса, неизвестно.
Early in May, Winifred came round to say that Val had been wounded in the leg by a spent bullet, and was to be discharged. His wife was nursing him. He would have a little limp--nothing to speak of. He wanted his grandfather to buy him a farm out there where he could breed horses. Her father was giving Holly eight hundred a year, so they could be quite comfortable, because his grandfather would give Val five, he had said; but as to the farm, he didn't know--couldn't tell: he didn't want Val to go throwing away his money.	Как-то в начале мая заехала Уинифрид и рассказала, что Вэл ранен в ногу пулей на излете и теперь выбыл из строя. За ним ухаживает его жена. Он будет чуть-чуть прихрамывать; но это даже не будет заметно. Он просит дедушку купить ему там участок земли и ферму, он хочет разводить лошадей. Отец Холли дает ей восемьсот фунтов в год, они будут жить вполне обеспеченно, потому что Вэлу дедушка обещал давать пятьсот; что же касается фермы, он заявил, что не знает, ничего не может сказать; он не хочет, чтобы Вэл бросал деньги на ветер.
"But you know," said Winifred, "he must do something."	- Ну, вы посудите сами, - сказала Уинифрид, - должен же он что-нибудь делать.
Aunt Hester thought that perhaps his dear grandfather was wise, because if he didn't buy a farm it couldn't turn out badly.	Тетя Эстер высказала мнение, что дедушка рассуждает правильно, потому что, если он ему не купит фермы, то, во всяком случае, это ничем дурным не кончится.
"But Val loves horses," said Winifred. "It'd be such an occupation for him."	- Но Вэл любит лошадей, - сказала Уинифрид, - это было бы для него таким подходящим занятием.
Aunt Juley thought that horses were very uncertain, had not Montague found them so?	Тетя Джули заметила, что лошади очень ненадежные разве этого не испытал Монтегью?
"Val's different," said Winifred; "he takes after me."	- Вэл совсем другой, - возразила Уинифрид, - он весь в меня.
Aunt Juley was sure that dear Val was very clever.	Тетя Джули высказала уверенность, что голубчик Вал очень умный.
"I always remember," she added, "how he gave his bad penny to a beggar. His dear grandfather was so pleased. He thought it showed such presence of mind. I remember his saying that he ought to go into the Navy."	- Я всегда вспоминаю, - прибавила она, - как он однажды подал нищему фальшивую монетку. Дедушке это очень понравилось. Он сказал, что это доказывает большую находчивость. Я помню, он тогда говорил, что Вэла нужно отдать во флот.
Aunt Hester chimed in: Did not Winifred think that it was much better for the young people to be secure and not run any risk at their age?	Тетя Эстер поддержала ее: разве Уинифрид не согласна, что молодым людям лучше жить на верный доход и не пускаться ни в какие рискованные предприятия в таком возрасте?
"Well," said Winifred, "if they were in London, perhaps; in London it's amusing to do nothing. But out there, of course, he'll simply get bored to death."	- Все это так, - сказала Уинифрид, - может быть, это действительно верно, если бы они жили в Лондоне: в Лондоне приятно ничего не делать. Но там, конечно, это ему надоест до смерти.
Aunt Hester thought that it would be nice for him to work, if he were quite sure not to lose by it. It was not as if they had no money. Timothy, of course, had done so well by retiring. Aunt Juley wanted to know what Montague had said.	Тетя Эстер согласилась, что, разумеется, было бы очень мило, если бы он нашел себе занятие, только такое, чтобы не было никакого риска. Конечно, если бы у них не было денег!.. Вот Тимоти тогда как хорошо поступил, что вышел из дела. Тетя Джули поинтересовалась, что говорит об этом Монтегью.
Winifred did not tell her, for Montague had merely remarked: "Wait till the old man dies."	Уинифрид промолчала, потому что Монтегью только к сказал: "Подожди, пока умрет старик".
At this moment Francie was announced. Her eyes were brimming with a smile.	Как раз в эту минуту доложили о Фрэнси. Глаза ее так и сияли улыбкой.
"Well," she said, "what do you think of it?"	- Ну, - сказала она, - что вы думаете об этом?
"Of what, dear?"	- О чем, дорогая?
"In The Times this morning."	- Да о том, что сегодня в "Таймсе"?
"We haven't seen it, we always read it after dinner; Timothy has it till then."	- Мы его еще не видели. Мы всегда читаем его после обеда. А до тех пор он у Тимоти.
Francie rolled her eyes.	Фрэнси закатила глаза.
"Do you think you ought to tell us?" said Aunt Juley. "What was it?"	- А ты считаешь, что нам необходимо знать? Что же там такое было?
"Irene's had a son at Robin Hill."	- У Ирэн родился сын в Робин-Хилле.
Aunt Juley drew in her breath.	Тетя Джули чуть не задохнулась.
"But," she said, "they were only married in March!"	- Но ведь они только в марте поженились!
"Yes, Auntie; isn't it interesting?"	- Да, тетечка, правда, как интересно!
"Well," said Winifred, "I'm glad. I was sorry for Jolyon losing his boy. It might have been Val."	- Ну что ж, я очень рада, - сказала Уинифрид. Мне было жаль Джолиона, что он потерял сына. Ведь это мог быть и Вэл.
Aunt Juley seemed to go into a sort of dream.	Тетя Джули, казалось, о чем-то глубоко задумалась.
"I wonder," she murmured, "what dear Soames will think? He has so wanted to have a son himself. A little bird has always told me that."	- Интересно, - прошептала она, - что думает об этом дорогой Сомс. Ему так всегда хотелось сына. Это я по секрету знаю.
"Well," said Winifred, "he's going to--bar accidents."	- Ну, он его скоро и получит, если ничего не случится, - сказала Уинифрид.
Gladness trickled out of Aunt Juley's eyes.	Тетя Джули посмотрела на нее восхищенным взглядом.
"How delightful!" she said. "When?"	- Какое счастье! - сказала она. - Когда же?
"November."	- В ноябре.
Such a lucky month! But she did wish it could be sooner. It was a long time for James to wait, at his age!	Такой счастливый месяц! Но ей бы хотелось, чтобы это было пораньше. А то Джемсу уж очень долго ждать в его возрасте!
To wait! They dreaded it for James, but they were used to it themselves. Indeed, it was their great distraction. To wait! For The Times to read; for one or other of their nieces or nephews to come in and cheer them up; for news of Nicholas' health; for that decision of Christopher's about going on the stage; for information concerning the mine of Mrs. MacAnder's nephew; for the doctor to come about Hester's inclination to wake up early in the morning; for books from the library which were always out; for Timothy to have a cold; for a nice quiet warm day, not too hot, when they could take a turn in Kensington Gardens. To wait, one on each side of the hearth in the drawing-room, for the clock between them to strike; their thin, veined, knuckled hands plying knitting-needles and crochet-hooks, their hair ordered to stop--like Canute's waves- -from any further advance in colour. To wait in their black silks or satins for the Court to say that Hester might wear her dark green, and Juley her darker maroon. To wait, slowly turning over and over, in their old minds the little joys and sorrows, events and expectancies, of their little family world, as cows chew patient cuds in a familiar field. And this new event was so well worth waiting for. Soames had always been their pet, with his tendency to give them pictures, and his almost weekly visits which they missed so much, and his need for their sympathy evoked by the wreck of his first marriage. This new event--the birth of an heir to Soames--was so important for him, and for his dear father, too, that James might not have to die without some certainty about things. James did so dislike uncertainty; and with Montague, of course, he could not feel really satisfied to leave no grand- children but the young Darties. After all, one's own name did count! And as James' ninetieth birthday neared they wondered what precautions he was taking. He would be the first of the Forsytes to reach that age, and set, as it were, a new standard in holding on to life. That was so important, they felt, at their ages eighty- seven and eighty-five; though they did not want to think of themselves when they had Timothy, who was not yet eighty-two, to think of. There was, of course, a better world. 'In my Father's house are many mansions' was one of Aunt Juley's favourite sayings- -it always comforted her, with its suggestion of house property, which had made the fortune of dear Roger. The Bible was, indeed, a great resource, and on very fine Sundays there was church in the morning; and sometimes Juley would steal into Timothy's study when she was sure he was out, and just put an open New Testament casually among the books on his little table--he was a great reader, of course, having been a publisher. But she had noticed that Timothy was always cross at dinner afterwards. And Smither had told her more than once that she had picked books off the floor in doing the room. Still, with all that, they did feel that heaven could not be quite so cosy as the rooms in which they and Timothy had been waiting so long. Aunt Hester, especially, could not bear the thought of the exertion. Any change, or rather the thought of a change--for there never was any--always upset her very much. Aunt Juley, who had more spirit, sometimes thought it would be quite exciting; she had so enjoyed that visit to Brighton the year dear Susan died. But then Brighton one knew was nice, and it was so difficult to tell what heaven would be like, so on the whole she was more than content to wait.	Ждать! Им было страшно за Джемса, но сами они так к этому привыкли. По правде сказать, это было для них большое развлечение. Ждать "Таймса", когда можно будет его прочесть; племянника или племянницу, которые зайдут навестить и развлечь их; известий о здоровье Николаев; о решении Кристофера, который собирается поступить на сцену; каких-нибудь новостей о рудниках племянника миссис Мак-Эндер; доктора к Эстер из-за того, что она очень рано просыпается; книг из библиотеки, которые всегда у кого-нибудь на руках; неизбежной простуды Тимоти; хорошего тихого дня, не очень жаркого только, чтобы им можно было погулять в Кенсингтонском саду. Ждать, сидя в гостиной, когда пробьют между ними часы на камине; в худых, узловатых, с синими прожилками руках мелькают спицы, волосы, подобно волнам Канута [42], укрощены и больше не меняют цвета. Ждать в своих черных шелковых или атласных платьях, когда придворный этикет позволит Эстер облачиться в темно-зеленое, а Джули в темно-коричневое, ждать - медленно пережевывать в старенькой памяти мелкие радости, и огорчения, и надежды крошечного семейного мирка, - так терпеливо жуют жвачку коровы на своем привычном лугу. А это новое событие, уж как его будет приятно ждать! Сомс всегда был их любимцем, он им дарил картины и чуть ли не каждую неделю навещал их, чего им теперь так не хватало, и он нуждался в их сочувствии Из-за этого несчастного первого брака. Это новое событие - рождение наследника Сомса - ведь это так важно для него и для его дорогого батюшки, чтобы Джемсу не пришлось умереть, когда все так неопределенно впереди. Джемс терпеть не может всякой неопределенности, да и разве он может быть по-настоящему доволен, когда у него нет других внуков, кроме маленьких Дарти? В конце концов самое важное - это свое имя! И по мере того как приближался день девяностолетия Джемса, они все больше беспокоились о том, какие меры предосторожности соблюдает Джемс, чтобы сохранить свое здоровье. Он будет первым из Форсайтов, который достигнет этого возраста и установит, так сказать, новую норму долголетия. И это так важно для них в их годы - в восемьдесят семь и в восемьдесят пять лет, хотя им вовсе и не хочется думать о себе, пока у них есть Тимоти, которому нет еще и восьмидесяти лет. Конечно, за гробом нас ждет лучший мир. "В доме отца моего обителей много" - это было любимое изречение тети Джули, оно всегда очень утешало ее, напоминая ей о тех домах, на покупке которых так разбогател дорогой Роджер. Библия, разумеется, была большим подспорьем, а по воскресеньям в очень хорошую погоду они отправлялись утром в церковь; а иногда Джули прокрадывалась в кабинет Тимоти, когда она наверно знала, что его там нет, и клала ему на столик между книг раскрытое евангелие - он, разумеется, очень любил читать, потому что ведь он когда-то был издателем. Но она заметила, что Тимоти потом всегда бывал очень сердит за обедом. А Смизер не раз говорила им, что ей случается подбирать книги с полу, когда она подметает его комнату. Ну, конечно, все-таки им казалось, что на небе вряд ли они будут чувствовать себя так уютно, как в этих комнатках, где они с Тимоти так давно живут ожиданием. В особенности тетя Эстер терпеть не могла думать о чем-нибудь утомительном. Всякая перемена или, вернее, мысль о какой-нибудь перемене - ибо перемен никогда никаких не бывало - ужасно ее расстраивала. Тете Джули, которая была предприимчивее ее, казалось иногда, что это будет очень даже интересно; как весело было тогда, когда она ездила в Брайтон, в год смерти дорогой Сьюзен. Но, правда, все знают, что Брайтон очень приятное место, а ведь так трудно сказать, каково-то там покажется, на небе, так что в общем она, пожалуй, даже рада еще подождать.
On the morning of James' birthday, August the 5th, they felt extraordinary animation, and little notes passed between them by the hand of Smither while they were having breakfast in their beds. Smither must go round and take their love and little presents and find out how Mr. James was, and whether he had passed a good night with all the excitement. And on the way back would Smither call in at Green Street--it was a little out of her way, but she could take the bus up Bond Street afterwards; it would be a nice little change for her--and ask dear Mrs. Dartie to be sure and look in before she went out of town.	В день рождения Джемса, пятого августа, они ужасно волновались и посылали друг другу через Смизер маленькие записочки во время утреннего завтрака, который им подали в постели. Смизер должна пойти туда и передать от них привет и маленькие подарочки и узнать, как мистер Джемс себя чувствует и хорошо ли он спал накануне такого выдающегося события. А на обратном пути пусть Смизер зайдет на Грин-стрит - это немножко не по дороге, но она потом может сесть в омнибус на Бонд-стрит (для нее это будет маленькое развлечение) и попросит дорогую миссис Дарти непременно заехать к ним, пока она еще в городе.
All this Smither did--an undeniable servant trained many years ago under Aunt Ann to a perfection not now procurable. Mr. James, so Mrs. James said, had passed an excellent night, he sent his love; Mrs. James had said he was very funny and had complained that he didn't know what all the fuss was about. Oh! and Mrs. Dartie sent her love, and she would come to tea.	Все это Смизер исполнила - она была незаменимая служанка, которую когда-то еще тетя Энн вытренировала так, что она стала образцом недосягаемого ныне совершенства. Мистер Джемс, велела передать миссис Джемс, превосходно спал ночь и посылает привет; миссис Джемс сказала еще, что мистер Джемс очень удивился и жаловался, что он не понимает, из-за чего такой шум подняли. Вот, а миссис Дарти передает привет, она будет к чаю.
Aunts Juley and Hester, rather hurt that their presents had not received special mention--they forgot every year that James could not bear to receive presents, 'throwing away their money on him,' as he always called it--were 'delighted'; it showed that James was in good spirits, and that was so important for him. And they began to wait for Winifred. She came at four, bringing Imogen, and Maud, just back from school, and 'getting such a pretty girl, too,' so that it was extremely difficult to ask for news about Annette. Aunt Juley, however, summoned courage to enquire whether Winifred had heard anything, and if Soames was anxious.	Тети Джули и Эстер, несколько задетые тем, что их подарки не были удостоены особого упоминания (они каждый год забывали, что Джемс терпеть не может подарков: "швыряют деньги попусту" - так он выражался), были в "страшном восторге"; значит, Джемс в хорошем настроении, а это для него так важно. И они стали поджидать Уинифрид. Она приехала в четыре часа и привезла с собой Имоджин и Мод, которая только что вернулась из школы и "тоже стала такой хорошенькой девочкой", и поэтому было ужасно трудно расспросить как следует про Аннет. Тетя Джули все же набралась храбрости и спросила, не слышала ли чего-нибудь Уинифрид, и как Сомс - доволен, ждет с нетерпением?
"Uncle Soames is always anxious, Auntie," interrupted Imogen; "he can't be happy now he's got it."	- Дяде Сомсу всегда чего-нибудь недостает, тетечка, - вмешалась Имоджин. - Как он может быть доволен, раз он уже добился своего!
The words struck familiarly on Aunt Juley's ears. Ah! yes; that funny drawing of George's, which had not been shown them! But what did Imogen mean? That her uncle always wanted more than he could have? It was not at all nice to think like that.	Эта фраза что-то напомнила тете Джули. Ах да! Эта картинка, которую нарисовал Джордж и которую им так и не показали! Но что, собственно, хочет сказать Имоджин? Что ее дядя всегда хочет получить больше, чем у него есть? Совсем нехорошо так думать.
Imogen's voice rose clear and clipped:	Звонкий, ясный голос Имоджин продолжал:
"Imagine! Annette's only two years older than me; it must be awful for her, married to Uncle Soames."	- Вы только подумайте! Ведь Аннет всего на два года старше меня, как это, должно быть, ужасно для нее выйти замуж за, дядю Сомса.
Aunt Juley lifted her hands in horror.	Тетя Джули в ужасе всплеснула руками.
"My dear," she said, "you don't know what you're talking about. Your Uncle Soames is a match for anybody. He's a very clever man, and good-looking and wealthy, and most considerate and careful, and not at all old, considering everything."	- Дорогая моя, ты просто сама не знаешь, что ты говоришь. Такого мужа, как дядя Сомс, можно пожелать всякой. Он очень умный человек, и красивый, и богатый, и такой внимательный и заботливый, и совсем даже не старый, если принять все во внимание.
Imogen, turning her luscious glance from one to the other of the 'old dears,' only smiled.	Имоджин только улыбалась, переводя свои блестящие влажные глаза с одной "старушки" на другую.
"I hope," said Aunt Juley quite severely, "that you will marry as good a man."	- Я надеюсь, - строго сказала тетя Джули, - что ты выйдешь замуж за такого же хорошего человека.
"I shan't marry a good man, Auntie," murmured Imogen; "they're dull."	- Я не выйду за хорошего человека, тетечка, - ответила Имоджин, - они все очень скучные.
"If you go on like this," replied Aunt Juley, still very much upset, "you won't marry anybody. We'd better not pursue the subject;" and turning to Winifred, she said: "How is Montague?"	- Если ты так будешь рассуждать, - возразила совершенно потрясенная тетя Джули, - ты совсем не выйдешь замуж. И лучше мы не будем говорить об этом, - и, повернувшись к Уинифрид, она спросила, как поживает Монтегью.
That evening, while they were waiting for dinner, she murmured:	Вечером, когда они ждали обеда, она тихонько сказала:
"I've told Smither to get up half a bottle of the sweet champagne, Hester. I think we ought to drink dear James' health, and--and the health of Soames' wife; only, let's keep that quite secret. I'll Just say like this, 'And you know, Hester!' and then we'll drink. It might upset Timothy."	- Я велела Смиэер подать полбутылки сладкого шампанского, Эстер. Я думаю, нам нужно выпить за здоровье дорогого Джемса и за здоровье жены Сомса, только пусть это будет наш секрет. Я просто скажу: "Ты знаешь, за что, Эстер", - и мы выпьем. А то как бы Тимоти не стало дурно.
"It's more likely to upset us," said Aunt Nester. "But we must, I suppose; for such an occasion."	- Пожалуй, это скорее нам с тобой станет дурно, - сказала тетя Эстер. - Но, конечно, все-таки нужно, ради такого случая.
"Yes," said Aunt Juley rapturously, "it is an occasion! Only fancy if he has a dear little boy, to carry the family on! I do feel it so important, now that Irene has had a son. Winifred says George is calling Jolyon 'The Three-Decker,' because of his three families, you know! George is droll. And fancy! Irene is living after all in the house Soames had built for them both. It does seem hard on dear Soames; and he's always been so regular."	- Да, - восторженно подхватила тетя Джули, - уж это случай! Ты только представь себе, если у него будет милый маленький мальчик, продолжатель рода! Мне теперь это кажется особенно важным, с тех пор как у Ирэн родился сын. Уинифрид рассказывала, что Джордж называет Джолиона "Трехпалубник", из-за того, что у него три семьи! Джордж такой шутник! И подумать только! Ирэн все-таки живет в том доме, который Сомс построил для себя, чтобы жить с ней. Как это, наверно, тяжело бедному Сомсу, а ведь он всегда был такой корректный.
That night in bed, excited and a little flushed still by her glass of wine and the secrecy of the second toast, she lay with her prayer-book opened flat, and her eyes fixed on a ceiling yellowed by the light from her reading-lamp. Young things! It was so nice for them all! And she would be so happy if she could see dear Soames happy. But, of course, he must be now, in spite of what Imogen had said. He would have all that he wanted: property, and wife, and children! And he would live to a green old age, like his dear father, and forget all about Irene and that dreadful case. If only she herself could be here to buy his children their first rocking-horse! Smither should choose it for her at the stores, nice and dappled. Ah! how Roger used to rock her until she fell off! Oh dear! that was a long time ago! It was! 'In my Father's house are many mansions--'A little scrattling noise caught her ear- -'but no mice!' she thought mechanically. The noise increased. There! it was a mouse! How naughty of Smither to say there wasn't! It would be eating through the wainscot before they knew where they were, and they would have to have the builders in. They were such destructive things! And she lay, with her eyes just moving, following in her mind that little scrattling sound, and waiting for sleep to release her from it.	Вечером в постели, взволнованная и слегка разгоряченная шампанским и этим секретным вторым тостом, она лежала, держа открытый молитвенник и устремив глаза в потолок, освещенный желтым светом ночника. Малютки! Как это приятно для всех! И она была бы так счастлива увидеть дорогого Сомса счастливым. Но, конечно, он теперь счастлив, что бы там ни говорила Имоджин. У него будет все, чего он желал: богатство" и жена, и дети! И он доживет до глубокой старости, как его дорогой отец, и забудет и Ирэн и этот ужасный развод. Если бы только ей еще дожить до того, чтоб купить его деткам их первую лошадку-качалку! Смизер сможет выбрать вместо нее в магазине, красивую, в яблоках. Ах! Как, бывало, Роджер качал ее, пока она не падала кувырком! Ах, боже мой! Как давно это было! А было! "В доме отца моего обителей много" (легкий скребущий звук донесся до ее слуха), "но это не мыши", - как-то машинально подумала она. Шум усиливался. Ну конечно, мыши! Как нехорошо со стороны Смизер утверждать, что у них нет мышей! Не успеешь и опомниться, как они прогрызут обшивку, и тогда придется звать плотников. Это такие разрушители! И тетя Джули лежала, медленно водя глазами по потолку, прислушиваясь к этому легкому скребущему шуму и ожидая сна, который набавит ее от него.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты