The Principles of Political Economy and Taxation /Начала политической экономии и налогообложения

Chapter 17 Taxes on Other Commodities than Raw Produce/Глава XVII. Налоги на другие товары, кроме сырых материалов

English	Русский
ON the same principle that a tax on corn would raise the price of corn, a tax on any other commodity would raise the price of that commodity. If the commodity did not rise by a sum equal to the tax, it would not give the same profit to the producer which he had before, and he would remove his capital to some other employment.	В силу того же принципа, согласно которому налог на хлеб приводит к повышению цены хлеба, налог на всякий другой товар также вызовет повышение цены этого товара. Если бы цена товара не поднялась на сумму, равную налогу, то производитель его не получил бы той же прибыли, что прежде, и перевёл бы свой капитал в какую-нибудь другую отрасль.
The taxing of all commodities, whether they be necessaries or luxuries, will, while money remains at an unaltered value, raise their prices by a sum at least equal to the tax.(32*)	Обложение всех товаров, будь то предметы жизненной необходимости или предметы роскоши, влечёт за собою при неизменной стоимости денег повышение цен на сумму, равную по крайней мере налогу
[32. It is observed by M. Say, 'that a manufacturer is not enabled to make the consumer pay the whole tax levied on his commodity, because its increased price will diminish its consumption.' Should this be the case, should the consumption be diminished, will not the supply also speedily be diminished? Why should the manufacturer continue in the trade, if his profits are below the general level? M. Say appears here also to have forgotten the doctrine which he elsewhere supports, 'that the cost of production determines the price, below which commodities cannot fall for any length of time, because production would be then either suspended or diminished.' -- Vol. ii. p. 26.]	[Г-н Сэй замечает, что "фабрикант не в состоянии заставить потребителя заплатить весь налог, взимаемый с его товара, потому что возросшая цена его вызовет уменьшение потребления этого товара". Если бы это действительно было так, если бы потребление уменьшилось, то разве и предложение не уменьшится так же скоро? Почему фабрикант должен оставаться в какой-нибудь отрасли промышленности, если прибыль в ней опустилась ниже общего уровня? Г-н Сэй, по-видимому, опять забыл теорию, которой он придерживается в другом месте, а именно, что "издержки производства определяют цену, ниже которой не могут долго продаваться товары, так как в этом случае производство их было бы прекращено или уменьшено" (т. II, стр. 26).]
	"Налог падает в этом случае отчасти на потребителя, который вынужден заплатить более высокую цену за обложенный товар, а отчасти на производителя, который за вычетом налога получит меньше. Государственное казначейство получит в свою пользу прибавку, которую платит покупатель, и часть прибыли, которой вынужден поступиться производитель. Так, порох в одно и то же время оказывает действие и на ядро, которое он выбрасывает, и на пушку, которую он откатывает назад" (т. II, стр. 333)].
A tax on the manufactured necessaries of the labourer would have the same effect on wages as a tax on corn, which differs from other necessaries only by being the first and most important on the list; and it would produce precisely the same effects on the profits of stock and foreign trade. But a tax on luxuries would have no other effect than to raise their price. It would fall wholly on the consumer, and could neither increase wages nor lower profits.	Налог на промышленные продукты, необходимые для рабочего, окажет такое же действие па заработную плату, как и налог на хлеб, отличающийся от других предметов жизненной необходимости только тем, что он занимает среди них первое и самое важное место. Этот налог произведёт поэтому такое же действие на прибыль с капитала и внешнюю торговлю, как и налог на хлеб. Зато налог на предметы роскоши вызовет только повышение их цен. Он упадёт целиком на потребителя и не может ни повысить заработную плату, ни понизить прибыль.
Taxes which are levied on a country for the purpose of supporting war, or for the ordinary expenses of the State, and which are chiefly devoted to the support of unproductive labourers, are taken from the productive industry of the country; and every saving which can be made from such expenses will be generally added to the income, if not to the capital of the contributors. When, for the expenses of a year's war, twenty millions are raised by means of a loan, it is the twenty millions which are withdrawn from the productive capital of the nation. The million per annum which is raised by taxes to pay the interest of this loan, is merely transferred from those who pay it to those who receive it, from the contributor to the tax, to the national creditor. The real expense is the twenty millions, and not the interest which must be paid for it.(33*) Whether the interest be or be not paid, the country will neither be richer nor poorer. Government might at once have required the twenty millions in the shape of taxes; in which case it would not have been necessary to raise annual taxes to the amount of a million. This, however, would not have changed the nature of the transaction.	Налоги, которыми облагается страна для ведения войны или для покрытия обыкновенных государственных расходов и которые предназначены главным образом для поддержания непроизводительных работников, взимаются с производительной деятельности страны; всякое сбережение, которое может быть сделано в таких расходах, обыкновенно прибавляется к доходу, а то и к капиталу налогоплательщиков. Если на расходы для ведения войны в течение одного года собирается 20 млн. путём займа, то эти 20 млн. берутся из производительного капитала нации. Миллион, который собирается ежегодно путём налога для уплаты процентов по этому займу, только переходит от тех, которые платят его, к тем, которые получают его, - от налогоплательщика к национальному кредитору. Действительный расход представляют 20 млн., а не проценты, которые платятся по этому займу. Будут ли уплачиваться эти проценты или нет, страна не станет ни богаче, ни беднее. Правительство могло бы сразу потребовать эти 20 млн. в форме налогов, и в этом случае не было бы необходимо взимать ежегодно налоги на сумму в 1 млн., но это не изменило бы характера всей сделки.
An individual instead of being called upon to pay г100 per annum, might have been obliged to pay г2,000 once for all. It might also have suited his convenience rather to borrow this г2,000, and to pay г100 per annum for interest to the lender, than to spare the larger sum from his own funds. In one case it is a private transaction between A and B, in the other Government guarantees to B the payment of interest to be equally paid by A. If the transaction had been of a private nature, no public record would be kept of it, and it would be a matter of comparative indifference to the country whether A faithfully performed his contract to B, or unjustly retained the г100 per annum in his own possession. The country would have a general interest in the faithful performance of a contract, but with respect to the national wealth, it would have no other interest than whether A or B would make this г100 most productive; but on this question it would neither have the right nor the ability to decide. It might be possible, that if A retained it for his own use, he might squander it unprofitably, and if it were paid to B, he might add it to his capital, and employ it productively. And the converse would also be possible; B might squander it, and A might employ it productively. With a view to wealth only, it might be equally or more desirable that A should or should not pay it; but the claims of justice and good faith, a greater utility, are not to be compelled to yield to those of a less; and accordingly, if the State were called upon to interfere, the courts of justice would oblige A to perform his contract. A debt guaranteed by the nation, differs in no respect from the above transaction. Justice and good faith demand that the interest of the national debt should continue to be paid, and that those who have advanced their capitals for the general benefit, should not be required to forego their equitable claims, on the plea of expediency.	Отдельное лицо, вместо того чтобы платить каждый год по 100 ф. ст., могло бы быть вынуждено заплатить сразу 2 тыс. ф. ст. Для него было бы, пожалуй, выгоднее занять 2 тыс. ф. ст. и платить 100 ф. ст. ежегодно в виде процентов своему заимодавцу, чем взять большую сумму из собственных фондов. В одном случае - это частная сделка между А и В, в другом - правительство гарантирует В уплату процентов, которые всё равно поступят от А. Если бы это была частная сделка, она не была бы официально зарегистрирована, и для страны было бы сравнительно безразлично, выполняет ли А добросовестно свой договор с В или он противозаконно удерживает в свою пользу ежегодно 100 ф. ст. Вообще говоря, страна заинтересована в добросовестном соблюдении договоров, но, поскольку речь идёт о национальном богатстве, вопрос этот решается в зависимости от того, кто употребил бы эти 100 ф. ст. наиболее производительно - А или В. Но решать этот вопрос страна не имеет ни права, ни возможности. Возможно, что если бы А удержал их в свою пользу, он растратил бы их самым бесполезным образом, а если бы эти 100 ф. ст. были уплачены В, то последний прибавил бы их к своему капиталу и употребил производительно. Возможно и обратное явление: В мог бы растратить их, а А - употребить производительно. С точки зрения одного только национального богатства может быть безразличным или более желательным, чтобы А уплатил или не уплатил свой долг. Но требования справедливости и честности, требования более важные, не могут быть принесены в жертву требованиям менее важным, и в соответствии с этим, если бы государство было призвано на помощь, суд заставил бы А выполнить своё обязательство. Долг, гарантируемый всей нацией, ничем не отличается от вышеприведенной сделки. Справедливость и честность требуют, чтобы проценты по национальному займу продолжали уплачиваться и чтобы те, кто авансировал свои капиталы для общего блага, не были вынуждены отказаться от своих справедливых требований под предлогом государственной целесообразности.
[33. 'Melon says, that the debts of a nation are debts due from the right hand to the left, by which the body is not weakened. It is true that the general wealth is not diminished by the payment of the interest on arrears of the debt: The dividends are a value which passes from the hand of the contributer to the national creditor: whether it be the national creditor or the contributor who accumulates or consume it, is, I agreed, of little importance to the society; but the principal of the debt -- what has become of that? It exists no more. The consumption which has followed the loan has annihilated a capital which will never yield any further revenue. The society is deprived not of the amount of interest, since that passes from one hand to the other, but of the revenue from a destroyed capital. This capital, if it had been employed productively by him who lent it to the State, would equally have yielded him an income, but that income would have been derived from a real production, and would not have been furnished from the pocket of a fellow citizen.' -- Say, vol. ii, p. 357. This is both conceived and expressed in the true spirit of the science.]	["Мелон говорит, что долги нации - это долги правой руки левой, от которых организм не слабеет. Верно, конечно, что общее богатство не уменьшится вследствие уплаты процентов или недоимок по займам. Проценты - это стоимость, которая переходит из рук налогоплательщика в руки национального кредитора. Я согласен, что для всего общества безразлично, кто накопляет или потребляет их - национальный кредитор или налогоплательщик. Но что сталось с капитальной суммой долга? Она больше не существует. Потребление, которое последовало за займом, уничтожило капитал, который уже больше не даст дохода. Общество лишилось не процентов, которые переходят из рук в руки, а дохода на уничтоженный капитал. Если бы этот капитал был затрачен производительно тем, кто ссудил его государству, он также принёс бы ему доход, но этот доход был бы получен путём действительного производства, а не из кармана своего же согражданина" (Say, v. II, р. 357.) Этот отрывок и по мысли и по изложению вполне соответствует истинному духу науки.]
But independently of this consideration, it is by no means certain, that political utility would gain any thing by the sacrifice of political integrity; it does by no means follow, that the party exonerated from the payment of the interest of the national debt would employ it more productively than those to whom indisputably it is due. By cancelling the national debt, one man's income might be raised from г1,000 to г1,500, but another man's would be lowered from г1,500 to г1,000. These two men's incomes now amount to г2,500, they would amount to no more then. If it be the object of Government to raise taxes, there would be precisely the same taxable capital and income in one case, as in the other. It is not, then, by the payment of the interest on the national debt, that a country is distressed, nor is it by the exoneration from payment that it can be relieved. It is only by saving from income, and retrenching in expenditure, that the national capital can be increased; and neither the income would be increased, nor the expenditure diminished by the annihilation of the national debt. It is by the profuse expenditure of Government, and of individuals, and by loans, that the country is impoverished; every measure, therefore, which is calculated to promote public and private economy, will relieve the public distress; but it is error and delusion to suppose, that a real national difficulty can be removed, by shifting it from the shoulders of one class of the community, who justly ought to bear it, to the shoulders of another class, who, upon every principle of equity, ought to bear no more than their share.	Но и независимо от этого соображения отнюдь нельзя утверждать, что политическая польза может выиграть что-нибудь, принеся в жертву политическую честность. Нет никаких оснований думать, что те, кто будет освобождён от уплаты процентов по национальному займу, употребили бы их более производительно, чем те, кто имеет бесспорное право на получение этих процентов. Уничтожая национальный долг, мы увеличиваем доход одного человека с 1 тыс. ф. ст. до 1 500 ф. ст. и уменьшаем доход другого с 1 500 ф. ст. до 1 тыс. ф. ст. Доход этих двух человек равняется и теперь 2 500 ф. ст. и, следовательно, составляет такую же сумму, как и прежде. Если бы правительство хотело повысить налоги, то и в первом и во втором случаях оно имело бы перед собою одинаковую сумму капитала и дохода для обложения. Вот почему уплата процентов по национальному долгу ещё не составляет бедствия для страны, а освобождение её от уплаты этих процентов не является для неё облегчением. Только путём сбережений из доходов и путём сокращения расходов можно увеличить национальный капитал, а уничтожением национального долга нельзя ни увеличить доход, ни сократить расходы. Страна беднеет вследствие расточительных расходов правительства и частных лиц и вследствие займов. Поэтому всякая мера, которая ставит себе целью поощрение общественной и частной экономии, облегчает тяжёлое положение общества. Но было бы ошибкой и самообманом думать, что можно устранить действительное национальное бремя, если свалить его с плеч одного класса общества, который по справедливости должен нести его, на плечи другого, который по всем принципам справедливости должен нести на себе только свою долю этого бремени.
From what I have said, it must not be inferred that I consider the system of borrowing as the best calculated to defray the extraordinary expenses of the State. It is a system which tends to make us less thrifty - to blind us to our real situation. If the expenses of a war be 40 millions per annum, and the share which a man would have to contribute towards that annual expense were г100, he would endeavour, on being at once called upon for his portion, to save speedily the г10O from his income. By the system of loans, he is called upon to pay only the interest of this г100, or г5 per annum, and considers that he does enough by saving this г5 from his expenditure, and then deludes himself with the belief, that he is as rich as before. The whole nation, by reasoning and acting in this manner, save only the interest of 40 millions, or two millions; and thus, not only lose all the interest or profit which 40 millions of capital, employed productively, would afford, but also 38 millions, the difference between their savings and expenditure. If, as I before observed, each man had to make his own loan, and contribute his full proportion to the exigencies of the State, as soon as the war ceased, taxation would cease, and we should immediately fall into a natural state of prices. Out of his private funds, A might have to pay to B interest for the money he borrowed of him during the war, to enable him to pay his quota of the expense; but with this the nation would have no concern.	Из сказанного мною ещё не следует делать вывод, что я рассматриваю систему займов как наиболее целесообразную систему для покрытия экстраординарных государственных расходов. Эта система имеет тенденцию делать нас менее бережливыми - обманывать нас насчёт нашего действительного положения. Если бы расходы на войну составляли ежегодно 40 млн. и доля, которую должен был бы вносить каждый для покрытия этих расходов, составляла 100 ф. ст., то, в случае если бы их пришлось внести сразу, все старались бы поскорее сберечь эти 100 ф. ст. из своего дохода. При системе же займов человек должен платить только проценты по этим 100 ф. ст., или 5 ф. ст. ежегодно. Он думает, что для него достаточно сберегать из своего дохода 5 ф. ст., и тешит себя мыслью, что он так же богат, как и прежде. Поступая и рассуждая таким образом, вся нация сберегает только проценты на 40 млн., или 2 млн. Она поэтому теряет не только проценты или прибыль, которая была бы принесена капиталом в 40 млн., если бы он был затрачен производительно, но ещё и 38 млн., т. е. разность между сбережениями и расходами. Если бы, как я отметил прежде, каждое отдельное лицо само брало деньги взаймы и отдавало бы всю сумму на удовлетворение государственных нужд, то сейчас же по окончании войны прекратилось бы и взимание налога, и мы немедленно же вернулись бы к естественному состоянию цен. Может быть, А должен был бы платить из своих частных фондов В проценты за деньги, которые А занял у В во время войны, чтобы заплатить следуемую с него долю расходов, но нации до этого не было бы никакого дела.
A country which has accumulated a large debt, is placed in a most artificial situation; and although the amount of taxes, and the increased price of labour, may not, and I believe does not, place it under any other disadvantage with respect to foreign countries, except the unavoidable one of paying those taxes, yet it becomes the interest of every contributor to withdraw his shoulder from the burthen, and to shift this payment from himself to another; and the temptation to remove himself and his capital to another country, where he will be exempted from such burthens, becomes at last irresistible, and overcomes the natural reluctance which every man feels to quit the place of his birth, and the scene of his early associations. A country which has involved itself in the difficulties attending this artificial system, would act wisely by ransoming itself from them, at the sacrifice of any portion of its property which might be necessary to redeem its debt. That which is wise in an individual, is wise also in a nation. A man who has г10,000, paying him an income of г500, out of which he has to pay г100 per annum towards the interest of the debt, is really worth only г8,000, and would be equally rich, whether he continued to pay г100 per annum, or at once, and for only once, sacrificed г2,000. But where, it is asked, would be the purchaser of the property which he must sell to obtain this г2,000? the answer is plain: the national creditor, who is to receive this г2,000, will want an investment for his money, and will be disposed either to lend it to the landholder, or manufacturer, or to purchase from them a part of the property of which they have to dispose. To such a payment the stockholders themselves would largely contribute. This scheme has been often recommended, but we have, I fear, neither wisdom enough, nor virtue enough, to adopt it. It must, however, be admitted, that during peace, our unceasing efforts should be directed towards paying off that part of the debt which has been contracted during war; and that no temptation of relief, no desire of escape from present, and I hope temporary distresses, should induce us to relax in our attention to that great object.	Страна, накопившая громадный долг, находится в крайне неестественном положении. Хотя размеры обложения и возросшая цена труда не могут ухудшить и, по моему мнению, действительно ни в каком отношении не ухудшают условий её конкуренции с чужими странами, - кроме такой неизбежной невыгоды, как самая уплата налогов, - каждый налогоплательщик всё-таки заинтересован в том, чтобы свалить с себя это бремя и переложить эту уплату на кого-либо другого. Искушение переселиться со своим капиталом в другую страну, где он был бы избавлен от этого бремени, под конец становится непреодолимым и побеждает естественное отвращение, с которым каждый человек покидает свою родину и старые связи. Страна, которая запуталась в затруднениях, связанных с этой искусственной системой, поступила бы благоразумно, если бы откупилась от них, пожертвовав частью имущества, необходимой для выкупа её долга. То, что разумно со стороны отдельного лица, разумно также и со стороны нации. Тот, у кого имеется 10 тыс. ф. ст., приносящих ему доход в 500 ф. ст., из которых он ежегодно платит 100 ф. ст. в виде процента по займу, в действительности имеет только 8 тыс. ф. ст. и будет одинаково богат, будет ли он продолжать платить ежегодно 100 ф. ст. или пожертвует сразу 2 тыс. ф. ст. Но могут спросить: откуда же возьмётся покупатель той собственности, которую он должен продать, чтобы получить эти 2 тыс. ф. ст.? Ответ ясен: национальный кредитор, который получит эти 2 тыс. ф. ст., будет нуждаться в помещении своих денег и будет расположен ссудить их землевладельцу или фабриканту, а то и купить часть собственности, которую они хотят продать. Держатели государственных бумаг сами в значительной мере содействовали бы такой уплате. Этот план неоднократно уже предлагался, но я опасаюсь, что у нас не хватит ни достаточно мужества, ни достаточно мудрости, чтобы принять его. Следует, однако, признать, что в период мира наши неустанные усилия должны быть направлены на уплату части займа, заключённого во время войны. И никакое искушение облегчить или желание избавиться от переживаемых нами, надеюсь временных, бедствий не должно ослаблять наше внимание к этому важному вопросу.
No sinking fund can be efficient for the purpose of diminishing the debt, if it be not derived from the excess of the public revenue over the public expenditure. It is to be regretted, that the sinking fund in this country is only such in name; for there is no excess of revenue above expenditure. It ought, by economy, to be made what it is professed to be, a really efficient fund for the payment of the debt. If, on the breaking out of any future war, we shall not have very considerably reduced our debt, one of two things must happen, either the whole expenses of that war must be defrayed by taxes raised from year to year, or we must, at the end of that war, if not before, submit to a national bankruptcy; not that we shall be unable to bear any large additions to the debt; it would be difficult to set limits to the powers of a great nation; but assuredly there are limits to the price, which in the form of perpetual taxation, individuals will submit to pay for the privilege merely of living in their native country.(34*)	Никакой фонд погашения не поможет нам в деле уменьшения долга, если он будет получаться не от перевеса государственных доходов над расходами. Остаётся только сожалеть, что фонд погашения является у нас таковым только по имени, так как у нас нет перевеса доходов над расходами. Путём экономии он должен быть превращён в настоящий фонд погашения - в фонд, действительно пригодный для уплаты долга. Если к моменту объявления новой войны долг наш не будет уменьшен в значительной степени, то должно будет произойти одно из двух: или все расходы на войну будут покрыты налогами, взимаемыми каждый год, или же к концу этой войны, а может быть и раньше, мы переживём национальное банкротство. Не то, чтобы мы не могли вынести большой прибавки к нашему долгу: трудно указать точно пределы возможностей великой нации. Но есть, несомненно, пределы той цене, которую отдельное лицо согласно платить в форме постоянного налога за одну только привилегию жить в родной стране.
[34. 'Credit, in general, is good, as it allows capitals to leave those hands where they are not usefully employed, to pass into those where they will be made productive: it diverts a capital from an employment useful only to the capitalist, such as an investment in the public funds, to make it productive in the hands of industry. It facilitates the employments of all capitals, and leaves none unemployed.' -- Economie Politique, p. 463. 2 Vol. 4th Edition -- This must be an oversight of M. Say. The capital of the stockholder can never be made productive -- it is, in fact, no capital. If he were to sell his stock, and employ the capital he obtained for it, productively, he could only do so by detaching the capital of the buyer of his stock from a productive employment.]	["В общем кредит полезен, ибо он даёт возможность капиталу переходить из рук тех, кто не может употребить его с пользой, в руки тех, кто употребляет его производительно. Он отвлекает капитал от занятия, выгодного только для капиталиста, как, например, помещения капитала в государственные фонды, чтобы сделать его производительным в промышленности. Он облегчает приложение всякого рода капиталов и не оставляет ни одного из них неиспользованным". (Say, Economie politique, v. II, р. 463, 4-е ed.) Co стороны г-на Сэя это, вероятно, недосмотр. Капитал держателя государственных бумаг никогда но может быть сделан производительным - в действительности это вовсе не капитал. Если бы он хотел продать свои ценные бумаги и употребить полученный за них капитал производительно, он мог бы сделать это, только отвлекая капитал покупателя его бумаг от производительного занятия.]
When a commodity is at a monopoly price, it is at the very highest price at which the consumers are willing to purchase it. Commodities are only at a monopoly price, when by no possible device their quantity can be augmented; and when therefore, the competition is wholly on one side - amongst the buyers. The monopoly price of one period may be much lower or higher than the monopoly price of another, because the competition amongst the purchasers must depend on their wealth, and their tastes and caprices. Those peculiar wines, which are produced in very limited quantity, and those works of art, which from their excellence or rarity, have acquired a fanciful value, will be exchanged for a very different quantity of the produce of ordinary labour, according as the society is rich or poor, as it possesses an abundance or scarcity of such produce, or as it may be in a rude or polished state. The exchangeable value therefore of a commodity which is at a monopoly price, is nowhere regulated by the cost of production.	Когда товар имеет монопольную цену, он достигает самой высокой цены, по которой только потребители согласны его покупать. Товары имеют монопольную цену в том случае, когда никакими способами нельзя увеличить их количество и когда конкуренция существует всецело на одной стороне - на стороне покупателей. Монопольная цена в течение одного периода может быть гораздо выше или ниже, чем монопольная цена в течение другого, потому что конкуренция между покупателями не может не зависеть от их богатства, вкусов и капризов. Вина особенных качеств, производимые в очень ограниченном количестве, и такие произведения искусства, которые вследствие своего совершенства или редкости приобрели баснословную стоимость, будут обмениваться на самые различные количества продуктов обыкновенного труда в зависимости от того, богато или бедно общество, имеет ли оно много или мало таких продуктов, находится ли оно ещё на первобытной или высокой ступени цивилизации. Поэтому меновая стоимость товара, который имеет монопольную цену, нигде не регулируется издержками производства.
Raw produce is not at a monopoly price, because the market price of barley and wheat is as much regulated by their cost of production, as the market price of cloth and linen. The only difference is this, that one portion of the capital employed in agriculture regulates the price of corn, namely, that portion which pays no rent; whereas, in the production of manufactured commodities, every portion of capital is employed with the same results; and as no portion pays rent, every portion is equally a regulator of price.. corn, and other raw produce, can be augmented, too, in quantity, by the employment of more capital on the land, and therefore they are not at a monopoly price. There is competition among the sellers, as well as amongst the buyers. This is not the case in the production of those rare wines, and those valuable specimens of art, of which we have been speaking; their quantity cannot be increased, and their price is limited only by the extent of the power and will of the purchasers. The rent of these vineyards may be raised beyond any moderately assignable limits, because no other land being able to produce such wines, none can be brought into competition with them.	Сырые материалы не имеют монопольной цены, потому что рыночная цена ячменя и пшеницы регулируется издержками их производства точно так же, как и рыночная цена сукна и полотна. Разница состоит только в том, что в земледелии цену хлеба регулирует одна часть капитала, именно та его часть, которая не платит никакой ренты, а в производстве промышленных товаров каждая часть затраченного капитала даёт одинаковые результаты. А так как ни одна из них не платит ренты, то каждая из них в одинаковой степени является регулятором цены. К тому же количество хлеба и других сырых материалов может быть увеличено путём приложения к земле большего капитала; поэтому и такие товары не имеют монопольной цены. Конкуренция здесь одинаково существует как между продавцами, так и между покупателями. Иначе обстоит дело с производством редких вин и тех драгоценных произведений искусств, о которых мы говорили выше. Количество их не может быть умножено, и цена их ограничивается только покупательной силой и желаниями покупателей. Так, рента, приносимая виноградниками, может подняться выше обычных умеренных размеров, потому что при отсутствии других земельных участков, производящих вино такого же качества, эти виноградники не боятся никакой конкуренции.
The corn and raw produce of a country may, indeed, for a time sell at a monopoly price; but they can do so permanently only when no more capital can be profitably employed on the lands, and when, therefore, their produce cannot be increased. At such time, every portion of land in cultivation, and every portion of capital employed on the land will yield a rent, differing, indeed, in proportion to the difference in the return. At such a time too, any tax which may be imposed on the farmer, will fall on rent, and not on the consumer. He cannot raise the price of his corn, because, by the supposition, it is already at the highest price at which the purchasers will or can buy it. He will not be satisfied with a lower rate of profits, than that obtained by other capitalists, and, therefore, his only alternative will be to obtain a reduction of rent, or to quit his employment.	Хлеб и сырые материалы страны иногда могут, правда, продаваться по монопольным ценам, но это может стать постоянным явлением лишь при условии, что нельзя уже больше затратить прибыльно новый капитал на обработку земли и что, следовательно, продукт её не может быть умножен. При таких условиях каждый участок земли, находящийся в обработке, и каждая часть капитала, вложенного в землю, будут доставлять ренту, которая, правда, будет неодинаковой в зависимости от разницы в количестве получаемого продукта. В такой период всякий налог на фермера падал бы на ренту, а не на потребителя. Фермер не может повысить цену своего хлеба, так как - согласно нашему предположению - она уже всё равно достигла высшего уровня, при котором покупатели хотят или могут покупать хлеб. Но фермер не будет довольствоваться меньшей нормой прибыли, чем та, которую получают другие капиталисты, и, следовательно, ему предоставляется только одна альтернатива - или добиться уменьшения ренты, или покинуть своё занятие.
Mr Buchanan considers corn and raw produce as at a monopoly price, because they yield a rent: all commodities which yield a rent, he supposes must be at a monopoly price; and thence he infers, that all taxes on raw produce would fall on the landlord, and not on the consumer. 'The price of corn,' he says, 'which always affords a rent, being in no respect influenced by the expenses of its production, those expenses must be paid out of the rent; and when they rise or fall, therefore, the consequence is not a higher or lower price, but a higher or a lower rent. In this view, all taxes on farm servants, horses, or the implements of agriculture, are in reality land-taxes; the burden falling on the farmer during the currency of his lease, and on the landlord, when the lease comes to be renewed. In like manner all those improved implements of husbandry which save expense to the farmer, such as machines for threshing and reaping, whatever gives him easier access to the market, such as good roads, canals and bridges, though they lessen the original cost of corn, do not lessen its market price. Whatever is saved by those improvements, therefore, belongs to the landlord as part of his rent.'	По мнению г-на Бьюкенена, хлеб и сырые материалы имеют монопольную цену потому, что они доставляют ренту. Он исходит из предположения, что все товары, доставляющие ренту, имеют монопольную цену. Отсюда он делает вывод, что все налоги на сырые материалы падают на землевладельца, а не на потребителя. "Так как, - говорит он, - на цену хлеба, который всегда приносит ренту, нисколько не влияют издержки производства, то издержки, вызванные налогом, должны быть уплачены из ренты. Если они увеличиваются или уменьшаются, то следствием их является не более высокая или более низкая цена, а более высокая или более низкая рента. С этой точки зрения все налоги на батраков фермы, лошадей или земледельческие орудия являются в действительности земельными налогами, бремя которых падает на фермера в продолжение всего срока аренды, а затем, когда срок аренды истекает и договор должен быть возобновлён, - на землевладельца. Таким же образом все усовершенствованные сельскохозяйственные орудия, дающие фермеру возможность сократить издержки, как молотилки, жатвенные машины, а также всё, что облегчает ему сношения с рынком, как, например, хорошие дороги, каналы и мосты, - всё это, хотя и уменьшает первоначальные издержки производства хлеба, не уменьшает его рыночной цены. Следовательно, всё, что сберегается путём этих усовершенствований, принадлежит землевладельцу как часть его ренты" [Buchanan, v. IV, р. 37-38. - Прим. ред.]
It is evident that if we yield to Mr Buchanan the basis on which his argument is built, namely, that the price of corn always yields a rent, all the consequences which he contends for would follow of course. Taxes on the farmer would then fall not on the consumer but on rent; and all improvements in husbandry would increase rent: but I hope I have made it sufficiently clear, that until a country is cultivated in every part, and up to the highest degree, there is always a portion of capital employed on the land which yields no rent, and that it is this portion of capital, the result of which, as in manufactures, is divided between profits and wages that regulates the price of corn. The price of corn, then, which does not afford a rent, being influenced by the expenses of its production, those expenses cannot be paid out of rent. The consequence therefore of those expenses increasing, is a higher price, and not a lower rent.(35*)	Очевидно, что, если мы признаем основу, на которой г-н Бьюкенен строит всю свою аргументацию, правильной, если мы согласимся, что цена хлеба всегда даёт ренту, мы должны будем признать и все следствия, которые, по его мнению, вытекают из этого факта. Налоги на фермера падали бы тогда не на потребителя, а на ренту, и все улучшения в сельском хозяйстве приводили бы к повышению ренты. Но я, надеюсь, достаточно ясно показал, что, пока в стране ещё не вся земля обработана и притом не в самой высокой степени, в ней всегда существует часть капитала, затраченная на землю, которая не приносит ренты, и что именно эта часть капитала, продукт которой, как и в обрабатывающей промышленности, делится между прибылью и заработной платой, регулирует цену хлеба. А так как на цену хлеба, не дающего ренты, влияют издержки его производства, то последние не могут уплачиваться из ренты. Следовательно, результатом возрастания этих издержек явится именно более высокая цена, а не более низкая рента.
[35. 'Manufacturing industry increases its produce in proportion to the demand, and the price falls; but the produce of land cannot be so increased; and a high price is still necessary to prevent the consumption from exceeding the supply.' Buchanan, vol. iv, p. 40. Is it possible that Mr Buchanan can seriously assert, that the produce of the land cannot be increased, if the demand increases?]	["Обрабатывающая промышленность увеличивает количество своих продуктов пропорционально спросу, и цены падают, но количество продуктов земли не может быть увеличено этим путем, и высокая цена всегда необходима для предупреждения превышения потребления над предложением". (Buchanan, v. IV, р. 40.) Может ли г-н Бьюкенен серьёзно утверждать, что количество продукта земли не может быть увеличено, если спрос возрастёт?]
It is remarkable that both Adam Smith and Mr Buchanan, who entirely agree that taxes on raw produce, a land-tax, and tithes, all fall on the rent of land, and not on the consumers of raw produce, should nevertheless admit that taxes on malt would fall on the consumer of beer, and not on the rent of the landlord. Adam Smith's argument is so able a statement of the view which I take of the subject of the tax on malt, and every other tax on raw produce, that I cannot refrain from offering it to the attention of the reader.	Замечательно, что и Адам Смит и г-н Бьюкенен, которые в полном согласии друг с другом признают, что налоги на сырые материалы, земельный налог и десятина - все падают на ренту с земли, а не на потребителей сырых материалов, допускают всё-таки, что налог на солод упадёт на потребителя пива, а не на ренту землевладельца. Аргументация Адама Смита представляет такую удачную защиту той точки зрения, с которой я рассматриваю налог на солод и всякий налог на сырые материалы, что я не могу удержаться от желания познакомить с ней читателя.
'The rent and profits of barley land must always be nearly equal to those of other equally fertile, and equally well cultivated land. If they were less, some part of the barley land would soon be turned to some other purpose; and if they were greater, more land would soon be turned to the raising of barley. When the ordinary price of any particular produce of land is at what may be called a monopoly price, a tax upon it necessarily reduces the rent and profit(36*) of the land which grows it. A tax upon the produce of those precious vineyards, of which the wine falls so much short of the effectual demand, that its price is always above the natural proportion to that of other equally fertile, and equally well cultivated land, would necessarily reduce the rent and profit of those vineyards.	"Рента и прибыль с земли, засеваемой ячменём, всегда должны быть приблизительно равны ренте и прибыли с других одинаково плодородных и одинаково хорошо возделываемых земель. Если бы они были меньше, некоторая часть земли под ячменём была бы скоро обращена на какую-нибудь другую цель, а если бы они были больше, большее количество земли скоро было бы обращено под посев ячменя. Когда обычная цена какого-либо продукта земли представляет собою, так сказать, монопольную цену, налог на него обязательно понижает ренту и прибыль; с земли, на которой он растёт. Налог на продукт тех роскошных виноградников, на которых производство вина настолько меньше действительного спроса на него, что его цена всегда превышает естественный уровень цены продукта других, одинаково плодородных и одинаково хорошо возделываемых земель, неизбежно понизит ренту и прибыль [См. предыдущее примечание] с этих виноградников.
The price of the wines being already the highest that could be got for the quantity commonly sent to market, it could not be raised higher without diminishing that quantity; and the quantity could not be diminished without still greater loss, because the lands could not be turned to any other equally valuable produce. The whole weight of the tax, therefore, would fall upon the rent and profit; properly upon the rent of the vineyard.' 'But the ordinary price of barley has never been a monopoly price; and the rent and profit of barley land have never been above their natural proportion to those of other equally fertile and equally well cultivated land. The different taxes, which have been imposed upon malt, beer, and ale, have never lowered the price of barley; have never reduced the rent and profit of barley land. The price of malt to the brewer, has constantly risen in proportion to the taxes imposed upon it; and those taxes, together with the different duties upon beer and ale, have constantly either raised the price, or, what comes to the same thing, reduced the quality of those commodities to the consumer. The final payment of those taxes has fallen constantly upon the consumer, and not upon the producer.' On this passage Mr Buchanan remarks, 'A duty on malt never could reduce the price of barley, because, unless as much could be made of barley by malting it as by selling it unmalted, the quantity required would not be brought to market. It is clear, therefore, that the price of malt must rise in proportion to the tax imposed on it, as the demand could not otherwise be supplied. The price of barley, however, is just as much a monopoly price as that of sugar; they both yield a rent, and the market price of both has equally lost all connexion with the original cost.'	Поскольку цена этих вин уже достигает максимума, который может быть получен за обычно отправляемое на рынок количество их, она не может быть увеличена ещё больше без уменьшения этого количества, а последнее не может быть сделано без еще большей потери, потому что земли не могут быть обращены на производство какого-либо другого столь же ценного продукта. Ввиду этого вся тяжесть налога должна ложиться на ренту и прибыль [То же], собственно говоря, на ренту с виноградника". "Обычная цена ячменя никогда не была монопольной, а рента и прибыль с земли под ячмень никогда не превышали естественного уровня ренты и прибыли с других земель, одинаково плодородных и одинаково хорошо обрабатываемых. Различные налоги, какими облагались солод, пиво и эль, никогда не вели к понижению цены ячменя, никогда не понижали ренты и прибыли с земли под ячменём. Цена солода, в которую он обходился пивовару, постоянно повышалась соответственно налогам, взимавшимся с него, и эти налоги вместе с различными акцизами на пиво и эль постоянно или повышали цену, или, что сводится к тому же, понижали качество этих продуктов для потребителя. Конечная уплата этих налогов всегда ложилась на потребителя, а не на производителя" [Адам Смит, Исследование о природе и причинах богатства народов, т. II, стр. 401-402. - Прим. ред.]. По поводу этого места г-н Бьюкенен замечает: "Акциз на солод не может никогда понизить цену ячменя, потому что если бы ячмень, превращённый в солод, давал при продаже меньше, чем ячмень в сыром виде, то требуемое количество не было бы доставлено на рынок. Ясно поэтому, что цена солода должна подниматься пропорционально налогу на него, так как иначе спрос не был бы удовлетворён. Но цена ячменя является постольку же монопольной, поскольку таковой будет цена сахара; оба они приносят ренту, и рыночная цена обоих одинаково потеряла всякую связь с первоначальными издержками производства" [Buchanan, v. III, p. 386. - Прим. ред.].
[36. I wish the word 'Profit' had been omitted. Dr Smith must suppose the profits of the tenants of these precious vineyards to be above the general rate of profits. If they were not, they would not pay the tax, unless they could shift it either to the landlord or consumer.]	[Я предпочёл бы, чтобы слово "прибыль" было опущено. Д-р Смит, очевидно, предполагает, что прибыль арендаторов ценных виноградников должна быть выше общей нормы прибыли. Если бы она не была выше, они не платили бы налога только в том случае, если бы им удалось переложить его на землевладельца или потребителя]
It appears then to be the opinion of Mr Buchanan, that a tax on malt would raise the price of malt, but that a tax on the barley from which malt is made, would not raise the price of barley; and, therefore, if malt is taxed, the tax will be paid by the consumer; if barley is taxed, it will be paid by the landlord, as he will receive a diminished rent. According to Mr Buchanan then, barley is at a monopoly price, at the highest price which the purchasers are willing to give for it; but malt made of barley is not at a monopoly price, and consequently it can be raised in proportion to the taxes that may be imposed upon it. This opinion of Mr Buchanan of the effects of a tax on malt appears to me to be in direct contradiction to the opinion he has given of a similar tax, a tax on bread. 'A tax on bread will be ultimately paid, not by a rise of price, but by a reduction of rent.'(37*) If a tax on malt would raise the price of beer, a tax on bread must raise the price of bread.	Итак, г-н Бьюкенен, повидимому, думает, что налог на солод повысит цену солода, но налог на ячмень, из которого приготовляется солод, не увеличит цены ячменя и что, следовательно, в случае обложения солода налог будет уплачен потребителем, а если будет обложен ячмень, то налог будет уплачен землевладельцем, который получит меньшую ренту. По мнению г-на Бьюкенена, ячмень, таким образом, продаётся по монопольной цене, т. е. по высшей цене, которую покупатели готовы дать за него, но солод, приготовленный из ячменя, не продаётся по монопольной цене, и, следовательно, цена его может быть повышена пропорционально налогу, которым он обложен. Этот взгляд г-на Бьюкенена на действия налога на солод находится, как мне кажется, в резком противоречии с его же взглядом на аналогичный налог - на налог на хлеб. "Налог на хлеб будет в конце концов уплачен не путём повышения цены, а путём уменьшения ренты" [Buchanan, v. III, p. 355. - Прим. ред.]. Если налог на солод повышает цену пива, то налог на хлеб должен повысить цену хлеба.
The following argument of M. Say is founded on the same views as Mr Buchanan's: 'The quantity of wine or corn which a piece of land will produce, will remain nearly the same, whatever may be the tax with which it is charged. The tax may take away a half, or even three-fourths of its net produce, or of its rent if you please, yet the land would nevertheless be cultivated for the half or the quarter not absorbed by the tax. The rent, that is to say the landlord's share, would merely be somewhat lower. The reason of this will be perceived, if we consider, that in the case supposed, the quantity of produce obtained from the land, and sent to market, will remain nevertheless the same. On the other hand the motives on which the demand for the produce is founded, continue also the same.	Следующая аргументация г-на Сэя покоится на тех же основаниях, что и аргументация г-на Бьюкенена: "Количество вина или хлеба, производимого участком земли, останется почти одинаковым, как бы ни был велик налог, который падает на этот участок. Налог может отнять половину или даже три четверти его чистого продукта или, если хотите, его ренты, но земля будет тем не менее обрабатываться и дальше ради остальной половины или четверти, не поглощённой налогом. Рента или, иначе говоря, доля землевладельца будет только несколько ниже. Мы поймём причины этого явления, если примем во внимание, что в предположенном случае количество продукта, полученного от земли и посланного на рынок, останется всё-таки без изменения. С другой стороны, причины, обусловливающие спрос на продукт, также остаются прежними.
'Now, if the quantity of produce supplied, and the quantity demanded, necessarily continue the same, notwithstanding the establishment or the increase of the tax, the price of that produce will not vary; and if the price do not vary, the consumer will not pay the smallest portion of this tax.	И вот, если предлагаемое количество продукта и требуемое продолжают по необходимости оставаться неизменными, несмотря на обложение земли налогом или увеличение его, то и цена продуктов тоже останется без изменения. А если цена не изменится, то потребитель не будет платить ни малейшей доли этого налога.
'Will it be said that the farmer, he who furnishes labour and capital, will, jointly with the landlord, bear the burden of this tax? certainly not; because the circumstance of the tax has not diminished the number of farms to be let, nor increased the number of farmers. Since in this instance also the supply and demand remain the same, the rent of farms must also remain the same. The example of the manufacturer of salt, who can only make the consumers pay a portion of the tax, and that of the landlord who cannot reimburse himself in the smallest degree, prove the error of those who maintain, in opposition to the economists, that all taxes fall ultimately on the consumer.' - Vol. ii. p. 338.	Но, может быть, скажут, что фермер, доставляющий труд и капитал, будет нести вместе с землевладельцем тягость этого налога? Наверное, нет: введение налога не уменьшило числа арендуемых ферм и не увеличило числа фермеров. Пока и в этом случае предложение и спрос остаются неизменёнными, не подвергнется изменениям и рента, получаемая с ферм. Пример солевара, который может переложить на потребителей только часть налога, а также землевладельца, который не может вознаградить себя ни в малейшей степени, показывает всю ошибочность взгляда тех, кто в противоположность экономистам [Здесь имеются в виду физиократы. - Прим. ред.] утверждает, что всякий налог в конце концов падает на потребителей" (т. II, стр. 338).
If the tax 'took away half, or even three-fourths of the net produce of the land,' and the price of produce did not rise, how could those farmers obtain the usual profits of stock who paid very moderate rents, having that quality of land which required a much larger proportion of labour to obtain a given result, than land of a more fertile quality? If the whole rent were remitted, they would still obtain lower profits than those in other trades, and would therefore not continue to cultivate their land, unless they could raise the price of its produce. If the tax fell on the farmers, there would be fewer farmers disposed to hire farms; if it fell on the landlord, many farms would not be let at all, for they would afford no rent. But from what fund would those pay the tax who produce corn without paying. any rent? It is quite clear that the tax must fall on the consumer. How would such land, as M. Say describes in the following passage, pay a tax of one-half or three-fourths of its produce?	Если бы налог "отнимал половину или даже три четверти чистого продукта земли" и цена продукта не возросла бы, то каким образом получили бы обычную прибыль на капитал те фермеры, которые платят очень умеренную ренту? Ведь они располагают только теми земельными участками, которые требуют для получения того же количества продукта более значительного количества труда, чем более плодородные участки. Если бы им уступили даже всю ренту, они всё же получали бы меньшую прибыль, чем в других отраслях промышленности, и они прекратили бы поэтому обработку земли, если бы они не могли повысить цены её произведений. Если бы налог падал на фермеров, уменьшилось бы количество фермеров, согласных арендовать фермы; если бы налог падал на землевладельца, многие фермы вовсе не отдавались бы в аренду, ибо они не приносили бы никакой ренты. Но из какого источника платили бы налог те, кто производит хлеб, не уплачивая никакой ренты? Вполне ясно, что налог должен падать на потребителя. Каким образом могла бы платить налог в одну половину или три четверти всего её продукта земля, которую г-н Сэй описывает в следующих словах:
'We see in Scotland poor lands thus cultivated by the proprietor, and which could be cultivated by no other person. Thus too, we see in the interior provinces of the United States vast and fertile lands, the revenue of which, alone, would not be sufficient for the maintenance of the proprietor. These lands are cultivated nevertheless, but it must be by the proprietor himself, or, in other words, he must add to the rent, which is little or nothing, the profits of his capital and industry, to enable him to live in competence. It is well known that land, though cultivated, yields no revenue to the landlord when no farmer will be willing to pay a rent for it: which is a proof that such land will give only the profits of the capital, and of the industry necessary for its cultivation.' - Say, Vol. ii. p. 127.	"В Шотландии мы встречаем бедные земли, которые обрабатываются собственниками и которые не могли бы обрабатываться никем другим. Таким же образом мы находим в отдалённых областях Соединённых Штатов обширные и плодородные земли, дохода с которых не хватает на прокормление их собственника. И всё-таки они обрабатываются. Но необходимо, чтобы собственник обрабатывал их сам, или, другими словами, к ренте, которая представляет ничтожную величину или совсем отсутствует, он должен прибавить прибыль с своего капитала и труда, чтобы иметь возможность жить в довольстве. Хорошо известно, что земля, хотя бы и обрабатываемая, не доставит никакого дохода землевладельцу, если ни один фермер не захочет платить за неё ренту. Это доказывает, что такая земля даёт только прибыль на капитал и труд, необходимые для её обработки" (Say, v. II, р, 127).

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты