Краткая коллекция англтекстов
Чарльз Теккерей
The History of Henry Esmond, Esq./История Генри Эсмонда, эсквайра
CHAPTER VI. THE ISSUE OF THE PLOTS.--THE DEATH OF THOMAS, THIRD VISCOUNT OF CASTLEWOOD; AND THE IMPRISONMENT OF HIS VISCOUNTESS./Глава VI Исход заговоров - смерть Томаса, третьего виконта Каслвуда и заключение в тюрьму виконтессы, его супруги
| English | Русский |
| At first my lady was for dying like Mary, Queen of Scots (to whom she fancied she bore a resemblance in beauty), and, stroking her scraggy neck, said, "They will find Isabel of Castlewood is equal to her fate." Her gentlewoman, Victoire, persuaded her that her prudent course was, as she could not fly, to receive the troops as though she suspected nothing, and that her chamber was the best place wherein to await them. So her black Japan casket, which Harry was to carry to the coach, was taken back to her ladyship's chamber, whither the maid and mistress retired. Victoire came out presently, bidding the page to say her ladyship was ill, confined to her bed with the rheumatism. | Сначала миледи решила умереть, подобно Марии, прекрасной королеве шотландской, на которую она мнила себя похожей, и, поглаживая свою жилистую шею, сказала: "Они увидят, что Изабелла Каслвуд готова достойно встретить свою судьбу". Но Виктуар, камеристке, удалось убедить ее, что, так как пути к бегству отрезаны, самое разумное принять непрошеных гостей, сделав вид, будто она ничего не подозревает, и что лучше всего ей дожидаться их, не выходя из своей опочивальни. Итак, черную японскую шкатулку, которую Гарри должен был снести в карету, водворили на прежнее место, в покоях миледи, куда вслед за тем удалились госпожа и служанка. Виктуар тут же снова вышла и наказала пажу говорить, что ее милость больна и не покидает постель по причине острого ревматизма. |
| By this time the soldiers had reached Castlewood. Harry Esmond saw them from the window of the tapestry parlor; a couple of sentinels were posted at the gate--a half-dozen more walked towards the stable; and some others, preceded by their commander, and a man in black, a lawyer probably, were conducted by one of the servants to the stair leading up to the part of the house which my lord and lady inhabited. | Между тем солдаты достигли Каслвудского замка. Гарри видел их из окна гобеленовой гостиной; двое встали часовыми у ворот, человек пять направились к конюшням; а остальные во главе с капитаном и каким-то джентльменом в черном платье, - по-видимому, это был стряпчий, - поднялись вслед за слугой, указывавшим путь, по лестнице, которая вела к покоям милорда и миледи. |
| So the Captain, a handsome kind man, and the lawyer, came through the ante-room to the tapestry parlor, and where now was nobody but young Harry Esmond, the page. | Капитан, красивый, добродушного вида человек, и стряпчий, пройдя переднюю комнату, очутились в гобеленовой гостиной, где не застали никого, кроме юного Гарри Эсмонда, пажа. |
| "Tell your mistress, little man," says the Captain, kindly, "that we must speak to her." | - Передай своей госпоже, малыш, - ласково сказа капитан, - что нам нужно поговорить с ней. |
| "My mistress is ill a-bed," said the page. | - Госпожа моя больна и лежит в постели, - ответил паж. |
| "What complaint has she?" asked the Captain. | - А какая у нее болезнь? - спросил капитан. |
| The boy said, | Мальчик ответил: |
| "The rheumatism!" | - Ревматизм. |
| "Rheumatism! that's a sad complaint," continues the good-natured Captain; "and the coach is in the yard to fetch the Doctor, I suppose?" | - Ревматизм! Тяжелая болезнь, что и говорить, - продолжал добрый капитан. - А карету, что стоит во дворе, верно, собрались послать за доктором? |
| "I don't know," says the boy. | - Не знаю, - сказал мальчик. |
| "And how long has her ladyship been ill?" | - И давно ее милость болеет? |
| "I don't know," says the boy. | - Не знаю, - сказал мальчик. |
| "When did my lord go away?" | - А когда уехал милорд? |
| "Yesterday night." | - Вчера вечером. |
| "With Father Holt?" | - Вместе с патером Холтом? |
| "With Mr. Holt." | - Да, вместе с мистером Холтом. |
| "And which way did they travel?" asks the lawyer. | - А какой дорогой они поехали? - спросил стряпчий. |
| "They travelled without me," says the page. | - Я с ними не ездил, - сказал паж. |
| "We must see Lady Castlewood." | - Нам нужно видеть леди Каслвуд. |
| "I have orders that nobody goes in to her ladyship--she is sick," says the page; but at this moment Victoire came out. | - Мне приказано никого не впускать к ее милости, она дурно себя чувствует, - сказал паж; но в эту минуту из соседней комнаты вышла Виктуар. |
| "Hush!" says she; and, as if not knowing that any one was near, "What's this noise?" says she. "Is this gentleman the Doctor?" | - Тсс! - сказала она и затем, как бы не ожидав увидеть посторонних, прибавила: - Что здесь за шум? Этот джентльмен - доктор? |
| "Stuff! we must see Lady Castlewood," says the lawyer, pushing by. | - Полно прикидываться! Нам нужно видеть леди Каслвуд, - сказал стряпчий, отстраняя ее и проходя в дверь. |
| The curtains of her ladyship's room were down, and the chamber dark, and she was in bed with a nightcap on her head, and propped up by her pillows, looking none the less ghastly because of the red which was still on her cheeks, and which she could not afford to forego. | Занавеси на окнах опочивальни были спущены, отчего в комнате было темно, а сама миледи, в ночном чепце, полулежала в постели, опираясь на подушки, мертвенно-бледная, несмотря на румяна, которые она все-таки не решилась стереть. |
| "Is that the Doctor?" she said. | - Кто там? Доктор? - спросила она. |
| "There is no use with this deception, madam," Captain Westbury said (for so he was named). "My duty is to arrest the person of Thomas, Viscount Castlewood, a nonjuring peer--of Robert Tusher, Vicar of Castlewood--and Henry Holt, known under various other names and designations, a Jesuit priest, who officiated as chaplain here in the late king's time, and is now at the head of the conspiracy which was about to break out in this country against the authority of their Majesties King William and Queen Mary--and my orders are to search the house for such papers or traces of the conspiracy as may be found here. Your ladyship will please give me your keys, and it will be as well for yourself that you should help us, in every way, in our search." | - Все это притворство ни к чему, сударыня, - сказал мистер Уэстбери (таково было имя капитана). - Я прибыл сюда, чтобы арестовать Томаса, виконта Каслвуда, неприсягнувшего пэра, Роберта Тэшера, каслвудского викария, и Генри Холта, иезуитского священника, известного также под многими другими именами и обозначениями, который в царствование покойного короля отправлял здесь обязанности капеллана, а ныне возглавляет заговор, вящий себе целью восстание против законной власти величеств короля Вильгельма и королевы Марии; мне дан приказ обыскать этот замок, ибо здесь могут находиться документы и иные доказательства существования заговора. Пусть ваша милость соблаговолит передать мне ключи, и помните, что вам же будет лучше, если вы окажете нам содействие в наших поисках. |
| "You see, sir, that I have the rheumatism, and cannot move," said the lady, looking uncommonly ghastly as she sat up in her bed, where, however, she had had her cheeks painted, and a new cap put on, so that she might at least look her best when the officers came. | - Но, сэр, ведь у меня ревматизм, я не могу двигаться, - возразила миледи, похожая на мертвеца, хотя, ложась в постель, она не забыла подкрасить щеки и надеть новый чепчик, чтобы выглядеть как можно лучше к приходу офицеров. |
| "I shall take leave to place a sentinel in the chamber, so that your ladyship, in case you should wish to rise, may have an arm to lean on," Captain Westbury said. "Your woman will show me where I am to look;" and Madame Victoire, chattering in her half French and half English jargon, opened while the Captain examined one drawer after another; but, as Harry Esmond thought, rather carelessly, with a smile on his face, as if he was only conducting the examination for form's sake. | - Я попрошу разрешения оставить в этой комнате часового, на случай если вы пожелаете встать, чтобы к услугам вашей милости была рука, на которую вы могли бы опереться, - сказал капитан Уэстбери. - Ваша служанка покажет мне, откуда начать поиски. - И madame Виктуар, без умолку болтая на своем французско-английском диалекте, принялась один за другим открывать перед капитаном ящики и сундуки, в которые он заглядывал, как показалось Гарри Эсмонду, довольно небрежно, с улыбкой на лице, точно вел обыск только для формы. |
| Before one of the cupboards Victoire flung herself down, stretching out her arms, and, with a piercing shriek, cried, | У одного шкафа Виктуар бросилась на колени и, простирая вперед руки, закричала пронзительным голосом: |
| "Non, jamais, monsieur l'officier! Jamais! I will rather die than let you see this wardrobe." | - Non, jamais, monsieur l'officier, jamais! {Нет, ни за что, господин офицер, ни за что! (франц.).}. Я скорее умру, нежели подпущу вас к этому ящику. |
| But Captain Westbury would open it, still with a smile on his face, which, when the box was opened, turned into a fair burst of laughter. It contained--not papers regarding the conspiracy--but my lady's wigs, washes, and rouge-pots, and Victoire said men were monsters, as the Captain went on with his perquisition. He tapped the back to see whether or no it was hollow, and as he thrust his hands into the cupboard, my lady from her bed called out, with a voice that did not sound like that of a very sick woman, | Но капитан Уэстбери все же настоял на том, чтобы открыть ящик, и при виде его содержимого улыбка, не сходившая у офицера с лица, перешла в откровенный взрыв хохота. В ящике находились не бумаги, касающиеся заговора, но парики, румяна и притирания миледи, и Виктуар, видя, что капитан, не смущаясь, продолжает обыск, объявила, что все мужчины - чудовища. Он постучал по стенке, чтобы узнать, не двойная ли она, но когда вслед за тем он погрузил обе руки в ящик, миледи голосом, который не слишком походил на голос слабой и больной женщины, воскликнула: |
| "Is it your commission to insult ladies as well as to arrest gentlemen, Captain?" | - Так, значит, капитан, в ваши обязанности входит не только арестовывать мужчин, но и оскорблять женщин? |
| "These articles are only dangerous when worn by your ladyship," the Captain said, with a low bow, and a mock grin of politeness. "I have found nothing which concerns the Government as yet--only the weapons with which beauty is authorized to kill," says he, pointing to a wig with his sword-tip. "We must now proceed to search the rest of the house." | - Все эти предметы опасны лишь тогда, когда они украшают особу вашей милости, - сказал капитан с иронической галантностью, отвешивая миледи низкий поклон. - Покуда я не нашел никаких следов государственной измены - вижу здесь только оружие, при помощи которого красоте дано право убивать. - И он острием шпаги указал на один из париков. - Итак, перейдем к обыску в остальных комнатах замка. |
| "You are not going to leave that wretch in the room with me," cried my lady, pointing to the soldier. | - Вы в самом деле хотите оставить этого мужлана в моей опочивальне! - вскричала миледи, указывая на солдата. |
| "What can I do, madam? Somebody you must have to smooth your pillow and bring your medicine--permit me--" | - Что делать, сударыня. Нужен же вам кто-нибудь, чтобы оправлять подушки и подносить лекарство. Позвольте, я... |
| "Sir!" screamed out my lady. | - Сэр! - не своим голосом взвизгнула миледи. |
| "Madam, if you are too ill to leave the bed," the Captain then said, rather sternly, "I must have in four of my men to lift you off in the sheet. I must examine this bed, in a word; papers may be hidden in a bed as elsewhere; we know that very well and * * *." | - Сударыня, если вы так больны, что не можете встать с постели, - сказал капитан более строгим тоном, - мне придется вызвать сюда четверых из моих людей, чтобы они приподняли вас вместе с простынями. Короче говоря, я должен осмотреть постель; в постели тоже с успехом могут быть спрятаны бумаги; нам это доподлинно известно и потому... |
| Here it was her ladyship's turn to shriek, for the Captain, with his fist shaking the pillows and bolsters, at last came to "burn" as they say in the play of forfeits, and wrenching away one of the pillows, said, | Но тут миледи пришлось испустить крик неподдельного отчаяния, ибо капитан, перетряхивая подушки и валики, напал наконец на "огонь", как говорят при игре в фанты, и, вытащив одну из подушек, сказал: |
| "Look! did not I tell you so? Here is a pillow stuffed with paper." | - Что ж, разве я не был прав? Вот подушка, набитая документами. |
| "Some villain has betrayed us," cried out my lady, sitting up in the bed, showing herself full dressed under her night-rail. | - Какой-то негодяй выдал нас! - воскликнула миледи, садясь на постели, причем обнаружилось, что под ночной сорочкой на ней надето дорожное платье. |
| "And now your ladyship can move, I am sure; permit me to give you my hand to rise. You will have to travel for some distance, as far as Hexton Castle to-night. Will you have your coach? Your woman shall attend you if you like--and the japan-box?" | - Теперь я вижу, что ваша милость в состоянии двигаться; а потому позвольте предложить вам руку и просить вас встать с постели. Вам придется нынче вечером совершить небольшое путешествие - до замка Хекстон. Угодно вам ехать в собственной карете? Ваша служанка может сопровождать вас - и японская шкатулка тоже. |
| "Sir! you don't strike a MAN when he is down," said my lady, with some dignity: "can you not spare a woman?" | - Сэр, даже в борьбе между мужчинами лежачего не бьют, - с некоторым достоинством произнесла миледи. - Неужели же вы не можете пощадить женщину? |
| "Your ladyship must please to rise, and let me search the bed," said the Captain; "there is no more time to lose in bandying talk." | - Соблаговолите встать, сударыня, чтобы я мог обыскать всю постель, - сказал капитан. - У нас нет больше времени на праздные разговоры. |
| And, without more ado, the gaunt old woman got up. Harry Esmond recollected to the end of his life that figure, with the brocade dress and the white night-rail, and the gold-clocked red stockings, and white red-heeled shoes, sitting up in the bed, and stepping down from it. The trunks were ready packed for departure in her ante-room, and the horses ready harnessed in the stable: about all which the Captain seemed to know, by information got from some quarter or other; and whence Esmond could make a pretty shrewd guess in after-times, when Dr. Tusher complained that King William's government had basely treated him for services done in that cause. | И старуха без дальнейших пререканий поднялась с постели. На всю жизнь осталась в памяти Гарри Эсмонда эта длинная сухопарая фигура в парчовом платье и белой ночной сорочке поверх него, в красных чулках с золотыми стрелками и белых с красными каблуками туфельках. Сундуки, уложенные к отъезду, стояли в передней комнате, а лошади в полной сбруе ожидали в конюшне, о чем капитану, по-видимому, было известно из особых и тайных источников, - каких именно, Эсмонду нетрудно было догадаться впоследствии, когда доктор Тэшер жаловался на правительство короля Вильгельма, отплатившее ему будто бы черной неблагодарностью за оказанные в свое время услуги. |
| And here he may relate, though he was then too young to know all that was happening, what the papers contained, of which Captain Westbury had made a seizure, and which papers had been transferred from the japan-box to the bed when the officers arrived. | Здесь он может рассказать, - хотя в ту пору он был слишком юн, чтобы понимать все происходившее, - что заключали в себе те бумаги, которые хранились в японской шкатулке и при известии о приходе офицеров были переложены в подушку, где их и захватил капитан Уэстбери. |
| There was a list of gentlemen of the county in Father Holt's hand writing--Mr. Freeman's (King James's) friends--a similar paper being found among those of Sir John Fenwick and Mr. Coplestone, who suffered death for this conspiracy. | Там был писанный рукой патера Холта перечень окрестных дворян - друзей мистера Фримена (короля Иакова); подобные же списки были найдены среди бумаг сэра Джона Фенвика и мистера Коплстона, казненных за участие в упомянутом заговоре. |
| There was a patent conferring the title of Marquis of Esmond on my Lord Castlewood and the heirs-male of his body; his appointment as Lord-Lieutenant of the County, and Major-General.* | Там был королевский патент, которым лорду Каслвуду и его прямым наследникам мужского пола присваивался титул маркиза Эсмонда, а также указ о назначении его командующим всеми вооруженными силами в графстве и генерал-майором |
| * To have this rank of Marquis restored in the family had always been my Lady Viscountess's ambition; and her old maiden aunt, Barbara Topham, the goldsmith's daughter, dying about this time, and leaving all her property to Lady Castlewood, I have heard that her ladyship sent almost the whole of the money to King James, a proceeding which so irritated my Lord Castlewood that he actually went to the parish church, and was only appeased by the Marquis's title which his exiled Majesty sent to him in return for the 15,000L. his faithful subject lent him. | {Добиться восстановления титула маркиза, некогда принадлежавшего дому Эсмондов, составляло давнишнюю мечту миледи виконтессы; и говорили, что, получив об эту пору наследство от своей незамужней тетки Барбары Топхэм, дочери золотых дел мастера, ее милость почти все деньги переслала королю Иакову, каковой поступок привел милорда в такое неистовство, что он едва не отправился тут же в приходскую церковь и был умиротворен лишь титулом маркиза, который венценосный изгнанник прислал своему верному слуге взамен полученных пятнадцати тысяч фунтов.}. |
| There were various letters from the nobility and gentry, some ardent and some doubtful, in the King's service; and (very luckily for him) two letters concerning Colonel Francis Esmond: one from Father Holt, which said, "I have been to see this Colonel at his house at Walcote, near to Wells, where he resides since the King's departure, and pressed him very eagerly in Mr. Freeman's cause, showing him the great advantage he would have by trading with that merchant, offering him large premiums there as agreed between us. But he says no: he considers Mr. Freeman the head of the firm, will never trade against him or embark with any other trading company, but considers his duty was done when Mr. Freeman left England. This Colonel seems to care more for his wife and his beagles than for affairs. He asked me much about young H. E., 'that bastard,' as he called him; doubting my lord's intentions respecting him. I reassured him on this head, stating what I knew of the lad, and our intentions respecting him, but with regard to Freeman he was inflexible." | Были там и различные письма от местной знати и дворян, из тех, что продолжали служить королю - кто с искренним убеждением, а кто сомневаясь и колеблясь, - и два письма, в которых упоминалось о полковнике Фрэнсисе Эсмонде (к счастью для последнего); одно из них, писанное патером Холтом, гласило: "Я посетил полковника в его поместье Уолкот, близ Уэльса, где он живет со времени отъезда короля, и весьма настойчиво склонял его в пользу мистера Фримена, рисуя ему все выгоды, которые представляются от торговли с этим купцом, а также предлагал значительные денежные суммы, как то было условлено между нами. Однако же он отказался; он продолжает считать мистера Фримена главою фирмы и не намерен действовать в ущерб ему или вступать в торговые сношения с другой фирмой, но с тех пор, как мистер Фримен покинул Англию, полагает себя свободным от всякого долга перед ним. Полковник, видимо, больше думает о жене и об охоте, нежели о делах. Он долго расспрашивал меня о Г. Э., ублюдке, как он его называет, выражая опасения по поводу того, как намерен поступить милорд в отношении его. Я его успокоил, сообщив все, что мне известно о мальчике и о наших намерениях в этом вопросе; но в вопросе о Фримене он оказался непреклонным". |
| And another letter was from Colonel Esmond to his kinsman, to say that one Captain Holton had been with him offering him large bribes to join, YOU KNOW WHO, and saying that the head of the house of Castlewood was deeply engaged in that quarter. But for his part he had broke his sword when the K. left the country, and would never again fight in that quarrel. The P. of O. was a man, at least, of a noble courage, and his duty, and, as he thought, every Englishman's, was to keep the country quiet, and the French out of it: and, in fine, that he would have nothing to do with the scheme. | Другое письмо было от самого полковника Эсмонда к его кузену, где он упоминал о том, что к нему приезжал некий капитан Холтон и пытался подкупить его большими суммами денег, чтобы он перешел на сторону _известного лица_, при этом указывая, что глава дома Эсмондов принимает в последнем самое горячее участие. Но что он, со своей стороны, переломил шпагу, когда К. покинул родину, и не намерен более обнажать ее в этой распре. Что бы там ни было, а П. О. нельзя отказать в благородном мужестве, и он, полковник, видит свой долг, как и всякого англичанина, в том, чтобы поддерживать в стране мир и не допускать в нее французов; короче говоря, он не желает быть в какой-либо мере причастным к этим замыслам. |
| Of the existence of these two letters and the contents of the pillow, Colonel Frank Esmond, who became Viscount Castlewood, told Henry Esmond afterwards, when the letters were shown to his lordship, who congratulated himself, as he had good reason, that he had not joined in the scheme which proved so fatal to many concerned in it. But, naturally, the lad knew little about these circumstances when they happened under his eyes: only being aware that his patron and his mistress were in some trouble, which had caused the flight of the one and the apprehension of the other by the officers of King William. | Об этих двух письмах, как и об остальном содержимом подушки, Гарри Эсмонду рассказал впоследствии полковник Фрэнк Эсмонд, тогда уже виконт Каслвуд; последний, когда ему показали это письмо, от души порадовался - и не без оснований, - что не принял участия в заговоре, который оказался столь роковым для многих замешанных в нем. Но в то время как происходили все эти события, мальчик, разумеется, ничего не понимал, хоть и был очевидцем многому; он мог лишь догадываться, что его покровитель и его госпожа попали в какую-то беду, по причине которой первому пришлось обратиться в бегство, а вторая была арестована людьми короля Вильгельма. |
| The seizure of the papers effected, the gentlemen did not pursue their further search through Castlewood House very rigorously. They examined Mr. Holt's room, being led thither by his pupil, who showed, as the Father had bidden him, the place where the key of his chamber lay, opened the door for the gentlemen, and conducted them into the room. | Завладев бумагами, спрятанными в подушке, офицеры продолжали свой обыск, но уже без особой тщательности. Они направились в комнату мистера Холта, следуя за учеником доброго патера, который, помня данные ему наставления, показал им место, где хранился ключ, отпер дверь и пропустил их в комнату. |
| When the gentlemen came to the half-burned papers in the brazier, they examined them eagerly enough, and their young guide was a little amused at their perplexity. | Увидя полуистлевшие листки, они тотчас же радостно ухватились за эту добычу, и юного проводника немало позабавило озадаченное выражение, появившееся на их лицах. |
| "What are these?" says one. | - Что это такое? - спросил один. |
| "They're written in a foreign language," says the lawyer. "What are you laughing at, little whelp?" adds he, turning round as he saw the boy smile. | - Написано на чужом языке, - сказал стряпчий. - Чему ты смеешься, щенок? - добавил он, поворотись к мальчику, который не мог сдержать улыбки. |
| "Mr. Holt said they were sermons," Harry said, "and bade me to burn them;" which indeed was true of those papers. | - Мистер Холт говорил, что это проповеди, - сказал Гарри, - и велел мне сжечь их (что, впрочем, было чистой правдой). |
| "Sermons indeed--it's treason, I would lay a wager," cries the lawyer. | - Проповеди? Как бы не так! Готов поклясться, что это доказательства измены! - вскричал стряпчий. |
| "Egad! it's Greek to me," says Captain Westbury. "Can you read it, little boy?" | - Черт возьми! Для меня это все равно что китайская грамота, - сказал капитан Уэстбери. - Можешь ты прочесть, что тут написано, мальчик? |
| "Yes, sir, a little," Harry said. | - Да, сэр, я немного знаю этот язык. |
| "Then read, and read in English, sir, on your peril," said the lawyer. | - Тогда читайте, сэр, да только, смотрите, по-английски, не то худо будет, - сказал стряпчий. |
| And Harry began to translate:-- | И Гарри принялся переводить: |
| "Hath not one of your own writers said, 'The children of Adam are now laboring as much as he himself ever did, about the tree of the knowledge of good and evil, shaking the boughs thereof, and seeking the fruit, being for the most part unmindful of the tree of life.' Oh blind generation! 'tis this tree of knowledge to which the serpent has led you"--and here the boy was obliged to stop, the rest of the page being charred by the fire: and asked of the lawyer--"Shall I go on, sir?" | - "Не сказал ли один из сочинителей ваших: "Дети Адамовы трудятся ныне, как некогда трудился он сам, у древа познания добра и зла, сотрясая ветви его в надежде достигнуть плода, а древом жизни пренебрегая". О, слепое поколение! Ведь именно древо познания, к которому привел вас змий..." - Тут мальчику пришлось остановиться, так как конец страницы был уничтожен огнем; и, обращаясь к стряпчему, он спросил: - Читать еще, сэр? |
| The lawyer said | Стряпчий сказал: |
| --"This boy is deeper than he seems: who knows that he is not laughing at us?" | - Мальчик не так прост, как кажется; кто знает, не смеется ли он над нами? |
| "Let's have in Dick the Scholar," cried Captain Westbury, laughing: and he called to a trooper out of the window--"Ho, Dick, come in here and construe." | - А мы сейчас позовем Ученого Дика, - воскликнул, смеясь, капитан и, выглянув в окно, окликнул проходившего мимо солдата: - Эй, Дик, ступай-ка сюда, нам нужна твоя помощь! |
| A thick-set soldier, with a square good-humored face, came in at the summons, saluting his officer. | На зов явился плотного сложения человек с широким добродушным лицом и отсалютовал своему начальнику. |
| "Tell us what is this, Dick," says the lawyer. | - Скажите нам, Дик, что здесь написано? - обратился к нему стряпчий. |
| "My name is Steele, sir," says the soldier. "I may be Dick for my friends, but I don't name gentlemen of your cloth amongst them." | - Моя фамилия - Стиль, сэр, - сказал солдат. - Я Дик для моих друзей, но среди них я не знаю ни одного, который принадлежал бы к вашему сословию. |
| "Well then, Steele." | - Хорошо, Стиль. |
| "Mr. Steele, sir, if you please. When you address a gentleman of his Majesty's Horse Guards, be pleased not to be so familiar." | - Мистер Стиль, будьте добры, сэр. Когда вы говорите с джентльменом, состоящим на службе в конной гвардии его величества, потрудитесь обходиться без фамильярностей. |
| "I didn't know, sir," said the lawyer. | - Я не знал, сэр, - сказал стряпчий. |
| "How should you? I take it you are not accustomed to meet with gentlemen," says the trooper. | - Откуда же вам знать! Вы, я полагаю, не слишком привыкли иметь дело с джентльменами. |
| "Hold thy prate, and read that bit of paper," says Westbury. | - Полно болтать, прочти-ка лучше вот это, - сказал Уэстбери. |
| "'Tis Latin," says Dick, glancing at it, and again saluting his officer, "and from a sermon of Mr. Cudworth's," and he translated the words pretty much as Henry Esmond had rendered them. | - Написано по-латыни, - сказал Дик, кинув взгляд на обгорелые листки и снова салютуя своему начальнику, - и взято из проповеди мистера Кэдворса. - Тут он перевел отрывок почти слово в слово так, как это сделал Генри Эсмонд. |
| "What a young scholar you are," says the Captain to the boy. | - Вот ты какой ученый, - сказал капитан мальчику. |
| "Depend on't, he knows more than he tells," says the lawyer. "I think we will pack him off in the coach with old Jezebel." | - Верьте мне, он знает больше, чем говорит, - сказал стряпчий. - Я думаю, не прихватить ли нам его в карете вместе со старой Иезавелью. |
| "For construing a bit of Latin?" said the Captain, very good- naturedly. | - За то, что он перевел нам страничку латыни? - добродушно спросил капитан. |
| "I would as lief go there as anywhere," Harry Esmond said, simply, "for there is nobody to care for me." | - Мне все равно, куда ни ехать, - сказал Гарри Эсмонд просто и искренне. - У меня никого нет. |
| There must have been something touching in the child's voice, or in this description of his solitude--for the Captain looked at him very good-naturedly, and the trooper, called Steele, put his hand kindly on the lad's head, and said some words in the Latin tongue. | Было, должно быть, что-то трогательное в голосе мальчика и в этом бесхитростном признании своего одиночества, ибо капитан бросил на него взгляд, исполненный ласкового сочувствия, а капрал, чья фамилия была Стиль, ласково положил ему руку на голову и произнес несколько слов по-латыни. |
| "What does he say?" says the lawyer. | - Что он говорит? - спросил стряпчий. |
| "Faith, ask Dick himself," cried Captain Westbury. | - Да спросите вы у него самого! - воскликнул капитан. |
| "I said I was not ignorant of misfortune myself, and had learned to succor the miserable, and that's not YOUR trade, Mr. Sheepskin," said the trooper. | - Я сказал, что и сам знавал в жизни горе и научился помогать в беде другим, а это не по вашей части, мистер Бумажная Душа, - сказал капрал. |
| "You had better leave Dick the Scholar alone, Mr. Corbet," the Captain said. And Harry Esmond, always touched by a kind face and kind word, felt very grateful to this good-natured champion. | - Не советую вам связываться с Ученым Диком, мистер Корбет, - сказал капитан. А Гарри Эсмонд, в ком ласковый взгляд и ласковые слова всегда встречали живой отклик, исполнился благодарности к своему неожиданному заступнику. |
| The horses were by this time harnessed to the coach; and the Countess and Victoire came down and were put into the vehicle. This woman, who quarrelled with Harry Esmond all day, was melted at parting with him, and called him "dear angel," and "poor infant," and a hundred other names. | Меж тем заложили лошадей, и виконтессу, спустившуюся вместе с Виктуар вниз, усадили в карету. Француженка, которая обычно с утра до вечера бранилась с Гарри Эсмондом, при прощании расчувствовалась и назвала его "ангелочком", "бедным малюткой" и еще дюжиной ласковых имен. |
| The Viscountess, giving him her lean hand to kiss, bade him always be faithful to the house of Esmond. | Виконтесса протянула ему свою костлявую руку для поцелуя и призвала его вечно хранить верность дому Эсмондов. |
| "If evil should happen to my lord," says she, "his SUCCESSOR, I trust, will be found, and give you protection. Situated as I am, they will not dare wreak their vengeance on me NOW." And she kissed a medal she wore with great fervor, and Henry Esmond knew not in the least what her meaning was; but hath since learned that, old as she was, she was for ever expecting, by the good offices of saints and relics, to have an heir to the title of Esmond. | - Если с милордом приключится недоброе, - сказала она, - его преемник не замедлит отыскаться, и у него вы найдете защиту. Узнав о моем положении, они не посмеют обратить свою месть на меня. - И она с жаром поцеловала образок, который носила на шее, а Гарри ровно ничего не понял из ее слов и лишь много времени спустя узнал, что даже тогда, на старости лет, она все еще надеялась, с благословения святых и при содействии ладанок с мощами, подарить род Эсмоидов наследником. |
| Harry Esmond was too young to have been introduced into the secrets of politics in which his patrons were implicated; for they put but few questions to the boy (who was little of stature, and looked much younger than his age), and such questions as they put he answered cautiously enough, and professing even more ignorance than he had, for which his examiners willingly enough gave him credit. He did not say a word about the window or the cupboard over the fireplace; and these secrets quite escaped the eyes of the searchers. | Гарри Эсмонд в то время был еще очень юн, и едва ли можно было ожидать, чтоб он был посвящен в политические тайны своих покровителей; поэтому офицеры задали ему лишь несколько вопросов, в на эти вопросы мальчик (который был мал ростом и казался много моложе своих лет), отвечал с осторожностью, стараясь показаться еще менее осведомленным, чем был на самом деле, чему допросчики охотно поверили. Он ни словом не обмолвился о скрытом механизме окна и о тайнике над камином; и то и другое осталось незамеченным. |
| So then my lady was consigned to her coach, and sent off to Hexton, with her woman and the man of law to bear her company, a couple of troopers riding on either side of the coach. And Harry was left behind at the Hall, belonging as it were to nobody, and quite alone in the world. The captain and a guard of men remained in possession there; and the soldiers, who were very good-natured and kind, ate my lord's mutton and drank his wine, and made themselves comfortable, as they well might do in such pleasant quarters. | Итак, миледи усадили в карету и отправили в Хекстон, дав ей в спутники камеристку и блюстителя закона, а по сторонам кареты скакали четверо вооруженных всадников, Гарри же остался в замке, одинокий и позабытый, точно никому во всем свете не было до него дела. Капитан с небольшим отрядом охранял Каслвуд; и солдаты, незлобивые весельчаки, ели баранину милорда, пили его вино и всячески благодушествовали, что и не удивительно, ибо все кругом к тому располагало. |
| The captains had their dinner served in my lord's tapestry parlor, and poor little Harry thought his duty was to wait upon Captain Westbury's chair, as his custom had been to serve his lord when he sat there. | Обед офицерам подавался в гобеленовой гостиной милорда, и бедняжка Гарри почел своею обязанностью прислуживать капитану Уэстбери, стоя за его стулом во время обеда, как стоял прежде, когда это место бывало занято милордом. |
| After the departure of the Countess, Dick the Scholar took Harry Esmond under his special protection, and would examine him in his humanities and talk to him both of French and Latin, in which tongues the lad found, and his new friend was willing enough to acknowledge, that he was even more proficient than Scholar Dick. Hearing that he had learned them from a Jesuit, in the praise of whom and whose goodness Harry was never tired of speaking, Dick, rather to the boy's surprise, who began to have an early shrewdness, like many children bred up alone, showed a great deal of theological science, and knowledge of the points at issue between the two churches; so that he and Harry would have hours of controversy together, in which the boy was certainly worsted by the arguments of this singular trooper. | После отъезда виконтессы Ученый Дик взял Гарри Эсмонда под свое особое покровительство; испытывал его познания в древних авторах, говорил с ним по-латыни и по-французски, в каковых языках, - как заметил мальчик и великодушно признал его новый друг, - сирота был более сведущ, нежели сам Ученый Дик. Узнав, что всему этому его научил иезуит, чью доброту и Прочие достоинства Гарри никогда не уставал превозносить, Дик, - к немалому удивлению мальчика, который, как многие дети, растущие без сверстников, был не по годам развит и сообразителен, - обнаружил недюженные познания в богословии и умение разбираться во всех вопросах, составлявших предмет расхождения между обеими церквами; и они с Гарри часами вели ученые споры, в исходе которых мальчик неизменно оказывался побежденным аргументами необыкновенного капрала. |
| "I am no common soldier," Dick would say, and indeed it was easy to see by his learning, breeding, and many accomplishments, that he was not. I am of one of the most ancient families in the empire; I have had my education at a famous school, and a famous university; I learned my first rudiments of Latin near to Smithfield, in London, where the martyrs were roasted." | - Я не простой солдат, - говаривал Дик, и этому нетрудно было поверить, судя по его знаниям, отличным манерам и многим другим качествам. - Я принадлежу к одному из самых древних родов королевства; я обучался в знаменитой школе и знаменитом университете. Первые свои познания в латыни я получил близ Смитфилда в Лондоне, где вы поджаривали наших мучеников. |
| "You hanged as many of ours," interposed Harry; "and, for the matter of persecution, Father Holt told me that a young gentleman of Edinburgh, eighteen years of age, student at the college there, was hanged for heresy only last year, though he recanted, and solemnly asked pardon for his errors." | - А вы наших вешали, - возражал Гарри. - И уж если говорить о преследованиях, мистер Холт рассказывал мне, что еще прошлый год одного эдинбургского студента, восемнадцати лет от роду, повесили как еретика, хоть он и отрекся от своей ереси и принес публичное покаяние. |
| "Faith! there has been too much persecution on both sides: but 'twas you taught us." | - Что верно, то верно: немало было гонений и с той и с другой стороны, но это вы первые подали нам пример. |
| "Nay, 'twas the Pagans began it," cried the lad, and began to instance a number of saints of the Church, from the proto-martyr downwards--"this one's fire went out under him: that one's oil cooled in the caldron: at a third holy head the executioner chopped three times and it would not come off. Show us martyrs in YOUR church for whom such miracles have been done." | - Неправда! Язычники - вот от кого это идет! - воскликнул мальчик и подкрепил свои слова длинным перечнем имен святых, начиная от первомучеников: под тем-то сам собой угас огонь, у того-то кипящее масло застыло в котле, над третьим палач трижды заносил свой топор, а святая голова все держалась на плечах. - А где у вашей церкви мученики, ради которых свершались бы подобные чудеса? |
| "Nay," says the trooper gravely, "the miracles of the first three centuries belong to my Church as well as yours, Master Papist," and then added, with something of a smile upon his countenance, and a queer look at Harry--"And yet, my little catechiser, I have sometimes thought about those miracles, that there was not much good in them, since the victim's head always finished by coming off at the third or fourth chop, and the caldron, if it did not boil one day, boiled the next. Howbeit, in our times, the Church has lost that questionable advantage of respites. There never was a shower to put out Ridley's fire, nor an angel to turn the edge of Campion's axe. | - Положим, - сказал капрал, - чудеса первых трех столетий христианства принадлежат моей церкви столько же, сколько и вашей, мистер папист, - тут он едва заметно улыбнулся и продолжал, как-то странно поглядев на Гарри: - А кроме того, скажу тебе, мой маленький начетчик, иногда, раздумывая над этими чудесами, я приходил к мысли, что не так уж они совершенны: ведь при третьем или четвертом ударе голова все-таки скатывалась с плеч, и масло тоже в конце концов закипало, если не сегодня, так завтра. Но как бы то ни было, а в наши дни римская церковь утратила уже и эти сомнительные преимущества. Ливень не пролился над костром Ридлея, и ангел не явился отвести лезвие топора от Кэмпиона. |
| The rack tore the limbs of Southwell the Jesuit and Sympson the Protestant alike. For faith, everywhere multitudes die willingly enough. I have read in Monsieur Rycaut's 'History of the Turks,' of thousands of Mahomet's followers rushing upon death in battle as upon certain Paradise; and in the great Mogul's dominions people fling themselves by hundreds under the cars of the idols annually, and the widows burn themselves on their husbands' bodies, as 'tis well known. 'Tis not the dying for a faith that's so hard, Master Harry--every man of every nation has done that--'tis the living up to it that is difficult, as I know to my cost," he added with a sigh. "And ah!" he added, "my poor lad, I am not strong enough to convince thee by my life--though to die for my religion would give me the greatest of joys--but I had a dear friend in Magdalen College in Oxford; I wish Joe Addison were here to convince thee, as he quickly could--for I think he's a match for the whole College of Jesuits; and what's more, in his life too. In that very sermon of Dr. Cudworth's which your priest was quoting from, and which suffered martydom in the brazier,"--Dick added with a smile, "I had a thought of wearing the black coat (but was ashamed of my life, you see, and took to this sorry red one); I have often thought of Joe Addison--Dr. Cudworth says, 'A good conscience is the best looking-glass of heaven'--and there's serenity in my friend's face which always reflects it--I wish you could see him, Harry." | И у иезуита Саутвелла и у протестанта Симпсона одинаково вывернули на дыбе все суставы. Всегда и всюду найдется множество людей, готовых умереть за веру. Я читал у господина Рико в его истории турок, что тысячи последователей Магомета стремятся к смерти в бою, точно к вратам рая; во владениях же Великого Могола люди каждый год сотнями бросаются под колесницы идолов, а вдовы, как известно, отдают себя на сожжение вместе с трупами мужей. Умереть за веру нетрудно, мистер Гарри: во все века и у всех народов это бывало, - куда труднее жить так, чтоб быть ее достойным, это я по себе знаю, - прибавил он со вздохом. - Увы! - продолжал он затем. - Я слишком слаб, чтоб убедить тебя примером собственной жизни, малыш, хотя умереть за религию было бы для меня величайшим счастьем, но есть у меня сердечный друг в колледже святой Магдалины в Оксфорде; вот будь он здесь, ему ничего бы не стоило убедить тебя, потому что Джо Аддисон, я полагаю, стоит целой коллегии иезуитов; и не только по своей учености, но, что много важнее, и по своим делам. В той самой проповеди доктора Кэдворса, которую цитировал твой патер и которая прошла мученический искус на жаровне (тут Дик вставил, улыбаясь: - Было время, когда и я собирался надеть сутану, но устыдился своей грешной жизни и вместо того облекся в этот жалкий красный мундир), - в этой проповеди сказано: "Чистая совесть - лучшее зеркало небес", - и вот лицо моего друга так ясно, точно в нем и впрямь отражается небо; как бы я хотел, Гарри, чтобы ты увидел его! |
| "Did he do you a great deal of good?" asked the lad, simply. | - Он, верно, сделал вам много добра? - простодушно спросил мальчик. |
| "He might have done," said the other--"at least he taught me to see and approve better things. 'Tis my own fault, deteriora sequi." | - Мог бы сделать, - ответил Дик, - во всяком случае, он научил меня видеть и ценить хорошее. Я сам виноват - deteriora sequor {Следую плохому (лат.).}. |
| "You seem very good," the boy said. | - Мне кажется, что вы очень хороший человек, - сказал Гарри. |
| "I'm not what I seem, alas!" answered the trooper--and indeed, as it turned out, poor Dick told the truth--for that very night, at supper in the hall, where the gentlemen of the troop took their repasts, and passed most part of their days dicing and smoking of tobacco, and singing and cursing, over the Castlewood ale--Harry Esmond found Dick the Scholar in a woful state of drunkenness. He hiccupped out a sermon and his laughing companions bade him sing a hymn, on which Dick, swearing he would run the scoundrel through the body who insulted his religion, made for his sword, which was hanging on the wall, and fell down flat on the floor under it, saying to Harry, who ran forward to help him, "Ah, little Papist, I wish Joseph Addison was here!" | - Увы, это только кажется, - возразил капрал, и, как выяснилось вскоре, бедный Дик был прав; ибо в тот же вечер, после ужина в зале, куда обычно подавали еду джентльменам из отряда Уэстбери и где они с утра до ночи играли в кости, курили табак, пели и ругались, потягивая каслвудский эль, Гарри Эсмонд нашел Ученого Дика в самом плачевном состоянии опьянения. Он пытался произнести проповедь, перемежая ее икотой, после чего собутыльники со смехом стали упрашивать его спеть гимн, но Дик, внезапно рассвирепев, поклялся, что проткнет насквозь негодяя, осмелившегося оскорбить его религию, и направился было за своей шпагой, которая висела на стене, но у самой стены растянулся во весь рост и сказал Гарри, подбежавшему, чтобы помочь ему: - Эх, маленький папист, был бы здесь Джозеф Аддисон! |
| Though the troopers of the King's Life-Guards were all gentlemen, yet the rest of the gentlemen seemed ignorant and vulgar boors to Harry Esmond, with the exception of this good-natured Corporal Steele the Scholar, and Captain Westbury and Lieutenant Trant, who were always kind to the lad. They remained for some weeks or months encamped in Castlewood, and Harry learned from them, from time to time, how the lady at Hexton Castle was treated, and the particulars of her confinement there. 'Tis known that King William was disposed to deal very leniently with the gentry who remained faithful to the old King's cause; and no prince usurping a crown, as his enemies said he did, (righteously taking it, as I think now,) ever caused less blood to be shed. As for women-conspirators, he kept spies on the least dangerous, and locked up the others. Lady Castlewood had the best rooms in Hexton Castle, and the gaoler's garden to walk in; and though she repeatedly desired to be led out to execution, like Mary Queen of Scots, there never was any thought of taking her painted old head off, or any desire to do aught but keep her person in security. | Хотя в королевской лейб-гвардии все солдаты были дворяне, однако Гарри Эсмонду они казались невежественными и грубыми мужланами, исключая бравого капрала Стиля - Ученого Дика, капитана Уэстбери и лейтенанта Трэнта, которые всегда были добры к мальчику. Отряд стоял в Каслвуде несколько недель, а может быть, и месяцев, и Гарри время от времени узнавал от офицеров о том, каково приходится миледи в Хекстонском замке, и о разных подробностях, касающихся ее заключения. Известно, что король Вильгельм с большой терпимостью относился к тем из дворян, кто остался верен старому королю; и едва ли найдется другой монарх, который, узурпировав корону, как говорили его враги (сейчас я нахожу, что он взял ее по праву), пролил бы так мало крови. Что до женщин, замешанных в заговоре, то за наименее опасными был установлен надзор, прочих же он приказал заточить. Леди Каслвуд отвели в Хекстонском замке лучшие комнаты и предоставили садик тюремщика для прогулок; и хотя она многократно высказывала пожелание взойти на эшафот, подобно Марии, королеве шотландской, никто и не помышлял о том, чтобы отрубить ее размалеванную старую голову, и ей не предназначалось иной кары, кроме заключения в надежном месте. |
| And it appeared she found that some were friends in her misfortune, whom she had, in her prosperity, considered as her worst enemies. Colonel Francis Esmond, my lord's cousin and her ladyship's, who had married the Dean of Winchester's daughter, and, since King James's departure out of England, had lived not very far away from Hexton town, hearing of his kinswoman's strait, and being friends with Colonel Brice, commanding for King William in Hexton, and with the Church dignitaries there, came to visit her ladyship in prison, offering to his uncle's daughter any friendly services which lay in his power. And he brought his lady and little daughter to see the prisoner, to the latter of whom, a child of great beauty and many winning ways, the old Viscountess took not a little liking, although between her ladyship and the child's mother there was little more love than formerly. | И случилось так, что в пору несчастья она нашла друзей в тех, кого в дни благоденствия почитала за злейших врагов. Полковник Фрэнсис Эсмонд, кузен милорда и ее милости, женившийся на дочери винчестерского декана, со времени отъезда короля Иакова из Англии жил неподалеку от города Хекстона; прослышав о беде, постигшей его родственницу, и будучи на дружеской ноге с полковником Брайсом, начальником хекстонского гарнизона, а также и с многими влиятельными духовными особами, он посетил миледи виконтессу в тюрьме и выразил готовность служить дочери своего дяди всем, что только в его силах. Вместе с ним явились навестить узницу его супруга и маленькая дочка, и последняя своей необычайной красотой и детским очарованием сразу же расположила к себе старую виконтессу; что же до ее матери, то обе леди, как видно, не более любили друг друга, чем прежде. |
| There are some injuries which women never forgive one another; and Madam Francis Esmond, in marrying her cousin, had done one of those irretrievable wrongs to Lady Castlewood. But as she was now humiliated, and in misfortune, Madam Francis could allow a truce to her enmity, and could be kind for a while, at least, to her husband's discarded mistress. So the little Beatrix, her daughter, was permitted often to go and visit the imprisoned Viscountess, who, in so far as the child and its father were concerned, got to abate in her anger towards that branch of the Castlewood family. And the letters of Colonel Esmond coming to light, as has been said, and his conduct being known to the King's council, the Colonel was put in a better position with the existing government than he had ever before been; any suspicions regarding his loyalty were entirely done away; and so he was enabled to be of more service to his kinswoman than he could otherwise have been. | Есть оскорбления, которых женщина никогда не простит другой женщине; именно такую неизгладимую обиду нанесла супруга Фрэнсиса Эсмонда нынешней леди Каслвуд, выйдя замуж за ее кузена. Но так как в настоящее время виконтесса была унижена и несчастна, супруга Фрэнсиса могла пойти на временное перемирие со своим давнишним врагом и даже явить сострадание к отвергнутой возлюбленной своего мужа. Поэтому маленькой Беатрисе - так звали девочку - часто дозволялось навещать заключенную виконтессу, которая, поскольку дело касалось девочки и ее отца, решилась смягчить свой гнев против младшей ветви рода Эсмондов. В это самое время найдены были письма полковника, о которых говорилось выше, и содержание их стало известно Королевскому совету, вследствие чего положение Фрэнсиса Эсмонда значительно упрочилось: всякие сомнения в его верности новому правительству исчезли, и таким образом он более чем когда-либо мог быть полезен своей родственнице. |
| And now there befell an event by which this lady recovered her liberty, and the house of Castlewood got a new owner, and fatherless little Harry Esmond a new and most kind protector and friend. Whatever that secret was which Harry was to hear from my lord, the boy never heard it; for that night when Father Holt arrived, and carried my lord away with him, was the last on which Harry ever saw his patron. | Тогда-то произошло событие, благодаря которому эта леди получила свободу. Каслвудский замок приобрел нового владельца, а безродный сирота Гарри Эсмонд - нового великодушного покровителя и друга. Какова бы ни была тайна, которую хотел поведать мальчику лорд Каслвуд, тому так и не пришлось ее услышать, ибо после памятного вечера, когда милорд вместе с патером Холтом уехал из замка, Гарри его больше никогда не видел. |
| What happened to my lord may be briefly told here. Having found the horses at the place where they were lying, my lord and Father Holt rode together to Chatteris, where they had temporary refuge with one of the Father's penitents in that city; but the pursuit being hot for them, and the reward for the apprehension of one or the other considerable, it was deemed advisable that they should separate; and the priest betook himself to other places of retreat known to him, whilst my lord passed over from Bristol into Ireland, in which kingdom King James had a court and an army. My lord was but a small addition to this; bringing, indeed, only his sword and the few pieces in his pocket; but the King received him with some kindness and distinction in spite of his poor plight, confirmed him in his new title of Marquis, gave him a regiment, and promised him further promotion. But titles or promotion were not to benefit him now. My lord was wounded at the fatal battle of the Boyne, flying from which field (long after his master had set him an example) he lay for a while concealed in the marshy country near to the town of Trim, and more from catarrh and fever caught in the bogs than from the steel of the enemy in the battle, sank and died. May the earth lie light upon Thomas of Castlewood! | Вот в немногих словах описание того, что случилось с милордом. Найдя лошадей в установленном месте, милорд и патер Холт направились в Чаттерис, где нашли себе временный приют у одного из духовных сыновей патера Холта. Но так как за ними по горячему следу велась погоня и за поимку каждого из них назначено было изрядное вознаграждение, они сочли за благо разлучиться, и священник укрылся в известном ему надежном месте, тогда как милорд через Бристоль направился в Ирландию, где в то время находился король Иаков с двором и армией. От прибытия милорда последняя не много выиграла; ибо у него не было ничего, кроме шпаги да нескольких монет в кармане, но король, невзирая на его плачевное состояние, принял его милостиво, утвердил во вновь пожалованном титуле маркиза, дал ему полк и обещал в будущем еще более высокое назначение. Но ни титулом, ни назначением ему уже не суждено было воспользоваться. В роковом сражении на Бойне милорд был ранен, бежал с поля (правда, много позднее своего государя, показавшего ему в этом пример), прятался некоторое время в болотистой местности близ города Трима и, более ослабев от простуды и лихорадки, причиненных болотной сыростью, нежели от раны, полученной в бою, тихо скончался. Да будет ему земля пухом! |
| He who writes this must speak in charity, though this lord did him and his two grievous wrongs: for one of these he would have made amends, perhaps, had life been spared him; but the other lay beyond his power to repair, though 'tis to be hoped that a greater Power than a priest has absolved him of it. He got the comfort of this absolution, too, such as it was: a priest of Trim writing a letter to my lady to inform her of this calamity. | Пишущий эти строки должен прислушиваться лишь к голосу милосердия, хотя Томас Каслвуд повинен в двух тяжких прегрешениях перед ним и его близкими: одно из них он, быть может, искупил бы, если б богу угодно было продлить его жизнь; другое - бессилен был исправить, хоть должно надеяться, что власть более высокая, нежели власть священнослужителя, отпустила ему и этот грех. Однако в земном отпущении грехов ему не было отказано, ибо письмо, извещавшее миледи о постигшем ее бедствии, написано было неким тримским священником. |
| But in those days letters were slow of travelling, and our priest's took two months or more on its journey from Ireland to England: where, when it did arrive, it did not find my lady at her own house; she was at the King's house of Hexton Castle when the letter came to Castlewood, but it was opened for all that by the officer in command there. | Но в те времена письма шли медленно, и посланию доброго пастыря понадобилось более двух месяцев, чтобы прибыть из Ирландии в Англию, а прибыв наконец, оно не застало миледи под родным кровом; она в это время пользовалась гостеприимством короля в Хекстонском замке, и письмо попало в руки офицера, который командовал стоявшим в Каслвуде отрядом. |
| Harry Esmond well remembered the receipt of this letter, which Lockwood brought in as Captain Westbury and Lieutenant Trant were on the green playing at bowls, young Esmond looking on at the sport, or reading his book in the arbor. | Гарри Эсмонд хорошо помнит, как Локвуд принес это письмо на лужайку в парке, где капитан Уэстбери и лейтенант Трэпт играли в шары, а юный Эсмонд в беседке читал книгу, время от времени отрываясь, чтоб поглядеть на игру. |
| "Here's news for Frank Esmond," says Captain Westbury; "Harry, did you ever see Colonel Esmond?" And Captain Westbury looked very hard at the boy as he spoke. | - Важные известия для Фрэнка Эсмонда, - сказал капитан Уэстбери. - Гарри, ты когда-нибудь видел полковника Эсмонда? - И капитан Уэстбери пытливо посмотрел на мальчика, ожидая его ответа. |
| Harry said he had seen him but once when he was at Hexton, at the ball there. | Гарри сказал, что видел его один только раз, в Хекстоне на балу. |
| "And did he say anything?" | - И он ничего не говорил тебе? |
| "He said what I don't care to repeat," Harry answered. For he was now twelve years of age: he knew what his birth was, and the disgrace of it; and he felt no love towards the man who had most likely stained his mother's honor and his own. | - Того, что он сказал, я не стану повторять, - ответил Гарри. Ибо ему шел уже тринадцатый год; он знал позорную тайну своего рождения и не чувствовал любви к человеку, который, как следовало предполагать, запятнал честь его матери и его собственную. |
| "Did you love my Lord Castlewood?" | - Ты любил лорда Каслвуда? |
| "I wait until I know my mother, sir, to say," the boy answered, his eyes filling with tears. | - Об этом я скажу, когда узнаю свою мать, сэр, - отвечал мальчик, и глаза его наполнились слезами. |
| "Something has happened to Lord Castlewood," Captain Westbury said in a very grave tone--"something which must happen to us all. He is dead of a wound received at the Boyne, fighting for King James." | - Кое-что случилось с лордом Каслвудом, - сказал капитан Уэстбери очень серьезным тоном, - случилось то, что рано или поздно ожидает каждого из нас. Он умер от раны, которую получил в Воинской битве, сражаясь за короля Иакова. |
| "I am glad my lord fought for the right cause," the boy said. | - Я рад, что мой господин сражался за правое дело, - сказал мальчик. |
| "It was better to meet death on the field like a man, than face it on Tower-hill, as some of them may," continued Mr. Westbury. "I hope he has made some testament, or provided for thee somehow. This letter says he recommends unicum filium suum dilectissimum to his lady. I hope he has left you more than that." | - Да, лучше встретить смерть в открытом бою, нежели принять ее на Тауэр-Хилле, как будет с некоторыми из его друзей, - продолжал мистер Уэстбери. - Надеюсь, он упомянул тебя в своем завещании или иным образом позаботился о тебе. В письме сказано, что он поручает unicum filium suum dilectissimum {Единственного своего возлюбленного сына (лат.).} своей супруге. Надеюсь, это не все, что он тебе оставил. |
| Harry did not know, he said. He was in the hands of Heaven and Fate; but more lonely now, as it seemed to him, than he had been all the rest of his life; and that night, as he lay in his little room which he still occupied, the boy thought with many a pang of shame and grief of his strange and solitary condition: how he had a father and no father; a nameless mother that had been brought to ruin, perhaps, by that very father whom Harry could only acknowledge in secret and with a blush, and whom he could neither love nor revere. And he sickened to think how Father Holt, a stranger, and two or three soldiers, his acquaintances of the last six weeks, were the only friends he had in the great wide world, where he was now quite alone. The soul of the boy was full of love, and he longed as he lay in the darkness there for some one upon whom he could bestow it. He remembers, and must to his dying day, the thoughts and tears of that long night, the hours tolling through it. Who was he, and what? Why here rather than elsewhere? I have a mind, he thought, to go to that priest at Trim, and find out what my father said to him on his death-bed confession. Is there any child in the whole world so unprotected as I am? Shall I get up and quit this place, and run to Ireland? With these thoughts and tears the lad passed that night away until he wept himself to sleep. | Гарри сказал, что не знает. Он полагался на волю неба и судьбы, но только вдруг почувствовал себя еще более одиноким, чем когда-либо в жизни; и ночью, лежа без сна в маленькой комнатке, которую занимал по-прежнему, долго размышлял, мучимый стыдом и горем, о своей странной и печальной участи, - о человеке, который и был его отцом и не был, о безвестной матери, быть может, погубленной этим самым человеком, которого лишь про себя, с краской стыда на щеках, Гарри мог называть именем отца и которого не мог ни любить, ни почитать. И сердце у него больно сжалось при мысли о том, что, кроме патера Холта да еще двух-трех солдат - недавних знакомцев, - нет у него друзей в необъятном мире, где он остался теперь совсем один. Душа мальчика полна была нежности, и в неприютной темноте своей маленькой комнатки он томился о ком-нибудь, на кого мог бы излить ее. Генри Эсмонд не забыл и, должно быть, никогда не забудет все то, о чем он думал и плакал в ту долгую ночь, под мерный бой башенных часов. Кто он и что он? Зачем он здесь? "Быть может, - думал он, - отправиться в Трим, найти того священника, узнать, что говорил ему на смертном одре мой отец? Найдется ли на свете другой ребенок, такой же заброшенный и одинокий, как я? Встать, уйти отсюда, убежать в Ирландию?" В подобных мыслях и слезах мальчик провел всю ночь, покуда наконец не заснул, вволю наплакавшись. |
| The next day, the gentlemen of the guard, who had heard what had befallen him, were more than usually kind to the child, especially his friend Scholar Dick, who told him about his own father's death, which had happened when Dick was a child at Dublin, not quite five years of age. | Наутро все джентльмены из гвардейского отряда узнали о случившемся, и каждый старался быть особенно ласковым с Гарри, более же всех его друг, ученый Дик, который рассказал ему о смерти своего отца, скончавшегося в Дублине, когда Дику не было еще и пяти лет. |
| "That was the first sensation of grief," Dick said, "I ever knew. I remember I went into the room where his body lay, and my mother sat weeping beside it. I had my battledore in my hand, and fell a-beating the coffin, and calling Papa; on which my mother caught me in her arms, and told me in a flood of tears Papa could not hear me, and would play with me no more, for they were going to put him under ground, whence he could never come to us again. And this," said Dick kindly, "has made me pity all children ever since; and caused me to love thee, my poor fatherless, motherless lad. And, if ever thou wantest a friend, thou shalt have one in Richard Steele." | - Это было мое первое горе, - говорил Дик. - Помню, я вошел в комнату, где лежало тело, а рядом, горько плача, сидела моя мать. В руке у меня была ракетка для игры в волан, и я принялся колотить ею по гробу и звать отца; но мать схватила меня на руки и, заливаясь слезами, сказала, что отец не может меня услышать и что он больше не будет теперь играть со мной, потому что скоро его зароют в землю, откуда он никогда уже к нам не вернется. И с тех пор, - ласково заключил Дик, - я всегда жалею детей; оттого я и тебя так полюбил, бедный ты мой сиротка. И если когда-нибудь тебе понадобится друг, вспомни о Ричарде Стиле. |
| Harry Esmond thanked him, and was grateful. But what could Corporal Steele do for him? take him to ride a spare horse, and be servant to the troop? Though there might be a bar in Harry Esmond's shield, it was a noble one. The counsel of the two friends was, that little Harry should stay where he was, and abide his fortune: so Esmond stayed on at Castlewood, awaiting with no small anxiety the fate, whatever it was, which was over him. | Гарри Эсмонд поблагодарил его от всей души. Но что мог сделать для него капрал Стиль? Взять его конюхом в отряд? Хотя герб Генри и пересекала черная полоса, все же это был благородный герб. На совете двух друзей было решено, что Гарри останется на месте и подчинится судьбе; итак, Эсмонд остался в Каслвуде и с немалой тревогой ожидал новых перемен в своей участи, каковы бы они ни были. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая
