English | Русский |
LONDON, February 28, O. S. 1751. | Лондон, 28 февраля ст. ст. 1751 г. |
MY DEAR FRIEND: This epigram in Martial-- | Милый друг, |
"Non amo te, Sabidi, nec possum dicere quare; Hoc tantum possum dicere, non amo te"----- | Non amo te, Sabidi, nec possum dicere quare, hoc tantum possum dicere, поп amo te(209). |
[OR: "I do not love thee Dr. Fell The reason why I cannot tell. But this I know and know full well: I do not love thee Dr. Fell." D.W.] | |
has puzzled a great many people, who cannot conceive how it is possible not to love anybody, and yet not to know the reason why. I think I conceive Martial's meaning very clearly, though the nature of epigram, which is to be short, would not allow him to explain it more fully; and I take it to be this: O Sabidis, you are a very worthy deserving man; you have a thousand good qualities, you have a great deal of learning; I esteem, I respect, but for the soul of me I cannot love you, though I cannot particularly say why. You are not aimable: you have not those engaging manners, those pleasing attentions, those graces, and that address, which are absolutely necessary to please, though impossible to define. I cannot say it is this or that particular thing that hinders me from loving you; it is the whole together; and upon the whole you are not agreeable. | Эта эпиграмма Марциала смутила очень многих; люди не могут понять, как это можно не любить кого-то и не знать, почему не любишь. Мне кажется, я хорошо понимаю, что этим хотел сказать Марциал, хотя сама форма эпиграммы, которая непременно должна быть короткой, не позволяла ему разъяснить свою мысль полнее. Думаю, что означает она вот что: "О, Сабидий, ты очень хороший и достойный человек, ты наделен множеством замечательных качеств, ты очень учен; я уважаю тебя, почитаю, но, как бы ни старался, полюбить тебя все равно не могу, хоть, собственно говоря, и не очень-то знаю, почему. Ты не aimable(210); у тебя нет располагающих к себе манер, подкупающей предупредительности, уменья себя держать и очарования, которые совершенно необходимы для того, чтобы понравиться, но определить которые невозможно. Я не могу сказать, что именно мешает мне тебя полюбить: здесь играет роль не что-то одно, а все, вместе взятое. А в целом ты не принадлежишь к числу людей приятных". |
How often have I, in the course of my life, found myself in this situation, with regard to many of my acquaintance, whom I have honored and respected, without being able to love. I did not know why, because, when one is young, one does not take the trouble, nor allow one's self the time, to analyze one's sentiments and to trace them up to their source. But subsequent observation and reflection have taught me why. There is a man, whose moral character, deep learning, and superior parts, I acknowledge, admire, and respect; but whom it is so impossible for me to love, that I am almost in a fever whenever I am in his company. His figure (without being deformed) seems made to disgrace or ridicule the common structure of the human body. His legs and arms are never in the position which, according to the situation of his body, they ought to be in, but constantly employed in committing acts of hostility upon the Graces. He throws anywhere, but down his throat, whatever he means to drink, and only mangles what he means to carve. Inattentive to all the regards of social life, he mistimes or misplaces everything. He disputes with heat, and indiscriminately, mindless of the rank, character, and situation of those with whom he disputes; absolutely ignorant of the several gradations of familiarity or respect, he is exactly the same to his superiors, his equals, and his inferiors; and therefore, by a necessary consequence, absurd to two of the three. Is it possible to love such a man? No. The utmost I can do for him, is to consider him as a respectable Hottentot.--[This 'mot' was aimed at Dr. Johnson in retaliation for his famous letter.] | Сколько раз мне случалось в жизни попадать в такое положение: у меня было немало знакомых, которых я уважал и чтил, но полюбить никогда не мог! Я не знал, почему это так бывало, потому что, когда человек молод, он не дает себе труда разобраться в своих чувствах и отыскать их истоки. Но дальнейшие наблюдения и размышления разъяснили мне причину этого. Есть, например, человек, чей нравственный облик, глубокие знания и большой талант я признаю, восхищаюсь им и его уважаю. И, однако, я настолько неспособен его полюбить, что от одного его присутствия меня прямо-таки коробит. Сложен он так, хоть это никакой не калека, как будто из него хотели сделать позорище или посмешище человеческого рода. Ноги и руки его никогда не находятся в том положении, какое должны были бы занимать в соответствии с положением всего тела, но все время совершают какие-то действия, враждебные грациям. То, что он силится выпить, попадает куда угодно, только не к нему в горло; начав разрезать мясо, он непременно его искромсает. Не вникающий в жизнь общества, он все делает не ко времени и не к месту. Он вступает в горячий спор, не задумываясь над тем, кто его собеседник; ему все равно, какого звания, положения, характера и образа мысли те, с кем он спорит; не имея ни малейшего понятия о различных степенях фамильярности или почтительности, он не делает различия между людьми, стоящими выше него, равными ему и стоящими ниже, и поэтому, само собой разумеется, в двух случаях из трех ведет себя совершенно нелепо. Так можно ли любить такого человека? Нет. Самое большее, на что я способен - это считать его достойным уважения готтентотом. |
I remember, that when I came from Cambridge, I had acquired, among the pedants of that illiberal seminary, a sauciness of literature, a turn to satire and contempt, and a strong tendency to argumentation and contradiction. But I had been but a very little while in the world, before I found that this would by no means do; and I immediately adopted the opposite character; I concealed what learning I had; I applauded often, without approving; and I yielded commonly without conviction. 'Suaviter in modo' was my law and my prophets; and if I pleased (between you and me) it was much more owing to that, than to any superior knowledge or merit of my own. | Помнится, когда я учился в Кембридже, педанты этого затхлого учебного заведения приучили меня свысока относиться к литературе, все презирать и над всем смеяться. Больше всего мне хотелось что-то доказывать и с чем-то не соглашаться. Но достаточно мне было даже бегло ознакомиться со светом, как я увидел, что все это никуда не годится, и сразу же резко изменил свое поведение: я стал скрывать свои знания; я рукоплескал, не одобряя в душе, и чаще всего уступал, не будучи убежден, что это именно то, что я должен сделать. Suaviter in modo - было моим законом и моими Книгами Пророков, и если я и нравился людям, то, между нами говоря, именно поэтому, а не в силу каких-либо более высоких знаний и заслуг. |
Apropos, the word PLEASING puts one always in mind of Lady Hervey; pray tell her, that I declare her responsible to me for your pleasing; that I consider her as a pleasing Falstaff, who not only pleases, herself, but is the cause of pleasing in others; that I know she can make anything of anybody; and that, as your governess, if she does not make you please, it must be only because she will not, and not because she cannot. I hope you are 'dubois don't on en fait'; and if so, she is so good a sculptor, that I am sure she can give you whatever form she pleases. A versatility of manners is as necessary in social, as a versatility of parts is in political life. One must often yield, in order to prevail; one must humble one's self, to be exalted; one must, like St. Paul, become all things to all men, to gain some; and, by the way, men are taken by the same means, 'mutatis mutandis', that women are gained--by gentleness, insinuation, and submission: and these lines of Mr. Dryden will hold to a minister as well as to a mistress: | Кстати, при слове "приятный" мне всегда вспоминается леди Харви - пожалуйста, передай ей, что я считаю ее ответственной передо мной за твое уменье понравиться людям, что она в моем представлении есть некий приятный Фальстаф, ибо не только она сама нравится людям, но благодаря ей начинают нравиться и другие; что она может сделать что угодно из любого человека, и если, взявшись за твое воспитание, она не сумеет добиться того, чтобы ты нравился людям, это будет означать только то, что она не хочет этого, а не то, что она не может. Надеюсь, что ты du bois dont on en fait(211); а если это так, то она - хороший ваятель, и я уверен, что она сможет придать тебе любую форму, какую захочет. В светской жизни манеры человека должны быть гибкими, так же как в жизни политической гибкими должны быть его таланты. Часто надо бывает уступить, для того чтобы достичь своей цели, унизиться - для того чтобы возвыситься; надо, подобно апостолу Павлу, стать всем для всех, чтобы завоевать расположение некоторых; и, между прочим, сердцем мужчины можно овладеть mutatis mutandis(212), тем же способом, что и сердцем женщины - деликатностью, вкрадчивостью и покорностью, и приводимые ниже строки Драйдена могут относиться и к высокопоставленному лицу, и к возлюбленной: |
"The prostrate lover, when he lowest lies, But stoops to conquer, and but kneels to rise." | Влюбленный, чем безропотней, чем ниже Колена преклонит - тем к цели ближе. |
In the course of the world, the qualifications of the chameleon are often necessary; nay, they must be carried a little further, and exerted a little sooner; for you should, to a certain degree, take the hue of either the man or the woman that you want, and wish to be upon terms with. 'A propos', have you yet found out at Paris, any friendly and hospitable Madame de Lursay, 'qui veut bien se charger du soin de vous eduquer'? And have you had any occasion of representing to her, 'qu'elle faisoit donc des noeuds'? But I ask your, pardon, Sir, for the abruptness of the question, and acknowledge that I am meddling with matters that are out of my department. However, in matters of less importance, I desire to be 'de vos secrets le fidele depositaire'. Trust me with the general turn and color of your amusements at Paris. Is it 'le fracas du grand monde, comedies, bals, operas, cour,' etc.? Or is it 'des petites societes, moins bruyantes, mais pas pour cela moins agreables'? | Живя в свете, надо иногда обладать переменчивостью хамелеона и даже развить в себе эти качества несколько больше и несколько раньше пустить их в ход, потому что тебе придется в какой-то степени принимать окраску мужчины или женщины, которые тебе нужны или с которыми ты хочешь завязать близкие отношения. A propos, отыскал ты себе в Париже какую-нибудь дружественно расположенную к тебе госпожу де Люрсе, qui veut bien se charger du soin de vous eduquer(213)? И представлялся ли тебе случай заметить ей, qu'elle faisait done des noeuds(214)? Ho, прошу прощения, сэр, за то, что я так бесцеремонно вас расспрашиваю; я признаю, что вмешиваюсь не в свое дело. Во всяком случае, в делах менее важных я хочу быть de vos secrets le fidele depositaire(215). Расскажи мне, какого рода развлечения больше всего привлекают тебя в Париже. Что это: le fracas du grand monde, comedies, bals, operas, cour, etc.(216)? Или это des petites societes moins bruy antes mais, pas pour cela moins agreables(217)? |
Where are you the most 'etabli'? Where are you 'le petit Stanhope? Voyez vous encore jour, a quelque arrangement honnete? Have you made many acquaintances among the young Frenchmen who ride at your Academy; and who are they? Send to me this sort of chit-chat in your letters, which, by the bye, I wish you would honor me with somewhat oftener. If you frequent any of the myriads of polite Englishmen who infest Paris, who are they? Have you finished with Abbe Nolet, and are you 'au fait' of all the properties and effects of air? Were I inclined to quibble, I would say, that the effects of air, at least, are best to be learned of Marcel. If you have quite done with l'Abbes Nolet, ask my friend l'Abbe Sallier to recommend to you some meagre philomath, to teach you a little geometry and astronomy; not enough to absorb your attention and puzzle your intellects, but only enough not to be grossly ignorant of either. I have of late been a sort of 'astronome malgre moi', by bringing in last Monday into the House of Lords a bill for reforming our present Calendar and taking the New Style. Upon which occasion I was obliged to talk some astronomical jargon, of which I did not understand one word, but got it by heart, and spoke it by rote from a master. I wished that I had known a little more of it myself; and so much I would have you know. But the great and necessary knowledge of all is, to know, yourself and others: this knowledge requires great attention and long experience; exert the former, and may you have the latter! Adieu! | Где ты больше всего etabli(218)? Где ты, le petit Stanhope? Voyez-vous encore jour a quelque arrangement honnete(219)? Много ли ты завел знакомств среди молодых французов, которые занимаются верховой ездой в твоей Академии, и кто они? Поговори со мной обо всех этих пустяках в твоих письмах, которые, к слову сказать, я не прочь был бы удостоиться чести получать немного почаще. Если ты посещаешь кого-нибудь из великого множества благовоспитанных англичан, которыми кишит Париж, то кто они такие? Кончил ли ты свои занятия с аббатом Ноле и добрался ли ты до сути всех свойств и действий воздуха? Будь я склонен к остротам, я сказал бы, что действие воздуха лучше всего изучать у Марселя. Если ты все же окончил свои занятия с аббатом Ноле, попроси моего друга аббата Салье рекомендовать тебе какого-нибудь отощавшего филомата, чтобы он поучил тебя немного геометрии и астрономии, причем не настолько, чтобы предметы эти поглотили твое внимание и смутили твой ум, а просто, чтобы не быть полным невеждой в том и другом. Недавно я сделался неким astronome malgre moi(220), в понедельник я выступил в палате лордов с проектом реформы существующего календаря и перехода на новый стиль. По этому случаю я должен был употребить в своей речи кое-какие астрономические выражения, которых совершенно не понимал, но тем не менее выучил наизусть, и сумел сказать все, что было нужно. Мне хотелось бы знать немного больше обо всем этом самому и хотелось бы, чтобы знал ты. Но самое важное и необходимое - это знать себя и людей; наука эта требует пристального внимания и большого опыта; выработай в себе первое, и да придет к тебе второе! Прощай. |
P. S. I have this moment received your letters of the 27th February, and the 2d March, N. S. The seal shall be done as soon as possible. I am, glad that you are employed in Lord Albemarle's bureau; it will teach you, at least, the mechanical part of that business, such as folding, entering, and docketing letters; for you must not imagine that you are let into the 'fin fin' of the correspondence, nor indeed is it fit that you should, at, your age. However, use yourself to secrecy as to the letters you either read or write, that in time you may be trusted with SECRET, VERY SECRET, SEPARATE, APART, etc. I am sorry that this business interferes with your riding; I hope it is seldom; but I insist upon its not interfering with your dancing-master, who is at this time the most useful and necessary of all the masters you have or can have. | Р. S. Только что получил твои письма от 27 февраля и 2 марта н. ст. Постараюсь, чтобы печать для тебя была сделана возможно скорее. Рад, что ты работаешь в канцелярии лорда Албемарла; по крайней мере, ты обучишься механическим приемам, как-то складывать письма, регистрировать их и надписывать адреса; ты ведь не должен думать, что постиг уже все tin tin(221) корреспонденции, да в твоем возрасте такие вещи и не пристало знать. Во всяком случае приучись хранить втайне содержание писем, которые читаешь или пишешь, чтобы впоследствии тебе доверили все "секретное", "совершенно секретное", "особо важное" и т. п. Жаль, что работа в канцелярии мешает твоим занятиям верховой ездой, надеюсь, это случается только изредка. Однако, оно ни в коем случае не должно мешать твоим занятиям с учителем танцев. Сейчас из всех учителей, какие только есть или могут быть, он - для тебя самый полезный и нужный. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая