English | Русский |
LONDON, August 28, O. S. 1751 | Лондон, 28 января 1751 г. |
MY DEAR FRIEND: A bill for ninety pounds sterling was brought me the other day, said to be drawn upon me by you: I scrupled paying it at first, not upon account of the sum, but because you had sent me no letter of advice, which is always done in those transactions; and still more, because I did not perceive that you had signed it. The person who presented it, desired me to look again, and that I should discover your name at the bottom: accordingly I looked again, and, with the help of my magnifying glass, did perceive that what I had first taken only for somebody's mark, was, in truth, your name, written in the worst and smallest hand I ever saw in my life. | Милый друг, На этих днях мне прислали счет, якобы переведенный тобою на мое имя; я не сразу решился его оплатить, и не из-за суммы, а потому, что ты не прислал мне авизо, что всегда делается в подобных случаях, главным же образом потому, что не нашел на нем твоей подписи. Лицо, предъявившее мне этот счет, предложило тогда взглянуть на него еще раз, сказав, что подпись твоя на нем есть; тогда я проверил все и с помощью лупы установил: то, что я первоначально принял за чью-то обыкновенную пометку, в действительности было твоей подписью, нацарапанной самым плохим и мелким почерком, какой мне довелось видеть в жизни. Так плохо я при всем старании написать не могу, но выглядело оно приблизительно так: ^^"//й" "^г -- *<-^уг--"" |
However, I paid it at a venture; though I would almost rather lose the money, than that such a signature should be yours. All gentlemen, and all men of business, write their names always in the same way, that their signature may be so well known as not to be easily counterfeited; and they generally sign in rather larger character than their common hand; whereas your name was in a less, and a worse, than your common writing. This suggested to me the various accidents which may very probably happen to you, while you write so ill. | Счет я все же рискнул оплатить, хотя, по правде говоря, мне легче было бы лишиться этих денег, чем знать, что ты так расписываешься. У каждого дворянина и у каждого делового человека своя определенная подпись, которой он никогда не меняет, дабы ее всегда легко можно было узнать и нелегко подделать, и подписывают все обычно несколько крупнее, чем пишут, твоя же подпись была и мельче, и хуже твоего обычного почерка. И вот я стал думать о том, какие печальные недоразумения может повлечь за собою привычка писать так худо. |
For instance, if you were to write in such a character to the Secretary's office, your letter would immediately be sent to the decipherer, as containing matters of the utmost secrecy, not fit to be trusted to the common character. If you were to write so to an antiquarian, he (knowing you to be a man of learning) would certainly try it by the Runic, Celtic, or Sclavonian alphabet, never suspecting it to be a modern character. And, if you were to send a 'poulet' to a fine woman, in such a hand, she would think that it really came from the 'poulailler'; which, by the bye, is the etymology of the word 'poulet'; for Henry the Fourth of France used to send billets-doux to his mistresses by his 'poulailler', under pretense of sending them chickens; which gave the name of poulets to those short, but expressive manuscripts. | Например, если бы ты написал что-нибудь таким почерком и послал в канцелярию государственного секретаря, письмо твое немедленно переправили бы к расшифровщику, решив, что оно содержит секретнейшие сведения, которые рядовому чиновнику нельзя доверить. Если бы ты написал так какому-нибудь археологу, тот (зная, что ты человек ученый), непременно бы решил, что оно написано либо руническим, либо кельтским или славянским шрифтом, и никогда бы не подумал, что это буквы современного алфавита. А если бы ты послал хорошенькой женщине написанную таким почерком poulet(202), она бы подумала, что письмо это и на самом деле пришло от какого-нибудь poulailler(203), а ведь, между прочим, от этого-то слова и происходит слово poulet, ибо Генрих IV Французский любил посылать возлюбленным billets-doux(204) со своим poulailler, якобы посылая им цыплят; вот почему эти короткие, но весьма содержательные послания и стали называться poulets. |
I have often told you that every man who has the use of his eyes and of his hand, can write whatever hand he pleases; and it is plain that you can, since you write both the Greek and German characters, which you never learned of a writing-master, extremely well, though your common hand, which you learned of a master, is an exceedingly bad and illiberal one; equally unfit for business or common use. I do not desire that you should write the labored, stiff character of a writing-master: a man of business must write quick and well, and that depends simply upon use. I would therefore advise you to get some very good writing-master at Paris, and apply to it for a month only, which will be sufficient; for, upon my word, the writing of a genteel plain hand of business is of much more importance than you think. | Я часто говорил тебе, что каждый человек, у которого есть глаза и правая рука, может выработать какой угодно почерк; и совершенно очевидно, что это можешь и ты, коль скоро ты отлично умеешь писать греческим и готическим шрифтами, несмотря на то что, когда ты занимался этими языками, учителя каллиграфии у тебя не было. На родном же своем языке, хоть такой учитель у тебя и был, пишешь ты из рук вон плохо, почерком, негодным ни в делах, ни в повседневной жизни. Я отнюдь не хочу, чтобы ты непременно писал прямыми, старательно выведенными буквами, как пишут сами учителя каллиграфии; человек деловой должен уметь писать быстро и хорошо, а это зависит исключительно от практики. Поэтому я советовал бы тебе найти в Париже хорошего учителя чистописания и позаниматься с ним какой-нибудь месяц - а этого будет совершенно достаточно - потому что, честное слово, красивый, ясный деловой почерк гораздо важнее для тебя, чем ты думаешь. |
You will say, it may be, that when you write so very ill, it is because you are in a hurry, to which I answer, Why are you ever in a hurry? A man of sense may be in haste, but can never be in a hurry, because he knows that whatever he does in a hurry, he must necessarily do very ill. He may be in haste to dispatch an affair, but he will care not to let that haste hinder his doing it well. | Ты скажешь мне, что пишешь так плохо, потому что торопишься. На это я отвечу: а чего ради ты вообще торопишься? Человек разумный может спешить, но он никогда ничего не делает наспех: он знает, что все, что делается наспех, неизбежно делается очень плохо. Он может хотеть сделать то или иное дело возможно скорее, но он постарается, тем не менее, сделать его хорошо. |
Little minds are in a hurry, when the object proves (as it commonly does) too big for them; they run, they hare, they puzzle, confound, and perplex themselves: they want to do everything at once, and never do it at all. But a man of sense takes the time necessary for doing the thing he is about, well; and his haste to dispatch a business only appears by the continuity of his application to it: he pursues it with a cool steadiness, and finishes it before he begins any other. I own your time is much taken up, and you have a great many different things to do; but remember that you had much better do half of them well and leave the other half undone, than do them all indifferently. Moreover, the few seconds that are saved in the course of the day, by writing ill instead of well, do not amount to an object of time by any means equivalent to the disgrace or ridicule of writing the scrawl of a common whore. Consider, that if your very bad writing could furnish me with matter of ridicule, what will it not do to others who do not view you in that partial light that I do? | Люди мелкие начинают торопиться, когда дело, за которое они взялись, оказывается им не по плечу - а так оно чаще всего и бывает; они приходят в смятение, начинают бегать, суетиться, всем надоедать и окончательно сбиваются. Они хотят сделать все сразу и ничего не успевают. Человек же разумный прежде всего рассчитывает, сколько ему понадобится времени, чтобы сделать все хорошо, и если он спешит, то это сказывается лишь в том, что он последовательно прилагает к тому все усилия; он старается достичь своей цели спокойно и хладнокровно и не начинает другого дела прежде, чем не окончит первого. Понимаю, что ты очень занят и тебе приходится заниматься множеством самых различных вещей, но помни, было бы гораздо лучше, если бы ты сделал хотя бы половину из них хорошо, а половину не сделал вовсе, чем сделал все, но лишь кое-как. К тому же из тех считанных секунд, которые ты сможешь сберечь в течение дня, избрав себе вместо хорошего почерка плохой, никогда не соберется ничего значительного, что могло бы вознаградить тебя за бесчестие и насмешки, которые ты навлечешь на себя, если будешь писать каракулями, наподобие какой-нибудь уличной девки. Суди теперь сам: если твой отменно плохой почерк показался нелепостью даже мне, то как же на него посмотрят другие, у которых нет такого пристрастия к тебе, какое есть у меня. |
There was a pope, I think it was Cardinal Chigi, who was justly ridiculed for his attention to little things, and his inability in great ones: and therefore called maximus in minimis, and minimus in maximis. Why? Because he attended to little things when he had great ones to do. At this particular period of your life, and at the place you are now in, you have only little things to do; and you should make it habitual to you to do them well, that they may require no attention from you when you have, as I hope you will have, greater things to mind. Make a good handwriting familiar to you now, that you may hereafter have nothing but your matter to think of, when you have occasion to write to kings and ministers. Dance, dress, present yourself, habitually well now, that you may have none of those little things to think of hereafter, and which will be all necessary to be done well occasionally, when you will have greater things to do. | Был такой папа, кажется это был папа Киги, которого высмеивали как раз за то, что он уделял много внимания мелочам, а в больших делах ничего не смыслил, почему его и прозвали maximus in minimis и minimus in maximise(205). Почему? Да потому, что он занимался мелочами тогда, когда надо было делать важнейшие дела. В настоящий период твоей жизни и при твоем положении тебе приходится заниматься только мелочами и у тебя должно войти в привычку делать их хорошо, чтобы потом, когда тебе придется думать о более значительных вещах, мелочи эти ничем не могли бы тебя отвлечь. Привыкни сейчас писать хорошо, для того чтобы впоследствии, когда тебе придется писать королям и министрам, ты мог бы думать только о том, что ты пишешь. Научись сейчас хорошо танцевать, хорошо одеваться, хорошо держать себя в обществе, чтобы потом совсем выкинуть все эти мелочи из головы, чтобы все это делалось само собой, тогда, когда это понадобится и когда тебе придется заниматься более значительными делами. |
As I am eternally thinking of everything that can be relative to you, one thing has occurred to me, which I think necessary to mention to you, in order to prevent the difficulties which it might otherwise lay you under; it is this as you get more acquaintances at Paris, it will be impossible for you to frequent your first acquaintances so much as you did, while you had no others. As, for example, at your first 'debut', I suppose you were chiefly at Madame Monconseil's, Lady Hervey's, and Madame du Boccage's. Now, that you have got so many other houses, you cannot be at theirs so often as you used; but pray take care not to give them the least reason to think that you neglect, or despise them, for the sake of new and more dignified and shining acquaintances; which would be ungrateful and imprudent on your part, and never forgiven on theirs. Call upon them often, though you do not stay with them so long as formerly; tell them that you are sorry you are obliged to go away, but that you have such and such engagements, with which good-breeding obliges you to comply; and insinuate that you would rather stay with them. In short, take care to make as many personal friends, and as few personal enemies, as possible. I do not mean, by personal friends, intimate and confidential friends, of which no man can hope to have half a dozen in the whole course of his life; but I mean friends, in the common acceptation of the word; that is, people who speak well of you, and who would rather do you good than harm, consistently with their own interest, and no further. Upon the whole, I recommend to you, again and again, 'les Graces'. Adorned by them, you may, in a manner, do what you please; it will be approved of; without them, your best qualities will lose half their efficacy. Endeavor to be fashionable among the French, which will soon make you fashionable here. | Так как я неотступно думаю обо всем, что может иметь отношение к тебе, мне пришла в голову одна мысль, которую я считаю нужным высказать сейчас, для того чтобы предотвратить те трудности, которые в противном случае могут у тебя возникнуть - вот она: по мере того, как число твоих знакомых в Париже будет расти, ты не сможешь бывать у твоих старых знакомых так часто, как бывал тогда, когда у тебя не было новых. Так, например, первое время ты, по-видимому, чаще всего бывал у госпожи Монконсейль, леди Харви и госпожи дю Бокаж. Теперь, когда ты приобрел столько новых знакомых, ты уже не сможешь бывать у них так часто, как прежде. Но, прошу тебя, не давай им ни малейшего повода думать, что ты пренебрегаешь ими или их презираешь, предпочтя им новые, более высокопоставленные и блистательные знакомства: с твоей стороны это было бы неблагодарностью и неблагоразумием, и они никогда бы тебе этого не простили. Бывай у них часто, хотя и не задерживаясь так долго, как раньше; скажи им, что, к сожалению, должен уйти, потому, что приглашен туда-то и туда-то, и долг вежливости обязывает тебя там быть, и при этом сделай вид, что тебе больше хотелось бы остаться с ними. Короче говоря, постарайся приобрести как можно больше друзей и как можно меньше врагов. Говоря о друзьях, я не имею в виду близких и закадычных друзей, которых человеку и за всю-то жизнь не набрать больше пяти-шести, но разумею друзей в обычном смысле слова, иначе говоря, людей, которые хорошего мнения о тебе и которые, исходя из своих собственных интересов, более склонны делать тебе добро, нежели зло, но и не больше. В конечном итоге я снова и снова рекомендую тебе les graces(206). Сопутствуемый ими, ты можешь в известной степени делать все, что тебе захочется - все твои поступки вызовут одобрение окружающих; если же их не будет, все твои самые большие достоинства потеряют свою силу. Постарайся войти в моду среди французов, и они сделают тебя модным человеком в городе. |
Monsieur de Matignon already calls you 'le petit Francois'. If you can get that name generally at Paris, it will put you 'a la mode'. Adieu, my dear child. | Месье де Матиньон и теперь уже называет тебя le petit Francais(207). Если ты добьешься того, что в Париже все тебя будут так называть, ты станешь человеком a la mode(208). Прощай, мой дорогой. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая