Deutsch | Русский |
Königsberg, 14. September 1806 | "Кенигсберг, 14 сентября 1806 г. |
... Sie schreiben mir, lieber Sander, auch von Schach. Das rein Tatsächliche wußt ich schon, die Königsberger Zeitung hatte der Sache kurz erwähnt, aber erst Ihrem Briefe verdank ich die Aufklärung, soweit sie gegeben werden kann. Sie kennen meine Neigung (und dieser folg ich auch heut), aus dem Einzelnen aufs Ganze zu schließen, aber freilich auch umgekehrt aus dem Ganzen aufs Einzelne, was mit dem Generalisieren zusammenhängt. | ...Вы пишете мне, милый Зандер, также и о Шахе. Самый факт мне был уже известен, "Кёнигсбергер цейтунг" поместила краткую заметку о происшествии, но только из Вашего письма что-то уяснилось мне, если в данном случае могло уясниться. Вы знаете мою склон-ность (я и сегодня следую ей) единичное возводить к целому и, конечно же, из целого выводить единичное, что, разумеется, связано со страстью к обобщению. |
Es mag das sein Mißliches haben und mich oft zu weit führen. Indessen wenn jemals eine Berechtigung dazu vorlag, so hier, und speziell Sie werden es begreiflich finden, daß mich dieser Schach-Fall, der nur ein Symptom ist, um eben seiner symptomatischen Bedeutung willen aufs ernsteste beschäftigt. Er ist durchaus Zeiterscheinung, aber wohlverstanden mit lokaler Begrenzung, ein in seinen Ursachen ganz abnormer Fall, der sich in dieser Art und Weise nur in Seiner Königlichen Majestät von Preußen Haupt- und Residenzstadt oder, wenn über diese hinaus, immer nur in den Reihen unsrer nachgeborenen friderizianischen Armee zutragen konnte, einer Armee, die statt der Ehre nur noch den Dünkel und statt der Seele nur noch ein Uhrwerk hat - ein Uhrwerk, das bald genug abgelaufen sein wird. | Это занятие весьма щекотливое и часто заводит меня слишком далеко. Но если когда-либо для этого имелись основания, то кто-кто, а вы уж безусловно поймете, что случай с Шахом, собственно, только симптом, серьезнейшим образом меня занимающий именно вследствие своей симпто- матичности. Конечно, это явление времени - пусть локально ограниченное, случай совершенно особый по своим причинам, - но это могло произойти и произойти таким образом лишь в прусской столице его королевского величества, или если уж вне ее, то лишь в рядах армии, какой она стала после Фридриховой смерти, армии, у которой самоуверенность заменяет честь, а душу - часовой механизм, механизм, уже перестающий работать. |
Der große König hat diesen schlimmen Zustand der Dinge vorbereitet, aber daß er so schlimm werden konnte, dazu mußten sich die großen Königsaugen erst schließen, vor denen bekanntermaßen jeder mehr erbangte als vor Schlacht und Tod. | Великий король подготовил сие плачевное положение вещей, но для того чтобы оно стало совсем уж плачевным, сначала должны были навеки закрыться великие королевские глаза, взгляда которых его подданные, как известно, страшились больше битвы и больше смерти. |
Ich habe lange genug dieser Armee angehört, um zu wissen, daß "Ehre" das dritte Wort in ihr ist; eine Tänzerin ist charmant "auf Ehre", eine Schimmelstute magnifique "auf Ehre", ja mir sind Wucherer empfohlen und vorgestellt worden, die superb "auf Ehre" waren. Und dies beständige Sprechen von Ehre, von einer falschen Ehre, hat die Begriffe verwirrt und die richtige Ehre totgemacht. | Я достаточно долго был в рядах этой армии, чтобы знать: "честь" там каждое третье слово. "Клянусь честью, эта танцовщица очаровательна"; "клянусь честью, великолепная кобыла"; "мне тут присоветовали ростовщиков, у которых достаточно развито чувство чести". Постоянная болтовня о чести, о фальшивой чести, спутала все понятия и убила честь доподлинную. |
All das spiegelt sich auch in diesem Schach-Fall, in Schach selbst, der, all seiner Fehler unerachtet, immer noch einer der Besten war. | Все это, как в зеркале, отражено в истории с Шахом, в личности самого Шаха, а он, несмотря на множество недостатков, все еще был одним из лучших. |
Wie lag es denn? Ein Offizier verkehrt in einem adligen Hause; die Mutter gefällt ihm, und an einem schönen Maitage gefällt ihm auch die Tochter, vielleicht, oder sagen wir lieber sehr wahrscheinlich, weil ihm Prinz Louis eine halbe Woche vorher einen Vortrag über "beauté du diable" gehalten hat. Aber gleichviel, sie gefällt ihm, und die Natur zieht ihre Konsequenzen. Was, unter so gegebenen Verhältnissen, wäre nun wohl einfacher und natürlicher gewesen als Ausgleich durch einen Eheschluß, durch eine Verbindung, die weder gegen den äußeren Vorteil noch gegen irgendein Vorurteil verstoßen hätte. Was aber geschieht? Er flieht nach Wuthenow, einfach weil das holde Geschöpf, um das sich's handelt, ein paar Grübchen mehr in der Wange hat, als gerade modisch oder herkömmlich ist, und weil diese "paar Grübchen zuviel" unsren glatten und wie mit Schachtelhalm polierten Schach auf vier Wochen in eine von seinen Feinden bewitzelte Stellung hätten bringen können. | Как же все случилось? Офицер часто посещает аристократический дом; ему нравится мать, а в один погожий майский день понравилась и дочь, вероятно, нет, скажем лучше - весьма вероятно, потому, что принц Луи несколько дней назад прочитал ему лекцию о "beauté du diable" (дьявольская красота). Но так или иначе, она ему понравилась, и природа сделала из этого свои выводы. В подобной ситуации что может быть проще, естественнее, чем уладить всю сложность положения, вступив в брак, тем паче в брак, не погрешающий ни против выгоды, ни против предрассудков. Но что же случается? Он удирает в Вутенов только потому, что на щечке у милой девушки на две-три ямочки больше, чем это модно или принято, и потому, что эти "лишние" ямочки могли на неделю-другую сделать нашего гладкого и отполированного Шаха мишенью для острот и насмешек. |
Er flieht also, sag ich, löst sich feige von Pflicht und Wort, und als ihn schließlich, um ihn selber sprechen zu lassen, sein "Allergnädigster König und Herr" an Pflicht und Wort erinnert und strikten Gehorsam fordert, da gehorcht er, aber nur, um im Momente des Gehorchens den Gehorsam in einer allerbrüskesten Weise zu brechen. Er kann nun mal Zietens spöttischen Blick nicht ertragen, noch viel weniger einen neuen Ansturm von Karikaturen, und in Angst gesetzt durch einen Schatten, eine Erbsenblase, greift er zu dem alten Auskunftsmittel der Verzweifelten: un peu de poudre. | Итак, он удирает, трусливо бежит долга и слова, пока наконец "всемилостивейший король и повелитель", желая заставить его заговорить и требуя безусловного повиновения, не напоминает ему о долге и слове. Он покоряется, но лишь затем, чтобы в ту же минуту дерзновенно попрать свою покорность. Он не в силах вынести насмешливый взгляд Цитена, тем паче новый натиск карикатур и, повергнутый в ужас тенью, мыльным пузырем, прибегает к старому, испытанному способу спастись от отчаяния: un peu de poudre (Немножко пороха (франц.).). |
Da haben Sie das Wesen der falschen Ehre. Sie macht uns abhängig von dem Schwankendsten und Willkürlichsten, was es gibt, von dem auf Triebsand aufgebauten Urteile der Gesellschaft, und veranlaßt uns, die heiligsten Gebote, die schönsten und natürlichsten Regungen eben diesem Gesellschaftsgötzen zum Opfer zu bringen. Und diesem Kultus einer falschen Ehre, die nichts ist als Eitelkeit und Verschrobenheit, ist denn auch Schach erlegen, und Größeres als er wird folgen. Erinnern Sie sich dieser Worte. Wir haben wie Vogel Strauß den Kopf in den Sand gesteckt, um nicht zu hören und nicht zu sehen. Aber diese Straußenvorsicht hat noch nie gerettet. | Вот вам характерный пример неправильно понятой чести. Она делает нас зависимыми от самого непрочного и произвольного, что существует на свете,- от построенного на зыбучем песке мнения общества и заставляет священные заповеди, лучшие, естественнейшие свои порывы приносить в жертву этому идолу. Культ неправильно понятой чести, иными словами - суетность и взбалмошность сгубили Шаха и сгубят еще многих, более значительных людей. Вы вспомните эти мои слова. Мы, как страусы, прячем голову в песок, чтобы не слышать, не видеть. Но такой страусовый образ действий еще никогда никого не спасал. |
Als es mit der Mingdynastie zur Neige ging und die siegreichen Mandschuheere schon in die Palastgärten von Peking eingedrungen waren, erschienen immer noch Boten und Abgesandte, die dem Kaiser von Siegen und wieder Siegen meldeten, weil es gegen "den Ton" der guten Gesellschaft und des Hofes war, von Niederlagen zu sprechen. Oh, dieser gute Ton! Eine Stunde später war ein Reich zertrümmert und ein Thron gestürzt. Und warum? weil alles Geschraubte zur Lüge führt und alle Lüge zum Tod. | Династия Мин клонилась к закату, победоносные маньчжурские войска уже ворвались в дворцовые сады Пекина, но гонцы все еще приносили императору вести о победах, все новых победах, ибо "тон" высшего общества и двора не позволял говорить о поражениях. Ох, уж этот "хороший тон"! Часом позднее империя пала, трон рухнул. А почему? Да потому, что все неестественное ведет ко лжи, а всякая ложь - к гибели. |
Entsinnen Sie sich des Abends in Frau von Carayons Salon, wo bei dem Thema "Hannibal ante portas" Ähnliches über meine Lippen kam? Schach tadelte mich damals als unpatriotisch. Unpatriotisch! Die Warner sind noch immer bei diesem Namen genannt worden. Und nun! Was ich damals als etwas bloß Wahrscheinliches vor Augen hatte, jetzt ist es tatsächlich da. Der Krieg ist erklärt. Und was das bedeutet, steht in aller Deutlichkeit vor meiner Seele. Wir werden an derselben Welt des Scheins zugrunde gehn, an der Schach zugrunde gegangen ist. | Помните вечер в салоне госпожи фон Карайон, когда там всплыла тема "Hannibal ante portas" (Ганнибал у ворот); я уже говорил что-то в этом роде. Шах назвал меня тогда лжепатриотом! Лжепатриот! Впередсмотрящих всегда зовут этим именем. А теперь! То, что в тот вечер чудилось мне только как нечто "возможное", ныне стало свершившимся фактом. война объявлена. А что это означает, я отчетливо вижу духовным взором. Мы погибнем из-за тех же иллюзий, из-за которых погиб Шах. |
Ihr Bülow | Ваш Бюлов. |
Nachschrift. Dohna (früher bei der Garde du Corps), mit dem ich eben über die Schachsche Sache gesprochen habe, hat eine Lesart, die mich an frühere Nostitzsche Mitteilungen erinnerte. Schach habe die Mutter geliebt, was ihn, in einer Ehe mit der Tochter, in seltsam peinliche Herzenskonflikte geführt haben würde. Schreiben Sie mir doch darüber. Ich persönlich find es pikant, aber nicht zutreffend. Schachs Eitelkeit hat ihn zeitlebens bei voller Herzenskühle gehalten, und seine Vorstellungen von Ehre (hier ausnahmsweise die richtige) würden ihn außerdem, wenn er die Ehe mit der Tochter wirklich geschlossen hätte, vor jedem Fauxpas gesichert haben. | Постскриптум: Дона (раньше он служил в лейб-гвардии), с которым я только что говорил об истории Шаха, истолковал ее так, что это мне напомнило прежние высказывания Ноштица. Шах, по его словам, любил мать; если бы он женился на дочери, это привело бы его к тягчайшим сердечным конфликтам. Напишите мне ваше мнение. Я лично нахожу это достаточно пикантным, но недостаточно верным. Суетность Шаха помогла ему всю жизнь сохранять полную холодность сердца, к тому же его представления о чести (здесь, в виде исключения, правильные), вступи он в брак с дочерью, оградили бы его от любого faux pas (ложный шаг (фр.)). |
B. | Б.". |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая