| Deutsch | Русский |
| Die Turmuhren auf dem Gensdarmenmarkt schlugen elf, als die Gäste der Frau von Carayon auf die Behrenstraße hinaustraten und nach links einbiegend auf die Linden zuschritten. Der Mond hatte sich verschleiert, und die Regenfeuchte, die bereits in der Luft lag und auf Wetterumschlag deutete, tat allen wohl. An der Ecke der Linden empfahl sich Schach, allerhand Dienstliches vorschützend, während Alvensleben, Bülow und Sander übereinkamen, noch eine Stunde zu plaudern. | Башенные часы на Жандармском рынке пробили одиннадцать, когда гости госпожи фон Карайон вышли на Беренштрассе и, свернув налево, зашагали к Унтер-ден-Линден. Месяц скрылся в туманной дымке, и влажный воздух, предвещавший перемену погоды, на всех подействовал благотворно. На углу Шах откланялся под предлогом каких-то служебных забот, остальные же, то есть Альвенслебен, Бюлов и Зандер, решили еще часок провести вместе и поболтать. |
| "Aber wo?" fragte Bülow, der im ganzen nicht wählerisch war, aber doch einen Abscheu gegen Lokale hatte, darin ihm "Aufpasser und Kellner die Kehle zuschnürten". | - Но где, спрашивается? - произнес Бюлов, вообще-то человек не очень прихотливый, но питавший отвращение ко всяким ресторациям, где "шпики и кельнеры затыкают тебе рот". |
| "Aber wo?" wiederholte Sander. "Sieh, das Gute liegt so nah", | - И правда, где? - повторил Зандер.- Э, да ведь от добра добра не ищут. |
| und wies dabei auf einen Eckladen, über dem in mäßig großen Buchstaben zu lesen stand: Italiener-, Wein- und Delikatessenhandlung von Sala Tarone. Da schon geschlossen war, klopfte man an die Haustür, an deren einer Seite sich ein Einschnitt mit einer Klappe befand. Und wirklich, gleich darauf öffnete sich's von innen, ein Kopf erschien am Kuckloch, und als Alvenslebens Uniform über den Charakter der etwas späten Gäste beruhigt hatte, drehte sich innen der Schlüssel im Schloß, und alle drei traten ein. Aber der Luftzug, der ging, löschte den Blaker aus, den der Küfer in Händen hielt, und nur eine ganz im Hintergrunde, dicht über der Hoftür, schwelende Laterne gab gerade noch Licht genug, um das Gefährliche der Passage kenntlich zu machen. | И он указал пальцем на угловую лавку с вывеской, на которой некрупными буквами было выведено: "Сала Тароне, торговля итальянскими винами и деликатесами". Поскольку лавка была уже закрыта, они постучали в дверь, на одной створке которой было прорезано оконце, изнутри закрытое ставнем. За дверью тотчас послышались шаги, в оконце показалась чья-то голова, и так как мундир Альвенслебена успокоил хозяина относительно запоздалых гостей, ключ повернулся в замке, и все трое вошли в дом. Но тут порыв ветра задул светильник в руках винодела, и теперь только тусклый фонарь где-то в глубине над дверью во двор кое-как освещал узкий и опасный проход. |
| "Ich bitte Sie, Bülow, was sagen Sie zu diesem Defilee?" brummte Sander, sich immer dünner machend, und wirklich hieß es auf der Hut sein, denn in Front der zu beiden Seiten liegenden Öl- und Weinfässer standen Zitronen- und Apfelsinenkisten, deren Deckel nach vorn hin aufgeklappt waren. | - Как вам нравится, Бюлов, это дефиле? - пробормотал Зандер, втягивая живот, чтобы стать потоньше. Здесь и вправду приходилось остерегаться, так как перед бочками с оливковым маслом и винами стояли, откинутыми крышками вперед, открытые ящики с лимонами и апельсинами. |
| "Achtung", sagte der Küfer. "Is hier allens voll Pinnen und Nägel. Habe mir gestern erst einen eingetreten." | - Осторожно,- сказал винодел.- Здесь везде валяются гвозди. Я вчера вогнал себе один в ногу. |
| "Also auch spanische Reiter... Oh, Bülow! In solche Lage bringt einen ein militärischer Verlag." | - Значит, еще и испанские сапоги... О Бюлов! До чего может довести человека издание военных книг. |
| Dieser Sandersche Schmerzensschrei stellte die Heiterkeit wieder her, und unter Tappen und Tasten war man endlich bis in die Nähe der Hoftür gekommen, wo, nach rechts hin, einige der Fässer weniger dicht nebeneinander lagen. Hier zwängte man sich denn auch durch und gelangte mit Hilfe von vier oder fünf steilen Stufen in eine mäßig große Hinterstube, die gelb gestrichen und halb verblakt und nach Art aller "Frühstücksstuben" um Mitternacht am vollsten war. Überall, an niedrigen Paneelen hin, standen lange, längst eingesessene Ledersofas, mit kleinen und großen Tischen davor, und nur eine Stelle war da, wo dieses Mobiliar fehlte. Hier stand vielmehr ein mit Kästen und Realen überbautes Pult, vor welchem einer der Repräsentanten der Firma tagaus, tagein auf einem Drehschemel ritt und seine Befehle (gewöhnlich nur ein Wort) in einen unmittelbar neben dem Pult befindlichen Keller hinunterrief, dessen Falltür immer offenstand. | Горестный вопль Зандера снова привел всю компанию в хорошее настроение; ощупью пробираясь вперед, они наконец приблизились к двери, ведущей во двор, здесь с правой стороны бочки стояли чуть пореже. Протиснувшись между ними, они поднялись на четыре или пять крутых ступенек и очутились в довольно просторном помещении с желтыми, закоптелыми стенами, где, как во всех "утренних" закусочных, больше всего народу собиралось к полуночи. Вдоль низких панелей тянулись давно просиженные кожаные диваны, перед ними - большие и маленькие столы. Только в одном месте у стены вместо дивана высилась конторка с полками и ящичками; сидя за ней, один из представителей фирмы изо дня в день крутился на вертящемся табурете, выкрикивая свои приказы (обычно одно-единственное слово) в погреб со всегда открытым люком, который находился возле самой конторки. |
| Unsere drei Freunde hatten in einer dem Kellerloch schräg gegenüber gelegenen Ecke Platz genommen, und Sander, der grad lange genug Verleger war, um sich auf lukullische Feinheiten zu verstehen, überflog eben die Wein- und Speisekarte. Diese war in russisch Leder gebunden, roch aber nach Hummer. Es schien nicht, daß unser Lukull gefunden hatte, was ihm gefiel; er schob also die Karte wieder fort und sagte: | Наши друзья уселись в углу, наискосок от зияющего отверстия погреба, и Зандер, достаточно давно занимавшийся издательской деятельностью, чтобы разбираться в Лукулловых изысках, стал просматривать карточку вин и кушаний, от которой пахло омарами, хотя она была переплетена в русскую кожу. Но наш Лукулл, видимо, не нашел ничего, что пришлось бы ему по вкусу, и, отодвинув карточку, заявил: |
| "Das Geringste, was ich von einem solchen hundstäglichen April erwarten kann, sind Maikräuter, Asperula odorata Linnéi. Denn ich hab auch Botanisches verlegt. Von dem Vorhandensein frischer Apfelsinen haben wir uns draußen mit Gefahr unseres Lebens überzeugt, und für den Mosel bürgt uns die Firma." | - От такого скверного апреля ничего ждать не приходится, кроме майской травки - asperula odorata Linnei (Ясменник пахучий (лат.)). Имейте в виду, что я и ботанические сочинения издавал! В наличии свежих апельсинов мы с опасностью для жизни убедились сами, а за мозельское вино нам ручается фирма. |
| Der Herr am Pult rührte sich nicht, aber man sah deutlich, daß er mit seinem Rücken zustimmte, Bülow und Alvensleben taten desgleichen, und Sander resolvierte kurz: | Господин за конторкой не пошевельнулся, но по его спине было очевидно, что он одобряет выбор издателя, Бюлов с Альвенслебеном тоже к нему присоединились, и Зандер решительно сказал: |
| "Also Maibowle." | - Итак, майский пунш. |
| Das Wort war absichtlich laut und mit der Betonung einer Ordre gesprochen worden, und im selben Augenblicke scholl es auch schon vom Drehstuhl her in das Kellerloch hinunter: | Сказано это было громко, с повелительной интонацией, и в тот же миг с вертящейся табуретки раздалось: |
| "Fritz!" | - Фриц! |
| Ein zunächst nur mit halber Figur aus der Versenkung auftauchender dicker und kurzhalsiger Junge wurde, wie wenn auf eine Feder gedrückt worden wäre, sofort sichtbar, übersprang diensteifrig, indem er die Hand aufsetzte, die letzten zwei, drei Stufen und stand im Nu vor Sander, den er, allem Anscheine nach, am besten kannte. | Из люка, точно на шарнирах, тотчас же наполовину вынырнул толстый малый с короткой шеей; подняв руку, он угодливо взбежал вверх по ступенькам и в мгновение ока уже стоял перед Зандером, которого, видимо, давно знал. |
| "Sagen Sie, Fritz, wie verhält sich die Firma Sala Tarone zur Maibowle?" | - Скажите-ка, Фриц, какого мнения придерживается фирма Сала Тароне относительно майского пунша? |
| "Gut. Sehr gut." | - Наилучшего, сударь. |
| "Aber wir haben erst April, und sosehr ich im allgemeinen der Mann der Surrogate bin, so haß ich doch eins: die Tonkabohne. Die Tonkabohne gehört in die Schnupftabaksdose, nicht in die Maibowle. Verstanden?" | - Но на дворе еще только апрель, а я, хоть и сторонник суррогатов, терпеть не могу тонкинских бобов. Им место в табакерке с нюхательным табаком, а не в майском пунше. Понятно? |
| "Zu dienen, Herr Sander." | - Так точно, господин Зандер. |
| "Gut denn. Also Maikräuter. Und nicht lange ziehen lassen. Waldmeister ist nicht Kamillentee. Der Mosel, sagen wir ein Zeltinger oder ein Brauneberger, wird langsam über die Büschel gegossen; das genügt. Apfelsinenschnitten als bloßes Ornament. Eine Scheibe zuviel macht Kopfweh. Und nicht zu süß, und eine Cliquot extra. Extra, sag ich. Besser ist besser." | - Хорошо. Значит, майская травка - ясменник. И долго не держите. Ясменник не настой из ромашки. Зелень не спеша польете мозельским, ну, скажем, цельтингером или браунебергером, этого достаточно. Апельсинные дольки - разве что как орнамент. Переложишь две-три, и на тебе - головная боль. Да смотрите, чтобы не пересластить. Еще дадите нам клико экстра. Экстра, запомните! Лучшее всегда лучше. |
| Damit war die Bestellung beendet, und ehe zehn Minuten um waren, erschien die Bowle, darauf nicht mehr als drei oder vier Waldmeisterblättchen schwammen, nur gerade genug, den Beweis der Echtheit zu führen. | С заказом было покончено, и не прошло и десяти минут, как на столе появился пунш, на поверхности которого плавало всего три или четыре листочка ясменника - вполне достаточно для подтверждения, что это настоящий майский пунш. |
| "Sehen Sie, Fritz, das gefällt mir. Auf mancher Maibowle schwimmt es wie Entengrütze. Und das ist schrecklich. Ich denke, wir werden Freunde bleiben. Und nun grüne Gläser." | - Хорошо, Фриц, молодец! Иной раз пунш как ряской затянут. Это ужасно. Похоже, что мы останемся друзьями. Ну, а теперь зеленые бокалы! |
| Alvensleben lachte. "Grüne?" | - Зеленые? - засмеялся Альвенслебен. |
| "Ja. Was sich dagegen sagen läßt, lieber Alvensleben, weiß ich und laß es gelten. Es ist in der Tat eine Frage, die mich seit länger beschäftigt und die, neben anderen, in die Reihe jener Zwiespalte gehört, die sich, wir mögen es anfangen, wie wir wollen, durch unser Leben hinziehen. Die Farbe des Weins geht verloren, aber die Farbe des Frühlings wird gewonnen, und mit ihr das festliche Gesamtkolorit. Und dies erscheint mir als der wichtigere Punkt. Unser Essen und Trinken, soweit es nicht der gemeinen Lebensnotdurft dient, muß mehr und mehr zur symbolischen Handlung werden, und ich begreife Zeiten des späteren Mittelalters, in denen der Tafelaufsatz und die Fruchtschalen mehr bedeuteten als das Mahl selbst." | - Да, я знаю, что тут можно возразить, любезный Альвенслебен, отлично знаю. Право же, этот вопрос давно меня мучает наряду с теми сомнениями, которые, хотим мы того или не хотим, тащатся за нами через всю жизнь. Цвет вина, конечно, пропадет, но его сменит цвет весны и сообщит праздничный колорит всему окружающему. По-моему, это важнее. Еда и питье, если они не служат удовлетворению простой жизненной потребности, должны мало-помалу, превратиться в символическое действо; мне приятно думать о позднем средневековье, когда серебряные блюда и вазы значили больше, чем сама трапеза. |
| "Wie gut Ihnen das kleidet, Sander", lachte Bülow. "Und doch dank ich Gott, Ihre Kapaunenrechnung nicht bezahlen zu müssen." | - Вам очень к лицу эти рассуждения, Зандер,- смеясь, сказал Бюлов.- И все-таки я благодарю бога за то, что мне не приходится оплачивать ваших каплунов. |
| "Die Sie schließlich doch bezahlen." | - В конце концов вы все-таки их оплачиваете. |
| "Ah, das erste Mal, daß ich einen dankbaren Verleger in Ihnen entdecke. Stoßen wir an... Aber alle Welt, da steigt ja der lange Nostitz aus der Versenkung. Sehen Sie, Sander, er nimmt gar kein Ende..." | - Ах, я впервые обнаруживаю, что вы благодарный издатель. Ваше здоровье... Но бог ты мой, из люка лезет долговязый Ноштиц! Смотрите, Зандер, ему, кажется, конца не будет... |
| Wirklich, es war Nostitz, der, unter Benutzung eines geheimen Eingangs, eben die Kellertreppe hinaufstolperte, Nostitz von den Gensdarmes, der längste Lieutenant der Armee, der, trotzdem er aus dem Sächsischen stammte, seiner sechs Fuß drei Zoll halber so ziemlich ohne Widerrede beim Eliteregiment Gensdarmes eingestellt und mit einem verbliebenen kleinen Reste von Antagonismus mittlerweile längst fertig geworden war. Ein tollkühner Reiter und ein noch tollkühnerer Cour- und Schuldenmacher, war er seit lang ein Allerbeliebtester im Regiment, so beliebt, daß ihn sich der "Prinz", der kein andrer war als Prinz Louis, bei Gelegenheit der vorjährigen Mobilisierung, zum Adjutanten erbeten hatte. | Это и впрямь был Ноштиц; пройдя через потайной вход, он теперь, спотыкаясь, вылезал из погреба. Ноштиц из жандармского полка, самый высокий лейтенант в армии, хотя и саксонец родом, благодаря своим шести футам и трем дюймам роста был без особых возражений зачислен в аристократический жандармский полк и довольно быстро сумел подавить в начальстве остатки антагонизма. Отважный наездник и не менее отважный ловелас, всегда по уши в долгах, он стал любимцем полка, таким любимцем, что принц, не кто-нибудь, а сам принц Луи, по случаю прошлогодней мобилизации испросил разрешения взять его себе в адъютанты. |
| Neugierig, woher er komme, stürmte man mit Fragen auf ihn ein, aber erst als er sich in dem Ledersofa zurechtgerückt hatte, gab er Antwort auf all das, was man ihn fragte. | Любопытствуя, откуда он вдруг явился, его осыпали вопросами, но ответил он на них, лишь удобно устроившись на кожаном диване. |
| "Woher ich komme? Warum ich bei den Carayons geschwänzt habe? Nun, weil ich in Französisch-Buchholz nachsehen wollte, ob die Störche schon wieder da sind, ob der Kuckuck schon wieder schreit und ob die Schulmeisterstochter noch so lange flachsblonde Flechten hat wie voriges Jahr. Ein reizendes Kind. Ich lasse mir immer die Kirche von ihr zeigen, und wir steigen dann in den Turm hinauf, weil ich eine Passion für alte Glockeninschriften habe. Sie glauben gar nicht, was sich in solchem Turme alles entziffern läßt. Ich zähle das zu meinen glücklichsten und lehrreichsten Stunden." | - Откуда явился? Почему не был у Карайонов? Да потому, что мне хотелось взглянуть на Французский Бухгольц, вернулись ли уже аисты, кукует ли снова кукушка и по-прежнему ли такие длинные косы у белокурой лесниковой дочки, как в прошлом году. Прелестное дитя. Я всегда прошу ее показать мне церковь, и мы поднимаемся на колокольню, я ведь питаю настоящую страсть к старинным надписям на колоколах. Вы себе представить не можете, сколько всего узнаешь на таких колокольнях. Я причисляю проведенные там часы к счастливейшим и поучительнейшим часам моей жизни. |
| "Und eine Blondine, sagten Sie. Dann freilich erklärt sich alles. Denn neben einer Prinzessin Flachshaar kann unser Fräulein Victoire nicht bestehn. Und nicht einmal die schöne Mama, die schön ist, aber doch am Ende brünett. Und blond geht immer vor schwarz." | - Вас сопровождает туда блондинка. В таком случае все понятно. Наша фрейлейн Виктуар, конечно, не может идти в сравнение с белокурой принцессой. Так же как и ее прекрасная мамаша, дама очень красивая, но, увы, брюнетка. А брюнеткам никогда не угнаться за блондинками. |
| "Ich möchte das nicht geradezu zum Axiom erheben", fuhr Nostitz fort. "Es hängt doch alles noch von Nebenumständen ab, die hier freilich ebenfalls zugunsten meiner Freundin sprechen. Die schöne Mama, wie Sie sie nennen, wird siebenunddreißig, bei welcher Addition ich wahrscheinlich galant genug bin, ihr ihre vier Ehejahre halb statt doppelt zu rechnen. Aber das ist Schachs Sache, der über kurz oder lang in der Lage sein wird, ihren Taufschein um seine Geheimnisse zu befragen." | - Я не возвожу это в аксиому,- ответил Ноштиц.- Вое ведь зависит от побочных обстоятельств, в данном случае они складываются в пользу моей подруги. Прекрасной мамaше, как вы изволили ее назвать, скоро стукнет тридцать семь, да при этом у меня еще хватает галантности четыре года ее брака считать не за восемь, а всего за два. Впрочем, это дело Шаха, рано или поздно он сможет узнать тайну из ее свидетельства о крещении. |
| "Wie das?" fragte Bülow. | - Как так? - удивился Бюлов. |
| "Wie das?" wiederholte Nostitz. "Was doch die Gelehrten, und wenn es gelehrte Militärs wären, für schlechte Beobachter sind. Ist Ihnen denn das Verhältnis zwischen beiden entgangen? Ein ziemlich vorgeschrittenes, glaub ich. C'est le premier pas, qui coûte..." | - Как так? - повторил Ноштиц.- До чего же господа ученые плохие наблюдатели, даже если это ученые офицеры. Неужто вы не заметили их отношений? Довольно далеко зашедших, думается мне. C'est le premier pas, qui coûte...(Труден только первый шаг... (франц.)) |
| "Sie drücken sich etwas dunkel aus, Nostitz." | - Вы несколько темно выражаетесь, Ноштиц. |
| "Sonst nicht gerade mein Fehler." | - Не моя вина. |
| "Ich meinerseits glaube Sie zu verstehn," unterbrach Alvensleben. "Aber Sie täuschen sich, Nostitz, wenn Sie daraus auf eine Partie schließen. Schach ist eine sehr eigenartige Natur, die, was man auch an ihr aussetzen mag, wenigstens manche psychologische Probleme stellt. Ich habe beispielsweise keinen Menschen kennengelernt, bei dem alles so ganz und gar auf das Ästhetische zurückzuführen wäre, womit es vielleicht in einem gewissen Zusammenhange steht, daß er überspannte Vorstellungen von Intaktheit und Ehe hat. Wenigstens von einer Ehe, wie er sie zu schließen wünscht. Und so bin ich denn wie von meinem Leben überzeugt, er wird niemals eine Witwe heiraten, auch die schönste nicht. Könnt aber hierüber noch irgendein Zweifel sein, so würd ihn ein Umstand beseitigen, und dieser eine Umstand heißt: ' Victoire '." | - Мне кажется, я вас понял,- вмешался Альвенслебен.- Но вы ошибаетесь, полагая, что речь идет о браке. Шах - человек весьма своеобразный, пусть не во всем приятный, но он безусловно склонен к всевозможным психологическим проблемам. Я, например, никого не знаю в такой степени устремленного к эстетическому началу, может быть, в этой связи у него и составились столь преувеличенные представления о безупречности брака. По крайней мере, брака, в который он желает вступить. Посему я готов голову прозакладывать, что Шах никогда не женится на вдове, будь она хоть раскрасавица. Но если здесь еще и может возникнуть какое-нибудь сомнение, то известное обстоятельство устранит его, имя же этому обстоятельству: Виктуар. |
| "Wie das?" | - Как так? |
| "Wie schon so mancher Heiratsplan an einer unrepräsentablen Mutter gescheitert ist, so würd er hier an einer unrepräsentablen Tochter scheitern. Er fühlt sich durch ihre mangelnde Schönheit geradezu geniert und erschrickt vor dem Gedanken, seine Normalität, wenn ich mich so ausdrücken darf, mit ihrer Unnormalität in irgendwelche Verbindung gebracht zu sehen. Er ist krankhaft abhängig, abhängig bis zur Schwäche, von dem Urteile der Menschen, speziell seiner Standesgenossen, und würde sich jederzeit außerstande fühlen, irgendeiner Prinzessin oder auch nur einer hochgestellten Dame Victoiren als seine Tochter vorzustellen." | - Если многим брачным планам случалось рухнуть из-за недостаточно представительной матери, то этот рухнет из-за непредставительной дочери. Он стесняется ее некрасивости и, конечно, страшится мысли свою, если можно так выразиться, нормальность каким бы то ни было образом сочетать с ее отклонением от нормы. Он болезненно, именно болезненно зависит от мнения людей, прежде всего - своего сословия; ему будет казаться невозможным представить Виктуар какой-нибудь принцессе или высокопоставленной даме как свою дочь. |
| "Möglich. Aber dergleichen läßt sich vermeiden." | - Вполне вероятно. Но подобных оказий можно избегнуть. |
| "Doch schwer. Sie zurückzusetzen oder ganz einfach als Aschenbrödel zu behandeln, das widerstreitet seinem feinen Sinn, dazu hat er das Herz zu sehr auf dem rechten Fleck. Auch würde Frau von Carayon das einfach nicht dulden. Denn so gewiß sie Schach liebt, so gewiß liebt sie Victoire, ja, sie liebt diese noch um ein gut Teil mehr. Es ist ein absolut ideales Verhältnis zwischen Mutter und Tochter, und gerade dies Verhältnis ist es, was mir das Haus so wert gemacht hat und noch macht." | - Не всегда же оставлять Виктуар в тени или, еще того чище, обходиться с ней как с Золушкой, для этого он слишком утончен, да и сердце у него не злое. Вдобавок госпожа фон Карайон никогда бы не потерпела такого обхождения. Она хоть и безусловно любит Шаха, но так же безусловно любит Виктуар, а пожалуй, даже и больше. Отношения матери и дочери я бы назвал идеальными, они-то сделали и сейчас делают этот дом таким для меня дорогим. |
| "Also begraben wir die Partie", sagte Bülow. "Mir persönlich zu besondrer Genugtuung und Freude, denn ich schwärme für diese Frau. Sie hat den ganzen Zauber des Wahren und Natürlichen, und selbst ihre Schwächen sind reizend und liebenswürdig. Und daneben dieser Schach! Er mag seine Meriten haben, meinetwegen, aber mir ist er nichts als ein Pedant und Wichtigtuer und zugleich die Verkörperung jener preußischen Beschränktheit, die nur drei Glaubensartikel hat - erstes Hauptstück: | - Итак, оставим этот разговор,- сказал Бюлов,- мне на радость и утешение, потому что я преклоняюсь перед этой женщиной. Какое очарование правдивости, естественности, даже ее слабости прелестны и достойны восхищения. И рядом с ней этот Шах! Пусть его заслуги при нем и остаются, но для меня он не более как чванливый педант, вдобавок олицетворение прусской ограниченности, исповедующей три символа веры: первый - |
| 'Die Welt ruht nicht sichrer auf den Schultern des Atlas als der preußische Staat auf den Schultern der preußischen Armee', zweites Hauptstück: 'Der preußische Infanterieangriff ist unwiderstehlich', und drittens und letztens: 'Eine Schlacht ist nie verloren, solange das Regiment Garde du Corps nicht angegriffen hat.' Oder natürlich auch das Regiment Gensdarmes. Denn sie sind Geschwister, Zwillingsbrüder. Ich verabscheue solche Redensarten, und der Tag ist nahe, wo die Welt die Hohlheit solcher Rodomontaden erkennen wird." | "Земля на плечах Атласа покоится менее надежно, чем Прусское государство на плечах прусской армии", второй - "Кавалерийская атака пруссаков неотразима" и, наконец, третий, и последний,- "Битва не проиграна, раз еще не вступила в действие лейб-гвардия". Или жандармский полк. Это же родные братья, близнецы. Мне отвратительны подобные обороты, и уже недалек день, когда человечество поймет, до чего пустопорожни эти хвастливые фразы. |
| "Und doch unterschätzen Sie Schach. Er ist immerhin einer unserer Besten." | - И все-таки вы недооцениваете Шаха. Как-никак он один из лучших. |
| "Um so schlimmer." | - Тем хуже. |
| "Einer unsrer Besten, sag ich, und wirklich ein Guter. Er spielt nicht bloß den Ritterlichen, er ist es auch. Natürlich auf seine Weise. Jedenfalls trägt er ein ehrliches Gesicht und keine Maske." | - Один из лучших среди нас, утверждаю я, и по-настоящему добрый человек. Он не только строит из себя рыцаря, он доподлинный рыцарь. Разумеется, на свой лад. Во всяком случае, у него честное лицо, а не личина. |
| "Alvensleben hat recht", bestätigte Nostitz. "Ich habe nicht viel für ihn übrig, aber das ist wahr, alles an ihm ist echt, auch seine steife Vornehmheit, so langweilig und so beleidigend ich sie finde. Und darin unterscheidet er sich von uns. Er ist immer er selbst, gleichviel, ob er in den Salon tritt oder vorm Spiegel steht oder beim Zubettegehn sich seine safranfarbenen Nachthandschuh anzieht. Sander, der ihn nicht liebt, soll entscheiden und das letzte Wort über ihn haben." | - Альвенслебен прав,- подтвердил Ноштиц.- Я не очень-то его люблю, но в нем все подлинно, даже его высокомерная чопорность, хоть я и считаю ее скучной и оскорбительной. Этим-то он от нас и отличается. Он всегда таков, каков он есть, все равно, входит ли он в великосветскую гостиную, смотрится в зеркало или, укладываясь спать, надевает на ночь шафранного цвета перчатки. Но пусть выскажется Зандер, он ведь не любит Шаха, поэтому за ним остается последнее слово. |
| "Es ist keine drei Tage", hob dieser an, "daß ich in der Haude und Spenerschen gelesen, der Kaiser von Brasilien habe den heiligen Antonius zum Obristlieutenant befördert und seinen Kriegsminister angewiesen, besagtem Heiligen die Löhnung bis auf weiteres gutzuschreiben. Welche Gutschreibung mir einen noch größeren Eindruck gemacht hat als die Beförderung. Aber gleichviel. In Tagen derartiger Ernennungen und Beförderungen wird es nicht auffallen, wenn ich die Gefühle dieser Stunde, zugleich aber den von mir geforderten Entscheid und Richterspruch, in die Worte zusammenfasse: Seine Majestät der Rittmeister von Schach, er lebe hoch." | - Каких-нибудь три дня назад,- начал тот,- в "Хауде унд шпенерше цейтунг" я прочитал, что император Бразилии произвел святого Антония в чин обер-лейтенанта и повелел своему военному министру назначить святому обер-лейтенантский оклад. Последнее привело меня в еще больший восторг, чем само назначение. Но дело не в этом. Никого не удивит, если я, в дни таких производств и повышений в чине, воскликну, пытаясь облечь в слова свои чувства, а заодно и приговор, которого от меня требуют: "Да здравствует его величество ротмистр фон Шах!" |
| "Oh, vorzüglich, Sander," sagte Bülow, "damit haben Sie's getroffen. Die ganze Lächerlichkeit auf einen Schlag. Der kleine Mann in den großen Stiefeln! Aber meinetwegen, er lebe!" | - Превосходно, Зандер! - воскликнул Бюлов.- Как ловко вы сумели объединить все эти смешные нелепости! Маленький человек в больших сапогах! Ну что ж, пусть здравствует, я не против. |
| "Da haben wir denn zum Überfluß auch noch die Sprache von 'Seiner Majestät getreuster Opposition'", antwortete Sander und erhob sich. "Und nun, Fritz, die Rechnung. Erlauben die Herren, daß ich das Geschäftliche arrangiere." | - Вот вам вдобавок и слово "верноподданнейшей оппозиции его величества",- вместо ответа произнес Зандер и поднялся.- А теперь, Фриц, давайте счет. Надеюсь, господа позволят мне покончить с этим делом. |
| "In besten Händen", sagte Nostitz. | - Оно в надежных руках,- сказал Ноштиц. |
| Und fünf Minuten später traten alle wieder ins Freie. Der Staub wirbelte vom Tor her die Linden herauf, augenscheinlich war ein starkes Gewitter im Anzug, und die ersten großen Tropfen fielen bereits. | Через пять минут все они вышли на улицу. От ворот на Унтер-ден-Линден несло клубы пыли, видимо, надвигалась сильная гроза, уже падали первые капли дождя. |
| "Hâtez-vous." | - Hâtez vous! (поспешайте (фр.)) |
| Und jeder folgte der Weisung und mühte sich, so rasch wie möglich und auf nächstem Wege seine Wohnung zu erreichen. | Следуя этому совету, каждый поспешил избрать кратчайший путь к дому. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая
Грамматический справочник | Тексты
