English | Русский |
Innstetten war erst vier Tage fort, als Crampas von Stettin wieder eintraf und die Nachricht brachte, man hätte höheren Orts die Absicht, zwei Schwadronen nach Kessin zu legen, endgültig fallenlassen; es gäbe so viele kleine Städte, die sich um eine Kavalleriegarnison, und nun gar um Blüchersche Husaren, bewürben, daß man gewohnt sei, bei solchem Anerbieten einem herzlichen Entgegenkommen, aber nicht einem zögernden zu begegnen. Als Crampas das mitteilte, machte der Magistrat ein ziemlich verlegenes Gesicht; nur Gieshübler, weil er der Philisterei seiner Kollegen eine Niederlage gönnte, triumphierte. Seitens der kleinen Leute griff beim Bekanntwerden der Nachricht eine gewisse Verstimmung Platz, ja selbst einige Konsuls mit Töchtern waren momentan unzufrieden; im ganzen aber kam man rasch über die Sache hin, vielleicht weil die nebenherlaufende Frage, was Innstetten in Berlin vorhabe, die Kessiner Bevölkerung oder doch wenigstens die Honoratiorenschaft der Stadt mehr interessierte. | Через четыре дня после отъезда Инштеттена вернул-ся Крампас и привез известие, что в верхах категорически отказались от мысли разместить в Кессине два эскадрона гусар. Есть множество небольших городов, которые сами стараются заполучить кавалеристов, тем более что речь идет о гусарах генерала Блюхера*. В верхах привыкли к тому, что их предложения всегда находят самый горячий прием, им еще ни разу не приходилось сталкиваться с каким-либо неудовольствием или даже с тенью нерешительности. Когда Крампас изложил все это членам городского магистрата, у многих вытянулись лица, торжествовал только Гизпоблер, который считал: так им и надо, этим филистерам. Многим жителям это, конечно, не очень понравилось, даже некоторые консулы вместе со своими дочерьми громко выражали неудовольствие, а в общем эту историю скоро забыли, быть может потому, что население Кессина, по крайней мере его привилегированную часть, больше интересовал вопрос: "Чем занят в Берлине Инштеттен?" |
Diese wollte den überaus wohl gelittenen Landrat nicht gern verlieren, und doch gingen darüber ganz ausschweifende Gerüchte, die von Gieshübler, wenn er nicht ihr Erfinder war, wenigstens genährt und weiterverbreitet wurden. Unter anderem hieß es, Innstetten würde als Führer einer Gesandtschaft nach Marokko gehen, und zwar mit Geschenken, unter denen nicht bloß die herkömmliche Vase mit Sanssouci und dem Neuen Palais, sondern vor allem auch eine große Eismaschine sei. Das letztere erschien mit Rücksicht auf die marokkanischen Temperaturverhältnisse so wahrscheinlich, daß das Ganze geglaubt wurde. | В городе не хотели терять ландрата, к которому все относились исключительно хорошо, а о его поездке меж тем носились самые невероятные слухи. Они, очевидно, распространялись Гизгюблером, а может быть, даже и исходили от него. Между прочим, говорили о том, что Инштеттена отправляют в качестве главы посольства в Марокко, что он повезет туда подарки, среди которых будет не только традиционная ваза с изображением Sanssouci и Нового дворца, но и какая-то необыкновенная большая мороженица. Эта деталь, если принять во внимание марокканскую жару, казалась настолько правдоподобной, что верили и всему остальному. |
Effi hörte auch davon. Die Tage, wo sie sich darüber erheitert hätte, lagen noch nicht allzuweit zurück; aber in der Seelenstimmung, in der sie sich seit Schluß des Jahres befand, war sie nicht mehr fähig, unbefangen und ausgelassen über derlei Dinge zu lachen. Ihre Gesichtszüge hatten einen ganz anderen Ausdruck angenommen, und das halb rührend, halb schelmisch Kindliche, was sie noch als Frau gehabt hatte, war hin. Die Spaziergänge nach dem Strand und der Plantage, die sie, während Crampas in Stettin war, aufgegeben hatte, nahm sie nach seiner Rückkehr wieder auf und ließ sich auch durch ungünstige Witterung nicht davon abhalten. Es wurde wie früher bestimmt, daß ihr Roswitha bis an den Ausgang der Reeperbahn oder bis in die Nähe des Kirchhofs entgegenkommen solle, sie verfehlten sich aber noch häufiger als früher. | Эффи тоже слышала об этих разговорах. Еще недавно это только бы развеселило ее, но в том душевном смятении, в котором она находилась с конца минувшего года, она уже не была способна смеяться по-прежнему беззаветно и весело. В ее лице появились какие-то новые черточки, а прежнее детски-шаловливое и девически-трогательное выражение, которое она сохраняла еще и после замужества, стало исчезать. Прогулки на берег и в питомник, которые она прекратила во время поездки Крампаса в Штеттин, Эффи снова возобновила после его возвращения. Даже плохая погода не могла ей теперь помешать. Как и прежде, она договаривалась с Розви-той встретиться где-нибудь в конце Рипербана или у кладбища, но к месту свидания она теперь уже почти никогда не являлась. |
"Ich könnte dich schelten, Roswitha, daß du mich nie findest. Aber es hat nichts auf sich; ich ängstige mich nicht mehr, auch nicht einmal am Kirchhof, und im Wald bin ich noch keiner Menschenseele begegnet." | -- Ах, Розвита, мне нужно было бы тебя побранить, ты меня никогда не находишь. Впрочем, это неважно! Я теперь ничего не боюсь, даже кладбище не путает меня, а в лесу я вообще никого не встречаю. |
Es war am Tage vor Innstettens Rückkehr von Berlin, daß Effi das sagte. Roswitha machte nicht viel davon und beschäftigte sich lieber damit, Girlanden über den Türen anzubringen; auch der Haifisch bekam einen Fichtenzweig und sah noch merkwürdiger aus als gewöhnlich. | Это было накануне приезда Инштеттена. Розвите было не до госпожи: она занималась развешиванием в доме гирлянд. Даже акула оказалась украшенной веткой сосны и выглядела теперь еще более странно, чем прежде. |
Effi sagte: "Das ist recht, Roswitha; er wird sich freuen über all das Grün, wenn er morgen wieder da ist. Ob ich heute wohl noch gehe? Doktor Hannemann besteht darauf und meint in einem fort, ich nähme es nicht ernst genug, sonst müßte ich besser aussehen; ich habe aber keine rechte Lust heut, es nieselt, und der Himmel ist so grau." | -- Ой, сколько зелени! Это ты чудесно придумала. Он любит зелень и будет очень доволен, когда завтра приедет. Я вот только не знаю, пойти мне сегодня на прогулку или не надо. Доктор Ганнеманн настаивает на ежедневных прогулках; он говорит, что я недостаточно серьезно отношусь к его советам, иначе бы я выглядела, по его словам, намного лучше. Но сегодня мне совсем не хочется идти, моросит мелкий дождик и небо такое серое. |
"Ich werde der gnäd'gen Frau den Regenmantel bringen." | -- Может быть, вам принести плащ? |
"Das tu! Aber komme heute nicht nach, wir treffen uns ja doch nicht", und sie lachte. "Wirklich, du bist gar nicht findig, Roswitha. Und ich mag nicht, daß du dich erkältest, und alles um nichts. " | -- Да, да, принеси. Но, знаешь, Розвита, не приходи сегодня за мною. Мы все равно никогда не встречаемся. Еще, не дай бог, простудишься, и все понапрасну. |
Roswitha blieb denn auch zu Haus, und weil Annie schlief, ging sie zu Kruses, um mit der Frau zu plaudern. | И Розвита осталась; а так как Анни спала, она пошла поболтать с женою кучера Крузе. |
"Liebe Frau Kruse", sagte sie, "Sie wollten mir ja das mit dem Chinesen noch erzählen. Gestern kam die Johanna dazwischen, die tut immer so vornehm, für die ist so was nichts. Ich glaube aber doch, daß es was gewesen ist, ich meine mit dem Chinesen und mit Thomsens Nichte, wenn es nicht seine Enkelin war." | -- Добрый день, госпожа Крузе. Помните, вы хотели мне поподробней рассказать про китайца. Вчера нам помешала Иоганна, она ведь строит из себя благородную, для нее все это ерунда. А я так верю в эту историю с китайцем и с племянницей Томсена. Или, кажется, она была его внучка? |
Die Kruse nickte. | Жена Крузе кивнула. |
"Entweder", fuhr Roswitha fort, "war es eine unglückliche Liebe (die Kruse nickte wieder), oder es kann auch eine glückliche gewesen sein, und der Chinese konnte es bloß nicht aushalten, daß es alles mit einemmal so wieder vorbei sein sollte. Denn die Chinesen sind doch auch Menschen, und es wird wohl alles ebenso mit ihnen sein wie mit uns." | -- И я думаю так: или это была несчастливая любовь (женщина снова кивнула), или, наоборот, очень счастливая, и китаец просто не мог перенести того, что она скоро прекратится. Ведь китайцы такие же люди, как и мы, и у них, наверное, бывает то же самое, что и у нас. |
"Alles", versicherte die Kruse und wollte dies eben durch ihre Geschichte bestätigen, als ihr Mann eintrat und sagte: | -- Все то же самое, -- подтвердила жена Крузе и только что хотела доказать эту мысль своей историей про китайца, как вошел ее муж и сказал: |
"Mutter, du könntest mir die Flasche mit dem Lederlack geben; ich muß doch das Sielenzeug blank haben, wenn der Herr morgen wieder da ist; der sieht alles, und wenn er auch nichts sagt, so merkt man doch, daß er's gesehen hat." | -- А ну-ка, мать, где тут у нас была бутылка с лаком? Я хочу, чтобы к приезду господина шлея у меня просто блестела. Он ведь все примечает, и, если даже слова не скажет, все равно сразу заметишь, что он все разглядел. |
"Ich bringe es Ihnen raus, Kruse", sagte Roswitha. "Ihre Frau will mir bloß noch was erzählen; aber es ist gleich aus, und dann komm ich und bring es." | -- Сейчас я вам вынесу эту бутылку, -- сказала Розвита. -- Дайте только дослушать, сейчас мы кончаем. |
Roswitha, die Flasche mit dem Lack in der Hand, kam denn auch ein paar Minuten danach auf den Hof hinaus und stellte sich neben das Sielenzeug, das Kruse eben über den Gartenzaun gelegt hatte. | И вот с бутылкой в руке она через несколько минут вышла во двор и подошла к шлее, которую Крузе развешивал на заборе. |
"Gott", sagte er, während er ihr die Flasche aus der Hand nahm, "viel hilft es ja nicht, es nieselt in einem weg, und die Blänke vergeht doch wieder. Aber ich denke, alles muß seine Ordnung haben." | -- Хоть большого толку сегодня не выйдет, -- сказал Крузе, беря из ее рук бутылку с лаком,-- уж очень моросит, блеск поди сразу сойдет, но для порядка это все-таки следует сделать. |
"Das muß es. Und dann, Kruse, es ist ja doch auch ein richtiger Lack, das kann ich gleich sehen, und was ein richtiger Lack ist, der klebt nicht lange, der muß gleich trocknen. Und wenn es dann morgen nebelt oder naß fällt, dann schadet es nichts mehr. Aber das muß ich doch sagen, das mit dem Chinesen ist eine merkwürdige Geschichte." | -- Ну, а как же! Лак-то ведь настоящий, это сразу видать. А коли лак настоящий, он быстро подсохнет и не станет прилипать. Пусть завтра льет, ему уже будет не страшно. Все-таки удивительная история с этим китайцем! |
Kruse lachte. | Крузе засмеялся. |
"Unsinn is es, Roswitha. Und meine Frau, statt aufs Richtige zu sehen, erzählt immer so was, un wenn ich ein reines Hemd anziehen will, fehlt ein Knopp. Un so is es nu schon, solange wir hier sind. Sie hat immer bloß solche Geschichten in ihrem Kopp und dazu das schwarze Huhn. Un das schwarze Huhn legt nich mal Eier. Un am Ende, wovon soll es auch Eier legen? Es kommt ja nich ,raus, und vons bloße Kikeriki kann doch so was nich kommen. Das is von keinem Huhn nich zu verlangen." | -- Чепуха все это, Розвита. Жена вместо того, чтобы за домом смотреть, рассказывает всякую ерунду. А когда мне нужно надеть чистую рубаху, смотришь, пуговица не пришита. И всегда было так. Вот уж сколько лет мы живем. Потому что у нее в башке одни небылицы, да еще, пожалуй, черная курица. А черная курица даже яиц не несет. А с чего ей нести? Она ее даже во двор не пускает, а от одного "кукареку" яиц не занесешь. Этого нельзя требовать ни от одной курицы на свете. |
"Hören Sie, Kruse, das werde ich Ihrer Frau wiedererzählen. Ich habe Sie immer für einen anständigen Menschen gehalten, und nun sagen Sie so was wie das da von Kikeriki. Die Mannsleute sind doch immer noch schlimmer, als man denkt. Un eigentlich müßt ich nu gleich den Pinsel hier nehmen und Ihnen einen schwarzen Schnurrbart anmalen." | -- Знаете, Крузе, надо будет рассказать об этом вашей жене! А я-то считала вас серьезным человеком! А вы, оказывается, вон ведь какие шуточки откалываете, тоже еще сказали... "кукареку". Нет, я вижу, мужики куда хуже, чем о них говорят. Вот возьму эту кисть да и намалюю вам черные усы! |
"Nu, von Ihnen, Roswitha, kann man sich das schon gefallen lassen", und Kruse, der meist den Würdigen spielte, schien in einen mehr und mehr schäkrigen Ton übergehen zu wollen, als er plötzlich der gnädigen Frau ansichtig wurde, die heute von der anderen Seite der Plantage herkam und in ebendiesem Augenblicke den Gartenzaun passierte. | -- Для вас, Розвита, я готов пойти даже на это. -- И Крузе, который обычно разыгрывал из себя серьезного, степенного мужчину, совсем было настроился на шутливый тон, как вдруг увидел госпожу; сегодня она возвращалась с противоположной стороны питомника и как раз проходила через калитку в заборе. |
"Guten Tag, Roswitha, du bist ja so ausgelassen. Was macht denn Annie?" | -- Добрый день, Розвита, ты, я вижу, сегодня совсем разошлась! Что там делает Анни? |
"Sie schläft, gnäd'ge Frau." | -- Спит, сударыня. |
Aber Roswitha, als sie das sagte, war doch rot geworden und ging, rasch abbrechend, auf das Haus zu, um der gnädigen Frau beim Umkleiden behilflich zu sein. Denn ob Johanna da war, das war die Frage. Die steckte jetzt viel auf dem "Amt" drüben, weil es zu Haus weniger zu tun gab, und Friedrich und Christel waren ihr zu langweilig und wußten nie was. | Розвита покраснела и, прервав разговор, быстро направилась к дому, чтобы помочь госпоже переодеться. Еще неизвестно, дома ли Иоганна, она теперь часто убегает напротив, потому что дома стало меньше работы, а Фридрих и Кристель ее не интересуют, они ведь и понятия ни о чем не имеют. |
Annie schlief noch. Effi beugte sich über die Wiege, ließ sich dann Hut und Regenmantel abnehmen und setzte sich auf das kleine Sofa in ihrer Schlafstube. Das feuchte Haar strich sie langsam zurück, legte die Füße auf einen niedrigen Stuhl, den Roswitha herangeschoben, und sagte, während sie sichtlich das Ruhebehagen nach einem ziemlich langen Spaziergang genoß: | Анни еще спала. В то время как Розвита снимала с госпожи шляпку и плащ, Эффи наклонилась над колыбелью ребенка. Затем она прошла к себе в спальню, села на диван и, поставив ноги на скамеечку, которую ей заботливо пододвинула Розвита, стала приглаживать влажные волосы, видимо, наслаждаясь покоем после довольно долгой прогулки. |
"Ich muß dich darauf aufmerksam machen, Roswitha, daß Kruse verheiratet ist." | -- Знаешь, Розвита, мне хочется напомнить тебе, что Крузе женат. |
"Ich weiß, gnäd'ge Frau." | -- Я знаю, сударыня. |
"Ja, was weiß man nicht alles und handelt doch, als ob man es nicht wüßte. Das kann nie was werden." | -- Мы многое знаем, но часто поступаем так, словно и не знаем. Из этого все равно ничего не получится. |
"Es soll ja auch nichts werden, gnäd'ge Frau ... " | -- Из этого и не должно ничего получиться, сударыня. |
"Denn wenn du denkst, sie sei krank, da machst du die Rechnung ohne den Wirt. Die Kranken leben am längsten. Und dann hat sie das schwarze Huhn. Vor dem hüte dich, das weiß alles und plaudert alles aus. Ich weiß nicht, ich habe einen Schauder davor. Und ich wette, daß das alles da oben mit dem Huhn zusammenhängt." | -- Не рассчитывай на то, что она больна и скоро умрет, это все равно, что делить шкуру неубитого медведя. Больные обычно живут гораздо дольше здоровых. И, кроме того, у нее есть черная курица. Берегись, она знает все тайны; я почему-то боюсь ее. Готова поспорить, что и привидение наверху имеет к этой курице какое-то отношение. |
"Ach, das glaub ich nicht. Aber schrecklich ist es doch. Und Kruse, der immer gegen seine Frau ist, kann es mir nicht ausreden." | -- Вот уж в это трудно поверить, сударыня, хоть это и страшно. Даже Крузе не говорил мне об этом, а он здорово настроен против жены. |
"Was sagte der?" | -- А что он говорит? |
"Er sagte, es seien bloß Mäuse." | -- Говорит, это бегают мыши. |
"Nun, Mäuse, das ist auch gerade schlimm genug. Ich kann keine Mäuse leiden. Aber ich sah ja deutlich, wie du mit dem Kruse schwatztest und vertraulich tatst, und ich glaube sogar, du wolltest ihm einen Schnurrbart anmalen. Das ist doch schon sehr viel. Und nachher sitzt du da. Du bist ja noch eine schmucke Person und hast so was. Aber sieh dich vor, soviel kann ich dir bloß sagen. Wie war es denn eigentlich das erstemal mit dir? Ist es so, daß du mir's erzählen kannst?" | -- Мыши! Тоже хорошего мало, я их терпеть не могу. Между прочим, ты больно фамильярно разговаривала с Крузе. Даже, кажется, собиралась нарисовать ему усы. Это, я нахожу, чересчур. И потом ты слишком часто бываешь у них. Ведь ты еще весьма привлекательна, в тебе что-то есть. Но берегись! Как бы не повторилась твоя старая история... Между прочим, если можешь, расскажи, как это случилось с тобой. |
"Ach, ich kann schon. Aber schrecklich war es. Und weil es so schrecklich war, drum können gnäd'ge Frau auch ganz ruhig sein, von wegen dem Kruse. Wem es so gegangen ist wie mir, der hat genug davon und paßt auf. Mitunter träume ich noch davon, und dann bin ich den andern Tag wie zerschlagen. Solche grausame Angst ... " | -- Конечно, могу, но это было ужасно. Поэтому вы можете быть спокойны, сударыня, относительно Крузе... С кем такое случилось, тот прежде семь раз примерит... Я по горло сыта, с меня уже хватит. Иной раз мне это даже снится во сне, и тогда я целый день хожу больной и разбитой. Мне бывает так страшно! |
Effi hatte sich aufgerichtet und stützte den Kopf auf ihren Arm. | Эффи забралась поглубже в диван, подперла щеку рукой и приготовилась слушать. |
"Nun erzähle. Wie kann es denn gewesen sein? Es ist ja mit euch, das weiß ich noch von Hause her, immer dieselbe Geschichte ... " | -- Ну, рассказывай. Как это было? Говорят, у вас в деревне всегда одно и то же. |
"Ja, zuerst is es wohl immer dasselbe, und ich will mir auch nicht einbilden, daß es mit mir was Besonderes war, ganz und gar nicht. Aber wie sie's mir dann auf den Kopf zusagten und ich mit einem Male sagen mußte: 'ja, es ist so', ja, das war schrecklich. Die Mutter, na, das ging noch, aber der Vater, der die Dorfschmiede hatte, der war streng und wütend, und als er's hörte, da kam er mit einer Stange auf mich los, die er eben aus dem Feuer genommen hatte, und wollte mich umbringen. | -- Я и не говорю -- у меня, дескать, было что-то особое. Вначале все шло как у.всех. Но потом, когда стало заметно, и мне сказали об этом... словно обухом по голове... Пришлось, хочешь не хочешь, признаваться. Вот тут, я вам скажу, и пошло. Мать еще туда-сюда.. Но отец -- он ведь был кузнецом, таким злым и строгим,-- как узнал, схватил из горна раскаленную железную палку и помчался за мной, хотел меня тут же на месте убить. |
Und ich schrie laut auf und lief auf den Boden und versteckte mich, und da lag ich und zitterte und kam erst wieder nach unten, als sie mich riefen und sagten, ich solle nur kommen. Und dann hatte ich noch eine jüngere Schwester, die wies immer auf mich hin und sagte 'Pfui'. Und dann, wie das Kind kommen sollte, ging ich in eine Scheune nebenan, weil ich mir's bei uns nicht getraute. Da fanden mich fremde Leute halb tot und trugen mich ins Haus und in mein Bett. Und den dritten Tag nahmen sie mir das Kind fort, und als ich nachher fragte, wo es sei, da hieß es, es sei gut aufgehoben. Ach, gnädigste Frau, die heil'ge Mutter Gottes bewahre Sie vor solchem Elend." | Я закричала изо всех сил, понеслась на чердак, спряталась там, сидела и все время дрожала, едва дозвались потом. У меня была еще сестра помоложе, так та, как, бывало, увидит меня, обязательно сплюнет. Но вот подошло время родить. Я убежала в сарай, дома-то не решилась остаться. В сарае меня полумертвой нашли посторонние люди, отнесли домой и уложили в кровать. На третий день ребенка забрали, а когда я позже спросила, куда его дели, мне ответили: не беспокойся, мол, ему хорошо, его удачно пристроили. Ах, дорогая госпожа, сохрани вас дева Мария от такого несчастья! |
Effi fuhr auf und sah Roswitha mit großen Augen an. Aber sie war doch mehr erschrocken als empört. | Эффи вздрогнула и с удивлением посмотрела на говорившую. Казалось, ее скорей испугали, чем возмутили эти слова. |
"Was du nur sprichst! Ich bin ja doch eine verheiratete Frau. So was darfst du nicht sagen, das ist ungehörig, das paßt sich nicht." | -- Подумай, что ты сказала, Розвита. Я ведь замужняя женщина! Ты не должна говорить подобные вещи, это ни на что не похоже. |
"Ach, gnädigste Frau ... " | -- Ах, сударыня... |
"Erzähle mir lieber, was aus dir wurde. Das Kind hatten sie dir genommen. Soweit warst du ... " | -- Ну, рассказывай, что же было потом... Ребенка забрали, а дальше? |
"Und dann, nach ein paar Tagen, da kam wer aus Erfurt, der fuhr bei dem Schulzen vor und fragte, ob da nicht eine Amme sei. Da sagte der Schulze 'ja'. Gott lohne es ihm, und der fremde Herr nahm mich gleich mit, und von da an hab ich bessere Tage gehabt; selbst bei der Registratorin war es doch immer noch zum Aushalten, und zuletzt bin ich zu Ihnen gekommen, gnädigste Frau. Und das war das Beste, das Allerbeste." | -- Потом... через несколько дней в деревню приехал какой-то господин из Эрфурта, подкатил к дому Шульца, спросил, нет ли в деревне кормилицы. Шульц указал на меня, награди его за это господь. И он недолго думая забрал меня в Эрфурт. С тех пор жизнь моя пошла веселей. Даже у регистраторши еще можно было терпеть. Ну, потом я попала, дорогая госпожа, к вам, А здесь мне живется совсем хорошо, лучше уж некуда. |
Und als sie das sagte, trat sie an das Sofa heran und küßte Effi die Hand. | И, сказав это, Розвита бросилась к дивану и стала целовать у Эффи руку. |
"Roswitha, du mußt mir nicht immer die Hand küssen, ich mag das nicht. Und nimm dich nur in acht mit dem Kruse. Du bist doch sonst eine so gute und verständige Person ... Mit einem Ehemann ... das tut nie gut." | -- Ты не должна целовать мне руки, я этого терпеть не могу... И все-таки будь осторожнее с Крузе. Ведь ты такая хорошая, разумная женщина. Но с женатым мужчиной... Это никогда не приводит к добру. |
"Ach, gnäd'ge Frau, Gott und seine Heiligen führen uns wunderbar, und das Unglück, das uns trifft, das hat doch auch sein Glück. Und wen es nicht bessert, dem is nich zu helfen ... Ich kann eigentlich die Mannsleute gut leiden ..." | -- Ах, сударыня, неисповедимы пути господни. Правильно говорят, худа без добра не бывает. Вот кого и беда не исправит, тому уж ничем не помочь. По правде говоря, мужики мне по нраву... |
"Siehst du, Roswitha, siehst du." | -- Ну, вот видишь, вот видишь, Розвита. |
"Aber wenn es mal wieder so über mich käme, mit dem Kruse, das is ja nichts, und ich könnte nicht mehr anders, da lief ich gleich ins Wasser. Es war zu schrecklich. Alles. Und was nur aus dem armen Wurm geworden is? Ich glaube nicht, daß es noch lebt; sie haben es umkommen lassen, aber ich bin doch schuld." | -- Но... если на меня опять такое наедет, -- с Крузе это все пустяки,-- если я почувствую, что больше терпеть не могу, заранее говорю, лучше в воду, вниз головой! Уж очень все было страшно!.. И я даже не знаю, что стало с бедным маленьким клопиком. Вряд ли он жив. Они его наверняка погубили. А чья вина? Конечно моя! |
Und sie warf sich vor Annies Wiege nieder und wiegte das Kind hin und her und sang in einem fort ihr "Buhküken von Halberstadt". | И в каком-то необъяснимом порыве она бросилась к Аннхен, стала качать ее колыбель, напевая свою любимую песню "Цыплята из Гальберштадта". |
"Laß", sagte Effi. "Singe nicht mehr; ich habe Kopfweh. Aber bringe mir die Zeitungen. Oder hat Gieshübler vielleicht die Journale geschickt?" | -- Не надо, не пой, у меня болит голова. Поди принеси мне газеты. Может, Гизгюблер прислал и журналы? |
"Das hat er. Und die Modezeitung lag obenauf. Da haben wir drin geblättert, ich und Johanna, eh sie rüber ging. Johanna ärgert sich immer, daß sie so was nicht haben kann. Soll ich die Modezeitung bringen?" | -- Да, да, наверху еще лежали "Женские моды". Мы с Иоганной уже посмотрели. Ох, ее зло разбирает, что у нее нет таких вещей. Значит, принести вам журнал мод? |
"Ja, die bringe und bring auch die Lampe." | -- Да, и лампу, пожалуйста! |
Roswitha ging, und Effi, als sie allein war, sagte: | Розвита ушла, а Эффи, оставшись одна, подумала вслух: |
"Womit man sich nicht alles hilft? Eine hübsche Dame mit einem Muff und eine mit einem Halbschleier; Modepuppen. Aber es ist das Beste, mich auf andre Gedanken zu bringen." | -- Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало... Вот хорошенькая женщина с муфтой, и вот эта ничего, с вуалеткой. А вообще, какие-то модные куклы! И все-таки это лучшее средство отвлечься от тягостных мыслей. |
Im Laufe des andern Vormittags kam ein Telegramm von Innstetten, worin er mitteilte, daß er erst mit dem zweiten Zug kommen, also nicht vor Abend in Kessin eintreffen werde. | На другое утро от Инштеттена пришла телеграмма. Он сообщал, что приедет не с первым, а со вторым поездом, к вечеру. |
Der Tag verging in ewiger Unruhe; glücklicherweise kam Gieshübler im Laufe des Nachmittags und half über eine Stunde weg. Endlich um sieben Uhr fuhr der Wagen vor, Effi trat hinaus, und man begrüßte sich. Innstetten war in einer ihm sonst fremden Erregung, und so kam es, daß er die Verlegenheit nicht sah, die sich in Effis Herzlichkeit mischte. Drinnen im Flur brannten die Lampen und Lichter, und das Teezeug, das Friedrich schon auf einen der zwischen den Schränken stehenden Tische gestellt hatte, reflektierte den Lichterglanz. | День прошел в непрерывной тревоге. К счастью, после обеда явился Гизгюблер и помог скоротать время. Наконец, около семи, послышался стук экипажа; Эффи вышла на улицу встретить супруга. Инштеттен находился в необыкновенном для него возбуждении, поэтому он не заметил в ласковом тоне Эффи налета смущения. В передней горели все лампы и свечи, и чайный сервиз, поставленный Фридрихом на один из столиков между шкафами, отражал это обилие света. |
"Das sieht ja ganz so aus wie damals, als wir hier ankamen. Weißt du noch, Effi?" | -- Все как в первый день нашего приезда сюда. Помнишь, Эффи? |
Sie nickte. | Эффи кивнула. |
"Nur der Haifisch mit seinem Fichtenzweig verhält sich heute ruhiger, und auch Rollo spielt den Zurückhaltenden und legt mir nicht mehr die Pfoten auf die Schulter. Was ist das mit dir, Rollo?" | -- Только акула с веткой сосны ведет себя чуточку тише, да Ролло изображает сегодня степенного пса, не кладет мне больше лапы на плечи. Ну, что с тобой, Ролло? |
Rollo strich an seinem Herrn vorbei und wedelte. | Ролло, вильнув хвостом, прошел мимо хозяина в угол. |
"Der ist nicht recht zufrieden, entweder mit mir nicht oder mit andern. Nun, ich will annehmen, mit mir. Jedenfalls laß uns eintreten." | -- Он будто чем недоволен,-- сказал Инштеттен. -- Не знаю, мною или кем еще. Пусть будет, мною. Ну, пойдем же в комнаты, Эффи! |
Und er trat in sein Zimmer und bat Effi, während er sich aufs Sofa niederließ, neben ihm Platz zu nehmen. | И он прошел в кабинет, попросив Эффи сесть рядом с ним на диван. |
"Es war so hübsch in Berlin, über Erwarten; aber in all meiner Freude habe ich mich immer zurückgesehnt. Und wie gut du aussiehst! Ein bißchen blaß und ein bißchen verändert, aber es kleidet dich." | -- В Берлине, сверх всякого ожидания, все шло превосходно. Но к моей радости постоянно примешивалась тоска по тебе. А ты чудесно выглядишь, Эффи! Немного бледна, чуть-чуть изменилась, но это тебе очень идет! |
Effi wurde rot. | Эффи покраснела. |
"Und nun wirst du auch noch rot. Aber es ist, wie ich dir sage. Du hattest so was von einem verwöhnten Kind, mit einemmal siehst du aus wie eine Frau." | -- Ты еще и краснеешь. Но это же правда! Раньше ты была похожа на избалованного ребенка, а теперь кажешься настоящей женщиной. |
"Das hör ich gern, Geert, aber ich glaube, du sagst es nur so." | -- Это приятно мне, Геерт, но, может, это комплимент? |
"Nein, nein, du kannst es dir gutschreiben, wenn es etwas Gutes ist ... " | -- Нет, не комплимент, это правда. |
"Ich dächte doch." | -- А я уж было подумала... |
"Und nun rate, von wem ich dir Grüße bringe." | -- А ну угадай, кто посылает тебе привет? |
"Das ist nicht schwer, Geert. Außerdem, wir Frauen, zu denen ich mich, seitdem du wieder da bist, ja rechnen darf (und sie reichte ihm die Hand und lachte), wir Frauen, wir raten leicht. Wir sind nicht so schwerfällig wie ihr." | -- О, это не трудно. Мы, женщины, к которым я теперь могу себя причислить (и, рассмеявшись, она протянула ему руку), мы, женщины, наделены способностью быстро угадывать. Мы не такие тяжелодумы, как вы. |
"Nun, von wem?" | -- Ну, так кто же? |
"Nun, natürlich von Vetter Briest. Er ist ja der einzige, den ich in Berlin kenne, die Tanten abgerechnet, die du nicht aufgesucht haben wirst und die viel zu neidisch sind, um mich grüßen zu lassen. Hast du nicht auch gefunden, alle alten Tanten sind neidisch?" | -- Ну, конечно, кузен Брист. Это ведь единственный человек, которого я знаю в Берлине, не считая тетушек, которых ты, конечно, и не подумал навестить и которые слишком завистливы, чтобы посылать мне приветы. Ты не находишь., что старые тетушки часто бывают завистливы? |
"Ja, Effi, das ist wahr. Und daß du das sagst, das ist ganz meine alte Effi wieder. Denn du mußt wissen, die alte Effi, die noch aussah wie ein Kind, nun, die war auch nach meinem Geschmack. Gradeso wie die jetzige gnäd'ge Frau." | -- Да, это правда. Вот теперь ты снова прежняя Эффи. Должен признаться, что прежняя, похожая на ребенка Эффи тоже была в моем вкусе. Точно так же, как эта милая женщина. |
"Meinst du? Und wenn du dich zwischen beiden entscheiden solltest ... " | -- Интересно, как бы ты поступил, если бы тебе предложили выбрать только одну? |
"Das ist eine Doktorfrage, darauf lasse ich mich nicht ein. Aber da bringt Friedrich den Tee. Wie hat's mich nach dieser Stunde verlangt! Und hab es auch ausgesprochen, sogar zu deinem Vetter Briest, als wir bei Dressel saßen und in Champagner dein Wohl tranken ... Die Ohren müssen dir geklungen haben ... Und weißt du, was dein Vetter dabei sagte?" | -- На такой философский вопрос я даже затрудняюсь ответить. Вот кстати Фридрих несет нам чай. Боже, я снова с тобой! Как я мечтал об этой минуте! Я даже признался в этом твоему кузену, когда мы сидели у Дрес-селя и пили за твое здоровье шампанское... Тебе тогда не икалось?.. Хочешь знать, что мне ответил твой милый кузен? |
"Gewiß was Albernes. Darin ist er groß." | -- Очевидно, сказал какую-нибудь глупость. Он это умеет. |
"Das ist der schwärzeste Undank, den ich all mein Lebtag erlebt habe. 'Lassen wir Effi leben', sagte er, 'meine schöne Cousine ... Wissen Sie, Innstetten, daß ich Sie am liebsten fordern und totschießen möchte? Denn Effi ist ein Engel, und Sie haben mich um diesen Engel gebracht.' Und dabei sah er so ernst und wehmütig aus, daß man's beinah hätte glauben können." | -- Эффи, это самая черная неблагодарность, какую мне когда-либо приходилось слышать. Он сказал: "Выпьем за мою красавицу кузину... Знайте, Инштеттен, больше всего на свете я хотел бы вызвать вас на дуэль и убить наповал! Потому что Эффи ангел, а вы похитили у меня этого ангела". При этом он был такой серьезный и грустный, что я чуть было не поверил ему. |
"Oh, diese Stimmung kenne ich an ihm. Bei der wievielten wart ihr?" | -- О, таким я его тоже видала. Сколько рюмок вы к этому времени выпили? |
"Ich hab es nicht mehr gegenwärtig, und vielleicht hätte ich es auch damals nicht mehr sagen können. Aber das glaub ich, daß es ihm ganz ernst war. Und vielleicht wäre es auch das Richtige gewesen. Glaubst du nicht, daß du mit ihm hättest leben können?" | -- Теперь трудно сказать, я не считал. Но я уверен, что говорил он совершенно серьезно. Я даже подумал: а может, и в самом деле так было бы лучше. Скажи мне, Эффи,'ты бы могла быть с ним? |
"Leben können. Das ist wenig, Geert. Aber beinah möcht ich sagen, ich hätte auch nicht einmal mit ihm leben können." | -- Быть с ним? Это так мало, Геерт! Я хочу сказать, что даже этого я не могла бы сделать. |
"Warum nicht? Er ist wirklich ein liebenswürdiger und netter Mensch und auch ganz gescheit." | -- Почему же?.. Он приятный молодой человек и к тому же разумный! |
"Ja, das ist er ... " | -- Да, это верно... |
"Aber ... " | -- Так что же? |
"Aber er ist dalbrig. Und das ist keine Eigenschaft, die wir Frauen lieben, auch nicht einmal dann, wenn wir noch halbe Kinder sind, wohin du mich immer gerechnet hast und vielleicht, trotz meiner Fortschritte, auch jetzt noch rechnest. Das Dalbrige, das ist nicht unsre Sache. Männer müssen Männer sein." | -- Он, видишь ли, пустозвон! А мы, женщины, этого не переносим даже тогда, когда нас считают детьми, к которым ты, несмотря на все мои успехи, все еще причисляешь меня. Мужчина-пустозвон, -- нет, увольте, пожалуйста, такие нам не по вкусу. Мужчины должны быть мужчинами. |
"Gut, daß du das sagst. Alle Teufel, da muß man sich ja zusammennehmen. Und ich kann von Glück sagen, daß ich von so was, das wie Zusammennehmen aussieht oder wenigstens ein Zusammennehmen in Zukunft fordert, so gut wie direkt herkomme ... Sag, wie denkst du dir ein Ministerium?" | -- Хорошо, что ты это сказала. Черт возьми, нужно будет подтянуться. К счастью, тут за мной ни теперь, ни в будущем дело не станет. А теперь скажи, как ты себе представляешь какое-нибудь министерство? |
"Ein Ministerium? Nun, das kann zweierlei sein. Es können Menschen sein, kluge, vornehme Herren, die den Staat regieren, und es kann auch bloß ein Haus sein, ein Palazzo, ein Palazzo Strozzi oder Pitti oder, wenn die nicht passen, irgendein andrer. Du siehst, ich habe meine italienische Reise nicht umsonst gemacht." | -- Министерство? Оно, по-моему, имеет два значения. Во-первых, это могут быть люди умные, знатные, управляющие государством, и, во-вторых, это слово может означать попросту дом, дворец, скажем, палаццо Строцци или Питти, или еще что-нибудь в этом роде. Видишь, я не зря путешествовала по Италии. |
"Und könntest du dich entschließen, in solchem Palazzo zu wohnen? Ich meine in solchem Ministerium?" | -- А ты могла бы жить в таком палаццо? Я имею в виду министерство. |
"Um Gottes willen, Geert, sie haben dich doch nicht zum Minister gemacht? Gieshübler sagte so was. Und der Fürst kann alles. Gott, der hat es am Ende durchgesetzt, und ich bin erst achtzehn." | -- Боже, неужели ты уже назначен министром? Помнится, Гизгюблер упоминал и такой вариант. Говорят, что князь может все. Неужели это правда, а мне всего только восемнадцать лет? |
Innstetten lachte. | Инштеттен рассмеялся. |
"Nein, Effi, nicht Minister, so weit sind wir noch nicht. Aber vielleicht kommen noch allerhand Gaben in mir heraus, und dann ist es nicht unmöglich." | -- Нет, не министром, так далеко дело еще не зашло. Но, кто знает, возможно, впоследствии у меня обнаружатся и таланты министра. |
"Also jetzt noch nicht, noch nicht Minister?" | -- А сейчас? Сейчас ты еще не министр? |
"Nein. Und wir werden, die Wahrheit zu sagen, auch nicht einmal in einem Ministerium wohnen, aber ich werde täglich ins Ministerium gehen, wie ich jetzt in unser Landratsamt gehe, und werde dem Minister Vortrag halten und mit ihm reisen, wenn er die Provinzialbehörden inspiziert. Und du wirst eine Ministerialrätin sein und in Berlin leben, und in einem halben Jahre wirst du kaum noch wissen, daß du hier in Kessin gewesen bist und nichts gehabt hast als Gieshübler und die Dünen und die Plantage." | -- Нет, не министр. И уж если говорить правду, жить мы будем тоже не в министерстве. Но каждое утро я буду отправляться туда, как сейчас отправляюсь в контору, с докладом к министру или, чтобы сопровождать его во время ревизии местных властей. Ты же будешь госпожой министерской советницей, переедешь в Берлин и через полгода забудешь, что когда-то жила в старом Кессине, где у тебя был только ' Гизгюблер да дюны с питомником. |
Effi sagte kein Wort, und nur ihre Augen wurden immer größer; um ihre Mundwinkel war ein nervöses Zucken, und ihr ganzer zarter Körper zitterte. Mit einem Male aber glitt sie von ihrem Sitz vor Innstetten nieder, umklammerte seine Knie und sagte in einem Ton, wie wenn sie betete: | Эффи не проронила больше ни слова, только глаза ее как-то расширились, углы нежного ротика нервно и трепетно дрогнули, а хрупкую фигурку охватила сильная дрожь. Вдруг она соскользнула с дивана, опустилась перед Инштеттеном на колени и, обняв его ноги, сказала так горячо, как читают молитву: |
"Gott sei Dank!" | -- Благодарю тебя, Господи! |
Innstetten verfärbte sich. Was war das? Etwas, was seit Wochen flüchtig, aber doch immer sich erneuernd über ihn kam, war wieder da und sprach so deutlich aus seinem Auge, daß Effi davor erschrak. Sie hatte sich durch ein schönes Gefühl, das nicht viel was andres als ein Bekenntnis ihrer Schuld war, hinreißen lassen und dabei mehr gesagt, als sie sagen durfte. Sie mußte das wieder ausgleichen, mußte was finden, irgendeinen Ausweg, es koste, was es wolle. | Инштеттен побледнел. Боже, что это значит? И то неуловимое чувство, которое не покидало его в течение последних недель, снова охватило его и так ясно отразилось в глазах, что Эффи испугалась. Поддавшись благородному порыву, который, в сущности, был признаньем вины, она открыла больше, чем следовало. Теперь нужно было сгладить этот порыв, нужно было во что бы то ни стало найти своему поведению убедительное объяснение. |
"Steh auf, Effi. Was hast du?" | -- Эффи, встань. Скажи, что с тобой? |
Effi erhob sich rasch. Aber sie nahm ihren Platz auf dem Sofa nicht wieder ein, sondern schob einen Stuhl mit hoher Lehne heran, augenscheinlich weil sie nicht Kraft genug fühlte, sich ohne Stütze zu halten. | Эффи быстро поднялась. Она уже не села к нему на диван. Она пододвинула к. себе стул с высокой спинкой, очевидно, потому, что у нее не было больше сил стоять без опоры. |
"Was hast du?" wiederholte Innstetten. "Ich dachte, du hättest hier glückliche Tage verlebt. Und nun rufst du 'Gott sei Dank', als ob dir hier alles nur ein Schrecknis gewesen wäre. War ich dir ein Schrecknis? Oder war es was andres? Sprich?" | -- Что с тобой? Что ты хотела этим сказать? -- снова повторил Инштеттен. -- Я думал, ты прожила здесь счастливые дни. Но слова "благодарю тебя, Господи" ты произнесла так, словно все здесь пугало тебя. Скажи мне, кого ты боишься: меня,, или тебя пугает еще кто-нибудь? Ну, говори же скорей! |
"Daß du noch fragen kannst, Geert", sagte sie, während sie mit einer äußersten Anstrengung das Zittern ihrer Stimme zu bezwingen suchte. "Glückliche Tage! Ja, gewiß, glückliche Tage, aber doch auch andre. Nie bin ich die Angst hier ganz losgeworden, nie. Noch keine vierzehn Tage, daß es mir wieder über die Schulter sah, dasselbe Gesicht, derselbe fahle Teint. Und diese letzten Nächte, wo du fort warst, war es auch wieder da, nicht das Gesicht, aber es schlurrte wieder, und Rollo schlug wieder an, und Roswitha, die's auch gehört, kam an mein Bett und setzte sich zu mir, und erst, als es schon dämmerte, schliefen wir wieder ein. Es ist ein Spukhaus, und ich hab es auch glauben sollen, das mit dem Spuk -denn du bist ein Erzieher. Ja, Geert, das bist du. Aber laß es sein, wie's will, soviel weiß ich, ich habe mich ein ganzes Jahr lang und länger in diesem Hause gefürchtet, und wenn ich von hier fortkomme, so wird es, denke ich, von mir abfallen, und ich werde wieder frei sein." | -- И ты.еще можешь спрашивать? -- сказала она, изо всех сил стараясь не показать, что ее голос дрожит. -- Счастливые дни! Да, да, конечно, были и счастливые дни, а сколько других! Здесь я.никогда не могла избавиться от безумного страха, никогда не могла. Недели две тому назад он снова взглянул на меня, я сразу узнала его, узнала по бледному цвету лица. И в последние ночи, когда тебя не было, он снова был здесь, -- я его, правда, не видела, но слышала шарканье туфель. И Рол-ло снова залаял, и Розвита, услышав все это, пришла ко мне в спальню и села на кровать. Мы обе заснули лишь на рассвете. В этом доме в самом деле есть привидение, а я уже было поверила, что никакого привидения нет. Да, да, Геерт, это правда -- ты любишь воспитывать! Но лучше не надо, пусть все идет само по себе. Я ведь целый год, даже больше, провела в этом доме в страхе и трепете. Я уверена: как только мы уедем отсюда, страх пропадет и я снова начну свободно дышать. |
Innstetten hatte kein Auge von ihr gelassen und war jedem Worte gefolgt. Was sollte das heißen: "du bist ein Erzieher"? Und dann das andere, was vorausging: "und ich hab es auch glauben sollen, das mit dem Spuk". Was war das alles? Wo kam das her? Und er fühlte seinen leisen Argwohn sich wieder regen und fester einnisten. | Инштеттен не спускал с Эффи глаз и внимательно следил за ее объяснением. Что означают ее слова: "ты любишь воспитывать" и те, что она сказала несколько раньше: "я уже было поверила, что никакого привидения нет". Что это значит? Откуда это? И он снова почувствовал, как в сердце шевельнулось мучительное подозрение. |
Aber er hatte lange genug gelebt, um zu wissen, daß alle Zeichen trügen und daß wir in unsrer Eifersucht, trotz ihrer hundert Augen, oft noch mehr in die Irre gehen als in der Blindheit unseres Vertrauens. Es konnte ja so sein, wie sie sagte. | Но Инштеттен прожил на свете достаточно долго, чтобы знать, что все признаки обманчивы, какими бы убедительными они ни казались. Ревнуя (а у ревности, как известно, глаза велики), мы заблуждаемся чаще, чем доверяя кому-либо слепо. Ведь все могло быть и так, как она говорит. |
Und wenn es so war, warum sollte sie nicht ausrufen: "Gott sei Dank!" | А если так, почему бы ей не воскликнуть: "Благодарю тебя, Господи!" |
Und so, rasch alle Möglichkeiten ins Auge fassend, wurde er seines Argwohns wieder Herr und reichte ihr die Hand über en Tisch hin: | И, быстро взвесив все это, он снова обрел равновесие и в знак примирения протянул ей руку. |
"Verzeih mir, Effi, aber ich war so sehr überrascht von dem allen. Freilich wohl meine Schuld. Ich bin immer zu sehr mit mir beschäftigt gewesen. Wir Männer sind alle Egoisten. Aber das soll nun anders werden. Ein Gutes hat Berlin gewiß: Spukhäuser gibt es da nicht. Wo sollen die auch herkommen? Und nun laß uns hinübergehen, daß ich Annie sehe; Roswitha verklagt mich sonst als einen unzärtlichen Vater." | -- Прости меня, Эффи, но я был так поражен и взволнован. Конечно, я сам виноват. Я всегда был слишком занят собой. Мы, мужчины, действительно эгоисты. Но теперь я постараюсь исправиться. В Берлине, во всяком случае, одно хорошо: там нет домов с привидениями. Там им неоткуда взяться. Ну, а теперь пойдем к нашей Анни, я хочу на нее посмотреть. А то Розвита опять назовет меня суровым отцом. |
Effi war unter diesen Worten allmählich ruhiger geworden, und das Gefühl, aus einer selbstgeschaffenen Gefahr sich glücklich befreit zu haben, gab ihr die Spannkraft und gute Haltung wieder zurück. | Пока он так говорил, Эффи немного успокоилась, а сознание, что она избегла опасности, которой сама подвергла себя, вернуло ей силы и уверенность. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая