Краткая коллекция текстов на немецком языке

Theodor Fontane/Теодор Фонтане

Effi Briest/Эффи Брист

Zwanzigstes Kapitel/Глава двадцатая

English Русский
Innstetten, der Effi, als er sie aus dem Schlitten hob, scharf beobachtete, aber doch ein Sprechen über die sonderbare Fahrt zu zweien vermieden hatte, war am anderen Morgen früh auf und suchte seiner Verstimmung, die noch nachwirkte, so gut es ging, Herr zu werden. Инштеттен, поднимая жену из саней, пристально посмотрел на нее, но не стал заводить разговор об этой странной поездке вдвоем. На другое утро он встал очень рано, был еще расстроен, хотя и боролся с собой, стараясь обрести душевное равновесие.
"Du hast gut geschlafen?" sagte er, als Effi zum Frühstück kam. -- Ты хорошо спала? -- спросил он Эффи за столом.
"Ja." -- Да.
"Wohl dir. Ich kann dasselbe von mir nicht sagen. Ich träumte, daß du mit dem Schlitten im Schloon verunglückt seist, und Crampas mühte sich, dich zu retten; ich muß es so nennen, aber er versank mit dir." -- Ну и прекрасно. О себе, к сожалению, я этого не мог бы сказать. Мне снилось, что ты провалилась с санями в шлон и что Крампас пытался спасти тебя -- иначе это назвать трудно, -- но увяз вместе с тобой.
"Du sprichst das alles so sonderbar, Geert. Es verbirgt sich ein Vorwurf dahinter, und ich ahne, weshalb." -- Ты так странно говоришь это, Геерт. Ты хочешь меня упрекнуть, и я, кажется, знаю за что,
"Sehr merkwürdig." -- Неужели?
"Du bist nicht einverstanden damit, daß Crampas kam und uns seine Hilfe anbot." -- Да, тебе не понравилось, что Крампас пришел к нам и предложил свою помощь.
"Uns?" -- Ты говоришь "к нам"?
"Ja, uns. Sidonien und mir. Du mußt durchaus vergessen haben, daß der Major in deinem Auftrag kam. Und als er mir erst gegenübersaß, beiläufig jämmerlich genug auf der elenden schmalen Leiste, sollte ich ihn da ausweisen, als die Grasenabbs kamen und mit einem Male die Fahrt weiterging? Ich hätte mich lächerlich gemacht, und dagegen bist du doch so empfindlich. Erinnere dich, daß wir unter deiner Zustimmung viele Male gemeinschaftlich spazierengeritten sind, und nun sollte ich nicht gemeinschaftlich mit ihm fahren? Es ist falsch, so hieß es bei uns zu Haus, einem Edelmanne Mißtrauen zu zeigen." -- Да, к нам -- ко мне и к Сидонии. Ты, видимо, совершенно забыл, что майор пришел по твоему поручению. Ну, а потом, когда он уже сидел в санях на узком сиденье, где, откровенно говоря, весьма неудобно, что ж, по-твоему, мне следовало его прогнать, когда подкатила карета Гразенабба и все сразу же двинулись дальше. Мне не хотелось поставить себя в смешное положение: ты ведь этого всегда так боишься. Ну подумай, с твоего разрешения мы столько раз ездили вместе с ним на прогулку верхом, а теперь вдруг нельзя ехать вместе в санях? Нужно доверять благородному человеку, сказали бы в нашей семье.
"Einem Edelmanne", sagte Innstetten mit Betonung. -- Благородному человеку? -- повторил Инштеттен, делая ударение на слове "благородный".
"Ist er keiner? Du hast ihn selbst einen Kavalier genannt, sogar einen perfekten Kavalier." -- А ты разве не считаешь его таким? Ты же сам называл его кавалером, даже отменным кавалером.
"Ja", fuhr Innstetten fort, und seine Stimme wurde freundlicher, trotzdem ein leiser Spott noch darin nachklang. "Kavalier, das ist er, und ein perfekter Kavalier, das ist er nun schon ganz gewiß. Aber Edelmann! Meine liebe Effi, ein Edelmann sieht anders aus. Hast du schon etwas Edles an ihm bemerkt? Ich nicht." -- Да, -- сказал Инштеттен, как-то смягчаясь, хотя в голосе его звучала ирония.-- Он кавалер, в этом ему отказать нельзя, да еще отменный, это тоже верно. Но благородный ли? Моя милая Эффи, благородные люди выглядят несколько иначе. Разве ты заметила в нем хоть сколько-нибудь благородства? Я лично ни на грош.
Effi sah vor sich hin und schwieg. Эффи задумчиво смотрела перед собой и молчала.
"Es scheint, wir sind gleicher Meinung. Im übrigen, wie du schon sagtest, bin ich selber schuld; von einem Fauxpas mag ich nicht sprechen, das ist in diesem Zusammenhang kein gutes Wort. Also selber schuld, und es soll nicht wieder vorkommen, soweit ich's hindern kann. Aber auch du, wenn ich dir raten darf, sei auf deiner Hut. Er ist ein Mann der Rücksichtslosigkeiten und hat so seine Ansichten über junge Frauen. Ich kenne ihn von früher." -- Мне кажется, у нас с тобой одинаковое мнение. Впрочем, ты находишь, что я сам виноват. А раз я сам виноват, то о каком-либо faux pas (Ложный шаг, ошибка /франц./) я не могу говорить; в данной ситуации это отнюдь не то слово. Значит, "сам виноват". Ну что ж, постараюсь, насколько это от меня зависит, чтобы подобные прогулки не повторялись. Но и тебе мой совет -- будь с ним поосторожнее. Он человек не знающий приличий, у него свой взгляд на молоденьких женщин. Я ведь его знаю давно.
"Ich werde mir deine Worte gesagt sein lassen. Nur soviel, ich glaube, du verkennst ihn." -- Твои слова я приму во внимание. Но мне кажется, что ты все-таки не знаешь его.
"Ich verkenne ihn nicht." -- В нем-то я не ошибаюсь.
"Oder mich", sagte sie mit einer Kraftanstrengung und versuchte seinem Blick zu begegnen. -- А во мне? -- сказала она с некоторым усилием и попыталась посмотреть ему прямо в глаза.
"Auch dich nicht, meine liebe Effi Du bist eine reizende kleine Frau, aber Festigkeit ist nicht eben deine Spezialität." -- И в тебе тоже нет, моя милая Эффи. Ты маленькая, очаровательная женщина, но твердость -- это не по твоей части.
Er erhob sich, um zu gehen. Als er bis an die Tür gegangen war, trat Friedrich ein, um ein Gieshüblersches Billett abzugeben, das natürlich an die gnädige Frau gerichtet war. И Инштеттен поднялся, чтобы уйти. Но не успел он этого сделать, как в дверях комнаты появился Фридрих с запиской Гизгюблера, адресованной, разумеется, госпоже фон Инштеттен.
Effi nahm es. Эффи с улыбкой приняла ее.
"Eine Geheimkorrespondenz mit Gieshüb1er", sagte sie; "Stoff zu neuer Eifersucht für meinen gestrengen Herrn. Oder nicht?" -- Тайная переписка с Гизгюблером, -- сказала она. -- Новый повод для ревности, не правда ли, мой строгий супруг?
"Nein, nicht ganz, meine liebe Effi. Ich begehe die Torheit, zwischen Crampas und Gieshübler einen Unterschied zu machen. Sie sind sozusagen nicht von gleichem Karat; nach Karat berechnet man nämlich den reinen Goldeswert, unter Umständen auch der Menschen. Mir persönlich, um auch das noch zu sagen, ist Gieshüblers weißes Jabot, trotzdem kein Mensch mehr Jabots trägt, erheblich lieber als Crampas' rot-blonder Sappeurbart. Aber ich bezweifle, daß dies weiblicher Geschmack ist." -- Не совсем, дорогая Эффи. Льщу себя глупой надеждой, что между Крампасом и Гизгюблером существует некоторая разница. Они, так сказать, люди совершенно разной пробы. "Проба" -- это мера чистого золота, однако это слово можно при случае отнести также и к людям. Мне лично белое жабо Гизгюблера, хотя таких жабо никто не носит, куда приятнее золотистой бородки Крампаса. Но я не уверен, что женщины разделяют мой вкус.
"Du hältst uns für schwächer, als wir sind." -- Ты считаешь нас гораздо податливее, чем мы есть на самом деле.
"Eine Tröstung von praktisch außerordentlicher Geringfügigkeit. Aber lassen wir das. Lies lieber." -- Утешение весьма относительное. Но оставим это. Прочти лучше, что тебе пишет Гизгюблер.
Und Effi las: И Эффи стала читать:
"Darf ich mich nach der gnäd'gen Frau Befinden erkundigen? Ich weiß nur, daß Sie dem Schloon glücklich entronnen sind; aber es blieb auch durch den Wald immer noch Fährlichkeit genug. Eben kommt Doktor Hannemann von Uvagla zurück und beruhigt mich über Mirambo; gestern habe er die Sache für bedenklicher angesehen, als er uns habe sagen wollen, heute nicht mehr. Es war eine reizende Fahrt. - In drei Tagen feiern wir Silvester. Auf eine Festlichkeit wie die vorjährige müssen wir verzichten; aber einen Ball haben wir natürlich, und Sie erscheinen zu sehen würde die Tanzwelt beglücken und nicht am wenigsten Ihren respektvollst ergebenen Alonzo G." "Мне хотелось бы узнать, как вы себя чувствуете, милостивая государыня. Я знаю, что вы счастливо избегли опасности в шлоне. Но и в лесу, мне кажется, было достаточно жутко. Только что из Уваглы приехал доктор Ганнеманн, он успокоил меня относительно Мирамбо; вчера ушиб ему казался опаснее, хотя нам об этом он не хотел говорить. А поездка была изумительная! Через три дня мы встречаем Новый год. На сей раз нам пришлось отказаться от пышного торжества, какое было, например, в позапрошлом году, но бал состоится, и Вы, надеюсь, не откажете в любезности и приедете танцевать, чтобы осчастливить всех нас, по меньшей мере глубоко преданного Вам Алонзо Г.",
Effi lachte. Эффи рассмеялась.
"Nun, was sagst du?" -- Ну, что ты на это скажешь?
"Nach wie vor nur das eine, daß ich dich lieber mit Gieshübler als mit Crampas sehe." -- Повторю то же самое: уж лучше Гизгюблер, чем Крампас.
"Weil du den Crampas zu schwer und den Gieshübler zu leicht nimmst." -- А не кажется ли тебе, что ты переоцениваешь Крампаса и недооцениваешь Гизгюблера?
Innstetten drohte ihr scherzhaft mit dem Finger. Инштеттен в шутку погрозил ей пальцем.
Drei Tage später war Silvester. Effi erschien in einer reizenden Balltoilette, einem Geschenk, das ihr der Weihnachtstisch gebracht hatte; sie tanzte aber nicht, sondern nahm ihren Platz bei den alten Damen, für die, ganz in der Nähe der Musikempore, die Fauteuils gestellt waren. Von den adligen Familien, mit denen Innstettens vorzugsweise verkehrten, war niemand da, weil kurz vorher ein kleines Zerwürfnis mit dem städtischen Ressourcenvorstand, der, namentlich seitens des alten Güldenklee, mal wieder "destruktiver Tendenzen" beschuldigt worden war, stattgefunden hatte; drei, vier andere adlige Familien aber, die nicht Mitglieder der Ressource, sondern immer nur geladene Gäste waren und deren Güter an der anderen Seite der Kessine lagen, waren aus zum Teil weiter Entfernung über das Flußeis gekommen und freuten sich, an dem Fest teilnehmen zu können. Effi saß zwischen der alten Ritterschaftsrätin von Padden und einer etwas jüngeren Frau von Titzewitz. Через три дня был канун Нового года. Эффи приехала в очаровательном бальном платье, которое нашла у себя на столе в числе других подарков к рождеству. Однако танцевать она не собиралась. Она села среди пожилых дам, для которых недалеко от оркестра были поставлены удобные кресла. Из дворянских семей, с которыми Инштеттены большей частью общались, никого, собственно, не было, так как незадолго до рождества произошла небольшая размолвка с городским комитетом по сбору средств, который некоторые, и в особенности Гюльденклее, снова обвиняли в "разрушительных тенденциях". В зале находились три-четыре дворянские семьи, не состоявшие членами "Ресурса" и приглашаемые обычно в качестве гостей. Они приехали по льду Кессины из поместий, расположенных по ту сторону реки, радуясь возможности весело провести время. Эффи сидела между старой советницей, госпожой фон Падден, и более молодой госпожой фон Тицевиц.
Die Ritterschaftsrätin, eine vorzügliche alte Dame, war in allen Stücken ein Original und suchte das, was die Natur, besonders durch starke Backenknochenbildung, nach der wendisch-heidnischen Seite hin für sie getan hatte, durch christlich-germanische Glaubensstrenge wieder in Ausgleich zu bringen. Советница, очень приятная пожилая дама, была оригиналкой во всех отношениях и старалась германско-христианской строгостью в соблюдении веры сгладить все то славянско-языческое, чем так щедро одарила ее природа, наградив среди прочего большими широкими скулами.
In dieser Strenge ging sie so weit, daß selbst Sidonie von Grasenabb eine Art Esprit fort neben ihr war, wogegen sie freilich - vielleicht weil sich die Radegaster und die Swantowiter Linie des Hauses in ihr vereinigten - über jenen alten Paddenhumor verfügte, der von langer Zeit her wie ein Segen auf der Familie ruhte und jeden, der mit derselben in Berührung kam, auch wenn es Gegner in Politik und Kirche waren, herzlich erfreute. В своем рвении она заходила так далеко, что даже Сидония фон Гразенабб казалась рядом с ней своего рода esprit fort (Вольнодумец /франц./), несмотря на то что первая (видимо, потому, что в ней соединились линии семей Радегастов и Сван-товитов) славилась широко известным юмором фон Пад-денов, бывшим испокон веков благословением этой семьи и доставлявшим удовольствие всем, кто хоть немного общался с ней, даже если это были политические или религиозные противники.
"Nun, Kind", sagte die Ritterschaftsrätin, "wie geht es Ihnen denn eigentlich?" -- Ну, дитя мое,-- сказала советница, -- как вы поживаете?
"Gut, gnädigste Frau; ich habe einen sehr ausgezeichneten Mann. " -- Хорошо, сударыня, у меня ведь превосходный муж.
"Weiß ich. Aber das hilft nicht immer. Ich hatte auch einen ausgezeichneten Mann. Wie steht es hier? Keine Anfechtungen?" -- Знаю, знаю. Но это не всегда помогает. У меня ведь тоже был превосходный муж. Будто уж нет никаких искушений?
Effi erschrak und war zugleich wie gerührt. Эти слова испугали Эффи, но в то же время и тронули.
Es lag etwas ungemein Erquickliches in dem freien und natürlichen Ton, in dem die alte Dame sprach, und daß es eine so fromme Frau war, das machte die Sache nur noch erquicklicher. Было что-то бесконечно приятное в простом сердечном тоне, каким эта старая дама разговаривала с ней, а ее всем известное благочестие только увеличивало прелесть их разговора.
"Ach, gnädigste Frau ..." -- Ах, сударыня...
"Da kommt es schon. Ich kenne das. Immer dasselbe. Darin ändern die Zeiten nichts. Und vielleicht ist es auch recht gut so. Denn worauf es ankommt, meine liebe junge Frau, das ist das Kämpfen. Man muß immer ringen mit dem natürlichen Menschen. Und wenn man sich dann so unter hat und beinah schreien möchte, weil's weh tut, dann jubeln die lieben Engel!" -- Да, с кем не бывало такого. Это я знаю. Вечно одно и то же. В этом отношении времена не меняются. И знаете что, это не так уж плохо, скорей хорошо. Ведь во что все это выливается, дорогая моя юная женушка? Я вам отвечу -- в борьбу! Нам ведь постоянно приходится подавлять в себе естественного человека. И вот, когда его побеждаешь (а сам чуть не кричишь от страданий) в небе торжествуют ангелы!
"Ach, gnädigste Frau. Es ist oft recht schwer." -- Ах, сударыня, как это бывает тяжело.
"Freilich ist es schwer. Aber je schwerer, desto besser. Darüber müssen Sie sich freuen. Das mit dem Fleisch, das bleibt, und ich habe Enkel und Enkelinnen, da seh ich es jeden Tag. Aber im Glauben sich unterkriegen, meine liebe Frau, darauf kommt es an, das ist das Wahre. Das hat uns unser alter Martin Luther zur Erkenntnis gebracht, der Gottesmann. Kennen Sie seine Tischreden?" -- Конечно не легко. Но чем труднее, тем лучше. Этому следует только радоваться. Да, плоть есть плоть, от этого никуда не уйдешь. Я имею возможность наблюдать это чуть ли не каждый день, у меня ведь полно внуков и внучек. Однако спасение, моя дорогая, заключается в вере, ибо только в вере скрыта истина. И этому, нужно сказать, нас научил Мартин-Лютер, этот божий посланник. Надеюсь, вы знаете его застольные речи?
"Nein, gnädigste Frau." -- Нет, сударыня.
"Die werde ich Ihnen schicken." -- Тогда я их вам пришлю.
In diesem Augenblick trat Major Crampas an Effi heran und bat, sich nach ihrem Befinden erkundigen zu dürfen. Effi war wie mit Blut übergossen; aber ehe sie noch antworten konnte, sagte Crampas: В этот момент к Эффи подошел майор Крампас, чтобы справиться об ее самочувствии. Эффи зарделась, но прежде чем успела ответить, Крампас сказал:
"Darf ich Sie bitten, gnädigste Frau, mich den Damen vorstellen zu wollen?" -- Разрешите просить вас, сударыня, представить меня вашим собеседницам?
Effi nannte nun Crampas' Namen, der seinerseits schon vorher vollkommen orientiert war und in leichtem Geplauder alle Paddens und Titzewitze, von denen er je gehört hatte, Revue passieren ließ. Zugleich entschuldigte er sich, den Herrschaften jenseits der Kessine noch immer nicht seinen Besuch gemacht und seine Frau vorgestellt zu haben; aber es sei sonderbar, welche trennende Macht das Wasser habe. Es sei dasselbe wie mit dem Canal La Manche ... Эффи представила Крампаса, успевшего разузнать все, что имело отношение к Падденам и Тицевицам, и он ловко повел разговор. Майор извинился, что еще не успел нанести визиты семьям, живущим по ту сторону Кессины, и не представил супруги: поразительно, какой разделяющей силой обладает вода. Та же история, что с проливом Ламанш.
"Wie?" fragte die alte Titzewitz. -- Как вы. сказали? -- переспросила старая Тицевиц.
Crampas seinerseits hielt es für unangebracht, Aufklärungen zu geben, die doch zu nichts geführt haben würden, und fuhr fort: Но Крампас, видимо, не счел нужным пускаться в разъяснения, тем более что они ровно ничего бы не дали, и только заметил:
"Auf zwanzig Deutsche, die nach Frankreich gehen, kommt noch nicht einer, der nach England geht. Das macht das Wasser; ich wiederhole, das Wasser hat eine scheidende Kraft." -- На двадцать немцев, едущих во Францию, с трудом найдется один, уезжающий в Англию. И все из-за воды. Приходится волей-неволей повторить, что вода очень часто разъединяет людей.
Frau von Padden, die darin mit feinem Instinkt etwas Anzügliches witterte, wollte für das Wasser eintreten, Crampas aber sprach mit immer wachsendem Redefluß weiter und lenkte die Aufmerksamkeit der Damen auf ein schönes Fräulein von Stojentin, "das ohne Zweifel die Ballkönigin" sei, wobei sein Blick übrigens Effi bewundernd streifte. Dann empfahl er sich rasch unter Verbeugung gegen alle drei. Госпожа фон Падден чисто женским инстинктом почувствовала здесь какой-то намек и хотела было заступиться за воду; но Крампас в порыве словоохотливости заговорил опять и направил внимание дам на очаровательную мадемуазель фон Стойентин, "царицу нынешнего бала", а взгляд его меж тем с восхищением остановился на Эффи. Затем он быстро распрощался, почтительно поклонившись каждой из дам.
"Schöner Mann", sagte die Padden. "Verkehrt er in Ihrem Hause?" -- Красавец! -- сказала фон Падден. -- Он бывает и в вашем доме?
"Flüchtig." -- Да, иногда.
"Wirklich", wiederholte die Padden, "ein schöner Mann. Ein bißchen zu sicher. Und Hochmut kommt vor dem Fall ... Aber sehen Sie nur, da tritt er wirklich mit der Grete Stojentin an. Eigentlich ist er doch zu alt; wenigstens Mitte Vierzig." -- В самом деле красавец, -- повторила фон Падден. -- Только чуточку самоуверен, и эта самоуверенность объясняется... Но посмотрите, он подходит к Грете фон Стойентин. Однако он уже не молод. Ему лет сорок пять.
"Er wird vierundvierzig." -- Скоро исполнится сорок четыре.
"Ei, ei, Sie scheinen ihn ja gut zu kennen." -- О, да вы, кажется, хорошо с ним знакомы!
Es kam Effi sehr zupaß, daß das neue Jahr gleich in seinem Anfang allerlei Aufregungen brachte. Seit Silvesternacht ging ein scharfer Nordost, der sich in den nächsten Tagen fast bis zum Sturm steigerte, und am 3. Januar nachmittags hieß es, daß ein Schiff draußen mit der Einfahrt nicht zustande gekommen und hundert Schritt vor der Mole gescheitert sei; es sei ein englisches, von Sunderland her, und soweit sich erkennen lasse, sieben Mann an Bord; die Lotsen könnten beim Ausfahren, trotz aller Anstrengung, nicht um die Mole herum, und vom Strand aus ein Boot abzulassen, daran sei nun vollends nicht zu denken, die Brandung sei viel zu stark. Эффи была рада, что Новый год с самого начала приносил всякого рода волнения. Так, сильный норд-ост, дувший с сочельника, через несколько дней превратился в неистовый шторм; третьего января разнесся слух, что какой-то корабль не смог войти в бухту и потерпел крушение в сотне шагов от мола. Потом сказали, что корабль это английский, курсом из Зундерланда и на его борту семь человек экипажа. Лоцманы, несмотря на все усилия, не могут обогнуть мол, чтобы прийти им на помощь, а о том, чтобы спустить лодку, и думать нечего: ужасный прибой.
Das klang traurig genug. Aber Johanna, die die Nachricht brachte, hatte doch auch Trost bei der Hand: Konsul Eschrich, mit dem Rettungsapparat und der Raketenbatterie, sei schon unterwegs, und es würde gewiß glücken; die Entfernung sei nicht voll so weit wie Anno 75, wo's doch auch gegangen, und sie hätten damals sogar den Pudel mit gerettet, und es wäre ordentlich rührend gewesen, wie sich das Tier gefreut und die Kapitänsfrau und das liebe kleine Kind, nicht viel größer als Anniechen, immer wieder mit seiner roten Zunge geleckt habe. Печальная история, но Иоганна, принесшая эту новость, утешительно сказала, что с минуты на минуту прибудет консул Эшрих со спасательными приборами и ракетной батареей и все кончится благополучно; до судна не так далеко, как было, скажем, в 1875 году, когда приключилось такое же несчастье, а тогда были спасены решительно все, даже маленький пудель; и нужно было видеть, как бесновалась от радости бедная собачонка бросаясь лизать красным язычком жену капитана и дочку его, очаровательную девочку, чуть-чуть побольше Аннхен.
"Geert, da muß ich mit hinaus, das muß ich sehen", hatte Effi sofort erklärt, und beide waren aufgebrochen, um nicht zu spät zu kommen, und hatten denn auch den rechten Moment abgepaßt; denn im Augenblick, als sie von der Plantage her den Strand erreichten, fiel der erste Schuß, und sie sahen ganz deutlich, wie die Rakete mit dem Fangseil unter dem Sturmgewölk hinflog und über das Schiff hinweg jenseits niederfiel. Alle Hände regten sich sofort an Bord, und nun holten sie mit Hilfe der kleinen Leine das dickere Tau samt dem Korb heran, und nicht lange, so kam der Korb in einer Art Kreislauf wieder zurück, und einer der Matrosen, ein schlanker, bildhübscher Mensch mit einer wachsleinenen Kappe, war geborgen an Land und wurde neugierig ausgefragt, während der Korb aufs neue seinen Weg machte, zunächst den zweiten und dann den dritten heranzuholen und so fort. Alle wurden gerettet, und Effi hätte sich, als sie nach einer halben Stunde mit ihrem Manne wieder heimging, in die Dünen werfen und sich ausweinen mögen. Ein schönes Gefühl hatte wieder Platz in ihrem Herzen gefunden, und es beglückte sie unendlich, daß es so war. -- Геерт, я тоже хочу посмотреть,-- заявила Эффи, и оба отправились к морю. Они пришли в самый интересный момент. В ту минуту, когда они, миновав питомник, подходили к берегу, раздался первый выстрел, и они хорошо разглядели, как ракета со спасательным канатом пронеслась в облаке дыма над бушующими волнами и упала по ту сторону корабля. На борту, как по команде, все протянули к ней руки. Потом канат с корзиной при помощи веревки был извлечен из воды, и через некоторое время корзина, описав круг, вернулась назад, доставив на берег одного из матросов, стройного молодого красавца в клеенчатой зюйдвестке, которого тут же окружила толпа любопытных, засыпая градом вопросов. А корзина снова и снова совершала свой путь, доставляя на берег оставшихся матросов. И вот спасены были все. Через полчаса Эффи возвращалась с мужем домой. От возбуждения ей хотелось убежать в дюны и вволю поплакать. Но в душе ее снова воцарилось светлое чувство радости и покоя, и она была счастлива.
Das war am 3. gewesen. Schon am 5. kam ihr eine neue Aufregung, freilich ganz anderer Art. Innstetten hatte Gieshübler, der natürlich auch Stadtrat und Magistratsmitglied war, beim Herauskommen aus dem Rathaus getroffen und im Gespräch mit ihm erfahren, daß seitens des Kriegsministeriums angefragt worden sei, wie sich die Stadtbehörden eventuell zur Garnisonsfrage zu stellen gedächten. Bei nötigem Entgegenkommen, also bei Bereitwilligkeit zu Stall- und Kasernenbauten, könnten ihnen zwei Schwadronen Husaren zugesagt werden. Случилось это третьего января, а пятого опять начались треволнения, но на сей раз совершенно иного характера. Выходя из ратуши, Инштеттен встретил Гизгюблера (Гизгюблер, разумеется, тоже был членом городского магистрата и советником города) и из разговора с ним узнал, что военное министерство прислало городским властям запрос о возможности размещения в Кесси-не военного гарнизона. В случае согласия, то есть если городские власти готовы предоставить казармы и конюшни, в городе будут расквартированы два эскадрона гусар.
"Nun, Effi, was sagst du dazu?" -- Ну, Эффи, что скажешь на это?
Effi war wie benommen. All das unschuldige Glück ihrer Kinderjahre stand mit einemmal wieder vor ihrer Seele, und im Augenblick war es ihr, als ob rote Husaren - denn es waren auch rote wie daheim in Hohen-Cremmen - so recht eigentlich die Hüter von Paradies und Unschuld seien. Und dabei schwieg sie noch immer. А Эффи словно потеряла дар речи. Перед ней воскресло невинное счастье безоблачных детских лет в Гоген-Креммене; ей подумалось, что гусары в красных мундирах -- эти тоже, наверное, будут в красном -- являются как бы хранителями райских ворот, за которыми живут невинность и счастливая юность.
"Du sagst ja nichts, Effi." -- Что же ты молчишь, Эффи?
"Ja, sonderbar, Geert. Aber es beglückt mich so, daß ich vor Freude nichts sagen kann. Wird es denn auch sein? Werden sie denn auch kommen?" -- Знаешь, Геерт, от счастья у меня язык отнимается. Неужели это будет? Неужели они в самом деле приедут?
"Damit hat's freilich noch gute Wege, ja, Gieshübler meinte sogar, die Väter der Stadt, seine Kollegen, verdienten es gar nicht. Statt einfach über die Ehre, und wenn nicht über die Ehre, so doch wenigstens über den Vorteil einig und glücklich zu sein, wären sie mit allerlei 'Wenns' und 'Abers' gekommen und hätten geknausert wegen der neuen Bauten: Ja, Pefferküchler Michelsen habe sogar gesagt, es verderbe die Sitten der Stadt, und wer eine Tochter habe, der möge sich vorsehen und Gitterfenster anschaffen. -- К сожалению, это не просто. Гизгюблер считает,, что отцы города, его коллеги по магистрату, этого, вообще говоря, не заслуживают. Вместо того чтобы говорить о большой чести, которой нас удостаивают, а если не о чести, то хоть о выгодах, которые сулит пребывание в городе гусар, они давай выкладывать свои вечные "а не будет ли", "а может быть". Им не хочется раскошеливаться на постройку казарм и конюшен. Кондитер Михельсен, например, заявил, что пребывание гусар может отразиться на нравственности города, что горожанам, имеющим дочерей, придется принимать меры предосторожности... ставить, например, решетки на окна.
"Es ist nicht zu glauben. Ich habe nie manierlichere Leute gesehen als unsere Husaren; wirklich, Geert. Nun, du weißt es ja selbst. Und nun will dieser Michelsen alles vergittern. Hat er denn Töchter?" -- Боже, как это глупо. Трудно найти людей, у которых манеры были бы лучше, чем у наших гусар. Ты же их видел. А Михельсен, этот невежа, хочет на окна поставить решетки! У него тоже есть дочери?
"Gewiß; sogar drei. Aber sie sind sämtlich hors concours." -- Целых три. И все hors concours (Вне конкурса /франц./).
Effi lachte so herzlich, wie sie seit langem nicht mehr gelacht hatte. Doch es war von keiner Dauer, und als Innstetten ging und sie allein ließ, setzte sie sich an die Wiege des Kindes, und ihre Tränen fielen auf die Kissen. Es brach wieder über sie herein, und sie fühlte, daß sie wie eine Gefangene sei und nicht mehr heraus könne. Эффи рассмеялась так весело, как не смеялась давно. Но это продолжалось недолго. Оставшись одна, она присела к колыбели ребенка, и на подушку закапали частые-частые слезы. Ее с новой силой охватило прежнее чувство, чувство пленника, который уже никогда не получит свободу.
Sie litt schwer darunter und wollte sich befreien. Как ей избавиться от этого тягостного ощущения, оно угнетает ее, мешает ей жить, ни на минуту не оставляет в покое.
Aber wiewohl sie starker Empfindungen fähig war, so war sie doch keine starke Natur; ihr fehlte die Nachhaltigkeit, und alle guten Anwandlungen gingen wieder vorüber. Но насколько Эффи была способна на сильные чувства, настолько же неспособна была проявить свою волю. Ей не хватало выдержки и настойчивости, и все ее хорошие намерения пропадали впустую.
So trieb sie denn weiter, heute, weil sie's nicht ändern konnte, morgen, weil sie's nicht ändern wollte. Das Verbotene, das Geheimnisvolle hatte seine Macht über sie. И все шло по-прежнему: сегодня потому, что она ничего не могла изменить в своей жизни, а завтра потому, что уже ничего не хотела менять. Все недозволенное таинственное имело над ней непонятную власть.
So kam es, daß sie sich, von Natur frei und offen, in ein verstecktes Komödienspiel mehr und mehr hineinlebte. Mitunter erschrak sie, wie leicht es ihr wurde. Nur in einem blieb sie sich gleich: Sie sah alles klar und beschönigte nichts. От природы прямодушная и откровенная, Эффи научилась таить свои мысли, научилась играть. С ужасом она замечала, что от этого ей как будто легче живется. И только в одном отношении она оставалась верной себе: на все она смотрела открытыми глазами, ничего не приукрашивая.
Einmal trat sie spätabends vor den Spiegel in ihrer Schlafstube; die Lichter und Schatten flogen hin und her, und Rollo schlug draußen an, und im selben Augenblick war es ihr, als sähe ihr wer über die Schulter. Aber sie besann sich rasch. "Ich weiß schon, was es ist; es war nicht der", und sie wies mit dem Finger nach dem Spukzimmer oben. "Es war was anderes ... mein Gewissen ... Effi, du bist verloren." Как-то вечером, находясь в своей спальне, она очутилась перед зеркалом. В комнате горела неяркая лампа, в углах притаились тревожные тени. Вдруг по дворе послышался лай. И ей показалось, что у нее за спиной кто-то стоит и пытается заглянуть ей в лицо. Но она быстро опомнилась: "Нет, нет, я знаю, это не он (она невольно взглянула вверх, в сторону комнаты с привидением). На сей раз это другое... Моя совесть... Бедная Эффи, ты погибла!"
Es ging aber doch weiter so, die Kugel war im Rollen, und was an einem Tage geschah, machte das Tun des andern zur Notwendigkeit. Но и дальше все оставалось по-прежнему: сорвавшаяся лавина неудержимо катилась вниз, один день протягивал руку другому.
Um die Mitte des Monats kamen Einladungen aufs Land. Über die dabei innezuhaltende Reihenfolge hatten sich die vier Familien, mit denen Innstettens vorzugsweise verkehrten, geeinigt: Die Borckes sollten beginnen, die Flemmings und Grasenabbs folgten, die Güldenklees schlossen ab. Immer eine Woche dazwischen. Alle vier Einladungen kamen am selben Tag; sie sollten ersichtlich den Eindruck des Ordentlichen und Wohlerwogenen machen, auch wohl den einer besonderen freundschaftlichen Zusammengehörigkeit. В середине месяца Инштеттены получили четыре приглашения от знакомых из поместий. Видимо, все четыре семейства, с которыми они главным образом поддерживали отношения, заранее договорились о последовательности устраиваемых вечеринок: первый бал давали Борки, за Борками Гразенаббы и Флемминги, а завершала эту вереницу празднеств, следовавших одно за другим ровно через неделю, семья Гюльденклее. Все четыре приглашения были получены в один день, видимо, специально хотели подчеркнуть ту тесную дружбу, которая связывала эти семьи.
"Ich werde nicht dabeisein, Geert, und du mußt mich der Kur halber, in der ich nun seit Wochen stehe, von vornherein entschuldigen." -- Геерт, а я не поеду. Ты заранее извинись за меня, сошлись, пожалуй, на то, что я вот уже несколько недель прохожу курс лечения.
Innstetten lachte. Инштеттен рассмеялся.
"Kur. Ich soll es auf die Kur schieben. Das ist das Vorgebliche; das Eigentliche heißt: du willst nicht." -- Курс лечения! Мне сослаться на твое лечение?! Ну, хорошо, это предлог, а причина в том, что тебе просто не хочется ехать?
"Nein, es ist doch mehr Ehrlichkeit dabei, als du zugeben willst. Du hast selbst gewollt, daß ich den Doktor zu Rate ziehe. Das hab ich getan, und nun muß ich doch seinem Rat folgen. Der gute Doktor, er hält mich für bleichsüchtig, sonderbar genug, und du weißt, daß ich jeden Tag von dem Eisenwasser trinke. Wenn du dir ein Borckesches Diner dazu vorstellst, vielleicht mit Preßkopf und Aal in Aspik, so mußt du den Eindruck haben, es wäre mein Tod. Und so wirst du dich doch zu deiner Effi nicht stellen wollen. Freilich, mitunter ist es mir ... " -- Ну, не совсем! В этом гораздо больше правды, чем ты думаешь. Ты же сам все время хотел, чтобы я обратилась к врачу. Я так и сделала, а теперь, думаю, надо выполнять его предписания. Наш добрый доктор нашел у меня малокровие. Странно, но ничего не поделаешь! Я теперь, как ты знаешь, пью ежедневно железо... А потом: стоит мне на минутку представить себе обед, скажем у Борков, где наверняка подадут какой-нибудь зельц или заливного угря, как мне становится дурно, я чувствую, что умираю. Надеюсь, ты не будешь настаивать, чтобы твоя Эффи... Правда, иногда мне кажется...
"Ich bitte dich, Effi ..." -- Прошу тебя, Эффи, не надо!..
"... Übrigens freu ich mich, und das ist das einzige Gute dabei, dich jedesmal, wenn du fährst, eine Strecke Wegs begleiten zu können, bis an die Mühle gewiß oder bis an den Kirchhof oder auch bis an die Waldecke, da, wo der Morgnitzer Querweg einmündet. Und dann steig ich ab und schlendere wieder zurück. In den Dünen ist es immer am schönsten. " -- Впрочем, знаешь, тут есть одно достоинство -- я буду тебя каждый раз провожать скажем до мельницы, или до кладбища, или даже до развилки в лесу, там, где у перекрестка начинается дорога на Моргениц. А потом я сойду и побреду через дюны домой. Там всегда лучше всего.
Innstetten war einverstanden, und als drei Tage später der Wagen vorfuhr, stieg Effi mit auf und gab ihrem Manne das Geleit bis an die Waldecke. Инштеттен согласился. И когда через три дня подали экипаж, Эффи села и прокатилась вместе с мужем до леса.
"Hier laß halten, Geert. Du fährst nun links weiter, ich gehe rechts bis an den Strand und durch die Plantage zurück. Es ist etwas weit, aber doch nicht zu weit. Doktor Hannemann sagt mir jeden Tag, Bewegung sei alles, Bewegung und frische Luft. Und ich glaube beinah, daß er recht hat. Empfiehl mich all den Herrschaften; nur bei Sidonie kannst du schweigen." -- А теперь останови. Ты поедешь налево, а я пойду сначала направо на берег, а потом через питомник домой. Это, правда, не близко, но и не особенно далеко. Доктор Ганнеманн мне все время твердит: "Самое главное -- движенье. Движенье и свежий воздух". Я начинаю понимать, что он, в сущности, прав. Передавай всем привет, только Сидонии не надо.
Die Fahrten, auf denen Effi ihren Gatten bis an die Waldecke begleitete, wiederholten sich allwöchentlich; aber auch in der zwischenliegenden Zeit hielt Effi darauf, daß sie der ärztlichen Verordnung streng nachkam. Es verging kein Tag, wo sie nicht ihren vorgeschriebenen Spaziergang gemacht hätte, meist nachmittags, wenn sich Innstetten in seine Zeitungen zu vertiefen begann. Das Wetter war schön, eine milde, frische Luft, der Himmel bedeckt. Sie ging in der Regel allein und sagte zu Roswitha: И вот раз в неделю Эффи доезжала с мужем до развилки в лесу. В остальное время она тоже старалась соблюдать советы врача. Не проходило дня без того, чтобы она не совершила предписанной прогулки, отправляясь обычно в послеобеденное время, когда Инштеттен занимался газетами. Погода стояла чудесная, воздух был мягкий и свежий, а зимнее небо все в облаках.; Эффи обычно уходила одна, но перед уходом напоминала Розвите:
"Roswitha, ich gehe nun also die Chaussee hinunter und dann rechts an den Platz mit dem Karussell; da will ich auf dich warten, da hole mich ab. Und dann gehen wir durch die Birkenallee oder durch die Reeperbahn wieder zurück. Aber komme nur, wenn Annie schläft. Und wenn sie nicht schläft, so schicke Johanna. Oder laß es lieber ganz; es ist nicht nötig, ich finde mich schon zurecht." -- Я пойду сейчас вниз по шоссе, потом поверну направо. Буду ждать тебя на площади с каруселью, приходи туда за мной. Домой мы вернемся березовой рощей или через Рипербан. Но Приходи только в том случае, если Аннхен заснет, а не заснет, тогда пошли мне Иоганну. Впрочем, не надо, не заблужусь и одна.
Den ersten Tag, als es so verabredet war, trafen sie sich auch wirklich. Effi saß auf einer an einem langen Holzschuppen sich hinziehenden Bank und sah nach einem niedrigen Fachwerkhaus hinüber, gelb mit schwarzgestrichenen Balken, einer Wirtschaft für kleine Bürger, die hier ihr Glas Bier tranken oder Solo spielten. Es dunkelte noch kaum, die Fenster aber waren schon hell, und ihr Lichtschimmer fiel auf die Schneemassen und etliche zur Seite stehende Bäume. В первый день Розвита довольно быстро нашла свою госпожу. Эффи отдыхала на скамейке, тянувшейся вдоль длинного деревянного склада, и рассматривала невысокое старинное здание, находившееся напротив, желтое, с выкрашенными в черный цвет массивными балками. Здесь была закусочная, куда небогатые горожане заходили выпить кружку пива или сыграть свое соло. Было еще довольно светло, но в окнах уже горели огни,, освещая сугробы у дома и несколько деревьев в стороне.
"Sieh, Roswitha, wie schön das aussieht." --- Смотри, как красиво, Розвита!
Ein paar Tage wiederholte sich das. Meist aber, wenn Roswitha bei dem Karussell und dem Holzschuppen ankam, war niemand da, und wenn sie dann zurückkam und in den Hausflur eintrat, kam ihr Effi schon entgegen und sagte: Это повторялось в течение нескольких дней. Но потом Розвита уже почти никогда не находила свою госпожу ни на площади с каруселью, ни на скамейке у склада. Когда же, вернувшись домой, она входила в прихожую, навстречу ей шла Эффи и говорила:
"Wo du nur bleibst, Roswitha, ich bin schon lange wieder hier." -- Где ты только пропадаешь, Розвита? Я ведь давно уже дома.
In dieser Art ging es durch Wochen hin. Das mit den Husaren hatte sich wegen der Schwierigkeiten, die die Bürgerschaft machte, so gut wie zerschlagen; aber da die Verhandlungen noch nicht geradezu abgeschlossen waren und neuerdings durch eine andere Behörde, das Generalkommando, gingen, so war Crampas nach Stettin berufen worden, wo man seine Meinung in dieser Angelegenheit hören wollte. Von dort schrieb er den zweiten Tag an Innstetten: Так проходили недели. Дело с гусарами из-за трудностей, чинимых городскими властями, можно сказать, провалилось. Но поскольку переговоры официально еще не закончились и даже возобновились, теперь уже в более высокой инстанции -- в штабе корпуса, Крампа-са вызвали неожиданно в Штеттин, чтобы послушать его мнение в связи с этим вопросом. Оттуда он на второй день прислал Инштеттену записку:
"Pardon, Innstetten, daß ich mich auf französisch empfohlen. Es kam alles so schnell. Ich werde übrigens die Sache hinauszuspinnen suchen, denn man ist froh, einmal draußen zu sein. Empfehlen Sie mich der gnädigen Frau, meiner liebenswürdigen Gönnerin." "Пардон, Инштеттен, я вынужден был уехать по-французски, все произошло неожиданно быстро. Впрочем, постараюсь затянуть это дело подольше: ведь так приятно хоть изредка вырваться. Передайте привет Вашей супруге, с ее стороны я всегда встречал самый любезный прием!"
Er las es Effi vor. Diese blieb ruhig. Endlich sagte sie: Инштеттен прочитал эту записку Эффи. Она осталась спокойной, только сказала, немного помолчав:
"Es ist recht gut so." -- Вот и хорошо.
"Wie meinst du das?" -- Что ты имеешь в виду?
"Daß er fort ist. Er sagt eigentlich immer dasselbe. Wenn er wieder da ist, wird er wenigstens vorübergehend was Neues zu sagen haben." -- Да то, что Крампас уехал. Вечно он рассказывает одни и те же истории. Когда вернется, хоть в первое время послушаем что-нибудь новое.
Innstettens Blick flog scharf über sie hin. Aber er sah nichts, und sein Verdacht beruhigte sich wieder. Инштеттен внимательно посмотрел на жену, но ничего не заметил, и его подозрения улеглись.
"Ich will auch fort", sagte er nach einer Weile, "sogar nach Berlin; vielleicht kann ich dann, wie Crampas, auch mal was Neues mitbringen. Meine liebe Effi will immer gern was Neues hören; sie langweilt sich in unserm guten Kessin. Ich werde gegen acht Tage fort sein, vielleicht noch einen Tag länger. Und ängstige dich nicht ... es wird ja wohl nicht wiederkommen ... du weißt schon, das da oben ... Und wenn doch, du hast ja Rollo und Roswitha." -- Я ведь тоже собираюсь уехать, -- сказал он немного спустя, -- и даже в Берлин. Тогда, наверное, и у меня будут новости. Я же знаю, милая Эффи любит все новое, ей скучно в нашем добром старом Кессине. Так вот, в Берлине я пробуду дней восемь или девять. Не бойся тут без меня. Этот... наверху... не появится... А если вдруг и надумает, у тебя теперь есть Розвита и Ролло.
Effi lächelte vor sich hin, und es mischte sich etwas von Wehmut mit ein. Sie mußte des Tages gedenken, wo Crampas ihr zum erstenmal gesagt hatte, daß er mit dem Spuk und ihrer Furcht eine Komödie spiele. Der große Erzieher! Aber hatte er nicht recht? War die Komödie nicht am Platz? Und allerhand Widerstreitendes, Gutes und Böses, ging ihr durch den Kopf. Эффи невольно улыбнулась про себя, хотя ей стало вдруг очень грустно. Она вспомнила, как Крампас сказал в день их первой прогулки, что муж разыгрывает комедию, пугая ее привидением. Великий воспитатель и педагог! Но, может быть, он по-своему прав? Быть может, комедия все же нужна? И в голове снова завертелись противоречивые мысли, то злые, то добрые.
Den dritten Tag reiste Innstetten ab. На третий день Инштеттен уехал.
Über das, was er in Berlin vorhabe, hatte er nichts gesagt. О том, что он собирается делать в Берлине, он ей ничего не сказал.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Грамматический справочник | Тексты

Hosted by uCoz