Краткая коллекция текстов на французском языке
A. Dumas/А. Дюма
Les Trois Mousquetaires/Три мушкетера
Chapitre XXVI. LA THESE D'ARAMIS./Диссертация Арамиса
| France | Russe |
| D'Artagnan n'avait rien dit à Porthos de sa blessure ni de sa procureuse. C'était un garçon fort sage que notre Béarnais, si jeune qu'il fût. En conséquence, il avait fait semblant de croire tout ce que lui avait raconté le glorieux mousquetaire, convaincu qu'il n'y a pas d'amitié qui tienne à un secret surpris, surtout quand ce secret intéresse l'orgueil ; puis on a toujours une certaine supériorité morale sur ceux dont on sait la vie. | Д'Артаньян ничего не сказал Портосу ни по поводу его раны, ни по поводу прокурорши. Несмотря на свою молодость, наш гасконец был весьма осторожный юноша. Он сделал вид, будто поверил всему, что ему рассказал хвастливый мушкетер, так как был убежден, что никакая дружба не выдержит разоблачения тайны, особенно если эта тайна уязвляет самолюбие; к тому же мы всегда имеем некое нравственное превосходство над теми, чья жизнь нам известна. |
| Or d'Artagnan, dans ses projets d'intrigue à venir, et décidé qu'il était à faire de ses trois compagnons les instruments de sa fortune, d'Artagnan n'était pas fâché de réunir d'avance dans sa main les fils invisibles à l'aide desquels il comptait les mener. | Поэтому д'Артаньян, строя план будущих интриг и решив сделать Атоса, Портоса и Арамиса орудиями собственного успеха, был совсем не прочь заранее собрать невидимые нити, с помощью которых он и рассчитывал управлять своими тремя приятелями. |
| Cependant, tout le long de la route, une profonde tristesse lui serrait le coeur : il pensait à cette jeune et jolie Mme Bonacieux qui devait lui donner le prix de son dévouement ; mais, hâtons-nous de le dire, cette tristesse venait moins chez le jeune homme du regret de son bonheur perdu que de la crainte qu'il éprouvait qu'il n'arrivât malheur à cette pauvre femme. Pour lui, il n'y avait pas de doute, elle était victime d'une vengeance du cardinal, et comme on le sait, les vengeances de Son Eminence étaient terribles. Comment avait-il trouvé grâce devant les yeux du ministre, c'est ce qu'il ignorait lui-même et sans doute ce que lui eût révélé M. de Cavois, si le capitaine des gardes l'eût trouvé chez lui. | Однако всю дорогу глубокая грусть теснила его сердце: он думал о молодой и красивой г-же Бонасье, которая собиралась вознаградить его за преданность; впрочем, поспешим оговориться: эта грусть проистекала у молодого человека не столько из сожалений о потерянном счастье, сколько из опасения, что с бедной женщиной случилась какая-нибудь беда. У него не оставалось сомнений в том, что она стала жертвой мщения кардинала, а, как известно, мщение его высокопреосвященства бывало ужасно. Каким образом он сам снискал "расположение" министра, этого д'Артаньян не знал, и, по всей вероятности, капитан гвардии де Кавуа открыл бы ему это, если бы застал его дома. |
| Rien ne fait marcher le temps et n'abrège la route comme une pensée qui absorbe en elle-même toutes les facultés de l'organisation de celui qui pense. L'existence extérieure ressemble alors à un sommeil dont cette pensée est le rêve. Par son influence, le temps n'a plus de mesure, l'espace n'a plus de distance. On part d'un lieu, et l'on arrive à un autre, voilà tout. De l'intervalle parcouru, rien ne reste présent à votre souvenir qu'un brouillard vague dans lequel s'effacent mille images confuses d'arbres, de montagnes et de paysages. Ce fut en proie à cette hallucination que d'Artagnan franchit, à l'allure que voulut prendre son cheval, les six ou huit lieues qui séparent Chantilly de Crèvecoeur, sans qu'en arrivant dans ce village il se souvînt d'aucune des choses qu'il avait rencontrées sur sa route. | Ничто так не убивает время и не сокращает путь, как упорная, всепоглощающая мысль. Внешнее существование человека похоже тогда на дремоту, а эта мысль является как бы сновидением. Под ее влиянием время теряет счет, а пространство - отдаленность. Вы выезжаете из одного места и приезжаете в другое - вот и все. От проделанного отрезка пути не остается в памяти ничего, кроме неясного тумана, в котором реют тысячи смутных образов - деревья, горы и равнины. Во власти такой вот галлюцинации д'Артаньян проехал, повинуясь в выборе аллюра своей лошади, те шесть или семь миль которые отделяют Шантильи от Кревкера, и приехав в эту деревню, сразу же забыл обо всем, что встречал на своем пути. |
| Là seulement la mémoire lui revint, il secoua la tête, aperçut le cabaret où il avait laissé Aramis, et, mettant son cheval au trot, il s'arrêta à la porte. | Только здесь он пришел в себя, тряхнул головой, увидел кабачок, где оставил Арамиса, и, пустив лошадь рысью, остановился у дверей. |
| Cette fois ce ne fut pas un hôte, mais une hôtesse qui le reçut ; d'Artagnan était physionomiste, il enveloppa d'un coup d'oeil la grosse figure réjouie de la maîtresse du lieu, et comprit qu'il n'avait pas besoin de dissimuler avec elle, et qu'il n'avait rien à craindre de la part d'une si joyeuse physionomie. | На этот раз он был встречен не хозяином, а хозяйкой. Д'Артаньян был физиономист; он окинул взглядом полное, довольное лицо трактирщицы и понял, что с ней ему незачем притворяться; от женщины с такой добродушной внешностью нельзя было ждать ничего дурного. |
| " Ma bonne dame, lui demanda d'Artagnan, pourriez-vous me dire ce qu'est devenu un de mes amis, que nous avons été forcés de laisser ici il y a une douzaine de jours ? | - Милая хозяюшка, - сказал д'Артаньян, - не сможете ли вы сказать, где теперь находится один из моих приятелей, которого нам пришлось оставить здесь дней десять назад? |
| -- Un beau jeune homme de vingt-trois à vingt-quatre ans, doux, aimable, bien fait ? | - Красивый молодой человек лет двадцати трех - двадцати четырех, тихий, любезный, статный? |
| -- De plus, blessé à l'épaule. | - И, кроме того, раненный в плечо. |
| -- C'est cela ! | - Да, да. |
| -- Justement. | - Итак?.. |
| -- Eh bien, Monsieur, il est toujours ici. | - Так он, сударь, все еще здесь! |
| -- Ah ! pardieu, ma chère dame, dit d'Artagnan en mettant pied à terre et en jetant la bride de son cheval au bras de Planchet, vous me rendez la vie ; où est-il, ce cher Aramis, que je l'embrasse ? Car, je l'avoue, j'ai hâte de le revoir. | - Да ну! - вскричал д'Артаньян, сходя с лошади и бросив поводья Планше. - Хозяюшка, вы воскресили меня! Где же он, дорогой мой Арамис? Я хочу обнять его. Признаюсь вам, мне не терпится поскорее его увидеть. |
| -- Pardon, Monsieur, mais je doute qu'il puisse vous recevoir en ce moment. | - Прошу прощения, сударь, но я сомневаюсь, чтобы он мог принять вас в настоящую минуту. |
| -- Pourquoi cela ? est-ce qu'il est avec une femme ? | - Почему? Разве у него женщина? |
| -- Jésus ! que dites-vous là ! le pauvre garçon ! Non, Monsieur, il n'est pas avec une femme. | - Господи Иисусе, что это вы говорите! Бедный юноша! Нет, сударь, у него не женщина. |
| -- Et avec qui est-il donc ? | - А кто же? |
| -- Avec le curé de Montdidier et le supérieur des jésuites d'Amiens. | - Священник из Мондидье и настоятель Амьенского монастыря иезуитов. |
| -- Mon Dieu ! s'écria d'Artagnan, le pauvre garçon irait-il plus mal ? | - Боже праведный! - вскричал д'Артаньян. - Разве бедняге стало хуже? |
| -- Non, Monsieur, au contraire ; mais, à la suite de sa maladie, la grâce l'a touché et il s'est décidé à entrer dans les ordres. | - Нет, сударь, напротив. Но после болезни его коснулась благодать, и он решил принять духовный сан. |
| -- C'est juste, dit d'Artagnan, j'avais oublié qu'il n'était mousquetaire que par intérim. | - Ах да, - сказал д'Артаньян, - я и забыл, что он только временно состоит в мушкетерах. |
| -- Monsieur insiste-t-il toujours pour le voir ? | - Так вы, сударь, непременно хотите его увидеть? |
| -- Plus que jamais. | - Больше, чем когда-либо. |
| -- Eh bien, Monsieur n'a qu'à prendre l'escalier à droite dans la cour, au second, n 5. " | - Тогда поднимитесь по лестнице, во дворе направо, третий этаж, номер пять. |
| D'Artagnan s'élança dans la direction indiquée et trouva un de ces escaliers extérieurs comme nous en voyons encore aujourd'hui dans les cours des anciennes auberges. Mais on n'arrivait pas ainsi chez le futur abbé ; les défilés de la chambre d'Aramis étaient gardés ni plus ni moins que les jardins d'Aramis ; Bazin stationnait dans le corridor et lui barra le passage avec d'autant plus d'intrépidité qu'après bien des années d'épreuve, Bazin se voyait enfin près d'arriver au résultat qu'il avait éternellement ambitionné. | Д'Артаньян бросился в указанном направлении и нашел лестницу - одну из тех наружных лестниц, какие еще встречаются иногда во дворах старых харчевен. Однако войти к будущему аббату оказалось не так-то просто: подступы к комнате Арамиса охранялись не менее строго, чем сады Армиды. Базен стоял на страже в коридоре и загородил ему путь с тем большей неустрашимостью, что после многолетних испытаний бедняга был наконец близок к достижению долгожданной цели. |
| En effet, le rêve du pauvre Bazin avait toujours été de servir un homme d'Eglise, et il attendait avec impatience le moment sans cesse entrevu dans l'avenir où Aramis jetterait enfin la casaque aux orties pour prendre la soutane. La promesse renouvelée chaque jour par le jeune homme que le moment ne pouvait tarder l'avait seule retenu au service d'un mousquetaire, service dans lequel, disait-il, il ne pouvait manquer de perdre son âme. | В самом деле, Базен всегда лелеял мечту быть слугой духовного лица и с нетерпением ждал той минуты, постоянно представлявшейся его воображению, когда Арамис сбросит плащ и наденет сутану. Только ежедневно повторяемое обещание молодого человека, что эта минута близка, и удерживало его на службе у мушкетера, службе, на которой, по словам Базена, ему неминуемо предстояло погубить душу. |
| Bazin était donc au comble de la joie. Selon toute probabilité, cette fois son maître ne se dédirait pas. La réunion de la douleur physique à la douleur morale avait produit l'effet si longtemps désiré : Aramis, souffrant à la fois du corps et de l'âme, avait enfin arrêté sur la religion ses yeux et sa pensée, et il avait regardé comme un avertissement du Ciel le double accident qui lui était arrivé, c'est-à-dire la disparition subite de sa maîtresse et sa blessure à l'épaule. | Итак, Базен был сейчас на верху блаженства. Судя по всему, на этот раз его господин не должен был отречься от своего слова. Соединение боли физической и нравственной произвело долгожданное действие; Арамис, одновременно страдавший и душой и телом, наконец обратил свои помыслы на религию, сочтя как бы за предостережение свыше случившееся с ним двойное несчастье - внезапное исчезновение возлюбленной и рану в плечо. |
| On comprend que rien ne pouvait, dans la disposition où il se trouvait, être plus désagréable à Bazin que l'arrivée de d'Artagnan, laquelle pouvait rejeter son maître dans le tourbillon des idées mondaines qui l'avaient si longtemps entraîné. Il résolut donc de défendre bravement la porte ; et comme, trahi par la maîtresse de l'auberge, il ne pouvait dire qu'Aramis était absent, il essaya de prouver au nouvel arrivant que ce serait le comble de l'indiscrétion que de déranger son maître dans la pieuse conférence qu'il avait entamée depuis le matin, et qui, au dire de Bazin, ne pouvait être terminée avant le soir. | Понятно, что при таком расположении духа ничто не могло быть неприятнее для Базена, чем появление д'Артаньяна, который мог снова втянуть его господина в водоворот мирских интересов, привлекавших его так долго. Он решил мужественно защищать двери, а так как трактирщица уже выдала его и он не мог сказать, что Арамиса нет дома, то попытался доказать вновь прибывшему, что было бы верхом неучтивости помешать его господину во время душеспасительной беседы, которая началась еще утром и, по словам Базена, не могла быть закончена ранее вечера. |
| Mais d'Artagnan ne tint aucun compte de l'éloquent discours de maître Bazin, et comme il ne se souciait pas d'entamer une polémique avec le valet de son ami, il l'écarta tout simplement d'une main, et de l'autre il tourna le bouton de la porte n 5. | Однако д'Артаньян не обратил ни малейшего внимания на красноречивую тираду мэтра Базена, и, не собираясь вступать в спор со слугой своего друга, попросту отстранил его одной рукой, а другой повернул ручку двери с надписью "No 5". |
| La porte s'ouvrit, et d'Artagnan pénétra dans la chambre. | Дверь отворилась, и д'Артаньян вошел в комнату. |
| Aramis, en surtout noir, le chef accommodé d'une espèce de coiffure ronde et plate qui ne ressemblait pas mal à une calotte, était assis devant une table oblongue couverte de rouleaux de papier et d'énormes in-folio ; à sa droite était assis le supérieur des jésuites, et à sa gauche le curé de Montdidier. Les rideaux étaient à demi clos et ne laissaient pénétrer qu'un jour mystérieux, ménagé pour une béate rêverie. Tous les objets mondains qui peuvent frapper l'oeil quand on entre dans la chambre d'un jeune homme, et surtout lorsque ce jeune homme est mousquetaire, avaient disparu comme par enchantement ; et, de peur sans doute que leur vue ne ramenât son maître aux idées de ce monde, Bazin avait fait main basse sur l'épée, les pistolets, le chapeau à plume, les broderies et les dentelles de tout genre et de toute espèce. | Арамис в широком черном одеянии, в круглой плоской шапочке, сильно смахивавшей на скуфью, сидел за продолговатым столом, заваленным свитками бумаг и огромными фолиантами; по правую его руку сидел настоятель иезуитского монастыря, а по левую - священник из Мондидье. Занавески были наполовину задернуты и пропускали таинственный свет, способствовавший благочестивым размышлениям. Все мирские предметы, какие могли бы броситься в глаза в комнате молодого человека, в особенности если этот молодой человек - мушкетер, исчезли словно по волшебству: должно быть, из страха, как бы вид таких предметов не возвратил его господина к мыслям об этом мире, Базен припрятал подальше шпагу, пистолеты, шляпу с плюмажем, шитье и кружева всех сортов и всех видов. |
| Mais, en leur lieu et place, d'Artagnan crut apercevoir dans un coin obscur comme une forme de discipline suspendue par un clou à la muraille. | Вместо всего этого на стене в темном углу висел на гвозде какой-то предмет, показавшийся д'Артаньяну чем-то вроде бича для истязания плоти. |
| Au bruit que fit d'Artagnan en ouvrant la porte, Aramis leva la tête et reconnut son ami. Mais, au grand étonnement du jeune homme, sa vue ne parut pas produire une grande impression sur le mousquetaire, tant son esprit était détaché des choses de la terre. | На шум открывшейся двери Арамис поднял голову и узнал своего друга, но, к великому удивлению д'Артаньяна, его приход, видимо, не произвел на мушкетера особого впечатления - настолько далеки были помыслы последнего от всего земного. |
| " Bonjour, cher d'Artagnan, dit Aramis ; croyez que je suis heureux de vous voir. | - Добрый день, любезный д'Артаньян, - сказал Арамис. - Поверьте, я очень рад вас видеть. |
| -- Et moi aussi, dit d'Artagnan, quoique je ne sois pas encore bien sûr que ce soit à Aramis que je parle. | - И я также, - произнес д'Артаньян, - хотя я еще не вполне уверен, что передо мной Арамис. |
| -- A lui-même, mon ami, à lui-même ; mais qui a pu vous faire douter ? | - Он самый, друг мой, он самый! Но что же могло внушить вам такие сомнения? |
| -- J'avais peur de me tromper de chambre, et j'ai cru d'abord entrer dans l'appartement de quelque homme d'Eglise ; puis une autre terreur m'a pris en vous trouvant en compagnie de ces Messieurs : c'est que vous ne fussiez gravement malade. " | - Я испугался, что ошибся комнатой, и решил было, что попал в помещение какого-то духовного лица, а потом, увидав вас в обществе этих господ, впал в другое заблуждение: мне показалось, что вы тяжело больны. |
| Les deux hommes noirs lancèrent sur d'Artagnan, dont ils comprirent l'intention, un regard presque menaçant ; mais d'Artagnan ne s'en inquiéta pas. | Оба человека в черном поняли намек д'Артаньяна и угрожающе взглянули на него, но д'Артаньян не смутился. |
| " Je vous trouble peut-être, mon cher Aramis, continua d'Artagnan ; car, d'après ce que je vois, je suis porté à croire que vous vous confessez à ces Messieurs. " | - Быть может, я мешаю вам, милый Арамис? - продолжал д'Артаньян. - Судя по всему, вы исповедуетесь этим господам. |
| Aramis rougit imperceptiblement. | Арамис слегка покраснел. |
| " Vous, me troubler ? oh ! bien au contraire, cher ami, je vous le jure ; et comme preuve de ce que je dis, permettez-moi de me réjouir en vous voyant sain et sauf. | - Мешаете мне? О нет, напротив, любезный друг, клянусь вам! И в доказательство моих слов позвольте мне выразить радость по поводу того, что я вижу вас здоровым и невредимым... |
| -- Ah ! il y vient enfin ! pensa d'Artagnan, ce n'est pas malheureux. | "Наконец-то догадался! - подумал д'Артаньян. - Что ж, могло быть и хуже". |
| -- Car, Monsieur, qui est mon ami, vient d'échapper à un rude danger, continua Aramis avec onction, en montrant de la main d'Artagnan aux deux ecclésiastiques. | - Ибо друг мой недавно избежал великой опасности, - с умилением продолжал Арамис, указывая на д'Артаньяна двум духовным особам. |
| s-- Louez Dieu, Monsieur, répondirent ceux-ci en s'inclinant à l'unisson. | - Возблагодарите Господа, сударь, - ответили последние, дружно кланяясь д'Артаньяну. |
| -- Je n'y ai pas manqué, mes révérends, répondit le jeune homme en leur rendant leur salut à son tour. | - Я не преминул это сделать, преподобные отцы, - ответил молодой человек, возвращая им поклон. |
| -- Vous arrivez à propos, cher d'Artagnan, dit Aramis, et vous allez, en prenant part à la discussion, l'éclairer de vos lumières. M. le principal d'Amiens, M. le curé de Montdidier et moi, nous argumentons sur certaines questions théologiques dont l'intérêt nous captive depuis longtemps ; je serais charmé d'avoir votre avis. | - Вы приехали очень кстати, любезный д'Артаньян, - сказал Арамис, - и, если примете участие в нашем споре, вы нам поможете своими познаниями. Господин настоятель Амьенского монастыря, господин кюре из Мондидье и я - мы разбираем некоторые богословские вопросы, давно уже привлекающие наше внимание, и я был бы счастлив узнать ваше мнение. |
| -- L'avis d'un homme d'épée est bien dénué de poids, répondit d'Artagnan, qui commençait à s'inquiéter de la tournure que prenaient les choses, et vous pouvez vous en tenir, croyez-moi, à la science de ces Messieurs. " | - Мнение военного человека не имеет никакого веса, - ответил д'Артаньян, слегка встревоженный оборотом, который принимал разговор, - и, поверьте мне, вы вполне можете положиться на ученость этих господ. |
| Les deux hommes noirs saluèrent à leur tour. | Оба человека в черном опять поклонились. |
| " Au contraire, reprit Aramis, et votre avis nous sera précieux ; voici de quoi il s'agit : M. le principal croit que ma thèse doit être surtout dogmatique et didactique. | - Напротив, - возразил Арамис, - ваше мнение будет для нас драгоценно. Речь идет вот о чем: господин настоятель полагает, что моя диссертация должна быть по преимуществу догматической и дидактической. |
| -- Votre thèse ! vous faites donc une thèse ? | - Ваша диссертация! Так вы пишете диссертацию? |
| -- Sans doute, répondit le jésuite ; pour l'examen qui précède l'ordination, une thèse est de rigueur. | - Разумеется, - ответил иезуит. - Для испытания, предшествующего рукоположению в духовный сан, диссертация обязательна. |
| -- L'ordination ! s'écria d'Artagnan, qui ne pouvait croire à ce que lui avaient dit successivement l'hôtesse et Bazin, ... l'ordination ! " | - Рукоположению! - закричал д'Артаньян, не поверивший тому, что ему сказали сначала трактирщица, а потом Базен. - Рукоположению! |
| Et il promenait ses yeux stupéfaits sur les trois personnages qu'il avait devant lui. | И, остолбенев от изумления, он обвел взглядом сидевших перед ним людей. |
| " Or " , continua Aramis en prenant sur son fauteuil la même pose gracieuse que s'il eût été dans une ruelle et en examinant avec complaisance sa main blanche et potelée comme une main de femme, qu'il tenait en l'air pour en faire descendre le sang : " or, comme vous l'avez entendu, d'Artagnan, M. le principal voudrait que ma thèse fût dogmatique, tandis que je voudrais, moi, qu'elle fût idéale. C'est donc pourquoi M. le principal me proposait ce sujet qui n'a point encore été traité, dans lequel je reconnais qu'il y a matière à de magnifiques développements. | - Итак... - продолжал Арамис, принимая в кресле такую изящную позу, словно он находился на утреннем приеме в спальне знатной дамы, и любуясь своей белой и пухлой, как у женщины, рукой, которую он поднял вверх, чтобы вызвать отлив крови, - итак, как вы уже слышали, д'Артаньян, господин настоятель хотел бы, чтобы моя диссертация была догматической, тогда как я предпочел бы, чтобы она была умозрительной. Вот почему господин настоятель предложил мне тему, которая еще никем не рассматривалась и которая - я вполне признаю это - представляет обширнейшее поле для истолкований: |
| " Utraque manus in benedicendo clericis inferioribus necessaria est. " | "Utraque manus in benedicendo clericis inferioribus necessaria est". |
| D'Artagnan, dont nous connaissons l'érudition, ne sourcilla pas plus à cette citation qu'à celle que lui avait faite M. de Tréville à propos des présents qu'il prétendait que d'Artagnan avait reçus de M. de Buckingham. | Д'Артаньян, чья эрудиция нам известна, выслушал эту цитату с таким же безмятежным видом, с каким он выслушал ту, которую ему привел г-н де Тревиль по поводу подарков, думая, что они получены молодым человеком от Бекингэма. |
| " Ce qui veut dire, reprit Aramis pour lui donner toute facilité : les deux mains sont indispensables aux prêtres des ordres inférieurs, quand ils donnent la bénédiction. | - ...что означает, - продолжал Арамис, желая облегчить ему задачу, - "Священнослужителям низшего сана необходимы для благословения обе руки". |
| -- Admirable sujet ! s'écria le jésuite. | - Превосходная тема! - вскричал иезуит. |
| -- Admirable et dogmatique ! " répéta le curé qui, de la force de d'Artagnan à peu près sur le latin, surveillait soigneusement le jésuite pour emboîter le pas avec lui et répéter ses paroles comme un écho. | - Превосходная и догматическая! - подтвердил священник, который был приблизительно так же силен в латыни, как д'Артаньян, и внимательно следил за иезуитом, чтобы иметь возможность ступать по его следу и, как эхо, повторять его слова. |
| Quant à d'Artagnan, il demeura parfaitement indifférent à l'enthousiasme des deux hommes noirs. | Что касается д'Артаньяна, то восторги двух людей в черном оставили его совершенно равнодушным. |
| " Oui, admirable ! prorsus admirabile ! continua Aramis, mais qui exige une étude approfondie des Pères et des Ecritures. Or j'ai avoué à ces savants ecclésiastiques, et cela en toute humilité, que les veilles des corps de garde et le service du roi m'avaient fait un peu négliger l'étude. Je me trouverai donc plus à mon aise, facilius natans , dans un sujet de mon choix, qui serait à ces rudes questions théologiques ce que la morale est à la métaphysique en philosophie. " | - Да, превосходная, prorsus admirabile (Просто замечательная (лат.).), - продолжал Арамис, - но требующая глубокого изучения отцов церкви и Священного писания. Между тем - и я смиренно признаюсь в этом перед учеными церковнослужителями - дежурства в ночном карауле и королевская служба заставили меня немного запустить занятия. Поэтому-то мне будет легче, facilius natans (Легче плавающему (лат.).), взять тему по моему выбору, которая для этих трудных вопросов богословия явилась бы тем же, чем мораль является для метафизики и философии. |
| D'Artagnan s'ennuyait profondément, le curé aussi. | Д'Артаньян страшно скучал, кюре - тоже. |
| " Voyez quel exorde ! s'écria le jésuite. | - Подумайте, какое вступление! - вскричал иезуит. |
| -- Exordium , répéta le curé pour dire quelque chose. | - Вступление, - повторил кюре, чтобы сказать что-нибудь. |
| -- Quemadmodum minter coelorum immensitatem. " | - Quemadmodum inter coelorum immensitatem (Подобно тому, как в необъятности небес (лат.).). |
| Aramis jeta un coup d'oeil de côté sur d'Artagnan, et il vit que son ami bâillait à se démonter la mâchoire. | Арамис бросил взгляд в сторону д'Артаньяна и увидел, что его друг зевает с опасностью вывихнуть челюсти. |
| " Parlons français, mon père, dit-il au jésuite, M. d'Artagnan goûtera plus vivement nos paroles. | - Давайте говорить по-французски, отец мой, - сказал он иезуиту, - господин д'Артаньян сумеет тогда лучше оценить нашу беседу. |
| -- Oui, je suis fatigué de la route, dit d'Artagnan, et tout ce latin m'échappe. | - Да, - подтвердил д'Артаньян, - я устал с дороги, и вся эта латынь ускользает от моего понимания. |
| -- D'accord, dit le jésuite un peu dépité, tandis que le curé, transporté d'aise, tournait sur d'Artagnan un regard plein de reconnaissance ; Eh bien, voyez le parti qu'on tirerait de cette glose. | - Хорошо, - сказал иезуит, несколько выбитый из колеи, в то время как кюре, вне себя от радости, бросил на д'Артаньяна благодарный взгляд. - Итак, посмотрим, что можно извлечь из этой глоссы. |
| -- Moise, serviteur de Dieu... il n'est que serviteur, entendez-vous bien ! Moise bénit avec les mains ; il se fait tenir les deux bras, tandis que les Hébreux battent leurs ennemis ; donc il bénit avec les deux mains. D'ailleurs, que dit l'Evangile : imponite manus , et non pas manum . Imposez les mains, et non pas la main. | Моисей, служитель Бога... он всего лишь служитель, поймите это... Моисей благословляет обеими руками. Когда евреи поражают своих врагов, он повелевает поддерживать ему обе руки, - следовательно, он благословляет обеими руками. К тому же и в Евангелии сказано, "imponite manus", а не "manum" - "возложите руки", а не "руку". |
| -- Imposez les mains, répéta le curé en faisant un geste. | - Возложите руки, - повторил кюре, делая соответствующий жест. |
| -- A saint Pierre, au contraire, de qui les papes sont successeurs, continua le jésuite : Ponige digitos . Présentez les doigts ; y êtes-vous maintenant ? | - А святому Петру, - продолжал иезуит, - наместниками коего являются папы, было сказано, напротив: "porrige digitos" - "простри персты". Теперь понимаете? |
| -- Certes, répondit Aramis en se délectant, mais la chose est subtile. | - Конечно, - ответил Арамис, наслаждаясь беседой, - но это очень тонко. |
| -- Les doigts ! reprit le jésuite ; saint Pierre bénit avec les doigts. Le pape bénit donc aussi avec les doigts. Et avec combien de doigts bénit- il ? Avec trois doigts, un pour le Père, un pour le Fils, et un pour le Saint-Esprit. " | - Персты! - повторил иезуит. - Святой Петр благословляет перстами. Следовательно, и папа тоже благословляет перстами. Сколькими же перстами он благословляет? Тремя: во имя Отца, Сына и Святого Духа. |
| Tout le monde se signa ; d'Artagnan crut devoir imiter cet exemple. | Все перекрестились; д'Артаньян счел нужным последовать общему примеру. |
| " Le pape est successeur de saint Pierre et représente les trois pouvoirs divins ; le reste, ordines inferiores de la hiérarchie ecclésiastique, bénit par le nom des saints archanges et des anges. Les plus humbles clercs, tels que nos diacres et sacristains, bénissent avec les goupillons, qui simulent un nombre indéfini de doigts bénissants. Voilà le sujet simplifié, argumentum omni denudatum ornamento . Je ferais avec cela, continua le jésuite, deux volumes de la taille de celui-ci. " | - Папа - наместник святого Петра и воплощает в себе три божественные способности; остальные, ordines inferiores (Низшие чины (лат.).) духовной иерархии, благословляют именем святых архангелов и ангелов. Самые же низшие церковнослужители, как, например, наши дьяконы и ризничие, благословляют кропилами, изображающими бесконечное число благословляющих перстов. Такова тема в упрощенном виде. Argumentum omni denudatum ornamento (Доказательство, лишенное всякого украшения (лат.).). Я сделал бы из нее два таких тома, как этот, - добавил иезуит. |
| Et, dans son enthousiasme, il frappait sur le saint Chrysostome in-folio qui faisait plier la table sous son poids. | И в порыве вдохновения он хлопнул ладонью по фолианту святого Иоанна Златоуста, под тяжестью которого прогибался стол. |
| D'Artagnan frémit. | Д'Артаньян содрогнулся. |
| " Certes, dit Aramis, je rends justice aux beautés de cette thèse, mais en même temps je la reconnais écrasante pour moi. J'avais choisi ce texte ; dites-moi, cher d'Artagnan, s'il n'est point de votre goût : Non inutile est desiderium in oblatione , ou mieux encore : un peu de regret ne messied pas dans une offrande au Seigneur. | - Разумеется, - начал Арамис, - я отдаю должное красотам такой темы, но в то же время сознаюсь, что считаю ее непосильной. Я выбрал другой текст. Скажите, милый д'Артаньян, нравится ли он вам: "Non inutile est desiderium in oblatione", то есть: "Некоторое сожаление приличествует тому, кто приносит жертву Господу". |
| -- Halte-là ! s'écria le jésuite, car cette thèse frise l'hérésie ; il y a une proposition presque semblable dans l'Augustinus de l'hérésiarque Jansénius, dont tôt ou tard le livre sera brûlé par les mains du bourreau. Prenez garde ! mon jeune ami ; vous penchez vers les fausses doctrines, mon jeune ami ; vous vous perdrez ! | - Остановитесь! - вскричал иезуит. - Остановитесь, этот текст граничит с ересью! Почти такое же положение имеется в "Augustinus", книге ересиарха Янсения, которая рано или поздно будет сожжена рукой палача. Берегитесь, мой юный друг, вы близки к лжеучению! Вы погубите себя, мой юный друг! |
| -- Vous vous perdrez, dit le curé en secouant douloureusement la tête. | - Вы погубите себя, - повторил кюре, скорбно качая головой. |
| -- Vous touchez à ce fameux point du libre arbitre, qui est un écueil mortel. Vous abordez de front les insinuations des pélagiens et des demi-pélagiens. | - Вы затронули тот пресловутый вопрос о свободе воли, который является дьявольским соблазном. Вы вплотную подошли к ереси пелагианцев и полупелагианцев. |
| -- Mais, mon révérend... . , reprit Aramis quelque peu abasourdi de la grêle d'arguments qui lui tombait sur la tête. | - Однако, преподобный отец... - начал было Арамис, слегка ошеломленный градом сыпавшихся на него аргументов. |
| -- Comment prouverez-vous, continua le jésuite sans lui donner le temps de parler, que l'on doit regretter le monde lorsqu'on s'offre à Dieu ? Ecoutez ce dilemme : Dieu est Dieu, et le monde est le diable. Regretter le monde, c'est regretter le diable : voilà ma conclusion. | - Как вы докажете, - прервал его иезуит, - что должно сожалеть о мире, когда приносишь себя в жертву Господу? Выслушайте такую дилемму: Бог есть Бог, а мир есть дьявол. Сожалеть о мире - значит сожалеть о дьяволе; таково мое заключение. |
| -- C'est la mienne aussi, dit le curé. | - А также и мое, - сказал кюре. |
| -- Mais de grâce !... dit Aramis. | - Помилосердствуйте! - опять заговорил Арамис. |
| -- Desideras diabolum , infortuné ! s'écria le jésuite. | - Desideras diabolum (Сожалеешь о дьяволе (лат.).), несчастный! - вскричал иезуит. |
| -- Il regrette le diable ! Ah ! mon jeune ami, reprit le curé en gémissant, ne regrettez pas le diable, c'est moi qui vous en supplie. " | - Он сожалеет о дьяволе! О мой юный друг, не сожалейте о дьяволе, умоляю вас об этом! - простонал кюре. |
| D'Artagnan tournait à l'idiotisme ; il lui semblait être dans une maison de fous, et qu'il allait devenir fou comme ceux qu'il voyait. Seulement il était forcé de se taire, ne comprenant point la langue qui se parlait devant lui. | Д'Артаньян чувствовал, что тупеет; ему казалось, что он находится в доме для умалишенных и что сейчас он тоже сойдет с ума, как уже сошли те, которые находились перед ним. Но он вынужден был молчать, так как совершенно не понимал, о чем идет речь. |
| " Mais écoutez-moi donc, reprit Aramis avec une politesse sous laquelle commençait à percer un peu d'impatience, je ne dis pas que je regrette ; non, je ne prononcerai jamais cette phrase qui ne serait pas orthodoxe... " | - Однако выслушайте же меня, - сказал Арамис вежливо, но уже с легким оттенком раздражения. - Я не говорю, что сожалею. Нет, я никогда не произнесу этих слов, ибо они не соответствуют духу истинной веры... |
| Le jésuite leva les bras au ciel, et le curé en fit autant. | Иезуит возвел руки к небу, и кюре сделал то же. |
| " Non, mais convenez au moins qu'on a mauvaise grâce de n'offrir au Seigneur que ce dont on est parfaitement dégoûté. Ai-je raison, d'Artagnan ? | - Но согласитесь, по крайней мере, что не подобает приносить в жертву Господу то, чем вы окончательно пресытились. Скажите, д'Артаньян, разве я не прав? |
| -- Je le crois pardieu bien ! " s'écria celui-ci. | - Разумеется, правы, черт побери! - вскричал Д'Артаньян. |
| Le curé et le jésuite firent un bond sur leur chaise. | Кюре и иезуит подскочили на стульях. |
| " Voici mon point de départ, c'est un syllogisme : le monde ne manque pas d'attraits, je quitte le monde, donc je fais un sacrifice ; or l'Ecriture dit positivement : Faites un sacrifice au Seigneur. | - Вот моя отправная точка - это силлогизм: мир не лишен прелести; я покидаю мир - следовательно, приношу жертву; в Писании же положительно сказано: "Принесите жертву Господу". |
| -- Cela est vrai, dirent les antagonistes. | - Это верно, - сказали противники. |
| -- Et puis, continua Aramis en se pinçant l'oreille pour la rendre rouge, comme il se secouait les mains pour les rendre blanches, et puis j'ai fait certain rondeau là-dessus que je communiquai à M. Voiture l'an passé, et duquel ce grand homme m'a fait mille compliments. | - И потом... - продолжал Арамис, пощипывая ухо, чтобы оно покраснело, как прежде поднимал руки, чтобы они побелели, - и потом, я написал рондо на эту тему. Я показал его в прошлом году господину Вуатюру, и этот великий человек наговорил мне множество похвал. |
| -- Un rondeau ! fit dédaigneusement le jésuite. | - Рондо! - презрительно произнес иезуит. |
| -- Un rondeau ! dit machinalement le curé. | - Рондо! - машинально повторил кюре. |
| -- Dites, dites, s'écria d'Artagnan, cela nous changera quelque peu. | - Прочитайте, прочитайте нам его! - вскричал д'Артаньян. - Это немного развлечет нас. |
| -- Non, car il est religieux, répondit Aramis, et c'est de la théologie en vers. | - Нет, ведь оно религиозного содержания, - ответил Арамис, - это богословие в стихах. |
| -- Diable ! fit d'Artagnan. | - Что за дьявольщина! - сказал д'Артаньян. |
| -- Le voici, dit Aramis d'un petit air modeste qui n'était pas exempt d'une certaine teinte d'hypocrisie : | - Вот оно, - сказал Арамис с видом самым скромным, не лишенным, однако, легкого оттенка лицемерия. |
| -- Vous qui pleurez un passé plein de charmes, -- | Ты, что скорбишь, оплакивая грезы, |
| -- Et qui traînez des jours infortunés, -- | И что влачишь безрадостный удел. |
| -- Tous vos malheurs se verront terminés, -- | Твоей тоске положится предел, |
|
-- Quand à Dieu seul vous offrirez vos larmes, -- -- Vous qui pleurez. -- |
Когда Творцу отдашь свои ты слезы, Ты, что скорбишь*. |
| D'Artagnan et le curé parurent flattés. Le jésuite persista dans son opinion. | Д'Артаньян и кюре были в полном восторге. Иезуит упорствовал в своем мнении: |
| " Gardez-vous du goût profane dans le style théologique. Que dit en effet saint Augustin ? Severus sit clericorum sermo . | - Остерегайтесь мирского духа в богословском слоге. Что говорит святой Августин? Severus sit clericorum sermo (Речь клириков да будет сурова (лат.).). |
| -- Oui, que le sermon soit clair ! dit le curé. | - Да, чтобы проповедь была понятна! - сказал кюре. |
| -- Or, se hâta d'interrompre le jésuite en voyant que son acolyte se fourvoyait, or votre thèse plaira aux dames, voilà tout ; elle aura le succès d'une plaidoirie de maître Patru. | - Итак... - поспешил вмешаться иезуит, видя, что его приспешник заблудился, - итак, ваша диссертация понравится дамам, и это все. Она будет иметь такой же успех, как какая-нибудь защитительная речь господина Патрю. |
| -- Plaise à Dieu ! s'écria Aramis transporté. | - Дай-то Бог! - с увлечением вскричал Арамис. |
| -- Vous le voyez, s'écria le jésuite, le monde parle encore en vous à haute voix, altissima voce . Vous suivez le monde, mon jeune ami, et je tremble que la grâce ne soit point efficace. | - Вот видите! - воскликнул иезуит. - Мир еще громко говорит в вас, говорит altissima voce (Самым громким голосом (лат.).). Вы еще мирянин, мой юный друг, и я трепещу; благодать может не оказать своего действия. |
| -- Rassurez-vous, mon révérend, je réponds de moi. | - Успокойтесь, преподобный отец, я отвечаю за себя. |
| -- Présomption mondaine ! | - Мирская самонадеянность. |
| -- Je me connais, mon père, ma résolution est irrévocable. | - Я знаю себя, отец мой, мое решение непоколебимо. |
| -- Alors vous vous obstinez à poursuivre cette thèse ? | - Итак, вы упорно хотите продолжать работу над этой темой? |
| -- Je me sens appelé à traiter celle-là, et non pas une autre ; je vais donc la continuer, et demain j'espère que vous serez satisfait des corrections que j'y aurai faites d'après vos avis. | - Я чувствую себя призванным рассмотреть именно ее и никакую другую. Поэтому я продолжу работу и надеюсь, что завтра вы будете удовлетворены поправками, которые я внесу согласно вашим указаниям. |
| -- Travaillez lentement, dit le curé, nous vous laissons dans des dispositions excellentes. | - Работайте не спеша, - сказал кюре. - Мы оставляем вас в великолепном состоянии духа. |
| -- Oui, le terrain est tout ensemencé, dit le jésuite, et nous n'avons pas à craindre qu'une partie du grain soit tombée sur la pierre, l'autre le long du chemin, et que les oiseaux du ciel aient mangé le reste, aves coeli coznederunt illam . | - Да, - сказал иезуит, - нива засеяна, и нам нечего опасаться, что часть семян упала на камень или рассеялась по дороге и что птицы небесные поклюют остальную часть. |
| -- Que la peste t'étouffe avec ton latin ! dit d'Artagnan, qui se sentait au bout de ses forces. | "Поскорей бы чума забрала тебя вместе с твоей латынью!" - подумал д'Артаньян, чувствуя, что совершенно изнемогает. |
| -- Adieu, mon fils, dit le curé, à demain. | - Прощайте, сын мой, - сказал кюре, - до завтра. |
| -- A demain, jeune téméraire, dit le jésuite ; vous promettez d'être une des lumières de l'Eglise ; veuille le Ciel que cette lumière ne soit pas un feu dévorant. " | - До завтра, отважный юноша, - сказал иезуит. - Вы обещаете стать одним из светочей церкви. Да не допустит небо, чтобы этот светоч обратился в пожирающее пламя! |
| D'Artagnan, qui pendant une heure s'était rongé les ongles d'impatience, commençait à attaquer la chair. | Д'Артаньян, который уже целый час от нетерпения грыз ногти, теперь принялся грызть пальцы. |
| Les deux hommes noirs se levèrent, saluèrent Aramis et d'Artagnan, et s'avancèrent vers la porte. Bazin, qui s'était tenu debout et qui avait écouté toute cette controverse avec une pieuse jubilation, s'élança vers eux, prit le bréviaire du curé, le missel du jésuite, et marcha respectueusement devant eux pour leur frayer le chemin. | Оба человека в черных рясах встали, поклонились Арамису и д'Артаньяну и направились к двери. Базен, все время стоявший тут же и с благочестивым ликованием слушавший весь этот ученый спор, устремился к ним навстречу, взял молитвенник священника, требник иезуита и почтительно пошел вперед, пролагая им путь. |
| Aramis les conduisit jusqu'au bas de l'escalier et remonta aussitôt près de d'Artagnan qui rêvait encore. | Арамис, провожая их, вместе с ними спустился по лестнице, но тотчас поднялся к д'Артаньяну, который все еще был в каком-то полусне. |
| Restés seuls, les deux amis gardèrent d'abord un silence embarrassé ; cependant il fallait que l'un des deux le rompît le premier, et comme d'Artagnan paraissait décidé à laisser cet honneur à son ami : | Оставшись одни, друзья несколько минут хранили неловкое молчание; однако кому-нибудь надо было прервать его, и, так как д'Артаньян, видимо, решил предоставить эту честь Арамису, тот заговорил первым. |
| " Vous le voyez, dit Aramis, vous me trouvez revenu à mes idées fondamentales. | - Как видите, - сказал он, - я вернулся к своим заветным мыслям. |
| -- Oui, la grâce efficace vous a touché, comme disait ce Monsieur tout à l'heure. | - Да, благодать оказала на вас свое действие, как только что сказал этот господин. |
| -- Oh ! ces plans de retraite sont formés depuis longtemps ; et vous m'en avez déjà oui parler, n'est-ce pas, mon ami ? | - О, намерение удалиться от мира возникло у меня уже давно, и вы не раз слышали о нем от меня, не так ли, друг мой? |
| -- Sans doute, mais je vous avoue que j'ai cru que vous plaisantiez. | - Конечно, но, признаться, я думал, что вы шутите. |
| -- Avec ces sortes de choses ! Oh ! d'Artagnan ! | - Шутить такими вещами! Что вы, д'Артаньян! |
| -- Dame ! on plaisante bien avec la mort. | - Черт возьми! Шутим же мы со смертью. |
| -- Et l'on a tort, d'Artagnan : car la mort, c'est la porte qui conduit à la perdition ou au salut. | - И напрасно, д'Артаньян, ибо смерть - это врата, ведущие к погибели или к спасению. |
| -- D'accord ; mais, s'il vous plaît, ne théologisons pas, Aramis ; vous devez en avoir assez pour le reste de la journée ; quant à moi, j'ai à peu près oublié le peu de latin que je n'ai jamais su ; puis, je vous l'avouerai, je n'ai rien mangé depuis ce matin dix heures, et j'ai une faim de tous les diables. | - Согласен, но, ради Бога, не будем вести богословские споры, Арамис. Я думаю, что полученной вами порции вам вполне хватит на сегодня. Что до меня, то я почти забыл ту малость латыни, которой, впрочем, никогда и не знал, и, кроме того, признаюсь вам, я ничего не ел с десяти часов утра и дьявольски голоден. |
| -- Nous dînerons tout à l'heure, cher ami ; seulement, vous vous rappellerez que c'est aujourd'hui vendredi ; or, dans un pareil jour, je ne puis ni voir, ni manger de la chair. Si vous voulez vous contenter de mon dîner, il se compose de tétragones cuits et de fruits. | - Сейчас мы будем обедать, любезный друг; только не забудьте, что сегодня пятница, а в такие дни я не только не ем мяса, но не смею даже глядеть на него. Если вы согласны довольствоваться моим обедом, то он будет состоять из вареных тетрагонов и плодов. |
| -- Qu'entendez-vous par tétragones ? demanda d'Artagnan avec inquiétude. | - Что вы подразумеваем под тетрагонами? - с беспокойством спросил д'Артаньян |
| -- J'entends des épinards, reprit Aramis, mais pour vous j'ajouterai des oeufs, et c'est une grave infraction à la règle, car les oeufs sont viande, puisqu'ils engendrent le poulet. | - Я подразумеваю шпинат, - ответил Арамис. - Но для вас я добавлю к обеду яйца, что составляет существенное нарушение правил, ибо яйца порождают цыпленка и, следовательно, являются мясом. |
| -- Ce festin n'est pas succulent, mais n'importe ; pour rester avec vous, je le subirai. | - Не слишком роскошное пиршество, но ради вашего общества я пойду на это. |
| -- Je vous suis reconnaissant du sacrifice, dit Aramis ; mais s'il ne profite pas à votre corps, il profitera, soyez-en certain, à votre âme. | - Благодарю вас за жертву, - сказал Арамис, - и если она не принесет пользы вашему телу, то, без сомнения, будет полезна вашей душе. |
| -- Ainsi, décidément, Aramis, vous entrez en religion. Que vont dire nos amis, que va dire M. de Tréville ? Ils vous traiteront de déserteur, je vous en préviens. | - Итак, Арамис, вы решительно принимаете духовный сан? Что скажут наши друзья, что скажет господин де Тревиль? Они сочтут вас за дезертира, предупреждаю вас об этом. |
| -- Je n'entre pas en religion, j'y rentre. C'est l'Eglise que j'avais désertée pour le monde, car vous savez que je me suis fait violence pour prendre la casaque de mousquetaire. | - Я не принимаю духовный сан, а возвращаюсь к нему. Если я и дезертир, то как раз по отношению к церкви, брошенной мною ради мира. Вы ведь знаете, что я совершил над собой насилие, когда надел плащ мушкетера. |
| -- Moi, je n'en sais rien. | - Нет, я ничего об этом не знаю. |
| -- Vous ignorez comment j'ai quitté le séminaire ? | - Вам неизвестно, каким образом случилось, что я бросил семинарию? |
| -- Tout à fait. | - Совершенно неизвестно. |
| -- Voici mon histoire ; d'ailleurs les Ecritures disent : " Confessez-vous les uns aux autres " , et je me confesse à vous, d'Artagnan. | - Вот моя история. Даже и в Писании сказано: "Исповедуйтесь друг другу". Вот я и исповедуюсь вам, д'Артаньян. |
| -- Et moi, je vous donne l'absolution d'avance, vous voyez que je suis bon homme. | - А я заранее отпускаю вам грехи. Видите, какое у меня доброе сердце! |
| -- Ne plaisantez pas avec les choses saintes, mon ami. | - Не шутите святыми вещами, друг мой. |
| -- Alors, dites, je vous écoute. | - Ну, ну, говорите, я слушаю вас. |
| -- J'étais donc au séminaire depuis l'âge de neuf ans, j'en avais vingt dans trois jours, j'allais être abbé, et tout était dit. Un soir que je me rendais, selon mon habitude, dans une maison que je fréquentais avec plaisir - on est jeune, que voulez-vous ! on est faible - un officier qui me voyait d'un oeil jaloux lire les vies des saints à la maîtresse de la maison, entra tout à coup et sans être annoncé. Justement, ce soir-là, j'avais traduit un épisode de Judith, et je venais de communiquer mes vers à la dame qui me faisait toutes sortes de compliments, et, penchée sur mon épaule, les relisait avec moi. La pose, qui était quelque peu abandonnée, je l'avoue, blessa cet officier ; il ne dit rien, mais lorsque je sortis, il sortit derrière moi, et me rejoignant : | - Я воспитывался в семинарии с девяти лет. Через три дня мне должно было исполниться двадцать, я стал бы аббатом, и все было бы кончено. И вот однажды вечером, когда я, по своему обыкновению, находился в одном доме, где охотно проводил время, - что поделаешь, я был молод, подвержен слабостям! - некий офицер, всегда ревниво наблюдавший, как я читаю жития святых хозяйке дома, вошел в комнату неожиданно и без доклада. Как раз в этот вечер я перевел эпизод из истории Юдифи и только что прочитал стихи моей даме, которая не скупилась на похвалы и, склонив голову мне на плечо, перечитывала эти стихи вместе со мной. Эта поза... признаюсь, несколько вольная... не понравилась офицеру. Офицер ничего не сказал, но, когда я вышел, он вышел вслед за мной. |
| " -- Monsieur l'abbé, dit-il, aimez-vous les coups de canne ? | "Господин аббат, - сказал он, догнав меня, - нравится ли вам, когда вас бьют палкой?" |
| " -- Je ne puis le dire, Monsieur, répondis-je, personne n'ayant jamais osé m'en donner. | "Не могу ответить вам на этот вопрос, сударь, - возразил я, - так как до сих пор никто никогда не смел меня бить". |
| " -- Eh bien, écoutez-moi, Monsieur l'abbé, si vous retournez dans la maison où je vous ai rencontré ce soir, j'oserai, moi. " | "Так вот, выслушайте меня, господин аббат: если вы еще раз придете в тот дом, где я встретился с вами сегодня, я посмею сделать это". |
| " Je crois que j'eus peur, je devins fort pâle, je sentis les jambes qui me manquaient, je cherchai une réponse que je ne trouvai pas, je me tus. | Кажется, я испугался. Я сильно побледнел, я почувствовал, что у меня подкашиваются ноги, я искал ответа, но не нашел его и промолчал. |
| " L'officier attendait cette réponse, et voyant qu'elle tardait, il se mit à rire, me tourna le dos et rentra dans la maison. Je rentrai au séminaire. | Офицер ждал этого ответа и, видя, что я молчу, расхохотался, повернулся ко мне спиной и вошел обратно в дом. Я вернулся в семинарию. |
| " Je suis bon gentilhomme et j'ai le sang vif, comme vous avez pu le remarquer, mon cher d'Artagnan ; l'insulte était terrible, et, tout inconnue qu'elle était restée au monde, je la sentais vivre et remuer au fond de mon coeur. Je déclarai à mes supérieurs que je ne me sentais pas suffisamment préparé pour l'ordination, et, sur ma demande, on remit la cérémonie à un an. | Я настоящий дворянин, и кровь у меня горячая, как вы могли заметить, милый д'Артаньян; оскорбление было ужасно, и, несмотря на то, что о нем никто не знал, я чувствовал, что оно живет в глубине моего сердца и жжет его. Я объявил святым отцам, что чувствую себя недостаточно подготовленным к принятию сана, и по моей просьбе обряд рукоположения был отложен на год. |
| " J'allai trouver le meilleur maître d'armes de Paris, je fis condition avec lui pour prendre une leçon d'escrime chaque jour, et chaque jour, pendant une année, je pris cette leçon. Puis, le jour anniversaire de celui où j'avais été insulté, j'accrochai ma soutane à un clou, je pris un costume complet de cavalier, et je me rendis à un bal que donnait une dame de mes amies, et où je savais que devait se trouver mon homme. C'était rue des Francs-Bourgeois, tout près de la Force. | Я отправился к лучшему учителю фехтования в Париже, условился ежедневно брать у него уроки - и брал их ежедневно в течение года. Затем в годовщину того дня, когда мне было нанесено оскорбление, я повесил на гвоздь свою сутану, оделся, как надлежит дворянину, и отправился на бал, который давала одна знакомая дама и где должен был быть и мой противник. Это было на улице Фран-Буржуа, недалеко от тюрьмы Форс. |
| " En effet, mon officier y était ; je m'approchai de lui, comme il chantait un lai d'amour en regardant tendrement une femme, et je l'interrompis au beau milieu du second couplet. | Офицер действительно был там. Я подошел к нему в ту минуту, когда он, нежно глядя на одну из женщин, напевал ей любовную песню, и прервал его на середине второго куплета. |
| " -- Monsieur, lui dis-je, vous déplaît-il toujours que je retourne dans certaine maison de la rue Payenne, et me donnerez-vous encore des coups de canne, s'il me prend fantaisie de vous désobéir ? " | "Сударь, - сказал я ему, - скажите, вы все еще будете возражать, если я приду в известный вам дом на улице Пайен? Вы все еще намерены угостить меня ударами палки, если мне вздумается ослушаться вас?" |
| " L'officier me regarda avec étonnement, puis il dit : | Офицер посмотрел на меня с удивлением и сказал: |
| " -- Que me voulez-vous, Monsieur ? Je ne vous connais pas. | "Что вам нужно от меня, сударь? Я вас не знаю". |
| " -- Je suis, répondis-je, le petit abbé qui lit les vies des saints et qui traduit Judith en vers. | "Я тот молоденький аббат, - ответил я, - который читает жития святых и переводит "Юдифь" стихами". |
| " -- Ah ! ah ! je me rappelle, dit l'officier en goguenardant ; que me voulez-vous ? | "Ах, да! Припоминаю, - сказал офицер, насмешливо улыбаясь. - Что же вам угодно?" |
| " -- Je voudrais que vous eussiez le loisir de venir faire un tour de promenade avec moi. | "Мне угодно, чтобы вы удосужились пойти прогуляться со мной". |
| " -- Demain matin, si vous le voulez bien, et ce sera avec le plus grand plaisir. | "Завтра утром, если вы непременно этого хотите, и притом с величайшим удовольствием". |
| " -- Non, pas demain matin, s'il vous plaît, tout de suite. | "Нет, не завтра утром, а сейчас же". |
| " -- Si vous l'exigez absolument... | "Если вы непременно требуете..." |
| " -- Mais oui, je l'exige. | "Да, требую". |
| " -- Alors, sortons. Mesdames, dit l'officier, ne vous dérangez pas. Le temps de tuer Monsieur seulement, et je reviens vous achever le dernier couplet. " | "В таком случае пойдемте... Сударыни, - обратился он к дамам, - не беспокойтесь: я только убью этого господина, вернусь и спою вам последний куплет". |
| " Nous sortîmes. | Мы вышли. |
| " Je le menai rue Payenne, juste à l'endroit où un an auparavant, heure pour heure, il m'avait fait le compliment que je vous ai rapporté. Il faisait un clair de lune superbe. Nous mîmes l'épée à la main, et à la première passe, je le tuai roide. | Я привел его на улицу Пайен, на то самое место, где ровно год назад, в этот самый час, он сказал мне любезные слова, о которых я говорил вам. Была прекрасная лунная ночь. Мы обнажили шпаги, и при первом же выпаде я убил его на месте... |
| -- Diable ! fit d'Artagnan. | - Черт возьми! - произнес д'Артаньян. |
| -- Or, continua Aramis, comme les dames ne virent pas revenir leur chanteur, et qu'on le trouva rue Payenne avec un grand coup d'épée au travers du corps, on pensa que c'était moi qui l'avait accommodé ainsi, et la chose fit scandale. Je fus donc pour quelque temps forcé de renoncer à la soutane. Athos, dont je fis la connaissance à cette époque, et Porthos, qui m'avait, en dehors de mes leçons d'escrime, appris quelques bottes gaillardes, me décidèrent à demander une casaque de mousquetaire. Le roi avait fort aimé mon père, tué au siège d'Arras, et l'on m'accorda cette casaque. Vous comprenez donc qu'aujourd'hui le moment est venu pour moi de rentrer dans le sein de l'Eglise. | - Так как дамы не дождались возвращения своего певца, - продолжал Арамис, - и так как он был найден на улице Пайен проткнутый ударом шпаги, все поняли, что это дело моих рук, и происшествие наделало много шуму. Вследствие этого я вынужден был на некоторое время отказаться от сутаны. Атос, с которым я познакомился в ту пору, и Портос, научивший меня, в дополнение к урокам фехтования, кое-каким славным приемам, уговорили меня обратиться с просьбой о мушкетерском плаще. Король очень любил моего отца, убитого при осаде Арраса, и мне был пожалован этот плащ... Вы сами понимаете, что сейчас для меня наступило время вернуться в лоно церкви. |
| -- Et pourquoi aujourd'hui plutôt qu'hier et que demain ? Que vous est- il donc arrivé aujourd'hui, qui vous donne de si méchantes idées ? | - А почему именно сейчас, а не раньше и не позже? Что произошло с вами и что внушает вам такие недобрые мысли? |
| -- Cette blessure, mon cher d'Artagnan, m'a été un avertissement du Ciel. | - Эта рана, милый д'Артаньян, явилась для меня предостережением свыше. |
| -- Cette blessure ? bah ! elle est à peu près guérie, et je suis sûr qu'aujourd'hui ce n'est pas celle-là qui vous fait le plus souffrir. | - Эта рана? Что за вздор! Она почти зажила, и я убежден, что сейчас вы больше страдаете не от этой раны. |
| -- Et laquelle ? demanda Aramis en rougissant. | - От какой же? - спросил, краснея, Арамис. |
| -- Vous en avez une au coeur, Aramis, une plus vive et plus sanglante, une blessure faite par une femme. " | - У вас сердечная рана, Арамис, более мучительная, более кровавая рана - рана, которую нанесла женщина. |
| L'oeil d'Aramis étincela malgré lui. | Взгляд Арамиса невольно заблистал. |
| " Ah ! dit-il en dissimulant son émotion sous une feinte négligence, ne parlez pas de ces choses-là ; moi, penser à ces choses-là ! avoir des chagrins d'amour ? Vanitas vanitatum ! Me serais-je donc, à votre avis, retourné la cervelle, et pour qui ? pour quelque grisette, pour quelque fille de chambre, à qui j'aurais fait la cour dans une garnison, fi ! | - Полноте, - сказал он, скрывая волнение под маской небрежности, - стоит ли говорить об этих вещах! Чтобы я стал страдать от любовных огорчений? Vanitas vanitatum (Суета сует! (лат.)). Что же я, по-вашему, сошел с ума? И из-за кого же? Из-за какой-нибудь гризетки или горничной, за которой я волочился, когда был в гарнизоне... Какая гадость! |
| -- Pardon, mon cher Aramis, mais je croyais que vous portiez vos visées plus haut. | - Простите, милый Арамис, но мне казалось, что вы метили выше. |
| -- Plus haut ? et que suis-je pour avoir tant d'ambition ? un pauvre mousquetaire fort gueux et fort obscur, qui hait les servitudes et se trouve grandement déplacé dans le monde ! | - Выше! А кто я такой, чтобы иметь подобное честолюбие? Бедный мушкетер, нищий и незаметный, человек, который ненавидит зависимость и чувствует себя в свете не на своем месте! |
| -- Aramis, Aramis ! s'écria d'Artagnan en regardant son ami avec un air de doute. | - Арамис, Арамис! - вскричал д'Артаньян, недоверчиво глядя на друга. |
| -- Poussière, je rentre dans la poussière. La vie est pleine d'humiliations et de douleurs, continua-t-il en s'assombrissant ; tous les fils qui la rattachent au bonheur se rompent tour à tour dans la main de l'homme, surtout les fils d'or. O mon cher d'Artagnan ! reprit Aramis en donnant à sa voix une légère teinte d'amertume, croyez-moi, cachez bien vos plaies quand vous en aurez. Le silence est la dernière joie des malheureux ; gardez-vous de mettre qui que ce soit sur la trace de vos douleurs, les curieux pompent nos larmes comme les mouches font du sang d'un daim blessé. | - Прах есмь и возвращаюсь в прах. Жизнь полна унижений и горестей, - продолжал Арамис, мрачнея. - Все нити, привязывающие ее к счастью, одна за другой рвутся в руке человека, и прежде всего нити золотые. О милый д'Артаньян, - сказал Арамис с легкой горечью в голосе, - послушайте меня: скрывайте свои раны, когда они у вас будут! Молчание - это последняя радость несчастных; не выдавайте никому своей скорби. Любопытные пьют наши слезы, как мухи пьют кровь раненой лани. |
| -- Hélas, mon cher Aramis, dit d'Artagnan en poussant à son tour un profond soupir, c'est mon histoire à moi-même que vous faites là. | - Увы, милый Арамис, - сказал д'Артаньян, в свою очередь, испуская глубокий вздох, - ведь вы рассказываете мне мою собственную историю... |
| -- Comment ? | - Как! |
| -- Oui, une femme que j'aimais, que j'adorais, vient de m'être enlevée de force. Je ne sais pas où elle est, où on l'a conduite ; elle est peut-être prisonnière, elle est peut-être morte. | - Да! У меня только что похитили женщину, которую я любил, которую обожал. Я не знаю, где она, куда ее увезли: быть может, она в тюрьме, быть может, она мертва. |
| -- Mais vous avez au moins la consolation de vous dire qu'elle ne vous a pas quitté volontairement ; que si vous n'avez point de ses nouvelles, c'est que toute communication avec vous lui est interdite, tandis que... | - Но у вас есть хоть то утешение, что она покинула вас против воли, вы знаете, что если от нее нет известий, то это потому, что ей запрещена связь с вами, тогда как... |
| -- Tandis que... | - Тогда как?.. |
| -- Rien, reprit Aramis, rien. | - Нет, ничего, - сказал Арамис. - Ничего... |
| -- Ainsi, vous renoncez à jamais au monde ;, c'est un parti pris, une résolution arrêtée ? | - Итак, вы навсегда отказываетесь от мира, это решено окончательно и бесповоротно? |
| -- A tout jamais. Vous êtes mon ami aujourd'hui, demain vous ne serez plus pour moi qu'une ombre ; où plutôt même, vous n'existerez plus. Quant au monde, c'est un sépulcre et pas autre chose. | - Навсегда. Сегодня вы еще мой друг, завтра вы будете лишь призраком или совсем перестанете существовать для меня. Мир - это склеп, и ничего больше. |
| -- Diable ! c'est fort triste ce que vous me dites là. | - Черт возьми! Как грустно все, что вы говорите! |
| -- Que voulez-vous ! ma vocation m'attire, elle m'enlève. " | - Что делать! Мое призвание влечет меня, оно уносит меня ввысь. |
| D'Artagnan sourit et ne répondit point. Aramis continua : | Д'Артаньян улыбнулся и ничего не ответил. |
| " Et cependant, tandis que je tiens encore à la terre, j'eusse voulu vous parler de vous, de nos amis. | - И тем не менее, - продолжал Арамис, - пока я еще на земле, мне хотелось бы поговорить с вами о вас, о наших друзьях. |
| -- Et moi, dit d'Artagnan, j'eusse voulu vous parler de vous-même, mais je vous vois si détaché de tout ; les amours, vous en faites fi ; les amis sont des ombres, le monde est un sépulcre. | - А мне, - ответил д'Артаньян, - хотелось бы поговорить с вами о вас самих, но вы уже так далеки от всего. Любовь вызывает у вас презрение, друзья для вас призраки, мир - склеп... |
| -- Hélas ! vous le verrez par vous-même, dit Aramis avec un soupir. | - Увы! В этом вы убедитесь сами, - сказал со вздохом Арамис. |
| -- N'en parlons donc plus, dit d'Artagnan, et brûlons cette lettre qui, sans doute, vous annonçait quelque nouvelle infidélité de votre grisette ou de votre fille de chambre. | - Итак, оставим этот разговор и давайте сожжем письмо, которое, по всей вероятности, сообщает вам о новой измене вашей гризетки или горничной. |
| -- Quelle lettre ? s'écria vivement Aramis. | - Какое письмо? - с живостью спросил Арамис. |
| -- Une lettre qui était venue chez vous en votre absence et qu'on m'a remise pour vous. | - Письмо, которое пришло к вам в ваше отсутствие и которое мне передали для вас. |
| -- Mais de qui cette lettre ? | - От кого же оно? |
| -- Ah ! de quelque suivante éplorée, de quelque grisette au désespoir ; la fille de chambre de Mme de Chevreuse peut-être, qui aura été obligée de retourner à Tours avec sa maîtresse, et qui, pour se faire pimpante, aura pris du papier parfumé et aura cacheté sa lettre avec une couronne de duchesse. | - Не знаю. От какой-нибудь заплаканной служанки или безутешной гризетки... быть может, от горничной госпожи де Шеврез, которой пришлось вернуться в Тур вместе со своей госпожой и которая для пущей важности взяла надушенную бумагу и запечатала свое письмо печатью с герцогской короной. |
| -- Que dites-vous là ? | - Что такое вы говорите? |
| -- Tiens, je l'aurai perdue ! dit sournoisement le jeune homme en faisant semblant de chercher. Heureusement que le monde est un sépulcre, que les hommes et par conséquent les femmes sont des ombres, que l'amour est un sentiment dont vous faites fi ! | - Подумать только! Кажется, я потерял его... - лукаво сказал молодой человек, делая вид, что ищет письмо. - Счастье еще, что мир - это склеп, что люди, а следовательно, и женщины - призраки и что любовь - чувство, о котором вы говорите: "Какая гадость!" |
| -- Ah ! d'Artagnan, d'Artagnan ! s'écria Aramis, tu me fais mourir ! | - Ах, д'Артаньян, д'Артаньян, - вскричал Арамис, - ты убиваешь меня! |
| -- Enfin, la voici ! " dit d'Artagnan. | - Наконец-то, вот оно! - сказал д'Артаньян. |
| Et il tira la lettre de sa poche. | И он вынул из кармана письмо. |
| Aramis fit un bond, saisit la lettre, la lut ou plutôt la dévora ; son visage rayonnait. | Арамис вскочил, схватил письмо, прочитал или, вернее, проглотил его; его лицо сияло. |
| " Il paraît que la suivante à un beau style, dit nonchalamment le messager. | - По-видимому, у служанки прекрасный слог, - небрежно произнес посланец. |
| -- Merci, d'Artagnan ! s'écria Aramis presque en délire. Elle a été forcée de retourner à Tours ; elle ne m'est pas infidèle, elle m'aime toujours. Viens, mon ami, viens que je t'embrasse ; le bonheur m'étouffe ! " | - Благодарю, д'Артаньян! - вскричал Арамис в полном исступлении. - Ей пришлось вернуться в Тур. Она не изменила мне, она по-прежнему меня любит! Иди сюда, друг мой, иди сюда, дай мне обнять тебя, я задыхаюсь от счастья! |
| Et les deux amis se mirent à danser autour du vénérable saint Chrysostome, piétinant bravement les feuillets de la thèse qui avaient roulé sur le parquet. | И оба друга пустились плясать вокруг почтенного Иоанна Златоуста, храбро топча рассыпавшиеся по полу листы диссертации. |
| En ce moment, Bazin entrait avec les épinards et l'omelette. | В эту минуту вошел Базен, неся шпинат и яичницу. |
| " Fuis, malheureux ! s'écria Aramis en lui jetant sa calotte au visage ; retourne d'où tu viens, remporte ces horribles légumes et cet affreux entremets ! demande un lièvre piqué, un chapon gras, un gigot à l'ail et quatre bouteilles de vieux bourgogne. " | - Беги, несчастный! - вскричал Арамис, швыряя ему в лицо свою скуфейку. - Ступай туда, откуда пришел, унеси эти отвратительные овощи и гнусную яичницу! Спроси шпигованного зайца, жирного каплуна, жаркое из баранины с чесноком и четыре бутылки старого бургундского! |
| Bazin, qui regardait son maître et qui ne comprenait rien à ce changement, laissa mélancoliquement glisser l'omelette dans les épinards, et les épinards sur le parquet. | Базен, смотревший на своего господина и ничего не понимавший в этой перемене, меланхолически уронил яичницу в шпинат, а шпинат на паркет. |
| " Voilà le moment de consacrer votre existence au Roi des Rois, dit d'Artagnan, si vous tenez à lui faire une politesse : Non inutile desiderium in oblatione . | - Вот подходящая минута, чтобы посвятить вашу жизнь царю царей, - сказал д'Артаньян, - если вы желаете сделать ему приятное: "Non inutile desiderium in oblatione". |
| -- Allez-vous-en au diable avec votre latin ! Mon cher d'Artagnan, buvons, morbleu, buvons frais, buvons beaucoup, et racontez-moi un peu ce qu'on fait là-bas. " | - Убирайтесь вы к черту с вашей латынью! Давайте пить, милый д'Артаньян, давайте пить, черт подери, давайте пить много, и расскажите мне обо всем, что делается там! |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая
