Краткая коллекция текстов на французском языке
Оноре де Бальзак
Illusions perdues/Утраченные иллюзии
3. Eve et David/Часть третья. Страдания изобретателя
(продолжение)
| France | Русский |
| Et tous deux ils s'élancèrent sur la route. | И они вышли на дорогу. |
| - Enfant, dit l'Espagnol en prenant Lucien par le bras, as-tu médité la Venise sauvée d'Otway ? As-tu compris cette amitié profonde, d'homme à homme, qui lie Pierre à Jaffier, qui fait pour eux d'une femme une bagatelle, et qui change entre eux tous les termes sociaux ?... Eh ! bien, voilà pour le poète. | - Мальчик мой,- сказал испанец, взяв Люсьена под руку,- размышлял ли ты над "Спасенной Венецией" Отвэя.? Понял ли ты всю глубину мужской дружбы, связующей Пьера и Джафьера? Дружбу, которая лишает женщину всякого обаяния, меняет все социальные отношения... Что говорит это поэту? |
| - Le chanoine connaît aussi le théâtre, se dit Lucien en lui-même. - Avez-vous lu Voltaire ?... lui demanda-t-il. | "Каноник не чужд и театра",-сказал Люсьен самому себе. - Читали вы Вольтера? -спросил он. |
| - J'ai fait mieux, répondit le chanoine, je le mets en pratique. | - И не только читал,- отвечал каноник,-я претворял его в жизнь. |
| - Vous ne croyez pas en Dieu ?... | - Вы не веруете в бога? |
| - Allons, c'est moi qui suis l'athée, dit le prêtre en souriant. Venons au positif, mon petit ?...J'ai quarante-six ans, je suis l'enfant naturel d'un grand seigneur, par ainsi sans famille, et j'ai un coeur... Mais, apprends ceci, grave-le dans ta cervelle encore si molle : l'homme a horreur de la solitude. Et de toutes les solitudes, la solitude morale est celle qui l'épouvante le plus. Les premiers anachorètes vivaient avec Dieu, ils habitaient le monde le plus peuplé, le monde spirituel. Les avares habitent le monde de la fantaisie et des jouissances. L'avare a tout, jusqu'à son sexe, dans le cerveau. La première pensée de l'homme, qu'il soit lépreux ou forçat, infâme ou malade, est d'avoir un complice de sa destinée. A satisfaire ce sentiment, qui est la vie même, il emploie toutes ses forces, toute sa puissance, la verve de sa vie. Sans ce désir souverain, Satan aurait-il pu trouver des compagnons ?... Il y a là tout un poème à faire qui serait l'avant-scène du Paradis perdu, qui n'est que l'apologie de la Révolte. | - Ну, вот я и попал в безбожники!-сказал, улыбаясь, священник.- Вернемся к сути дела, мой мальчик,- продолжал он, обнимая его за талию.- Мне сорок шесть лет, я побочный сын знатного вельможи, я лишен семьи, но не лишен сердца... Так запомни же, запечатлей это в своем еще столь восприимчивом мозгу: человека страшит одиночество. А из всех видов одиночества страшнее всего одиночество душевное. Отшельники древности жили в общении с богом, они пребывали в самом населенном мире, в мире духовном. Скупцы живут в мире воображения и власти денег. У скупца все, вплоть до его пола, сосредоточено в мозгу. Первая потребность человека, будь то прокаженный или каторжник, отверженный или недужный,- обрести товарища по судьбе. Жаждая утолить это чувство, человек расточает все свои силы, все свое могущество, весь пыл своей души. Не будь этого всепожирающего желания, неужто сатана нашел бы себе сообщников?.. Тут можно написать целую поэму, как бы вступление к "Потерянному раю", этому поэтическому оправданию мятежа. |
| - Celui-là serait l'Iliade de la corruption, dit Lucien. | - И это было бы Илиадой совращения,- сказал Люсьен. |
| - Eh ! bien, je suis seul, je vis seul. Si j'ai l'habit, je n'ai pas le coeur du prêtre. J'aime à me dévouer, j'ai ce vice-là. Je vis par le dévouement, voilà pourquoi je suis prêtre. Je ne crains pas l'ingratitude, et je suis reconnaissant. L'Eglise n'est rien pour moi, c'est une idée. Je me suis dévoué au roi d'Espagne ; mais on ne peut pas aimer le roi d'Espagne, il me protège, il plane au-dessus de moi. Je veux aimer ma créature, la façonner, la pétrir à mon usage, afin de l'aimer comme un père aime son enfant. Je roulerai dans ton tilbury, mon garçon, je me réjouirai de tes succès auprès des femmes, je dirai : - Ce beau jeune homme, c'est moi ! ce marquis de Rubempré, je l'ai créé et mis au monde aristocratique ; sa grandeur est mon oeuvre, il se tait ou parle à ma voix, il me consulte en tout. L'abbé de Vermont était cela pour Marie-Antoinette. | - Ну, так вот! Я одинок, живу один. Пусть я ношу одежду духовного лица, душа у меня не священника. Мне любо жертвовать собою, вот мой порок! Я живу самоотречением, потому-то я и священник. Я не боюсь неблагодарности, но помню добро. Церковь для меня ничто, простое понятие. Я предан испанскому королю, но нельзя же любить короля! Он покровительствует мне, он парит надо мною. Я хочу любить свое творение, создать его по образу и подобию своему, короче, любить его, как отец любит сына. Я буду мысленно разъезжать в твоем тильбюри, мой мальчик, буду радоваться твоим успехам у женщин, буду говорить: "Этот молодой красавец - я сам! Маркиз де Рюбампре создан мною, мною введен в аристократический мир; его величие - творение рук моих, он и молчит и говорит, следуя моей воле, он советуется со мной во всем". Аббат де Вермон играл такую же роль при Марии Антуанетте. |
| - Il l'a menée à l'échafaud ! | - И довел ее до эшафота! |
| - Il n'aimait pas la reine !... répondit le prêtre. | - Он не любил королевы!..- отвечал священник. - Он любил только аббата де Вермона. |
| - Dois-je laisser derrière moi la désolation ? dit Lucien. | - Вправе ли я отрешиться от своих горестей? - сказал Люсьен. |
| - J'ai des trésors, tu y puiseras. | - Я богат, черпай из моей сокровищницы. |
| - En ce moment, je ferais bien des choses pour délivrer Séchard, répliqua Lucien d'une voix qui ne voulait plus du suicide. | - Чем бы я не поступился, только бы освободить Сешара!-продолжал Люсьен, и в голосе его уже не чувствовалось одержимости самоубийцы. |
| - Dis un mot, mon fils, et il recevra demain matin la somme nécessaire à sa libération. | - Скажи только слово, сын мой, и завтра же поутру он получит нужную сумму. |
| - Comment ! vous me donneriez douze mille francs !... | - Неужто вы дадите мне двенадцать тысяч франков?.. |
| - Eh ! enfant, ne vois-tu pas que nous faisons quatre lieues à l'heure ? Nous allons dîner à Poitiers. Là, si tu veux signer le pacte, me donner une seule preuve d'obéissance, la diligence de Bordeaux portera quinze mille francs à ta soeur... | - Но неужели, мой мальчик, ты не замечаешь, что мы делаем четыре лье в час? Мы отобедаем в Пуатье. Там, ежели ты пожелаешь, мы скрепим наш договор, ты дашь мне доказательство послушания, одно-единственное неоспоримое доказательство, и я его потребую! Ну, а тогда бордоский дилижанс доставит пятнадцать тысяч франков твоей сестре... |
| - Où sont-ils ? | - Но где же они? |
| Le prêtre espagnol ne répondit rien, et Lucien se dit : - Le voilà pris, il se moquait de moi. | Испанский священник ничего не ответил, и Люсьен сказал про себя: "Вот он и попался, он подшучивал надо мной!" |
| Un instant après, l'Espagnol et le poète étaient remontés en voiture silencieusement ; et silencieusement, le prêtre mit la main à la poche de sa voiture, il en tira ce sac de peau fait en gibecière divisé en trois compartiments, si connu des voyageurs ; il ramena cent portugaises, en y plongeant trois fois de sa large main qu'il ramena chaque fois pleine d'or. | Минутой позже испанец и Люсьен молча сели в карету. Молча священник сунул руку в боковой карман, приделанный к стенке кареты, и извлек оттуда столь знакомую путешественникам кожаную сумку вроде ягдташа, с тремя отделениями, и, трижды погружая в нее руку, он полными пригоршнями вынул сто португальских червонцев. |
| - Mon père, je suis à vous, dit Lucien ébloui de ce flot d'or. | - Отец мой, я ваш!-сказал Люсьен, ослепленный этим золотым потоком. |
| - Voici le tiers de l'or qui se trouve dans ce sac, trente mille francs, sans compter l'argent du voyage. | - Дитя!-сказал священник, с нежностью целуя Люсьена в лоб.- Тут только треть того золота, что хранится в сумке, а всего там тридцать тысяч франков,- помимо денег на путевые расходы. |
| - Et vous voyagez seul ?... s'écria Lucien. | - И вы путешествуете один?..- вскричал Люсьен. |
| - Qu'est-ce que cela ! fit l'Espagnol. J'ai pour plus de cent mille écus de traites sur Paris. Un diplomate sans argent, c'est ce que tu étais tout à l'heure : un poète sans volonté. | - Полно!-сказал испанец.- При мне больше чем на сто тысяч экю переводных векселей на Париж. Дипломат без денег то же, что поэт без воли, каким ты только что был. |
| Au moment où Lucien montait en voiture avec le prétendu diplomate espagnol, Eve se levait pour donner à boire à son fils, elle trouva la fatale lettre, et la lut. Une sueur froide glaça la moiteur que cause le sommeil du matin, elle eut un éblouissement, elle appela Marion et Kolb. | В то время как Люсьен садился в карету с мнимым испанским дипломатом, Ева встала, чтобы покормить своего сына; она нашла роковое письмо и прочла его. Холодный пот сменил легкую испарину утреннего сна, в глазах у нее потемнело, она позвала Марион и Кольба. |
| A ce mot : - Mon frère est-il sorti ? Kolb répondit : oui, montame, afant le chour ! | На вопрос: "Мой брат ушел?"-Кольб отвечал: "Та, сутарыня, до расфета!" |
| - Gardez-moi le plus profond secret sur ce que je vous confie, dit Eve aux deux domestiques, mon frère est sans doute sorti pour mettre fin à ses jours. Courez tous les deux, prenez des informations avec prudence, et surveillez le cours de la rivière. | - Храните в глубокой тайне то, что я вам доверю,- сказала Ева слугам,- мой брат решил, верно, покончить с собою. Бегите же скорей, осторожно все разузнайте и осмотрите оба берега реки. |
| Eve resta seule, dans un état de stupeur horrible à voir. | Ева осталась одна в состоянии оцепенения, на нее было страшно смотреть. |
| Ce fut au milieu du trouble où elle se trouvait que, sur les sept heures du matin, Petit-Claud se présenta pour lui parler d'affaires. Dans ces moments là, l'on écoute tout le monde. | В таком положении Еву застал Пти-Кло, явившийся к ней в семь часов утра говорить о делах. В подобные минуты можно выслушать кого угодно. |
| - Madame, dit l'avoué, notre pauvre cher David est en prison, et il arrive à la situation que j'ai prévue au début de cette affaire. Je lui conseillais alors de s'associer pour l'exploitation de sa découverte avec ses concurrents, les Cointet, qui tiennent entre leurs mains les moyens d'exécuter ce qui, chez votre mari, n'est qu'à l'état de conception. Aussi, dans la soirée d'hier, aussitôt que la nouvelle de son arrestation m'est parvenue, qu'ai-je fait ? je suis allé trouver messieurs Cointet avec l'intention de tirer d'eux des concessions qui pussent vous satisfaire. En voulant défendre cette découverte votre vie va continuer d'être ce qu'elle est : une vie de chicanes où vous succomberez, où vous finirez, épuisés et mourants, par faire, à votre détriment peut-être, avec un homme d'argent, ce que je veux vous voir faire, à votre avantage, dès aujourd'hui, avec messieurs Cointet frères. Vous économiserez ainsi les privations [Coquille du Furne : privation.], les angoisses du combat de l'inventeur contre l'avidité du capitaliste et l'indifférence de la société. | - Сударыня,- сказал стряпчий,- наш бедный дорогой Давид в тюрьме; случилось то, что я и предвидел еще в самом начале дела. Я советовал ему тогда же вступить в товарищество для разработки его изобретения с своими соперниками Куэнте. Помилуйте, у них в руках все средства, нужные для осуществления открытия, которое у вашего мужа пока еще находится в самой первоначальной стадии. Поэтому что я сделал? Как только я узнал вчера об аресте Давида, я бросился к господам Куэнте: я решил выговорить у них условия, которые могли бы вас удовлетворить. Ну, конечно, если вы по-прежнему будете упорствовать и хранить изобретение в тайне, вы будете вечно влачить жалкую жизнь: постоянные тяжбы вас доконают, измучат, доведут до нищеты, и в конце концов вы поневоле пойдете на сделку с каким-нибудь толстосумом, возможно, в ущерб себе; а между тем я предлагаю вам на выгодных условиях договор с господами Куэнте. Вы избавитесь таким путем от лишений, тревог, неизбежных в борьбе изобретателя с алчностью капиталиста и равнодушием общества. |
| Voyons ! si messieurs Cointet payent vos dettes... si, vos dettes payées, ils vous donnent encore une somme qui vous soit acquise, quel que soit le mérite, l'avenir ou la possibilité de la découverte, en vous accordant, bien entendu toujours, une certaine part dans les bénéfices de l'exploitation, ne serez-vous pas heureux ?... Vous devenez, vous, madame, propriétaire du matériel de l'imprimerie, et vous la vendrez sans doute, cela vaudra bien vingt mille francs, je vous garantis un acquéreur à ce prix. Si vous réalisez quinze mille francs, par un acte de société avec messieurs Cointet, vous auriez une fortune de trente-cinq mille francs, et au taux actuel des rentes, vous vous feriez deux mille francs de rente.. On vit avec deux mille francs de rente en province. Et, remarquez bien que, madame, vous auriez encore les éventualités de votre association avec messieurs Cointet. Je dis éventualités, car il faut supposer l'insuccès. Eh ! bien, voici ce que je suis en mesure de pouvoir obtenir : d'abord, libération complète de David, puis quinze mille francs remis à titre d'indemnité de ses recherches, acquis sans que messieurs Cointet puissent en faire l'objet d'une revendication à quelque titre que ce soit, quand même la découverte [Coquille du Furne : decouverte.] serait improductive ; enfin une société formée entre David et messieurs Cointet pour l'exploitation d'un brevet d'invention à prendre, après une expérience faite en commun et secrètement, de son procédé de fabrication sur les bases suivantes : messieurs Cointet feront tous les frais. La mise de fonds de David sera l'apport du brevet, et il aura le quart des bénéfices. Vous êtes une femme pleine de jugement et très-raisonnable, ce qui n'arrive pas souvent aux très-belles femmes ; réfléchissez à ces propositions et vous les trouverez très-acceptables... | Послушайте! Если братья Куэнте заплатят ваши долги... если, помимо уплаты долгов, они предложат вам вознаграждение за ваше открытие вне зависимости от его промышленной ценности, от его будущности и возможности разработки, предоставив вам, понятно, известную долю в прибылях, неужели вы не будете довольны? Вы лично, сударыня, становитесь владелицей типографии и, конечно, продадите ее; от продажи вы выручите верных двадцать тысяч франков: я ручаюсь найти покупателя, который даст эту цену. А если вы, заключив товарищеский договор с господами Куэнте, получите пятнадцать тысяч франков, то у вас составится капитал в тридцать пять тысяч франков, что по нынешнему курсу ренты составит две тысячи франков годового дохода... А в провинции на две тысячи франков можно жить. И заметьте, сударыня, товарищество с господами Куэнте в будущем сулит вам надежды на новый доход. Я говорю надежды, ибо надобно предвидеть и всякие неудачи. Ну, так чем же я могу быть вам полезен? Прежде всего я могу добиться полного освобождения Давида, затем, в покрытие расходов по его изысканиям, предоставления вам пятнадцати тысяч франков; причем господа Куэнте ни под каким предлогом не вправе будут требовать от вас возвращения этой суммы даже в том случае, если изобретение оказалось бы недоходным; наконец, заключение товарищеского договора между Давидом и господами Куэнте для разработки изобретения, подлежащего заявке после тайного и совместного его испытания и при условии, что все расходы возлагаются на господ Куэнте. Вкладом Давида в дело является патент, и ему будет причитаться четвертая часть всего дохода. Вы женщина умная и рассудительная, а это редкие качества у красивой женщины; обдумайте эти предложения, и я не сомневаюсь, что вы найдете их весьма приемлемыми... |
| - Ah ! monsieur, s'écria la pauvre Eve au désespoir et en fondant en larmes, pourquoi n'êtes-vous pas venu hier au soir me proposer cette transaction ? Nous eussions évité le déshonneur, et... bien pis... | - Ах, сударь! -в отчаянии вскричала несчастная женщина, обливаясь слезами.- Почему не пришли вы вчера вечером? Почему вы не предложили вчера это полюбовное соглашение? Мы избежали бы бесчестия и... еще худшего... |
| - Ma discussion avec les Cointet, qui, vous avez dû vous en douter, se cachent derrière Métivier, n'a fini qu'à minuit. Mais qu'est-il donc arrivé depuis hier soir qui soit pire que l'arrestation de notre pauvre David ? demanda Petit-Claud. | - Мои переговоры с господами Куэнте, которые, как вы изволили, конечно, догадаться, прячутся за спиной Метивье, окончились только в полночь. Но что же еще худшее, чем арест бедняги Давида, могло случиться со вчерашнего вечера? -спросил Пти-Кло. |
| - Voici l'affreuse nouvelle que j'ai trouvée à mon réveil, répondit-elle en tendant à Petit-Claud la lettre de Lucien. Vous me prouvez en ce moment que vous vous intéressez à nous, vous êtes l'ami de David et de Lucien, je n'ai pas besoin de vous demander le secret... | - Вот ужасная весть, которую я получила, проснувшись поутру,- сказала она, подавая Пти-Кло письмо Люсьена.- Вы только что доказали мне, что принимаете в нас участие, что вы друг и Давиду и Люсьену, излишне просить вас сохранить в тайне... |
| - Soyez sans aucune inquiétude, dit Petit-Claud en rendant la lettre après l'avoir lue. Lucien ne se tuera pas. Après avoir été la cause de l'arrestation de son beau-frère, il lui fallait une raison pour vous quitter [Coquille du Furne : quiter.], et je vois là comme une tirade de sortie, en style de coulisses. | - Не волнуйтесь, сударыня,- сказал Пти-Кло, прочитав письмо и возвращая его Еве.- Люсьен не лишит себя жизни. Чувствуя себя виновником ареста зятя, он искал причины покинуть вас; и я рассматриваю это письмо, как словоизлияние в театральном стиле перед уходом со сцены. |
| Les Cointet étaient arrivés à leurs fins. Après avoir torturé l'inventeur et sa famille, ils saisissaient le moment de cette torture où la lassitude fait désirer quelque repos. Tous les chercheurs de secrets ne tiennent pas du boule-dogue, qui meurt sa proie entre les dents, et les Cointet avaient savemment étudié le caractère de leurs victimes. Pour le grand Cointet, l'arrestation de David était la dernière scène du premier acte de ce drame. Le second acte commençait par la proposition que Petit-Claud venait faire. En grand maître, l'avoué regarda le coup de tête de Lucien comme une de ces chances inespérées qui, dans une partie, achèvent de la décider. Il vit Eve si complétement matée par cet événement qu'il résolut d'en profiter pour gagner sa confiance, car il avait fini par deviner l'influence de la femme sur le mari. Donc, au lieu de plonger madame Séchard plus avant dans le désespoir, il essaya de la rassurer, et il la dirigea très-habilement vers la prison dans la situation d'esprit où elle se trouvait, en pensant qu'elle déterminerait alors David à s'associer aux Cointet. | Братья Куэнте достигли своей цели. Подвергнув пытке изобретателя и его семью, они уловили ту минуту, когда иссякшие силы требуют отдыха. Не все изобретатели отличаются хваткой бульдога, который издохнет, но не выпустит из зубов добычи, а Куэнте основательно изучили нрав своих жертв. Для Куэнте-большого арест Давида был последней сценой первого действия этой драмы. Второе действие начиналось с предложения, которое только что сделал Пти-Кло. Как мастер своего Дела, стряпчий видел в безрассудной выходке Люсьена одну из тех случайностей, которые решают исход игры. Он заметил, как убита этим происшествием Ева, и решил, пользуясь случаем, войти в ее доверие, ибо он наконец понял, какое влияние эта женщина оказывает на мужа. Итак, он не только не усугубил отчаяния г-жи Сешар, но чрезвычайно ловко постарался отвлечь ее от мрачных мыслей, заговорив о возможности ее свидания с Давидом в тюрьме; он рассудил, что в том состоянии духа, в котором Ева находилась, она склонит Давида войти в товарищество с братьями Куэнте. |
| - David, madame, m'a dit qu'il ne souhaitait de fortune que pour vous et pour votre frère ; mais il doit vous être prouvé que ce serait une folie que de vouloir enrichir Lucien. Ce garçon-là mangerait trois fortunes. | - Давид мне говорил, что он мечтает о богатстве только ради вас, сударыня, и ради вашего брата; но вы изволили уже убедиться, что желание обогатить Люсьена - чистейшее безумие: этот малый поглотит и три состояния. |
| L'attitude d'Eve disait assez que la dernière de ses illusions sur son frère s'était envolée, aussi l'avoué fit-il une pause pour convertir le silence de sa cliente en une sorte d'assentiment. | Угнетенная поза Евы достаточно красноречиво говорила о том, что рассеялись ее последние обольщения относительно брата, поэтому стряпчий умышленно выдержал перерыв в беседе, желая придать молчанию своей клиентки как бы смысл согласия. |
| - Ainsi, dans cette question, reprit-il, il ne s'agit plus que de vous et de votre enfant. C'est à vous de savoir si deux mille francs de rente suffisent à votre bonheur, sans compter la succession du vieux Séchard. Votre beau-père se fait, depuis long-temps, un revenu de sept à huit mille francs, sans compter les intérêts qu'il sait tirer de ses capitaux ; ainsi vous avez, après tout, un bel avenir. Pourquoi vous tourmenter ? | - Стало быть, речь идет только о вас и вашем ребенке,- опять заговорил он.- Вам лучше знать, достаточно ли для вашего благополучия двух тысяч годового дохода в ожидании наследства папаши Сешара. Ваш свекор уже давно исчисляет свой годовой доход в семь или восемь тысяч франков, не считая процентов, которые он так ловко извлекает из своего капитала! Итак, несмотря ни на что, вас ждет прекрасная будущность! Зачем вам мучиться? |
| L'avoué quitta madame Séchard en la laissant réfléchir sur cette perspective, assez habilement préparée la veille par le grand Cointet. | Стряпчий расстался с г-жой Сешар, предоставив ей подумать о своей будущности, достаточно искусно обрисован" ной накануне Куэнте-большим. |
| - Allez leur faire entrevoir la possibilité de toucher une somme quelconque, avait dit le Loup-Cervier d'Angoulême à l'avoué quand il vint lui annoncer l'arrestation ; et lorsqu'ils se seront accoutumés à l'idée de palper une somme, ils seront à nous : nous marchanderons, et, petit à petit, nous les ferons arriver au prix que nous voulons donner de ce secret. | - Намекните-ка им на возможность получить некую сумму,- сказал ангулемский хищник стряпчему, когда тот сообщил ему об аресте Давида.- А когда они свыкнутся с мыслью, что у них в кармане очутятся деньги, мы приберем их к рукам: мы, как водится, поторгуемся и мало-помалу заставим их согласиться на наши условия: хватит с них и того, что мы предложим за изобретение! |
| Cette phrase contenait en quelque sorte l'argument du second acte de ce drame financier. | Фраза эта составляла как бы основную мысль второго действия этой финансовой драмы. |
| Quand madame Séchard, le coeur brisé par ses appréhensions sur le sort de son frère, se fut habillée, et descendit pour aller à la prison, elle éprouva l'angoisse que lui donna l'idée de traverser seule les rues d'Angoulême. Sans s'occuper de l'anxiété de sa cliente, Petit-Claud revint lui offrir le bras, ramené par une pensée assez machiavélique, et il eut le mérite d'une délicatesse à laquelle Eve fut extrêmement sensible ; car il s'en laissa remercier, sans la tirer de son erreur. Cette petite attention, chez un homme si dur, si cassant, et dans un pareil moment, modifia les jugements que madame Séchard avait jusqu'à présent portés sur Petit-Claud. | Когда г-жа Сешар, истерзанная тревогой за участь брата, оделась и уже сошла вниз, чтобы отправиться в тюрьму, ее вдруг охватил страх при мысли, что ей придется одной пройти по улицам Ангулема. Отнюдь не из участия к горю своей клиентки воротился Пти-Кло и предложил проводить ее до ворот тюрьмы,- побуждения его были довольно-таки макиавеллистические: мнимая чуткость стряпчего чрезвычайно тронула Еву, и он принял ее благодарность как должное. Подобное внимание со стороны черствого и резкого человека, да еще в такую минуту, изменило прежнее мнение г-жи Сешар о Пти-Кло. |
| - Je vous mène, lui dit-il, par le chemin le plus long, mais nous n'y rencontrerons personne. | - Я веду вас самым долгим путем,- сказал он,- но тут мы никого не встретим. |
| - Voici la première fois, monsieur, que je n'ai pas le droit d'aller la tête haute ! on me l'a bien durement appris hier... | - Впервые, сударь, я чувствую себя не вправе идти с высоко поднятой головой! Вчера я получила жестокий урок. |
| - Ce sera la première et la dernière. | - В первый и в последний раз. |
| - Oh ! je ne resterai certes pas dans cette ville... | - О! Я, конечно, не останусь в этом городе... |
| - Si votre mari consentait aux propositions qui sont à peu près posées entre les Cointet et moi, dit Petit-Claud à Eve en arrivant au seuil de la prison, faites-le-moi savoir, je viendrais aussitôt avec une autorisation de Cachan qui permettrait à David de sortir ; et, vraisemblablement, il ne rentrerait pas en prison... | - Если ваш муж согласится на условия, о которых мы почти договорились с братьями Куэнте,- сказал Пти-Кло, когда они подходили к воротам тюрьмы,- известите меня. Я тотчас возьму у Катана разрешение на выход Давида из тюрьмы, и, по всей вероятности, он больше туда не вернется... |
| Ceci dit en face de la geôle était ce que les Italiens appellent une combinaison. Chez eux, ce mot exprime l'acte indéfinissable où se rencontre un peu de perfidie mêlée au droit, l'à-propos d'une fraude permise, une fourberie quasi légitime et bien dressée ; selon eux, la Saint-Barthélemi est une combinaison politique. | Подобная фраза, произнесенная перед тюремной решеткой, была тем, что итальянцы называют комбинацией. У них это слово означает не поддающееся определению действие, которое заключает в себе элементы мошенничества и права, некий дозволенный обман, якобы законное и ловко подстроенное плутовство; послушать их, и Варфоломеевская ночь всего только политическая комбинация. |
| Par les causes exposées ci-dessus, la détention pour dettes est un fait judiciaire si rare en province que, dans la plupart des villes de France, il n'existe pas de maison d'arrêt. Dans ce cas, le débiteur est écroué à la prison où l'on incarcère les Inculpés, les Prévenus, les Accusés et les Condamnés. Tels sont les noms divers que prennent légalement et successivement ceux que le peuple appelle génériquement des criminels. Ainsi David fut mis provisoirement dans une des chambres basses de la prison d'Angoulême, d'où, peut-être, quelque condamné venait de sortir, après avoir fait son temps. Une fois écroué avec la somme décrétée par la loi pour les aliments du prisonnier pendant un mois, David se trouva devant un gros homme qui, pour les captifs, devient un pouvoir plus grand que celui du Roi : le geôlier ! En province, on ne connaît pas de geôlier maigre. D'abord, cette place est presque une sinécure ; puis, un geôlier est comme un aubergiste qui n'aurait pas de maison à payer, il se nourrit très-bien en nourrissant très-mal ses prisonniers qu'il loge, d'ailleurs, comme fait l'aubergiste, selon leurs moyens. Il connaissait David de nom, à cause de son père surtout, et il eut la confiance de le bien coucher pour une nuit, quoique David fût sans un sou. La prison d'Angoulême date du Moyen-Age, et n'a pas subi plus de changements que la Cathédrale. Encore appelée Maison de Justice, elle est adossée à l'ancien Présidial. | По причинам, изложенным ранее, тюремное заключение за долги столь редкое явление в провинциальной судебной практике, что в большинстве французских городов даже нет долговых тюрем. Должника препровождают в тюрьму, где заключены подследственные, подсудимые и осужденные. Таковы различные наименования, последовательно применяемые законом к тем, кого народ вкупе именует преступниками. Итак, Давид был временно помещен в одну из нижних камер ангулемской тюрьмы, откуда, возможно, только что вышел, отбыв свой срок, какой-нибудь вор. Когда все формальности были соблюдены и получено установленное законом денежное довольствие арестанта на целый месяц, Давид оказался лицом к лицу с толстым человеком, который для узников являлся носителем власти, превышающей власть короля: с тюремщикам! Провинция не знает тощих тюремщиков. Прежде всего эта должность почти синекура; затем тюремщик своего рода содержатель постоялого двора, у него даровое помещение, он всласть пьет и ест и впроголодь держит своих пленников; притом он и размещает их, как содержатель постоялого двора, сообразно их средствам. Тюремщик знал Давида по имени, главным образом благодаря славе его отца, и, хотя у Давида не было ни одного су, он выказал ему большое доверие, хорошо устроив его на ночь. Ангулемская тюрьма построена в средние века и почти не тронута позднейшими переделками, как и кафедральный собор. Здание тюрьмы, именуемое также домом правосудия, примыкает к зданию бывшего суда первой инстанции. |
| Le guichet est classique, c'est la porte cloûtée, solide en apparence, usée, basse, et de construction d'autant plus cyclopéenne qu'elle a, comme un oeil unique au front, dans le judas par où le geôlier vient reconnaître les gens avant d'ouvrir. Un corridor règne le long de la façade au rez-de-chaussée, et sur ce corridor ouvrent plusieurs chambres dont les fenêtres hautes et garnies de hottes tirent leur jour du préau. Le geôlier occupe un logement séparé de ces chambres par une voûte qui sépare le rez-de-chaussée en deux parties, et au bout de laquelle on voit, dès le guichet une grille fermant le préau. David fut conduit par le geôlier dans celle des chambres qui se trouvait auprès de la voûte, et dont la porte donnait en face de son logement. Le geôlier voulait voisiner avec un homme qui, vu sa position particulière, pouvait lui tenir compagnie. | Классический глазок в низкой, обитой гвоздями, крепкой с виду, но, в сущности, ветхой наружной двери невесть какой стройки, и в самом деле напоминавший собою единственный глаз во лбу циклопа, позволял тюремщику разглядеть посетителя прежде, чем его впустить. Вдоль здания через весь нижний этаж тянется коридор, и в него выходят двери целого ряда камер, в которые дневной свет проникает из внутреннего дворика сквозь прорезанные под самым потолком окна, притом защищенные навесом. Тюремщик занимает помещение, отделенное от этих камер каменным сводом, который делит коридор нижнего этажа на две половины; в конце коридора сквозь глазок в наружной двери видна решетка, замыкающая внутренний двор. Тюремщик провел Давида в камеру, смежную с аркою свода, дверь которой приходилась как раз против двери его квартиры. Тюремщик пожелал иметь соседом человека, который, ввиду своего особого положения, мог составить ему общество. |
| - C'est la meilleure chambre, dit-il en voyant David stupéfait à l'aspect du local. | - Лучшая камера,- сказал он, заметив, что вид этого помещения поразил Давида. |
| Les murs de cette chambre étaient en pierre et assez humides. Les fenêtres très élevées avaient des barreaux de fer. Les dalles de pierre jetaient un froid glacial. On entendait le pas régulier de la sentinelle en faction qui se promenait dans le corridor. Ce bruit monotone, comme celui de la marée, vous jette à tout instant cette pensée : " on te garde ! tu n'es plus libre ! " Tous ces détails, cet ensemble de choses agit prodigieusement sur le moral des honnêtes gens. David aperçut un lit exécrable ; mais les gens incarcérés sont si violemment agités pendant la première nuit, qu'ils ne s'aperçoivent de la dureté de leur couche qu'à la seconde nuit. Le geôlier fut gracieux, il proposa naturellement à son détenu de se promener dans le préau jusqu'à la nuit. Le supplice de David ne commença qu'au moment de son coucher. Il était interdit de donner de la lumière aux prisonniers, il fallait donc un permis du Procureur du Roi pour exempter le détenu pour dettes du règlement qui ne concernait évidemment que les gens mis sous la main de justice. Le geôlier admit bien David à son foyer, mais il fallut enfin le renfermer, à l'heure du coucher. Le pauvre mari d'Eve connut alors les horreurs de la prison et la grossièreté de ses usages qui le révolta. Mais, par une de ces réactions assez familières aux penseurs, il s'isola dans cette solitude, il s'en sauva par un de ces rêves que les poètes ont le pouvoir de faire tout éveillés. Le malheureux finit par porter sa réflexion sur ses affaires. La prison pousse énormément à l'examen de conscience. David se demanda s'il avait rempli ses devoirs de chef de famille ? quelle devait être la désolation de sa femme ? pourquoi, comme le lui disait Marion, ne pas gagner assez d'argent pour pouvoir faire plus tard sa découverte à loisir ? | Стены камеры были каменные и довольно сырые. На окнах, под самым потолком, виднелись железные решетки. От каменных плит пола веяло леденящим холодом. Слышны были мерные шаги часового, ходившего взад и вперед по коридору. Они гулко отдавались под каменными сводами, и этот гул, однообразный, как гул морского прибоя, поминутно возвращал вас к мысли: "Ты узник! Прощай, свобода!" Вся эта обстановка, вся совокупность обстоятельств чрезвычайно действует на душевное состояние невинного человека. Давид заметил отвратительную койку; но люди, брошенные в тюрьму, столь возбуждены вначале, что только на вторую ночь начинают чувствовать, как жестко их ложе. Тюремщик выказал любезность: он предложил своему пленнику погулять во дворе до наступления сумерек. Мучения Давида начались, лишь только стемнело, волей-неволей приходилось ложиться спать. Было запрещено заключенным давать свечи; требовалось разрешение прокурора, чтобы для арестованного за долги сделать исключение из правила, хотя оно касалось только лиц, отбывающих наказание по суду. Впрочем, тюремщик разрешил Давиду посидеть у своего очага, но на ночь он все же вынужден был запереть его в камеру. Бедный муж Евы испытал тут ужасы темницы и грубость ее нравов, возмутившую его. Но в силу противодействия, обычного у мыслителей, он углубился в свое одиночество и предался мечтаниям, каким поэты способны предаваться даже наяву. Несчастный в конце концов обратился мыслью к своим делам. Тюрьма чрезвычайно располагает к беседе со своей совестью. Давид спрашивал себя: выполнил ли он долг главы семейства? В каком отчаянье сейчас его жена! Почему не послушался он совета Марион, не заработал сперва достаточно денег, чтобы потом на досуге заняться своим изобретением? |
| - Comment, se dit-il, rester à Angoulême après un pareil éclat ? Si je sors de prison, qu'allons-nous devenir ? où irons-nous ? Quelques doutes lui vinrent sur ses procédés. Ce fut une de ces angoisses qui ne peut être comprise que par les inventeurs eux-mêmes ! De doute en doute, David en vint à voir clair à sa situation, et il se dit à lui-même, ce que les Cointet avaient dit au père Séchard, ce que Petit-Claud venait de dire à Eve : " En supposant que tout aille bien, que sera-ce à l'application ? Il me faut un brevet d'invention, c'est de l'argent !... Il me faut une fabrique où faire mes essais en grand, ce sera livrer ma découverte ! oh ! comme Petit-Claud avait raison ! | "Как после такого срама,- говорил он с самим собою,- оставаться в Ангулеме? Как нам быть, когда я выйду из тюрьмы? Что с нами станется?" Им овладели сомнения, правильно ли он ставил опыты. То были муки, понять которые может только изобретатель! Мучась сомнениями, Давид наконец ясно понял свое положение и сказал самому себе то, что Куэнте говорили папаше Сешару, то, что Пти-Кло сказал Еве: "Допустим, что все пойдет гладко, но что из этого выйдет на деле? Нужен патент на изобретение, а на это нужны деньги!.. Нужна фабрика для широкой постановки опытов, а это значит открыть тайну изобретения! О, как был прав Пти-Кло!" |
| Les prisons les plus obscures dégagent de très-vives lueurs. | (В самых мрачных тюрьмах рождаются самые ясные мысли.) |
| - Bah ! dit David en s'endormant sur l'espèce de lit de camp où se trouvait un horrible matelas en drap brun très grossier, je verrai sans doute Petit-Claud, demain matin. | "Ба!-сказал Давид, засыпая на жалком подобии походной кровати с тюфяком из грубого войлока,- завтра утром я, конечно, увижу Пти-Кло". |
| David s'était donc bien préparé lui-même à écouter les propositions que sa femme lui apportait de la part de ses ennemis. Après qu'elle eut embrassé son mari et se fut assise sur le pied du lit, car il n'y avait qu'une chaise en bois de la plus vile espèce, le regard de la femme tomba sur l'affreux baquet mis dans un coin et sur les murailles parsemées de noms et d'apophtegmes écrits par les prédécesseurs de David. Alors, de ses yeux rougis, les pleurs recommencèrent à couler. Elle eut encore des larmes après toutes celles qu'elle avait versées, en voyant son mari dans la situation d'un criminel. | Итак, Давид вполне готов был выслушать предложения, исходящие из вражеского стана. Обняв мужа, Ева присела на краю койки, ибо в камере был всего один деревянный стул самого плачевного вида, и тут ее взгляд упал на омерзительную лохань, стоявшую в углу, на стены, испещренные поучительными изречениями и именами предшественников Давида. Ее заплаканные глаза опять затуманились. Сколько она ни плакала, все же у нее полились слезы при виде мужа в положении преступника. |
| - Voilà donc où peut mener le désir de la gloire !... s'écria-t-elle. O ! mon ange, abandonne cette carrière... Allons ensemble le long de la route battue, et ne cherchons pas une fortune rapide... Il me faut peu de chose pour être heureuse, surtout après avoir tant souffert !... Et si tu savais !... cette déshonorante arrestation n'est pas notre grand malheur !... tiens ? | - Вот до чего может довести жажда славы!..- вскричала она.- Ангел мой, брось свои изыскания... Пойдем рука об руку по проторенному пути и не будем гнаться за богатством... Немного мне нужно, чтобы быть счастливой, особенно после таких страданий!.. Ах, если бы ты знал!.. Позорный арест еще не худшее из несчастий!,. Прочти! |
| Elle tendit la lettre de Lucien que David eut bientôt lue ; et, pour le consoler, elle lui dit l'affreux mot de Petit-Claud sur Lucien. | Она протянула ему письмо Люсьена, которое Давид быстро прочел, и, желая его утешить, поведала, какой страшный приговор Люсьену вынес Пти-Кло. |
| - Si Lucien s'est tué, c'est fait en ce moment, dit David, et si ce n'est pas fait en ce moment, il ne se tuera pas : il ne peut pas, comme il le dit, avoir du courage plus d'une matinée... | - Если Люсьен покончил с собой, он сделал это сгоряча,- сказал Давид,- позже у него на это духа недостанет, он и сам говорил - решимости у него больше, чем на одно утро, не хватает... |
| - Mais rester dans cette anxiété ?... s'écria la soeur qui pardonnait presque tout à l'idée de la mort. | - Но жить в такой тревоге?..-вскричала сестра, простившая брату почти все его грехи при одной только мысли, что он мог умереть. |
| Elle redit à son mari les propositions que Petit-Claud avait soi-disant obtenues des Cointet, et qui furent aussitôt acceptées par David avec un visible plaisir. | Она передала мужу условия соглашения, которые Пти-Кло якобы выторговал у Куэнте, и Давид тут же принял их с явной радостью. |
| - Nous aurons de quoi vivre dans un village auprès de l'Houmeau où la fabrique des Cointet est située, et je ne veux plus que la tranquillité ! s'écria l'inventeur. Si Lucien s'est puni par la mort, nous aurons assez de fortune pour attendre celle de mon père ; et, s'il existe, le pauvre garçon saura se conformer à notre médiocrité... Les Cointet profiteront certainement de ma découverte ; mais, après tout, que suis-je relativement à mon pays ?... Un homme. Si mon secret profite à tous, eh ! bien, je suis content ! Tiens, ma chère Eve, nous ne sommes faits ni l'un ni l'autre pour être des commerçants. Nous n'avons ni l'amour du gain, ni cette difficulté de lâcher toute espèce d'argent, même le plus légitimement dû, qui sont peut-être les vertus du négociant, car on nomme ces deux avarices : Prudence et Génie commercial ! | - Проживем как-нибудь в деревне неподалеку от Умо, близ фабрики Куэнте. Я хочу только покоя!-вскричал изобретатель.- Если Люсьен покарал себя смертью, нам достанет средств, чтобы дожить до отцовского наследства; а если он жив, бедному мальчику придется приноровиться к нашему скромному достатку... Куэнте наживутся на моем изобретении; но, в сущности, что я такое в сравнении с родиной?.. Обыкновенный человек. Если мое изобретение послужит на пользу всей стране, ну, что ж, я буду счастлив! Видишь ли, милая Ева, мы с тобой оба не годимся в коммерсанты. У нас нет ни страсти к наживе, ни пристрастия к деньгам, которое вынуждает цепляться за каждую монету, задерживая даже самые законные платежи. А в этом, пожалуй, и состоят достоинства торгаша, ибо эти два вида скупости именуются: благоразумие и коммерческий гений! |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая
