Краткая коллекция текстов на французском языке
Оноре де Бальзак
Illusions perdues/Утраченные иллюзии
3. Eve et David/Часть третья. Страдания изобретателя
(продолжение)
| France | Русский |
| Donc, au nom de Séchard, Petit-Claud prétendit que les presses étant scellées devenaient d'autant plus immeubles par destination que, depuis le règne de Louis XIV, la maison servait à une imprimerie. Cachan, indigné pour le compte de Métivier, qui, après avoir trouvé à Paris les meubles de Lucien appartenant à Coralie, trouvait encore à Angoulême les meubles de David appartenant à la femme et au père (il y eut là de jolies choses dites à l'audience) assigna le père et le fils pour faire tomber de telles prétentions. " Nous voulons, s'écria-t-il, démasquer les fraudes de ces hommes qui déploient les plus redoutables fortifications de la mauvaise foi ; qui, des articles les plus innocents et les plus clairs du Code, font des chevaux de frise pour se défendre ! et de quoi, de payer trois mille francs ! pris où... dans la caisse du pauvre Métivier. Et l'on ose accuser les escompteurs !... Dans quel temps vivons-nous !... Enfin, je le demande, n'est-ce pas à qui prendra l'argent de son voisin ?... Vous ne sanctionnerez pas une prétention qui ferait passer l'immoralité au coeur de la justice !... " Le tribunal d'Angoulême, ému par la belle plaidoirie de Cachan, rendit un jugement, contradictoire entre toutes les parties, qui donna la propriété des meubles meublants seulement à madame Séchard, repoussa les prétentions de Séchard père et le condamna net à payer quatre cent trente-quatre francs soixante-cinq centimes de frais. | Итак, действуя от имени Сешара-отца, Пти-Кло заявил, что станки, прикрепленные к полу, являются по назначению своему недвижимостью тем более, что дом этот еще при Людовике XIV был отведен под типографию. Кашан, как защитник интересов Метивье, взбешенный тем, что в Париже движимость Люсьена оказалась собственностью Корали, а в Ангулеме движимость Давида оказалась собственностью его жены и отца (сколько теплых слов было сказано по этому поводу на судебном заседании!), вызвал в суд и отца и сына, чтобы опровергнуть подобные притязания;. "Мы хотим,- восклицал он,- обличить в обмане этих господ, которые прибегают к самым опасным, самым недостойным способам защиты, искажают самые простые, самые ясные статьи кодекса и пользуются ими, как рогатками! И ради чего? Ради того, чтобы уклониться от уплаты каких-то трех тысяч франков! Притом, взятых у кого?.. У бедняги Метивье. И еще смеют обвинять заимодавцев!.. В какое время мы живем!.. Короче, я спрашиваю вас: неужто это не равносильно тому, что ограбить своего ближнего?.. Неужто вы поддержите притязания, которые вносят растление в самое сердце правосудия?.." Ангулемский суд, взволнованный блестящей защитительной речью Кашана, рассмотрев притязания сторон, признал собственницей движимого имущества только г-жу Сешар, отклонил притязания Сешара-отца и присудил его к уплате судебных издержек в сумме четырехсот тридцати четырех франков шестидесяти пяти сантимов. |
| - Le père Séchard est bon, se dirent en riant les avoués, il a voulu mettre la main dans le plat, qu'il paye !... | - Хорош папаша Сешар! Вот-то дал маху! -подшучивали стряпчие.- Хотел урвать кусок, пускай поплатится!.. |
| Le 26 août, ce jugement fut signifié de manière à pouvoir saisir les presses et les accessoires de l'imprimerie le 28 août. On apposa les affiches !... On obtint, sur requête, un jugement pour pouvoir vendre dans les lieux mêmes. On inséra l'annonce de la vente dans les journaux, et Doublon se flatta de pouvoir procéder au récolement et à la vente le 2 septembre. | 26 августа было объявлено постановление суда, предоставлявшее право наложить 28 августа арест на станки и оборудование типографии. Расклеили объявления!.. Ходатайствовали и получили разрешение продать имущество по месту его нахождения. Объявление о продаже было помещено в газетах, и Дублон надеялся уже 2 сентября приступить к проверке имущества по описи и продаже. |
| En ce moment, David Séchard devait, par jugement en règle et par exécutoires levés, bien légalement, à Métivier la somme totale de cinq mille deux cent soixante-quinze francs vingt-cinq centimes non compris les intérêts. Il devait à Petit-Claud douze cents francs et les honoraires, dont le chiffre était laissé, suivant la noble confiance des cochers qui vous ont conduit rondement, à sa générosité. Madame Séchard devait à Petit-Claud environ trois cent cinquante francs, et des honoraires. Le père Séchard devait ses quatre cent trente-quatre francs soixante-cinq centimes et Petit-Claud lui demandait cent écus d'honoraires. Ainsi, le tout pouvait aller à dix mille francs. | К этому времени Давид Сешар, согласно вошедшему в законную силу постановлению суда и по исполнительным листам, был должен Метивье уже пять тысяч двести семьдесят пять франков двадцать пять сантимов, не считая процентов. Oн был должен Пти-Кло тысячу двести франков помимо вознаграждения, в отношении которого стряпчий, уподобясь' вознице, лихо прокатившему седока, всецело полагался на щедрость клиента. Г-жа Сешар была должна Пти-Кло около трехсот пятидесяти франков, помимо вознаграждения. Сешар-отец был должен четыреста тридцать четыре франка шестьдесят пять сантимов, и Пти-Кло требовал у него сто экю вознаграждения. Итак, общая сумма достигала десяти тысяч франков. |
| A part l'utilité de ces documents pour les nations étrangères qui pourront y voir le jeu de l'artillerie judiciaire en France, il est nécessaire que le législateur, si toutefois le législateur a le temps de lire, connaisse jusqu'où peut aller l'abus de la procédure. Ne devrait-on pas bâcler une petite loi qui, dans certains cas, interdirait aux avoués de surpasser en frais la somme qui fait l'objet du procès ? N'y a-t-il pas quelque chose de ridicule à soumettre une propriété d'un centiare aux formalités qui régissent une terre d'un million ! on comprendra par cet exposé très-sec de toutes les phases par lesquelles passait le débat, la valeur de ces mots : la forme, la justice, les frais ! dont ne se doute pas l'immense majorité des Français. Voilà ce qui s'appelle en argot de Palais mettre le feu dans les affaires d'un homme. Les caractères de l'imprimerie pesant cinq milliers valaient, au prix de la fonte, deux mille francs. Les trois presses valaient six cents francs. Le reste du matériel eût été vendu comme du vieux fer et du vieux bois. Le mobilier du ménage aurait produit tout au plus mille francs. Ainsi, de valeurs appartenant à Séchard fils et représentant une somme d'environ quatre mille francs, Cachan et Petit-Claud en avaient fait le prétexte de sept mille francs de frais sans compter l'avenir dont la fleur promettait d'assez beaux fruits, comme on va le voir. Certes les praticiens de France et de Navarre, ceux de Normandie même, accorderont leur estime et leur admiration à Petit-Claud ; mais les gens de coeur n'accorderont-ils pas une larme de sympathie à Kolb et à Marion ? | Не говоря уже о полезности этих сведений для других наций, которые по ним могут судить о мощности французской судебной артиллерии, необходимо, чтобы законодатель,- если, впрочем, у законодателя есть время для чтения,- знал, до какой степени могут доходить злоупотребления судопроизводства. Не следует ли издать на скорую руку какой-нибудь подходящий закон, которым воспрещалось бы стряпчим превышать в иных случаях сумму иска издержками судопроизводства? И не смешно ли приравнивать земельное владение площадью в один сантиар к землям миллионной стоимости! Из этого крайне сухого перечня всех стадий судебной тяжбы станет понятно значение слов: формальности, суд, издержки, над которыми большинство французов не задумывается! Вот что на судейском жаргоне называется судебной волокитой! Типографские шрифты весом в пять тысяч фунтов шли по цене лома, за две тысячи франков. Три станка оценены были в шестьсот франков. Остальное оборудование расценивалось как железная или деревянная рухлядь. От продажи домашней обстановки можно было выручить самое большее тысячу франков. Стало быть, имущество, принадлежащее Сешару-сыну и оцененное в сумме около четырех тысяч франков, дало Кашану и Пти-Кло повод израсходовать семь тысяч франков, не считая будущих издержек, а, как мы видим, цветочки сулили достаточно крупные ягодки. Конечно, практикующие юристы Франции и Наварры, и даже Нормандии, принесут Пти-Кло дань своего уважения и восхищения; но неужто люди отзывчивые не будут тронуты до слез поведением Кольба и Марион? |
| Pendant cette guerre, Kolb, assis à la porte de l'allée sur une chaise tant que David n'avait pas besoin de lui, remplissait les devoirs d'un chien de garde. Il recevait les actes judiciaires, toujours surveillés d'ailleurs par un clerc de Petit-Claud. Quand des affiches annonçaient la vente du matériel composant une imprimerie, Kolb les arrachait aussitôt que l'afficheur les avait apposées, et il courait par la ville les ôter, en s'écriant : - Les goquins !... dourmander ein si prafe ôme ! Ed ilz abellent ça de la chistice ! Marion gagnait pendant la matinée une pièce de dix sous dans une papeterie et l'employait à la dépense journalière. Madame Chardon avait recommencé sans murmurer les fatigantes veilles de son état de garde-malade, et apportait à sa fille son salaire à la fin de chaque semaine. Elle avait déjà fait deux neuvaines, en s'étonnant de trouver Dieu sourd à ses prières, et aveugle aux clartés des cierges qu'elle lui allumait. | Покамест шла эта война, Кольб, если Давиду не требовались его услуги, сидел на стуле у двери подъезда, исполняя обязанности сторожевого пса. Он принимал судебные извещения, впрочем, под неусыпным надзором конторщика Пти-Кло. Когда объявления возвещали о продаже типографского оборудования, Кольб сразу же, едва разносчик успевал их наклеить, срывал их, бежал в город, срывал там и кричал: - Шельмы! За што терзают такой славный шеловек! И это называют правосутием! Марион утром работала на бумажной фабрике, где вертела ручку машины и получала за это десять су, которые и тратила на повседневные нужды. Г-жа Шардон безропотно взялась опять за утомительное занятие сиделки и в конце недели приносила дочери свой заработок. Она уже заказала две десятины, удивляясь, что господь бог глух к ее мольбам и слеп к сиянию возжигаемых ею свечей. |
| Le 2 septembre, Eve reçut la seule lettre que Lucien écrivit après celle par laquelle il avait annoncé la mise en circulation des trois billets à son beau-frère et que David avait cachée à sa femme. | 2 сентября Ева получила наконец от Люсьена письмо, ибо то, которым он извещал зятя о существовании трех подложных векселей, Давид скрыл от жены. |
| - Voilà la troisième lettre que j'aurai eue de lui depuis son départ, se dit la pauvre soeur en hésitant à décacheter le fatal papier. | "Вот третье письмо со дня его отъезда в Париж",- сказала про себя несчастная сестра, медля вскрыть роковое послание. |
| En ce moment, elle donnait à boire à son enfant, elle le nourrissait au biberon, car elle avait été forcée de renvoyer la nourrice par économie. On peut juger dans quel état la mit la lecture de la lettre suivante ainsi que David, qu'elle fit lever. Après avoir passé la nuit à faire du papier, l'inventeur s'était couché vers le jour. | В эту минуту она кормила младенца из рожка, ибо нужда вынудила ее отказать кормилице. Можете судить, в какое состояние привело ее это письмо, а позже и Давида, которого она приказала разбудить. Проведя всю ночь за изготовлением бумаги, изобретатель заснул только на рассвете. |
| " Paris, 29 août. | "Париж, 29 августа. |
| " Ma chère soeur, | Милая сестра! |
| Il y a deux jours, à cinq heures du matin, j'ai reçu le dernier soupir d'une des plus belles créatures de Dieu, la seule femme qui pouvait m'aimer comme tu m'aimes, comme m'aiment David et ma mère, en joignant à ces sentiments si désintéressés ce qu'une mère et une soeur ne sauraient donner : toutes les félicités de l'amour ! Après m'avoir tout sacrifié, peut-être la pauvre Coralie est-elle morte pour moi ! pour moi qui n'ai pas en ce moment de quoi la faire enterrer... Elle m'eût consolé de la vie ; vous seuls, mes chers anges, pourrez me consoler de sa mort. Cette innocente fille a, je le crois, été absoute par Dieu, car elle est morte chrétiennement. Oh ! Paris !... Mon Eve, Paris est à la fois toute la gloire et toute l'infamie de la France, j'y ai déjà perdu bien des illusions, et je vais en perdre encore d'autres en y mendiant le peu d'argent dont j'ai besoin pour mettre en terre sainte le corps d'un ange ! | Два дня тому назад, в пять часов утра, я принял последний вздох прекраснейшего божьего создания, единственной женщины, любившей меня так, как любишь ты, как любят меня Давид и мать, но вместе с этим бескорыстным чувством дававшей мне то, чего ни мать, ни сестра не могут дать: высшее счастье любви! Пожертвовав для меня всем, бедная Корали, может быть, и умерла из-за меня!.. А мне не на что похоронить ее!.. Она была моим утешением в жизни, и только у вас, милые мои ангелы, я могу искать утешения в ее смерти. Я верю, что бог простит этому невинному созданию все грехи, ибо она умерла, как христианка. О, Париж!.. Париж, моя Ева, это вместе и вся слава и все бесчестие Франции! Сколько мечтаний погибло здесь и сколько их еще погибнет, пока я, как подаяния, выпрашиваю жалкие гроши, которые нужны мне, чтобы предать освященной земле прах ангела!.. |
| Ton malheureux frère, | Твой несчастный брат |
| " LUCIEN. " | Люсьен. |
| " P. S. J'ai dû te causer bien des chagrins par ma légèreté, tu sauras tout un jour, et tu m'excuseras. D'ailleurs, tu dois être tranquille : en nous voyant si tourmentées, Coralie et moi, un brave négociant à qui j'ai fait de cruels soucis, monsieur Camusot, s'est chargé d'arranger, a-t-il dit, cette affaire. " | P. S. Много причинил я тебе огорчений своим легкомыслием; со временем ты узнаешь все и простишь меня. Впрочем, будь покойна: один добрый человек, купец Камюзо, которому я доставил столько волнений, зная, как мы с Корали страдали, взялся, как он выразился, уладить это дело". |
| - La lettre est encore humide de ses larmes ! dit-elle à David en le regardant avec tant de pitié qu'il éclatait dans ses yeux quelque chose de son ancienne affection pour Lucien. | - Письмо еще влажное от слез!-сказала она Давиду, и в ее взгляде, исполненном жалости, промелькнуло нечто от ее прежней любви к Люсьену. |
| - Pauvre garçon, il a dû bien souffrir, s'il était aimé comme il le dit !... s'écria l'heureux époux d'Eve. | - Бедный мальчик, как он должен страдать, если его любили так, как он пишет!-вскричал счастливый супруг Евы. |
| Et le mari comme la femme oublièrent toutes leurs douleurs, devant le cri de cette douleur suprême. En ce moment, Marion se précipita disant : - Madame, les voilà !... les voilà !... | И муж и жена забыли все свои горести при этом стенании безысходного горя. В эту минуту вбежала Марион, крича: - Сударыня, вот и они! Вот и они!.. |
| - Qui ? | - Кто? |
| - Doublon et ses hommes, le diable, Kolb se bat avec eux, on va vendre. | - Дублон со своими людьми, лукавый их принес! Кольб там воюет с ними, Сейчас продадут... |
| - Non, non, l'on ne vendra pas, rassurez-vous ! s'écria Petit-Claud dont la voix retentit dans la pièce qui précédait la chambre à coucher, je viens de signifier un appel. Vous ne devez pas rester sous le poids d'un jugement qui taxe de mauvaise foi. Je ne me suis pas avisé de me défendre ici. Pour vous gagner du temps, j'ai laissé bavarder Cachan, je suis certain de triompher encore une fois à Poitiers... | - Полно, полно! Не волнуйтесь, не вывезут!-донесся из комнаты, смежной со спальней, голос Пти-Кло.- Я только что подал апелляционную жалобу. Мы не можем согласиться с постановлением, обвиняющим нас в недобросовестности. Я и не подумал защищаться в этой инстанции. Чтобы выиграть время, я предоставил Кашану тешиться болтовней. Я уверен, что еще раз одержу победу в Пуатье... |
| - Mais combien ce triomphe coûtera-t-il ? demanda madame Séchard. | - Но ар что станет эта победа?-спросила г-жа Сешар. |
| - Des honoraires si vous triomphez, et mille francs si nous perdons. | - Вознаграждение, если вы выиграете дело, и тысяча франков, если проиграете. |
| - Mon Dieu, s'écria la pauvre Eve, mais le remède n'est-il pas pire que le mal ?... | - Боже мой!-вскричала бедная Ева.- Не страшнее ли болезни такое лекарство? |
| En entendant ce cri de l'innocence éclairée au feu judiciaire, Petit-Claud resta tout interdit, tant Eve était belle. | Услыхав этот крик невинности, прозревший при свете правосудия, Пти-Кло смутился, столь прекрасной показалась ему Ева. |
| Le père Séchard, mandé par Petit-Claud, arriva sur ces entrefaites. La présence du vieillard dans la chambre à coucher de ses enfants, où son petit-fils au berceau souriait au malheur, rendit cette scène complète. | Но тут вошел Сешар-отец, вызванный Пти-Кло. Присутствие старика в спальне его детей, подле колыбели внука, улыбавшегося несчастью, придало законченность всей сцене. |
| - Papa Séchard, dit le jeune avoué, vous me devez sept cents francs pour votre intervention ; mais vous les répéterez contre votre fils, en les ajoutant à la masse des loyers qui vous sont dus. | - Папаша Сешар,- сказал молодой стряпчий,- вы должны мне семьсот франков за выступление по вашему делу; вы, разумеется, взыщете их с вашего сына, попутно с платой за наем мастерской. |
| Le vieux vigneron saisit la piquante ironie que Petit-Claud mit dans son accent et dans son air en lui adressant cette phrase. | Старый винодел уловил колкую насмешку в тоне голоса и выражении лица Пти-Кло. |
| - Il vous en aurait moins coûté pour cautionner votre fils ! lui dit Eve en quittant le berceau pour venir embrasser le vieillard... | - Вам выгоднее было бы поручиться за сына!-сказала Ева, отходя от колыбели, чтобы поцеловать старика. |
| David, accablé par la vue de l'attroupement qui s'était fait devant sa maison, où la lutte de Kolb et des gens de Doublon avait attiré du monde, tendit la main à son père sans lui dire bonjour. | Давид, удрученный зрелищем толпы зевак, собравшихся перед его домом, где шло сражение между Кольбом и людьми Дублона, молча пожал отцу руку. |
| - Et comment puis-je vous devoir sept cents francs, demanda le vieillard à Petit-Claud. | - А какими судьбами я мог задолжать вам семьсот франков? -спросил старик у Пти-Кло. |
| - Mais parce que j'ai, d'abord, occupé pour vous. Comme il s'agit de vos loyers, vous êtes vis-à-vis de moi solidaire avec votre débiteur. Si votre fils ne me paye pas ces frais-là vous me les payerez, vous... Mais, ceci n'est rien, dans quelques heures on voudra mettre David en prison, l'y laisserez-vous aller ?... | - А такими, что я вел ваше дело. А поскольку речь идет о квартирной плате, вы, стало быть, в долгу передо мной заодно с вашим должником. Ежели ваш сын не покроет эти издержки, придется их покрыть вам... Но все это вздор! А вот дело посерьезнее: не пройдет и двух-трех часов, как Давид может очутиться в тюрьме. Неужто вы это допустите? |
| - Que doit-il ? | - А велик ли долг? |
| - Mais quelque chose comme cinq à six mille francs, sans compter ce qu'il vous doit et ce qu'il doit à sa femme. | - Да что-то около пяти или шести тысяч франков, не считая того, что он должен вам и жене. |
| Le vieillard, devenu tout défiance, regarda le tableau touchant qui se présentait à ses regards dans cette chambre bleue et blanche : une belle femme en pleurs auprès d'un berceau, David fléchissant enfin sous le poids de ses chagrins, l'avoué qui peut-être l'avait attiré là comme dans un piége ; l'ours crut alors sa paternité mise en jeu par eux, il eut peur d'être exploité. Il alla voir et caresser l'enfant, qui lui tendit ses petites mains. Au milieu de tant de soins, l'enfant, soigné comme celui d'un pair d'Angleterre, avait sur la tête un petit bonnet brodé doublé de rose. | Старик насторожился; он недоверчиво поглядел на трогательную картину, представшую перед его глазами в этой белой и голубой комнате: прекрасная женщина, вся в слезах, Склонилась над колыбелью. Давид, вконец изнемогший под гнетом горестей, стряпчий, который, надо полагать, заманил его сюда, как в ловушку... Медведь подумал: "А полно, не желают ли сыграть на его родительских чувствах?"- и побоялся попасть впросак. Он подошел к колыбели, приласкал младенца, протянувшего к нему ручонки. Среди всех волнений последних дней ребенка по-прежнему холили, как какого-нибудь наследника английского пэра, и на его головке красовался вышитый чепчик на розовой подкладке. |
| - Eh ! que David s'en tire comme il pourra, moi je ne pense qu'à cet enfant-là, s'écria le vieux grand-père, et sa mère m'approuvera. David est si savant, qu'il doit savoir comment payer ses dettes. | - Э, Давид - человек ученый, он должен знать способ расчесться. Умел войти в долги, сумеет и выпутаться из них! А с меня довольно забот о внуке!-сказал этот дедушка.- И его мать меня одобрит. |
| - Voilà, dit l'avoué d'un air moqueur, la véritable expression de vos sentiments. Tenez, papa Séchard, vous êtes jaloux de votre fils. Ecoutez la vérité : vous avez mis David dans la position où il est, en lui vendant votre imprimerie trois fois ce qu'elle valait, et en le ruinant pour vous faire payer ce prix usuraire. Oui, ne branlez pas la tête : le journal vendu aux Cointet et dont le prix a été empoché par vous en entier, était toute la valeur de votre imprimerie... Vous haissez votre fils parce que vous l'avez dépouillé, parce que vous en avez fait un homme au-dessus de vous. Vous vous donnez le genre d'aimer prodigieusement votre petit-fils pour masquer la banqueroute de sentiments que vous faites à votre fils et à votre bru qui vous coûteraient de l'argent hic et nunc, tandis que votre petit-fils n'a besoin de votre affection que in extremis. Vous aimez ce petit gars-là pour avoir l'air d'aimer quelqu'un de votre famille, et ne pas être taxé d'insensibilité. Voilà le fond de votre sac, père Séchard... | - Я позволю себе переложить на чистый французский язык ваши истинные чувства,- с язвительной миной сказал стряпчий.- Полноте, папаша Сешар! В вас говорит зависть к сыну. Сказать вам все начистоту? Давид своим нынешним положением обязан только вам; вы втридорога всучили ему вашу типографию, вы разорили его этой поистине ростовщической сделкой! Да, да! Нечего качать головой, ведь вы прикарманили денежки за газету, проданную братьям Куэнте, а это была единственная ценность вашей типографии... Вы ненавидите сына не только потому, что ограбили его, но и потому, что из него вышел человек, на голову выше вас! Вы рисуетесь любящим дедушкой, чтобы скрыть равнодушие к сыну и невестке: любовь к ним обошлась бы вам недешево hit et nunc 1, тогда как внук будет нуждаться в вашей любви только estremis 2. Вы выказываете любовь к малышу, вы боитесь, как бы не сказали, что вы не любите никого из своих родных. Ну, а вы не желаете прослыть человеком бездушным! Вот какова подоплека ваших чувств, папаша Сешар... |
| - Est-ce pour entendre ça que vous m'avez fait venir ? dit le vieillard d'un ton menaçant en regardant tour à tour son avoué, sa belle fille et son fils. | - Вы позвали меня за тем, чтобы все это мне выложить? - сказал старик угрожающе, глядя то на стряпчего, то на невестку и сына. |
| - Mais, monsieur, s'écria la pauvre Eve en s'adressant à Petit-Claud, avez-vous donc juré notre ruine ? Jamais mon mari ne s'est plaint de son père... Le vigneron regarda sa belle-fille d'un air sournois. - Il m'a dit cent fois que vous l'aimiez à votre manière, dit-elle au vieillard en en comprenant la défiance. | - Неужели, сударь,- вскричала бедная Ева, обращаясь к Пти-Кло,- вы поклялись нас погубить? Никогда мой муж не жаловался на отца...- Винокур угрюмо посмотрел на Еву.- Давид сто раз мне говорил, что вы по-своему любите его,- сказала она старику, понимая причины его подозрительности... |
| D'après les instructions du grand Cointet, Petit-Claud achevait de brouiller le père et le fils afin que le père ne fît pas sortir David de la cruelle position où il se trouvait. - Le jour où nous tiendrons David en prison, avait dit la veille le grand Cointet à Petit-Claud, vous serez présenté chez madame de Sénonches. L'intelligence que donne l'affection avait éclairé madame Séchard, qui devinait cette inimitié de commande, comme elle avait déjà senti la trahison de Cérizet. Chacun imaginera facilement l'air surpris de David, qui ne pouvait pas comprendre que Petit-Claud connût si bien et son père et ses affaires. Le loyal imprimeur ne savait pas les liaisons de son défenseur avec les Cointet, et d'ailleurs il ignorait que les Cointet fussent dans la peau de Métivier. Le silence de David était une injure pour le vieux vigneron ; aussi l'avoué profita-t-il de l'étonnement de son client pour quitter la place. | Следуя наказу Куэнте-большого, Пти-Кло старался окончательно рассорить отца с сыном, чтобы отец не вздумал помочь Давиду выйти из бедственного положения, в котором он находился. "В тот день, когда мы упрячем Давида в тюрьму,- сказал ему накануне Куэнте-большой,- вы будете представлены госпоже де Сенонш". Прозорливость, свойственная любви, подсказала г-же Сешар, откуда исходит эта продажная враждебность, как раньше она почувствовала измену Серизе. Легко вообразить себе, как удивлен был Давид столь непонятной осведомленностью Пти-Кло о делах его отца. Прямодушный изобретатель не подозревал о связи своего защитника с Куэнте и тем более не мог знать, что в лице Метивье он имеет дело с братьями Куэнте. Молчание Давида показалось оскорбительным старому винокуру; стряпчий воспользовался замешательством своего клиента и почел своевременным откланяться. |
| - Adieu, mon cher David, vous êtes averti, la contrainte par corps n'est pas susceptible d'être infirmée par l'appel, il ne reste plus que cette voie à vos créanciers, ils vont la prendre. Ainsi, sauvez-vous !... Ou plutôt, si vous m'en croyez, tenez, allez voir les frères Cointet, ils ont des capitaux, et, si votre découverte est faite, si elle tient ses promesses, associez-vous avec eux ; ils sont, après tout, très-bons enfants... | - Прощайте, дорогой Давид! Теперь вы предупреждены: апелляционная жалоба не в силах приостановить вашего ареста, а у ваших заимодавцев нет иного выхода, и они им воспользуются. Итак, спасайтесь!.. А еще лучше, поверьте мне, повидайтесь-ка с братьями Куэнте, они народ денежный и, ежели ваша работа по изобретению закончена и ежели оно оправдывает возлагаемые на него надежды, войдите-ка с ними в товарищество. Право, они, что ни говори, славные ребята!.. |
| - Quel secret ? demanda le père Séchard. | - Какое изобретение? - спросил Сешар-отец. |
| - Mais croyez-vous votre fils assez niais pour avoir abandonné son imprimerie sans penser à autre chose ? s'écria l'avoué. Il est en train, m'a-t-il dit, de trouver le moyen de fabriquer pour trois francs la rame de papier qui revient en ce moment à dix francs... | - Неужто вы думали, что ваш сын - такой фофан, что очертя голову забросил типографию?-вскричал стряпчий.- Давид на пороге открытия дешевого способа изготовления бумаги: стопа бумаги будет обходиться в три франка вместо десяти, он сам мне говорил... |
| - Encore une manière de m'attraper ! s'écria le père Séchard. Vous vous entendez tous ici comme des larrons en foire. Si David a trouvé cela, il n'a pas besoin de moi, le voilà millionnaire ! Adieu, mes petits amis, bonsoir. | - Еще новый способ меня одурачить! - вскричал Сешар-отец.- Рыбак рыбака видит издалека! Ежели Давид это открыл, какая ему во мне нужда? Тогда он миллионер! Прощайте, любезные, почивайте покойно! |
| Et le vieillard de s'en aller par les escaliers. | И старик стал спускаться вниз по лестнице. |
| - Songez à vous cacher, dit à David Petit-Claud qui courut après le vieux Séchard pour l'exaspérer encore. | - Постарайтесь скрыться,- сказал Пти-Кло Давиду и бросился вслед старому Сешару, чтобы окончательно его взбесить. |
| Le petit avoué retrouva le vigneron grommelant sur la place du Mûrier, le reconduisit jusqu'à l'Houmeau, et le quitta en le menaçant de prendre un exécutoire pour les frais qui lui étaient dus, s'il n'était pas payé dans la semaine. | Адвокат догнал винокура, все еще продолжавшего что-то брюзжать себе под нос, на площади Мюрье, проводил его до Умо и на прощанье пригрозил, что взыщет издержки по исполнительному листу, если они не будут оплачены в течение недели. |
| - Je vous paye, si vous me donnez les moyens de déshériter mon fils sans nuire à mon petit-fils et à ma bru !... dit le vieux Séchard en quittant brusquement Petit-Claud. | - Я вам заплачу, ежели вы изыщете средство, как мне лишить сына наследства, без ущерба для внука и снохи!..- сказал старый Сешар и рысцой побежал от Пти-Кло. |
| - Comme le grand Cointet connaît bien son monde !... Ah ! il me le disait bien : ces sept cents francs à donner empêcheront le père de payer les sept mille francs de son fils, s'écriait le petit avoué en remontant à Angoulême. Néanmoins ne nous laissons pas enfoncer par ce vieux finaud de papetier, il est temps de lui demander autre chose que des paroles. | - Как хорошо изучил Куэнте-большой свой мирок!.. Ах, как был он прав, говоря: из-за этих семисот франков издержек старик откажется уплатить за сына семь тысяч долгу!-вскричал этот щуплый стряпчий, возвращаясь в Ангулем.- Тем не менее мы не позволим себя перехитрить этой старой лисе - фабриканту; пора потребовать кое-что посущественнее обещаний. |
| - Eh ! bien, David, mon ami, que comptes-tu faire ?... dit Eve à son mari quand le père Séchard et l'avoué les eurent laissés. | - Давид, друг мой, что же нам делать?..- сказала Ева мужу, когда Сешар-отец и стряпчий ушли. |
| - Mets ta plus grande marmite au feu, mon enfant, s'écria David en regardant Marion, je tiens mon affaire ! | - Поставь самый большой горшок на огонь, голубушка!- вскричал Давид, обращаясь к Марион.- Я открыл... |
| En entendant cette parole, Eve prit son chapeau, son châle, ses souliers avec une vivacité fébrile. | Услыхав эти слова, Ева с лихорадочной живостью надела башмаки, шляпу, шаль. |
| - Habillez-vous, mon ami, dit-elle à Kolb, vous allez m'accompagner, car il faut que je sache s'il existe un moyen de sortir de cet enfer... | - Одевайтесь, друг мой,- сказала она Кольбу,- вы проводите меня; надо же узнать, есть ли какой-нибудь выход из этого ада... |
| - Monsieur, s'écria Marion quand Eve fut sortie, soyez donc raisonnable, ou madame mourra de chagrin. Gagnez de l'argent pour payer ce que vous devez, et, après, vous chercherez vos trésors à votre aise... | - Сударь! - вскричала Марион, когда Ева ушла.- Образумьтесь, а не то ваша жена умрет от горя. Достаньте денег, расплатитесь с долгами, а потом уже ищите вволю ваш клад. |
| - Tais-toi, Marion, répondit David, la dernière difficulté sera vaincue. J'aurai tout à la fois un brevet d'invention et un brevet de perfectionnement. | - Замолчи, Марион,- отвечал Давид,- осталось преодолеть последнее препятствие. Я сразу получу патент на изобретение и патент на усовершенствование. |
| La plaie des inventeurs, en France, est le brevet de perfectionnement. Un homme passe dix ans de sa vie à chercher un secret d'industrie, une machine, une découverte quelconque, il prend un brevet, il se croit maître de sa chose ; il est suivi par un concurrent qui, s'il n'a pas tout prévu, lui perfectionne son invention par une vis, et la lui ôte ainsi des mains. Or, en inventant, pour fabriquer le papier, une pâte à bon marché, tout n'était pas dit ! D'autres pouvaient perfectionner le procédé. David Séchard voulait tout prévoir, afin de ne pas se voir arracher une fortune cherchée au milieu de tant de contrariétés. Le papier de Hollande (ce nom reste au papier fabriqué tout en chiffon de fil de lin, quoique la Hollande n'en fabrique plus) est légèrement collé ; mais il se colle feuille à feuille par une main-d'oeuvre qui renchérit le papier. S'il devenait possible de coller la pâte dans la cuve, et par une colle peu dispendieuse (ce qui se fait d'ailleurs aujourd'hui, mais imparfaitement encore), il ne resterait aucun perfectionnement à trouver. Depuis un mois, David cherchait donc à coller en cuve la pâte de son papier. Il visait à la fois deux secrets. | Во Франции патент на усовершенствование является самым уязвимым местом для изобретателя. Человек лет десять трудится над каким-нибудь изобретением в области промышленности, будь то машина или какое-либо открытие; он берет патент, он мнит себя хозяином своих трудов, но вот, если он что-нибудь упустил, его побивает соперник: он усовершенствует его изобретение каким-нибудь винтиком и таким образом отнимает у него все права. Поэтому найти дешевый состав бумаги далеко еще не все! Другие могут усовершенствовать этот состав. Давид Сешар старался все предусмотреть, чтобы никто не мог вырвать у него из рук богатство, завоеванное среди стольких невзгод. Голландская бумага (это название сохранилось за бумагой, изготовляемой исключительно из льняного тряпья, хотя Голландия ее более не выделывала) слегка проклеена, но проклеивают ее лист за листом ручным способом, что удорожает производство. Если бы ему удалось проклеивать бумагу в чане и при помощи какого-нибудь недорогого клея (что уже практикуется сейчас, но еще далеко не совершенным способом), вопрос о дальнейшем усовершенствовании естественно бы отпал. Итак, вот уже месяц Давид искал способ проклейки бумажной массы в чане. Он желал разрешить сразу две задачи. |
| Eve alla voir sa mère. Par un hasard favorable, madame Chardon gardait la femme du premier Substitut, laquelle venait de donner un héritier présomptif à l'illustre famille des Milaud de Nevers. | Ева пошла к матери. По счастливой случайности Г-жа Шардон ухаживала за женой старшего товарища прокурора, которая только что произвела на свет сына, долгожданного наследника рода Мило де Невер. |
| Eve, en défiance de tous les officiers ministériels, avait inventé de consulter, sur sa position, le défenseur légal des veuves et des orphelins, de lui demander si elle pouvait libérer David en s'obligeant, en vendant ses droits ; mais elle espérait aussi savoir la vérité sur la conduite ambiguë de Petit-Claud. | Ева, чувствуя недоверие ко всем должностным лицам, исполняющим обязанности судебных приставов, стряпчих и прочая, решила посоветоваться с законным заступником вдов и сирот, спросить, не может ли она выручить Давида, приняв на себя его обязательства и продав свои права; она надеялась, что стати узнает причину двойственного поведения Пти-Кло. |
| Le magistrat, surpris de la beauté de madame Séchard, la reçut, non-seulement avec les égards dus à une femme, mais encore avec une espèce de courtoisie à laquelle Eve n'était pas habituée. Elle vit enfin dans les yeux du magistrat cette expression que, depuis son mariage, elle n'avait plus trouvée que chez Kolb, et qui, pour les femmes belles comme Eve, est le criterium avec lequel elles jugent les hommes. Quand une passion, quand l'intérêt ou l'âge glacent dans les yeux d'un homme le pétillement [Coquille du Furne : petillement.] de l'obéissance absolue qui y flambe au jeune âge, une femme entre alors en défiance de cet homme et se met à l'observer. Les Cointet, Petit-Claud, Cérizet, tous les gens en qui elle avait deviné des ennemis, l'avaient regardée d'un oeil sec et froid. Elle se sentit donc à l'aise avec le Substitut, qui, tout en l'accueillant avec grâce, détruisit en peu de mots toutes ses espérances. | Судейский чиновник, пораженный красотою г-жи Сешар, был не только почтителен, как и подобает быть с женщиною, но и рыцарски учтив, к чему Ева вовсе не привыкла. Она уловила в глазах судейского то выражение, которое со времени своего замужества порою замечала только у Кольра и которое для таких красивых женщин, как Ева, служи! мерилом их суждения о мужчине. Когда страсти, когда расчет или возраст погасят в глазах мужчины огонь беззаветного преклонения, что так ярко горит в дни молодости, он начинает внушать женщине недоверие, и она склонна уже настороженно присматриваться к нему. Куэнте, Пти-Кло, Серизе, все мужчины, в которых Ева угадывала своих врагов, смотрели на нее сухими, холодными глазами, но она не испытывала ни малейшего стеснения, беседуя с товарищем прокурора, который, однако ж, несмотря на его любезное обхождение, разрушил все ее надежды. |
| - Il n'est pas certain, madame, lui dit-il, que la Cour Royale réforme le jugement qui restreint aux meubles-meublants l'abandon que vous a fait votre mari de tout ce qu'il possédait pour vous remplir de vos reprises. Votre privilége ne doit pas servir à couvrir une fraude. Mais, comme vous serez admise en qualité de créancière au partage du prix des objets saisis, que votre beau-père doit exercer également son privilége pour la somme des loyers dus, il y aura, l'arrêt de la cour une fois rendu, matière à d'autres contestations, à propos de ce que nous appelons, en termes de droit, une contribution. | - Сомнительно, сударыня,- сказал он Еве,- чтобы королевский суд изменил решение, которое уже ограничило домашней обстановкой перевод имущества на ваше имя, предпринятый вашим супругом ради ограждения ваших прав при разделе. Ваше преимущество не должно служить прикрытием обмана. Но раз вы в качестве заимодавца имеете право получить свою долю из выручки от продажи описанного имущества и раз ваш свекор также пользуется подобным преимуществом в размере долга по найму помещения, вам, стало быть, представится возможность, когда суд вынесет приговор, возбудить другую претензию, короче говоря, потребовать, выражаясь юридическим языком, конкурса. |
| - Mais monsieur Petit-Claud nous ruine donc ?... s'écria-t-elle. | - Стало быть, господин Пти-Кло нас разоряет? - вскричала она. |
| - La conduite de Petit-Claud, reprit le magistrat, est conforme au mandat donné par votre mari, qui veut, dit son avoué, gagner du temps. Selon moi, peut-être vaudrait-il mieux se désister de l'appel, et vous rendre acquéreurs à la vente, vous et votre beau-père, des ustensiles les plus nécessaires à votre exploitation, vous dans la limite de ce qui doit vous revenir, lui pour la somme de ses loyers... Mais ce serait aller trop promptement au but. Les avoués vous grugent !... | - Поведение Пти-Кло,- продолжал судейский,- соответствует поручению, данному ему вашим мужем, который желает, как говорит его стряпчий, выиграть время. По моему мнению, вам, возможно, было бы выгоднее отказаться от апелляционных жалоб и вместе со свекром скупить при распродаже имущества наиболее ценное типографское оборудование: вам в размере вашей доли при разделе имущества, ему в пределах суммы арендной платы. Но не будет ли опрометчивостью такая поспешность? Стряпчие вас обирают. |
| - Je serais alors dans les mains de monsieur Séchard père, à qui je devrais le loyer des ustensiles et celui de la maison ; mon mari n'en resterait pas moins sous le coup des poursuites de monsieur Métivier, qui n'aurait presque rien eu... | - Помилуйте! Ведь это значит оказаться в зависимости от господина Сешара-отца! Оказаться у него в долгу за пользование оборудованием и за наем дома!.. И все эти жертвы не спасут мужа от судебного преследования по иску господина Метивье, которому, впрочем, не достанется почти ничего... |
| - Oui, madame. | - Вы правы, сударыня. |
| - Eh ! bien, notre position serait pire que celle où nous sommes... | - И положение наше только ухудшилось бы... |
| - La force de la loi, madame, appartient en définitive au créancier. Vous avez reçu trois mille francs, il faut nécessairement les rendre... | - Закон, сударыня, в конечном счете поддерживает заимодавца. Вы получили три тысячи франков, их надобно непременно возвратить... |
| - Oh ! monsieur, nous croyez-vous donc capables de... | - О, сударь! Неужели вы думаете, что мы способны на... |
| Eve s'arrêta en s'apercevant du danger que sa justification pouvait faire courir à son frère. | Ева умолкла, сообразив, что, оправдывая себя, она подвергает опасности брата. |
| - Oh ! je sais bien, reprit le magistrat, que cette affaire est obscure et du côté des débiteurs, qui sont probes, délicats, grands même !... et du côté du créancier qui n'est qu'un prête-nom... | - О, я прекрасно вижу,- возразил судейский,- что в этом деле много неясного, и в отношении должников, людей честных, щепетильных и даже великодушных!., и в отношении заимодавца, в сущности подставного лица... |
| Eve épouvantée regardait le magistrat d'un air hébété. | Испуганная Ева растерянно поглядела на чиновника.- |
| - Vous comprenez, dit-il en lui jetant un regard plein de grosse finesse, que nous avons, pour réfléchir à ce qui se passe sous nos yeux, tout le temps pendant lequel nous sommes assis à écouter les plaidoiries de messieurs les avocats. | Видите ли,- сказал он, бросая на нее взгляд, исполненный проницательности,- покамест мы сидим и слушаем речи господ адвокатов, нам ничего иного не остается, как размышлять о том, что творится у нас перед глазами. |
| Eve revint au désespoir de son inutilité. | Ева воротилась в отчаянии от своей неудачи. |
| Le soir à sept heures, Doublon apporta le commandement par lequel il dénonçait la contrainte par corps. A cette heure, la poursuite arriva donc à son apogée. | В семь часов вечера Дублон принес постановление об аресте Давида. Итак, преследование достигло предела своих возможностей. |
| - A compter de demain, dit David, je ne pourrai plus sortir que pendant la nuit. | - С завтрашнего дня,- сказал Давид,- я могу показываться на улицу только ночью. |
| Eve et madame Chardon fondirent en larmes. Pour elles, se cacher était un déshonneur. | Ева и г-жа Шардон обливались слезами. Скрываться казалось им бесчестием. |
| En apprenant que la liberté de leur maître était menacée, Kolb et Marion s'alarmèrent d'autant plus que, depuis long-temps, ils l'avaient jugé dénué de toute malice ; et ils tremblèrent tellement pour lui, qu'ils vinrent trouver madame Chardon, Eve et David, sous prétexte de savoir à quoi leur dévouement pouvait être utile. Ils arrivèrent au moment où ces trois êtres, pour qui la vie avait été jusqu'alors si simple, pleuraient en apercevant la nécessité de cacher David. Mais comment échapper aux espions invisibles qui, dès à présent, devaient observer les moindres démarches de cet homme, malheureusement si distrait ? | Узнав, что хозяину грозит лишение свободы, Кольб и Марион встревожились, тем более что они издавна считали его крайне простодушным; они так волновались за него, что решили тут же поговорить с г-жой Шардон, Евой и самим Давидом и узнать, не могут ли они чем-либо быть им полезны. Они пришли как раз в ту минуту, когда три существа, для которых жизнь до той поры была столь ясной, плакали, поняв наконец, что Давиду нужно скрываться. Но как ускользнуть от тайных шпионов, которые отныне будут рыскать по следам этого, к несчастью, столь рассеянного человека? |
| - Si matame feut addentre ein bedit quard'hire, che fais bousser eine regonnaissanze dans le gampe ennemi, dit Kolb, et vis ferrez que che m'y gonnais, quoique chaie l'air d'ein Hallemante ; gomme che suis ein frai Vrançais, chai engor te la malice. | - Если ей, сутарыня, пошелает потоштать шетверть час, я делай расфетка в неприятельски лагерь,- сказал Кольб,- и ей увитаите, што я понималъ это тело, пускай я с лица нэмец, но я настоящи франсус и хитрость моя франсуски. |
| - Oh ! madame, dit Marion, laissez-le aller, il ne pense qu'à garder monsieur, il n'a pas d'autres idées. Kolb n'est pas un Alsacien. C'est... quoi ?... un vrai terre neuvien ! | - Ах, сударыня,- сказала Марион,- отпустите-ка его, пускай попробует, ведь у него одно на уме: как бы спасти хозяина! Какой же Кольб эльзасец? Он... как бишь его?., ну... настоящий ньюфаунделендеи,! |
| - Allez, mon bon Kolb, lui dit David, nous avons encore le temps de prendre un parti. | - Ступайте, мой дорогой Кольб,- сказал ему Давид,- у нас есть еще время подумать. |
| Kolb courut chez l'huissier, où les ennemis de David, réunis en conseil, avisaient aux moyens de s'emparer de lui. | Кольб бросился к судебному приставу, где враги Давида держали совет, каким способом схватить его. |
| L'arrestation des débiteurs est, en province, un fait exorbitant, anormal, s'il en fut jamais. D'abord, chacun s'y connaît trop bien pour que personne emploie jamais un moyen si odieux. On doit se trouver, créanciers et débiteurs, face à face pendant toute la vie. Puis, quand un commerçant, un banqueroutier, pour se servir des expressions de la province, qui ne transige guère sur cette espèce de vol légal, médite une vaste faillite, Paris lui sert de refuge. Paris est en quelque sorte la Belgique de la province : on y trouve des retraites presque impénétrables, et le mandat de l'huissier poursuivant expire aux limites de sa juridiction. Il est d'autres empêchements quasi dirimants. Ainsi, la loi qui consacre l'inviolabilité du domicile règne sans exception en province ; l'huissier n'y a pas le droit, comme à Paris, de pénétrer dans une maison tierce pour y venir saisir le débiteur. | Арест должника в провинции, если таковой случается, является событием необыкновенным, из ряду вон выходящим. Прежде всего там все чересчур хорошо знают друг друга, чтобы кто-нибудь осмелился прибегнуть к столь отвратительному средству. Там заимодавцы и должники всю жизнь живут бок о бок. А если какой-нибудь купец задумает выворотить шубу,- воспользуемся словарем провинции, которая отнюдь не мирится с этого рода узаконенным воровством,-объявит несостоятельность в крупном масштабе, прибежищем ему служит Париж. Для провинции Париж - своего рода Бельгия; банкроты находят там убежище, почти недосягаемое для провинциального пристава, полномочия которого теряют силу за пределами его судебного округа. Сверх того встречаются и другие препятствия, почти неодолимые. Так, закон о неприкосновенности жилища соблюдается в провинции свято: там судебный пристав не имеет права, как в Париже, проникнуть в частный дом третьего лица, чтобы задержать должника. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая
