Краткая коллекция текстов на французском языке
Оноре де Бальзак
Illusions perdues/Утраченные иллюзии
2. Un grand homme de province а Paris/Часть вторая. Провинциальная знаменитость в Париже
(продолжение)
| France | Русский |
| Dans la rue, il regarda les croisées du patient d'Arthez, éclairées par une faible lumière, et revint chez lui le coeur attristé, l'âme inquiète. Une sorte de pressentiment lui disait qu'il avait été serré sur le coeur de ses vrais amis pour la dernière fois. En entrant dans la rue de Cluny par la place de la Sorbonne, il reconnut l'équipage de Coralie. Pour venir voir son poète un moment, pour lui dire un simple bonsoir, l'actrice avait franchi l'espace du boulevard du Temple à la Sorbonne. Lucien trouva sa maîtresse tout en larmes à l'aspect de sa mansarde, elle voulait être misérable comme son amant, elle pleurait en rangeant les chemises, les gants, les cravates et les mouchoirs dans l'affreuse commode de l'hôtel. Ce désespoir était si vrai, si grand, il exprimait tant d'amour, que Lucien, à qui l'on avait reproché d'avoir une actrice, vit dans Coralie une sainte bien près d'endosser le cilice de la misère, Pour venir, cette adorable créature avait pris le prétexte d'avertir son ami que la société Camusot, Coralie et Lucien rendrait à la société Matifat, Florine et Lousteau leur souper, et de demander à Lucien s'il avait quelque invitation à faire qui lui fût utile ; Lucien lui répondit qu'il en causerait avec Lousteau. L'actrice, après quelques moments, se sauva en cachant à Lucien que Camusot l'attendait en bas. | Выйдя наружу, он взглянул на окна трудолюбивого д'Артеза, в которых мерцал слабый свет, и воротился домой с опечаленным сердцем и встревоженной душой. У него было какое-то предчувствие, что он в последний раз прижимал к сердцу своих истинных друзей... Войдя в улицу Клюни с площади Сорбонны, он увидел экипаж Корали. Только для того, чтобы взглянуть на своего поэта, пожелать ему доброго вечера, актриса приехала с бульвара Тампль к Сорбонне. Люсьен застал свою возлюбленную в слезах, расстроенную убожеством его мансарды; она желала быть нищей, как ее милый, она плакала, укладывая его рубашки, перчатки, галстуки и платки в дрянной гостиничный комод. Отчаянье ее было так искренно, так глубоко и свидетельствовало о такой силе любви, что Люсьен" которого упрекали за его связь с актрисой, открыл в Корали святую, готовую облечься во власяницу нищеты. Очаровательное создание нашло предлог, чтобы оправдать свое посещение: надо было известить друга о том, что компания Камюзо, Корали и Люсьена дает ответный ужин компании Матифа, Флорины и Лусто, а также спросить Люсьена, не сочтет ли он нужным пригласить кого-либо из людей, полезных ему; Люсьен ответил, что он посоветуется с Лусто. Несколько минут спустя актриса ушла, утаив от Люсьена, что Камюзо ждет ее внизу в экипаже. |
| Le lendemain, dès huit heures, Lucien alla chez Etienne, ne le trouva pas, et courut chez Florine. Le journaliste et l'actrice reçurent leur ami dans la jolie chambre à coucher où ils étaient maritalement établis, et tous trois ils y déjeunèrent splendidement. | На другой день в восемь часов Люсьен отправился к Этьену, не застал его и бросился к Флорине. Журналист и актриса приняли своего приятеля в красивой спальне, где они расположились по-семейному, и втроем пышно позавтракали. |
| - Mais mon petit, lui dit Lousteau quand ils furent attablés et que Lucien lui eut parlé du souper que donnerait Coralie, je te conseille de venir avec moi voir Félicien Vernou, de l'inviter, et de te lier avec lui autant qu'on peut se lier avec un pareil drôle. Félicien te donnera peut-être accès dans le journal politique où il cuisine le feuilleton, et où tu pourras fleurir à ton aise en grands articles dans le haut de ce journal. Cette feuille, comme la nôtre, appartient au parti libéral, tu seras libéral, c'est le parti populaire ; d'ailleurs, si tu voulais passer du côté ministériel, tu y entrerais avec d'autant plus d'avantages que tu te serais fait redouter. Hector Merlin et sa madame du Val-Noble, chez qui vont quelques grands seigneurs, les jeunes dandies et les millionnaires, ne t'ont-ils pas prié, toi et Coralie, à dîner ? | - Милый мой,- сказал Лусто, когда они сели за стол и Люсьен возвестил об ужине у Корали.- Советую тебе пойти со мною к Фелисьену Верну, пригласить его и сблизиться с ним, если только можно сблизиться с таким прохвостом, как он. Фелисьен, быть может, откроет тебе доступ в политическую газету, где он печет фельетоны, там ты можешь процветать, печатая большие статьи в верхних столбцах газеты. Этот листок, как и наш, принадлежит либеральной партии, ты станешь либералом, эта партия популярна; а если ты пожелаешь потом перейти на сторону правительства, ты тем больше выиграешь, чем больше тебя будут бояться. Неужто Гектор Мерлен и госпожа дю Валь-Нобль, у которой бывают многие сановники, молодые денди и миллионеры, не пригласили тебя и Корали на обед? |
| - Oui, répondit Lucien, et tu en es avec Florine. | - Ну , конечно,- отвечал Люсьен,- я приглашен с Корали, как и ты с Флориной. |
| Lucien et Lousteau, dans leur griserie de vendredi et pendant leur dîner du dimanche, en étaient arrivés à se tutoyer. | После совместного кутежа в пятницу и обеда в воскресенье Люсьен и Лусто перешли на "ты". |
| - Eh ! bien, nous rencontrerons Merlin au journal, c'est un gars qui suivra Finot de près ; tu feras bien de le soigner, de le mettre de ton souper avec sa maîtresse : il te sera peut-être utile avant peu, car les gens haineux ont besoin de tout le monde, et il te rendra service pour avoir ta plume au besoin. | - Отлично, мы, стало быть, встретимся с Мерленом в редакции. Этот юноша пойдет по стопам Фино; ты отлично сделаешь, если поухаживаешь за ним. Пригласи на ужин Мерлена вместе с его возлюбленной; ведь ненавистники нуждаются во всех, и он окажет тебе услугу, чтобы при случае воспользоваться твоим пером. |
| - Votre début a fait assez de sensation pour que vous n'éprouviez aucun obstacle, dit Florine à Lucien, hâtez-vous d'en profiter, autrement vous seriez promptement oublié. | - Ваше первое выступление в печати наделало шуму, теперь на вашем пути нет никаких преград,- сказала Флорина Люсьену.- Не упустите случая, иначе о вас скоро забудут. |
| - L'affaire, reprit Lousteau, la grande affaire est consommée ! Ce Finot, un homme sans aucun talent, est directeur et rédacteur en chef du journal hebdomadaire de Dauriat, propriétaire d'un sixième qui ne lui coûte rien, et il a six cents francs d'appointements par mois. Je suis, de ce matin, mon cher, rédacteur en chef de notre petit journal. Tout s'est passé comme je le présumais l'autre soir : Florine a été superbe, elle rendrait des points au prince de Talleyrand. | - Совершилось событие,- продолжал Лусто.- Великое событие! Фино, этот бесталанный человек, стал директором и главным редактором еженедельного журнала Дориа, владельцем шестой части паев, доставшейся ему даром, и будет получать шестьсот франков в месяц. А я, мой милый, с нынешнего утра старший редактор нашей газетки. Все произошло, как я и предполагал в тот вечер. Флорина была на высоте, она даст десять очков вперед князю Талейрану. |
| - Nous tenons les hommes par leur plaisir, dit Florine, les diplomates ne les prennent que par l'amour-propre ; les diplomates leur voient faire des façons et nous leur voyons faire des bêtises, nous sommes donc les plus fortes. | - Мы властвуем над мужчинами, пользуясь их страстями,- сказала Флорина.- Дипломаты играют на их самолюбии; дипломаты видят их ухищрения,- мы видим их слабости, поэтому мы сильнее. |
| - En concluant, dit Lousteau, Matifat a commis le seul bon mot qu'il prononcera dans sa vie de droguiste : L'affaire, a-t-il dit, ne sort pas de mon commerce ! | - В заключение,- сказал Лусто,- Матифа сострил единственный раз за всю свою жизнь, он изрек: "Что же, это дело коммерческое!" |
| - Je soupçonne Florine de le lui avoir soufflé, s'écria Lucien. | - Я подозреваю, что эту мысль подсказала ему Флорина! - вскричал Люсьен. |
| - Ainsi, mon cher amour, reprit Lousteau, tu as le pied à l'étrier. | - Итак, душа моя,- продолжал Лусто,- теперь ты расправишь крылья. |
| - Vous êtes né coiffé, dit Florine. Combien voyons-nous de petits jeunes gens qui droguent dans Paris pendant des années sans arriver à pouvoir insérer un article dans un journal ! Il en aura été de vous comme d'Emile Blondet. Dans six mois d'ici, je vous vois faisant votre tête, ajouta-t-elle en se servant d'un mot de son argot et en lui jetant un sourire moqueur. | - Вы родились в сорочке,- сказала Флорина.- Сколько молодых людей в Париже многие годы обивают пороги редакций, покамест им удастся поместить статью в газете! У вас судьба Эмиля Блонде. Не пройдет и полугода, как вы станете задирать нос,- насмешливо улыбнувшись, добавила она на своем наречии. |
| - Ne suis-je pas à Paris depuis trois ans, dit Lousteau, et depuis hier seulement Finot me donne trois cents francs de fixe par mois pour la rédaction en chef, me paye cent sous la colonne, et cent francs la feuille à son journal hebdomadaire. | - Я в Париже уже три года,- сказал Лусто,- и только со вчерашнего дня Фино дает мне, как редактору, твердых триста франков в месяц, платит по сто су за столбец и по сто франков за лист в своем еженедельнике. |
| - Hé ! bien, vous ne dites rien ?... s'écria Florine en regardant Lucien. | - Что же вы молчите?..- вскричала Флорина, глядя на Люсьена. |
| - Nous verrons, dit Lucien. | - Будущее покажет...- сказал Люсьен. |
| - Mon cher, répondit Lousteau d'un air piqué, j'ai tout arrangé pour toi comme si tu étais mon frère ; mais je ne te réponds pas de Finot. Finot sera sollicité par soixante drôles qui, d'ici à deux jours, vont venir lui faire des propositions au rabais. J'ai promis pour toi, tu lui diras non, si tu veux. Tu ne te doutes pas de ton bonheur, reprit le journaliste après une pause. Tu feras partie d'une coterie dont les camarades attaquent leurs ennemis dans plusieurs journaux, et s'y servent mutuellement. | - Милый мой,- отвечал Лусто обиженно,- я все для тебя устроил, как для родного брата, но я не отвечаю за Фино. Дня через два Фино будут осаждать десятки шалопаев с предложениями дешевых услуг. Я ему дал слово за тебя; если хочешь, можешь отказаться. Ты сам не понимаешь своего счастья,- продолжал журналист, помолчав.- Ты станешь членом сплоченной группы, где товарищи нападают на своих врагов сразу в нескольких газетах и взаимно помогают друг другу. |
| - Allons d'abord voir Félicien Vernou, dit Lucien qui avait hâte de se lier avec ces redoutables oiseaux de proie. | - Прежде всего навестим Фелисьена Верну,- сказал Люсьен: он спешил завязать связи с этими опасными хищными птицами. |
| Lousteau envoya chercher un cabriolet, et les deux amis allèrent rue Mandar, où demeurait Vernou, dans une maison à allée, il y occupait un appartement au deuxième étage. Lucien fut très-étonné de trouver ce critique acerbe, dédaigneux et gourmé, dans une salle à manger de la dernière vulgarité, tendue d'un mauvais petit papier briqueté, chargé de mousses par intervalles égaux, ornée de gravures à l'aqua-tinta dans des cadres dorés, attablé avec une femme trop laide pour ne pas être légitime, et deux enfants en bas âge perchés sur ces chaises à pieds très-élevés et à barrière, destinées à maintenir ces petits drôles. Surpris dans une robe de chambre confectionnée avec les restes d'une robe d'indienne à sa femme, Félicien eut un air assez mécontent. | Лусто послал за кабриолетом, и оба друга отправились на улицу Мандар, где жил Верну, в доме с длинными наружными сенями. Он занимал квартиру в третьем этаже, и Люсьен был очень удивлен, застав этого желчного, надменного и чопорного критика в самой мещанской столовой, оклеенной дешевыми обоями, которые изображали кирпичную стену, симметрично поросшую мхом; на стенах висели плохие гравюры в позолоченных рамах; Верну завтракал в обществе некрасивой женщины - несомненно его законной супруги - и двух детишек, усаженных в высокие кресла с перекладиной, чтобы шалуны не упали. Фелисьен, застигнутый врасплох, в ситцевом халате, сшитом из остатков от платья жены, всем своим видом выражал неудовольствие. |
| - As-tu déjeuné, Lousteau ? dit-il en offrant une chaise à Lucien. | - Ты завтракал, Лусто? - сказал он, предлагая стул Люсьену. |
| - Nous sortons de chez Florine, dit Etienne, et nous y avons déjeuné. | - Мы только что от Флорины,- сказал Этьен.- Мы там позавтракали. |
| Lucien ne cessait d'examiner madame Vernou, qui ressemblait à une bonne, grasse cuisinière, assez blanche, mais superlativement commune. Madame Vernou portait un foulard par-dessus un bonnet de nuit à brides que ses joues pressées débordaient. Sa robe de chambre, sans ceinture, attachée au col par un bouton, descendait à grands plis et l'enveloppait si mal, qu'il était impossible de ne pas la comparer à une borne. D'une santé désespérante, elle avait les joues presque violettes, et des mains à doigts en forme de boudins. Cette femme expliqua soudain à Lucien l'attitude gênée de Vernou dans le monde. Malade de son mariage, sans force pour abandonner femme et enfants, mais assez poète pour en toujours souffrir, cet auteur ne devait pardonner à personne un succès, il devait être mécontent de tout, en se sentant toujours mécontent de lui-même. Lucien comprit l'air aigre qui glaçait cette figure envieuse, l'âcreté des reparties que ce journaliste semait dans sa conversation, l'acerbité de sa phrase, toujours pointue et travaillée comme un stylet. | Люсьен внимательно рассматривал г-жу Верну, похожую на добродушную, толстую кухарку, белотелую, и чрезвычайно вульгарную. Г-жа Верну поверх ночного чепца, завязанного под подбородком тесемками, из которых выпирали пухлые щеки, носила фуляровую повязку. Нескладный сборчатый капот, застегнутый у ворота на одну пуговицу, превращал ее фигуру в какую-то бесформенную глыбу, напоминавшую тумбу. От избытка здоровья, приводящего в отчаянье, румянец на толстых щеках принимал фиолетовый оттенок, при взгляде на пальцы ее рук невольно вспоминались сосиски. Наружность этой женщины сразу объяснила Люсьену, отчего Верну в обществе играл стол незавидную роль. Он стыдился своей жены и не мог бросить семью; но он был слишком поэт, чтобы не страдать от семейной обстановки, и, чувствуя постоянно недовольство самим собою, был недоволен всем: вот отчего этот писатель никому не прощал успеха. Люсьен понял причину желчного выражения, застывшего на лице этого завистника, язвительность насмешек, отличающих этого журналиста, резкость его слов, метких и отточенных, как стилет. |
| - Passons dans mon cabinet, dit Félicien en se levant, il s'agit sans doute d'affaires littéraires. | - Пожалуй в кабинет,- сказал Фелисьен, вставая,- речь идет, несомненно, о литературных делах. |
| - Oui et non, lui répondit Lousteau. Mon vieux, il s'agit d'un souper. | - И да, и нет,- отвечал Лусто.- Речь идет об ужине старина. |
| - Je venais, dit Lucien, vous prier de la part de Coralie... | - Я пришел,- сказал Люсьен,- по просьбе Корали. |
| A ce nom, madame Vernou leva la tête. | При этом имени г-жа Верну подняла голову. |
| -... A souper d'aujourd'hui en huit, dit Lucien en continuant. Vous trouverez chez elle la société que vous avez eue chez Florine, et augmentée de madame du Val-Noble, de Merlin et de quelques autres. Nous jouerons. | - ...пригласить вас отужинать у нее в будущий понедельник,- продолжал Люсьен.- Вы встретите то же общество, что у Флорины, а кстати и госпожу дю Валь-Нобль, Мерлена и некоторых других. Будем играть. |
| - Mais, mon ami, ce jour-là nous devons aller chez madame Mahoudeau, dit la femme. | - Но, мой друг, в этот день мы приглашены к госпоже Магудо,- сказала жена. |
| - Eh ! qu'est-ce que cela fait ? dit Vernou. | - Ну, и что ж? - сказал Верну. |
| - Si nous n'y allions pas, elle se choquerait, et tu es bien aise de la trouver pour escompter tes effets de librairie. | - Если мы не придем, она будет обижена, а ты радовался, что можешь учесть через нее векселя твоего издателя. |
| - Mon cher, voilà une femme qui ne comprend pas qu'un souper qui commence à minuit n'empêche pas d'aller à une soirée qui finit à onze heures. Je travaille à côté d'elle, ajouta-t-il. | - Дорогой мой, вот женщина! Она не понимает, что ужин, который начинается в полночь, не может помешать вечеринке, которая кончается в одиннадцать часов! И я должен работать подле нее! - добавил он. |
| - Vous avez tant d'imagination ! répondit Lucien qui se fit un ennemi mortel de Vernou par ce seul mot. | - У вас столько воображения! - отвечал Люсьен и благодаря одной этой фразе нажил в Верну смертельного врага. |
| - Eh ! bien, reprit Lousteau, tu viens, mais ce n'est pas tout. Monsieur de Rubempré devient un des nôtres, ainsi pousse-le à ton journal ; présente-le comme un gars capable de faire la haute littérature, afin qu'il puisse mettre au moins deux articles par mois. | - Стало быть, ты придешь,- продолжал Лусто,- но это еще не все. Господин де Рюбампре наш сторонник, устрой его в свою газету; представь как человека, способного заняться высокой литературой, чтобы ему можно было рассчитывать по крайней мере на две статьи в месяц. |
| - Oui, s'il veut être des nôtres, attaquer nos ennemis comme nous attaquerons les siens, et défendre nos amis, je parlerai de lui ce soir à l'Opéra, répondit Vernou. | - Да, если он пожелает быть нашим союзником, защищать наших друзей, нападать на наших врагов, как мы станем нападать на его врагов. Если так, я поговорю о нем сегодня вечером в Опере,- отвечал Верну. |
| - Eh ! bien, à demain, mon petit, dit Lousteau en serrant la main de Vernou avec les signes de la plus vive amitié. Quand paraît ton livre ? | - Итак, до завтра, мой милый,- сказал Лусто, пожилая руку Верну с изъявлениями самой горячей дружбы.- Скоро ли выйдет твоя книга? |
| - Mais, dit le père de famille, cela dépend de Dauriat, j'ai fini. | - Все зависит от Дориа,- сказал отец семейства,- Я ее окончил. |
| - Es-tu content ?... | - И ты доволен? |
| - Mais oui et non... | - И да, и нет... |
| - Nous chaufferons le succès, dit Lousteau en se levant et saluant la femme de son confrère. | - Мы обеспечим успех,- сказал Лусто, вставая и откланиваясь жене своего собрата. |
| Cette brusque sortie fut nécessitée par les criailleries des deux enfants qui se disputaient et se donnaient des coups de cuiller en s'envoyant de la panade par la figure. | Внезапное бегство было вызвано криком детей, учинивших ссору; они дрались ложками, брызгали друг другу в лицо бульон. |
| - Tu viens de voir, mon enfant, dit Etienne à Lucien, une femme qui, sans le savoir, fera bien des ravages en littérature. Ce pauvre Vernou ne nous pardonne pas sa femme. On devrait l'en débarrasser, dans l'intérêt public bien entendu. Nous éviterions un déluge d'articles atroces, d'épigrammes contre tous les succès et contre toutes les fortunes. Que devenir avec une pareille femme accompagnée de ces deux horribles moutards ? Vous avez vu le Rigaudin de la Maison en loterie, la pièce de Picard... eh ! bien, comme Rigaudin, Vernou ne se battra pas, mais il fera battre les autres ; il est capable de se crever un oeil pour en crever deux à son meilleur ami ; vous le verrez posant le pied sur tous les cadavres, souriant à tous les malheurs, attaquant les princes, les ducs, les marquis, les nobles, parce qu'il est roturier ; attaquant les renommées célibataires à cause de sa femme, et parlant toujours morale, plaidant pour les joies domestiques et pour les devoirs de citoyen. Enfin ce critique si moral ne sera doux pour personne, pas même pour les enfants. Il vit dans la rue Mandar entre une femme qui pourrait faire le mamamouchi du Bourgeois gentilhomme et deux petits Vernou laids comme des teignes ; il veut se moquer du faubourg Saint-Germain, où il ne mettra jamais le pied, et fera parler les duchesses comme parle sa femme. Voilà l'homme qui va hurler après les jésuites, insulter la cour, lui prêter l'intention de rétablir les droits féodaux, le droit d'aînesse, et qui prêchera quelque croisade en faveur de l'égalité, lui qui ne se croit l'égal de personne. | - Ты видел, дружок, женщину, которая, сама того не ведая, творит великие опустошения в литературе,- сказал Этьен Люсьену.- Несчастный Верну не может простить нам своей жены. Следовало бы его избавить от нее, в интересах общества, разумеется. Мы тогда избегли бы целого потопа убийственных статей, эпиграмм по поводу чужого успеха, чужой удачи. Что делать с подобной женой да с двумя несносными малышами в придачу? Помнишь Ригодена в пьесе Пикара "Дом разыгрывается в лотерею"?.. Как я Ригоден, Верну сам не будет драться, а заставит драться других: он способен выколоть себе глаз, лишь бы выколоть оба глаза у своего лучшего друга; вы увидите, как он попирает любой труп, радуется любому несчастью, нападает на герцогов, князей, маркизов, дворян оттого, что сам он разночинец; он, по вине жены, нападает на всех холостяков и притом вечно твердит о нравственности, о семейных радостях и обязанностях гражданина. Короче, этот высоконравственный критик не ведает снисхождения даже в отношении детей. Живет он в улице Мандар, в обществе жены, созданной для роли "мамамуши" в "Мещанине во Дворянстве", и двух маленьких Верну, отвратительных, как лишаи; он готов высмеивать Сен-Жерменское предместье, куда его нога не ступит, и вложить в уста герцогинь просторечье своей жены. Вот человек, который рад случаю поднять кампанию против иезуитов, поносить двор, приписывая ему намерение восстановить права феодалов, право первородства; он будет проповедовать нечто вроде крестового похода в защиту равенства - он, который не верит, что кто-либо ему равен! |
| S'il était garçon, s'il allait dans le monde, s'il avait les allures des poètes royalistes pensionnés, ornés de croix de la Légion-d'Honneur, ce serait un optimiste. Le journalisme a mille points de départ semblables. C'est une grande catapulte mise en mouvement par de petites haines. As-tu maintenant envie de te marier ? Vernou n'a plus de coeur, le fiel a tout envahi. Aussi est-ce le journaliste par excellence, un tigre à deux mains qui déchire tout, comme si ses plumes avaient la rage. | Если бы он был холост, выезжал в свет, имел внушительный вид роялистских поэтов, получающих пенсию, украшенных орденом Почетного легиона, он был бы оптимистом. В журналистике отыщется тысяча подобных точек отправления. Эта огромная катапульта приводится в действие мелочной ненавистью. Не пропала у тебя охота жениться? Верну утратил сердце, он - сплошная желчь. Он настоящий журналист, двуногий тигр, готовый всех растерзать, точно его пером овладело бешенство. |
| - Il est gunophobe, dit Lucien. A-t-il du talent ? | - Он женоненавистник,- сказал Люсьен.- А есть у него талант? |
| - Il a de l'esprit, c'est un Articlier. Vernou porte des articles, fera toujours des articles, et rien que des articles. Le travail le plus obstiné ne pourra jamais greffer un livre sur sa prose. Félicien est incapable de concevoir une oeuvre, d'en disposer les masses, d'en réunir harmonieusement les personnages dans un plan qui commence, se noue et marche vers un fait capital ; il a des idées, mais il ne connaît pas les faits ; ses héros seront des utopies philosophiques ou libérales ; enfin, son style est d'une originalité cherchée, sa phrase ballonnée tomberait si la critique lui donnait un coup d'épingle. Aussi craint-il énormément les journaux, comme tous ceux qui ont besoin des gourdes et des bourdes de l'éloge pour se soutenir au-dessus de l'eau. | - Нет, но он умен, он типичный журналист. Верну начинен статьями, он вечно будет писать статьи, и ничего, кроме статей. Даже самым упорным трудом нельзя создать книги из его прозы. Фелисьен не способен вынашивать свое произведение, расположить материал, гармонически ввести действующих лиц в план повествования, развить его, довести до развязки; у него есть замыслы, но он не знает жизни; его герои нежизненны независимо от их умонастроения, философического или либерального. Наконец его стиль грешит надуманной оригинальностью, напыщенная фраза распадается от булавочного укола критики. Вот отчего он боится газет, как боится их всякий, кто держится на поверхности лишь при помощи глупцов и лести. |
| - Quel article tu fais, s'écria Lucien. | - Ты сочинил целую статью! -вскричал Люсьен. |
| - Ceux-là, mon enfant, il faut se les dire et ne [Dans le Furne : " et jamais les écrire. ", erreur du typographe.] jamais les écrire. | - Мой милый, такие статьи можно сочинять изустно, но никогда не следует их писать. |
| - Tu deviens rédacteur en chef, dit Lucien. | - Ты уже говоришь, как редактор,- сказал Люсьен. |
| - Où veux-tu que je te jette ? lui demanda Lousteau. | - Куда тебя отвезти? -спросил Лусто. |
| - Chez Coralie. | - К Корали. |
| - Ah ! nous sommes amoureux, dit Lousteau. Quelle faute ! Fais de Coralie ce que je fais de Florine, une ménagère, mais la liberté sur la montagne ! | - А-а! Мы влюблены! - сказал Лусто.- Напрасно. Пусть для тебя Корали будет тем же, чем для меня Флорина: экономкой. Свобода превыше всего! |
| - Tu ferais damner les saints ! lui dit Lucien en riant. | - Ты совратишь и святого!-сказал Люсьен смеясь. |
| - On ne damne pas les démons, répondit Lousteau. | - Демонов не совращают,- отвечал Лусто. |
| Le ton léger, brillant de son nouvel ami, la manière dont il traitait la vie, ses paradoxes mêlés aux maximes vraies du machiavélisme parisien agissaient sur Lucien à son insu. En théorie, le poète reconnaissait le danger de ces pensées, et les trouvait utiles à l'application. En arrivant sur le boulevard du Temple, les deux amis convinrent de se retrouver, entre quatre et cinq heures, au bureau du journal, où sans doute Hector Merlin viendrait. Lucien était, en effet, saisi par les voluptés de l'amour vrai des courtisanes qui attachent leurs grappins aux endroits les plus tendres de l'âme en se pliant avec une incroyable souplesse à tous les désirs, en favorisant les molles habitudes d'où elles tirent leur force. Il avait déjà soif des plaisirs parisiens, il aimait la vie facile, abondante et magnifique que lui faisait l'actrice chez elle. Il trouva Coralie et Camusot ivres de joie. Le Gymnase proposait pour Pâques prochain un engagement dont les conditions nettement formulées, surpassaient les espérances de Coralie. | Легкий, непринужденный тон нового друга, его манера принимать жизнь, его парадоксы, вкрапленные в правила истинно парижского макиавеллизма, неприметно действовали на Люсьена. В теории поэт сознавал опасность подобного образа мысли, практически он находил его полезным. Доехав до бульвара Тампль, друзья условились встретиться между четырьмя и пятью часами в редакции, куда должен был явиться и Гектор Мерлен. Люсьен и впрямь был очарован непритворной любовью куртизанок, которые овладевают самыми нежными тайниками вашей души и, повинуясь с непостижимой податливостью любым вашим желаниям, потворствуя вашим слабостям, черпают в них свою силу. Он уже жаждал парижских удовольствий, ему полюбилась легкая жизнь, беззаботная и пышная, созданная для него актрисой. У Корали он застал Камюзо; они оба были в превосходном расположении духа: театр Жимназ предлагал с пасхи ангажемент, и условия контракта превзошли все ожидания Корали. |
| - Nous vous devons ce triomphe, dit Camusot. | - Этой победой мы обязаны вам,- сказал Камюзо. |
| - Oh ! certes, sans lui l'Alcade tombait, s'écria Coralie, il n'y avait pas d'article, et j'étais encore au boulevard pour six ans. | - О, конечно! "Алькальд" без него бы провалился,- вскричала Корали.- Не будь статьи, мне бы пришлось еще лет шесть играть на Бульварах. |
| Elle lui sauta au cou devant Camusot. L'effusion de l'actrice avait je ne sais quoi de moelleux dans sa rapidité, de suave dans son entraînement : elle aimait ! Comme tous les hommes dans leurs grandes douleurs, Camusot abaissa ses yeux à terre, et reconnut, le long de la couture des bottes de Lucien, le fil de couleur employé par les bottiers célèbres et qui se dessinait en jaune foncé sur le noir luisant de la tige. La couleur originale de ce fil l'avait préoccupé pendant son monologue sur la présence inexplicable d'une paire de bottes devant la cheminée de Coralie. Il avait lu en lettres noires imprimées sur le cuir blanc et doux de la doublure l'adresse d'un bottier fameux à cette époque : Gay, rue de La Michodière. | Она бросилась к Люсьену, обняла его, пренебрегая присутствием Камюзо. В горячности актрисы прорывалась нежность, в ее одушевлении было нечто пленительное: она любила! Как и все люди в минуты глубокой скорби, Камюзо опустил глаза, и вдруг на сапогах Люсьена он заметил вдоль шва цветную нитку, обычную примету творений прославленных сапожников того времени; она вырисовывалась темно-желтой полоской на блестящих черных голенищах. Цвет этой коварной нитки уже привлек его внимание во время монолога по поводу необъяснимого появления сапог у камина Корали. На белой и мягкой коже подкладки он тогда же прочел отпечатанный черными буквами адрес знаменитого сапожника: "Ге, улица Мишодьер". |
| - Monsieur, dit-il à Lucien, vous avez de bien belles bottes. | - У вас прекрасные сапоги, сударь,- сказал он Люсьену. |
| - Il a tout beau, répondit Coralie. | - У него все прекрасно,- отвечала Корали. |
| - Je voudrais bien me fournir chez votre bottier. | - Я желал бы заказать у вашего сапожника. |
| - Oh ! dit Coralie, comme c'est rue des Bourdonnais de demander les adresses des fournisseurs ! Allez-vous porter des bottes de jeune homme ? vous seriez joli garçon. Gardez donc vos bottes à revers, qui conviennent à un homme établi, qui a femme, enfants et maîtresse. | - О, как это отзывается улицей Бурдоне! - сказала Корали.- Спрашивать адрес сапожника! Ужели вы будете носить такие сапоги, точно молодой человек? То-то выйдет из вас красавец! Оставайтесь-ка лучше при своих сапогах с отворотами, они более к лицу человеку солидному, у которого есть жена, дети, любовница. |
| - Enfin, si monsieur voulait tirer une de ses bottes, il me rendrait un service signalé, dit l'obstiné Camusot. | - А все же, если бы вы пожелали снять один сапог, вы оказали бы мне великую услугу,- сказал упрямый Камюзо. |
| - Je ne pourrais la remettre sans crochets, dit Lucien en rougissant. | - Я потом его не надену без крючков,- покраснев, сказал Люсьен. |
| - Bérénice en ira chercher, ils ne seront pas de trop ici, dit le marchand d'un air horriblement goguenard. | - Береника найдет крючки, и тут они будут кстати,- с невыразимой насмешливостью сказал торговец. |
| - Papa Camusot, dit Coralie en lui jetant un regard empreint d'un atroce mépris, ayez le courage de votre lâcheté ! Allons, dites toute votre pensée. Vous trouvez que les boites de monsieur ressemblent aux miennes ? Je vous défends d'ôter vos bottes, dit-elle à Lucien. Oui, monsieur Camusot, oui, ces bottes sont absolument les mêmes que celles qui se croisaient les bras devant mon foyer l'autre jour, et monsieur caché dans mon cabinet de toilette les attendait, il avait passé la nuit ici. Voilà ce que vous pensez, hein ? Pensez-le, je le veux. C'est la vérité pure. Je vous trompe. Après ? Cela me plaît, à moi ! | - Папаша Камюзо,- сказала Корали, бросив на него взгляд, полный презрения,- будьте мужественны. Говорите откровенно. Вы находите, что эти сапоги похожи на мои? Я вам запрещаю снимать сапоги,- сказала она Люсьену.- , И точно, господин Камюзо, это именно те самые сапоги, что на днях красовались перед моим камином, а он сам прятался от вас в моей уборной; да, да, он ночевал здесь. Не правда ли, вы так думаете? И продолжайте думать, я рада! И это чистая правда! Я вам изменяю. Ну и что же? Мне так нравится! Слышите! |
| Elle s'assit sans colère et de l'air le plus dégagé du monde en regardant Camusot et Lucien, qui n'osaient se regarder. | Она говорила, не гневаясь, поглядывая на Камюзо и Люсьена с самым непринужденным видом, а они не смели взглянуть на нее. |
| - Je ne croirai que ce que vous voudrez que je croie, dit Camusot. Ne plaisantez pas, j'ai tort. | - Я поверю всему, в чем вам угодно будет меня уверить,- сказал Камюзо,- полноте шутить, я ошибся. |
| - Ou je suis une infâme dévergondée qui dans un moment s'est amourachée de monsieur, ou je suis une pauvre misérable créature qui a senti pour la première fois le véritable amour après lequel courent toutes les femmes. Dans les deux cas, il faut me quitter ou me prendre comme je suis, dit-elle en faisant un geste de souveraine par lequel elle écrasa le négociant. | - Или я бесстыдная распутница и сразу бросилась ему на шею, или я бедное, несчастное существо и впервые почувствовала настоящую любовь, которой жаждут все женщины. В обоих случаях надо или бросить меня, или принимать меня такой, какая я есть,- сказала она с царственным жестом, сокрушившим торговца шелками. |
| - Serait-ce vrai ? dit Camusot qui vit à la contenance de Lucien que Coralie ne riait pas et qui mendiait une tromperie. | - Что она говорит? - сказал Камюзо, который понял по взгляду Люсьена, что Корали не шутит, и все же молил об обмане. |
| - J'aime mademoiselle, dit Lucien. | - Я люблю мадемуазель Корали,- сказал Люсьен. |
| En entendant ce mot dit d'une voix émue, Coralie sauta au cou de son poète, le pressa dans ses bras et tourna la tête vers le marchand de soieries en lui montrant l'admirable groupe d'amour qu'elle faisait avec Lucien. | Услышав эти слова, сказанные взволнованным голосом, Корали бросилась на шею своему поэту, обняла его и обернулась к торговцу шелками, явив перед ним прелестную любовную группу. |
| - Pauvre Musot, reprends tout ce que tu m'as donné, je ne veux rien de toi, j'aime comme une folle cet enfant-là, non pour son esprit, mais pour sa beauté. Je préfère la misère avec lui, à des millions avec toi. | - Бедный Мюзо, возьми все, что ты мне подарил; мне ничего твоего не надо, я люблю как сумасшедшая этого мальчика и не за его ум, а за его красоту. Нищету с ним я предпочитаю миллионам с тобой. |
| Camusot tomba sur un fauteuil, se mit la tête dans les mains, et demeura silencieux. | Камюзо рухнул в кресло, обхватил руками голову и не проронил ни слова. |
| - Voulez-vous que nous nous en allions ? lui dit-elle avec une incroyable férocité. | - Желаете, чтобы мы ушли отсюда? - сказала она с непостижимой жестокостью. |
| Lucien eut froid dans le dos en se voyant chargé d'une femme, d'une actrice et d'un ménage. | Люсьена в озноб бросило при мысли, что он должен будет взвалить на свои плечи женщину, актрису, хозяйство. |
| - Reste ici, garde tout, Coralie, dit le marchand d'une voix faible et douloureuse qui partait de l'âme, je ne veux rien reprendre. Il y a pourtant là soixante mille francs de mobilier, mais je ne saurais me faire à l'idée de ma Coralie dans la misère. Et tu seras cependant avant peu dans la misère. Quelque grands que soient les talents de monsieur, ils ne peuvent pas te donner une existence. Voilà ce qui nous attend tous, nous autres vieillards ! Laisse-moi, Coralie, le droit de venir te voir quelquefois : je puis t'être utile. D'ailleurs, je l'avoue, il me serait impossible de vivre sans toi. | - Оставайся, Корали, тут все принадлежит тебе,- сказал торговец исходившим от души тихим и печальным голосом,- я ничего не возьму обратно. Правда, обстановки тут на шестьдесят тысяч франков, но я не могу допустить и мысли, что моя Корали будет жить в нужде. А ты все же будешь нуждаться! Господин де Рюбампре, как ни велик его талант, не в состоянии содержать тебя. Вот что нас ждет, стариков! Позволь мне, Корали, хоть изредка приходить сюда: я могу тебе пригодиться. Притом, признаюсь, я не в силах жить без тебя. |
| La douceur de ce pauvre homme, dépossédé de tout son bonheur au moment où il se croyait le plus heureux, toucha vivement Lucien, mais non Coralie. | Нежность этого человека, лишившегося нечаянно всего, что составляло его счастье, да еще в ту минуту, когда он чувствовал себя на верху блаженства, живо тронула Люсьена, но не Корали. |
| - Viens, mon pauvre Musot, viens tant que tu voudras, dit-elle. Je t'aimerai mieux en ne te trompant point. | - Приходи, мой бедный Мюзо, приходи, когда захочешь,- сказала она.- Я буду больше тебя любить, когда мне не придется тебя обманывать. |
| Camusot parut content de n'être pas chassé de son paradis terrestre où sans doute il devait souffrir, mais où il espéra rentrer plus tard dans tous ses droits en se fiant sur les hasards de la vie parisienne et sur les séductions qui allaient entourer Lucien. Le vieux marchand matois pensa que tôt ou tard ce beau jeune homme se permettrait des infidélités, et pour l'espionner, pour le perdre dans l'esprit de Coralie, il voulait rester leur ami. Cette lâcheté de la passion vraie effraya Lucien. Camusot offrit à dîner au Palais-Royal, chez Véry, ce qui fut accepté. | Камюзо, казалось, был доволен, что он все же не изгнан из земного рая, где его, несомненно, ожидали страдания, но где он надеялся вновь войти в свои права, рассчитывая на случайности парижской жизни и на соблазны, предстоящие Люсьену. Старый торговец, продувная бестия, думал, что рано или поздно этот молодой красавец позволит себе неверность, и, чтобы следить за ним, чтобы погубить его в глазах Корали, он решил остаться их другом. Эта низость истинной страсти ужаснула Люсьена. Камюзо предложил отобедать у Бери, и предложение было принято. |
| - Quel bonheur, cria Coralie quand Camusot fut parti, plus de mansarde au quartier Latin, tu demeureras ici, nous ne nous quitterons pas, tu prendras pour conserver les apparences un petit appartement, rue Charlot, et vogue la galère ! | - Какое счастье! - вскричала Корали, когда Камюзо ушел.- Прощай, мансарда в Латинском квартале, ты будешь жить здесь, мы не станем разлучаться; ради приличия ты снимешь небольшую квартирку в улице Шарло, и... что будет, то будет! |
| Elle se mit à danser son pas espagnol avec un entrain qui peignit une indomptable passion. | Она принялась танцевать испанское болеро с увлечением, которое обнаруживало неукротимую страсть. |
| - Je puis gagner cinq cents francs par mois en travaillant beaucoup, dit Lucien. | - Работая усидчиво, я могу получать пятьсот франков в месяц,- сказал Люсьен. |
| - J'en ai tout autant au théâtre, sans compter les feux. Camusot m'habillera toujours, il m'aime ! Avec quinze cents francs par mois, nous vivrons comme des Crésus. | - Столько же получаю и я в театре, не считая разовых. Камюзо будет меня одевать, он меня любит! На полторы тысячи франков в месяц мы будем жить, как крезы. |
| - Et les chevaux, et le cocher, et le domestique ? dit Bérénice. | --А лошади, а кучер, а лакей?-сказала Береника. |
| - Je ferai des dettes, s'écria Coralie. | - Я войду в долги! - воскликнула Корали. |
| Elle se remit à danser une gigue avec Lucien. | И она опять принялась танцевать с Люсьеном джигу. |
| - Il faut dès lors accepter les propositions de Finot, s'écria Lucien. | - Стало быть, надо принять предложение Фино! - вскричал Люсьен. |
| - Allons, dit Coralie, je m'habille et te mène à ton journal, je t'attendrai en voiture, sur le boulevard. | - Едем,- сказала Корали.- Я оденусь и провожу тебя в редакцию; я обожду тебя в карете на бульваре. |
| Lucien s'assit sur un sofa, regarda l'actrice faisant sa toilette, et se livra aux plus graves réflexions. Il eût mieux aimé laisser Coralie libre que d'être jeté dans les obligations d'un pareil mariage ; mais il la vit si belle, si bien faite, si attrayante, qu'il fut saisi par les pittoresques aspects de cette vie de Bohême, et jeta le gant à la face de la Fortune. Bérénice eut ordre de veiller au déménagement et à l'installation de Lucien. Puis, la triomphante, la belle, l'heureuse Coralie entraîna son amant aimé, son poète, et traversa tout Paris pour aller rue Saint-Fiacre. Lucien grimpa lestement l'escalier, et se produisit en maître dans les bureaux du journal. Coloquinte ayant toujours son papier timbré sur la tête et le vieux Giroudeau lui dirent encore assez hypocritement que personne n'était venu. | Люсьен сел на диван, он смотрел, как актриса совершает свой туалет, и предавался серьезным размышлениям. Он предпочел бы предоставить Корали свободу, чем связать себя обязательствами подобного брака, но она была так красива, так стройна, так пленительна, что он увлекся живописными картинами этой жизни богемы и бросил перчатку в лицо фортуны. Беренике был отдан приказ позаботиться о переезде и устройстве Люсьена. Затем повезла своего возлюбленного, своего поэта через весь Париж в улицу Сен-Фиакр. Люсьен быстро взбежал по лестнице и хозяином вошел в контору редакции. Тыква по-прежнему торчал с кипой проштемпелеванной бумаги на голове; старый Жирудо все так же лицемерно сказал Люсьену, что в редакции никого нет. |
| - Mais les rédacteurs doivent se voir quelque part pour convenir du journal, dit-il. | - Но сотрудники газеты должны же где-нибудь встречаться по редакционным делам,- сказал Люсьен. |
| - Probablement, mais la rédaction ne me regarde pas, dit le capitaine de la Garde Impériale qui se remit à vérifier ses bandes en faisant son éternel broum ! broum ! | - Вероятно, но редакция меня не касается,- сказал капитан императорской гвардии и принялся проверять бандероли, напевая свое вечное "брум, брум!". |
| En ce moment, par un hasard, doit-on dire heureux ou malheureux ? Finot vint pour annoncer à Giroudeau sa fausse abdication, et lui recommander de veiller à ses intérêts. | В эту минуту, по счастью или по несчастью, явился Фино, чтобы объявить Жирудо о своем мнимом отречении и поручить ему охрану своих интересов. |
| - Pas de diplomatie avec monsieur, il est du journal, dit Finot à son oncle en prenant la main de Lucien et la lui serrant. | - С этим господином можно обойтись без дипломатии, он наш сотрудник,- сказал он своему дядюшке, пожимая руку Люсьену. |
| - Ah ! monsieur est du journal, s'écria Giroudeau surpris du geste de son neveu. Eh ! bien, monsieur, vous n'avez pas eu de peine à y entrer. | - А-а, он сотрудник? -вскричал Жирудо, дивясь любезности племянника.- Если так, то попасть сюда вам удалось без труда. |
| - Je veux y faire votre lit pour que vous ne soyez pas jobardé par Etienne, dit Finot en regardant Lucien d'un air fin. Monsieur aura trois francs par colonne pour toute sa rédaction, y compris les comptes-rendus de théâtre. | - Я хочу сам все устроить, чтобы Этьен вас не провел,- сказал Фино, хитро взглянув на Люсьена.- Вы будете получать три франка за столбец за любую статью, в том числе и за театральные рецензии. |
| - Tu n'as jamais fait ces conditions à personne, dit Giroudeau en regardant Lucien avec étonnement. | - Ты еще никогда и ни с кем не заключал таких условий,- сказал Жирудо, с любопытством посмотрев на Люсьена. |
| - Il aura les quatre théâtres du boulevard, tu auras soin que ses loges ne lui soient pas [Dans le Furne : " chippées ", coquille.] chipées, et que ses billets de spectacle lui soient remis. Je vous conseille néanmoins de vous les faire adresser chez vous, dit-il en se tournant vers Lucien. Monsieur s'engage à faire, en outre de sa critique, dix articles Variétés d'environ deux colonnes pour cinquante francs par mois pendant un an. Cela vous va-t-il ? | - Ему будет поручено четыре театра на Бульварах, ты позаботишься, чтобы у него не перехватывали ложи и доставляли ему билеты на спектакли. Все же я советую распорядиться, чтобы вам их присылали на дом,- сказал он, оборачиваясь к Люсьену.- Помимо критики, вы обязуетесь за пятьдесят франков писать ежемесячно в продолжение года десять статей на разные темы, размером около двух столбцов. Согласны? |
| - Oui, dit Lucien qui avait la main forcée par les circonstances. | - Да,- сказал Люсьен, соглашаясь под давлением обстоятельств. |
| - Mon oncle, dit Finot au caissier, tu rédigeras le traité que nous signerons en descendant. | - Дядя,- сказал Фино кассиру,- составьте договор. Перед уходом мы подпишем его. |
| - Qui est monsieur ? demanda Giroudeau en se levant et ôtant son bonnet de soie noire. | - А кто этот господин?-спросил Жирудо, вставая и снимая черную шелковую шапочку. |
| - Monsieur Lucien de Rubempré, l'auteur de l'article sur l'Alcade, dit Finot. | Люсьен де Рюбампре, автор статьи об "Алькальде" - сказал Фино. |
| - Jeune homme, s'écria le vieux militaire en frappant sur le front de Lucien, vous avez là des mines d'or. Je ne suis pas littéraire, mais votre article, je l'ai lu, il m'a fait plaisir. Parlez-moi de cela ! Voilà de la gaieté. Aussi ai-je dit : - Ca nous amènera des abonnés ! Et il en est venu. Nous avons vendu cinquante numéros. | - Молодой человек!-вскричал старый вояка, похлопывая Люсьена по лбу,- у вас тут золотая руда! Я не литератор, но вашу статью я прочел, и она доставила мне удовольствие. Вот это статья! Что за живость! Я так и подумал: "Статья даст нам подписчиков!" И верно! Мы продали пятьдесят номеров. |
| - Mon traité avec Etienne Lousteau est-il copié double et prêt à signer, dit Finot à son oncle. | - Мой договор с Этьеном Лусто готов для подписи? Оба экземпляра? - спросил Фино у своего дядюшки. |
| - Oui, dit Giroudeau. | - Да,- сказал Жирудо. |
| - Mets à celui que je signe avec monsieur la date d'hier, afin que Lousteau soit sous l'empire de ces conventions. Finot prit le bras de son nouveau rédacteur avec un semblant de camaraderie qui séduisit le poète, et l'entraîna dans l'escalier en lui disant : - Vous avez ainsi une position faite. Je vous présenterai moi-même à mes rédacteurs. Puis, ce soir, Lousteau vous fera reconnaître aux théâtres. Vous pouvez gagner cent cinquante francs par mois à notre petit journal que va diriger Lousteau ; aussi tâchez de bien vivre avec lui. Déjà le drôle m'en voudra de lui avoir lié les mains en votre endroit, mais vous avez du talent, et je ne veux pas que vous soyez en butte aux caprices d'un rédacteur en chef. Entre nous, vous pouvez m'apporter jusqu'à deux feuilles par mois pour ma Revue hebdomadaire, je vous les payerai deux cents francs. Ne parlez de cet arrangement à personne, je serais en proie à la vengeance de tous ces amours-propres blessés de la fortune d'un nouveau venu. Faites quatre articles de vos deux feuilles, signez-en deux de votre nom et deux d'un pseudonyme, afin de ne pas avoir l'air de manger le pain des autres. Vous devez votre position à Blondet et à Vignon qui vous trouvent de l'avenir. Ainsi, ne vous galvaudez pas. Surtout, défiez-vous de vos amis. Quant à nous deux, entendons-nous bien toujours. Servez-moi, je vous servirai. Vous avez pour quarante francs de loges et de billets à vendre, et pour soixante francs de livres à laver. &Сcedil;à et votre rédaction vous donneront quatre cent cinquante francs par mois. Avec de l'esprit, vous saurez trouver au moins deux cents francs en sus chez les libraires qui vous payeront des articles et des prospectus. Mais vous êtes à moi, n'est-ce pas ? Je puis compter sur vous. | - Договор с господином де Рюбампре пометь вчерашним днем, пусть Лусто встанет перед лицом фактов. "Фино дружески взял своего нового сотрудника под руку, что подкупило поэта, и повел его вверх по лестнице, говоря: - Теперь ваше положение прочно. Я сам познакомлю вас с моими сотрудниками. А вечером Лусто представит вас в театрах. Вы можете зарабатывать сто пятьдесят франков в месяц в нашей газетке; ею будет руководить Лусто, поэтому старайтесь жить с ним в дружбе. Этот бездельник будет недоволен, что я договором с вами связал ему руки, но у вас талант, и я не желаю, чтобы вы зависели от капризов редактора. Короче говоря, вы можете давать мне до двух листов в месяц для моего еженедельника, я буду вам платить за них двести франков. Но только никому ни слова, иначе я стану жертвой всех этих честолюбцев, оскорбленных удачей новичка. Выкройте из ваших двух листов четыре статьи, две статьи подписывайте своим именем, а две - псевдонимом, чтобы не создалось впечатление, будто вы отбиваете хлеб у других. Вы обязаны своим положением Блонде и Виньону, они предрекают вам будущее. Итак, оправдайте наши надежды. Особенно остерегайтесь друзей. Что касается до нас с вами, мы споемся. Услужите мне, я услужу вам. От продажи лож и билетов у вас наберется франков сорок, да еще книг спустите франков на шестьдесят. Затем ваш гонорар в редакции; стало быть, четыреста пятьдесят франков в месяц вам обеспечены. Действуя с умом, вы получите по меньшей мере франков двести от книгопродавцев за статьи и проспекты. Но ведь вы мой союзник, не правда ли? Я могу на вас рассчитывать? |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая
