France | Русский |
Nous approchons de la grande cime. | Мы приближаемся к высочайшей из вершин. |
Voici la Convention. | Перед нами Конвент. |
Le regard devient fixe en présence de ce sommet. | Такая вершина невольно приковывает взор. |
Jamais rien de plus haut n'est apparu sur l'horizon des hommes. | Еще впервые поднялась подобная громада на горизонте, доступном обозрению человека. |
Il y a l'Himalaya et il y a la Convention. | Есть Конвент, как есть Гималаи. |
La Convention est peut-être le point culminant de l'histoire. | Быть может, Конвент -- кульминационный пункт истории. |
Du vivant de la Convention, car cela vit, une assemblée, on ne se rendait pas compte de ce qu'elle était. Ce qui échappait aux contemporains, c'était précisément sa grandeur ; on était trop effrayé pour être ébloui. Tout ce qui est grand a une horreur sacrée. | При жизни Конвента, -- ибо собрание людей это нечто живое, -- не отдавали себе отчета в его значении. От современников ускользнуло самое главное -- величие Конвента; как ни было оно блистательно, страх затуманивал взоры. Все, что слишком высоко, вызывает священный ужас. |
Admirer les médiocres et les collines, c'est aisé ; mais ce qui est trop haut, un génie aussi bien qu'une montagne, une assemblée aussi bien qu'un chef-d'oeuvre, vus de trop près, épouvantent. Toute cime semble une exagération. Gravir fatigue. On s'essouffle aux escarpements, on glisse sur les pentes, on se blesse à des aspérités qui sont des beautés ; les torrents, en écumant, dénoncent les précipices, les nuages cachent les sommets ; l'ascension terrifie autant que la chute. De là plus d'effroi que d'admiration. On éprouve ce sentiment bizarre, l'aversion du grand. On voit les abîmes, on ne voit pas les sublimités ; on voit le monstre, on ne voit pas le prodige. Ainsi fut d'abord jugée la Convention. La Convention fut toisée par les myopes, elle, faite pour être contemplée par les aigles. | Восхищаться посредственностью и невысокими пригорками -- по плечу любому; но то, что слишком высоко, -- будь то человеческий гений или утес, собрание людей или совершеннейшее произведение искусства, -- всегда внушает страх, особенно на близком расстоянии. Любая вершина кажется тут неестественно огромной. А восхождение утомительно. Задыхаешься на крутых подъемах, скользишь на спусках, сбиваешь ноги о выступы утесов, а ведь в них и есть красота; водопад, ревущий в дымке пены, предвещает разверзшуюся пропасть, облака окутывают острые пики вершин; подъем пугает не менее, чем падение. Поэтому-то страх пересиливает восторги. И невольно проникаешься нелепым чувством -- отвращением к великому. Видишь бездны, но не замечаешь великолепия; видишь ужасы, но не замечаешь чудесного. Именно так судили поначалу о Конвенте. Конвент впору было созерцать орлам, а его мерили своей меркой близорукие люди. |
Aujourd'hui elle est en perspective, et elle dessine sur le ciel profond, dans un lointain serein et tragique, l'immense profil de la révolution française. | Ныне он виден нам в перспективе десятилетий, и на фоне бескрайних небес, в безоблачно-чистой и трагической дали вырисовывается гигантский очерк французской революции. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая