Краткая коллекция англтекстов
Чарльз Теккерей
Vanity Fair/Ярмарка тщеславия
CHAPTER XLIV/ГЛАВА XLIV A Round-about Chapter between London and Hampshire/Между Лондоном и Хэмпширом
| English | Русский |
| Our old friends the Crawleys' family house, in Great Gaunt Street, still bore over its front the hatchment which had been placed there as a token of mourning for Sir Pitt Crawley's demise, yet this heraldic emblem was in itself a very splendid and gaudy piece of furniture, and all the rest of the mansion became more brilliant than it had ever been during the late baronet's reign. The black outer-coating of the bricks was removed, and they appeared with a cheerful, blushing face streaked with white: the old bronze lions of the knocker were gilt handsomely, the railings painted, and the dismallest house in Great Gaunt Street became the smartest in the whole quarter, before the green leaves in Hampshire had replaced those yellowing ones which were on the trees in Queen's Crawley Avenue when old Sir Pitt Crawley passed under them for the last time. | Фамильный дом наших старых друзей Кроули на Грейт-Гонт-стрит все еще сохраняет на фасаде траурный герб, вывешенный но случаю смерти сэра Питта Кроули; но эта геральдическая эмблема служит ему скорее великолепным и щегольским украшением, да и вообще весь дом принял более нарядный вид, чем при жизни покойного баронета. Почерневшая облицовка соскоблена с кирпичей, и стены сверкают свежей белизной, старинные бронзовые львы на дверном молотке красиво вызолочены, решетки вновь выкрашены, - словом, самый мрачный дом на Грейт-Гонт-стрит сделался самым кокетливым во всем квартале - еще до того как в Королевском Кроули свежая зелень сменила пожелтевшую листву на той аллее, по которой старый сэр Питт Кроули недавно проезжал в последний раз к месту своего упокоения. |
| A little woman, with a carriage to correspond, was perpetually seen about this mansion; an elderly spinster, accompanied by a little boy, also might be remarked coming thither daily. It was Miss Briggs and little Rawdon, whose business it was to see to the inward renovation of Sir Pitt's house, to superintend the female band engaged in stitching the blinds and hangings, to poke and rummage in the drawers and cupboards crammed with the dirty relics and congregated trumperies of a couple of generations of Lady Crawleys, and to take inventories of the china, the glass, and other properties in the closets and store-rooms. | Около этого дома нередко можно было видеть маленькую женщину в соответствующих размеров экипаже; кроме нее, здесь можно было ежедневно встретить пожилую деву в сопровождении мальчика. Это была мисс Бригс с маленьким Родоном; ей вменили в обязанность наблюдать за отделкой комнат в доме сэра Питта, надзирать за группой женщин, занятых шитьем штор и драпировок, разбирать и очищать ящики и шкафы от пыльных реликвий и хлама, накопленного совокупными трудами нескольких поколений всевозможных леди Кроули, а также составлять опись фарфора, хрусталя и другого имущества, хранившегося в шкафах и кладовых. |
| Mrs. Rawdon Crawley was general-in-chief over these arrangements, with full orders from Sir Pitt to sell, barter, confiscate, or purchase furniture, and she enjoyed herself not a little in an occupation which gave full scope to her taste and ingenuity. The renovation of the house was determined upon when Sir Pitt came to town in November to see his lawyers, and when he passed nearly a week in Curzon Street, under the roof of his affectionate brother and sister. | Миссис Родон Кроули была во всех этих переустройствах главнокомандующим, с неограниченными полномочиями от сэра Питта продавать, обменивать, конфисковать и покупать все для меблировки, и она немало наслаждалась этим занятием, которое давало простор ее вкусу и изобретательности. Решение о ремонте дома было принято, когда сэр Питт в ноябре приезжал в город, чтобы повидаться со своими поверенными, и провел почти неделю на Керзон-стрит, в доме нежно любящих его брата и невестки. |
| He had put up at an hotel at first, but, Becky, as soon as she heard of the Baronet's arrival, went off alone to greet him, and returned in an hour to Curzon Street with Sir Pitt in the carriage by her side. It was impossible sometimes to resist this artless little creature's hospitalities, so kindly were they pressed, so frankly and amiably offered. Becky seized Pitt's hand in a transport of gratitude when he agreed to come. | Приехав, он сперва остановился в гостинице, но Бекки, как только узнала о прибытии баронета, сейчас же поехала туда приветствовать его и через час вернулась на Керзон-стрит вместе с сором Питтом. Невозможно было отказаться от гостеприимства этого бесхитростного маленького создания, так откровенно и дружески она предлагала его и так ласково на нем настаивала. Когда сэр Питт согласился переехать к ним, Бекки в порыве благодарности схватила его руку. |
| "Thank you," she said, squeezing it and looking into the Baronet's eyes, who blushed a good deal; "how happy this will make Rawdon!" | - Спасибо, спасибо! - сказала она, сжимая ее и глядя прямо в глаза баронету, который сильно покраснел. - Как обрадуется Родон! |
| She bustled up to Pitt's bedroom, leading on the servants, who were carrying his trunks thither. She came in herself laughing, with a coal-scuttle out of her own room. | Она суетилась в спальне Питта, указывая прислуге, куда нести чемоданы, и со смехом сама притащила из своей спальни ведерко с углем. |
| A fire was blazing already in Sir Pitt's apartment (it was Miss Briggs's room, by the way, who was sent upstairs to sleep with the maid). | Огонь уже пылал в камине (кстати сказать, это была комната мисс Бригс, которую переселили на чердак в каморку горничной). |
| "I knew I should bring you," she said with pleasure beaming in her glance. Indeed, she was really sincerely happy at having him for a guest. | - Я знала, что привезу вас, - говорила она, глядя на него сияющими глазами. И она и вправду была счастлива, что у нее такой гость. |
| Becky made Rawdon dine out once or twice on business, while Pitt stayed with them, and the Baronet passed the happy evening alone with her and Briggs. She went downstairs to the kitchen and actually cooked little dishes for him. | Раза два Бекки заставила Родона - под предлогом дел - обедать вне дома, и баронет провел эти счастливые вечера наедине с нею и Бригс. Бекки спускалась на кухню и сама стряпала для него вкусные блюда. |
| "Isn't it a good salmi?" she said; "I made it for you. I can make you better dishes than that, and will when you come to see me." | - Ну, что вы скажете о моем сальми? - говорила она. - Это я для вас так постаралась. Я могу приготовить вам блюда еще вкуснее, и буду готовить, только навещайте нас почаще. |
| "Everything you do, you do well," said the Baronet gallantly. "The salmi is excellent indeed." | - Все, что вы делаете, вы делаете прекрасно, - га-лаЕ1тпо ответствовал баронет. - Сальми действительно превосходное! |
| "A poor man's wife," Rebecca replied gaily, "must make herself useful, you know"; | - Жена бедного человека должна уметь хозяйничать, - весело отозвалась Ребекка. |
| on which her brother-in-law vowed that "she was fit to be the wife of an Emperor, and that to be skilful in domestic duties was surely one of the most charming of woman's qualities." And Sir Pitt thought, with something like mortification, of Lady Jane at home, and of a certain pie which she had insisted on making, and serving to him at dinner--a most abominable pie. | В ответ на это деверь стал уверять, что ей пристало быть женой императора и что умение вести хозяйство только украшает женщину. С чувством, похожим на огорчение, подумал сэр Питт о леди Джейн, которая однажды захотела сама испечь пирог к обеду, - дрожь пробрала его при этом воспоминании! |
| Besides the salmi, which was made of Lord Steyne's pheasants from his lordship's cottage of Stillbrook, Becky gave her brother-in-law a bottle of white wine, some that Rawdon had brought with him from France, and had picked up for nothing, the little story-teller said; whereas the liquor was, in truth, some White Hermitage from the Marquis of Steyne's famous cellars, which brought fire into the Baronet's pallid cheeks and a glow into his feeble frame. | Кроме сальми, приготовленного из фазанов лорда Стайна, в изобилии водившихся в его имении Стилбрук, Бекки угостила деверя бутылкой белого вина, которое, как уверяла маленькая лгунья, Родон вывез из Франции, купив там почти за бесценок; в действительности это был "Белый Эрмитаж" из знаменитых погребов маркиза Стайна, - вино, от которого кровь прилила к бледным щекам баронета и огонь разлился по его тщедушному телу. |
| Then when he had drunk up the bottle of petit vin blanc, she gave him her hand, and took him up to the drawing-room, and made him snug on the sofa by the fire, and let him talk as she listened with the tenderest kindly interest, sitting by him, and hemming a shirt for her dear little boy. Whenever Mrs. Rawdon wished to be particularly humble and virtuous, this little shirt used to come out of her work- box. It had got to be too small for Rawdon long before it was finished. | Когда сэр Питт осушил бутылку этого petit vin blanc {Легкого белого вина (франц.).}, она взяла его под руку и повела в гостиную, где уютно усадила на диван перед горящим камином и с нежным, ласковым вниманием стала слушать его, усевшись рядом и подрубая рубашечку для своего милого мальчика. Всякий раз, как миссис Родон хотела казаться особенно скромной и добродетельной, она вытаскивала из рабочей корзинки эту рубашку, которая, кстати сказать, стала мала Родону задолго до того, как была окончена. |
| Well, Rebecca listened to Pitt, she talked to him, she sang to him, she coaxed him, and cuddled him, so that he found himself more and more glad every day to get back from the lawyer's at Gray's Inn, to the blazing fire in Curzon Street--a gladness in which the men of law likewise participated, for Pitt's harangues were of the longest- -and so that when he went away he felt quite a pang at departing. How pretty she looked kissing her hand to him from the carriage and waving her handkerchief when he had taken his place in the mail! She put the handkerchief to her eyes once. He pulled his sealskin cap over his, as the coach drove away, and, sinking back, he thought to himself how she respected him and how he deserved it, and how Rawdon was a foolish dull fellow who didn't half-appreciate his wife; and how mum and stupid his own wife was compared to that brilliant little Becky. Becky had hinted every one of these things herself, perhaps, but so delicately and gently that you hardly knew when or where. And, before they parted, it was agreed that the house in London should be redecorated for the next season, and that the brothers' families should meet again in the country at Christmas. | Итак, Ребекка ласково внимала сэру Питту, беседовала с ним, пела ему, льстила и угождала, так что ему день ото дня становилось приятнее возвращаться от своих поверенных из Грейз-инна к пылающему камину на Керзон-стрит (радость эту разделяли и юристы, потому что разглагольствования их знатного клиента были весьма утомительны), и когда Питту пришлось уезжать, он почувствовал настоящую печаль разлуки. Как грациозно она посылала ему из коляски воздушные поцелуи и махала платочком, когда он садился в почтовую карету! Она даже приложила платок к глазам. А Питт, когда карета отъехала, нахлобучил на лоб свою котиковую шапку и, откинувшись на сиденье, стал думать о том, как она уважает его, и как он заслуживает этого, и какой дурак и тупица Родон, что не ценит своей жены, и как бесцветна и невыразительна его собственная жена в сравнении с этой блестящей маленькой Бекки! Надо полагать, сама Ребекка внушила ему эти мысли, но она сделала это так деликатно и тонко, что невозможно было сказать, где и когда именно. Перед отъездом оба они решили, что дом в Лондоне должен быть отремонтирован к ближайшему сезону и что семьи братьев снова встретятся в деревне на Рождестве. |
| "I wish you could have got a little money out of him," Rawdon said to his wife moodily when the Baronet was gone. "I should like to give something to old Raggles, hanged if I shouldn't. It ain't right, you know, that the old fellow should be kept out of all his money. It may be inconvenient, and he might let to somebody else besides us, you know." | - Жаль, что ты не перехватила у него хоть немного денег, - угрюмо сказал Родон жене, когда баронет уехал. - Мне хотелось бы заплатить что-нибудь старику Реглсу, честное слово! Нехорошо, знаешь, что мы вытянули у него все его деньги. Да и для нас это неудобно: он может сдать дом кому-нибудь другому. |
| "Tell him," said Becky, "that as soon as Sir Pitt's affairs are settled, everybody will be paid, and give him a little something on account. Here's a cheque that Pitt left for the boy," and she took from her bag and gave her husband a paper which his brother had handed over to her, on behalf of the little son and heir of the younger branch of the Crawleys. | - Скажи Реглсу, - отвечала Бекки, - что, как только сэр Питт устроит свои дела, все будет заплачено, а пока дай ему какой-нибудь пустяк в счет долга... Вот чек, который Питт подарил Роди, - и она достала из сумочки и отдала мужу чек, оставленный его братом для маленького сына и наследника младшей ветви Кроули. |
| The truth is, she had tried personally the ground on which her husband expressed a wish that she should venture--tried it ever so delicately, and found it unsafe. Even at a hint about embarrassments, Sir Pitt Crawley was off and alarmed. And he began a long speech, explaining how straitened he himself was in money matters; how the tenants would not pay; how his father's affairs, and the expenses attendant upon the demise of the old gentleman, had involved him; how he wanted to pay off incumbrances; and how the bankers and agents were overdrawn; and Pitt Crawley ended by making a compromise with his sister-in-law and giving her a very small sum for the benefit of her little boy. | По правде сказать, она сама позондировала почву, не дожидаясь советов мужа, - позондировала очень осторожно, но нашла ее скользкой. При первом же ее слабом намеке на денежные затруднения сэр Питт насторожился и забеспокоился. Он начал пространно объяснять невестке, что он и сам стеснен в средствах, так как арендаторы не платят; дела отца и издержки по похоронам совсем его запутали, хочется очистить имение от долгов, а между тем кредит его исчерпан; и в конце концов Питт Кроули отвертелся от невестки тем, что презентовал ей самую пустячную сумму для ее мальчика. |
| Pitt knew how poor his brother and his brother's family must be. It could not have escaped the notice of such a cool and experienced old diplomatist that Rawdon's family had nothing to live upon, and that houses and carriages are not to be kept for nothing. He knew very well that he was the proprietor or appropriator of the money, which, according to all proper calculation, ought to have fallen to his younger brother, and he had, we may be sure, some secret pangs of remorse within him, which warned him that he ought to perform some act of justice, or, let us say, compensation, towards these disappointed relations. A just, decent man, not without brains, who said his prayers, and knew his catechism, and did his duty outwardly through life, he could not be otherwise than aware that something was due to his brother at his hands, and that morally he was Rawdon's debtor. | Питт знал, как беден брат и его семья. От внимания такого холодного и опытного дипломата не могло ускользнуть, что семье Родона не на что жить, и он должен был понимать, что квартира и экипаж даются не даром. Он отлично знал, что получил, или, вернее, захватил деньги, которые, по всем расчетам, должны были достаться младшему брату, и, конечно, чувствовал иногда тайные угрызения совести, напоминавшие ему о том, что он обязан совершить акт справедливости, или, попросту говоря, компенсировать обиженных родственников. Как человек справедливый, порядочный, неглупый, как усердный христианин, знающий катехизис и всю жизнь внешне исполнявший свой долг по отношению к ближним, он не мог не сознавать, что его брат вправе рассчитывать на его помощь и что морально он должник Родона. |
| But, as one reads in the columns of the Times newspaper every now and then, queer announcements from the Chancellor of the Exchequer, acknowledging the receipt of 50 pounds from A. B., or 10 pounds from W. T., as conscience-money, on account of taxes due by the said A. B. or W. T., which payments the penitents beg the Right Honourable gentleman to acknowledge through the medium of the public press--so is the Chancellor no doubt, and the reader likewise, always perfectly sure that the above-named A. B. and W. T. are only paying a very small instalment of what they really owe, and that the man who sends up a twenty-pound note has very likely hundreds or thousands more for which he ought to account. Such, at least, are my feelings, when I see A. B. or W. T.'s insufficient acts of repentance. And I have no doubt that Pitt Crawley's contrition, or kindness if you will, towards his younger brother, by whom he had so much profited, was only a very small dividend upon the capital sum in which he was indebted to Rawdon. Not everybody is willing to pay even so much. To part with money is a sacrifice beyond almost all men endowed with a sense of order. There is scarcely any man alive who does not think himself meritorious for giving his neighbour five pounds. Thriftless gives, not from a beneficent pleasure in giving, but from a lazy delight in spending. He would not deny himself one enjoyment; not his opera-stall, not his horse, not his dinner, not even the pleasure of giving Lazarus the five pounds. Thrifty, who is good, wise, just, and owes no man a penny, turns from a beggar, haggles with a hackney-coachman, or denies a poor relation, and I doubt which is the most selfish of the two. Money has only a different value in the eyes of each. | Когда на столбцах газеты "Таймс" время от времени приходится читать странные объявления канцлера казначейства, извещающие о получении пятидесяти фунтов от А. Б. или десяти фунтов от Т. У. - так называемых "совестных денег" в счет уплаты налога, причитающегося с вышеупомянутых А. Б. и Т. У., - получение коих раскаявшиеся просят достопочтенного джентльмена подтвердить через посредство печати, то, конечно, и канцлер и читатель отлично знают, что вышеназванные А. Б. и Т. У. платят лишь ничтожную часть того, что они действительно должны государству, и что человек, посылающий двадцатифунтовый билет, очевидно, должен сотни и тысячи фунтов, в которых ему следовало бы отчитаться. Таково, по крайней мере, мое впечатление от этих явно недостаточных доказательств раскаяния А. Б. и Т. У. И я не сомневаюсь, что раскаяние, или, если хотите, щедрость Питта Кроули по отношению к младшему брату, благодаря которому он получил так много выгод, была лишь ничтожным дивидендом на тот капитал, который он был должен Родону. Но не всякий пожелал бы платить даже столько. Расстаться с деньгами - это жертва, почти непосильная для всякого здравомыслящего человека. Вряд ли вы найдете среди живущих кого-нибудь, кто не считал бы себя достойным всяческой похвалы за то, что он дал своему ближнему пять фунтов. Беспечный человек дает не из чувства сострадания, а ради пустого удовольствия давать. Он не отказывает себе ни в чем: ни в ложе в оперу, ни в лошади, ни в обеде, ни даже в удовольствии подать Лазарю пять фунтов. Бережливый человек - добрый, разумный, справедливый, который никому ничего не должен, - отворачивается от нищего, торгуется с извозчиком, отрекается от бедных родственников. И я не знаю, который из двух более себялюбив. Разница лишь в том, что деньги имеют для них неодинаковую ценность. |
| So, in a word, Pitt Crawley thought he would do something for his brother, and then thought that he would think about it some other time. | Одним словом, Питт Кроули думал было сделать что-нибудь для брата, по потом решил, что это еще успеется. |
| And with regard to Becky, she was not a woman who expected too much from the generosity of her neighbours, and so was quite content with all that Pitt Crawley had done for her. She was acknowledged by the head of the family. If Pitt would not give her anything, he would get something for her some day. If she got no money from her brother-in-law, she got what was as good as money--credit. Raggles was made rather easy in his mind by the spectacle of the union between the brothers, by a small payment on the spot, and by the promise of a much larger sum speedily to be assigned to him. And Rebecca told Miss Briggs, whose Christmas dividend upon the little sum lent by her Becky paid with an air of candid joy, and as if her exchequer was brimming over with gold--Rebecca, we say, told Miss Briggs, in strict confidence that she had conferred with Sir Pitt, who was famous as a financier, on Briggs's special behalf, as to the most profitable investment of Miss B.'s remaining capital; that Sir Pitt, after much consideration, had thought of a most safe and advantageous way in which Briggs could lay out her money; that, being especially interested in her as an attached friend of the late Miss Crawley, and of the whole family, and that long before he left town, he had recommended that she should be ready with the money at a moment's notice, so as to purchase at the most favourable opportunity the shares which Sir Pitt had in his eye. Poor Miss Briggs was very grateful for this mark of Sir Pitt's attention--it came so unsolicited, she said, for she never should have thought of removing the money from the funds--and the delicacy enhanced the kindness of the office; and she promised to see her man of business immediately and be ready with her little cash at the proper hour. | Что же касается Бекки, то она была не такой женщиной, чтобы ждать слишком многого от великодушия своих ближних, и потому была вполне довольна тем, что Питт Кроули для пес сделал. Глава семьи признал ее. Если даже он не даст ей ничего, то, надо думать, все же со временем чем-нибудь ей поможет. Пусть она не получила от деверя денег - она получила нечто, столь же ценное, - кредит. Реглс, видя дружеские отношения между братьями и заручившись небольшой суммой денег наличными и обещанием гораздо большей суммы в ближайшем времени, несколько успокоился. Ребекка сказала мисс Бригс, уплачивая ей перед Рождеством проценты на маленькую сумму, которую та одолжила ей, ц делая это с такой нескрываемой радостью, словно у нее самой денег куры не клюют и она не чает, как от них избавиться, - Ребекка, повторят, сказала по секрету мисс Бригс, что она советовалась с сэром Питтом - как известно, опытным финансистом - специально насчет нее: как наиболее выгодно поместить оставшийся у нее капиталец. Сэр Питт после долгих размышлений придумал очень выгодный и надежный способ помещения денег мисс Бригс. Он очень расположен к ней, как к преданному другу покойной мисс Кроули и всей семьи, и перед отъездом советовал ей держать деньги наготове, чтобы в благоприятный момент можно было купить акции, которые он имел в виду. Бедная мисс Бригс была тронута таким вниманием сэра Питта, - сама она ввек бы не додумалась до того, чтобы взять деньги, помещенные в государственные бумаги, а внимание сэра Питта тронуло ее даже больше, чем оказанная им услуга. Она обещала немедленно повидаться со своим поверенным и держать свой наличный капитал наготове. |
| And this worthy woman was so grateful for the kindness of Rebecca in the matter, and for that of her generous benefactor, the Colonel, that she went out and spent a great part of her half-year's dividend in the purchase of a black velvet coat for little Rawdon, who, by the way, was grown almost too big for black velvet now, and was of a size and age befitting him for the assumption of the virile jacket and pantaloons. | Достойная Бригс была так благодарна Ребекке за ее помощь в этом деле и за доброту полковника, своего великодушного благодетеля, что сейчас же отправилась в лавку и истратила большую часть своего полугодового дохода на покупку черного бархатного костюмчика для маленького Родона, который, кстати сказать, уже вырос из таких костюмчиков, и ему по возрасту и росту гораздо больше подходили бы мужская жакетка и панталоны. |
| He was a fine open-faced boy, with blue eyes and waving flaxen hair, sturdy in limb, but generous and soft in heart, fondly attaching himself to all who were good to him--to the pony--to Lord Southdown, who gave him the horse (he used to blush and glow all over when he saw that kind young nobleman)--to the groom who had charge of the pony--to Molly, the cook, who crammed him with ghost stories at night, and with good things from the dinner--to Briggs, whom he plagued and laughed at--and to his father especially, whose attachment towards the lad was curious too to witness. Here, as he grew to be about eight years old, his attachments may be said to have ended. The beautiful mother-vision had faded away after a while. During near two years she had scarcely spoken to the child. She disliked him. He had the measles and the hooping-cough. He bored her. One day when he was standing at the landing-place, having crept down from the upper regions, attracted by the sound of his mother's voice, who was singing to Lord Steyne, the drawing room door opening suddenly, discovered the little spy, who but a moment before had been rapt in delight, and listening to the music. | Родон был красивый мальчуган, с открытым лицом, голубыми глазами и вьющимися льняными волосами, крепкого сложения, с великодушным, нежным сердцем. Он горячо привязывался к каждому, кто был с ним добр, - к своему пони, к лорду Саутдауну, который подарил ему лошадку (он всегда краснел и вспыхивал, когда видел этого любезного джентльмена), к груму, который ухаживал за пони, к кухарке Молли, которая пичкала его на ночь страшными рассказами и сластями от обеда, к Бригс, которую он нещадно изводил, и особенно к отцу, привязанность которого к сыну было любопытно наблюдать. В восемь лет этим кругом ограничивались все его привязанности. Прекрасный образ матери с течением времени поблек; на протяжении почти двух лет она едва удостаивала мальчика разговором. Она не любила его. Он хворал то корью, то коклюшем. Он надоедал ей. Как-то раз, спустившись со своего чердака, он остановился на площадке, привлеченный голосом матери, которая пела для лорда Стайна; дверь гостиной внезапно распахнулась, обнаружив маленького соглядатая, восхищенно слушавшего музыку. |
| His mother came out and struck him violently a couple of boxes on the ear. He heard a laugh from the Marquis in the inner room (who was amused by this free and artless exhibition of Becky's temper) and fled down below to his friends of the kitchen, bursting in an agony of grief. | Ребекка выбежала из гостиной и влепила ему две звонкие пощечины. Мальчик услышал за стеной смех маркиза (которого позабавило это бесхитростное проявление нрава Бекки) и бросился вниз, в кухню, к своим друзьям, обливаясь горючими слезами. |
| "It is not because it hurts me," little Rawdon gasped out--"only-- only"--sobs and tears wound up the sentence in a storm. It was the little boy's heart that was bleeding. "Why mayn't I hear her singing? Why don't she ever sing to me--as she does to that baldheaded man with the large teeth?" He gasped out at various intervals these exclamations of rage and grief. The cook looked at the housemaid, the housemaid looked knowingly at the footman--the awful kitchen inquisition which sits in judgement in every house and knows everything--sat on Rebecca at that moment. | - Я не из-за того плачу, что мне больно, - оправдывался, всхлипывая, маленький Роди, - только... только... - Бурные слезы и рыдания заглушили конец фразы. Сердце мальчика обливалось кровью. - Только почему мне нельзя слушать ее пение? Почему она никогда не поет мне, а поет этому плешивому с огромными зубами? - Так в промежутках между рыданиями негодовал и жаловался бедный мальчик. Кухарка взглянула на горничную, горничная перемигнулась с лакеем, - грозная кухонная инквизиция, заседающая в каждом доме и обо всем осведомленная, в эту минуту судила Ребекку. |
| After this incident, the mother's dislike increased to hatred; the consciousness that the child was in the house was a reproach and a pain to her. His very sight annoyed her. Fear, doubt, and resistance sprang up, too, in the boy's own bosom. They were separated from that day of the boxes on the ear. | После этого случая нелюбовь матери возросла до ненависти; сознание, что ребенок здесь, в доме, было для нее тягостным упреком. Самый вид мальчика раздражал ее. В груди маленького Родона, в свою очередь, зародились сомнения, страх и обида. С того дня, как он получил пощечину, между матерью и сыном легла пропасть. |
| Lord Steyne also heartily disliked the boy. When they met by mischance, he made sarcastic bows or remarks to the child, or glared at him with savage-looking eyes. Rawdon used to stare him in the face and double his little fists in return. He knew his enemy, and this gentleman, of all who came to the house, was the one who angered him most. | Лорд Стайн тоже терпеть не мог мальчика. Если по несчастной случайности они встречались, достойный лорд насмешливо раскланивался с ним, или отпускал иронические замечания, или же глядел на него злобными глазами. Родон, со своей стороны, пристально смотрел ему в лицо и сжимал кулачки. Он знал, кто ему враг, - из бывавших в доме гостей этот джентльмен больше всех раздражал его. |
| One day the footman found him squaring his fists at Lord Steyne's hat in the hall. The footman told the circumstance as a good joke to Lord Steyne's coachman; that officer imparted it to Lord Steyne's gentleman, and to the servants' hall in general. And very soon afterwards, when Mrs. Rawdon Crawley made her appearance at Gaunt House, the porter who unbarred the gates, the servants of all uniforms in the hall, the functionaries in white waistcoats, who bawled out from landing to landing the names of Colonel and Mrs. Rawdon Crawley, knew about her, or fancied they did. The man who brought her refreshment and stood behind her chair, had talked her character over with the large gentleman in motley- coloured clothes at his side. Bon Dieu! it is awful, that servants' inquisition! You see a woman in a great party in a splendid saloon, surrounded by faithful admirers, distributing sparkling glances, dressed to perfection, curled, rouged, smiling and happy--Discovery walks respectfully up to her, in the shape of a huge powdered man with large calves and a tray of ices--with Calumny (which is as fatal as truth) behind him, in the shape of the hulking fellow carrying the wafer-biscuits. Madam, your secret will be talked over by those men at their club at the public-house to-night. Jeames will tell Chawles his notions about you over their pipes and pewter beer-pots. Some people ought to have mutes for servants in Vanity Fair--mutes who could not write. If you are guilty, tremble. That fellow behind your chair may be a Janissary with a bow-string in his plush breeches pocket. If you are not guilty, have a care of appearances, which are as ruinous as guilt. | Как-то раз лакей застал мальчика в передней, когда тот грозил кулаком шляпе лорда Стайна. Лакей в качестве интересной шутки рассказал об этом случае кучеру лорда Стайна; тот поделился рассказом с камердинером лорда Стайна и вообще со всей людской. И вскоре после этого, когда миссис Родон Кроули появилась в Гонт-Хаусе, привратник, открывавший ворота, слуги во всевозможных ливреях, толпившиеся в сенях, джентльмены в белых жилетах, выкрикивавшие с одной лестничной площадки на другую имена полковника Кроули и миссис Родон Кроули, уже знали о ней все или воображали, что знают. Лакей, стоявший за ее стулом, уже обсудил ее личность с другим внушительным джентльменом в шутовском наряде, стоявшим рядом с ним. Bon Dieu {Господи боже (франц.).} как ужасен этот суд прислуги! На званом вечере вы видите в роскошной зале женщину, окруженную преданными обожателями, она бросает кругом сияющие взгляды, она превосходно одета, завита, подрумянена, она улыбается и счастлива. Но вот к ней почтительно подходит Разоблачение в виде огромного человека в пудреном парике, с толстыми икрами, разносящего мороженое гостям, а за ним следует Клевета (столь же непреложная, как Истина) в виде неуклюжего молодца, разносящего вафли и бисквиты. Мадам, ваша тайна сегодня же вечером станет предметом пересудов этих людей в их излюбленных трактирах! Джеймс и Чарльз, посиживая за оловянными кружками и с трубками в зубах, поделятся сведениями о вас. Многим на Ярмарке Тщеславия следовало бы завести немых слуг, немых и не умеющих писать. Если вы виноваты - трепещите. Этот молодец у вас за стулом, может быть, янычар, скрывающий удавку в кармане своих плюшевых штанов. Если вы не виновны - заботьтесь о соблюдении внешних приличий, нарушение которых так же гибельно, как и вина. |
| "Was Rebecca guilty or not?" the Vehmgericht of tho servants' hall had pronounced against her. | Виновна Ребекка или нет? Тайное судилище в людской вынесло ей обвинительный приговор! |
| And, I shame to say, she would not have got credit had they not believed her to be guilty. It was the sight of the Marquis of Steyne's carriage-lamps at her door, contemplated by Raggles, burning in the blackness of midnight, "that kep him up," as he afterwards said, that even more than Rebecca's arts and coaxings. | И стыдно сказать: если бы они не верили в ее виновность, она не имела бы кредита. Именно вид кареты маркиза Стайна, стоящей у ее подъезда, и свет фонарей, светивших во мраке далеко за полночь, гораздо больше убеждали Реглса, как он потом говорил, чем все ухищрения и уговоры Ребекки. |
| And so--guiltless very likely--she was writhing and pushing onward towards what they call "a position in society," and the servants were pointing at her as lost and ruined. So you see Molly, the housemaid, of a morning, watching a spider in the doorpost lay his thread and laboriously crawl up it, until, tired of the sport, she raises her broom and sweeps away the thread and the artificer. | Итак, Ребекка - возможно, что и невиновная, - карабкалась и проталкивалась вперед, к тому, что называется "положением в свете", а слуги указывали на нее пальцем как на потерянную и погибшую. Так горничная Молли следит по утрам за пауком: он ткет свою паутину у дверного косяка и упорно взбирается вверх по ниточке, пока наконец ей не надоест это развлечение; тогда она хватает половую щетку и сметает и паутину и ткача. |
| A day or two before Christmas, Becky, her husband and her son made ready and went to pass the holidays at the seat of their ancestors at Queen's Crawley. Becky would have liked to leave the little brat behind, and would have done so but for Lady Jane's urgent invitations to the youngster, and the symptoms of revolt and discontent which Rawdon manifested at her neglect of her son. | За несколько дней до Рождества Бекки с мужем и сыном собрались ехать в Королевское Кроули, чтобы провести праздники в обители своих предков. Бекки предпочла бы оставить мальчугана дома и сделала бы это, если бы не настойчивые просьбы леди Джейн привезти мальчика и признаки недовольства со стороны Родона, возмущенного ее небрежным отношением к сыну. |
| "He's the finest boy in England," the father said in a tone of reproach to her, "and you don't seem to care for him, Becky, as much as you do for your spaniel. He shan't bother you much; at home he will be away from you in the nursery, and he shall go outside on the coach with me." | - Ведь другого такого мальчика во всей Англии не сыщешь, - говорил отец с упреком, - а ты, Бекки, гораздо больше заботишься о своей болонке. Роди не помешает тебе: там он будет все время в детской, а в дороге я за ним присмотрю; мы займем наружные места в карете. |
| "Where you go yourself because you want to smoke those filthy cigars," replied Mrs. Rawdon. | - Куда ты сам садишься, чтобы курить свои противные сигары, - упрекнула его миссис Родон. |
| "I remember when you liked 'em though," answered the husband. | - Когда-то они тебе нравились, - отвечал муж. Бекки засмеялась: она почти всегда бывала в хорошем расположении духа. |
| Becky laughed; she was almost always good-humoured. "That was when I was on my promotion, Goosey," she said. "Take Rawdon outside with you and give him a cigar too if you like." | - То было, когда я добивалась повышения, глупый! - сказала она. - Бери с собой Родона и дай и ему сигару, если хочешь. |
| Rawdon did not warm his little son for the winter's journey in this way, but he and Briggs wrapped up the child in shawls and comforters, and he was hoisted respectfully onto the roof of the coach in the dark morning, under the lamps of the White Horse Cellar; and with no small delight he watched the dawn rise and made his first journey to the place which his father still called home. It was a journey of infinite pleasure to the boy, to whom the incidents of the road afforded endless interest, his father answering to him all questions connected with it and telling him who lived in the great white house to the right, and whom the park belonged to. His mother, inside the vehicle, with her maid and her furs, her wrappers, and her scent bottles, made such a to-do that you would have thought she never had been in a stage-coach before-- much less, that she had been turned out of this very one to make room for a paying passenger on a certain journey performed some half-score years ago. | Родон, однако, не стал таким способом согревать своего маленького сына во время их зимней поездки; он вместе с Бригс укутал ребенка шалями и шерстяными шарфами, и в таком виде, ранним утром, при свете ламп "Погребка Белого Коня", мальчуган был почтительно водворен на крышу кареты и с немалым удовольствием смотрел оттуда, как занималась заря. Он совершал свое первое путешествие в то место, которое его отец все еще называя "домом". Для мальчика эта поездка была непрерывным удовольствием: все дорожные события были ему внове. Отец отвечал на его вопросы, рассказывал ему, кто живет в большом белом доме направо и кому принадлежит парк. Мать, сидевшая со своей горничной внутри кареты, в мехах и платках, с пузырьками и флакончиками, проявляла столько беспокойства, как будто никогда прежде не ездила в дилижансе; никто не подумал бы, что ее высадили из этой самой кареты, чтобы освободить место для платного пассажира, когда десять лет тому назад она совершила свое первое путешествие. |
| It was dark again when little Rawdon was wakened up to enter his uncle's carriage at Mudbury, and he sat and looked out of it wondering as the great iron gates flew open, and at the white trunks of the limes as they swept by, until they stopped, at length, before the light windows of the Hall, which were blazing and comfortable with Christmas welcome. | Уже стемнело, когда карета добралась до Мадбери, и маленького Родона пришлось разбудить, чтобы пересесть в коляску его дяди. Он сидел и с удивлением смотрел, как раскрылись большие железные ворота, как замелькали светлые стволы лип, пока лошади наконец не остановились перед освещенными окнами замка, приветливо сиявшими яркими рождественскими огнями. |
| The hall-door was flung open--a big fire was burning in the great old fire-place--a carpet was down over the chequered black flags-- | Входная дверь широко распахнулась; в большом старинном камине ярко пылал огонь, а выложенный черными плитками пол был устлан ковром. |
| "It's the old Turkey one that used to be in the Ladies' Gallery," thought Rebecca, and the next instant was kissing Lady Jane. | "Это тот самый турецкий ковер, который лежал раньше в "Дамской галерее", - подумала Ребекка, и в следующую минуту она уже целовалась с леди Джейн. |
| She and Sir Pitt performed the same salute with great gravity; but Rawdon, having been smoking, hung back rather from his sister-in- law, whose two children came up to their cousin; and, while Matilda held out her hand and kissed him, Pitt Binkie Southdown, the son and heir, stood aloof rather and examined him as a little dog does a big dog. | С сэром Питтом она весьма торжественно обменялась таким же приветствием; но Родон, только что куривший, уклонился от поцелуя с невесткой. Дети подошли к кузену; Матильда протянула ему руку и поцеловала его, а Питт Бинки Саутдаун, сын и наследник, стоял поодаль и изучал гостя, как маленькая собачка изучает большого пса. |
| Then the kind hostess conducted her guests to the snug apartments blazing with cheerful fires. Then the young ladies came and knocked at Mrs. Rawdon's door, under the pretence that they were desirous to be useful, but in reality to have the pleasure of inspecting the contents of her band and bonnet-boxes, and her dresses which, though black, were of the newest London fashion. And they told her how much the Hall was changed for the better, and how old Lady Southdown was gone, and how Pitt was taking his station in the county, as became a Crawley in fact. Then the great dinner-bell having rung, the family assembled at dinner, at which meal Rawdon Junior was placed by his aunt, the good-natured lady of the house, Sir Pitt being uncommonly attentive to his sister-in-law at his own right hand. | Приветливая хозяйка повела гостей в уютные комнаты, где ярко пылали камины. Затем к миссис Родон постучались обе молоденькие леди, будто бы для того, чтоб помочь ей, но, в сущности, им хотелось осмотреть содержимое ее картонок со шляпами и платьями, хотя и черными, но зато новейших столичных фасонов. Они рассказали ей, что в замке все переменилось к лучшему, что леди Саутдаун уехала, а Питт занял в графстве положение, какое и подобает представителю фамилии Кроули. Затем прозвучал большой колокол, и вся семья собралась к обеду, во время которого Родон-младший был посажен рядом с теткой, доброй хозяйкой дома. Сэр Питт был необыкновенно внимателен к невестке, занявшей место по правую его руку. |
| Little Rawdon exhibited a fine appetite and showed a gentlemanlike behaviour. | Маленький Родон обнаружил прекрасный аппетит и вел себя как джентльмен. |
| "I like to dine here," he said to his aunt when he had completed his meal, at the conclusion of which, and after a decent grace by Sir Pitt, the younger son and heir was introduced, and was perched on a high chair by the Baronet's side, while the daughter took possession of the place and the little wine-glass prepared for her near her mother. | - Мне нравится здесь обедать, - сказал он тетке, когда трапеза кончилась и сэр Питт произнес благодарственную молитву. Затем в столовую ввели юного сына и наследника и посадили на высокий стульчик рядом с баронетом, а его сестренка завладела местом рядом с матерью, где ей была приготовлена рюмочка вина. |
| "I like to dine here," said Rawdon Minor, looking up at his relation's kind face. | - Мне нравится здесь обедать, - повторил Родон-младший, глядя в ласковое лицо тетки. |
| "Why?" said the good Lady Jane. | - Почему? - спросила добрая леди Джейн. |
| "I dine in the kitchen when I am at home," replied Rawdon Minor, | - Дома я обедаю на кухне, - отвечал Родон-младший, - или с Бригс. |
| "or else with Briggs." But Becky was so engaged with the Baronet, her host, pouring out a flood of compliments and delights and raptures, and admiring young Pitt Binkie, whom she declared to be the most beautiful, intelligent, noble-looking little creature, and so like his father, that she did not hear the remarks of her own flesh and blood at the other end of the broad shining table. | Бекки была так поглощена разговором с баронетом - она льстила ему, и восторгалась им, и расточала комплименты по адресу юного Питта Бинки, которого называла красивым, умным, благородным мальчиком, удивительно похожим на отца, - что не слышала замечаний собственного отпрыска за другим концом обширного и роскошно убранного стола. |
| As a guest, and it being the first night of his arrival, Rawdon the Second was allowed to sit up until the hour when tea being over, and a great gilt book being laid on the table before Sir Pitt, all the domestics of the family streamed in, and Sir Pitt read prayers. It was the first time the poor little boy had ever witnessed or heard of such a ceremonial. | Как гостю, Родону-второму было разрешено в день приезда остаться со взрослыми до того времени, когда убрали чай и перед сором Питтом положили на стол большую с золотым обрезом книгу; все домочадцы вошли в комнату, сэр Питт прочитал молитвы. Бедный мальчуган в первый раз присутствовал на этой церемонии, о которой раньше и не слыхивал. |
| The house had been much improved even since the Baronet's brief reign, and was pronounced by Becky to be perfect, charming, delightful, when she surveyed it in his company. As for little Rawdon, who examined it with the children for his guides, it seemed to him a perfect palace of enchantment and wonder. There were long galleries, and ancient state bedrooms, there were pictures and old China, and armour. There were the rooms in which Grandpapa died, and by which the children walked with terrified looks. | Замок приметно изменился к лучшему за короткое правление баронета; Бекки осмотрела его вместе с гостеприимным хозяином и заявила, что все здесь великолепно, очаровательно, превосходно. А маленькому Родону, который знакомился с домом под руководством детей, он показался волшебным дворцом, полным чудес. Здесь были длинные галереи и старинные парадные опочивальни, картины, старый фарфор и оружие. Мимо комнат, где умирал дедушка, дети проходили с испуганными лицами. |
| "Who was Grandpapa?" he asked; and they told him how he used to be very old, and used to be wheeled about in a garden-chair, and they showed him the garden-chair one day rotting in the out-house in which it had lain since the old gentleman had been wheeled away yonder to the church, of which the spire was glittering over the park elms. | - Кто был дедушка? - спросил Родон; и они объяснили ему, что дедушка был очень старый, его возили в кресле на колесиках; в другой раз ему показали это кресло, которое гнило в сарае, куда его убрали после того, как старого джентльмена увезли вон к той церкви, шпиль которой блестел над вязами парка. |
| The brothers had good occupation for several mornings in examining the improvements which had been effected by Sir Pitt's genius and economy. And as they walked or rode, and looked at them, they could talk without too much boring each other. And Pitt took care to tell Rawdon what a heavy outlay of money these improvements had occasioned, and that a man of landed and funded property was often very hard pressed for twenty pounds. | Братья занимались по утрам осмотром новшеств, внесенных в хозяйство гением сэра Питта и его бережливостью. Совершая эти прогулки пешком или верхом, они могли беседовать, не слишком надоедая друг другу. Питт не преминул объяснить Родону, как много денег стоили все эти преобразования и как часто бывает, что человек, обладающий земельной собственностью и имеющий капитал в государственных бумагах, нуждается в каких-нибудь двадцати фунтах. |
| "There is that new lodge-gate," said Pitt, pointing to it humbly with the bamboo cane, "I can no more pay for it before the dividends in January than I can fly." | - Вот новая сторожка у ворот парка, - говорил Питт, указывая на нее бамбуковой тростью, - мне так же трудно уплатить за нее до получения январских дивидендов, как полететь. |
| "I can lend you, Pitt, till then," Rawdon answered rather ruefully; | - Я могу ссудить тебя деньгами, Питт, до января, - грустно предложил Родон. |
| and they went in and looked at the restored lodge, where the family arms were just new scraped in stone, and where old Mrs. Lock, for the first time these many long years, had tight doors, sound roofs, and whole windows. | Они зашли внутрь и осмотрели преображенную сторожку, на которой только что был высечен в камне фамильный герб и где у старой миссис Лок впервые за долгие годы была плотно закрывающаяся дверь, крепкая крыша и окна без разбитых стекол. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая
