English | Русский |
DEAR KNIGHT, | Любезный баронет! |
I am now little short of the Ultima Thule, if this appellation properly belongs to the Orkneys or Hebrides. These last are now lying before me, to the amount of some hundreds, scattered up and down the Deucalidonian sea, affording the most picturesque and romantic prospect I ever beheld | Я нахожусь теперь близ Ultima Thule, если это наименование по праву принадлежит Оркнеям или Гебридам. Несколько сот этих островов, разбросанных по морю Каледонии, лежат сейчас перед моими глазами и представляют картину самую живописную и романическую, какую только доводилось мне видеть. |
-- I write this letter in a gentleman's house, near the town of Inverary which may be deemed the capital of the West Highlands, famous for nothing so much as for the stately castle begun, and actually covered in by the late duke of Argyle, at a prodigious expence -- Whether it will ever be completely finished is a question. -- | Я пишу это письмо в доме одного джентльмена неподалеку от города Инверери, который можно почитать столицей западной горной Шотландии, а знаменит он главным образом своим величественным замком" начат этот замок и доведен до кровли покойным герцогом Аргайлем и стоил огромных денег. Будет ли он когда-нибудь закончен - вопрос еще не решенный. |
But, to take things in order | Но опишу все по порядку. |
-- We left Edinburgh ten days ago; and the further North we proceed, we find Mrs Tabitha the less manageable; so that her inclinations are not of the nature of the loadstone; they point not towards the pole. What made her leave Edinburgh with reluctance at last, if we may believe her own assertions, was a dispute which she left unfinished with Mr Moffat, touching the eternity of hell torments. That gentleman, as he advanced in years, began to be sceptical on this head, till, at length, he declared open war against the common acceptation of the word eternal. He is now persuaded, that eternal signifies no more than an indefinite number of years; and that the most enormous sinner may be quit for nine millions, nine hundred thousand, nine hundred and ninety-nine years of hell- fire; which term or period, as he very well observes, forms but an inconsiderable drop, as it were, in the ocean of eternity -- For this mitigation he contends, as a system agreeable to the ideas of goodness and mercy, which we annex to the supreme Being | Вот уже десять дней, как мы покинули Эдинбург, и чем дальше подвигаемся на север, тем непокладистей становится мисс Табита; склонности ее не одинакового свойства с магнитом - они не обращаются к полюсу. Если верить ее словам, она уехала из Эдинбурга с неохотой, потому что не закончила спора с мистером Мофатом о вечности адских мук. Сей джентльмен с приближением старости начал сомневаться в этом учении и наконец открыто объявил войну принятому истолкованию слова вечный. Теперь он убежден, что вечность означает лишь неопределенное число лет и что самый отчаянный грешник может быть избавлен от адского огня через девять миллионов девятьсот тысяч девятьсот девяносто девять лет, а этот срок или период является, по мудрому его заключению, лишь неприметной каплей в океане вечности. Такое смягчение, как утверждает он, отвечает понятиям о благости и милосердии, какие мы приписываем всевышнему. |
-- Our aunt seemed willing to adopt this doctrine in favour of the wicked; but he hinted that no person whatever was so righteous as to be exempted entirely from punishment in a future state; and that the most pious Christian upon earth might think himself very happy to get off for a fast of seven or eight thousand years in the midst of fire and brimstone. | Тетушка как будто не прочь была согласиться с этим учением, столь милостивым к грешникам. Но мистер Мофат заявил, что ни один человек, каким бы праведным он ни был, не может быть совершенно избавлен в будущей жизни от наказания и что самый благочестивый христианин должен почитать себя счастливым, если удастся ему отделаться постом в течение семи-восьми тысяч лет пребывания в огне и сере. |
Mrs Tabitha revolted at this dogma, which filled her at once with horror and indignation | Мисс Табита восстала против такого догмата, вызвавшего у нее ужас и негодование. |
-- She had recourse to the opinion of Humphry Clinker, who roundly declared it was the popish doctrine of purgatory, and quoted scripture in defence of the fire everlasting, prepared for the devil and his angels -- The reverend master Mackcorkendal, and all the theologists and saints of that persuasion were consulted, and some of them had doubts about the matter; which doubts and scruples had begun to infect our aunt, when we took our departure from Edinburgh. | Она склонилась к мнению Хамфри Клинкера, который объявил напрямик, что это папистское учение о чистилище, и привел текст из Священного писания в защиту "огня вечного, уготованного дьяволу и аггелам его". Обратились за советом к преподобному мистеру М'Коркенделу и ко всем богословам этого толка, и иные высказали свои сомнения в сем вопросе, а по отъезде нашем из Эдинбурга эти сомнения и колебания начали тревожить тетушку. |
We passed through Linlithgow, where there was an elegant royal palace, which is now gone to decay, as well as the town itself -- This too is pretty much the case with Stirling, though it still boasts of a fine old castle in which the kings of Scotland were wont to reside in their minority | Мы проехали через Линлитгоу, где был некогда красивый королевский дворец, ныне пришедший в упадок, так же как и самый город. То же должно сказать и о Стирлинге, хотя он еще может похвалиться великолепным старым замком, в котором обычно живали шотландские короли до своего совершеннолетия. |
-- But Glasgow is the pride of Scotland, and, indeed, it might very well pass for an elegant and flourishing city in any part of Christendom. There we had the good fortune to be received into the house of Mr Moore, an eminent surgeon, to whom we were recommended by one of our friends at Edinburgh; and, truly, he could not have done us more essential service | Но гордость Шотландии - Глазго, и он действительно может выдержать сравнение с любым красивым и процветающим городом в христианском мире. Там посчастливилось нам познакомиться с замечательным лекарем, мистером Муром, которому рекомендовал нас один из наших эдинбургских друзей, и большей услуги он поистине не мог бы нам оказать. |
-- Mr Moore is a merry facetious companion, sensible and shrewd, with a considerable fund of humour; and his wife an agreeable woman, well bred, kind, and obliging. Kindness, which I take to be the essence of good-nature and humanity, is the distinguishing characteristic of the Scotch ladies in their own country -- Our landlord shewed us every thing, and introduced us to all the world at Glasgow; where, through his recommendation, we were complimented with the freedom of the town. | Мистер Мур - занимательный и веселый собеседник, умный и проницательный, наделенный чувством юмора, а жена его премилая женщина, благовоспитанная, добрая и обходительная. Доброта, которую я почитаю важнейшим качеством хорошей и человеколюбивой натуры, является отличительным свойством шотландских леди у себя на родине. Хозядн наш показал нам все достопримечательные места, ввел нас в глазговское общество, и мы удостоились быть принятыми в число вольных граждан города Глазго. |
Considering the trade and opulence of this place, it cannot but abound with gaiety and diversions. Here is a great number of young fellows that rival the youth of the capital in spirit and expence; and I was soon convinced, that all the female beauties of Scotland were not assembled at the hunters ball in Edinburgh -- The town of Glasgow flourishes in learning as well as in commerce -- Here is an university, with professors in all the different branches of science, liberally endowed, and judiciously chosen -- It was vacation time when I passed, so that I could not entirely satisfy my curiosity; but their mode of education is certainly preferable to ours in some respects. The students are not left to the private instruction of tutors; but taught in public schools or classes, each science by its particular professor or regent. | Если принять во внимание торговлю и богатство Глазго, понятно, что здесь нет недостатка в увеселениях и забавах. Многие молодые люди живостью своею и расточительностью не уступают столичной молодежи, и скоро я убедился, что отнюдь не все красавицы Шотландии собрались на охотничьем балу в Эдинбурге. Не только торговля, но и наука процветает в Глазго. Здесь есть университет, в коем профессора по всевозможным отраслям науки тщательно отобраны и хорошо обеспечены. В этот город я попал во время вакаций, а потому не мог вполне удовлетворить свое любопытство, но, без сомнения, система образования здесь во многом предпочтительнее нашей. Студенты не обучаются приватно у разных учителей, но каждый профессор преподает свою науку в публичных школах или классах. |
My uncle is in raptures with Glasgow -- He not only visited all the manufactures of the place, but made excursions all round to Hamilton, Paisley, Renfrew, and every other place within a dozen miles, where there was any thing remarkable to be seen in art or nature. I believe the exercise, occasioned by those jaunts, was of service to my sister Liddy, whose appetite and spirits begin to revive -- Mrs Tabitha displayed her attractions as usual, and actually believed she had entangled one Mr Maclellan, a rich inkle-manufacturer, in her snares; but when matters came to an explanation, it appeared that his attachment was altogether spiritual, founded upon an intercourse of devotion, at the meeting of Mr John Wesley; who, in the course of his evangelical mission, had come hither in person | Дядюшка в восхищении от Глазго. Он не только осмотрел все здешние мануфактуры, но и совершал поездки миль за двенадцать отсюда, в Гамильтон, Пезли, Ренфру и другие места, примечательные искусствами или красотой природы. Мне кажется, моцион, связанный с такими поездками, пошел на пользу моей сестре Лидди, которая вновь начинает обретать живость и аппетит. Мисс Табита по обыкновению своему выставляла напоказ свои чары и даже возмечтала, будто ей удалось уловить в сети некоего мистера М'Клеллана, богатого фабриканта тесьмы, но, когда дело дошло до объяснения, открылось, что склонность его к ней чисто духовная и порождена благочестивым общением с нею на собрании мистера Джона Уэсли, который, исполняя свою евангелическую миссию, прибыл сюда. |
-- At length, we set out for the banks of Lough-Lomond, passing through the little borough of Dumbarton, or (as my uncle will have it) Dunbritton, where there is a castle, more curious than any thing of the kind I had ever seen. It is honoured with a particular description by the elegant Buchanan, as an arx inexpugnabilis, and, indeed, it must have been impregnable by the antient manner of besieging. It is a rock of considerable extent, rising with a double top, in an angle formed by the confluence of two rivers, the Clyde and the Leven; perpendicular and inaccessible on all sides, except in one place where the entrance is fortified; and there is no rising ground in the neighbourhood from whence it could be damaged by any kind of battery. | Наконец отправились мы к берегам Лох Ломонда, проехав через маленький городок Дамбартон, или, как называет его дядюшка, Данбриттон, где находится самый любопытный из всех виденных мною доселе замков. Его удостоил описать изящный Бьюкенен как arx inexpugnabilis {Неприступная твердыня, крепость (лат.).}, и действительно, при древних способах осады он должен был почитаться неприступным. Это большая скала с двумя вершинами, вздымающаяся в углу, образованном слиянием Клайда и Левена; скала отвесная и недосягаемая со всех сторон, кроме одного только места, каковое укреплено, а поблизости нет никаких возвышенностей, с которых можно было бы нанести ей ущерб обстрелом из пушек. |
From Dumbarton, the West Highlands appear in the form of huge, dusky mountains, piled one over another; but this prospect is not at all surprising to a native of Glamorgan | Из Дамбартона открывается вид на западную горную Шотландию - нагромождение высоких темных гор, но эта картина не вызывает никакого удивления у жителей Глеморгана. |
-- We have fixed our headquarters at Cameron, a very neat country-house belonging to commissary Smollet, where we found every sort of accommodation we could desire -- It is situated like a Druid's temple, in a grove of oak, close by the side of Lough-Lomond, which is a surprising body of pure transparent water, unfathomably deep in many places, six or seven miles broad, four and twenty miles in length, displaying above twenty green islands, covered with wood; some of them cultivated for corn, and many of them stocked with red deer -- They belong to different gentlemen, whose seats are scattered along the banks of the lake, which are agreeably romantic beyond all conception. | Мы остановились в Кэмероне, прекрасной усадьбе, принадлежащей члену Суда Уполномоченных Смоллету, где и нашли всякие удобства, каких могли только пожелать. Расположена она наподобие храма друидов в дубовой роще, близ Ломонда, изумительного озера с чистой, прозрачной водой, во многих местах неизмеримо глубокого и простирающегося в ширину на шесть-семь миль, а в длину - на двадцать четыре; по нему рассеяно более двадцати зеленых островов, покрытых лесом, некоторые из островов засеяны хлебом, а другие изобилуют красным зверем. Принадлежат они различным джентльменам, чьи поместья разбросаны вдоль берегов озера, столь красивых и живописных, что трудно описать. |
My uncle and I have left the women at Cameron, as Mrs Tabitha would by no means trust herself again upon the water, and to come hither it was necessary to cross a small inlet of the sea, in an open ferry-boat -- This country appears more and more wild and savage the further we advance; and the People are as different from the Low-land Scots, in their looks, garb, and language, as the mountaineers of Brecknock are from the inhabitants of Herefordshire. | Мы с дядюшкой оставили женщин наших в Кэмероне, так как мисс Табита и слышать не хотела о путешествии по воде, а чтобы попасть сюда, необходимо переправиться на пароме через узкий морской залив. Страна эта кажется все более дикой и невозделанной по мере того, как мы углубляемся в нее, а народ отличается от шотландцев, живущих на равнинах, и видом своим, и платьем, и языком не меньше, чем отличаются горцы Брекнока от обитателей Херфордшира. |
When the Lowlanders want to drink a chearupping-cup, they go to the public house, called the Change-house, and call for a chopine of two-penny, which is a thin, yeasty beverage, made of malt; not quite so strong as the table-beer of England, -- This is brought in a pewter stoop, shaped like a skittle, from whence it is emptied into a quaff; that is, a curious cup made of different pieces of wood, such as box and ebony, cut into little staves, joined alternately, and secured with delicate hoops, having two cars or handles -- It holds about a gill, is sometimes tipt round the mouth with silver, and has a plate of the same metal at bottom, with the landlord's cypher engraved. | Когда жители равнин хотят повеселить душу чаркой, они идут в трактир, именуемый "полпивная" и требуют на два пенса "чопгна" - пенистого солодового напитка, более слабого, чем английское столовое пиво. Его подают в оловянной бутыли, имеющей форму кегли, из которой наливают в "куаф", затейливую чашку, сделанную из клепок букового и черного дерева, скрепленных тонкими обручами; такая чашка имеет два ушка или ручки. Вмещает она четверть пинты, иногда бывает обложена по краям серебром, и из того же металла сделано донышко, на котором выгравирован вензель хозяина заведения. |
-- The Highlanders, on the contrary, despise this liquor, and regale themselves with whisky; a malt spirit, as strong as geneva, which they swallow in great quantities, without any signs of inebriation. They are used to it from the cradle, and find it an excellent preservative against the winter cold, which must be extreme on these mountains -- I am told that it is given with great success to infants, as a cordial in the confluent smallpox, when the eruption seems to flag, and the symptoms grow unfavourable | Что же касается жителей горной Шотландии, то они презирают этот напиток и угощаются виски, солодовым спиртом, крепким, как можжевеловый, и выпивают его весьма много, ничуть не хмелея. Они привыкли к нему с колыбели и почитают превосходным средством против зимней стужи, которая здесь, в горах, должна быть лютой. Говорили мне, что дают его младенцам с большою для них пользой во время сливной оспы, когда высыпание идет медленно и жизни грозит опасность. |
-- The Highlanders are used to eat much more animal food than falls to the share of their neighbours in the Low-country -- They delight in hunting; have plenty of deer and other game, with a great number of sheep, goats, and black-cattle running wild, which they scruple not to kill as vension, without being much at pains to ascertain the property. | Горные шотландцы привыкли есть гораздо больше мяса, чем достается на долю их соседям, жителям равнин. Они любят охоту - страна изобилует оленями и другим красным зверем, а также пасется здесь без присмотра рогатый скот, овцы и козы, и за этими стадами они и не совестятся охотиться, как за дичью, не потрудившись разузнать, чья это собственность. |
Inverary is but a poor town, though it stands immediately under the protection of the duke of Argyle, who is a mighty prince in this part of Scotland. The peasants live in wretched cabins, and seem very poor; but the gentlemen are tolerably well lodged, and so loving to strangers, that a man runs some risque of his life from their hospitality | Инверери - бедный городишко, хотя и находится под непосредственным покровительством герцога Аргайля. Крестьяне живут в жалких лачугах и терпят большую нужду, но у джентльменов дома хорошие, а иностранцев они любят так, что можно жизни лишиться от их гостеприимства. |
-- It must be observed that the poor Highlanders are now seen to disadvantage. They have been not only disarmed by act of parliament, but also deprived of their ancient garb, which was both graceful and convenient; and what is a greater hardship still, they are compelled to wear breeches; a restraint which they cannot bear with any degree of patience: indeed, the majority wear them, not in the proper place, but on poles or long staves over their shoulders -- They are even debarred the use of their striped stuff called Tartane, which was their own manufacture, prized by them above all the velvets, brocades, and tissues of Europe and Asia. They now lounge along in loose great coats, of coarse russet, equally mean and cumbersome, and betray manifest marks of dejection -- Certain it is, the government could not have taken a more effectual method to break their national spirit. | Бедные горцы находятся ныне в плачевном состоянии. Парламентским актом отнято у них оружие, а также запрещено им носить старинную одежду, которая была и красивой и удойной. Но всего тягостнее им приказание носить штаны - с таким утеснением не могут они помириться. Большинство носит их не так, как должно, а надевает на шест или длинную доску и таскает на плече. Лишены они также права пользоваться своею клетчатой материей, называемой "тартан", которую выделывали сами и ценили превыше бархата, парчи и других европейских и азиатских тканей. Теперь ходят они в длинных балахонах из грубого красновато-коричневого домотканою сукна, дрянного и тяжелого, и весь вид их выражает уныние. Поистине правительство не могло изобрести более надежного средства, чтобы сломить их национальный дух. |
We have had princely sport in hunting the stag on these mountains. These are the lonely hills of Morven, where Fingal and his heroes enjoyed the same pastime; I feel an enthusiastic pleasure when I survey the brown heath that Ossian wont to tread; and hear the wind whistle through the bending grass -- When I enter our landlord's hall, I look for the suspended harp of that divine bard, and listen in hopes of hearing the aerial sound of his respected spirit | Мы по-королевски забавлялись охотою в горах на оленя. Горы эти - те самые уединенные холмы Морвена, где Фпнгал и его герои тешились такой же забавой. Душа моя наполняется восторгом, когда я смотрю на коричневый вереск, по которому некогда ступал Оссиан, и прислушиваюсь к свисту ветра, пригибающего и земле траву. Входя в залу нашего хозяина, я осматриваюсь, не висит ли где арфа сего божественного барда, и жажду услышать небесный голос великого его духа. |
-- The poems of Ossian are in every mouth -- A famous antiquarian of this country, the laird of Macfarlane, at whose house we dined a few days ago, can repeat them all in the original Gallick, which has a great affinity to the Welch, not only in the general sound, but also in a great number of radical words; and I make no doubt that they are both sprung from the same origin. I was not a little surprised, when asking a Highlander one day, if he knew where we should find any game? he replied, 'hu niel Sassenagh', which signifies no English: the very same answer I should have received from a Welchman, and almost in the same words. | Здесь у всех на устах поэмы Оссиана. Здешний знаток древностей, лэрд М'Фарлан, у которого мы обедали несколько дней назад, может повторить их все на древнем гэльском языке, который очень похож на валлийский не только звучанием своим, но имеет много общих с ним корней, и я не сомневаюсь, что оба эти языка одинакового происхождения. Немало удивился я, когда, спросив одного шотландского горца, знает ли он, где найдем мы дичь, услыхал в ответ: "Nu niel sassenagh", что значит: "Не понимаю по-английски"; так ответил бы мне и валлиец, и почти теми же словами. |
The Highlanders have no other name for the people of the Low-country, but Sassenagh, or Saxons; a strong presumption, that the Lowland Scots and the English are derived from the same stock -- The peasants of these hills strongly resemble those of Wales in their looks, their manners, and habitations; every thing I see , and hear, and feel, seems Welch -- The mountains, vales, and streams; the air and climate; the beef, mutton, and game, are all Welch -- It must be owned, however, that this people are better Provided than we in some articles -- They have plenty of red deer and roebuck, which are fat and delicious at this season of the year. Their sea teems with amazing quantities of the finest fish in the world. and they find means to procure very good claret at a very small expence. | Жители горной Шотландии называют обитателей равнин не иначе как сассенаг, или саксами, а это подтверждает догадку, что шотландцы, живущие на равнине, одного происхождения с англичанами. Здесь, в горах, крестьяне очень напоминают крестьян валлийских и видом своим и нравами, жилища их также сходны. Все, что я вижу, слышу и чувствую, кажется мне валлийским; горы, долины, потоки, воздух и климат, говядина, баранина, дичина - все валлийское. Однако же должно признать, что здешний народ кое в чем имеет больше достатка, чем мы: у них множество оленей и диких коз, мясо которых в это время года жирно и вкусно. Море здесь изобилует превосходнейшей рыбой; вдобавок они находят способ доставать очень хороший кларет по очень низкой цене. |
Our landlord is a man of consequence in this part of the country; a cadet from the family of Argyle and hereditary captain of one of his castles -- His name, in plain English, is Dougal Campbell; but as there is a great number of the same appellation, they are distinguished (like the Welch) by patronimics; and as I have known an antient Briton called Madoc ap-Morgan ap-Jenkin, ap-Jones, our Highland chief designs himself Dou'l Mac-amish mac-'oul ichian, signifying Dougal, the son of James, the son of Dougal, the son of John. | Хозяин наш - важная особа в этих краях; он - младший в роде Аргайля и наследственный "начальник" одного из замков. Именуется он на простом английском языке Дугал Кэмпбел, но так как многие носят такое же имя, то для различия прибавляют здесь (как делают это и валлийцы) родовые имена. Я знавал одного древнего бритта, которого звали Медок ап Морган, ап Дженкин, ап Джонс, а наш здешний шотландский вождь именует себя Дул Мак-амиш, мак-оул, ик-ян, что значит: Дугал сын Джемса, сына Дугала, сына Джона. |
He has travelled in the course of his education, and is disposed to make certain alterations in his domestic oeconomy; but he finds it impossible to abolish the ancient customs of the family; some of which are ludicrous enough -- His piper for example, who is an hereditary officer of the household, will not part with the least particle of his privileges. He has a right to wear the kilt, or ancient Highland dress, with the purse, pistol, and durk -- a broad yellow ribbon, fixed to the chanter-pipe, is thrown over his shoulder, and trails along the ground, while he performs the function of his minstrelsy; and this, I suppose, is analogous to the pennon or flag which was formerly carried before every knight in battle. | Для завершения своего образования он путешествовал по чужим странам и склонен ввести некоторые изменения в своем домашнем быту, но находит невозможным уничтожить древние родовые обычаи; из них иные довольно смешны. Например, волынщик его, носящий в доме наследственное звание "глава домочадцев", ни за что не откажется от своих привилегий. Он имеет право носить килт - старинную шотландскую юбочку с кошельком, пистолетом и кортиком; широкая желтая лента, привязанная к трубке его волынки, переброшена за плечо и волочится по земле в то время, как он исполняет свои обязанности менестреля. Эта лента, мне кажется, подобна тому знамени, которое в былые времена носили в бою перед рыцарем. |
-- He plays before the laird every Sunday in his way to the kirk, which he circles three times, performing the family march which implies defiance to all the enemies of the clan; and every morning he plays a full hour by the clock, in the great hall, marching backwards and forwards all the time, with a solemn pace, attended by the laird's kinsmen, who seem much delighted with the music -- In this exercise, he indulges them with a variety of pibrochs or airs, suited to the different passions, which he would either excite or assuage. | В таком уборе он каждое воскресенье шествует перед своим лэрдом в церковь, вокруг которой обходит трижды, исполняя родовой марш, коим вызывает на брань всех врагов клана. А по утрам он играет целый час в большой зале, торжественно прохаживаясь взад и вперед в сопровождении всех родственников лэрда, которым как будто весьма нравится подобная музыка. Во время этой прогулки он услаждает их множеством мелодий, подходящих для тех страстей, какие хочет он возбудить или утишить. |
Mr Campbell himself, who performs very well on the violin, has an invincible antipathy to the sound of the Highland bagpipe, which sings in the nose with a most alarming twang, and, indeed, is quite intolerable to ears of common sensibility, when aggravated by the echo of a vaulted hall -- He therefore begged the piper would have some mercy upon him, and dispense with this part of the morning service -- A consultation of the clan being held on this occasion, it was unanimously agreed, that the laird's request could not be granted without a dangerous encroachment upon the customs of the family -- The piper declared, he could not give up for a moment the privilege he derived from his ancestors; nor would the laird's relations forego an entertainment which they valued above all others -- There was no remedy; Mr Campbell, being obliged to acquiesce, is fain to stop his ears with cotton; to fortify his head with three or four night-caps and every morning retire into the penetralia of his habitation, in order to avoid this diurnal annoyance. | Сам мистер Кэмпбел, очень хорошо играющий на скрипке, питает неодолимое отвращение к волынке, издающей звуки гнусавые и неимоверно пронзительные, которые в самом деле несносны даже для слуха не очень чувствительного, особливо же в сводчатой зале, где их усиливает эхо. Поэтому он просил волынщика сжалиться над ним и избавить от этой утренней церемонии. По такому случаю клан собрался на совещание, и было решено единогласно, что просьбу лэрда удовлетворить нельзя, ибо это грозит нарушить родовой обычай. Волынщик объявил, что никак не может отказаться от привилегии, унаследованной от предков, а родня лэрда не пожелала лишить себя удовольствия, которое ценила превыше всего. Нечего было делать: мистер Кэмпбел принужден был уступить и теперь должен затыкать себе уши хлопчатой бумагой, укреплять голову тремя-четырьмя стаканчиками грога и каждое утро забираться в самые дальние покои дома, чтобы избавиться от ежедневной докуки. |
When the music ceases, he produces himself at an open window that looks into the courtyard, which is by this time filled with a crowd of his vassals and dependents, who worship his first appearance, by uncovering their heads, and bowing to the earth with the most humble prostration. As all these people have something to communicate in the way of proposal, complaint, or petition, they wait patiently till the laird comes forth, and, following him in his walks, are favoured each with a short audience in his turn. Two days ago, he dispatched above an hundred different sollicitors, in walking with us to the house of a neighbouring gentleman, where we dined by invitation. | Когда кончается музыка, он показывается у открытого окна, выходящего во двор, который к тому времени наполняется толпой его вассалов и зависимых от него людей; его появление они приветствуют, обнажая голову и униженно кланяясь до земли. Так как все эти люди пришли с какой-нибудь жалобой, просьбой или предложением, то и ждут они терпеливо, покуда он выйдет, сопровождают его на прогулке, и каждого по очереди он удостаивает краткой аудиенции. Два дня назад выслушал он более сотни разных просителей, пока шел с нами к дому своего соседа, джентльмена, пригласившего нас на обед. |
Our landlord's housekeeping is equally rough and hospitable, and savours much of the simplicity of ancient times: the great hall, paved with flat stones, is about forty-five feet by twenty-two, and serves not only for a dining-room, but also for a bedchamber, to gentlemen-dependents and hangers-on of the family. At night, half a dozen occasional beds are ranged on each side along the wall. These are made of fresh heath, pulled up by the roots, and disposed in such a manner as to make a very agreeable couch, where they lie, without any other covering than the plaid | Хозяин наш грубоват, но вместе с тем радушен, и домоводство его отличается простотой древних времен. Большая зала, вымощенная плитами, имеет в длину футов сорок пять, а в ширину двадцать два, и служит не только столовой, но и спальней для джентльменов, находящихся от него в зависимости, и для домашних нахлебников. К ночи приготовляют вдоль каждой стены с полдюжины постелей. Сделаны они из свежего вереска, вырванного с корнем, который укладывают так, что получаются очень покойные ложа, на которых спят, укрываясь только пледом. |
-- My uncle and I were indulged with separate chambers and down beds which we begged to exchange for a layer of heath; and indeed I never slept so much to my satisfaction. It was not only soft and elastic, but the plant, being in flower, diffused an agreeable fragrance, which is wonderfully refreshing and restorative. | Нам с дядюшкой отвели отдельные комнаты с пуховиками, которые мы просили заменить подстилками из вереска, и, право же, никогда не случалось мне спать так сладко. Такая постель не только мягка, но и упруга; к тому же вереск в пору цветения распространяет приятный аромат, который удивительно освежает и бодрит. |
Yesterday we were invited to the funeral of an old lady, the grandmother of a gentleman in this neighbourhood, and found ourselves in the midst of fifty people, who were regaled with a sumptuous feast, accompanied by the music of a dozen pipers. In short, this meeting had all the air of a grand festival; and the guests did such honour to the entertainment, that many of them could not stand when we were reminded of the business on which we had met. | Вчера мы были приглашены на похороны некой старой леди, бабки одного из живущих по соседству джентльменов; собралось там до пятидесяти человек, которым предложили роскошный обед, а за обедом играли двенадцать волынщиков. Короче сказать, это собрание весьма походило на великолепное пиршество, и гости воздали должное угощению в такой мере, что многие еле могли держаться на ногах, когда им напомнили, по какому делу мы здесь встретились. |
The company forthwith taking horse, rode in a very irregular cavalcade to the place of interment, a church, at the distance of two long miles from the castle. On our arrival, however, we found we had committed a small oversight, in leaving the corpse behind; so we were obliged to wheel about, and met the old gentlewoman half way, being carried upon poles by the nearest relations of her family, and attended by the coronach, composed of a multitude of old hags, who tore their hair, beat their breasts, and howled most hideously. At the grave, the orator, or senachie, pronounced the panegyric of the defunct, every period being confirmed by a yell of the coronach. The body was committed to the earth, the pipers playing a pibroch all the time; and all the company standing uncovered. The ceremony was closed with the discharge of pistols; then we returned to the castle, resumed the bottle, and by midnight there was not a sober person in the family, the females excepted. The 'squire and I were, with some difficulty, permitted to retire with our landlord in the evening; but our entertainer was a little chagrined at our retreat; and afterwards seemed to think it a disparagement to his family, that not above a hundred gallons of whisky had been drunk upon such a solemn occasion. | Тут все сели на коней и беспорядочной кавалькадою направились к месту погребения - к церкви, находящейся на расстоянии добрых двух миль от замка. Однако по прибытии туда мы заметили, что сделали маленький промах, ибо оставили покойницу позади. Пришлось нам воротиться и встретить на половине дороги старую леди, которую несли на носилках ближайшие родственники и сопровождал хор плакальщиц, состоявший из множества старых ведьм, рвавших на себе волосы, бивших себя в грудь и отчаянно завывавших. У могилы оратор произнес хвалебную речь покойнице, и за каждым периодом его речи следовали вопли хора. Тело было предано земле, музыканты без устали играли на волынках, а все присутствовавшие стояли с обнаженными головами. В завершение церемонии дали залп из пистолетов, после чего мы вернулись в замок, принялись опять за бутылки, и к полуночи не осталось в доме ни одного трезвого человека, если не считать женщин. Мы с дядюшкой и с нашим хозяином не без труда получили разрешение уехать вечером, по пригласивший нас помещик был немного огорчен нашим отъездом и, кажется, впоследствии почитал обидой для своего рода, что по такому торжественному случаю было выпито не более ста галлонов виски. |
This morning we got up by four, to hunt the roebuck, and, in half an hour, found breakfast ready served in the hall. The hunters consisted of Sir George Colquhoun and me, as strangers (my uncle not chusing to be of the party), of the laird in person, the laird's brother, the laird's brother's son, the laird's sister's son, the laird's father's brother's son, and all their foster brothers, who are counted parcel of the family: but we were attended by an infinite number of Gaelly's, or ragged Highlanders without shoes or stockings. | Сегодня мы проснулись в четыре часа утра, чтобы поохотиться на диких козлов, а через полчаса в зале был уже приготовлен завтрак. Среди охотников было два гостя, сэр Джордж Колхун и я (дядюшка предпочел не ехать на охоту), сам лэрд, брат лэрда, сын брата лэрда, сын сестры лэрда, сын брата отца лэрда и все их молочные братья, которые почитаются членами семейства, а сопровождала нас толпа горцев, оборванных и босых. |
The following articles formed our morning's repast: one kit of boiled eggs; a second, full of butter; a third full of cream; an entire cheese, made of goat's milk; a large earthen pot full of honey; the best part of a ham; a cold venison pasty; a bushel of oat meal, made in thin cakes and bannocks, with a small wheaten loaf in the middle for the strangers; a large stone bottle full of whisky, another of brandy, and a kilderkin of ale. | Для утренней нашей трапезы нам предложили: кадушку с крутыми яйцами, кадушку масла, кадушку сливок, сыр из козьего молока, большой глиняный горшок меду, почти непочатый окорок, холодный пирог с дичиной, бушель тонких лепешек из овсяной муки, а для чужеземцев небольшой пшеничный хлеб, большую каменную бутыль с виски, другую бутыль с бренди и бочонок эля. К бочонку со сливками привешен был на цепи ковш, которым наливали сливки в затейливые деревянные чаши. Виски пили из серебряных чарок, а эль - из рога. |
There was a ladle chained to the cream kit, with curious wooden bickers to be filled from this reservoir. The spirits were drank out of a silver quaff, and the ale out of hems: great justice was done to the collation by the guest in general; one of them in particular ate above two dozen of hard eggs, with a proportionable quantity of bread, butter, and honey; nor was one drop of liquor left upon the board. Finally, a large roll of tobacco was presented by way of desert, and every individual took a comfortable quid, to prevent the bad effects of the morning air. | Все гости оказали должную честь угощению, в особенности один из них, который съел более двух дюжин крутых яиц с соответствующим количеством хлеба, масла и меду, а напитков не осталось ни капли. Напоследок подали вместо десерта большой сверток прессованного табака для жеванья, и каждый набил рот жвачкой, якобы предохраняющей от вредного действия утреннего воздуха. |
We had a fine chace over the mountains, after a roebuck, which we killed, and I got home time enough to drink tea with Mrs Campbell and our 'squire. To-morrow we shall set out on our return for Cameron. We propose to cross the Frith of Clyde, and take the towns of Greenock and Port-Glasgow in our way. This circuit being finished, we shall turn our faces to the south, and follow the sun with augmented velocity, in order to enjoy the rest of the autumn in England, where Boreas is not quite so biting as he begins already to be on the tops of these northern hills. But our progress from place to place shall continue to be specified in these detached journals of | Мы превесело поохотились в горах за диким козлом, которого и убили, а домой я поспел вовремя, чтобы напиться чаю с миссис Кэмпбел и дядюшкой. Завтра возвращаемся, мы в Кэмерон. Мы предполагаем переправиться через залив, куди впадает Клайд, и по дороге заехать в город Гринок и порт Глазго. Завершив этот круг, мы обратимся лицом к югу и будем с сугубой быстротой стремиться навстречу солнцу, чтобы провести конец осени в Англии, где борей не столь пронзителен, каким уже становится он здесь, на вершинах этих северных холмов. Но о передвижении нашем с места на место по-прежнему будет уведомлять в своих беспристрастных записях |
Yours always, J. MELFORD ARGYLSHIRE, Sept. 3. | всегда ваш Дж. Мелфорд. Аргайльшир, 3 сентября |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая