| English | Русский |
| DEAR KNIGHT, | Любезный баронет! |
| The manner of living at Harrigate was so agreeable to my disposition, that I left the place with some regret -- Our aunt Tabby would have probably made some objection to our departing so soon, had not an accident embroiled her with Mr Micklewhimmen, the Scotch advocate, on whose heart she had been practising, from the second day after our arrival | Образ жизни в Хэрроугейте пришелся мне так по душе, что я не без сожаления покинул это место. Тетушка Табби, вероятно, воспротивилась бы столь скорому нашему отъезду, не случись у нее размолвки с шотландским адвокатом, мистером Миклуимменом, чье сердце она вознамерилась покорить на другой же день после нашего прибытия. |
| -- That original, though seemingly precluded from the use of his limbs, had turned his genius to good account -- In short, by dint of groaning, and whining, he had excited the compassion of the company so effectually, that an old lady, who occupied the very best apartment in the house, gave it up for his case and convenience. When his man led him into the Long Room, all the females were immediately in commotion -- One set an elbow-chair; another shook up the cushion; a third brought a stool; and a fourth a pillow, for the accommodation of his feet -- Two ladies (of whom Tabby was always one) supported him into the dining-room, and placed him properly at the table; and his taste was indulged with a succession of delicacies, culled by their fair hands. | Этот чудак, хотя, по-видимому, и лишенный возможности владеть руками и ногами, умело воспользовался своими способностями. Короче говоря, своим хныканьем и стенаниями он возбудил к себе в обществе такое сострадание, что некая старая леди, занимавшая лучшую комнату в доме, уступила ее ему ради спокойствия его и удобства. Когда слуга приводил его в общую залу, все особы женского пола тотчас начинали суетиться. Одна придвигала кресло, другая взбивала подушку, третья приносила скамеечку, а четвертая - подушку под ноги. Две леди (одной из них всегда бывала Табби), поддерживая его, вели в столовую, осторожно усаживали за стол и прекрасными своими ручками выбирали самые лакомые куски. |
| All this attention he repaid with a profusion of compliments and benedictions, which were not the less agreeable for being delivered in the Scottish dialect. As for Mrs Tabitha, his respects were particularly addressed to her, and he did not fail to mingle them with religious reflections, touching free grace, knowing her bias to methodism, which he also professed upon a calvinistical model. | За такое внимание он щедро расплачивался комплиментами и благословениями, которые нимало не страдали от того, что говорил он с шотландским акцентом. Что до мисс Табиты, то ей он оказывал особое уважение и не забывал примешивать к своим похвалам религиозные рассуждения касательно благодати, ибо знал ее приверженности к методизму, к которому п сам склонялся по образцу кальвинистов. |
| For my part, I could not help thinking this lawyer was not such an invalid as he pretended to be. I observed he ate very heartily three times a day; and though his bottle was marked stomachic tincture, he had recourse to it so often, and seemed to swallow it with such peculiar relish, that I suspected it was not compounded in the apothecary's shop, or the chemist's laboratory. One day, while he was earnest in discourse with Mrs Tabitha, and his servant had gone out on some occasion or other, I dexterously exchanged the labels, and situation of his bottle and mine; and having tasted his tincture, found it was excellent claret. I forthwith handed it about me to some of my neighbours, and it was quite emptied before Mr Micklewhimmen had occasion to repeat his draught. | Я же склонен был думать, что этот законник не такой уж больной, каким он притворяется. Приметил я, что он ест три раза в день с большим аппетитом, и хотя на его бутылке и значится ярлык "Желудочная микстура", но он прибегает к ней так часто и проглатывает ее содержимое с таким удовольствием, что я возымел подозрение, в самом ли деле она изготовлена в лавке аптекаря или в химической лаборатории. Однажды, когда он завел серьезный разговор с мисс Табитой, а его слуга вышел по каким-то делам из комнаты, я ловко переменил ярлыки и переставил его и свою бутылки; отведав же его микстуру, я убедился, что это превосходный кларет. Тотчас же я передал бутылку своим соседям, и ее осушили до дна, прежде чем мистеру Миклуиммену вздумалось снова промочить горло. |
| At length, turning about, he took hold of my bottle, instead of his own, and, filling a large glass, drank to the health of Mrs Tabitha. It had scarce touched his lips, when he perceived the change which had been put upon him, and was at first a little out of countenance. He seemed to retire within himself, in order to deliberate, and in half a minute his resolution was taken; addressing himself to our quarter, | Наконец он обернулся, взял мою бутылку вместо своей и, налив полный стакан, пожелал выпить за здоровье мисс Табиты. Едва омочил он губы, как уже приметил, что его бутылку заменили другою, и сначала пришел в некоторое замешательство. Он как бы углубился в себя, чтобы поразмыслить, и через полминуты решение его было принято. Повернувшись в нашу сторону, он сказал: |
| 'I give the gentleman credit for his wit (said he); it was a gude practical joke; but sometimes hi joci in seria ducunt mala -- I hope for his own sake he has na drank all the liccor; for it was a vara poorful infusion of jallap in Bourdeaux wine; at its possable he may ha ta'en sic a dose as will produce a terrible catastrophe in his ain booels --' | - Я воздаю должное остроумию сего джентльмена. Шутка его была весьма забавна, но иной раз hi joci in seria ducunt mala {Ряд таких шуток приводит к беде (лат.).}. Ради него самого надеюсь, что он выпил не все, ибо это был очень крепкий настой слабительной ялапы на бордоском вине. Может быть, он поглотил так много, что с кишками его произойдет ужасная катастрофа. |
| By far the greater part of the contents had fallen to the share of a young clothier from Leeds, who had come to make a figure at Harrigate, and was, in effect a great coxcomb in his way. It was with a view to laugh at his fellow-guests, as well as to mortify the lawyer, that he had emptied the bottle, when it came to his turn, and he had laughed accordingly: but now his mirth gave way to his apprehension -- He began to spit, to make wry faces, and writhe himself into various contorsions | Большая часть вина досталась молодому владельцу суконной мануфактуры из Лидса, который приехал покрасоваться в Хэрроугейт и в самом деле был отменным щеголем. С целью посмеяться над сотрапезниками, а также и разобидеть законника, когда дошел до него черед, он осушил бутылку до дна и досыта нахохотался. Но теперь веселость усыпила место ужасу. Он начал плеваться, строить гримасы и извиваться в корчах. |
| -- 'Damn the stuff! (cried he) I thought it had a villainous twang -- pah! He that would cozen a Scot, mun get oope betimes, and take Old Scratch for his counsellor --' | - Будь проклято это зелье! - вскричал он. - То-то я почувствовал отвратительный привкус! Тьфу! Кто хочет одурачить шотландца, должен встать спозаранку и взять себе в советчики черта! |
| 'In troth mester what d'ye ca'um (replied the lawyer), your wit has run you into a filthy puddle -- I'm truly consarned for your waeful case -- The best advice I can give you, in sic a delemma, is to send an express to Rippon for doctor Waugh, without delay, and, in the mean time, swallow all the oil and butter you can find in the hoose, to defend your poor stomach and intastines from the villication of the particles of the jallap, which is vara violent, even when taken in moderation.' | - Поистине, мистер... не знаю, как вас величать, - отвечал законник, - шутка ваша довела вас до большой беды. Меня искренне беспокоит ваше плачевное состояние. Не могу подать вам лучшего совета, чем немедленно послать в Риппон нарочного за доктором Вогом, а тем временем выпить все оливковое и съесть все сливочное масло, какое только найдется в доме, чтобы защитить желудок и кишки от раздражающего действия ялапы, лекарства весьма сильного, даже если принимать его в меру. |
| The poor clothier's torments had already begun: he retired, roaring with pain, to his own chamber; the oil was swallowed, and the doctor sent for; but before he arrived, the miserable patient had made such discharges upwards and downwards, that nothing remained to give him further offence; and this double evacuation, was produced by imagination alone; for what he had drank was genuine wine of Bourdeaux, which the lawyer had brought from Scotland for his own private use. The clothier, finding the joke turn out so expensive and disagreeable, quitted the house next morning, leaving the triumph to Micklewhimmen, who enjoyed it internally without any outward signs of exultation -- on the contrary, he affected to pity the young man for what he had suffered; and acquired fresh credit from this shew of moderation. | Муки у бедного владельца мануфактуры уже начались. Он удалился, завывая от боли, к себе в комнату, масло было проглочено, и за доктором послано, но еще до его прибытия беднягу так начало чистить с обоих концов, что в нем уже не могло остаться ничего вредного для желудка. А такое сугубое очищение было вызвано только его воображением, ибо выпитое им вино было чистым бордоским, которое законник привез с собой из Шотландии для собственного употребления. Убедившись, как дорого и трудно обошлась ему эта шутка, владелец мануфактуры на другое же утро покинул дом, предоставив праздновать победу Миклуиммену, который и потешался про себя, не показывая, однако, никаких признаков своего торжества. Напротив, он притворился, будто жалеет столь пострадавшего молодого человека, и своей незлобивостью завоевал себе вящую славу. |
| It was about the middle of the night, which succeeded this adventure, that the vent of the kitchen chimney being foul, the soot took fire, and the alarm was given in a dreadful manner. Every body leaped naked out of bed, and in a minute the whole house was filled with cries and confusion -- There was two stairs in the house, and to these we naturally ran; but they were both so blocked up, by the people pressing one upon another, that it seemed impossible to pass, without throwing down and trampling upon the women. In the midst of this anarchy, Mr Micklewhimmen, with a leathern portmanteau on his back, came running as nimble as a buck along the passage; and Tabby in her underpetticoat, endeavouring to hook him under the arm, that she might escape through his protection, he very fairly pushed her down, crying, | Около полуночи после этого происшествия загорелась сажа в кухонном дымоходе, давно не чищенном, и поднялась ужасная тревога. Все повскакали нагишом с постелей, и в одну минуту дом наполнился воплями и охвачен был смятением. В гостинице было две лестницы, и к ним-то мы, конечно, и бросились, но обе были забиты людьми, напиравшими друг на друга, и невозможным казалось протолкаться, не свалив с ног какую-нибудь женщину и не наступив на нее. В разгар суматохи появился мистер Миклуиммен с кожаным чемоданом на спине, бежавший прытко, как козел, по коридору, а когда Табби в нижней юбке попыталась ухватить его под руку, чтобы под его защитой спастись от опасности, он чуть не сбил ее с ног, восклицая при этом: |
| 'Na, na, gude faith, charity begins at hame!' | - Нет, нет! Черт подери! Своя рубашка ближе к телу! |
| Without paying the least respect to the shrieks and intreaties of his female friends, he charged through the midst of the crowd, overturning every thing that opposed him; and actually fought his way to the bottom of the Stair-case | Не внимая воплям и мольбам своих приятельниц, он ворвался в гущу толпы, сбивая с ног всех, загораживающих ему дорогу, и проложил себе путь к нижней площадке. |
| -- By this time Clinker had found a ladder by which he entered the window of my uncle's chamber, where our family was assembled, and proposed that we should make our exit successively by that conveyance. The 'squire exhorted his sister to begin the descent; but, before she could resolve, her woman, Mrs Winifred Jenkins, in a transport of terror, threw herself out at the window upon the ladder, while Humphry dropped upon the ground, that he might receive her in her descent -- This maiden was just as she had started out of bed, the moon shone very bright, and a fresh breeze of wind blowing, none of Mrs Winifred's beauties could possibly escape the view of the fortunate Clinker, whose heart was not able to withstand the united force of so many charms; at least I am much mistaken, if he has not been her humble slave from that moment -- He received her in his arms, and, giving her his coat to protect her from the weather, ascended again with admirable dexterity. | Тем временем Клинкер разыскал стремянку, по которой влез в окно дядюшкиной спальной, где собралось наше семейство, и предложил, чтобы мы спустились по лестнице один за другим. Сквайр уговаривал свою сестру сойти первой, но, прежде чем она на это решилась, горничная ее, мисс Уинифред Дженкинс, объятая ужасом, выскочила из окошка на лестницу, а Хамфри спрыгнул на землю, чтобы подхватить Дженкинс. Сия дева в чем спала, в том и вскочила; луна светила очень ярко, дул свежий ветерок, и ни одна из прелестей мисс Уинифред не сокрылась от глаз счастливчика Клинкера, чье сердце не могло не затрепетать перед всеми этими чарами; во всяком случае, я вряд ли ошибусь, если скажу, что с той минуты он стал покорным ее рабом. Он принял ее в свои объятия и, отдав ей свой кафтан, чтобы защитить от холода, снова с удивительным проворством влез наверх по стремянке. |
| At that instant, the landlord of the house called out with an audible voice, that the fire was extinguished, and the ladies had nothing further to fear: this was a welcome note to the audience, and produced an immediate effect; the shrieking ceased, and a confused sound of expostulation ensued. I conducted Mrs Tabitha and my sister to their own chamber, where Liddy fainted away; but was soon brought to herself. Then I went to offer my services to the other ladies, who might want assistance -- They were all scudding through the passage to their several apartments; and as the thoroughfair was lighted by two lamps, I had a pretty good observation of them in their transit; but as most of them were naked to the smock, and all their heads shrowded in huge nightcaps, I could not distinguish one face from another, though I recognized some of their voices -- These were generally plaintive; some wept, some scolded, and some prayed -- I lifted up one poor old gentlewoman, who had been overturned and sore bruised by a multitude of feet; and this was also the case with the lame person from Northumberland, whom Micklewhimmen had in his passage overthrown, though not with impunity, for the cripple, in falling, gave him such a good pelt on the head with his crutch, that the blood followed. | В эту минуту хозяин гостиницы громогласно возвестил, что пожар потушен и леди могут быть спокойны. Весть эта была желанной для всех и немедленно возымела действие. Вопли смолкли, слышались только ворчливые голоса. Я проводил мисс Табиту и мою сестру в их комнату, где Лидди упала в обморок, но скоро опамятовалась. Потом я пошел предложить свои услуги другим леди, может быть, нуждавшимся в помощи. Все они бежали по коридору, отыскивая свои комнаты, а так как коридор освещен двумя лампами, то я вдосталь насмотрелся на них во время этого шествия. Однако почти все были в одних рубашках, а головы закрыты большими ночными чепцами, а потому я не мог отличить одно лицо от другого, хотя некоторых и узнал по голосу. Голоса были жалобные; одни плакали, другие ругались, а третьи молились. Я поднял с пола одну бедную леди, которую сшибли и сильно потоптали ногами; то же самое случилось и с хромым священником из Нортумберленда, которого Миклуиммен сбил с ног во время бегства, за что, впрочем, и поплатился: падая, калека так ловко ударил его по голове костылем, что до крови разбил ему голову. |
| As for this lawyer, he waited below till the hurly burly was over, and then stole softly to his own chamber, from whence he did not venture to make a second sally till eleven in the forenoon, when he was led into the Public Room, by his own servant and another assistant, groaning most woefully, with a bloody napkin round his head. | Что касается до законоведа, то он ждал внизу, покуда не улеглась тревога, а потом потихоньку прокрался в свою комнату, откуда не осмеливался выйти до одиннадцати часов утра, когда его собственный слуга с помощью другого прислужника ввел его, жалобно стенающего, в общую залу; голова у него была обмотана окровавленной салфеткой. |
| But things were greatly altered -- The selfish brutality of his behaviour on the stairs had steeled their hearts against all his arts and address -- Not a soul offered to accommodate him with a chair, cushion, or footstool; so that he was obliged to sit down on a hard bench -- In that position, he looked around with a rueful aspect, and, bowing very low, said in a whining tone, | Но теперь все изменилось: себялюбивое и грубое поведение его на лестнице ожесточило все сердца, несмотря на его ухищрения и лесть. Никто и не подумал подать ему кресло, подушку или скамеечку под ноги, так что он принужден был сесть на жесткую деревянную скамью. Находясь в таком положении, он с горестным видом огляделся вокруг и, низко поклонившись, сказал жалобным голосом: |
| 'Your most humble servant, ladies -- Fire is a dreadful calamity' | - Мое почтение, уважаемые леди! Пожар - ужасное бедствие. |
| -- 'Fire purifies gold, and it ties friendship,' cried Mrs Tabitha, bridling. | - Огонь очищает золото, и огнем же испытуется дружба! задрав нос, воскликнула мисс Табита. |
| 'Yea, madam (replied Micklewhimmen); and it trieth discretion also' | - Да, мадам, но им же испытуется и благоразумие, - отвечал Миклуиммен. |
| -- 'If discretion consists in forsaking a friend in adversity, you are eminently possessed of that virtue' (resumed our aunt). | - Если благоразумие заключается в том, чтобы покинуть друга в беде, то вы щедро наделены этой добродетелью, - заявила тетушка. |
| -- 'Na, madam (rejoined the advocate), well I wot, I cannot claim any merit from the mode of my retreat -- Ye'll please to observe, ladies, there are twa independent principles that actuate our nature -- One is instinct, which we have in common with the brute creation, and the other is reason -- Noo, in certain great emergencies, when the faculty of reason is suspended, instinct taks the lead, and when this predominates, having no affinity with reason, it pays no sort of regard to its connections; it only operates for the preservation of the individual, and that by the most expeditious and effectual means; therefore, begging your pardon, ladies, I'm no accountable in foro conscientioe for what I did, while under the influence of this irresistible pooer.' | - Ах, мадам, я отнюдь не ставлю себе в заслугу своего бегства, - возразил адвокат. - Соблаговолите отметить, уважаемые леди, что существуют две различные силы, которые толкают к действию нашу природу: одна из них есть врожденное побуждение, которое роднит нас с животными, а другая есть разум. И вот при опасных обстоятельствах, когда слабеет разум, животное побуждение одерживает верх. В таком случае сие побуждение, не имеющее никакого сходства с разумом, пренебрегает им и заботится лишь о сохранении жизни человека и притом прибегает к самым решительным и быстрым мерам. А посему, с вашего соизволения, уважаемые леди, я отнюдь не почитаю себя ответственным in foro conscientia {Перед судом совести (лат.).} за то, что содеял, находясь под влиянием этой непреодолимой силы. |
| Here my uncle interposing, | Тогда вмешался дядюшка. |
| 'I should be glad to know (said he), whether it was instinct that prompted you to retreat with bag and baggage; for, I think, you had a portmanteau on your shoulder' | - Желал бы я знать, - сказал он, - животное ли побуждение заставило вас бежать со всеми пожитками, так как, помнится мне, у вас на плечах был чемодан. |
| The lawyer answered, without hesitation, | Законник отвечал без всяких колебаний: |
| 'Gif I might tell my mind freely, withoot incuring the suspicion of presumption, I should think it was something superior to either reason or instinct which suggested that measure, and this on a twafold accoont: in the first place, the portmanteau contained the writings of a worthy nobleman's estate; and their being burnt would have occasioned a loss that could not be repaired; secondly, my good angel seems to have laid the portmanteau on my shoulders, by way of defence, to sustain the violence of a most inhuman blow, from the crutch of a reverend clergyman, which, even in spite of that medium, hath wounded me sorely, even unto the pericranium.' | - Если бы мог я выразить свободно свое мнение, не будучи заподозрен в самонадеянности, я бы сказал, что нечто высшее, чем разум или животное побуждение, заставило меня принять сию меру, и к тому было две причины. Во-первых, в чемодане находились бумаги на право владения имением одного достойного вельможи, и, если бы они сгорели, потерю эту ничем нельзя было бы возместить. Во-вторых, мой добрый ангел как будто возложил чемодан на мои плечи, чтобы защитить меня от жесточайшего удара, нанесенного костылем его преподобия священника, который, невзирая на преграду, сильно меня поранил, разбив мне голову. |
| 'By your own doctrine (cried the parson, who chanced to be present), I am not accountable for the blow, which was the effect of instinct.' | - По вашему же учению, - воскликнул священник, случайно при этом присутствовавший, - я не отвечаю за удар, который я нанес, подстрекаемый животным побуждением. |
| 'I crave your pardon, reverend sir (said the other), instinct never acts but for the preservation of the individual; but your preservation was out of the case -- you had already received the damage, and therefore the blow must be imputed to revenge, which is a sinful passion, that ill becomes any Christian, especially a protestant divine; and let me tell you, most reverend doctor, gin I had a mind to plea, the law would hauld my libel relevant.' | - Умоляю о прощении, преподобный сэр! - отвечал адвокат. - Но врожденное побуждение содействует лишь сохранению нашей жизни; а ваша жизнь не подвергалась опасности. Повреждение вы уже получили, и потому ваш удар можно приписать только жажде отмщения, которая есть страсть греховная и не приличествует христианину, в особенности же протестантскому священнослужителю. И разрешите вам сказать, преподобнейший доктор, что, пожелай я начать тяжбу, суд почел бы мою жалобу достойной рассмотрения. |
| 'Why, the damage is pretty equal on both sides (cried the parson); your head is broke, and my crutch is snapt in the middle. Now, if you will repair the one, I will be at the expence of curing the other.' | - Да ведь обе стороны равно понесли урон! - воскликнул священник. - У вас проломлена голова, а у меня сломан костыль. Итак, если вы исправите костыль, я возьму на себя издержки за починку головы. |
| This sally raised the laugh against Micklewhimmen, who began to look grave; when my uncle, in order to change the discourse, observed, that instinct had been very kind to him in another respect; for it had restored to him the use of his limbs, which, in his exit, he had moved with surprising agility. | Эта шутка заставила всех посмеяться над Миклуимменом, который принял было серьезный вид, но дядюшка, дабы переменить разговор, заявил, что врожденное побуждение было очень милостиво к адвокату в другом отношении, так как возвратило ему способность действовать руками и ногами, которые двигались с удивительным проворством, когда он спасался бегством. |
| -- He replied, that it was the nature of fear to brace up the nerves; and mentioned some surprising feats of strength and activity performed by persons under the impulse of terror; but he complained that in his own particular, the effects had ceased when the cause was taken away | Законовед отвечал, что такова природа страха, взбадривающего нервы, и рассказал о нескольких удивительных случаях, когда люди, обуянные ужасом, совершали чудеса силы и ловкости; однако он посетовал, что применительно к нему действие не воспоследовало, как только исчезла причина. |
| -- The 'squire said, he would lay a tea-drinking on his head, that he should dance a Scotch measure, without making a false step; and the advocate grinning, called for the piper -- A fidler being at hand, this original started up, with his bloody napkin over his black tye-periwig, and acquitted himself in such a manner as excited the mirth of the whole company; but he could not regain the good graces of Mrs Tabby, who did not understand the principle of instinct; and the lawyer did not think it worth his while to proceed to further demonstration. | Дядюшка предложил угостить всех чаем, если законник протанцует шотландский танец, не сделав ни одного неверного шага, и адвокат, ухмыляясь, потребовал волынщика. Под рукой оказался скрипач, и тогда сей чудак в черном парике, обмотанном окровавленной салфеткой, вскочил со скамьи и стал отплясывать так, что развеселил всех собравшихся. Но ему не удалось вернуть расположение мисс Табби, которая не понимала учения о врожденном побуждении, а законник не почел нужным продолжать свои объяснения. |
| From Harrigate, we came hither, by the way of York, and here we shall tarry some days, as my uncle and Tabitha are both resolved to make use of the waters. Scarborough, though a paltry town, is romantic from its situation along a cliff that over-hangs the sea. The harbour is formed by a small elbow of land that runs out as a natural mole, directly opposite to the town; and on that side is the castle, which stands very high, of considerable extent, and, before the invention of gun-powder, was counted impregnable. At the other end of Scarborough are two public rooms for the use of the company, who resort to this place in the summer to drink the waters and bathe in the sea; and the diversions are pretty much on the same footing here as at Bath. The Spa is a little way beyond the town, on this side, under a cliff, within a few paces of the sea, and thither the drinkers go every morning in dishabille; but the descent is by a great number of steps, which invalids find very inconvenient. | Из Хэрроугейта прибыли мы сюда через Йорк, и здесь пробудем несколько дней, потому что и дядюшка и Табита решили полечиться здешними водами. Скарборо, хотя и жалкий городишко, живописно расположен на вершине утеса, вздымающегося над морем. Гавань защищена узкой полосой земли, служащей как бы натуральным молом, который находится перед самым городом. По другую сторону от него высоко вздымается очень большой замок, до изобретения пороха почитавшийся неприступным. В одном конце Скарборо есть две публичные залы для удобства тех, кто приезжает сюда летом пить воды и купаться в море, а развлечения здесь мало чем отличаются от развлечений в Бате. Минеральный источник находится близ города, по ею сторону, у подножья утеса, и сюда по утрам стекаются в утренних костюмах лечащиеся водами, но спускаться приходится по бесконечным ступеням, что весьма неудобно для больных. |
| Betwixt the well and the harbour, the bathing machines are ranged along the beach, with all their proper utensils and attendants. You have never seen one of these machines -- Image to yourself a small, snug, wooden chamber, fixed upon a wheel-carriage, having a door at each end, and on each side a little window above, a bench below -- The bather, ascending into this apartment by wooden steps, shuts himself in, and begins to undress, while the attendant yokes a horse to the end next the sea, and draws the carriage forwards, till the surface of the water is on a level with the floor of the dressing-room, then he moves and fixes the horse to the other end -- The person within being stripped, opens the door to the sea-ward, where he finds the guide ready, and plunges headlong into the water -- After having bathed, he re-ascends into the apartment, by the steps which had been shifted for that purpose, and puts on his clothes at his leisure, while the carriage is drawn back again upon the dry land; so that he has nothing further to do, but to open the door, and come down as he went up -- Should he be so weak or ill as to require a servant to put off and on his clothes, there is room enough in the apartment for half a dozen people. | Между источником и гаванью выстроились на берегу купальные фургоны со всеми необходимыми принадлежностями и с прислужниками. Вы никогда не видывали таких фургонов. Представьте себе маленькую, уютную деревянную комнатку, установленную на колесах, с дверцами спереди и сзади и с оконцем и скамьей по обеим сторонам. Купальщик подымается в это помещение по деревянной лесенке, закрывает дверцу и начинает раздеваться, а прислужник припрягает лошадь к концу фургона, обращенному к морю, и она тащит фургон вперед, пока уровень воды не достигнет пола комнатки, после чего прислужник отпрягает лошадь и отводит ее к другому концу повозки. Купальщик, раздевшись в фургоне, открывает дверцу, выходящую в море, находит там поджидающего его прислужника и ныряет прямо в воду. Выкупавшись, он поднимается в фургон по лесенке, которую уже успели перенести, и спокойно одевается, а тем временем повозку втаскивают назад, на сушу, так что более ему ничего не остается делать, как открыть дверцу и спуститься на землю по той же лесенке, по какой он поднялся. Если он так слаб или болен, что для раздевания и одевания ему нужен особый слуга, то в комнатке хватит места для шестерых. |
| The guides who attend the ladies in the water, are of their own sex, and they and the female bathers have a dress of flannel for the sea; nay, they are provided with other conveniences for the support of decorum. A certain number of the machines are fitted with tilts, that project from the sea-ward ends of them, so as to screen the bathers from the view of all persons whatsoever | Всем леди помогают при купанье особы их же пола, и они, а также и купальщицы, одеты во фланелевые платья, и есть у них и другие уборы для соблюдения благопристойности. Некоторые фургоны снабжены навесами, приделанными со стороны, обращенной к морю, чтобы никто не мог видеть купающихся. |
| -- The beach is admirably adapted for this practice, the descent being gently gradual, and the sand soft as velvet; but then the machines can be used only at a certain time of the tide, which varies every day; so that sometimes the bathers are obliged to rise very early in the morning | Берег чрезвычайно удобен для купанья, спуск очень пологий, а песок мягкий, как бархат, но фургонами можно пользоваться только в определенные часы прилива, которые каждый день меняются, так что иной раз купальщикам приходится вставать спозаранку. |
| -- For my part, I love swimming as an exercise, and can enjoy it at all times of the tide, without the formality of an apparatus -- You and I have often plunged together into the Isis; but the sea is a much more noble bath, for health as well as pleasure. You cannot conceive what a flow of spirits it gives, and how it braces every sinew of the human frame. Were I to enumerate half the diseases which are every day cured by sea-bathing, you might justly say you had received a treatise, instead of a letter, from | Что до меня, то я люблю упражняться в плаванье, и потому могу купаться в любой час прилива и отлива, не пользуясь никакими приспособлениями. Мы с вами частенько ныряли в воды Изиса, но купанье в море гораздо полезнее для здоровья и доставляет больше удовольствия. Вы и представить себе не можете, как оживляет оно дух и как укрепляет каждую мышцу тела. Вздумай я перечислить хотя бы половину недугов, ежедневно исцеляемых морскими купаньями, вы по справедливости могли бы сказать, что получили не письмо, а целый трактат от вашего преданного друга и слуги |
| Your affectionate friend and servant, J. MELFORD SCARBOROUGH, July 1. | Дж. Мелфорда. Скарборо, 1 июля |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая
