| English | Русский |
| You are in the right, dear Phillips; I don't expect regular answers to every letter -- I know a college-life is too circumscribed to afford materials for such quick returns of communication. For my part, I am continually shifting the scene, and surrounded with new objects; some of which are striking enough. I shall therefore conclude my journal for your amusement; and, though, in all appearance, it will not treat of very important or interesting particulars, it may prove, perhaps, not altogether uninstructive and unentertaining. | Вы правы, дорогой Филипс, я не жду ответа на каждое письмо - я знаю, что жизнь в колледже слишком однообразна и не дает пищи для столь быстрого обмена письмами. Что до меня, то я постоянно бываю в различных местах и передо мной возникают все новые и новые картины, многие из которых весьма удивительны. Потому я буду вести записи для вашего развлечения, и хотя, по-видимому, и них не будет ничего важного и занимательного, они отчасти могут оказаться и поучительными и забавными. |
| The music and entertainments of Bath are over for this season; and all our gay birds of passage have taken their flight to Bristolwell, Tunbridge, Brighthelmstone, Scarborough, Harrowgate, &c. Not a soul is seen in this place, but a few broken-winded parsons, waddling like so many crows along the North Parade. There is always a great shew of the clergy at Bath: none of your thin, puny, yellow, hectic figures, exhausted with abstinence, and hardy study, labouring under the morbi eruditorum, but great overgrown dignitaries and rectors, with rubicund noses and gouty ancles, or broad bloated faces, dragging along great swag bellies; the emblems of sloth and indigestion. | Музыка и развлечения в Бате кончились в этом сезоне, и все наши веселые уличные птички улетели на Бристольсютс источники, в Тавбридж, Брайтельстон, Скарборо, Хэрроугейт и т. д. Здесь не видно никого, кроме немногих страдающих одышкой священников, ковыляющих, как вороны, по Северной Променаде. В Бате всегда много клириков, - не этих ваших тощих, слабых, желтых, чахоточных особ, изнуренных от воздержания и ученых занятий, страдающих от morbi eruditorumi {Болезни ученых (лат.).}, - но важных, растолстевших прелатов и ректоров с красными носами и подагрическими ногами или с широкими, распухшими физиономиями, волочащих огромное, толстое брюхо - эмблему лени и дурного пищеварения... |
| Now we are upon the subject of parsons, I must tell you a ludicrous adventure, which was achieved the other day by Tom Eastgate, whom you may remember on the foundation of Queen's. He had been very assiduous to pin himself upon George Prankley, who was a gentleman-commoner of Christchurch, knowing the said Prankley was heir to a considerable estate, and would have the advowson of a good living, the incumbent of which was very old and infirm. He studied his passions, and flattered them so effectually, as to become his companion and counsellor; and, at last, obtained of him a promise of the presentation, when the living should fall. Prankley, on his uncle's death, quitted Oxford, and made his first appearance in the fashionable world at London; from whence he came lately to Bath, where he has been exhibiting himself among the bucks and gamesters of the place. Eastgate followed him hither; but he should not have quitted him for a moment, at his first emerging into life. He ought to have known he was a fantastic, foolish, fickle fellow, who would forget his college-attachments the moment they ceased appealing to his senses. Tom met with a cold reception from his old friend; and was, moreover, informed, that he had promised the living to another man, who had a vote in the county, where he proposed to offer himself a candidate at the next general election. He now remembered nothing of Eastgate, but the freedoms he had used to take with him, while Tom had quietly stood his butt, with an eye to the benefice; and those freedoms he began to repeat in common-place sarcasms on his person and his cloth, which he uttered in the public coffeehouse, for the entertainment of the company. | Кстати о духовных особах; я должен вам рассказать о забавном приключении, происшедшем на днях с Томом Истгетом. который, если вы помните, был на открытии колледжа Королевы. Он постоянно норовил жить на счет Джорджа Пранкли, учившегося в колледже Крайст Черч, ибо знал, что тот является наследником большого имения и от него будет зависеть получение богатого прихода, священник коего был стар и немощен. Том Истгет изучил его склонности и угождал им столь успешно, что стал его приятелем и советчиком, и в конце концов добился обещания оказать помощь ему как претенденту на место настоятеля в этот приход, когда оно освободится. Пранкап после смерти своего дяди покинул Оксфорд, появился в лондонском светском обществе, а затем приехал в Бат, где начал подвизаться среди щеголей и игроков. Истгет поехал за ним туда, по ему следовало бы не покидать его ни на минуту с той поры, как тот вступил в жизнь. Он должен был знать, что Пранкли глупый, ветреный парень с причудами и забудет о своих приятелях по колледжу, как только те исчезнут из поля его зрения. Том встретил со стороны своего старого друга холодный прием. а вдобавок узнал, что тот пообещал церковный приход кому-то другому, имевшему право голоса в графстве, где Пранкап намеревался пройти в парламент на ближайших выборах. Теперь он ничего не помнил об Истгете, кроме, пожалуй, того, что обычно подшучивал над Томом, а тот терпеливо это выносил, ни на минуту не теряя из виду бенефиции; и он снова стал над тем насмехаться в кофейнях на потеху всем присутствующим, бросая пошлые саркастические замечания касательно его наружности и костюма. |
| But he was egregiously mistaken in giving his own wit credit for that tameness of Eastgate, which had been entirely owing to prudential considerations. These being now removed, he retorted his repartee with interest, and found no great difficulty in turning the laugh upon the aggressor; who, losing his temper, called him names, and asked, If he knew whom he talked to? After much altercation, Prankley, shaking his cane, bid him hold his tongue, otherwise he could dust his cassock for him. 'I have no pretensions to such a valet (said Tom) but if you should do me that office, and overheat yourself, I have here a good oaken towel at your service.' | Но он весьма ошибся, приписывая покорность Истгета своему остроумию, тогда как она была вызвана благоразумными соображениями. Теперь в них не было необходимости. Том отразил его насмешки, воздав ему с лихвой, и ему не стоило большого труда выставить в смешном виде самого зачинщика, который вышел из себя, разразился бранью и спросил, "знает ли он, с кем говорит". Завязалась перебранка, Пранкли, потрясая тростью, приказал Тому замолчать, угрожая выбить пыль из его сутаны. "Я не мог и мечтать о таком лакее. - ответил Том, - но если вы мне окажете эту услугу и взопреете, у меня найдется для вас вместо полотенца добрая дубинка". |
| Prankley was equally incensed and confounded at this reply. After a moment's pause, he took him aside towards die window; and, pointing to the clump of firs, on Clerken-down, asked in a whisper, if he had spirit enough to meet him there, with a case of pistols, at six o'clock tomorrow morning. Eastgate answered in the affirmative; and, with a steady countenance, assured him, he would not fail to give him the rendezvous at the hour he mentioned. So saying, he retired; and the challenger stayed some time in manifest agitation. In the morning, Eastgate, who knew his man, and had taken his resolution, went to Prankley's lodgings, and roused him by five o'clock. | Этот ответ взбесил Пранкли, но вместе с тем смутил его. После короткой паузы он отвел Тома к окну и, показывая на рощу на Клеркендаун, шепотом спросил, хватит ли у того духа встретиться там с ним завтра в шесть часов утра, прихватив с собой ящик с пистолетами. Истгет ответил утвердительно н твердо заявил, что не преминет встретиться с ним в назначенный час. С этими словами он покинул кофейню, оставив зачинщика поединка в сильном волнении. Утром Истгет, зная этого человека, явился в дом Пранкли и разбудил его в пять часов. |
| The squire, in all probability, cursed his punctuality in his heart, but he affected to talk big; and having prepared his artillery overnight, they crossed the water at the end of the South Parade. In their progress up the hill, Prankley often eyed the parson, in hopes of perceiving some reluctance in his countenance; but as no such marks appeared, he attempted to intimidate him by word of mouth. | По всем вероятиям, сквайр проклял в душе его точность, но старался говорить свысока; приготовив свою артиллерию с вечера, они переправились на другой берег реки - в конце Южной Променады. Покуда они поднимались на холм, Пранкли то и дело поглядывал на священника, надеясь прочесть на его лице неохоту драться, но, поскольку это не удалось, попытался его запугать: |
| 'If these flints do their office (said he) I'll do thy business in a few minutes.' | - Если эти кремни сослужат службу, я покончу с тобой за несколько минут! |
| 'I desire you will do your best (replied the other); for my part, I come not here to trifle. Our lives are in the hands of God; and one of us already totters on the brink of eternity' | - Извольте делать свое дело, - отвечал другой, - а что до меня, то я пришел сюда не для забавы. Наша жизнь в руках господа, и один из нас уже стоит у порога вечности. |
| This remark seemed to make some impression upon the squire, who changed countenance, and with a faultering accent observed, 'That it ill became a clergyman to be concerned in quarrels and bloodshed' | Эти слова произвели впечатление на сквайра, он побледнел и, заикаясь, пробормотал, что "грешно священнику ссориться и проливать кровь". |
| -- 'Your insolence to me (said Eastgate) I should have bore with patience, had not you cast the most infamous reflections upon my order, the honour of which I think myself in duty bound to maintain, even at the expence of my heart's blood; and surely it can be no crime to put out of the world a profligate wretch, without any sense of principle, morality, or religion' | - Я вынес бы ваши оскорбления, если бы вы гнусной насмешкой не задели мой сан, а защищать его честь я почитаю своим долгом, даже если пришлось бы отдать за это кровь моего сердца. Да и какое же это преступление - избавить мир от распутного бездельника без чести, без совести и без религии! |
| -- 'Thou may'st take away my life (cried Prankley, in great perturbation) but don't go to murder my character. What! has't got no conscience?' | - Ты можешь лишить меня жизни! - воскликнул Пранкли в сильном смятении. - Но не смей порочить мое доброе имя! Или у тебя нет совести?! |
| 'My conscience is perfectly quiet (replied the other); and now, Sir, we are upon the spot -- Take your ground as near as you please; prime your pistol; and the Lord, of his infinite mercy, have compassion upon your miserable soul!' | - Совесть моя спокойна, - ответил другой. - Но вот мы и пришли, сэр. Становитесь там, где вам понравится, готовьте ваш пистолет, и да сжалится господь в бесконечном своем милосердии над вашей дрянной душонкой! |
| This ejaculation he pronounced in a loud solemn tone, with his hat off, and his eyes lifted up; then drawing a large horse-pistol, he presented, and put himself in a posture of action. Prankley took his distance, and endeavoured to prime, but his hand shook with such violence, that he found this operation impracticable -- His antagonist, seeing how it was with him, offered his assistance, and advanced for that purpose; when the poor squire, exceedingly alarmed at what he had heard and seen, desired the action might be deferred till next day, as he had not settled his affairs. | Он произнес эти слова громко, торжественным тоном, сняв шляпу и возведя глаза к небесам; потом, вытащив большой седельный пистолет, он вручил его противнику и сам стал в позицию. Пранкап занял свое место и начал насыпать порох на запал, но руки дрожали у него столь сильно, что это ему не удавалось. Противник его, видя, что с ним творится, предложил свою помощь и с этой целью подошел к нему, но тут бедный сквайр, необычайно встревоженный всем виденным и слышанным, заявил, что хорошо было бы отложить поединок на другой день, ибо он не уладил своих дел. |
| 'I ha'n't made my will (said he); my sisters are not provided for; and I just now recollect an old promise, which my conscience tells me I ought to perform -- I'll first convince thee, that I'm not a wretch without principle, and then thou shalt have an opportunity to take my life, which thou seem'st to thirst after so eagerly.' | - Я не написал завещания, и моим сестрам ничего не достанется, - сказав он. - Да к тому же я вспомнил об одном старом обещании, и моя совесть говорит мне, что я должен его выполнить... Сперва я тебе докажу, что я совсем не бездельник без совести и чести, а потом отнимай у меня жизнь, которую ты так жаждешь! |
| Eastgate understood the hint; and told him, that one day should break no squares: adding, | Истгет понял намек и, сказав, что не будет спорить из-за одного дня, добавил: |
| 'God forbid that I should be the means of hindering you from acting the part of an honest man, and a dutiful brother' | - Храни меня бог, чтобы я помешал вам поступить, как подобает честному человеку и любящему брату! |
| -- By virtue of this cessation, they returned peaceably together. Prankley forthwith made out the presentation of the living, and delivered it to Eastgate, telling him at the same time, he had now settled his affairs, and was ready to attend him to the Fir-grove; | Благодаря такой отсрочке они мирно вернулись домой. Пранкли немедленно написал о назначении Истгета настоятелем церковного прихода и, вручив бумагу Истгету, сказал ему при этом, что все свои дела он уладил и готов идти с ним в рощу. |
| but Tom declared he could not think of lifting his hand against the life of so great a benefactor -- He did more: when they next met at the coffeehouse, he asked pardon of Mr Prankley, if in his passion he had said any thing to give him offence; and the squire was so gracious as to forgive him with a cordial shake of the hand, declaring, that he did not like to be at variance with an old college companion | Но тут Том объявил, что не может и помыслить о том, чтобы поднять руку на своего благодетеля. Этим он не удовольствовался. Когда они в следующий раз встретились а кофейне, он обратился к мистеру Пранкли с просьбой простить ему оскорбительные слова, какие он сказал в припадке гнева; сквайр любезно простил и сердечно пожал ему руку, объявив, что не желает ссориться со старым приятелем по колледжу. |
| -- Next day, however, he left Bath abruptly; and then Eastgate told me all these particulars, not a little pleased with the effects of his own sagacity, by which he has secured a living worth 160l. per annum. | Однако на следующий день он внезапно покинул Бат, а тогда Истгет рассказал мне обо всей этой истории, весьма довольный последствиями собственного здравомыслия, благодаря которому он добился церковного прихода с ежегодным доходом в сто шестьдесят фунтов. |
| Of my uncle, I have nothing at present to say; but that we set out tomorrow for London en famille. He and the ladies, with the maid and Chowder in a coach; I and the man-servant a-horseback. The particulars of our journey you shall have in my next, provided no accident happens to prevent, | О дядюшке я не пишу ничего, кроме того только, что завтра мы уезжаем в Лондон en famille {Всем семейством (франц.).}. Дядюшка, обе леди, горничная и Чаудер - в карете, а я со слугой - верхом. Наше путешествие я опишу в следующем письме, если только что-нибудь но помешает вашему |
| Yours ever, J. MELFORD BATH May 17. | Дж. Мелфорду. Бат, 17 мая |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая
