| English | Русский |
| DEAR LEWIS, | Дорогой Льюис! |
| I received your bill upon Wiltshire, which was punctually honoured; but as I don't choose to keep so much cash by me, in a common lodging house, I have deposited 250l. in the bank of Bath, and shall take their bills for it in London, when I leave this place, where the season draws to an end | Получил ваш вексель на Уилтшир, который был оплачен точно в срок, но я не хочу держать при себе столько денег в чужом доме и потому здесь, в Бате, внес в банк двести пятьдесят фунтов, откуда и возьму чеками на Лондон перед отъездом отсюда, когда сезон подойдет к концу. |
| -- You must know, that now being a-foot, I am resolved to give Liddy a glimpse of London. She is one of the best hearted creatures I ever knew, and gains upon my affection every day -- As for Tabby, I have dropt such hints to the Irish baronet, concerning her fortune, as, I make no doubt, will cool the ardour of his addresses. Then her pride will take the alarm; and the rancour of stale maidenhood being chafed, we shall hear nothing but slander and abuse of Sir Ulic Mackilligut -- This rupture, I foresee, will facilitate our departure from Bath; where, at present, Tabby seems to enjoy herself with peculiar satisfaction. For my part, I detest it so much, that I should not have been able to stay so long in the place if I had not discovered some old friends; whose conversation alleviates my disgust | Да будет вам известно, что я сейчас на ногах и решил показать Лондон моей племяннице Лидди. Она - одно из самых добрых созданий, которых я когда-либо знал, и с каждым дне, м я привязываюсь к ней все больше. Что до Табби, то я уже сделал намеки ирландскому баронету касательно ее имущественного положения, а сие, не сомневаюсь, охладит пыл его искательства. Тогда гордость ее встрепенется, вспыхнет злоба, присущая перезрелой девственнице, и мы не услышим от нее ничего, кроме ругани и поношений при упоминании о сэре Улике Маккалигуте. Сей разрыв, как я предвижу, облегчит нам отъезд из Бата, где в настоящее время Табби по всем признакам ублажает себя с превеликим удовольствием. Что до меня, то я так ненавижу Бат, что был бы не в состоянии так долго оставаться здесь, если бы не встретил старых приятелей, беседа с которыми смягчает дурное расположение духа. |
| -- Going to the coffeehouse one forenoon, I could not help contemplating the company, with equal surprize and compassion -- We consisted of thirteen individuals; seven lamed by the gout, rheumatism, or palsy; three maimed by accident; and the rest either deaf or blind. One hobbled, another hopped, a third dragged his legs after him like a wounded snake, a fourth straddled betwixt a pair of long crutches, like the mummy of a felon hanging in chains; a fifth was bent into a horizontal position, like a mounted telescope, shoved in by a couple of chairmen; and a sixth was the bust of a man, set upright in a wheel machine, which the waiter moved from place to place. | Как-то поутру я отправился в кофейню и разглядел внимательно посетителей, разглядел не без удивления и жалости. Нас было тринадцать человек: семеро охромевших от подагры, ревматизма или паралича, трое случайно изувеченных калек, а остальные глухие или слепые. Один еле ковылял, другой припадал на ногу, третий еле ползал, точно раненая змея, четвертый раскорячился между длинными костылями, будто мумия преступника, повешенного в цепях, пятый, подталкиваемый двумя носильщиками, согнулся пополам, напоминая телескоп на подставке, а у шестого виден был только бюст, втиснутый в кресло на колесах, передвигаемое с места на место слугой. |
| Being struck with some of their faces, I consulted the subscription-book; and, perceiving the names of several old friends, began to consider the groupe with more attention. At length I discovered rear-admiral Balderick, the companion of my youth, whom I had not seen since he was appointed lieutenant of the Severn. He was metamorphosed into an old man, with a wooden leg and a weatherbeaten face, which appeared the more ancient from his grey locks, that were truly venerable -- Sitting down at the table, where he was reading a news-paper, I gazed at him for some minutes, with a mixture of pleasure and regret, which made my heart gush with tenderness; then, taking him by the hand, | Меня поразили лица некоторых из них; я справился в книге посетителей, нашел там имена нескольких старых моих приятелей и стал всматриваться в присутствующих более внимательно. Тут я узнал контр-адмирала Болдерика, друга моей юности, которого не видал с той поры, как он получил назначение лейтенантом на "Северн". Он преобразился в пожилого человека с деревянной ногой и обветренным лицом, казавшимся еще более старым благодаря седым кудрям, придававшим ему весьма почтенный вид; сидя за столом, где, углубившись в газету, сидел и он, я некоторое время вглядывался в него со сметанным чувством радости и сожаления, от коего сердце мое преисполнялось нежностью, а потом взял его за руку и сказал: |
| 'Ah, Sam (said I) forty years ago I little thought' -- I was too much moved to proceed. | - Эх, Сэм, сорок лет назад я не думал... Тут я столь расчувствовался, что не мог продолжать. |
| 'An old friend, sure enough! (cried he, squeezing my hand, and surveying me eagerly through his glasses) I know the looming of the vessel, though she has been hard strained since we parted; but I can't heave up the name' | - Да неужто старый приятель! - воскликнул он, схватив мою руку и впившись в меня взглядом сквозь очки. - По виду судно знакомое, хоть и здорово износилось с тех пор, как мы расстались, но вот никак не могу выудить из памяти, как оно зовется... |
| -- The moment I told him who I was, he exclaimed, | Не успел я назвать себя, как он закричал: |
| 'Ha! Matt, my old fellow cruizer, still afloat!' | - Матт! Старина! Еще держится на воде! |
| And, starting up, hugged me in his arms. His transport, however, boded me no good; for, in saluting me, he thrust the spring of his spectacles into my eye, and, at the same time, set his wooden stump upon my gouty toe; an attack that made me shed tears in sad earnest -- After the hurry of our recognition was over, he pointed out two of our common friends in the room: the bust was what remained of colonel Cockril, who had lost the use of his limbs in making an American campaign; and the telescope proved to be my college chum, sir Reginald Bently; who, with his new title, and unexpected inheritance, commenced fox-hunter, without having served his apprenticeship to the mystery; and, in consequence of following the hounds through a river, was seized with an inflammation of his bowels, which has contracted him into his present attitude. | Вскочив, он сжал меня в объятиях. Но его восторг обошелся мне недешево, ибо, целуя меня, он въехал мыс в глаз дужкой очков, а деревяшкой наступил на подагрический большой палец. От сей атаки слезы у меня полились не на шутку. Когда волнение, вызванное встречей, улеглось, он указал мне на двух общих наших приятелей. "Бюст" - это было все, что осталось от полковника Кокрила, каковой во время американской кампании утратил способность пользоваться конечностями, а "телескоп" оказался моим однокашником по колледжу, сэром Реджиналлом Бентли, который, получив титул и неожиданное наследство, занялся охотой на лисиц, не пройдя посвящения в ее тайны, а следствием было то, что он в погоне за лисицами через реку получил воспаление кишок, после чего и скрючился. |
| Our former correspondence was forthwith renewed, with the most hearty expressions of mutual good-will, and as we had met so unexpectedly, we agreed to dine together that very day at the tavern. My friend Quin, being luckily unengaged, obliged us with his company; and, truly, this the most happy day I have passed these twenty years. You and I, Lewis, having been always together, never tasted friendship in this high gout, contracted from long absence. I cannot express the half of what I felt at this casual meeting of three or four companions, who had been so long separated, and so roughly treated by the storms of life. It was a renovation of youth; a kind of resuscitation of the dead, that realized those interesting dreams, in which we sometimes retrieve our ancient friends from the grave. Perhaps my enjoyment was not the less pleasing for being mixed with a strain of melancholy, produced by the remembrance of past scenes, that conjured up the ideas of some endearing connexions, which the hand of Death has actually dissolved. | Тотчас же прежние наши отношения возобновились, и сопровождались они самыми сердечными выражениями взаимного доброжелательства, а так как встретились мы неожиданно, то порешили пообедать все вместе в тот же день в таверне. Мои друг Куин, по счастью, не был занят и почтил нас своим присутствием. И, право же, это был самый счастливый день в моей жизни за последние двадцать лет. Мы с вами, Льюис, всегда были вместе, а потому никогда и не испытали тех высоких дружеских чувств, какие возникают после долгой разлуки. Я не могу выразить и половины того, что я чувствовал во время неожиданной встречи нескольких приятелей, столь долго разлученных и столь пострадавших от жизненных бурь. Это было возрождение юности, вроде воскрешения из мертвых, как бы воплотившего мечты, в коих мы иногда извлекаем наших старых друзей из могилы. Может быть, удовольствие не было мне менее приятно оттого, что к нему примешивалось меланхолическое чувство, вызванное воспоминанием о картинах прошлого, от которых возникли мысли о некоторых дорогих сердцу узах, в самом деле разорванных рукою смерти. |
| The spirits and good humour of the company seemed to triumph over the wreck of their constitutions. They had even philosophy enough to joke upon their own calamities; such is the power of friendship, the sovereign cordial of life -- I afterwards found, however, that they were not without their moments, and even hours of disquiet. Each of them apart, in succeeding conferences, expatiated upon his own particular grievances; and they were all malcontents at bottom -- Over and above their personal disasters, they thought themselves unfortunate in the lottery of life. Balderick complained, that all the recompence he had received for his long and hard service, was the half-pay of a rear-admiral. The colonel was mortified to see himself over-topped by upstart generals, some of whom he had once commanded; and, being a man of a liberal turn, could ill put up with a moderate annuity, for which he had sold his commission. As for the baronet, having run himself considerably in debt, on a contested election, he has been obliged to relinquish his seat in parliament, and his seat in the country at the same time, and put his estate to nurse; but his chagrin, which is the effect of his own misconduct, does not affect me half so much as that of the other two, who have acted honourable and distinguished parts on the great theatre, and are now reduced to lead a weary life in this stew-pan of idleness and insignificance. | Казалось, веселость и хорошее расположение духа торжествовали над телесными немощами собравшихся. Они были даже настолько философы, что подшучивали над собственными бедами; такова сила дружбы - превосходнейшего целебного лекарства в жизни. Однако потом я узнал, что у всех у них бывали минуты, даже часы, тревожные. Каждый из них при последующих наших встречах сетовал на свои обиды, и все они в сущности роптали. Все они, - и не только потому, что с каждым из них случилась беда, - почитали себя неудачливыми в лотерее жизни. Болдерик жаловался, что в награду за свою долгую и трудную службу он получает только половинное жалованье контр-адмирала. Полковник был обижен тем, что его обогнали на службе генералы-выскочки, из коих некоторые служили под его начальством; по натуре был он человеком щедрым и с трудом мог жить на ежегодную ренту, за которую продал свой патент. Что же до баронета, то, погрязши в долгах после избирательной борьбы, он вынужден был отказаться от своего места в парламенте, а также от права представительства графства и отдать свое имение в опеку. Но огорчения его, виновником коих был он сам, растрогали меня гораздо меньше, чем огорчения двух других, столь достойно подвизавшихся на широкой арене, а ныне вынужденных влачить скучную жизнь и вариться до конца своих дней в этом котле праздности и ничтожных дел. |
| They have long left off using the waters, after having experienced their inefficacy. The diversions of the place they are not in a condition to enjoy. How then do they make shift to pass their time? In the forenoon they crawl out to the Rooms or the coffeehouse, where they take a hand at whist, or descant upon the General Advertiser; and their evenings they murder in private parties, among peevish invalids, and insipid old women -- This is the case with a good number of individuals, whom nature seems to have intended for better purposes. | Они уже давно отказались от лечения водами, убедившись в их бесполезности. Но состоянию своего здоровья они не могут забавляться городскими увеселениями. Как же они ухитряются коротать здесь время? Поутру они ковыляют в залы пли в кофейню, где играют в вист либо судят да рядят над "Дженерал адвертайзер", а вечера убивают где-нибудь в гостях среди брюзгливых калек и выживших из ума старух. Так-то обстоит дело со многими людьми, которым, казалось, было уготовано лучшее будущее. |
| About a dozen years ago, many decent families, restricted to small fortunes, besides those that came hither on the score of health, were tempted to settle at Bath, where they could then live comfortably, and even make a genteel appearance, at a small expence: but the madness of the times has made the place too hot for them, and they are now obliged to think of other migrations -- Some have already fled to the mountains of Wales, and others have retired to Exeter. Thither, no doubt, they will be followed by the flood of luxury and extravagance, which will drive them from place to place to the very Land's End; and there, I suppose, they will be obliged to ship themselves to some other country. | Лет десять назад немало достойных, но небогатых семейств, помимо тех, какие приезжали сюда для лечения, селились на жительство в Бате, где тогда можно было жить с удобствами и даже одеваться весьма нарядно, тратя на все это небольшие деньги. Но в безумные наши дни это место стало им не по средствам, и теперь они вынуждены подумать о переезде в другой город. Кое-кто уже бежал в горы Уэльса, другие укрылись в Экзетере. Там, разумеется, их настигнет поток роскоши и излишеств, который заставит их переезжать с места на место до самого Конца земли; а там, конечно, они должны будут сесть на корабль и отплыть в другие страны. |
| Bath is become a mere sink of profligacy and extortion. Every article of house-keeping is raised to an enormous price; a circumstance no longer to be wondered at, when we know that every petty retainer of fortune piques himself upon keeping a table, and thinks it is for the honour of his character to wink at the knavery of his servants, who are in a confederacy with the market-people; and, of consequence, pay whatever they demand. | Бат стал помойной ямой распутства и вымогательства. Каждая вещь домашнего обихода чрезвычайно поднялась в цене - обстоятельство, коему нельзя удивляться, если вспомнить, что все здешние жители, у которых есть хотя бы самые ничтожные деньги, чванятся тем, что держат открытый стол, полагая, будто их славе споспешествует потаканье плутовству слуг, находящихся в заговоре с рыночными торговцами, которые, стало быть, получают столько, сколько запросят. |
| Here is now a mushroom of opulence, who pays a cook seventy guineas a week for furnishing him with one meal a day. This portentous frenzy is become so contagious, that the very rabble and refuse of mankind are infected. I have known a negro-driver, from Jamaica, pay over-night, to the master of one of the rooms, sixty-five guineas for tea and coffee to the company, and leave Bath next morning, in such obscurity, that not one of his guests had the slightest idea of his person, or even made the least inquiry about his name. | Есть здесь богатый выскочка, который платит повару семьдесят гиней в неделю за то, что тот ему готовит только обед. Это чудовищное безумие столь заразительно, что его не избегли даже отбросы человечества. Я знаю. что некий надсмотрщик над неграми с Ямайки заплатил хозяину одной из зал за один только чай и кофе для приглашенных шестьдесят пять гиней, а наутро таинственно исчез из Бата, причем его гости понятия не имели, кто он такой, и даже не пытались узнать его имя. |
| Incidents of this kind are frequent; and every day teems with fresh absurdities, which are too gross to make a thinking man merry. | Такие случаи бывают нередко, и каждый день изобилует такими несуразностями, слишком непристойными, чтобы мыслящий человек мог ими позабавиться. |
| -- But I feel the spleen creeping on me apace; and therefore will indulge you with a cessation, that you may have no unnecessary cause to curse your correspondence with, | Но я чувствую, что хандра быстро надвигается на меня, а посему я ради вас кончаю письмо, дабы вы, дорогой Дик, не имели повода проклинать переписку с вашим |
| Dear Dick, Yours ever, MAT. BRAMBLE BATH, May 5. | М. Брамблом. Бат, 5 мая |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая
