| English | Русский |
| BATH, April 23. | |
| DEAR DOCTOR | Любезный доктор! |
| If I did not know that the exercise of your profession has habituated you to the hearing of complaints, I should make a conscience of troubling you with my correspondence, which may be truly called the lamentations of Matthew Bramble. Yet I cannot help thinking I have some right to discharge the overflowings of my spleen upon you, whose province it is to remove those disorders that occasioned it; and let me tell you, it is no small alleviation of my grievances, that I have a sensible friend, to whom I can communicate my crusty humours, which, by retention, would grow intolerably acrimonious. | Ежели бы я не знал, что вы по роду своих занятий привыкли изо дня в день выслушивать жалобы, я посовестился бы беспокоить вас своими письмами, которые поистине можно назвать "Стенания Мэтью Брамбла". Однако я осмеливаюсь думать, что у меня есть право излить избыток моей хандры на вас, чьим назначением является лечение порождаемых ею хворостей; позвольте мне также добавить: немалым облегчением для меня с моими невзгодами является то обстоятельство, что у меня есть рассудительный друг, от коего я могу не таить своего брюзжания, тогда как, ежели бы я его скрывал, оно могло бы стать нестерпимо желчным. |
| You must know, I find nothing but disappointment at Bath; which is so altered, that I can scarce believe it is the same place that I frequented about thirty years ago. Methinks I hear you say, 'Altered it is, without all doubt: but then it is altered for the better; a truth which, perhaps, you would own without hesitation, if you yourself was not altered for the worse.' The reflection may, for aught I know, be just. The inconveniences which I overlooked in the high-day of health, will naturally strike with exaggerated impression on the irritable nerves of an invalid, surprised by premature old age, and shattered with long-suffering | Знайте же, меня решительно разочаровал Бат, который столь изменился, что я с трудом мог поверить, будто это то же самое место, которое я не раз посещал лет тридцать назад. Мне кажется, я слышу, как вы говорите: "Так-то оно так, в самом деле он изменился, но изменился к лучшему, и в этом не сомневались бы и вы, если бы сами не изменились к худшему". Пожалуй, это правильно. Неудобства, которых я не замечал в расцвете сил, кажутся несносными раздраженным нервам инвалида, застигнутого врасплох преждевременной старостью и ослабленного длительными страданиями. |
| -- But, I believe, you will not deny, that this place, which Nature and Providence seem to have intended as a resource from distemper and disquiet, is become the very centre of racket and dissipation. Instead of that peace, tranquillity, and case, so necessary to those who labour under bad health, weak nerves, and irregular spirits; here we have nothing but noise, tumult, and hurry; with the fatigue and slavery of maintaining a ceremonial, more stiff, formal, and oppressive, than the etiquette of a German elector. A national hospital it may be, but one would imagine that none but lunatics are admitted; and truly, I will give you leave to call me so, if I stay much longer at Bath. -- But I shall take another opportunity to explain my sentiments at greater length on this subject | Но, думаю я, вы не станете отрицать, что в этом месте, которое самим провидением и природой предназначено исцелять от болезней и волнений, поистине царит разврат и беспутство. Вместо тишины, покоя и удобств, столь необходимых всем страждущим недугами, больными нервами и неустойчивым расположением духа, здесь у нас - шум, гвалт, суета, утомительное, рабское соблюдение церемониала куда более чопорного, строгого и обременительного, чем этикет при дворе какого-нибудь германского электора. Место это следовало бы назвать национальной здравницей, но можно подумать, что пускают сюда только умалишенных. И поистине вы можете меня считать таковым, если я продлю свое пребывание в Бате. Своими размышлениями об этом я поделюсь с вами в другом письме. |
| -- I was impatient to see the boasted improvements in architecture, for which the upper parts of the town have been so much celebrated and t'other day I made a circuit of all the new buildings. The Square, though irregular, is, on the whole, pretty well laid out, spacious, open, and airy; and, in my opinion, by far the most wholesome and agreeable situation in Bath, especially the upper side of it; but the avenues to it are mean, dirty, dangerous, and indirect. Its communication with the Baths, is through the yard of an inn, where the poor trembling valetudinarian is carried in a chair, betwixt the heels of a double row of horses, wincing under the curry-combs of grooms and postilions, over and above the hazard of being obstructed, or overturned by the carriages which are continually making their exit or their entrance -- I suppose after some chairmen shall have been maimed, and a few lives lost by those accidents, the corporation will think, in earnest, about providing a more safe and commodious passage. | Мне не терпелось поглядеть на хваленые постройки, которыми славится верхняя часть города, и на днях я обозрел все новые здания. Площадь, хотя и неправильной формы, расположена прекрасно, она просторна, открыта со всех сторон, и над ней гуляет ветерок; по моему мнению, эта площадь, в особенности ее верхняя часть, самое здоровое и привлекательное место в Бате, но улицы, ведущие к ней, узки, кривы, грязны и опасны. С купальным заведением она сообщается через двор гостиницы, где вас, хворого человека, трепещущего в своем портшезе, несут между двумя рядами лошадей, которые лягаются под скребницами грумов и форейторов, а кроме того, вы рискуете попасть под колеса карет, беспрерывно въезжающих во двор или выезжающих оттуда. Полагаю, когда несколько носильщиков будет изувечено, а несколько человек погибнут от несчастного случая, городское управление возьмется за ум и позаботится о том, чтобы устроить более безопасный и удобный проезд. |
| The Circus is a pretty bauble, contrived for shew, and looks like Vespasian's amphitheatre turned outside in. If we consider it in point of magnificence, the great number of small doors belonging to the separate houses, the inconsiderable height of the different orders, the affected ornaments of the architrave, which are both childish and misplaced, and the areas projecting into the street, surrounded with iron rails, destroy a good part of its effect upon the eye; and, perhaps, we shall find it still more defective, if we view it in the light of convenience. The figure of each separate dwelling-house, being the segment of a circle, must spoil the symmetry of the rooms, by contracting them towards the street windows, and leaving a larger sweep in the space behind. | Круглая площадь - хорошенькая безделушка; она разбита для услаждения взора и похожа на амфитеатр Веспасиана, вывернутый наизнанку. Ежели задать вопрос, величественна ли она, то надо признать, что множество маленьких дверей, принадлежащих отдельным домам, недостаточная высота зданий, несходных по архитектуре, вычурные украшения архитравов, неуместные и вместе с тем сделанные как будто детьми нижний дворики, окруженные решеткой и врезающиеся в улицу, - все это очень портит внешний вид Круглой площади, а если оценивать ее с точки зрения удобства, то мы найдем еще больше недостатков. Форма каждого жилого дома, являющегося отрезком круга, должна нарушить симметрию комнат, которые суживаются к окнам, выходящим на улицу, но расширяются в глубину. |
| If, instead of the areas and iron rails, which seem to be of very little use, there had been a corridore with arcades all round, as in Covent-garden, the appearance of the whole would have been more magnificent and striking; those arcades would have afforded an agreeable covered walk, and sheltered the poor chairmen and their carriages from the rain, which is here almost perpetual. At present, the chairs stand soaking in the open street, from morning to night, till they become so many boxes of wet leather, for the benefit of the gouty and rheumatic, who are transported in them from place to place. Indeed this is a shocking inconvenience that extends over the whole city; and, I am persuaded, it produces infinite mischief to the delicate and infirm; even the close chairs, contrived for the sick, by standing in the open air, have their frize linings impregnated like so many spunges, with the moisture of the atmosphere, and those cases of cold vapour must give a charming check to the perspiration of a patient, piping hot from the Bath, with all his pores wide open. | Ежели бы вместо двориков и железных решеток, весьма мало полезных, вокруг площади устроили бы проход с аркадами, как на Ковент-гарден, общий вид ее был бы куда более величественным; к тому же под этими аркадами можно было бы гулять, а бедней носильщики вместе со своими портшезами моли бы там хорониться от дождя, который здесь почти не прекращается. А в настоящее время портшезы с утра до вечера стоят прямо на улице и мокнут, пока не превратятся в мокрые кожаные коробки для - ради пользы подагриков и ревматиков, которых перетаскивают в них с места на место. Такое возмутительное зрелище мы видим в городе повсюду, и я убежден, что этот порядок приносит огромный вред слабым и хилым. Даже в закрытых портшезах, назначенных для больных, после стоянки на открытом воздухе байковая обивка становится от сырости влажной, как губка; и эти ящики, полные холодных испарений, великолепно препятствуют выделению пота у больных, разгоряченных купаньем, после которого все поры у них открыты. |
| But, to return to the Circus; it is inconvenient from its situation, at so great a distance from all the markets, baths, and places of public entertainment. The only entrance to it, through Gay-street, is so difficult, steep, and slippery, that in wet weather, it must be exceedingly dangerous, both for those that ride in carriages, and those that walk a-foot; and when the street is covered with snow, as it was for fifteen days successively this very winter, I don't see how any individual could go either up or down, without the most imminent hazard of broken bones. In blowing weather, I am told, most of the houses in this hill are smothered with smoke, forced down the chimneys, by the gusts of wind reverberated from the hill behind, which (I apprehend likewise) must render the atmosphere here more humid and unwholesome than it is in the square below; for the clouds, formed by the constant evaporation from the baths and rivers in the bottom, will, in their ascent this way, be first attracted and detained by the hill that rises close behind the Circus, and load the air with a perpetual succession of vapours: this point, however, may be easily ascertained by means of an hygrometer, or a paper of salt of tartar exposed to the action of the atmosphere. | Но вернемся к Круглой площади. Ее местоположение крайне неудобно, ибо она находится вдали от рынков, купальных заведений и мест публичных увеселений. Единственная дорога к ней по Гэй-стрит такая затруднительная, крутая и скользкая, что в сырую погоду становится весьма опасной как для тех, кто едет в каретах, так и для пешеходов. Когда же улица покрыта снегом, что было в течение двух недель этой самой зимой, я не могу себе представить, чтобы кто-нибудь мог подняться по ней или спуститься, не поломав костей. Мне рассказывали, что в ветреную погоду большинство домов на этом холме полны дыма; ветер, отраженный от другого холма, загоняет дым в дымоходы, почему, как я опасаюсь, воздух здесь должен быть более сырым и нездоровым, чем внизу, на Круглой площади. Ибо облака, образуемые постоянными испарениями с речек и бассейнов внизу, должны притягиваться и задерживаться холмом, поднимающимся тут же за Круглой площадью, а также непрерывно насыщать воздух туманом. Это можно легко доказать при помощи гигрометра либо бумаги, пропитанной раствором виннокаменной соли и подвергнутой действию воздуха. |
| The same artist who planned the Circus, has likewise projected a Crescent; when that is finished, we shall probably have a Star; and those who are living thirty years hence, may, perhaps, see all the signs of the Zodiac exhibited in architecture at Bath. These, however fantastical, are still designs that denote some ingenuity and knowledge in the architect; but the rage of building has laid hold on such a number of adventurers, that one sees new houses starting up in every out-let and every corner of Bath; contrived without judgment, executed without solidity, and stuck together with so little regard to plan and propriety, that the different lines of the new rows and buildings interfere with, and intersect one another in every different angle of conjunction. They look like the wreck of streets and squares disjointed by an earthquake, which hath broken the ground into a variety of holes and hillocks; or as if some Gothic devil had stuffed them altogether in a bag, and left them to stand higgledy piggledy, just as chance directed. What sort of a monster Bath will become in a few years, with those growing excrescences, may be easily conceived: | Тот же самый архитектор, какой составлял план Круглой площади, задумал также план площади в виде полумесяца. Когда она будет кончена, возможно, мы получим еще звездную площадь, а те, кто будет жить лет через тридцать, узрят, быть может, в архитектуре Бата все знаки зодиака! Сколь сие ни фантастично, все же оно обнаруживает в архитекторе изобретательность и знания, но строительная горячка овладела таким количеством искателей легкой наживы, что новые дома вырастают в каждом переулке и закоулке Бата; затеянные без всякого смысла, ненадежно построенные, они лепятся друг к другу, нарушая план и порядок в такой мере, что линии новых улиц и новых зданий переплетаются и пересекают друг друга под самыми различными углами. Похоже на то, будто улицы эти и площади разворочены землетрясением, после которого остались холмы и ямы, либо какой-нибудь дьявол готики набил ими свой мешок и вытряхнул их как попало. Легко себе представить, каким чудищем станет Бат через несколько лет, если он будет все более разрастаться. |
| but the want of beauty and proportion is not the worst effect of these new mansions; they are built so slight, with the soft crumbling stone found in this neighbourhood, that I shall never sleep quietly in one of them, when it blowed (as the sailors say) a cap-full of wind; and, I am persuaded, that my hind, Roger Williams, or any man of equal strength, would be able to push his foot through the strongest part of their walls, without any great exertion of his muscles. All these absurdities arise from the general tide of luxury, which hath overspread the nation, and swept away all, even the very dregs of the people. | Но некрасивый внешний вид и несоразмерность частей это еще не самое худшее в новых зданиях; они построены так ненадежно, из такого рыхлого камня, залежи коего есть в окрестностях, что ни в одном доме я не могу спать спокойно, когда дует, - как говорят моряки, "легкий бриз", и я убежден, что моему слуге Роджеру Уильямсу или такому же сильному человеку ничего не стоит пробить ногой самую толстую стену в этих домах. Все эти нелепости суть последствия всеобщего стремления к роскоши, которое обуревает всю нацию и даже ее подонки. |
| Every upstart of fortune, harnessed in the trappings of the mode, presents himself at Bath, as in the very focus of observation -- Clerks and factors from the East Indies, loaded with the spoil of plundered provinces; planters, negro-drivers, and hucksters from our American plantations, enriched they know not how; agents, commissaries, and contractors, who have fattened, in two successive wars, on the blood of the nation; usurers, brokers, and jobbers of every kind; men of low birth, and no breeding, have found themselves suddenly translated into a state of affluence, unknown to former ages; and no wonder that their brains should be intoxicated with pride, vanity, and presumption. Knowing no other criterion of greatness, but the ostentation of wealth, they discharge their affluence without taste or conduct, through every channel of the most absurd extravagance; and all of them hurry to Bath, because here, without any further qualification, they can mingle with the princes and nobles of the land. | Каждый разбогатевший выскочка, напялив модный костюм выставляет себя напоказ в Бате, где, как в фокусе, лучше всего производить наблюдения. Чиновники и дельцы из Ост-Индии нажившие немало добра в разграбленных землях, плантаторы надсмотрщики над неграми, торгаши с наших плантаций в Америке, не ведающие сами, как они разбогатели; агенты, комиссионеры и подрядчики, разжиревшие на крови народа в двух следующих одна за другой войнах; ростовщики, маклеры, дельцы всех мастей; люди без роду, без племени - все они вдруг разбогатели так, как не снилось никому в былые времена, и нечего удивляться, если в их мозги проник яд чванства, тщеславия и спеси. Но ведая никакого другого мерила величия, кроме хвастовства богатством, они растрачивают свои сокровища без вкуса и без разбора, не останавливаясь перед самыми сумасбродными затеями, и все они устремляются в Бат, ибо здесь, не обладая никакими иными заслугами, они могут водиться с нашими вельможами. |
| Even the wives and daughters of low tradesmen, who, like shovel-nosed sharks, prey upon the blubber of those uncouth whales of fortune, are infected with the same rage of displaying their importance; and the slightest indisposition serves them for a pretext to insist upon being conveyed to Bath, where they may hobble country-dances and cotillons among lordlings, squires, counsellors, and clergy. These delicate creatures from Bedfordbury, Butcher-row, Crutched-friers, and Botolph-lane, cannot breathe in the gross air of the Lower Town, or conform to the vulgar rules of a common lodging-house; the husband, therefore, must provide an entire house, or elegant apartments in the new buildings. | Даже жены и дочери мелких торговцев, охотящиеся, точно плосконосые акулы, за жиром сих неуклюжих китов фортуны, заражены той же страстью покичиться; малейшая хворь служит им поводом для поездки в Бат, где они могут ковылять в контрдансах и котильонах среди захудалых лордов, сквайров, адвокатов и клириков. Эти хрупкие создания из Бедфордбери, Батчер-роу, Крачд Фрайерс и Ботолф-лейн не могут дышать тяжелым воздухом нижней части города или мириться с простым обиходом заурядных гостиниц; посему их мужья должны позаботиться о найме целого дома или богатой квартиры в новых домах. |
| Such is the composition of what is called the fashionable company at Bath; where a very inconsiderable proportion of genteel people are lost in a mob of impudent plebeians, who have neither understanding nor judgment, nor the least idea of propriety and decorum; and seem to enjoy nothing so much as an opportunity of insulting their betters. | Таково общество в Бате, которое именуется "светским". Здесь немногие порядочные люди теряются в наглой толпе, лишенной понятия и ровно ничего не смыслящей в приличиях и благопристойности; и ничто не доставляет ей такого удовольствия, как издеваться над теми, кто выше ее. |
| Thus the number of people, and the number of houses continue to increase; and this will ever be the case, till the streams that swell this irresistible torrent of folly and extravagance, shall either be exhausted, or turned into other channels, by incidents and events which I do not pretend to foresee. This, I own, is a subject on which I cannot write with any degree of patience; for the mob is a monster I never could abide, either in its head, tail, midriff, or members; I detest the whole of it, as a mass of ignorance, presumption, malice and brutality; and, in this term of reprobation, I include, without respect of rank, station, or quality, all those of both sexes, who affect its manners, and court its society. | И вот количество людей и домов продолжает возрастать, и этому конца не видно, разве только ручьи, питающие сей неодолимый поток сумасбродств и нелепостей, иссякнут либо пойдут другим руслом вследствие какой-нибудь случайности, которую я не берусь предсказывать. Об этом предмете, сознаюсь вам, я не могу писать мало-мальски спокойно, ибо чернь - чудовище, которое всегда мне было противно, - и голова его, и хвост его, и брюхо, и конечности. Я ненавижу его как олицетворение невежества, самонадеянности, злобы и жестокости; но не меньше осуждаю я всех лиц обоего пола, независимо от их звания, положения и состояния, которые ему подражают и перед ним заискивают. |
| But I have written till my fingers are crampt, and my nausea begins to return -- By your advice, I sent to London a few days ago for half a pound of Gengzeng; though I doubt much, whether that which comes from America is equally efficacious with what is brought from the East Indies. Some years ago a friend of mine paid sixteen guineas for two ounces of it; and, in six months after, it was sold in the same shop for five shillings the pound. | Но я дописался до того, что пальцы у меня скрючились и мне становится тошно. По вашему совету я послал в Лондон несколько дней назад за полуфунтом женьшеня, хоть я и сомневаюсь, такое ли действие оказывает женьшень, ввозимый из Америки, как женьшень ост-индский. Несколько лет назад мой; приятель заплатил шестнадцать гиней за две унции, а спустя полгода женьшень продавался в лавке по пяти шиллингов за фунт. Короче говоря, мы живем в мире обмана и подделок. |
| In short, we live in a vile world of fraud and sophistication; so that I know nothing of equal value with the genuine friendship of a sensible man; a rare jewel! which I cannot help thinking myself in possession of, while I repeat the old declaration, that I am, as usual, | Итак, я не знаю ничего равноценного подлинной дружбе умного человека - какая это редкая драгоценность! - каковой дружбой, мне кажется, я обладаю, и повторяю прежнее свое уверение в том, что остаюсь, дорогой мой Льюис, любящим вас |
| Dear Lewis, Your affectionate M. BRAMBLE, | М. Брамблом. |
| Бат, 23 апреля | |
| After having been agitated in a short hurricane, on my first arrival, I have taken a small house in Milsham-street, where I am tolerably well lodged, for five guineas a week. I was yesterday at the Pump-room, and drank about a pint of water, which seems to agree with my stomach; and to-morrow morning I shall bathe, for the first time; so that in a few posts you may expect farther trouble; mean while, I am glad to find that the inoculation has succeeded so well with poor Joyce, and that her face will be but little marked. If my friend Sir Thomas was a single man, I would not trust such a handsome wench in his family; but as I have recommended her, in a particular manner, to the protection of lady G--, who is one of the best women in the world, she may go thither without hesitation as soon as she is quite recovered and fit for service -- Let her mother have money to provide her with necessaries, and she may ride behind her brother on Bucks; but you must lay strong injunctions on Jack, to take particular care of the trusty old veteran, who has faithfully earned his present ease by his past services. | Когда я сюда приехал, меня привела в волнение разразившаяся буря, и я снял небольшой дом на Милшем-стрит, где и поселился весьма удобно за пять фунтов в неделю. Вчера я был в галерее минеральных вод и выпил около пинты воды, которую, кажется, мой желудок принял хорошо. Завтра утром я впервые буду купаться, и посему с одной из ближайших почтовых карет, вы можете ожидать неприятного письма. Очень рад узнать, что прививка оспы бедняжке Джойс пошла ей на пользу и на лице ее останется мало оспин. Ежели бы мой друг сэр Томас был холостяком, я не послал бы к нему в дом такую хорошенькую девушку; но поскольку я особливо поручил ее попечению леди Г., одной из лучших женщин на свете, она может без колебаний туда идти, как только оправится и сможет служить. Дайте ее матери денег, дабы та снабдила ее всем необходимым, а она может ехать верхом позади своего брата на Боксе, но строго накажите Джеку, чтобы он заботился о верном старом коне, который своей прежней службой честно заслужил теперешний отдых. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая
