English | Русский |
HOT WELL, April 18. | |
DEAR PHILLIPS, | Дорогой Филипс! |
I give Mansel credit for his invention, in propagating the report that I had a quarrel with a mountebank's merry Andrew at Gloucester: but I have too much respect for every appendage of wit, to quarrel even with the lowest buffoonery; and therefore I hope Mansel and I shall always be good friends. I cannot, however, approve of his drowning my poor dog Ponto, on purpose to convert Ovid's pleonasm into a punning epitaph, -- deerant quoque Littora Ponto: for, that he threw him into the Isis, when it was so high and impetuous, with no other view than to kill the fleas, is an excuse that will not hold water -- But I leave poor Ponto to his fate, and hope Providence will take care to accommodate Mansel with a drier death. | Воздаю Манселу должное за то, что он плетет небылицы, будто я поссорился с каким-то балаганным шутом в Глостере. Но я слишком ценю даже намек на остроумие, чтобы повздорить из-за глупой шутки, и потому надеюсь, что мы останемся с Манселом добрыми приятелями! Но я никак не могу одобрить, что он утопил моего бедного пса Понто с целью превратить многословие Овидия в шутливую эпитафию с игрой слов - deerant quoque littora Ponto. Ибо Манселу никак нельзя простить, что он бросил Понто с целью избавить его от блох в Изис, когда река была полноводна и бурлива. Но я предоставляю беднягу Понто его судьбе и надеюсь, что провидение уготовит Манселу смерть более сухую {Игра слов: dry - сухой и суровый.}. |
As there is nothing that can be called company at the Well, I am here in a state of absolute rustication: This, however, gives me leisure to observe the singularities in my uncle's character, which seems to have interested your curiosity. The truth is, his disposition and mine, which, like oil and vinegar, repelled one another at first, have now begun to mix by dint of being beat up together. I was once apt to believe him a complete Cynic; and that nothing but the necessity of his occasions could compel him to get within the pale of society -- I am now of another opinion. I think his peevishness arises partly from bodily pain, and partly from a natural excess of mental sensibility; for, I suppose, the mind as well as the body, is in some cases endued with a morbid excess of sensation. | Здесь, на Горячих Водах, нет никого, с кем можно завести знакомство, и потому я веду здесь образ жизни сельский. Стало быть, у меня много досуга, благодаря чему я могу лучше наблюдать странности в нраве моего дяди, который, мне кажется возбудил ваше любопытство. Надо сказать, что поначалу наши характеры походили на масло и уксус, которые не смешиваются друг с другом, но теперь, когда их взболтнули, они начали смешиваться. Я склонен был считать его неисправимым циником и полагал, что только крайняя необходимость может заставить его жить в обществе с другими людьми. Но теперь я другого мнения; мне кажется, что его брюзгливость отчасти вызвана телесной болью, а отчасти врожденной чувствительностью души, ибо, полагаю я, душа, как и тело, бывает наделена в некоторых случаях чрезмерной чувствительностью. |
I was t'other day much diverted with a conversation that passed in the Pump-room, betwixt him and the famous Dr L--n, who is come to ply at the Well for patients. | На днях меня очень позабавил разговор, который он вел в павильоне минеральных вод с известным доктором Л., пришедшим дать указания больным. |
My uncle was complaining of the stink, occasioned by the vast quantity of mud and slime which the river leaves at low ebb under the windows of the Pumproom. He observed, that the exhalations arising from such a nuisance, could not but be prejudicial to the weak lungs of many consumptive patients, who came to drink the water. | Дядюшка пожаловался на зловоние за окнами павильона, шедшее от ила и грязи, оставляемых рекой при отливе. Он сказал, что эти испарения - зараза и они пагубны для слабых легких многочисленных больных чахоткой, которые приходят пить воду. |
The Doctor overhearing this remark, made up to him, and assured him he was mistaken. He said, people in general were so misled by vulgar prejudices that philosophy was hardly sufficient to undeceive them. | Доктор подслушал это, подошел к нему и заявил, что он ошибается. Люди, сказал он, так заражены пошлыми предрассудками, что философия бессильна их вразумить. Затем трижды хмыкнул и пустился в ученые объяснения природы зловония. |
Then humming thrice, he assumed a most ridiculous solemnity of aspect, and entered into a learned investigation of the nature of stink. He observed, that stink, or stench, meant no more than a strong impression on the olfactory nerves; and might be applied to substances of the most opposite qualities; that in the Dutch language, stinken signifies the most agreeable perfume, as well as the most fetid odour, as appears in Van Vloudel's translation of Horace, in that beautiful ode, Quis multa gracilis, &c. -- The words fiquidis perfusus odoribus, he translates van civet & moschata gestinken: that individuals differed toto coelo in their opinion of smells, which, indeed, was altogether as arbitrary as the opinion of beauty; that the French were pleased with the putrid effluvia of animal food; and so were the Hottentots in Africa, and the Savages in Greenland; and that the Negroes on the coast of Senegal would not touch fish till it was rotten; strong presumptions in favour of what is generally called stink, as those nations are in a state of nature, undebauched by luxury, unseduced by whim and caprice: that he had reason to believe the stercoraceous flavour, condemned by prejudice as a stink, was, in fact, most agreeable to the organs of smelling; for, that every person who pretended to nauseate the smell of another's excretions, snuffed up his own with particular complacency; for the truth of which he appealed to all the ladies and gentlemen then present: | Он сказал, что зловоние или вонь есть ощущение обонятельных нервов и может возникать по совершенно другим основаниям, что stinkcn по-голландски означает "испускать самый приятный запах", а также "сильнейшую вонь", как это явствует из перевода Ван Влудела прекрасной оды Горация "Quis imilta gracilis" {Этот милый... (кн. 1, 5) (лат.).} и т. д. (в которой слова liquidis porfusus odoribus {Благовонием облит нежным... (лат.).} он переводит van civet et moshata gestinken {Благоухающий мускусом (голл.).}). Затем доктор заявил, что люди toto caelo {Во всей вселенной (лат.).} придерживаются различных мнений о запахах, подобно тому как имеют различные мнения о красоте, что французам нравится запах гниющего мяса, равно как готтентотам в Африке и диким обитателям Гренландии, и что негры на берегу Сенегала не притронутся к рыбе, покуда она не начнет гнить; эти народы отдают предпочтение тому, что обычно называют зловонием, ибо они не избалованы роскошью и не подвержены причудам и капризам. По его мнению, аромат навоза, который принято считать зловонным, весьма приятен для органов обоняния, так как каждый человек, которому противен запах чужих экскрементов, с особым удовольствием вдыхает аромат своих "собственных, что могут засвидетельствовать все присутствующие леди и джентльмены. |
he said, the inhabitants of Madrid and Edinburgh found particular satisfaction in breathing their own atmosphere, which was always impregnated with stercoraceous effluvia: that the learned Dr B--, in his treatise on the Four Digestions, explains in what manner the volatile effluvia from the intestines stimulate and promote the operations of the animal economy: | Жители Мадрида и Эдинбурга, сказал он, получают особое удовлетворение, вдыхая собственные испарения, которые всегда пропитаны запахом экскрементов, и высокоученый доктор Б. в своем трактате "О четырех пищеварениях" объясняет, каким образом летучие испарения из кишок возбуждают деятельность животного организма. |
he affirmed, the last Grand Duke of Tuscany, of the Medicis family, who refined upon sensuality with the spirit of a philosopher, was so delighted with that odour, that he caused the essence of ordure to be extracted, and used it as the most delicious perfume: that he himself (the doctor) when he happened to be low-spirited, or fatigued with business, found immediate relief and uncommon satisfaction from hanging over the stale contents of a close-stool, while his servant stirred it about under his nose; nor was this effect to be wondered at, when we consider that this substance abounds with the self-same volatile salts that are so greedily smelled to by the most delicate invalids, after they have been extracted and sublimed by the chemists. | Доктор утверждал, что покойный великий герцог Тосканский, из рода Медичи, который изощрял свою чувственность с рассудительностью философа, столь был восхищен этим ароматом, что приказал извлечь эссенцию из нечистот и пользовался ею как усладительными духами. А что до него, доктора, то он, когда приходит в дурное расположение духа или устает от работы, тотчас же испытывает приятное облегчение, если наклоняется над стульчаком с его содержимым, что отнюдь не должно никого удивлять, так как содержание стульчака изобилует теми же летучими солями, которые столь охотно вдыхают даже самые слабые больные после того, как химики извлекут и возгонят эти соли. |
-- By this time the company began to hold their noses; but the doctor, without taking the least notice of this signal, proceeded to shew, that many fetid substances were not only agreeable but salutary; such as assa foetida, and other medicinal gums, resins, roots, and vegetables, over and above burnt feathers, tan-pits, candle-snuffs, &c. In short, he used many learned arguments to persuade his audience out of their senses; and from stench made a transition to filth, which he affirmed was also a mistaken idea, in as much as objects so called, were no other than certain modifications of matter, consisting of the same principles that enter into the composition of all created essences, whatever they may be: that in the filthiest production of nature, a philosopher considered nothing but the earth, water, salt and air, of which it was compounded; that, for his own part, he had no more objections to drinking the dirtiest ditch-water, than he had to a glass of water from the Hot Well, provided he was assured there was nothing poisonous in the concrete. Then addressing himself to my uncle, | Присутствующие заткнули носы, но доктор, не обратив ни малейшего внимания на этот знак, продолжал разглагольствовать о том, что многие зловонные вещества не только приятны, но и целебны, например ассафетида и другие медицинские смолы, коренья, зелень, а превыше всего целительны жженые перья, ямы для дубленья кож, свечной нагар и проч. Короче говоря, он привел вполне достаточно ученых доводов, чтобы у его слушателей ум зашел за разум, и от зловония перешел к грязи, которая, по его словам, также является ошибочным понятием, поскольку тот предмет, каковой так называют, есть только некое изменение вещества, состоящего из тех же самых частей, которые входят в состав любого вещества. В самом грязном веществе, который мы найдем в природе, философ усмотрит не что иное, как землю, воду, соль и воздух, из коих оно состоит. И что до него, доктора, то ему все равно, выпить ли грязной болотной воды, если он будет уверен, что в ней нет ничего ядовитого, или стакан воды из Горячего источника. Обратившись к моему дяде, он сказал: |
'Sir (said he) you seem to be of a dropsical habit, and probably will soon have a confirmed ascites: if I should be present when you are tapped, I will give you a convincing proof of what I assert, by drinking without hesitation the water that comes out of your abdomen.' | - Сэр, по своему сложению вы склонны к водянке, и, надо думать, скоро у вас будет брюшная водянка. Если я буду присутствовать, когда вам сделают прокол, я докажу вам то, о чем говорю: без всяких колебаний я выпью воду, которая потечет из вашего живота. |
-- The ladies made wry faces at this declaration, and my uncle, changing colour, told him he did not desire any such proof of his philosophy: | При этих словах леди скорчили гримасы, а дядя побледнел и сказал, что он не хочет такого доказательства его философии. |
'But I should he glad to know (said he) what makes you think I am of a dropsical habit?' | - Но мне хотелось бы знать, - продолжал он, - почему вы полагаете, что у меня склонность к водянке? |
'Sir, I beg pardon (replied the Doctor) I perceive your ancles are swelled, and you seem to have the facies leucophlegmatica. Perhaps, indeed, your disorder may be oedematous, or gouty, or it may be the lues venerea: If you have any reason to flatter yourself it is this last, sir, I will undertake to cure you with three small pills, even if the disease should have attained its utmost inveteracy. Sir, it is an arcanum, which I have discovered, and prepared with infinite labour. -- Sir, I have lately cured a woman in Bristol -- a common prostitute, sir, who had got all the worst symptoms of the disorder; such as nodi, tophi, and gummata, verruca, cristoe Galli, and a serpiginous eruption, or rather a pocky itch all over her body. By the time she had taken the second pill, sir, by Heaven! she was as smooth as my hand, and the third made her sound and as fresh as a new born infant.' | - Прошу прощенья, сэр, - ответил доктор, - но у вас распухли лодыжки и, по-видимому, у вас faciesleucophlegmatiса {Подкожная водяная болезнь (лат.).}. Может быть, болезнь ваша oedematus, то есть подагрическая, а возможно - lues venerea. Если у вас есть основания тешить себя мыслью, что вы больны именно сей последней болезнью, я берусь вас излечить тремя пилюлями, хотя бы недуг ваш и был очень застарелым. Это мое секретное средство, сэр; я много труда положил на то, чтобы их приготовить. Недавно, сэр, я излечил в Бристоле женщину, обыкновенную проститутку, у которой можно было наблюдать самые худые симптомы - язвы, сыпь и чесотку по всему телу. Когда она приняла вторую пилюлю, сэр, кожа ее сделалась гладкой, как у меня на руке! А после третьей женщина стала здоровой и свежей, как новорожденный младенец. |
'Sir (cried my uncle peevishly) I have no reason to flatter myself that my disorder comes within the efficacy of your nostrum. But this patient you talk of may not be so sound at bottom as you imagine.' | - Сэр! - брюзгливо воскликнул дядюшка. - Я никак не могу тешить себя надеждой, что ваше секретное средство годится для моей болезни. Но больная, о которой вы говорите, едва ли могла стать такой здоровой, как вы воображаете. |
'I can't possibly be mistaken (rejoined the philosopher) for I have had communication with her three times -- I always ascertain my cures in that manner.' | - Я не мог ошибиться, - возразил философ, - так как трижды имел общение с ней. Я всегда проверяю таким способом свое лечение. |
At this remark, all the ladies retired to another corner of the room, and some of them began to spit. -- As to my uncle, though he was ruffled at first by the doctor's saying he was dropsical, he could not help smiling at this ridiculous confession and, I suppose, with a view to punish this original, told him there was a wart upon his nose, that looked a little suspicious. | При этих словах леди удалились в угол комнаты, и кое-кто из них начал отплевываться. Что до моего дядюшки, то хотя он сперва разъярился, когда доктор сказал о его склонности к водянке, но тут, услышав это забавное признание, невольно улыбнулся... А для того, чтобы наказать этого чудака, он заявил, что у того на носу бородавка, которая вызывает подозрения. |
'I don't pretend to be a judge of those matters (said he) but I understand that warts are often produced by the distemper; and that one upon your nose seems to have taken possession of the very keystone of the bridge, which I hope is in no danger of falling.' | - Я не берусь утверждать, что являюсь судьей в такого рода делах, - сказал он, - но мне как-то приходилось слышать, будто бородавки появляются вследствие такой болезни, а бородавка у вас на носу оседлала самую переносицу, которой, надеюсь, не грозит опасность провалиться. |
L--n seemed a little confounded at this remark, and assured him it was nothing but a common excrescence of the cuticula, but that the bones were all sound below; for the truth of this assertion he appealed to the touch, desiring he would feel the part. My uncle said it was a matter of such delicacy to meddle with a gentleman's nose, that he declined the office -- upon which, the Doctor turning to me, intreated me to do him that favour. | Казалось, это замечание весьма смутило доктора Л., и он стал уверять, будто это только кожный нарост и кость под ним совершенно здорова; в подтверждение сего он предложил дядюшке потрогать его нос, чтобы тот мог убедиться на ощупь. Дядюшка заметил, что неделикатно брать джентльмена за нос и что он отказывается от этого предложения, после чего доктор повернулся ко мне и попросил меня оказать ему такую милость. |
I complied with his request, and handled it so roughly, that he sneezed, and the tears ran down his cheeks, to the no small entertainment of the company, and particularly of my uncle, who burst out a-laughing for the first time since I have been with him; and took notice, that the part seemed to be very tender. | Я выполнил его просьбу и так грубо обошелся с его носом, что он чихнул и слезы брызнули у него из глаз к великому удовольствию всех присутствующих, а в особенности дядюшки, который захохотал впервые с тех пор, что я нахожусь вместе с ним, и сказал, что это местечко у доктора очень чувствительно. |
'Sir (cried the Doctor) it is naturally a tender part; but to remove all possibility of doubt, I will take off the wart this very night.' | - Сэр! - воскликнул доктор. - Натурально оно должно быть чувствительным! Но я сегодня же вечером сведу бородавку, дабы рассеять все сомнения. |
So saying, he bowed, with great solemnity all round, and retired to his own lodgings, where he applied a caustic to the wart; but it spread in such a manner as to produce a considerable inflammation, attended with an enormous swelling; so that when he next appeared, his whole face was overshadowed by this tremendous nozzle; and the rueful eagerness with which he explained this unlucky accident, was ludicrous beyond all description. | С этими словами он весьма торжественно отвесил поклон всем окружающим и ушел к себе домой, где для удаления бородавки применил какое-то едкое средство, которое вызвало сильнейшее воспаление и огромную опухоль. И потому, когда он появился в следующий раз, его лицо было украшено ужасным хоботом, и то горестное волнение, с каким он рассказывал о своем несчастье, было чрезвычайно забавно. |
-- I was much pleased with meeting the original of a character, which you and I have often laughed at in description; and what surprises me very much, I find the features in the picture, which has been drawn for him, rather softened than over-charged. | Я был очень рад воочию увидеть чудака, который так потешал нас с вами, когда мы находили его в книге; но меня удивляет, что черты его портрета скорее были смягчены, чем преувеличены. |
As I have something else to say; and this letter has run to an unconscionable length, I shall now give you a little respite, and trouble you again by the very first post. I wish you would take it in your head to retaliate these double strokes upon | Мне нужно вам сказать еще кое-что, но письмо грозит разрастись до бесконечности, та теперь я дам вам передышку, а напишу со следующей почтой. Я хотел бы, чтобы вы той же монетой ответили на этот двойной удар вашему |
Yours always, J. MELFORD | Дж. Мелфорду. Горячие Воды, 18 апреля |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая