Quentin Durward/Квентин Дорвард

CHAPTER XXIII: THE FLIGHT

english	Русский
Now bid me run, And I will strive with things impossible; Yea, get the better of them. Set on your foot; And, with a heart new fired, I follow you, To do I know not what. JULIUS CAESAR	И если ты велишь, То с кем угодно я бороться буду И одержу победу. Иди, И, вдохновленный вновь, пойду я Следом, Не знаю для чего."Юлий Цезарь"
In spite of a mixture of joy and fear, doubt, anxiety, and other agitating passions, the exhausting fatigues of the preceding day were powerful enough to throw the young Scot into a deep and profound repose, which lasted until late on the day following, when his worthy host entered the apartment with looks of care on his brow.	Несмотря на радость, страх, сомнение и тревогу, волновавшие Квентина, усталость взяла свое: он уснул как убитый и проснулся только на следующий день поздно утром, когда к нему в комнату с озабоченным видом вошел его хозяин.
He seated himself by his guest's bedside, and began a long and complicated discourse upon the domestic duties of a married life, and especially upon the awful power and right supremacy which it became married men to sustain in all differences of opinion with their wives. Quentin listened with some anxiety. He knew that husbands, like other belligerent powers, were sometimes disposed to sing Te Deum [Te Deum laudamus: We praise Thee, O God; the first words of an ancient hymn, sung in the morning service of the Anglican and Roman Catholic Churches], rather to conceal a defeat than to celebrate a victory, and he hastened to probe the matter more closely, by hoping their arrival had been attended with no inconvenience to the good lady of the household.	Он сел у постели гостя и завел длинную и довольно запутанную речь о семейных обязанностях женатого человека, особенно распространяясь о власти главы дома и о том, что муж обязан выдерживать характер во всех разногласиях с женой. Квентин слушал с возрастающей тревогой. Ему было небезызвестно, что мужья, подобно многим воюющим державам, часто стараются распевать Те Deum [Тебя, господи (славим) (лат.).] с единственной целью скрыть свое поражение. Поэтому, чтобы удостовериться, насколько его догадка близка к истине, Квентин выразил надежду, что "они не обеспокоили своим присутствием хозяйку дома".
"Inconvenience! -- no," answered the Burgomaster. -- "No woman can be less taken unawares than Mother Mabel -- always happy to see her friends -- always a clean lodging and a handsome meal ready for them, with God's blessing on bed and board. -- No woman on earth so hospitable -- only 'tis pity her temper is something particular."	-- Нет, нет, нисколько! -- ответил бургомистр. -- Нет женщины, которую было бы труднее захватить врасплох, чем матушку Мабель. Она всегда рада друзьям.., у нее всегда, благодарение богу, найдется для гостя готовая комната.., всегда припасено, чем его угостить. Нет женщины в мире радушнее ее... Одно досадно, что у нее такой странный характер.
"Our residence here is disagreeable to her, in short?" said the Scot, starting out of bed, and beginning to dress himself hastily. "Were I but sure the Lady Isabelle were fit for travel after the horrors of the last night, we would not increase the offence by remaining here an instant longer."	-- Одним словом, наше пребывание здесь ей неприятно, не так ли? -- сказал Квентин и, вскочив с постели, стал торопливо одеваться. -- Если бы я был уверен, что леди Изабелла может пуститься в дорогу после всех ужасов вчерашней ночи, мы ни на минуту долее не стали бы стеснять вас своим присутствием.
"Nay," said Pavillon, "that is just what the young lady herself said to Mother Mabel, and truly I wish you saw the colour that came to her face as she said it -- a milkmaid that has skated five miles to market against the frost wind is a lily compared to it -- I do not wonder Mother Mabel may be a little jealous, poor dear soul."	-- Точь-в-точь то же самое сказала молодая барышня матушке Мабель, -- заметил Павийон. -- И если б вы могли видеть, как при этом вспыхнуло ее личико, ну, право, простая молочница, пробежавшая на коньках от деревни до рынка пять миль против ветра, могла бы назваться лилией в сравнении с ней в эту минуту. Что же тут удивительного, если матушка Мабель и приревновала меня немного, бедняжка?
"Has the Lady Isabelle then left her apartment?" said the youth, continuing his toilette operations with more dispatch than before.	-- Да разве леди Изабелла уже вышла из своей комнаты? -- спросил Квентин, продолжая одеваться с еще большей поспешностью.
"Yes," replied Pavillon, "and she expects your approach with much impatience, to determine which way you shall go since you are both determined on going. But I trust you will tarry breakfast?"	-- Как же, -- отвечал Павийон, -- и ждет вас с нетерпением, чтобы сговориться насчет дороги.., раз уж вы оба решили ехать. Надеюсь, однако, что вы сначала позавтракаете?
"Why did you not tell me this sooner?" said Durward, impatiently.	-- Ах, зачем вы мне раньше этого не сказали! -- воскликнул с досадой Квентин.
"Softly -- softly," said the Syndic, "I have told it you too soon, I think, if it puts you into such a hasty fluster. Now I have some more matter for your ear, if I saw you had some patience to listen to me."	-- Полегче, полегче! Я и то, кажется, слишком поторопился, если это вас так взволновало, -- ответил бургомистр. -- А я хотел было переговорить с вами еще кое о чем, да только вряд ли вы будете теперь в состоянии выслушать меня терпеливо.
"Speak it, worthy sir, as soon and as fast as you can -- I listen devoutly."	-- Говорите, сударь, говорите, но только скорей! Я вас слушаю.
"Well," resumed the Burgomaster, "I have but one word to say, and that is that Trudchen, who is as sorry to part with yonder pretty lady as if she had been some sister of hers, wants you to take some other disguise, for there is word in the town that the Ladies of Croye travel the country in pilgrim's dresses, attended by a French life guardsman of the Scottish Archers, and it is said one of them was brought into Schonwaldt last night by a Bohemian after we had left it, and it was said still farther, that this same Bohemian had assured William de la Marck that you were charged with no message either to him or to the good people of Liege, and that you had stolen away the young Countess, and travelled with her as her paramour. And all this news hath come from Schonwaldt this morning, and it has been told to us and the other councillors, who know not well what to advise, for though our own opinion is that William de la Marck has been a thought too rough both with the Bishop and with ourselves, yet there is a great belief that he is a good natured soul at bottom -- that is, when he is sober -- and that he is the only leader in the world to command us against the Duke of Burgundy, and, in truth, as matters stand, it is partly my own mind that we must keep fair with him, for we have gone too far to draw back."	-- Ладно, -- сказал бургомистр. -- Всего одно слово. Дело в том, что Трудхен, которая так горюет по случаю разлуки с хорошенькой барышней, словно она ей родная сестра, советует вам переодеться в дорогу, так как в городе ходят слухи, что дамы де Круа путешествуют под видом пилигримок в сопровождении стрелка шотландской гвардии французского короля. Говорят, будто вчера, когда мы вышли из Шонвальдского замка, какой-то цыган привел одну из них к Гийому де ла Марку и уверил его, что у вас не было никаких поручений ни к нему, ни к добрым льежским гражданам, а что вы просто похитили молодую графиню и путешествуете с нею в качестве ее возлюбленного. Все эти новости пришли сегодня утром из Шонвальда и были переданы мне и другим членам совета. Теперь мы не знаем, как нам быть, ибо хотя мы и держимся того мнения, что Гийом де ла Марк поступил вчера слишком круто как с бедным епископом, так и с нами, но все же считаем его неплохим малым -- разумеется, когда он не пьян. Притом он единственный человек, который может вести нас против герцога Бургундского, а при настоящем положении дел я и сам начинаю подумывать, что нам надо держаться де ла Марка: мы слишком далеко зашли, чтобы отступать.
"Your daughter advises well," said Quentin Durward, abstaining from reproaches or exhortations, which he saw would be alike unavailing to sway a resolution which had been adopted by the worthy magistrate in compliance at once with the prejudices of his party and the inclination of his wife.	-- Ваша дочь права, -- сказал Квентин, не пытаясь ни возражать, ни уговаривать почтенного синдика, ибо видел, что решение его, принятое отчасти в угоду жене, отчасти из политических расчетов, все равно останется неизменным.
"Your daughter counsels well. -- We must part in disguise, and that instantly. We may, I trust, rely upon you for the necessary secrecy, and for the means of escape?"	-- Она дала прекрасный совет. Мы должны ехать переодетыми -- и сейчас же. Надеюсь, мы можем рассчитывать, что вы нас не выдадите и достанете нам все необходимое для побега?
"With all my heart -- with all my heart," said the honest citizen, who, not much satisfied with the dignity of his own conduct, was eager to find some mode of atonement. "I cannot but remember that I owed you my life last night, both for unclasping that accursed steel doublet, and helping me through the other scrape, which was worse, for yonder Boar and his brood look more like devils than men. So I will be true to you as blade to haft, as our cutlers say, who are the best in the whole world. Nay, now you are ready, come this way -- you shall see how far I can trust you."	-- С радостью, с радостью! -- ответил честный горожанин, в глубине души не очень довольный своим поведением и потому хватаясь за эту возможность хоть немного загладить свою вину. -- Я никогда не забуду, что вы дважды спасли мне жизнь в эту ужасную ночь: во-первых, освободив меня от проклятой брони и, во-вторых, выручив из еще худшей беды. Ведь этот Вепрь со своим выводком -- сущие дьяволы, а не люди. Я буду вам верен, как нож черенку, -- так говорят наши ножовщики, лучшие в мире мастера своего дела... А, да вы уже готовы! Так пойдемте, и я сейчас докажу, как я вам доверяю!
The Syndic led him from the chamber in which he had slept to his own counting room, in which he transacted his affairs of business, and after bolting the door, and casting a piercing and careful eye around him, he opened a concealed and vaulted closet behind the tapestry, in which stood more than one iron chest. He proceeded to open one which was full of guilders, and placed it at Quentin's discretion to take whatever sum he might think necessary for his companion's expenses and his own.	Синдик повел гостя из спальни прямо в контору, где он вел свои торговые дела. Плотно притворив за собой дверь и заботливо оглядевшись, он отпер сводчатый потайной чулан, скрытый под обоями, где у него стояло несколько железных сундуков. Отомкнув один из них, наполненный гульденами, он предложил Квентину взять столько денег, сколько тот найдет нужным на покрытие дорожных издержек его самого и его спутницы.
As the money with which Quentin was furnished on leaving Plessis was now nearly expended, he hesitated not to accept the sum of two hundred guilders, and by doing so took a great weight from the mind of Pavillon, who considered the desperate transaction in which he thus voluntarily became the creditor as an atonement for the breach of hospitality which various considerations in a great measure compelled him to commit.	Так как деньги, которыми Квентина снабдили в Плесси, были уже на исходе, то он не задумываясь взял двести гульденов. Этим он снял большую тяжесть с души Павийона, смотревшего на невыгодную сделку, в которой он добровольно стал кредитором, как на возмездие, искупавшее до некоторой степени недостаток его радушия, вызванный личными соображениями и расчетами.
Having carefully locked his treasure chamber, the wealthy Fleming next conveyed his guest to the parlour, where, in full possession of her activity of mind and body, though pale from the scenes of the preceding night, he found the Countess attired in the fashion of a Flemish maiden of the middling class. No other was present excepting Trudchen, who was sedulously employed in completing the Countess's dress, and instructing her how to bear herself. She extended her hand to him, which, when he had reverently kissed, she said to him,	Тщательно заперев комнату, где хранились его сокровища, богач фламандец повел своего гостя в приемную; там они нашли графиню, уже переодетую в костюм фламандской девушки из зажиточной семьи. Изабелла была еще немного бледна после всех потрясений вчерашней ночи, но, по-видимому, бодра и телом и духом. В комнате не было никого, кроме нее и Трудхен, заботливо оправлявшей на ней платье и учившей ее, как себя держать, чтобы не возбудить подозрений. Увидев Квентина, молодая графиня протянула ему руку, которую он почтительно поцеловал, и сказала:
"Seignior Quentin, we must leave our friends here unless I would bring on them a part of the misery which has pursued me ever since my father's death. You must change your dress and go with me, unless you also are tired of befriending a being so unfortunate."	-- Сеньор Квентин, мы должны оставить наших здешних друзей, чтобы не навлечь на них несчастье, которое преследует меня с самой смерти моего отца. Вы должны будете переменить платье и ехать со мной, если вам еще не наскучило быть защитником такого несчастливого существа, как я.
"I! -- I tired of being your attendant! -- To the end of the earth will I guard you! But you -- you yourself -- are you equal to the task you undertake! -- Can you, after the terrors of last night"	-- Мне.., мне наскучило быть вашим защитником.., служить вам! Да я готов следовать за вами хоть на край света! Но вы-то сами в состоянии вынести все трудности предстоящего пути? Способны ли вы после всех ужасов вчерашней ночи...
"Do not recall them to my memory," answered the Countess, "I remember but the confusion of a horrid dream. -- Has the excellent Bishop escaped?"	-- Не напоминайте мне о них, -- ответила графиня. Они, как страшный сон, оставили во мне лишь смутное воспоминание... Спасся ли добрый епископ?
"I trust he is in freedom," said Quentin, making a sign to Pavillon, who seemed about to enter on the dreadful narrative, to be silent.	-- Я надеюсь, что он теперь на свободе, -- ответил Квентин, делая знак Павийону, собиравшемуся было начать рассказ об ужасной смерти епископа.
"Is it possible for us to rejoin him? -- Hath he gathered any power?" said the lady.	-- Нельзя ли нам присоединиться к нему? Собрал ли он свое войско? -- спросила графиня.
"His only hopes are in Heaven," said the Scot, "but wherever you wish to go, I stand by your side, a determined guide and guard."	-- Теперь вся его надежда на небеса, -- ответил Квентин, -- но, куда бы вы ни вздумали направиться, я готов всюду сопровождать и охранять вас.
"We will consider," said Isabelle, and after a moment's pause, she added,	-- Мы еще все это обсудим, -- сказала Изабелла. И, помолчав немного, прибавила:
"A convent would be my choice, but that I fear it would prove a weak defence against those who pursue me."	-- Я выбрала бы монастырь, но, боюсь, он будет недостаточной защитой против тех, кто преследует меня.
"Hem! hem!" said the Syndic, "I could not well recommend a convent within the district of Liege, because the Boar of Ardennes, though in the main a brave leader, a trusty confederate, and a well wisher to our city, has, nevertheless, rough humours, and payeth, on the whole, little regard to cloisters, convents, nunneries, and the like. Men say that there are a score of nuns -- that is, such as were nuns -- who march always with his company."	-- Гм, гм... Я бы вам не советовал скрываться в монастыре, по крайней мере в окрестностях Льежа, -- заметил синдик. -- Хотя Арденнский Вепрь, бесспорно, храбрый вождь, верный союзник и старый друг нашего города, но нрав у него крутой, и, по правде говоря, он в грош не ставит все эти святые обители да монастыри -- и мужские и женские. Люди говорят, будто десятка два монахинь, то есть бывших монахинь, повсюду следуют за ним в его походах...
"Get yourself in readiness hastily, Seignior Durward," said Isabelle, interrupting this detail, "since to your faith I must needs commit myself."	-- Идите же и готовьтесь в путь, сеньор Дорвард, -- сказала Изабелла, прерывая эти подробности. -- Я вверяю себя вашей чести.
No sooner had the Syndic and Quentin left the room than Isabelle began to ask of Gertrude various questions concerning the roads, and so forth, with such clearness of spirit and pertinence, that the latter could not help exclaiming,	Как только синдик и Квентин вышли из комнаты, Изабелла принялась расспрашивать Гертруду о дорогах и об опасностях, которые могут им встретиться в пути, и проявила при этом такую ясность ума и столько самообладания, что фламандка не могла удержаться от возгласа:
"Lady, I wonder at you! -- I have heard of masculine firmness, but yours appears to me more than belongs to humanity."	-- Я, право, дивлюсь вам, сударыня! Толкуют о твердости духа мужчин, но ваша твердость и самообладание мне кажутся просто невероятными!
"Necessity," answered the Countess, -- "necessity, my friend, is the mother of courage, as of invention. No long time since, I might have fainted when I saw a drop of blood shed from a trifling cut -- I have since seen life blood flow around me, I may say, in waves, yet I have retained my senses and my self possession. -- Do not think it was an easy task," she added, laying on Gertrude's arm a trembling hand, although she still spoke with a firm voice, "the little world within me is like a garrison besieged by a thousand foes, whom nothing but the most determined resolution can keep from storming it on every hand, and at every moment. Were my situation one whit less perilous than it is -- were I not sensible that my only chance to escape a fate more horrible than death is to retain my recollection and self possession -- Gertrude, I would at this moment throw myself into your arms, and relieve my bursting bosom by such a transport of tears and agony of terror as never rushed from a breaking heart."	-- Нужда научит всему, мой дружок. Нужда -- мать смелости, -- ответила графиня. -- Не так давно я падала в обморок при виде капли крови или пустой царапины. С тех пор -- я смело могу сказать -- вокруг меня лились потоки крови, и я ни разу не только не лишилась чувств, но даже не растерялась... Не думайте, однако, что это было легко, -- продолжала графиня, положив на плечо Гертруды свою дрожащую руку, хотя голос ее был по-прежнему тверд. -- Мое сердце можно было бы теперь сравнить с крепостью, осажденной многочисленным неприятелем: спасение ее гарнизона зависит только от его собственной смелости и решительности. Будь мое положение менее опасно и не будь я уверена, что единственное для меня средство спастись от участи, худшей, чем смерть, -- это сохранить твердость и самообладание, я бы бросилась к вам на шею, Гертруда, и облегчила бы свою наболевшую грудь таким потоком горьких слез, какой никогда еще не вырывался из растерзанного женского сердца.
"Do not do so, lady!" said the sympathizing Fleming, "take courage, tell your beads, throw yourself on the care of Heaven, and surely, if ever Heaven sent a deliverer to one ready to perish, that bold and adventurous young gentleman must be designed for yours. There is one, too," she added, blushing deeply, "in whom I have some interest. Say nothing to my father, but I have ordered my bachelor, Hans Glover, to wait for you at the eastern gate, and never to see my face more, unless he brings word that he has guided you safe from the territory."	-- Ах нет, не плачьте, сударыня! -- воскликнула растроганная фламандка. -- Мужайтесь! Положитесь на бога, молитесь, и если небо когда-либо посылало человеку спасителя на краю гибели, так этот храбрый молодой шотландец спасет вас от беды. Есть и у меня один человек, на кого я вполне могу положиться, -- добавила Гертруда, вся вспыхнув, -- только вы ничего не говорите отцу. Я сказала моему жениху, Гансу Гловеру, чтоб он ждал вас у восточных ворот и не смел являться ко мне на глаза иначе, как с известием, что вы благополучно переехали нашу границу.
To kiss her tenderly was the only way in which the young Countess could express her thanks to the frank and kind hearted city maiden, who returned the embrace affectionately, and added, with a smile,	Графиня могла отблагодарить добрую девушку только нежным поцелуем, который та возвратила ей с не меньшей нежностью, причем заметила, улыбаясь:
"Nay, if two maidens and their devoted bachelors cannot succeed in a disguise and an escape, the world is changed from what I am told it wont to be."	-- Уж если две девушки со своими дружками не сумеют устроить побег с переодеванием, так, значит, весь свет перевернулся и стал совсем не таким, каким был прежде, как говорят.
A part of this speech again called the colour into the Countess's pale cheeks, which was not lessened by Quentin's sudden appearance. He entered completely attired as a Flemish boor of the better class, in the holyday suit of Peter, who expressed his interest in the young Scot by the readiness with which he parted with it for his use, and swore, at the same time, that, were he to be curried and tugged worse than ever was bullock's hide, they should make nothing out of him, to the betraying of the young folks. Two stout horses had been provided by the activity of Mother Mabel, who really desired the Countess and her attendant no harm, so that she could make her own house and family clear of the dangers which might attend upon harbouring them. She beheld them mount and go off with great satisfaction, after telling them that they would find their way to the east gate by keeping their eye on Peter, who was to walk in that direction as their guide, but without holding any visible communication with them.	Простодушный намек молоденькой фламандки вызвал яркую краску на бледных щеках Изабеллы, и нельзя сказать, чтобы смущение ее уменьшилось, когда в комнату неожиданно вошел Дорвард. Он был уже в полном костюме зажиточного фламандского горожанина, любезно подаренном ему Петером, который поспешил выразить свою благодарность и участие к молодому шотландцу, отдав ему свое воскресное платье, причем поклялся, что пусть его дубят и вытягивают, как воловью кожу, и тогда из него не вытянут тайны молодой парочки. У дверей благодаря заботливости матушки Мабель уже стояла совсем готовая в путь пара прекрасных лошадей. Почтенная хозяйка, в сущности, ровно ничего не имела ни против графини, ни против ее провожатого; она хлопотала только о своем благополучии и если хотела от них избавиться, то лишь потому, что их присутствие грозило бедой ее дому. Она стояла в дверях, пока беглецы садились на лошадей, и объяснила им, что Петер проводит их до восточных ворот, но будет идти поодаль, как будто не имеет с ними ничего общего, и с нескрываемой радостью смотрела им вслед, когда они наконец выехали за ворота.
The instant her guests had departed, Mother Mabel took the opportunity to read a long practical lecture to Trudchen upon the folly of reading romances, whereby the flaunting ladies of the Court were grown so bold and venturous, that, instead of applying to learn some honest housewifery, they must ride, forsooth, a-damsel erranting through the country, with no better attendant than some idle squire, debauched page, or rake belly archer from foreign parts, to the great danger of their health, the impoverishing of their substance, and the irreparable prejudice of their reputation.	Как только гости скрылись из виду, почтенная женщина воспользовалась удобным случаем и прочитала Трудхен длинное нравоучение о том, как глупо набивать себе голову романами, из-за которых нынче знатные дамы, вместо того чтобы тихо и скромно заниматься домашним хозяйством, как подобает порядочной женщине, скачут верхом Очертя голову, словно какие-нибудь искательницы приключений, в сопровождении каких-то шалопаев-пажей, пьяных оруженосцев или распутных иноземных стрелков, с риском для собственного здоровья и в ущерб своему карману и репутации.
All this Gertrude heard in silence, and without reply, but, considering her character, it might be doubted whether she derived from it the practical inference which it was her mother's purpose to enforce.	Гертруда выслушала нотацию молча, не возражая ни слова, но, принимая во внимание ее характер, мы далеко не уверены, что она вывела из нее то практическое заключение, которое имела в виду ее мать.
Meantime, the travellers had gained the eastern gate of the city, traversing crowds of people, who were fortunately too much busied in the political events and rumours of the hour to give any attention to a couple who had so little to render their appearance remarkable. They passed the guards in virtue of a permission obtained for them by Pavillon, but in the name of his colleague Rouslaer, and they took leave of Peter Geislaer with a friendly though brief exchange of good wishes on either side.	Между тем наши путники доехали до восточных ворот, миновав несколько улиц, кишевших народом; но, к счастью, все были слишком озабочены вчерашними событиями и новостями дня, чтобы обращать внимание на молодую чету, в наружности которой не было ничего замечательного. Стража сейчас же их пропустила, взглянув на пропуск за подписью Руслера, врученный им Павийоном, и они наскоро, но дружески простились с Петером Гейслером, обменявшись с ним пожеланиями всяких благ.
Immediately afterwards, they were joined by a stout young man, riding a good gray horse, who presently made himself known as Hans Glover, the bachelor of Trudchen Pavillon. He was a young fellow with a good Flemish countenance -- not, indeed, of the most intellectual cast, but arguing more hilarity and good humour than wit, and, as the Countess could not help thinking, scarce worthy to be bachelor to the generous Trudchen. He seemed, however, fully desirous to second the views which she had formed in their favour, for, saluting them respectfully, he asked of the Countess, in Flemish, on which road she desired to be conducted.	Как только они очутились за городскими воротами, к ним подъехал статный молодой парень на добром сером коне и назвался Гансом Главером, женихом Трудхен Павийон. Это был приятный молодой фламандец, не слишком умный, но добродушный и веселый, едва ли достойный, как невольно подумала Изабелла, быть мужем великодушной Гертруды. Впрочем, он, видимо, всей душой был готов им помочь, желая, вероятно, в точности выполнить приказание невесты. Почтительно поклонившись Изабелле, он спросил ее по-фламандски, куда она прикажет себя вести.
"Guide me," said she, "towards the nearest town on the frontiers of Brabant."	-- Покажите нам дорогу к ближайшему городу на границе Брабанта, -- ответила графиня.
"You have then settled the end and object of your journey," said Quentin, approaching his horse to that of Isabelle, and speaking French, which their guide did not understand.	-- Так, значит, вы уже решили, куда мы направимся? -- спросил Квентин, подъезжая к ней. Он задал этот вопрос на французском языке, которого проводник не понимал.
"Surely," replied the young lady, "for, situated as I now am, it must be of no small detriment to me if I were to prolong a journey in my present circumstances, even though the termination should be a rigorous prison."	-- Да, решила, -- ответила девушка. -- В моем положении я должна стараться сократить по возможности наш путь, хотя бы это грозило мне заточением.
"A prison," said Quentin.	-- Заточением?! -- воскликнул Квентин.
"Yes, my friend, a prison, but I will take care that you shall not share it."	-- Да, мой друг, заточением. Но я постараюсь, чтобы вам не пришлось разделить мою участь.
"Do not talk -- do not think of me," said Quentin. "Saw I you but safe, my own concerns are little worth minding."	-- Ах, не говорите.., не думайте обо мне! -- воскликнул Квентин. -- Только бы видеть вас в безопасности, а там не все ли равно, что будет со мной!
"Do not speak so loud," said the Lady Isabelle, "you will surprise our guide -- you see he has already rode on before us,"	-- Не так громко, не так громко, мой друг, -- сказала Изабелла. -- Смотрите, наш проводник настолько скромен, что и так уж отъехал вперед.
-- for, in truth, the good natured Fleming, doing as he desired to be done by, had removed from them the constraint of a third person, upon Quentin's first motion towards the lady.	И действительно, добродушный фламандец, входя в положение молодой четы и боясь стеснить ее своим присутствием, поспешил удалиться на приличное расстояние, как только увидел, что Квентин приблизился к девушке.
"Yes," she continued, when she noticed they were free from observation, "to you, my friend, my protector -- why should I be ashamed to call you what Heaven has made you to me? -- to you it is my duty to say that my resolution is taken to return to my native country, and to throw myself on the mercy of the Duke of Burgundy. It was mistaken, though well meant advice, which induced me ever to withdraw from his protection, and place myself under that of the crafty and false Louis of France."	-- Да... -- продолжала Изабелла, убедившись, что никто не может их услышать, -- да, мой друг, мой защитник, -- я не стыжусь вас так называть, и чего мне стыдиться, когда само небо послало мне вас! -- вам я должна сказать, что решила вернуться на родину, явиться с повинной к герцогу Бургундскому и положиться на его великодушие. Я сделала большую ошибку, что послушалась совета, хотя и данного мне с добрым намерением, и решилась бежать из Бургундии и отдаться под покровительство этого лицемера Людовика Французского.
"And you resolve to become the bride, then, of the Count of Campobasso, the unworthy favourite of Charles?"	-- Значит, вы собираетесь стать невестой графа Кампо-Бассо, этого недостойного фаворита Карла? --
Thus spoke Quentin, with a voice in which internal agony struggled with his desire to assume an indifferent tone, like that of the poor condemned criminal, when, affecting a firmness which he is far from feeling, he asks if the death warrant be arrived.	спросил Квентин, и в намеренно небрежном тоне этого вопроса звучало затаенное страдание, какое слышится в голосе осужденного на смерть преступника, когда он, стараясь казаться твердым, спрашивает, получен ли его приговор.
"No, Durward, no," said the Lady Isabelle, sitting up erect in her saddle, "to that hated condition all Burgundy's power shall not sink a daughter of the House of Croye. Burgundy may seize on my lands and fiefs, he may imprison my person in a convent, but that is the worst I have to expect, and worse than that I will endure ere I give my hand to Campobasso."	-- Нет, нет, Дорвард, всей своей властью герцог Бургундский не может принудить к такой низости девушку из дома де Круа! -- сказала леди Изабелла, выпрямляясь в своем седле. -- Герцог может захватить мои земли, мой замок, может заточить меня в тюрьму или в монастырь, но не больше. А я согласна даже на худшее, но никогда не отдам своей руки Кампо-Бассо.
"The worst?" said Quentin, "and what worse can there be than plunder and imprisonment? -- Oh, think, while you have God's free air around you, and one by your side who will hazard life to conduct you to England, to Germany, even to Scotland, in all of which you shall find generous protectors. -- - Oh, while this is the case, do not resolve so rashly to abandon the means of liberty, the best gift that Heaven gives! -- Oh, well sang a poet of my own land --	-- На худшее?! -- воскликнул Квентин. -- Да что же может быть хуже бедности и тюрьмы? О, подумайте, пока еще есть время, пока вы свободны и рядом есть человек, готовый с опасностью для жизни сопровождать вас в Англию, в Германию, даже в Шотландию, где вы, наверно, найдете великодушных покровителей... Подумайте и не принимайте столь поспешного решения расстаться со свободой -- лучшим даром небес! Послушайте, что говорит о ней поэт моей родины:
"Ah, freedom is a noble thing -- Freedom makes men to have liking -- Freedom the zest to pleasure gives -- He lives at ease who freely lives. Grief, sickness, poortith [poverty], want, are all Summ'd up within the name of thrall." [from Barbour's Bruce]	Всегда свобода благородна -- Тот счастлив, кто живет свободно; Свобода радость нам дает -- Свободный весело живет, А словом "рабство" мы назвали Смесь горя, нищеты, печали.
She listened with a melancholy smile to her guide's tirade in praise of liberty, and then answered, after a moment's pause.	Изабелла с печальной улыбкой выслушала эту горячую проповедь в честь свободы и после минутного молчания отвечала:
"Freedom is for man alone -- woman must ever seek a protector, since nature made her incapable to defend herself. And where am I to find one? -- In that voluptuary Edward of England -- in the inebriated Wenceslaus of Germany -- in Scotland? -- Ah, Durward, were I your sister, and could you promise me shelter in some of those mountain glens which you love to describe where, for charity, or for the few jewels I have preserved, I might lead an unharrassed life, and forget the lot I was born to -- could you promise me the protection of some honoured matron of the land -- of some baron whose heart was as true as his sword -- that were indeed a prospect, for which it were worth the risk of farther censure to wander farther and wider."	-- Свобода -- это достояние мужчины. Женщина же всегда нуждается в покровителе, потому что природа создала ее неспособной защитить себя. А где же мне искать защиты? У этого сластолюбца Эдуарда Английского? Или в Германии, у пьяницы Венцеслава?.. Вы говорите -- в Шотландии... Ах, Дорвард, будь я вашей сестрой и если б вы могли дать мне приют в одной из ваших тихих долин, среди гор, которые вы с такой любовью описываете и где бы я из милости или на оставшиеся у меня немногие драгоценности могла вести мирную жизнь, позабыв о грозившей мне судьбе... Если бы вы могли мне обещать покровительство какой-нибудь почтенной женщины, вашей соотечественницы, или какого-нибудь шотландского барона, чье сердце было бы так же верно, как его меч, тогда другое дело: такая будущность стоила бы того, чтобы ради нее я пренебрегла мнением света и пустилась в далекий и опасный путь.
There was a faltering tenderness of voice with which the Countess Isabelle made this admission that at once filled Quentin with a sensation of joy, and cut him to the very heart. He hesitated a moment ere he made an answer, hastily reviewing in his mind the possibility there might be that he could procure her shelter in Scotland, but the melancholy truth rushed on him that it would be alike base and cruel to point out to her a course which he had not the most distant power or means to render safe.	В голосе графини Изабеллы, когда она высказывала это признание, слышалась робкая нежность, и сердце Квентина затрепетало от радости. С минуту он был в нерешимости, что ему ответить; но, наскоро перебрав в уме все, что мог предложить ей в Шотландии, он пришел к печальному заключению, что с его стороны было бы нечестно и жестоко указывать ей путь, который он был не в состоянии сделать для нее безопасным.
"Lady," he said at last, "I should act foully against my honour and oath of chivalry, did I suffer you to ground any plan upon the thoughts that I have the power in Scotland to afford you other protection than that of the poor arm which is now by your side. I scarce know that my blood flows in the veins of an individual who now lives in my native land. The Knight of Innerquharity stormed our Castle at midnight, and cut off all that belonged to my name. Were I again in Scotland, our feudal enemies are numerous and powerful, I single and weak, and even had the King a desire to do me justice, he dared not, for the sake of redressing the wrongs of a poor individual, provoke a chief who rides with five hundred horse."	-- Графиня, -- сказал он наконец, -- я поступил бы против рыцарской чести и совести, если бы одобрил этот план и уверил вас, что могу найти для вас в Шотландии какую-нибудь иную защиту, кроме верной руки вашего покорного слуги. Я даже не знаю, остался ли на моей родине хоть один человек, в чьих жилах течет моя кровь. Рыцарь Иннерквэрити напал ночью на наш замок и перерезал всех моих родных. Вернись я в Шотландию, я не встречу там никого, кроме многочисленных и могущественных врагов, а я одинок и бессилен против них. Если бы даже сам король захотел восстановить мои права, он не решился бы ради такого бедняка, как я, вызвать недовольство могущественного вождя пятисот всадников.
"Alas!" said the Countess, "there is then no corner of the world safe from oppression, since it rages as unrestrained amongst those wild hills which afford so few objects to covet as in our rich and abundant lowlands!"	-- Увы, -- сказала графиня, -- значит, на свете нет уголка, где люди жили бы, не зная притеснений, если даже в ваших диких горах, где так мало соблазнов для корыстных людей, свирепствует такой же необузданный произвол, как и в наших богатых, плодоносных равнинах!
"It is a sad truth, and I dare not deny it," said the Scot, "that for little more than the pleasure of revenge, and the lust of bloodshed, our hostile clans do the work of executioners on each other, and Ogilvies and the like act the same scenes in Scotland as De la Marck and his robbers do in this country."	-- Да, это печальная истина, которую я не смею оспаривать, -- сказал Квентин. -- Из одной только жажды мести и крови наши враждующие кланы истребляют друг друга. Огилви так же неистовствуют в Шотландии, как де ла Марк со своими разбойниками -- здесь.
"No more of Scotland, then," said Isabelle, with a tone of indifference, either real or affected -- "no more of Scotland, -- which indeed I mentioned but in jest, to see if you really dared to recommend to me, as a place of rest, the most distracted kingdom in Europe. It was but a trial of your sincerity, which I rejoice to see may be relied on, even when your partialities are most strongly excited. So, once more, I will think of no other protection than can be afforded by the first honourable baron holding of Duke Charles, to whom I am determined to render myself."	-- Значит, нечего больше и говорить о Шотландии, -- сказала Изабелла с искренним или притворным равнодушием, -- не будем возвращаться к этому вопросу... Впрочем, я и заговорила-то о Шотландии в шутку, только чтобы вас испытать и убедиться, будете ли вы настолько пристрастны, что поручитесь за верность убежища в самом беспокойном из европейских государств. Теперь я вижу, что на вас можно вполне положиться даже в таком деле, где затронуто самое дорогое для вас чувство -- любовь к родине. Итак, решено: я сдаюсь первому благородному вассалу герцога Карла, которого встречу, и отдаю себя под его покровительство.
"And why not rather betake yourself to your own estates, and to your own strong castle, as you designed when at Tours?" said Quentin. "Why not call around you the vassals of your father, and make treaty with Burgundy, rather than surrender yourself to him? Surely there must be many a bold heart that would fight in your cause, and I know at least of one who would willingly lay down his life to give example."	-- А отчего бы вам не вернуться в ваши собственные владения, в ваш укрепленный замок, как вы сами говорили тогда, в Type? -- спросил Квентин. -- Отчего не собрать вассалов вашего отца и не заключить с герцогом договор, вместо того чтобы сдаваться ему? Уж конечно, нашлись бы смелые люди, готовые сражаться за вас. По крайней мере я знаю одного, который с радостью положит за вас свою жизнь!
"Alas," said the Countess, "that scheme, the suggestion of the crafty Louis, and, like all which he ever suggested, designed more for his advantage than for mine, has become practicable, since it was betrayed to Burgundy by the double traitor Zamet Hayraddin. My kinsman was then imprisoned, and my houses garrisoned. Any attempt of mine would but expose my dependents to the vengeance of Duke Charles, and why should I occasion more bloodshed than has already taken place on so worthless an account? No. I will submit myself to my Sovereign as a dutiful vassal, in all which shall leave my personal freedom of choice uninfringed, the rather that I trust my kinswoman, the Countess Hameline, who first counselled, and indeed urged my flight, has already taken this wise and honourable step."	-- Увы, -- сказала Изабелла, -- этот план, придуманный хитрым Людовиком и имевший целью, как и все его планы, лишь его собственную выгоду, теперь неисполним благодаря двойной измене Замета Мограбина, выдавшего герцогу замыслы французского короля. Тогда же мой родственник был заключен в тюрьму, а в моих замках поставлены гарнизоны. Нет, такого рода попытка с моей стороны только навлекла бы месть-герцога Карла на моих верных вассалов, а я не хочу быть причиной нового кровопролития, да еще по такому ничтожному поводу. Нет, я твердо решила покориться моему законному государю во всем, кроме моей личной свободы, свободы выбора; тем более что и моя родственница, графиня Амелина, хотя она-то и убедила меня бежать, вероятно, уже сделала этот благоразумный шаг.
"Your kinswoman!" repeated Quentin, awakened to recollections to which the young Countess was a stranger, and which the rapid succession of perilous and stirring events had, as matters of nearer concern, in fact banished from his memory.	-- Ваша родственница! -- повторил Квентин, у которого эти слова вызвали воспоминания о событиях, не известных молодой графине и вытесненных из его собственной памяти последующими происшествиями.
"Ay -- my aunt -- the Countess Hameline of Croye -- know you aught of her?" said the Countess Isabelle. "I trust she is now under the protection of the Burgundian banner. You are silent. Know you aught of her?"	-- Да, моя тетка, графиня Амелина де Круа... Вы о ней что-нибудь знаете? -- спросила Изабелла. -- Я надеялась, что она уже находится под защитой бургундского знамени... Но вы молчите... Значит, вам что-нибудь известно о ней?
The last question, urged in a tone of the most anxious inquiry, obliged Quentin to give some account of what he knew of the Countess's fate. He mentioned that he had been summoned to attend her in a flight from Liege, which he had no doubt the Lady Isabelle would be partaker in -- he mentioned the discovery that had been made after they had gained the forest -- and finally, he told his own return to the castle, and the circumstances in which he found it. But he said nothing of the views with which it was plain the Lady Hameline had left the Castle of Schonwaldt, and as little about the floating report of her having fallen into the hands of William de la Marck. Delicacy prevented his even hinting at the one, and regard for the feelings of his companion at a moment when strength and exertion were most demanded of her, prevented him from alluding to the latter, which had, besides, only reached him as a mere rumour.	Этот вопрос звучал такой тревогой, что Квентин был принужден сообщить молодой графине кое-что из того, что ему было известно о судьбе графини Амелины. Он рассказал, как получил приказание графини помогать ей в побеге из Шонвальда, в котором, как он был уверен, принимали участие они обе, рассказал о своем открытии, сделанном уже тогда, когда беглецы добрались до леса, о своем возвращении в замок и о том, как ему наконец удалось разыскать ее. Изабеллу. Но он ни словом не заикнулся ни о надеждах, которые графиня Амелина возлагала на него, покидая Шонвальд, ни о дошедшем до него слухе, будто графиня попала в руки Гийома де ла Марка. Скромность не позволяла ему упомянуть о первом, а заботливое внимание к чувствам его спутницы, особенно в такую минуту, когда ей нужны были все ее силы и присутствие духа, заставило его умолчать о втором, тем более что оно было пока только слухом.
This tale, though abridged of those important particulars, made a strong impression on the Countess Isabelle, who, after riding some time in silence, said at last, with a tone of cold displeasure,	Но даже и в таком виде рассказ Квентина поразил графиню Изабеллу, и после продолжительного молчания она произнесла наконец сухо и холодно:
"And so you abandoned my unfortunate relative in a wild forest, at the mercy of a vile Bohemian and a traitorous waiting woman? -- Poor kinswoman, thou wert wont to praise this youth's good faith!"	-- Итак, вы покинули мою бедную родственницу в лесу, на произвол негодяя цыгана и изменницы служанки! Бедная тетушка! А она еще так превозносила вашу преданность!
"Had I not done so, madam." said Quentin, not unreasonably offended at the turn thus given to his gallantry, "what had been the fate of one to whose service I was far more devotedly bound? Had I not left the Countess Hameline of Croye to the charge of those whom she had herself selected as counsellors and advisers, the Countess Isabelle had been ere now the bride of William de la Marck, the Wild Boar of Ardennes."	-- Но поступи я иначе, графиня, -- возразил Квентин, оскорбленный этим незаслуженным упреком, -- какая участь постигла бы ту, которой я более всего предан? Если бы я не оставил графиню Амелину во власти тех, кому она сама же доверилась, графиня Изабелла была бы в настоящую минуту во власти Гийома де ла Марка, Дикого Арденнского Вепря.
"You are right," said the Countess Isabelle, in her usual manner, "and I, who have the advantage of your unhesitating devotion, have done you foul and ungrateful wrong. But oh, my unhappy kinswoman! and the wretch Marthon, who enjoyed so much of her confidence, and deserved it so little -- it was she that introduced to my kinswoman the wretched Zamet and Hayraddin Maugrabin, who, by their pretended knowledge of soothsaying and astrology, obtained a great ascendancy over her mind, it was she who, strengthening their predictions, encouraged her in -- I know not what to call them -- delusions concerning matches and lovers, which my kinswoman's age rendered ungraceful and improbable. I doubt not that, from the beginning, we had been surrounded by these snares by Louis of France, in order to determine us to take refuge at his Court, or rather to put ourselves into his power, after which rash act on our part, how unkingly, unknightly, ignobly, ungentlemanlike, he hath conducted himself towards us, you, Quentin Durward, can bear witness. But, alas! my kinswoman -- what think you will be her fate?"	-- Вы правы, -- мягко сказала Изабелла, -- и я, кого вы охраняете с беззаветной преданностью, отплатила вам низкой неблагодарностью. Но мне так жаль бедную тетушку! А все эта негодная Марта, которая пользовалась у нее полным доверием! Ведь это Марта свела ее с Заметом и Хайраддином, которые совсем вскружили ей голову своей ворожбой, а хитрая служанка, пользуясь этим, внушила ей.., право, я не знаю, как мне и выразиться.., внушила ей ложные надежды на любовь и замужество, что уже совсем не пристало тете в ее годы. Я убеждена, что все это с самого начала было делом Людовика Французского, окружившего нас изменниками, чтобы заставить искать покровительства у французского двора, или, вернее, отдаться в его руки. И, когда мы сделали эту неосторожность, как бессовестно, как не по-королевски, не по-рыцарски, как бесчестно он с нами поступил! Да вы и сами это знаете, Квентин... Но бедная, бедная моя тетушка! Как вы думаете, что ее ждет?
Endeavouring to inspire hopes which he scarce felt, Durward answered that the avarice of these people was stronger than any other passion, that Marthon, even when he left them, seemed to act rather as the Lady Hameline's protectress, and in fine, that it was difficult to conceive any object these wretches could accomplish by the ill usage or murder of the Countess, whereas they might be gainers by treating her well, and putting her to ransom.	Стараясь ободрить молодую девушку надеждой, которую он едва ли разделял, Квентин стал говорить о том, что преобладающая страсть цыганского племени -- жадность, и, следовательно, Хайраддину не было никакого смысла убивать графиню Амелину или вообще дурно с ней обращаться; напротив, ему было выгодней обходиться с ней как можно лучше, ибо он мог тогда получить хороший выкуп или награду. К тому же и Марта намерена была, по-видимому, взять графиню Амелину под свое покровительство.
To lead the Countess Isabelle's thoughts from this melancholy subject, Quentin frankly told her the treachery of the Maugrabin, which he had discovered in the night quarter near Namur, and which appeared the result of an agreement betwixt the King and William de la Marck. Isabelle shuddered with horror, and then recovering herself said,	Чтобы отвлечь графиню Изабеллу от печальных мыслей, Квентин рассказал ей со всеми подробностями, как ему удалось открыть измену Хайраддина во время ночевки возле Намюра, и высказал подозрение, что все это было заранее задумано королем Людовиком, вошедшим в соглашение с де ла Марком. Выслушав этот рассказ, Изабелла содрогнулась от ужаса, но сейчас же овладела собой и сказала:
"I am ashamed, and I have sinned in permitting myself so far to doubt of the saints' protection, as for an instant to have deemed possible the accomplishment of a scheme so utterly cruel, base, and dishonourable, while there are pitying eyes in Heaven to look down on human miseries. It is not a thing to be thought of with fear or abhorrence, but to be rejected as such a piece of incredible treachery and villainy, as it were atheism to believe could ever be successful. But I now see plainly why that hypocritical Marthon often seemed to foster every seed of petty jealousy or discontent betwixt my poor kinswoman and myself, whilst she always mixed with flattery, addressed to the individual who was present, whatever could prejudice her against her absent kinswoman. Yet never did I dream she could have proceeded so far as to have caused my once affectionate kinswoman to have left me behind in the perils of Schonwaldt, while she made her own escape."	-- Мне стыдно, что я осмелилась хоть на минуту усомниться в небесном покровительстве и поверить возможности успеха такого низкого, злодейского замысла. Ведь есть же на небесах милосердный господь, который видит людские страдания и не допустит такого позорного дела! Нет, бояться таких вещей просто грешно, они должны внушать только одно отвращение. Но теперь я понимаю, отчего эта коварная Марта так старалась посеять раздор между мной и тетушкой, зачем она вечно льстила в глаза каждой из нас и в то же время всячески старалась восстановить нас друг против друга. Но все-таки я бы никогда не поверила, что она сможет уговорить тетю, которая, казалось, так горячо меня любила, бросить меня одну в Шонвальде в минуту такой страшной опасности.
"Did the Lady Hameline not mention to you, then," said Quentin, "her intended flight?"	-- Да разве графиня Амелина не предупредила вас о своем бегстве? -- спросил Квентин.
"No," replied the Countess, "but she alluded to some communication which Marthon was to make to me. To say truth, my poor kinswoman's head was so turned by the mysterious jargon of the miserable Hayraddin, whom that day she had admitted to a long and secret conference, and she threw out so many strange hints that -- that -- in short, I cared not to press on her, when in that humour, for any explanation. Yet it was cruel to leave me behind her."	-- Ни одним словом, -- ответила Изабелла. -- Она сказала только, что Марта сообщит мне нечто очень важное. Но, по правде сказать, все эти таинственные свидания с негодяем Хайраддином, с которым у нее и в тот день было долгое совещание, совсем вскружили голову бедной тетушке, и она говорила тогда такие странные вещи, что... Одним словом, видя, в каком она состоянии, я не хотела спрашивать у нее объяснений. Но все-таки это было очень жестоко с ее стороны.
"I will excuse the Lady Hameline from intending such unkindness," said Quentin, "for such was the agitation of the moment, and the darkness of the hour, that I believe the Lady Hameline as certainly conceived herself accompanied by her niece, as I at the same time, deceived by Marthon's dress and demeanour, supposed I was in the company of both the Ladies of Croye: and of her especially," he added, with a low but determined voice, "without whom the wealth of worlds would not have tempted me to leave."	-- Нет, графиня, я должен сказать, что вы заблуждаетесь, обвиняя вашу тетушку в жестокости, -- возразил Квентин. -- В такую страшную минуту и в такой темноте, как в ту ночь, легко было ошибиться; я думаю, она была так же твердо уверена, что вы с нею, как и я, обманутый фигурой и костюмом Марты, был убежден, что нахожусь в обществе обеих графинь де Круа, особенно той, -- добавил он решительно, хотя и тихим голосом, -- без которой никакие сокровища в мире не заставили бы меня покинуть Шонвальд.
Isabelle stooped her head forward, and seemed scarce to hear the emphasis with which Quentin had spoken. But she turned her face to him again when he began to speak of the policy of Louis, and, it was not difficult for them, by mutual communication, to ascertain that the Bohemian brothers, with their accomplice Marthon, had been the agents of that crafty monarch, although Zamet, the elder of them, with a perfidy peculiar to his race, had attempted to play a double game, and had been punished accordingly. In the same humour of mutual confidence, and forgetting the singularity of their own situation, as well as the perils of the road, the travellers pursued their journey for several hours, only stopping to refresh their horses at a retired dorff, or hamlet, to which they were conducted by Hans Glover, who, in all other respects, as well as in leaving them much to their own freedom in conversation, conducted himself like a person of reflection and discretion.	Изабелла слегка отвернулась, делая вид, что не замечает горячего тона последних слов своего спутника. Но, когда он опять заговорил -- на этот раз о низкой политике Людовика, -- она снова повернулась к нему, и они принялись обсуждать подробности последних событий. Вскоре они пришли к заключению, что оба брата цыгана была пособниками Марты и все трое были тайно подосланы коварным французским королем, причем старший из братьев, Замет, с обычным вероломством своего племени, хотел сыграть двойную игру и был за это наказан. Молодые люди до того увлеклись откровенными разговорами, что позабыли всю странность своего положения и все опасности дороги. Так они продолжали свой путь в течение нескольких часов, останавливаясь лишь изредка, чтобы дать передохнуть лошадям, подле какой-нибудь уединенной хижины или деревни по указанию Ганса Гловера, который все время вел себя как самый рассудительный и порядочный человек.
Meantime, the artificial distinction which divided the two lovers (for such we may now term them) seemed dissolved, or removed, by the circumstances in which they were placed, for if the Countess boasted the higher rank, and was by birth entitled to a fortune incalculably larger than that of the youth, whose revenue lay in his sword, it was to be considered that, for the present, she was as poor as he, and for her safety, honour, and life, exclusively indebted to his presence of mind, valour, and devotion. They spoke not indeed of love, for though the young lady, her heart full of gratitude and confidence, might have pardoned such a declaration, yet Quentin, on whose tongue there was laid a check, both by natural timidity and by the sentiments of chivalry, would have held it an unworthy abuse of her situation had he said anything which could have the appearance of taking undue advantage of the opportunities which it afforded them. They spoke not then of love, but the thoughts of it were on both sides unavoidable, and thus they were placed in that relation to each other, in which sentiments of mutual regard are rather understood than announced, and which, with the freedoms which it permits, and the uncertainties that attend it, often forms the most delightful hours of human existence, and as frequently leads to those which are darkened by disappointment, fickleness, and all the pains of blighted hope and unrequited attachment.	Между тем искусственная преграда, разделявшая влюбленных (теперь мы имеем право их так называть), мало-помалу исчезала благодаря обстоятельствам, в которые они были поставлены; если графиня могла похвалиться более высоким званием и, владея замком, была несравненно богаче Квентина, все достояние которого заключалось в его мече, то в настоящую минуту она была так же бедна, как и он, а ее безопасность, честь и жизнь целиком зависели от его присутствия духа, храбрости и верности. Они ни единым словом не обмолвились о любви, хотя сердце молодой девушки было преисполнено такой горячей благодарности и доверия к юноше, что она простила бы ему самое смелое признание; но застенчивость и рыцарские чувства удерживали Квентина от всякого намека на любовь, который мог быть понят ею как попытка воспользоваться ее беспомощным положением. Итак, они не говорили о любви, но оба непрестанно думали о ней. Между ними установились такие отношения, когда чувство легче понимается, чем высказывается; отношения, которые, при всей своей неопределенности, допускают некоторую свободу обращения и доставляют человеку лучшие минуты в жизни, хотя за ними иной раз следуют разочарование, измена и муки обманутых надежд и неразделенной любви.
It was two hours after noon, when the travellers were alarmed by the report of the guide, who, with paleness and horror in his countenance, said that they were pursued by a party of De la Marck's Schwarzreiters. These soldiers, or rather banditti, were bands levied in the Lower Circles of Germany, and resembled the lanzknechts in every particular, except that the former acted as light cavalry. To maintain the name of Black Troopers, and to strike additional terror into their enemies, they usually rode on black chargers, and smeared with black ointment their arms and accoutrements, in which operation their hands and faces often had their share. In morals and in ferocity these Schwarzreiters emulated their pedestrian brethren the Lanzknechts.	Было два часа пополудни, когда наших путников встревожило донесение проводника: с перепуганным, бледным лицом он объявил, что за ними гонятся черные рейтары де ла Марка. Эти солдаты или, вернее, разбойники набирались в округах Нижней Германии и во всем походили на ландскнехтов, если не считать того, что последние действовали и как легкая кавалерия. Чтобы оправдать свое наименование черных всадников и внушить больше страха врагам, черные рейтары обыкновенно разъезжали на вороных лошадях и мазали свои доспехи черной краской, после чего их лица и руки зачастую тоже становились черными. По безнравственности и жестокости черные рейтары могли смело соперничать со своими пешими собратьями -- ландскнехтами.
["To make their horses and boots shine, they make themselves as black as colliers. These horsemen wear black clothes, and poor though they be, spend no small time in brushing them. The most of them have black horses, . . . and delight to have their boots and shoes shine with blacking stuff, their hands and faces become black, and thereof they have their foresaid name." . . . Fynes Morrison's Itinerary. -- S.]	нет соответствия
On looking back, and discovering along the long level road which they had traversed a cloud of dust advancing, with one or two of the headmost troopers riding furiously in front of it, Quentin addressed his companion:	Оглянувшись назад и увидев вдали на ровной дороге приближающееся облако пыли, впереди которого действительно неслись во всю прыть два-три черных всадника, Квентин сказал своей спутнице:
"Dearest Isabelle, I have no weapon left save my sword, but since I cannot fight for you, I will fly with you. Could we gain yonder wood that is before us ere they come up, we may easily find means to escape."	-- Дорогая Изабелла, у меня нет другого оружия, кроме меча. Я не могу сразиться за вас, но я буду сопровождать вас в вашем бегстве. Если нам удастся достигнуть леса, прежде чем они нас нагонят, мы можем спастись.
"So be it, my only friend," said Isabelle, pressing her horse to the gallop, "and thou, good fellow," she added, addressing Hans Glover, "get thee off to another road, and do not stay to partake our misfortune and danger."	-- Пусть будет по-вашему, мой единственный друг, -- ответила Изабелла, пуская свою лошадь в галоп. -- А ты, дружок, -- добавила она, обращаясь к Гансу Гловеру, -- ступай другой дорогой. Тебе незачем из-за нас подвергать опасности свою жизнь.
The honest Fleming shook his head, and answered her generous exhortation, with Nein, nein! das geht nicht [no, no! that must not be], and continued to attend them, all three riding toward the shelter of the wood as fast as their jaded horses could go, pursued, at the same time, by the Schwarzreiters, who increased their pace when they saw them fly. But notwithstanding the fatigue of the horses, still the fugitives being unarmed, and riding lighter in consequence, had considerably the advantage of the pursuers, and were within about a quarter of a mile of the wood, when a body of men at arms, under a knight's pennon, was discovered advancing from the cover, so as to intercept their flight.	Но честный фламандец только покачал головой на это великодушное предложение и ответил: "Nein, nein, das geht nichts" [Нет, нет, это не годится (нем ).], после чего все трое понеслись к лесу с такой скоростью, на какую только были способны их усталые лошади; но, увидев, что они поскакали, черные рейтары, в свою очередь, пустили вскачь своих коней. Однако, несмотря на то что лошади беглецов были сильно измучены, им удалось далеко опередить своих преследователей, на которых были тяжелые доспехи, и им оставалось уже не более четверти мили до опушки, как вдруг из лесу выехал отряд вооруженных людей под рыцарским знаменем и поскакал им наперерез.
"They have bright armour," said Isabelle, "they must be Burgundians. Be they who they will, we must yield to them, rather than to the lawless miscreants who pursue us."	-- Судя по блестящим латам, это, должно быть, бургундцы, -- сказала Изабелла. -- Но кто бы они ни были, лучше сдаться им, чем безбожным злодеям, которые гонятся за нами.
A moment after, she exclaimed, looking on the pennon,	Минуту спустя, взглянув на развевающееся знамя, она воскликнула:
"I know the cloven heart which it displays! It is the banner of the Count of Crevecoeur, a noble Burgundian -- to him I will surrender myself."	-- Я узнаю это знамя! Видите сердце, пронзенное стрелой? Это знамя благородного бургундца, графа Кревкера! Я сдамся ему!
Quentin Durward sighed, but what other alternative remained, and how happy would he have been but an instant before, to have been certain of the escape of Isabelle, even under worse terms? They soon joined the band of Crevecoeur, and the Countess demanded to speak to the leader, who had halted his party till he should reconnoitre the Black Troopers, and as he gazed on her with doubt and uncertainty, she said,	Квентин Дорвард вздохнул, но другого выбора не было. А как бы он был счастлив минуту назад, если б мог купить спасение Изабеллы даже гораздо более дорогой ценой! Вскоре они съехались с отрядом Кревкера, остановившимся при виде скакавших навстречу черных всадников. Графиня объявила, что желает говорить с начальником отряда. И в то время как Кревкер с недоумением смотрел на нее, она сказала:
"Noble Count -- Isabelle of Croye, the daughter of your old companion in arms, Count Reinold of Croye, renders herself, and asks protection from your valour for her and hers."	-- Благородный граф. Изабелла де Круа, дочь вашего старого товарища по оружию, графа Рейнольда де Круа, сдается вам и просит вашей защиты для себя и своих провожатых!
"Thou shalt have it, fair kinswoman, were it against a host -- always excepting my liege lord, of Burgundy. But there is little time to talk of it. These filthy looking fiends have made a halt, as if they intended to dispute the matter. -- By Saint George of Burgundy, they have the insolence to advance against the banner of Crevecoeur! What! will not the knaves be ruled? Damian, my lance! -- Advance banner! -- Lay your spears in the rest! -- Crevecoeur to the Rescue!"	-- Я готов вам служить, прелестная родственница, против всех и вся, кроме моего законного государя, герцога Бургундского. Но теперь не время разговаривать. Эти грязные негодяи остановились, как будто хотят на нас напасть... Клянусь святым Георгием Бургундским, эти наглецы намерены идти против знамени Кревкера! Неужели они воображают, что мы с ними не справимся? Дамиен, мое копье! Знамя вперед, копья наперевес, Кревкер, в атаку!
Crying his war cry, and followed by his men at arms, he galloped rapidly forward to charge the Schwarzreiters.	-- прокричал граф и с этим военным кличем своего дома помчался во главе маленького отряда навстречу черным рейтарам.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты