SWAN SONG/Лебединая песня (часть третья)

CHAPTER XI "GREAT FORSYTE"/XI. "БОЛЬШОЙ ФОРСАЙТ"

English	Русский
On the morning after the Slum Conversion Committee meeting Soames had started early. It was his intention to spend the night somewhere "down there," look at his roots the following morning, and motor part of the way home. On the day after, he would return to town and see if he couldn't carry Fleur back with him to Mapledurham for a long weekend. He reached a seaside hostel ten miles from his origin about six o'clock, ate a damp dinner, smoked his own cigar, and went to a bed in which, for insurance sake, he placed a camel's hair shawl.	Наутро после заседания комитета по перестройке трущоб Сомс рано пустился в путь. Он решил переночевать "где-нибудь там", на другой день посмотреть корни Форсайтов и проделать часть обратной дороги; а еще через день вернуться в Лондон и попытаться увезти Флер к себе в Мейплдерхем на весь конец недели. Часов в шесть он прибыл в приморскую харчевню в десяти милях от местожительства предков, съел неважный обед, выкурил привезенную с собой сигару и лег спать, для верности застелив кровать пледом из верблюжьей шерсти.
He had thought things out, and was provided with an ordinance map on an inordinate scale. He meant to begin his investigation by seeing the church. For he had little to go by except a memory that his father James had once been down, and had returned speaking of a church by the sea, and supposing that there might be "parish entries and that, but it was a long time back and he didn't know."	Он все обдумал и запасся военной картой большого масштаба. Свои исследования он собирался начать с осмотра церкви, руководясь, как единственной вехой, воспоминанием, что когда-то здесь побывал его отец Джемс и, вернувшись, говорил, что видел церковь над морем и что, "вероятно, есть приходские записи и все такое, но времени прошло много, и он не знает".
After an early breakfast he directed Riggs towards the church. As James had said, it was close to the sea, and it was open. Soames went in. A little old grey church with funny pews, and a damp smell. There wouldn't be any tablets to his name, he supposed. There were not, and he went out again, to wander among the gravestones, overcome by a sense of unreality--everything underground, and each gravestone, older than the last century, undecipherable. He was about to turn away when he stumbled. Looking down in disapproval at a flat stone, he saw on the worn and lichened surface a capital F. He stood for a minute, scrutinizing, then went down on his knees with a sort of thrill. Two names--the first had an undoubted capital J, a y, and an n; the second name began with that capital F, and had what looked like an s in the middle, and the remains of a tall letter last but one! The date? By George--the date was legible! 1777. Scraping gingerly at the first name, he disinterred an o. Four letters out of the six in Jolyon; three letters out of Forsyte. There could hardly be a doubt that he had stumbled over his great-great-grandfather! Supposing the old chap had lived to the ordinary age of a Forsyte, his birth would be near the beginning of the eighteenth century! His eyes gimletted the stone with a hard grey glance as though to pierce to the bones beneath--clean as a whistle long since, no doubt! Then he rose from his knees and dusted them. He had a date now. And, singularly fortified, he emerged from the graveyard, and cast a suspicious look at Riggs. Had he been seen on his knees? But the fellow was seated, as usual, with his back to everything, smoking his eternal cigarette. Soames got into the car.	После раннего завтрака он велел Ригзу ехать к церкви. Она стояла у самого моря, как и сказал Джемс, и была открыта. Сомс вошел. Старая серая церковка, смешные скамьи, запах сырости. Вряд ли будут на стенах дощечки с его фамилией. Дощечек не оказалось, и он вышел на кладбище, и там, среди могильных плит, его охватило чувство нереальности - все скрыто под землей, могильным плитам больше ста лет, ни одной надписи не прочесть. Он уже собрался уходить, как вдруг споткнулся, Неодобрительно вперив глаза в плоский камень, он увидел на его выветренной, замшелой поверхности заглавное Ф. Минуту постоял, вглядываясь, потом что-то дрогнуло в нем, и он опустился на колени. Два слова - первое, несомненно, начинается на Д, и есть в нем лин; во втором - то самое заглавное Ф, а в середине что-то вроде с, и у последней буквы хвостик, как у г. Дата? Э, дату можно прочесть! 1777. Он тихонько поскреб первое имя и откопал букву о. Четыре буквы из слова "Джолион", три - из слова "Форсайт". Почти не оставалось сомнений, что он споткнулся о своего прапрадеда! Если старик дожил до обычного возраста Форсайтов, значит он родился в начале восемнадцатого века. Глаза Сомса жестким серым взглядом буравили камень, словно пытаясь добраться до глубоко зарытых костей, давно уже, вероятно, чистых, как палочки. Потом он поднялся с колен и отряхнул с них пыль. Теперь у него есть дата. И, полный непонятной бодрости, он вышел с кладбища и подозрительным взглядом окинул Ригза. Не видел ли тот, как он стоял на коленях? Но шофер сидел, как всегда, повернувшись спиной ко всему на свете, покуривая неизменную папиросу. Сомс сел в машину.
"I want the vicarage now, or whatever it is."	- Теперь мне нужен дом священника, или как его там.
"Yes, sir."	- Хорошо, сэр.
He was always saying "Yes, sir," without having an idea of where places were.	Всегда он отвечает "Хорошо, сэр", а сам понятия не имеет, куда ехать.
"You'd better ask," he said, as the car moved up the rutted lane. Sooner than ask, the fellow would go back to London! Not that there was anyone to ask. Soames was impressed, indeed, by the extreme emptiness of this parish where his roots lay. It seemed terribly hilly, and full of space, with large fields, some woods in the coombe to the left, and a soil that you couldn't swear by--not red and not white and not brown exactly; the sea was blue, however, and the cliffs, so far as he could judge, streaky. The lane bent to the right, past a blacksmith's forge.	- Вы бы лучше спросили дорогу, - сказал он, когда машина двинулась по изрытому колеями проселку. Этот тип скорей в Лондон вернется, чем спросит. Спрашивать, впрочем, было некого. Полное безлюдье прихода, где покоились его корни, поражало Сомса. Кругом были холмы и простор, большие поля, налево в овраге - лес, и почва, видно, неважная - не красная, и не белая, и не то чтобы бурая; вот море - то было синее, а скалы, насколько он мог разглядеть, - полосатые. Дорога свернула вправо, мимо кузницы.
"Hi!" said Soames, "pull up!"	- Эй, - сказал Сомс, - остановитесь-ка!
He himself got out to ask. That fellow never made head or tail of what he was told.	Он сам вышел спросить дорогу. Ригз все равно перепутал бы.
The blacksmith was hammering at a wheel, and Soames waited till his presence was observed.	Кузнец бил молотом по колесу, и Сомс подождал, пока он заметит его присутствие.
"Where's the vicarage?"	- Где дом священника?
"Up the lane, third 'ouse on the right."	- Прямо по дороге, третий дом направо.
"Thank you," said Soames, and, looking at the man suspiciously, added:	- Благодарю вас, - сказал Сомс и, подозрительно оглядев кузнеца, добавил:
"Is the name Forsyte known hereabouts nowadays?"	- Что, фамилия Форсайт здесь еще известна?
"What's that?"	- Что такое?
"Have you ever heard the name Forsyte?"	- Вы когда-нибудь слышали фамилию Форсайт?
"Farsyt? Noa."	- Фарсит? Нет.
Soames heard him with a disappointed relief, and resumed his seat. What if he'd said: "Yes, it's mine!"	Сомс испытал смешанное чувство разочарования и облегчения и вернулся на свое место. Вдруг бы он сказал: "Ну да, это моя фамилия!"
A blacksmith's was a respectable occupation, but he felt that he could do without it in the family. The car moved on.	Быть кузнецом - почтенная профессия, но он чувствовал, что в его семье она не обязательна. Машина двинулась.
The vicarage was smothered in creeper. Probably the Vicar would be, too! He rang a rusty bell and waited. The door was opened by a red-cheeked girl. It was all very rustic.	Дом священника задыхался в зарослях ползучих растений. Священник, наверно, тоже задохнулся! Сомс потянул ржавый звонок и стал ждать. Дверь отворила краснощекая девушка. Все было просто, по-деревенски.
"I want the Vicar," said Soames. "Is he in?"	- Мне нужно видеть священника, - сказал Сомс. - Он дома?
"Yes, sir. What name?"	- Да, сэр. Как о вас сказать?
But at this moment a thin man in a thin suit and a thin beard came out from a doorway, saying:	Но в эту минуту в дверях появился жидкий мужчина в жиденьком костюме и с жидкой бородкой.
"Am I wanted, Mary?"	- Это ко мне, Мэри?
"Yes," said Soames; "here's my card."	- Да, - сказал Сомс, - вот моя карточка.
There ought--he felt--to be a way of enquiring about one's origin that would be distinguished; but, not finding it, he added simply:	Наверно, думалось ему, можно расспросить о своем происхождении в каких-то особых, изысканных фразах; но они не подвернулись, и он сказал просто:
"My family came from hereabouts some generations back; I just wanted to have a look at the place, and ask you a question or two."	- Мои предки жили в этих местах несколько поколений назад. Мне хотелось поглядеть эти края и кой о чем расспросить вас.
"Forsyte?" said the Vicar, gazing at the card: "I don't know the name, but I daresay we shall find something."	- Форсайт? - сказал священник, глядя на карточку. - Имя мне незнакомо, но, полагаю, что-нибудь найдем.
His clothes were extremely well worn, and Soames had the impression that his eyes would have been glad if they could. 'Smells a fee,' he thought; 'poor devil!'	Одежда на нем была старая, поношенная, и Сомсу подумалось, что глаза его обрадовались бы, если б умели. "Чует деньги, - подумал он, - бедняга!"
"Will you come in?" said the Vicar. "I've got some records and an old tythe map. We might have a look at them. The registers go back to 1580. I could make a search for you."	- Зайдите, пожалуйста, - сказал священник. - У меня есть кой-какие записи и старая десятинная карта [37]. Можно посмотреть. Церковные книги ведутся с тысяча пятьсот восьмидесятого года. Я мог бы проглядеть их для вас.
"I don't know if that's worth while," said Soames, following him into a room that impressed him as dismal beyond words.	- Не знаю, стоит ли, - сказал Сомс и прошел за ним в комнату, неописуемо унылую.
"Do sit down," said the Vicar. "I'll get that map. Forsyte? I seem to remember the name now."	- Присядьте, - сказал священник, - я сейчас достану карту, Форсайт? Теперь я как будто вспоминаю.
The fellow was agreeable, and looked as if he could do with an honest penny!	Любезен до крайности и, наверно, непрочь заработать!
"I've been up to the church," said Soames: "it seems very close to the sea."	- Я был возле церкви, - сказал Сомс. - Она очень близко от моря.
"Yes; they used to use the pulpit, I'm afraid, to hide their smuggled brandy."	- Да; в кафедре, говорят, в прежнее время прятали контрабандную водку.
"I got a date in the graveyard--1777; the stones are very much let down."	- Я нашел на кладбище дату - тысяча семьсот семьдесят семь; могилы сильно запущены.
"Yes," said the Vicar, who was groping in a cupboard; "one's difficulty is the sea air. Here's the map I spoke of"; and, unrolling a large and dingy map, he laid it on the table, weighting down the corners with a tin of tobacco, an inkstand, a book of sermons, and a dog whip. The latter was not heavy enough, and the map curled slowly away from Soames.	- Да, - сказал священник, роясь в шкафу, - это все морской воздух виноват. Вот карта, о которой я говорил. - Он принес большую потемневшую карту, разложил ее на столе, а углы придавил жестянкой с табаком, чернильницей, книгой проповедей и плеткой. Плетка была слишком легкая, и карта, медленно свертываясь, удалялась от Сомса.
"Sometimes," said the Vicar, restoring the corner, and looking round for something to secure it, "we get very useful information from these old maps."	- Иногда, - сказал священник, водворяя угол на место и глазами ища, чем бы придавить его, - из этих старых карт можно извлечь много полезного.
"I'll keep it down," said Soames, bending over the map. "I suppose you get a lot of Americans, fishing for ancestors?"	- Я подержу, - сказал Сомс, наклоняясь над картой. - К вам, верно, приезжает много американцев в поисках предков?
"Not a lot," said the Vicar, with a sideway glance that Soames did not quite like. "I can remember two. Ah! here," and his finger came down on the map, "I THOUGHT I remembered the name--it's unusual. Look! This field close to the sea is marked 'Great Forsyte!'"	- Нет, не много, - сказал священник, и брошенный им искоса взгляд не понравился Сомсу. - Я помню двоих. А, вот, - и палец его опустился на карту, - мне так и казалось, что имя знакомое, - оно запоминается. Смотрите! На этом участке, у самого моря, пометка - "Большой Форсайт".
Again Soames felt a thrill.	Снова что-то дрогнуло в Сомсе.
"What size is that field?"	- Какого размера участок?
"Twenty-four acres. There was the ruin of an old house, I remember, just there; they took the stones away in the war to make our shooting range. 'Great Forsyte'--isn't that interesting?"	- Двадцать четыре акра. Вот тут, я помню, были развалины дома. Камни взяли во время войны на устройство тира. "Большой Форсайт" - подумайте, как интересно!
"More interesting to me," said Soames, "if they'd left the stones."	- Мне было бы интереснее, если бы камни остались на месте, - сказал Сомс.
"The spot is still marked with an old cross--the cattle use it for a rubbing stone. It's close to the hedge on the right hand side of the coombe."	- Там есть отметка - старый крест, об него всегда скотина чешется. У самой изгороди, на правой стороне оврага.
"Could I get to it with the car?"	- Туда можно Подъехать на машине?
"Oh, yes; by going round the head of the coombe. Would you like me to come?"	- О да; в объезд оврага. Желаете, я проеду с вами?
"No, thanks," said Soames. The idea of being overlooked while inspecting his roots was unpleasant to him. "But if you'd kindly make a search in the register while I'm gone, I could call back after lunch and see the result. My great-grandfather, Jolyon Forsyte, died at Studmouth. The stone I found was Jolyon Forsyte, buried in 1777--he'd be my great-great-grandfather, no doubt. I daresay you could pick up his birth, and perhaps HIS father's--I fancy they were a long-lived lot. The name Jolyon seems to have been a weakness with them."	- Нет, благодарю, - сказал Сомс. Мысль обследовать свои корни при свидетелях не улыбалась ему. - Но если вы будете так добры, что пороетесь пока в записях, я бы заехал после завтрака узнать результаты. Мой прадед, Джолион Форсайт, умер в Стэдмуте. Под камнем, который я нашел, лежит Джолион Форсайт, похоронен в тысяча семьсот семьдесят седьмом году - по-видимому, мой прапрадед. Вам, вероятно, удастся отыскать дату его рождения и, может быть, рождения его отца - порода была долговечная. К имени Джолион они, по-видимому, питали особую слабость.
"I could make a search at once. It would take some hours. What would you think reasonable?"	- Я сейчас же возьмусь за дело. Это займет несколько часов. Сколько вы полагаете за труд?
"Five guineas?" hazarded Soames.	- Пять гиней? - рискнул Сомс.
"Oh! That would be generous. I'll make a very thorough search. Now, let me come and tell you how to get to it." With a slight pang Soames followed him--a gentleman in trousers shiny behind.	- О, это щедро. Я очень тщательно просмотрю записи. Теперь пойдемте, я объясню вам, как проехать. - Он пошел вперед, и Сомса кольнуло: джентльмен, а брюки сзади лоснятся.
"You go up this road to the fork, take the left-hand branch past the post-office, and right on round the head of the coombe, always bearing to the left, till you pass a farm called 'Uphays.' Then on till the lane begins to drop; there's a gate on the right, and if you go through it you'll find yourself at the top of that field with the sea before you. I'm so pleased to have found something. Won't you have a little lunch with us when you come back?"	- Поедете этой дорогой до разветвления, свернете влево мимо почты и дальше, в объезд оврага, все время забирая влево, увидите ферму "Верхний Луг". Дальше - до спуска; на правой руке есть ворота - войдите и окажетесь на верхнем конце того поля; впереди увидите море. Я так рад, что мог кое-что найти. Может, на обратном пути позавтракаете у нас?
"Thank you," said Soames, "very good of you, but I've got my lunch with me," and was instantly ashamed of his thought. 'Does he think I'm going to make off without paying?' Raising his hat slightly, he got into the car, with his umbrella in his hand, so as to poke Riggs in the back when the fellow took his wrong turnings.	- Благодарю вас, - сказал Сомс, - вы очень добры, но я захватил завтрак с собой. - И сейчас же устыдился своей мысли: "Что же, он думает, что я скроюсь не заплатив?" Он приподнял шляпу и сел в машину, держа наготове зонт, чтобы тыкать им в спину Ригза, если тот, по привычке, свернет не в ту сторону.
He sat, contented, using the umbrella gingerly now and then. So! To get baptized and buried, they used to cross the coombe. Twenty- four acres was quite a field. "Great Forsyte"; there must have been "Little Forsytes," too.	Он сидел довольный, время от времени тихонько пуская в ход зонтик. Так! В дни крестин и похорон они перебирались через овраг. Двадцать четыре акра - участок порядочный. "Большой Форсайт"! Наверно, были и "Маленькие Форсайты".
The farm the Vicar had spoken of appeared to be a rambling place of old buildings, pigs and poultry.	Упомянутая священником ферма оказалась беспорядочным скоплением старых построек, свиней и домашней птицы.
"Keep on," he said to Riggs, "until the lane drops, and go slow, I want a gate on the right."	- Поезжайте дальше, пока не начнется спуск, - сказал он Ригзу, - да не спешите, справа будут ворота.
The fellow was rushing along as usual, and the lane already dropping downhill.	Ригз, по своему обыкновению, гнал, а дорога уже шла под гору.
"Hold hard! There it is!" The car came to a standstill at a rather awkward bend.	- Стойте! Вот они! - Машина остановилась на довольно неудобном повороте.
"You've overshot it!" said Soames, and got out. "Wait here! I may be some time."	- Проскочили! - сказал Сомс и вышел. - Подождите здесь! Я, возможно, задержусь.
Taking off his overcoat and carrying it on his arm, he went back to the gate, and passed through into a field of grass. He walked downwards to the hedge on the left, followed it round, and presently came in view of the sea, bright, peaceful, hazy, with a trail of smoke in the distance. The air beat in from the sea, fresh air, strong and salt. Ancestral! Soames took some deep breaths, savouring it, as one might an old wine. Its freshness went a little to his head, so impregnated with ozone or iodine, or whatever it was nowadays. And then, below him, perhaps a hundred yards away, above a hollow near the hedge he saw the stone, and again felt that thrill. He looked back. Yes! He was out of sight of the lane, and had his feelings to himself! And going up to the stone, he gazed down at the hollow between him and the hedge. Below it the field sloped to the beach, and what looked like the ghost of a lane ran up towards the hollow from the coombe. In that hollow then, the house had been; and there they'd lived, the old Forsytes, for generations, pickled in this air, without another house in sight--nothing but this expanse of grass in view and the sea beyond, and the gulls on that rock, and the waves beating over it. There they'd lived, tilling the land, and growing rheumatic, and crossing the coombe to church, and getting their brandy free, perhaps. He went up and examined the stone--upright, with another bit across the top--lintel of a barn, perhaps--nothing on it. Descending into the hollow, he poked about with his umbrella.	Он снял пальто, перекинул его через руку и, пройдя обратно по дороге, вошел через ворота на луг. Спустившись влево, к изгороди, он пошел вдоль нее и скоро увидел море, спокойное в пронизанном солнцем тумане, и дымок парохода вдали, С моря дул ветер, свежий, крепкий, соленый. Ветер предков! Сомс глубоко потянул в себя воздух, смакуя его, как старое вино. У него слегка закружилась голова от этой свежести, насыщенной озоном или йодом - или как это теперь называют? А потом пониже, шагах в ста, он заметил камень над углублением возле изгороди, и опять что-то в нем дрогнуло. Он оглянулся. Да! С дороги его не видно, никто не подглядит его чувства! И, дойдя до камня, он заглянул в углубление, отделявшее его от изгороди. Дальше поле спускалось к самой воде, а из оврага к камню вело смутное подобие бывшей дороги. Значит, дом был в этом углублении, здесь они жили, старые Форсайты, из поколения в поколение, просоленные этим воздухом; и не было вблизи другого дома, ничего не было - только травяной простор, и море, да чайки на той скале, да разбивающиеся об нее волны. Здесь они жили, пахали землю, наживали ревматизм и ходили через овраг в церковь и, может быть, промышляли даровой водкой. Он осмотрел камень - стоячий, с перекладиной наверху - верно, кусок от сарая - никакой надписи. Спустился в углубление и зонтом стал ковырять землю...
During the war--the parson had said--they had removed the ruins. Only twelve years ago, but not a sign! Grassed over utterly, not even the shape visible. He explored up to the hedge. They'd made a clean sweep all right--nothing but grass now and a scrubble of fern and young gorse, such as would seize on a hollow for their growing. And, sitting on his overcoat with his back against the stone, Soames pondered. Had his forbears themselves built the house there in this lonely place--been the first to seat themselves on this bit of wind-swept soil? And something moved in him, as if the salty independence of that lonely spot were still in his bones. Old Jolyon and his own father and the rest of his uncles--no wonder they'd been independent, with this air and loneliness in their blood; and crabbed with the pickling of it--unable to give up, to let go, to die. For a moment he seemed to understand even himself. Southern spot, south aspect, not any of your northern roughness, but free, and salt, and solitary from sunrise to sunset, year in, year out, like that lonely rock with the gulls on it, for ever and for ever. And drawing the air deep into his lungs, he thought: 'I'm not surprised old Timothy lived to be a hundred!' A long time he sat there, nostalgically bemused, strangely unwilling to move. Never had he breathed anything quite like that air; or so, at least, it seemed to him. It had been the old England, when they lived down here--the England of pack-horses and very little smoke, of peat and wood fires, and wives who never left you, because they couldn't, probably. A static England, that dug and wove, where your parish was your world, and you were a churchwarden if you didn't take care. His own grandfather--begotten and born one hundred and fifty-six years ago, in the best bed, not two dozen paces from where he was sitting. What a change since then! For the better? Who could say? But here was this grass, and rock and sea, and the air and the gulls, and the old church over there beyond the coombe, precisely as they had been, only more so. If this field were in the market, he wouldn't mind buying it as a curiosity. Only, if he did, nobody would come and sit here! They'd want to play golf over it or something. And, uneasy at having verged on the sentimental, Soames put his hand down and felt the grass. But it wasn't damp, and he couldn't conscientiously feel that he was catching rheumatism; and still he sat there, with the sunlight warming his cheeks, and his eyes fixed on the sea.	Остатки дома, сказал священник, увезли во время войны. Только двенадцать лет прошло, а ни следа не найти! Заросло травой, даже не разобрать, где были стены. Он продвинулся к изгороди. Хорошо подчистили, что и говорить, только трава да поросль папоротника и молодых кустов дрока - эти всегда цепляются за покинутые пепелища. И, постелив пальто. Сомс сел, прислонившись к камню, и задумался. Сами ли его предки построили этот дом здесь, на отлете, первыми ли осели на этом клочке овеянной ветром земли? И что-то в нем шевельнулось, точно он таил в себе долю соленой независимости этого безлюдного уголка. Старый Джолион, и его отец, и другие его дяди - не удивительно, что они были независимые, когда в крови у них жил этот воздух, это безлюдье; и крепкие, просоленные, неспособные сдаться, уступить, умереть. На мгновение он даже самого себя как будто понял. Юг, и пейзаж южный, без всякой эдакой северной суровости, но вольный и соленый, и пустынный с восхода до заката, из года в год, как та пустынная скала с чайками, - навсегда, навеки. И, глубоко вдыхая воздух, он подумал: "Нечего и удивляться, что старый Тимоти дожил до ста лет!" Долго просидел он, погруженный в своего рода тоску по родине; очень не хотелось уходить. Никогда в жизни, казалось, не дышал он таким воздухом. То была еще старая Англия, когда они жили в этих краях, - Англия, где ездили на лошадях и почти не знали дыма, жгли торф и дрова, и жены никогда не бросали мужей - потому, наверно, что не смели. Тихая Англия ткачей и земледельцев, где миром для человека был его приход, и стоило зазеваться, как угодишь в церковные старосты. Вот хоть его дед, зачатый и рожденный сто пятьдесят шесть лет назад на лучшей в доме кровати, в каких-нибудь двадцати шагах от места, где он сидит. Как все с тех пор изменилось! К лучшему? Почем знать? А вот эта трава, и скала, и море, и воздух, и чайки, и старая церковь за оврагом - все осталось, как было. Если бы этот участок продавался, он, пожалуй, не прочь был бы купить его, как музейную редкость. Но кто захочет сидеть здесь спокойно? Затеют гольф или еще что. И, вовремя поймав себя на грани чувствительности, Сомс опустил руку и пощупал траву. Но сырости не было, и он согрешил бы против совести, заподозрив, что схватит здесь ревматизм; он еще долго сидел, подставив щеку солнцу, устремив взгляд на море.
The ships went up and down, far out--steamers; no smugglers nowadays, and you paid the deuce of a price for brandy! In the old time here, without newspapers, with nothing from the outer world, you'd grow up without any sense of the State or that sort of thing. There'd be the church and your Bible, he supposed, and the market some miles away, and you'd work and eat and sleep and breathe the air and drink your cider and embrace your wife and watch your children, from June to June; and a good thing, too! What more did you do now that brought you any satisfaction? 'Change, it's all on the surface,' thought Soames; 'the roots are the same. You can't get beyond them--try as you will!' Progress, civilization, what were they for? Unless, indeed, to foster hobbies--collecting pictures, or what not? He didn't see how the old chaps down here could have had hobbies--except for bees, perhaps. Hobbies? Just for that--just to give people a chance to have hobbies? He'd had a lot of amusement out of his own; and but for progress would never have had it. No! He'd have been down here still, perhaps, shearing his sheep or following a plough, and his daughter would be a girl with sturdy ankles and one new hat. Perhaps it was just as well that you couldn't stop the clock! Ah! and it was time he was getting back to the lane before that chap came to look for him. And, getting up, Soames descended once more into the hollow. This time, close to the hedge, an object caught his eye, a very old boot--a boot so old that you could hardly swear by it. His lips became contorted in a faint smile. He seemed to hear his dead cousin George with his wry Forsytean humour cackling: "The ancestral boot! What ho, my wild ones! Let the portcullis fall!" Yes! They would laugh at him in the family if they knew he'd been looking at their roots. He shouldn't say anything about it. And suddenly he went up to the boot, and, hooking the point of his umbrella under what was left of the toecap, flung it pettishly over the hedge. It defiled the loneliness--the feeling he had known, drinking-in that air. And very slowly he went back to the lane, so as not to get hot, and have to sit all damp in the car. But at the gate he stood, transfixed. What was all this? Two large, hairy horses were attached tandem to the back of his car with ropes, and beside them were three men, one of whom was Riggs, and two dogs, one of whom was lame. Soames perceived at once that it was all "that fellow!" In trying to back up the hill, which he ought never to have gone down, he had jammed the car so that it couldn't move. He was always doing something! At this moment, however, "the fellow" mounted the car and moved the wheel; while one of the men cracked a whip. "Haup!" The hairy horses moved. Something in that slow, strong movement affected Soames. Progress! They had been obliged to fetch horses to drag Progress up the hill!	Вдали проплывали в обе стороны пароходы; контрабандисты перевелись, и за водку платят бешеные деньги! В старину здесь росли без газет, без всякой связи с внешним миром и, наверно, не задумывались над понятием государства и прочими сложными вещами. Знал человек свою церковь и библию и ближайший рынок, и с июня до июня работал, ел, и спал, и дышал воздухом, и пил сидр, и обнимал жену, и смотрел, как подрастают дети. А что же, не плохо! Прибавилось ли в наши дни к этому что-нибудь истинно ценное? "Перемены - это все внешнее, - думал Сомс, - корни те же, что были. От итого не уйдешь, сколько ни старайся". Прогресс, культура - к чему они? Порождают прихоти, увлечения - например, страсть к собиранию картин. Вряд ли здешние старики чем-нибудь увлекались, разве что пчелами. Увлечения? Только для этого - только чтобы дать людям возможность увлекаться? Надо сказать, картины доставили ему много приятных часов; без прогресса этого не было бы. Нет, он скорей всего так и жил бы здесь, стриг овец и ходил за плугом, а у дочки его были бы толстые щиколотки и одна новая шляпа. Может, и лучше, что нельзя остановить ход времени. Да, и пора, пожалуй, возвращаться на дорогу, пока этот тип не пришел искать его. И Сомс встал и опять спустился в углубление. На этот раз у самой изгороди он заметил какой-то предмет - очень старый башмак, такой старый, что почти утерял всякое подобие башмака. Бледная улыбка искривила губы Сомса. Он словно услышал, как кудахчет покойный кузен Джордж с кислым, чисто форсайтским юмором: "Башмак предков! Эй, слуги мои верные, поднимайте мосты, закрывайте решетки!" Да, в семье над ним посмеялись бы, узнав, что он ездил смотреть на их корни. Не стоит об этом рассказывать. И вдруг он подошел к башмаку и, поддев его кончиком зонта за носок, брезгливо швырнул через изгородь. Башмак осквернял безлюдье, то чувство, которое он испытал, впитывая этот воздух. И медленно-медленно, чтобы не вспотеть перед тем, как сесть в машину, он двинулся вверх к дороге. Но у ворот остановился как вкопанный. Что случилось? К задку его машины были привязаны цугом две большие мохнатые лошади, а рядом с ними стояли трое мужчин, из которых один Ригз, и две собаки, из которых одна хромая. Сомс мигом сообразил, что во всем виноват "этот тип". Попробовал дать задний ход в гору, с которой и съезжать-то не надо было, и так засадил машину, что не мог ее сдвинуть. Вечно он что-нибудь натворит! Однако в эту минуту Ригз сел на место и взялся за руль, а один из фермеров щелкнул кнутом. "Хоп!" Мохнатые лошади тронули. Сомса поразило что-то в их сильном, неспешном движении. Прогресс! Пришлось идти за лошадьми, чтобы тащить прогресс из канавы!
"That's a good horse!" he said, pointing to the biggest.	- Хорошая лошадь, - сказал он, указывая на самую большую.
"Ah! We call 'im Lion--'e can pull, Haup!"	- Ага. Мы и зовем ее Лев - здорово тянет. Хоп!
The car passed on to the level ground, and the horses were detached. Soames went up to the man who had said "Haup!"	Машина выбралась на ровное место, и лошадей отвязали. Сомс подошел к фермеру, который говорил "хоп".
"Are you from the farm back there?"	- Вы с ближайшей фермы?
"Yes."	- Да.
"Do you own this field?"	- Это ваше поле?
"I farm it."	- Арендованное.
"What do you call it?"	- Как вы его зовете?
"Call it? The big field."	- Зовем? Большое поле.
"It's marked 'Great Forsyte' on the tithe map. D'you know that name?"	- На десятинной карте оно помечено "Большой Форсайт". Вам эта фамилия знакома?
"Farsyt? There's none of the name now. My grandmother was called Farsyt."	- Форсит? Их никого не осталось. Моя бабка была Форсит.
"Was she?" said Soames, and again felt the thrill.	- В самом деле, - сказал Сомс, и опять в нем что-то дрогнуло.
"Ah!" said the farmer.	- Ага, - сказал фермер.
Soames controlled himself.	Сомс взял себя в руки.
"And what's YOUR name, if I may ask?"	- А ваша как фамилия, разрешите спросить?
"Beer."	- Бир.
Soames looked at him rather long, and took out his note case.	Сомс долго глядел на него, потом достал бумажник.
"You must allow me," he said, "for your horses and your trouble." And he offered a pound note. The farmer shook his head.	- Разрешите, - сказал он, - за лошадей и за труды. - И он протянул фунтовую бумажку.
"That's naught," he said;	Фермер покачал головой.
"you're welcome. We're always haulin' cars off this 'ill."	- Не надо. Какой там труд. Нам не впервые на эту гору машины втаскивать.
"I really can't take something for nothing," said Soames. "You'll oblige me!"	- Не могу же я даром принять услугу, - сказал Сомс, - уж пожалуйста!
"Well," said the farmer, "I thank yeou," and he took the note. "Haup!"	- Ну что же, - сказал фермер, - очень благодарен, - и взял деньги. Хоп!
The released horses moved forward and the men and dogs followed after them. Soames got into the car, and, opening his packet of sandwiches, began to eat.	Лошади налегке двинулись вперед, люди и собаки пошли следом. Сомс сел в машину, развернул пакет с сэндвичами и стал закусывать.
"Drive back to the vicarage--slowly." And, while he ate, he wondered why he had felt a thrill on discovering that some of his own blood ran in a hard-bitten looking chap called Beer--if, indeed, that WAS his name.	- Поезжайте опять к дому священника, да потише. - И за едой дивился, почему его так взволновало открытие, что кровь его предков течет в жилах этого деревенского парня по фамилии Бир.
It was two o'clock when he reached the vicarage, and the Vicar came to him with his mouth full.	К домику священника они попали в два часа, тот вышел к нему с полным ртом.
"I find a great may entries, Mr. Forsyte; the name goes back to the beginning of the register. I shall have to take my time to give you the complete list. That Jolyon seems to have been born in 1710, son of Jolyon and Mary; he didn't pay his tithes in 1757. There was another Jolyon born in 1680, evidently the father--he was church-warden from 1715 on; described as 'Yeoman of Hays--' he married a Bere."	- Записей нашлось много, мистер Форсайт; это имя попадается с самого начала книги. Составить полный список удастся не так-то скоро. Этот Джолион родился, по-видимому, в тысяча семьсот десятом году, сын Джолиона и Мэри; в тысяча семьсот пятьдесят седьмом году не заплатил десятинную подать. Был еще Джолион, рождения тысяча шестьсот восьмидесятого года очевидно, его отец, - тот с тысяча семьсот пятнадцатого года был церковным старостой; прозывали его "Фермер с Большого Луга", женился на Бир.
Soames gazed at him, and took out his note case.	Сомс задумчиво взглянул на него и полез за бумажником.
"How do you spell it?" he said.
"B-e-r-e."
"Oh! The farmer up there said that was his name, too. I thought he was gammoning me. It seems his grandmother was called Forsyte, and she was the last of them here. Perhaps you could send me the Bere entries, too, for an inclusive seven guineas?"	- Бир? Вот и фермер тут один так же назвался. Говорит, что его бабка была Форсайт и что после нее их здесь не осталось. Может, вы заодно пришлете мне записи семьи Бир, все вместе за семь гиней?
"Oh! Six will be ample."	- О, вполне достаточно и шести.
"No. We'll make it seven. You've got my card. I saw the stone. A healthy spot, right away from everything." He laid the seven guineas on the table, and again had an impression, as of glad eyes. "I must be getting back to London now. Good-bye!"	- Нет, пусть будет семь. Моя карточка у вас есть. Камень я видел. Местность здоровая, отовсюду далеко. - Он выложил на стол семь гиней и опять уловил радость в глазах священника. - А теперь мне пора домой в Лондон. До свидания!
"Good-bye, Mr. Forsyte. Anything I can find out I shall make a point of sending you."	- До свидания, мистер Форсайт. Непременно пришлю вам все, что сумею найти.
Soames shook his hand and went out to the car with the feeling that his roots would be conscientiously pulled up. After all, it was something to be dealing with a parson.	Сомс пожал ему руку и вышел - с уверенностью, что корни его будут выкорчеваны добросовестно. Как-никак, священник.
"Go on," he said to Riggs; "we'll get the best part of the way home."	- Поезжайте, - сказал он Ригзу. - Успеем сделать больше половины обратного пути.
And, lying back in the car, thoroughly tired, he mused. Great Forsyte! Well! He was glad he had come down.	И, откинувшись на спинку машины, порядком усталый, он дал волю мыслям. "Большой Форсайт!" Что ж, хорошо, что он собрался сюда съездить.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты